Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.



Министерство образования Российской Федерации
Пермский государственный технический университет
Березниковский филиал

АНТИПРИГОЖИН
УПРАВЛЯЕМЫЙ ХАОС



РОССИЯ
Березники – 2011

АВТОР: И. А. Верещагин

ББК 15.1; 20я7; 22.3; 60.5; 67; 87.3
УДК 5(075.8); 14; 16; 17

АНТИПРИГОЖИН. Управляемый хаос
/ Верещагин И.А. / Оригинал-макет подготовлен в БФ ПГТУ, г. Березники, 2004. _40_ c.

Рассмотрено синергетическое направление в философии сциентизма. На многочисленных примерах показана субъективистская сущность синергетики в трактовке И.Пригожина. Постмодерная синергетическая парадигма отражает общественно-политическое, историческое и материально-экономическое состояние общества.
Для интересующихся философией науки и развитием естествознания.

Рецензенты: Профессор, д. т. н., академик Ю.П.Кудрявский (г. Березники, БФ – Пермский государственный технический университет);
Профессор, д. ф.–м. н., С.С. Санников-Проскуряков (г. Харьков, ННЦ – Харьковский физико-технический институт),
Профессор, доктор филос. наук В.Н.Соболев (г. Пермь, ПГТУ, каф. философии)

© Верещагин И.А.

В --------------- Без объявления

ISBN – 5 – 89009 – 007 – 4

АНТИПРИГОЖИН
Управляемый хаос

1. – В РАЗНЫХ ИСТОЧНИКАХ
В статье «Философия нестабильности»  И.Пригожин останавливает внимание на психологическом эффекте, демонстрируемом homo: нестабильность, как явление, изучать фактически запрещалось. Естественно, однако, предположить, что «точки» нестабильного и устойчивого равновесия релятивно определяются по отношению к некоторому внешнему воздействию, в том числе динамическому.
В состоянии нестабильности и хаоса  возникает проблема предсказания, и она перекладывается на изучение флуктуаций, то есть на новый, более тонкий уровень бытия. Время как сущностная переменная является средством выражения, формулировки предсказаний, прогнозов. Но время из западной науки, начиная с XVII в., исключено . Вместо физического времени в ней использовался обратимый эрзац. У Лейбница бог все предвидит, и поэтому в мире нет нестабильности и нужды в прогнозах. Человек, будучи вне времени, становится «богоподобным», или намного ближе к квазибожественному состоянию. И.Ньютон же считал, что вмешательство бога требуется в каждый момент времени (отсюда эпигенез и гениальное предвидение И.Ньютоном постоянного творения «данной в ощущениях» материи).
Таким образом, картина бытия раздвоилась: универсум как внешний мир представлялся регулируемым автоматом (подобно часам), находящимся в бесконечном движении; универсум как внутренний мир человека стал носителем непредсказуемости. Однако сегодня физика включает нестабильность и спонтанность в картину внешнего универсума, сглаживая прежнюю раздвоенность мира объединением его объективной и субъективной частей.
Открытия в науке ХХ в. способствовали раскрытию природы нестабильности. В термодинамике стали рассматриваться неравновесные структуры как следствие необратимых процессов – с их самоорганизацией. Это вернуло прежний интерес к конструктивной роли времени. В космологии наблюдаемая часть Вселенной выступает не как раз и навсегда заданный объект, но приобретает признаки эволюционного развития. В теории элементарных частиц обнаруживается поразительная нестабильность, неустойчивость миниатюрных «первокирпичиков» мироздания. В XIX в. был открыт закон возрастания энтропии. Но «на фоне установки, исключающей время из научного описания, он рассматривается лишь как закон роста беспорядка» (с. 49). Эта установка являет нам очевидный пример психологичности и идеологичности научных суждений; наука и есть идеология – она так же пустила корни в культуру, как и в природу. Поэтому в науке вес приобретают вопросы, исходящие из других социокультурных пластов.
«Порядок и беспорядок возникают и существуют одновременно», поэтому рост энтропии отнюдь не означает увеличение хаоса. Порядок и беспорядок тесно взаимосвязаны, включая в себя друг друга. В Метагалактике, как существенно беспорядочной части мироздания, сам собой выкристаллизовывается порядок. Неравновесные явления ведут не только к порядку и беспорядку, но и к уникальным событиям (т.к. в неравновесном состоянии больше возможностей, информативности). В математике эта ситуация интерпретируется в терминах решений нелинейных дифференциальных уравнений. В любой момент времени [т.е. при всех значениях параметра, принимаемого за физическое время] могут возникнуть решения, отличные от предшествующих: появляются точки бифуркации, в которых «может происходить смена пространственно-временной организации объекта» и не только она. При этом, однако, вдали от равновесия системы могут возрастать когерентность и связь между ее элементами (химические часы). Это свойственно также процессу установления корреляции между различными областями автосолитона Метагалактики. «Можно сказать, что в равновесии материя слепа, а вне равновесия прозревает». Поэтому в неравновесной системе возможны уникальные события и повышение ее чувствительности к внешнему миру (и к себе самой), возникают перспектива эволюции и новая категория феноменов – аттракторы.
Аттракторы бывают точечные (маятник вблизи точки равновесия), периодические (химические часы, меняющие цвет состава), сложные (или странные, состоящие из нескольких точек). «В странном аттракторе система движется от точки к точке детерминированно» [если решения регулярны], но траектория движения в конце концов настолько запутывается, что предсказать движение системы в целом невозможно – это смесь стабильности и нестабильности. «Окружающая нас среда, климат, экология и наша нервная система могут быть поняты только в свете описанных представлений, учитывающих как стабильность, так и нестабильность» (с. 50).
«Мир нестабилен. Но это не означает, что он не поддается научному изучению. Признание нестабильности – не капитуляция, напротив – приглашение к новым экспериментальным и теоретическим исследованиям». Будущее принципиально непредсказуемо, а наши знания об универсуме неполны, как считает И. Пригожин. Наука у него сродни с искусством и литературой, приобретая очертания постмодерного художественного опуса. «Реальность неконтролируема в смысле, который был провозглашен прежней наукой». И развитие общества не поддается абсолютному контролю.
Разрушается дихотомия науки: разделение ее на гуманитарно-социальные дисциплины и естествознание. Наука была синонимом прогрессирующего отчуждения человека от природы, но теперь она в мире нестабильности и созидания вновь рассматривает человека в неразрывной связи с внешним миром. И. Пригожин проводит эпигенетический вариант сущности времени: «Время – это нечто такое, что конструируется в каждый данный момент». То есть конструктивистская платформа, с точки зрения математической и алгоритмической, как основа времени, нелинейна и тавтологична, т.к. время определяется во времени.
С.П. Курдюмов отмечает, что И. Пригожин «слишком расширил роль нестабильности, настаивая на принципиальной непредсказуемости поведения сложных систем… Странные аттракторы представляют собой крайне необычные математические объекты (с. 54, см. ). Система дифференциальных уравнений строится на детерминистических принципах, вырабатываемых классической наукой, а решения приводят к неустойчивости состояний и траекторий, к хаосу и непредсказуемости. И это констатируется без учета метафизичности всех построений математического анализа, теории чисел, геометрии, начиная с Античности – усугубляя процесс периодом канторизации математики посредством так называемой теории множеств. В природе наблюдения и эксперимент обнаруживают, правда, нечто соответствующее таким решениям. В небе водятся странные кометы, траектории которых не описываются ни классической, ни релятивистской механикой, ни в рамках ОТО.
Но в данном случае это называется мюнхгаузизмом, т.е. вытягиваем самого себя из болота за собственные волосы – на этот неизменный эффект было обращено внимание при рассмотрении причин появления другого подобного феномена: «бога» в зазеркалье. Таковы зигзаги математического неопозитивизма, основанного на метафизике древних.
Детерминизм странного аттрактора остается в том смысле, что область его появления и существования определена, а блуждание системы по состояниям и траекториям имеет не произвольные, а тоже определенные вероятности. Однако детерминизм, как понятие, модифицируется. Принцип преемственности остается справедливым в отношении детерминизма.
«Физическим обеспечением неустойчивости выступает всегда присутствующий на микроуровне хаос» (с. 56), который порождает порядок. Но выражение «всегда присутствует», в том числе в человеке как макротеле, употребимо также в отношении квантового моря, или газа, «реликтовых» частиц, «реликтовой» субстанции Метагалактики. А это море – если не макро-, то мегаобъект. Отсюда еще одна причина неопределенностей и непредсказуемости. То есть неконтролируемое взаимодействие, как причина неустойчивости и спонтанности, – во всем.
«В отличие от классической термодинамики, где имелся лишь один конечный пункт эволюционирования – термодинамическое равновесие, здесь возможно множество путей развития, но опять же: не какое угодно их число, а строго определенное». Правила запрета на возможные пути эволюции вновь вполне детерминированы – это о неединственности путей эволюции Пригожина. Жесткие ограничения есть и на правила существования природных объектов. «Здесь можно увидеть аналогию с борьбой за существование или с морфогенезом. Саморазвитие, усложнение среды происходит за счет уничтожения, изъятия запрещенных, т.е. нежизнеспособных форм». В точках бифуркации решающую роль играют малые возмущения, в этих точках – неустойчивость и нестабильность.
«Свобода выбора есть, но сам выбор ограничен возможностями объекта, поскольку объект является не пассивным, инертным материалом, а обладает, если угодно, собственной «свободой». Констатируется, что И. Пригожин «с одной стороны, преувеличивает возможности свободного человеческого действия, а с другой – мирится с бессилием человека в предсказании будущих событий» (с. 57). Сложные системы в одном режиме удерживают и локализуют хаос, а в другом – вблизи момента обострения – само это удержание посредством положительной обратной связи способствует действию хаоса. Отсюда стохастичность и «радиоактивные распады».
Надо отметить, что хаос и открытость (для него) присутствуют во времени «с обеих сторон» бесконечности: в окрестности точек t = ( (.


2. – В САМОМ ПРИГОЖИНЕ
В данном разделе анализируются идеи и предложения, высказанные авторами фундаментальной работы , где сторонники синергетики «парадокс времени» не решают, а усугубляют. И это закономерно, так как все «приближения» к пониманию времени, его природы, его (((((, – по определению, только удаляют от непреложного сфинкса-феникса. Это о стратегическом замысле авторов труда. Тактические ухабы на тяжкой дороге к загадке времени видны на каждой странице настольной книги синергетиков.

2.1 Об идейных истоках
В формировании идей И. Пригожина важную роль играет научно-теоретическая атмосфера, сложившаяся в обществе после триумфального нашествия на умы людей в начале ХХ в. позитивистской методологии. При выработке подхода к проблеме времени известный синергетик и опирается на метафизику классической науки модерного толка, и в то же время удивлен: «Как физика, предъявляющая все более строгие требования к эксперименту, что означает все более тесную связь между теорией и опытом, дерзает отрицать различие между прошлым и будущим?» (с. 4). Этот вопрос задается, однако, со стихийных позиций. Анализ ситуации должен идти глубже, в века и тысячелетия. Корни коллизии надо искать в правомерности программы геометризации физики. Все аксиомы геометрии исключают движение (так называемая аксиома движения в геометрии – это ввод умозрительных фикций, имеющих целью установление правил определения подобия и равенства фигур – в основном, на плоскости). Если в математической теории нет движения, в ней нет и времени (Л. Витгенштейн). Вместо времени, пользуясь метафизическими конструкциями геометрии, физики вводят параметр t, притянутый к неким часам, далеким, по существу, от физического явления и по методологии эксперимента, и буквально. Не вскрывая глубины физических процессов, происхождением из обратимых геометрических построений, будто дёготь в бочке с медом, внешний параметр отражает физическую реальность в кривом зеркале. Это тоже натуральная философия, но другого рода: она мало относится к сущности изучаемого явления. Парадокс в действительности состоит в том, что обратимый во времени параметр t делает зеркальным отражение будущего и прошлого. В то время как физические явления не симметричны относительно замены t ( – t. То есть в действительности мир физики асимметричен, в т.ч. по времени. А его описывают на основе обратимой геометрии, в которой, более того, вообще не оказалось места времени.
Далее в «Идейных истоках» авторами множатся вариации на тему «как, сохраняя каркас правдоподобных позитивистских теорий с их ржой геометрической метафизики, примирить обратимое в них «время» с фактически необратимыми физическими явлениями и необратимым временем». Делается это путем усложнения теоретических построений (см. n0 Аттракторы и т.п.), но при этом всё еще находясь внутри окостенелой парадигмы математического анализа с его исчислением бесконечно малых, интегрального исчисления, дифференциальных уравнений и геометрии, то есть находясь в состоянии, плотно закутанном паутиной античной метафизики. Приведем примеры.
Обратимость во времени связана с детерминизмом (с. 5). «Открытие неизменяющихся детерминистических законов сближало человеческое знание с божественной, вневременной точкой зрения» – это фатализм полунауки и устранение времени. Бог, якобы, всё видит одинаково в прошлом и будущем; он вне времени. Поэтому жестко детерминированные законы и равенство прошлого и будущего, в т.ч. по отношению к этим законам, приближали чадо по имени homo non-sapiens к своему желанному Покровителю, подле которого можно было вовсе не думать, ведь это так утомительно!
Хаос определяется как «чувствительность к начальным условиям» (с. 7). Идеи неустойчивости и хаоса – путь к субъективизации научного знания. Но далее читатель с удивлением узнаёт, что хаос находится «на границах человеческой памяти и прогноза», что хаос и ограничения в получении информации из прошлого и о будущем взаимообусловлены. На хаотических рубежах бытия homo нет или почти нет информации, а вместе с тем границы определяют «большую чувствительность к начальным и граничным условиям», т.е. большой объем информации . Таким образом, информации в хаосе нет и в то же время он перенасыщен информацией. Познавательная ситуация такова же, как и с парадоксами теории относительности. Просто какой-то демон витает над вспухшими мозгами естествоиспытателей! Или это специфическая закономерность и особенность экстравагантного мышления?
Похоже, здесь явное противоречие, и нужно либо вводить градации и различные ступени для информации по ее качеству и количеству, либо не так старательно вносить в раздуваемый парадокс времени еще и другие парадоксы, возникающие при неясных формулировках предмета внимания (квантовый и космологический ребусы).
«Крайним случаем неустойчивых систем являются «хаотические системы», для которых описание в терминах траекторий становится недостаточным, поскольку траектории, первоначально сколь угодно близкие, со временем экспоненциально расходятся» – здесь уже можно сделать вывод: хаос существует в голове ученого, т.к. «траектории» и их «расходимости» возникают в соответствующей схеме описания. «Отдельная траектория» появляется в механике в результате вариации и экстремума S-действия, т.е., вообще говоря, на статистике многих близких траекторий. Закон изменения Sфункций может быть задан с помощью вероятностного распределения. Если вероятностное описание неприменимо к отдельной траектории, то каков смысл вариации случайного действия вдоль случайно выбранного элемента из множества возможных траекторий? «Кроме того, в таком необратимом вероятностном описании прошлое и будущее играют различные роли. Хаос приводит к включению стрелы времени в фундаментальное описание».
Таким образом, необратимое вероятностное описание присутствует в мире модальностей, еще точнее – в голове ученого как-будто-бы-иста. Необратимость возникает при «коллапсе» модальностей («предполагаем, что объект поведет себя так-то», а после опыта: «объект проявился именно в этом состоянии»; поскольку объект находится теперь в конкретном состоянии с достоверностью, бессмысленно возвращаться в прошлое и говорить, что объект с вероятностью будет находиться… и т.д.). Прошлое данного объекта присутствует в памяти субъекта, умозрительно. Но о возможности повторения опыта в подобных условиях можно говорить только по отношению к другим подобным объектам. Проведение опыта проходит (почти) мгновенно и по результатам неопределенно, отсюда нетождественность прошлого и будущего. В статистике же только прошлое, а так называемые статистические гипотезы относятся к будущему и тоже определяются в терминах вероятностей. Однако все модальности, вероятности и неустойчивости в динамике имеют субъективистский характер, т.к. homo обладает конечным набором органов чувств с конечными диапазонами их функционирования; таковы же по несовершенству его теории.
«Именно квант и хаос, а не акт наблюдения, опосредствует наш доступ к природе». Но полноте, господа ученые! У вас акт наблюдения является причиной «коллапса» волновых функций, с которым всевозможные интерпретаторы галлюционизма связывают появление определенности в описание статуса микрообъекта. Волновая функция существует в воображении человека, а непосредственный контакт с природой меняет представления, порою в неподготовленной голове делая из них фантасмагории. Сам по себе «квантовый хаос», как уже понятно, является производным понятием от способа отражения макросубъектом соседствующих с ним микрообъектов. И именно наблюдение, опыт и практика приближают нас к природе, а умозрительные построения часто отдаляют от нее. «Что же касается несводимых вероятностных законов, то они приводят к картине «открытого» мира, в котором в каждый момент времени в игру вступают всё новые возможности». Таким образом, сначала мир закрыли модальностями, основания для ввода которых – ограничения на человеческую память и прогноз, затем ввели волшебную вероятность и мир – о чудо! – «открыли» для новых возможностей, т.е. для новых гаданий. По-видимому, ниша, которую заняли цыганки в сознании оседлых людей, бесконечна и тоже «открыта»: она в крови, пожалуй, всего вида homo sphinx, а не только у загорелых картежников, лохотронщиков и зевак.
Далее очередной нонсенс. Физику, включая ОТО, загеометризировали. Как правильно отмечается, «в геометрической Вселенной время было бы «акцидентом». Космологическое время было бы иллюзией; различие между временем и пространством, проводимое общей теорией относительности Эйнштейна, исключалось путем введения «мнимого» времени [напротив, это элемент различия, но не доведенный до логического совершенства], которое должно было рассматриваться как реальное… Такой подход привел бы к окончательному уничтожению всякой связи между бытием и становлением» (с. 10). Прекрасно! Хаос в виде акцидентного и мнимого нечто, выдаваемого легковерным за физическое время, изначально присутствует в загеометризованной теории. Потом на базе ОТО расписывается ажурная теория Большого Взрыва и оказывается, что «всё, в том числе и создание этой книги, предопределено с момента Большого Взрыва». Правда, у И. Пригожина «определено» с вероятностями, в модальном смысле. Волевой акт записи «мнимого» времени и его акцидентизация – действия сугубо субъективистские и даже неопозитивистские, эпистолярные. А затем всё, отнюдь не определяемое с помощью «как бы», «вроде так» и «авось», берущее начало в эпицентре неопределенности пустой сингулярной точки противоречивой теории, объявляется объективно, онтологически и законно вероятностно-неустойчивым, существующим без памяти и в метеопрогнозе. Надо отдать им должное: «принципиальные» субъективисты параллельно строят плацдарм для отхода. Это – умная мысль о безумном слиянии субъекта с окружающей природой (хотя они были изначально едины, т.к. жизнь вынырнула из бульона!). Запасливая мысль умна вдвойне, потому что внедрение малограмотного homo в насыщенную информацией биоту решило бы все его мучительные парадоксы, в т.ч., возможно, шарады в квантовой механике и космологии, проблему времени, а также избавило бы от многих чисто человеческих неудобств, связанных с программами экспансии и размножения.
Неинтегрируемость динамических систем (А. Пуанкаре) означает, что не все взаимодействия в физике определяются постулатами динамики. Сомнительной оказывается система координат (Р. Декарт), определяемая независимыми целочисленными размерностями ортогональных переменных. Мир богаче, чем это можно себе представить с помощью геометрических и числовых методов.
Итак, вместо почитаемых в классической и модерной физике сингулярностей и расходимостей в синергетике рассматривается неустойчивость. А если Вселенная «погружена в квантовый вакуум», то неустойчивость проистекает из него. Между тем создание квантовой гравитации – из области модальностей, тем более ссылаться на нее в проблеме отбора возникающих из вакуума вселенных – преждевременно (это «телега впереди лошади»). Если «будущее не заложено в настоящем», как считает И. Пригожин, то что же делать с квантовой механикой и ее «квантовым вакуумом», ведь эти конструкции созданы по аналогии с процессом Маркова? В стохастических цепях Маркова (а время отсчитывается «шагами» в любой системе «прибор – человек») изменение состояния (физического) объекта определяется только его настоящим состоянием (в «теперь»), что означает: в будущем будет так же; влияет на переход к новому состоянию лишь состояние в «теперь» будущего; система «забывает» о том, что было в прошлом – она его «не знает», находясь в «сейчас»; в квантовой механике система не знает ни о прошлом, ни о будущем. Правомерно ли в таком случае использовать квантовую механику для построения суждений о будущем, да еще Вселенной? о ее прошлом? или судить о возможных путях эволюции Мира с возникновением той или иной по качествам вселенной? Ссылка при исследовании непонятного на еще более непонятное и несостоятельное не нова – она берет начало в ночных страхах примата, спрятавшегося от таинственного окружения в ветвях баобаба.
Вопрошание времени. Заострение внимания к обратимости динамики и квантовой механики не оправдано: 1) в динамике обратимость – идеалистическая фикция, т.к. для обращения движения нужно затратить двойную механическую энергию, не считая ее других видов, а этого делать фантазер-созерцатель никогда не собирался; 2) уравнения квантовой механики и сама теория зиждутся на больших упрощениях вроде «линейности» и «суперпозиции». Поэтому суждения, основанные на эрзацах мысли, не являются безоговорочно допустимыми.
Естественно, в проблему времени включается проблема становления и последующего эволюционного развития. Другая версия: эволюция – это и есть непрестанное становление. Далее в исследуемом тексте, как представляется, присутствует всё тот же изъян: волевое обращение движения и, соответственно, «стрелы» времени в динамике, а также отрицание идеи времени вообще (тут уж не до «стрел»!) в связи с «тепловой смертью» Л. Больцмана.
Г.В. Лейбниц причину отождествляет со следствием. Возможно, это так в смысле следования одного за другим. В классической физике данное отождествление явилось фундаментом для утверждения незыблемости детерминистических законов, обратимости времени и предопределенности физических явлений. В очередной раз метафизический способ мышления с абсолютизацией собственных выводов и игнорированием практической осуществимости предположений выводит субъекта познания на парадокс времени. «Причина и следствие тождественны», время обратимо, а явления природы необратимы. И тут параллельно сомнительной определенности и предсказуемости явлений возникают представления о неопределенности, непредсказуемости, вероятности и необратимости – как противовес, как альтернатива. Эти неустойчивые соображения о случайности процессов нагнетаются в обход трудно понимаемых метафизических оснований классической и модерной науки, в обход необходимости их пересмотра. Видимо, легче создавать что-то заново, чем демонтировать почти трехтысячелетнее здание ветхой науки. Впрочем, логические ошибки множатся и поныне. Третий закон термодинамики гласит о невозможности достижения абсолютного нуля температур, а вывод о «тепловой смерти» Вселенной озвучивается и в конце ХХ века. Резюме: иногда авторы прибегают к следующему приему. Они бурно обсуждают печеные вопросы с тем, чтобы поднять температуру собственного изложения и привлечь чтецов.
Снова «эпоха Планка». Первый шаговик отстаивал объективность второго начала термодинамики. Браво! М. Планк писал, что «суть второго начала не имеет никакого отношения к эксперименту [но крен в субъективизм вызван неполнотой классической динамики]… Ограничения закона, если таковые существуют, должны лежать в той же области, что и основополагающая идея, – в наблюдаемой природе, а не в наблюдателе». Поэтому М. Планк ищет основания для второго начала в микроскопических движениях. То есть, по мнению И. Пригожина, сводит, как и Л. Больцман, необратимость сначала к распределениям частиц по состояниям, а затем – к особому качеству природы, могущей выбирать подходящий для нее способ движения своих составляющих (например, запаздывающих и опережающих волн).
В действительности неполная динамическая теория с ошибочной обратимостью времени имеет мало общего с вторым началом термодинамики. Драма и трагедия Л. Больцмана, а затем и М. Планка, повернули мнение физиков в логическую лакуну: пред авторитетом классической механики (и ее отпрыска – квантовой механики), увенчанным ложью обращения вспять движения тел, дрогнула идея необратимого физического времени, опирающаяся на закон возрастания энтропии. В паутине этой лжи с переменным успехом продолжаются схватки между обратимщиками и необратимщиками весь ХХ век. Но вот вслед за Г. Хакеном пришли синергетики и увели проблему времени вместе с парадоксами под сень субъективизма с его случайно-вероятностным балдахином. Теперь же очередная иллюзия из мира науки отрывается от своего создателя – субъекта – и объективируется на границе бытия, там, где нет памяти и куда не досягает прогноз. Ситуация, типичная для homo: так же было с идеей бога. Так же – с нечистой силой и духами в спиритизме. Сначала внутри вдумчивой головы субъекта всезнания зреет очередная химера, затем она из мозгов выпархивает и дразнит своего создателя независимым бытием на окраинах Вселенной, воплотившись в огнедышащее чудовище с львиной пастью, хвостом дракона и туловищем козы – под именем Химера!
В целом, и надо здесь отдать должное И. Пригожину, гл. 1 исполнена в духе скептицизма в отношении СТО, ОТО и квантовой механики, которые «явились наследниками обратимых во времени динамических законов». Время в физике ориентировано, на что «однозначно указывает открытие самоорганизации, хаоса и космологической эволюции» в физике, свободной не только от квантово-механического и космологического парадоксов, но и от парадоксов «непредсказуемых» фантасмагорий логического мышления homo.
Боги и люди. Капля бензина, сгорая, движет 10-тонный самосвал, капля солярки – тепловоз. При этом «чуде» лишь слегка меняется максвелловское распределение скоростей: происходит сдвиг его «горба» вправо, в сторону увеличения математического ожидания. А ребенок из детского сада «мысленно обращает сразу все скорости молекул, заставляя их двигаться обратно одним усилием воли. Так кудесники «современной» физики, с завидным упорством попадая в Бермудский треугольник разума, творят обратимость времени. Болезнь ума прогрессирует, полушария мозга разлетаются друг от друга, голова и сознание раздваиваются, когда вероятностное распределение Дж. Максвелла воспринимается как неприступный модальный утёс макроскопической необратимости, а «божественный» акт, происходящий в сером до того веществе, приводит к озарению. Самосвал от резкого толчка мысли медитирующего физика-телепортатора расплющивается в лепешку, а груженый поезд с анаболиками для душевнобольных под напором интеллектуальных флюидов сходит с рельс. Не при созерцании ли египетского младенца, сосущего палец, произошла эта девиация мозга?
Так, насилуя собственное мышление, богом данную способность думать, «новаторы» науки формируют «уникальную позицию физики»: она выглядит не столько пристанищем для умалишенных, сколько средством околпачивания нормальных людей и умерщвления в себе божественного дара мыслить. Таков, к сожалению, и простой, отнюдь «богом не избранный» человек, подчиненный стадному инстинкту лететь сломя голову наперегонки с какой-либо глупостью, пришедшей благодаря глухому филэмбриогенезу не откуда-нибудь, а, например, из Северо-Восточной Африки.
Что же движет этими «помыслами» homo, к чему он так по-бермудски пристрастен? Нашему гностику, впадающему в безнадежный агностицизм, присуще и подспудное, и явное желание угодить богу, дотянуться до него, сравняться с ним. Картина, прямо скажем, из мира растений, тянущихся к Солнцу. Только этот «божественный свет» излучил из себя собственным воссиянием достославный и в то же время такой копирующий биоту тип, как человек. Озарение пришло к субъекту познания в данной форме, выдавая с потрохами его нутро, – как части земной органики. Иллюзиями болели Л. Больцман и М. Планк, А. Эйнштейн и К. Шеннон, а сейчас болеют, похоже, все. Тесно переплелись в означенной выше антиномии физических теорий позитивизм умозрительного кривдоподобия, метафизика а-ля Плотин и геометро-сомнительный декартизм. Вот и тянутся сами к себе блики солнечного света, воплотившиеся в «царей природы». Фантастическая фигура божества, уподобленного себе, недостижима – так и должно быть для буя в море невежества. Она непостижима, как непостижима для «венца природы» самоцель органического мира, растущего изо лжи самопожирания и экспансии.
Но где-то в закоулках аминокислотного мышления брезжит новый свет, новое озарение. «Живая сила» природы не уничтожается, а неустанно видоизменяется. В своем преформизме прав Г. Лейбниц, отстаивая преемственность и следование одно за другим в мире явлений. Преформизм неизбежно дополняется эпигенезом И. Ньютона, считавшего неусыпное творение и пригляд за содеянным непременным качеством Всевышнего. Неуничтожимая «живая сила» в понимании физика-теоретика может быть связана с иными мирами, в том числе с так называемыми параллельными.
Есть многие другие степени свободы движения, которые можно не обнаружить в антропогенной вселенной – и даже никогда их не найти, как бога! Перекачка энергии (и информации) между различными мирами, между нашей вселенной и многими другими вселенными (Аристотель: существует бесконечное множество вселенных) может происходить благодаря дополнительным степеням свободы. Тем более это возможно в пространствах, число измерений в которых больше трех. В подавляющем большинстве частностей такая передислокация «живой силы» будет выглядеть как основа необратимых процессов (ср. с открытостью и неравновесностью сложных систем с «самоорганизацией» и хаосом, обладающим большой «чувствительностью» на задворках памяти и прогноза ученого). Соответственно, здесь же истоки идеи необратимости времени. Вообще говоря, полагать, что во Вселенной имеется только три степени свободы для движения в пространстве (а спиновая степень свободы?) и одна временная, – это вид бытийного (или бытового) позитивизма, это метафизика в смысле ограниченности мышления.
Наше наследие. Оно с нами. Это – субъективизм, который пронизывает всё. Понятие истины (и абсолютной, и относительной) субъективно. Какая истина, например, для ягненка, разорванного на части с последующей их трамбовкой в волчьих желудках? Это не истина, а полная ложь. Для волка наоборот: это истина, так как теперь он, сытый, может приступить к реализации другой программы – продолжения вида. И завывать при этом. Так же дело обстоит с информацией – это чисто человеческое «изобретение»; возможно, однако, нечто похожее «имеют в виду» другие развитые кибернетические системы.
В качестве важного наследия И. Пригожиным рассматривается демон Дж. Максвелла, внедряющий в умы естественников микроскопическую обратимость. Демон П.Лапласа способен всё вычислить в прошлом и будущем Вселенной – в равной степени легко! Демон А.Эйнштейна «не играет в кости» (но играет на скрипке) и, значит, судьба его предопределена, незавидна и вполне представима. Демон Р. Тома всё может формализовать, т.е. разложить по полочкам самой совершенной теории, установить миропорядок. Демоны И. Пригожина иные: это неопределенность, непредсказуемость, случайность и хаос. Днем демоны живут в Замке субъективизма, ночью улетают в «открытую» форточку проявленной вселенной. Это циклическое движение гарантирует бесконечность и вечность процесса познания и самопознания.
Абсолютная истина, как и бог, недостижима. Субъекту остается «в наследство» относительная истина, в которой присутствуют хаос, спонтанность и неустойчивость (не путать с «наследством» всеобщего релятивизма!). Если истина тесно связана с информацией, то на горизонте бытия ее существование проблематично, как проблематично, стало быть, существование самого горизонта. «Эйнштейн считал познаваемость мира чудом. Но если эта познаваемость, столь высоко ценимая Эйнштейном, означает отрицание именно того, что делает ее возможной, если выяснение условий, определяющих успех познания мира, приводит нас к приближению, сделанному по «чисто практическим» причинам, то мы имеем дело не с чудом, а с абсурдом» (с. 43). Так через оценку «наследства» пробивает себе дорогу новая парадигма.
Согласие. Его не будет. В этом смысл перемен в научном мышлении и освобождения от прошлых ошибок. Преемственность – это не согласие, а элемент причинно-следственной обусловленности и бытия, и познания. Согласию здесь отводится роль производного, вспомогательного процесса. У Г. Лейбница согласия между всем достигает только бог. Эпистолярное открытие неустойчивости динамических систем лишь поверхностно приводит к желаемому, но надуманному согласию между идеями обратимого и необратимого времени. «Стрела» времени в неустойчивой динамике – неопозитивистская; она неполная, невесомая и без должного объективистского оперения. Не субъективизм заставляет нас принять необратимость времени, а он ее ошибочно устраняет и вводит обратимость туда, где ее нет и в помине. В этом мы убедились на примерах. Но в синергетике возникло идеалистическое дуновение, благодаря которому субъективизм запрятался, с одной стороны, глубоко в свойства мозга с его девичьей памятью и неспособностью что-то предсказывать, а с другой стороны – очень широко и далеко притаился на окраинах Вселенной; впрочем, как и в глубинах микромира, а не мозга, то есть в «квантовом вакууме».
Мир изначально необратим вместе со своим временем, а «обратимость» в него вносят армии релятивистских синхронизаторов часов и будильников, манипулируя с их циклическим и, значит, обратимым временем. Есть еще одна армия – картезианская. Эти жонглеры специализировались на преобразованиях координат и перелетах с одной системы отсчета на другую. Соединившись, обе армии вышли на проблему обратимого времени в необратимых явлениях природы. На захваченном в ХХ веке плацдарме искусственно созданного противоречия между обратимым и необратимым временем постмодерное командование карманной науки найдет для себя, надо полагать, неисчерпаемые источники вечного «вопрошания времени».
Перефразируя Козьму Пруткова, можно сказать, что «глядя на ученых, не перестаешь удивляться»! Становление на микроскопическом уровне рождения и уничтожения частиц в рамках космомикрофизики дополняется эпигенетическим становлением, наблюдаемым в Метагалактике. Становление имеет не только эпитет «историческое», но оно перманентно, и это тоже наследственное качество. В сём диалектика (точнее, триалектика) становления, развития, бытия и необратимого времени.

2.2 О парадоксе времени

Бытие и становление. << Ж. Моно: возникновение жизни – это статистическое чудо; жребий, на который человек поставил в космической игре случаев, выпал >> (!). Но чуда нет: есть обыкновенное перманентное рождение материи в антропогенном качестве, и оно тоже преходяще, а жизнь лишь копирует этот процесс. < «Само существование нашей структурированной Вселенной бросает вызов второму началу термодинамики: как мы уже знаем, по мнению Больцмана, единственное нормальное состояние Вселенной соответствует ее «тепловой смерти» >. Однако, во-первых, «мнение» homo по поводу второго начала весьма субъективно, во-вторых, это «мнение» о «тепловой смерти» тоже из обыденной жизни смердов с белковыми телами. Вместе с тем, и это поучительно, рождение материи из эфира – естественно и даже является интегрально детерминированным процессом, происходящим всегда (в рамках глобальной флуктуации). И опять homo-стийные суждения об антиантропийности процесса рождения физической вселенной вслед за Ж. Моно предлагает А. Азимов.
Необратимость времени И.Пригожин связывает с наличием трения (с диссипацией энергии) при колебаниях маятника. Рассеяние материи прочь из мест ее рождения – тоже диссипация. Это, однако, привязка сущности времени к геометро-физической или химической интерпретации конкретного явления. «Такие ситуации не соответствуют истинно эволюционным процессам» (с. 47). Если флуктуация материи из эфира порождает всё материальное и жизненное вместе с их тенденцией к развитию, то «соответствует» ли этот процесс эволюции? Второе: необратимость времени нужно ставить в зависимость и от становления (рождения материи), и от бытия, продолжающего становление в форме эволюции.
Необходимость понятия «событие», по своему определению не выводимого из детерминированного закона, – не нова: события есть происходящие по неукоснительным законам, а есть случайные. События «маятник оказался слева», «маятник оказался справа» – через полупериод колебаний – детерминированы. И вообще: то, что происходит, происходит непременно – без всяких «вероятностей» и «необратимостей». Событие «не обязательно», пока оно еще не наступило, но в чудесной голове homo присутствуют только предположения о нем. Из закона меры (над континуальными множествами) известно, что есть события невероятные, но все же происходящие на конечном или счетном множестве моментов времени – среди Универсума возможностей. Поэтому «и вероятностного описания оказывается недостаточно», поскольку и аксиоматическая теория вероятностей А.Н. Колмогорова, построенная на базе сомнительной теории множеств Г. Кантора, и весь математический анализ – залежавшиеся продукты античной метафизической мысли.
Вместе с тем позитивизм мыслительного правдоподобия лежит на идиоме «а что, если бы»: по сути, он держится на предположениях, а не на фактах. Так, впрочем, обстоит дело со всеми уравнениями физики и химии, а не только в теории вероятностей. В целом привязка необратимости времени к вероятностной трактовке событий, к их непредсказуемости и случайности – очень субъективна. Хотя внешняя форма связей заслуживает внимания.
«Эволюция должна быть «нестабильной» – природа ничего никому не должна, а эта фраза И. Пригожина лежит в русле увязки им одного понятия с другим, в «берегах» одной и той же частной (и личной) схематизации. «Забывания» системой прежних событий в ходе ее эволюционного процесса, в т.ч. «короткая память» человека, И. Пригожиным описываются, таким образом, на базе обратимого конечномерного времени, тогда как именно локальное необратимое время сопоставляется с памятью (будучи необратимой, память осуществляется в провремени) – на фоне обратимой системы и/или более мощной необратимой системы. Идея обратимого времени терпит фиаско, если естествоиспытатель замечает, что часы, вмятины, печати и зарубки на деревьях постепенно разрушаются сами.
Порядок и беспорядок. В трактовке неразвитой термодинамики (ее второго начала) «эволюция обретает весьма ограниченный смысл: она приводит к исчезновению порождающих ее причин». Однако в любом эволюционном процессе нить времен не теряется, как не теряются и наиболее веские причины в череде сменяющих друг друга событий, иначе мир предстал бы как ничем не связанные между собой области, разделенные абсолютной пустотой (метафизик Б. Спиноза). Выделенный тезис служит предтечей для водружения знамен агностицизма – в виде пятен неопределенного хаоса как далеко в прошлом, так и далеко в будущем. Но это опять лишь констатация конечных, ограниченных возможностей бесконечно малого образования – homo с его, скажем откровенно, миниатюрными мозгами и средой обитания по сравнению с необъятной Вселенной. Принципиальны не частности с трактовкой и «усовершенствованием» второго начала термодинамики, а подход в целом.
Понятие порядка относительно. Если в газе есть температурные неоднородности, то в зависимости от обстоятельств их можно считать беспорядочными. Когда температура по всему объему газа выравнивается, наступает порядок. Обычно в статистических теориях эти состояния газа или другой среды понимаются с точностью до наоборот. Дело в том, что понятия порядка и/или беспорядка зависят от состояния еще одного тела – наблюдателя с его целями. То есть упорядоченные или хаотические состояния среды – релятивные состояния, их определения субъективны. В данном случае с газом равновесное состояние – это высший порядок, а флуктуации температуры до ее выравнивания – вопиющий беспорядок. Но что такое флуктуация? Это нарушение известного, привычного, закономерного хода развития, состояния наблюдаемого объекта. Другое дело, насколько законотворческая инициатива субъекта познания направлена на осознание факта перманентного изменения всего в окружающем его мире. В природе же нет ничего подобного – она всегда одна, она всегда есть, как есть закономерности в соотношениях порядка и беспорядка при целенаправленном ее отражении. «Например, построение сложных биологических молекул становится возможным за счет разрушения других молекул в ходе метаболических процессов» – это «за счет» также закономерно, хотя для гибнущей молекулы или клетки наступает хаос и беспорядок, а довлеющая молекула или клетка новую порцию порядка (усложнения структуры) приобретает.
Действительно, в органике, как и в «неживой» природе, экспансия одних (тел) переходит в агрессию по отношению к другим (телам) – при катаклизмах. В этом суть взаимодействия в материальном мире и органической природе. В последнем случае экспансия органики лишь копирует экстенсивное и интенсивное развитие материального мира по всем направлениям, которое является интегральным законом (наведенной статистикой), с отдельными «случайными» с точки зрения внешнего наблюдателя конкретными тактическими шагами-пробами. Внешний наблюдатель находится при этом в другой системе отсчета, на другой ступени иерархии всех процессов.
Очевидно, что понятия энтропии и сложности объектов изучения не адекватны. Тем более ссылки на большую энтропию реликтового излучения, «рожденного в момент Большого Взрыва», не состоятельны, т.к. при этом вычеркивается процесс остывания реликтов, не говоря уже о противоречивости метафизической ОТО – теории пустой точки, «из которой всё». Однако становление (и зарождение антропного времени), как (анти-)диссипативный процесс, реально и сопоставимо с «платой» за него ценой возрастания энтропии (вдали от областей рождения материи и жизни).
Неравновесные состояния. «В равновесном состоянии газа молекулы имеют малую длину корреляции» – но в целом газ жестко коррелирован по свойствам макрообластей. «В неравновесном состоянии газ молекул имеет большую длину корреляции» – обычно выражаемую через некоторые физико-химические величины, но другие характеристики состояния макрообластей не коррелированы или антикоррелированы, как например пограничные области с разными интегральными векторами скоростей или направлением движения этих областей в целом, соответственно. То есть «грубое различие» между равновесными и неравновесными состояниями проблематично; во всяком случае, параметры, выражающие это различие, не образуют замкнутое множество. Поэтому аргументация И. Пригожина, основанная на примере ячеек Бенара, вновь представляет собой результат только частного взгляда на проблему. В обнаружении вихрей и их устойчивости определяющую роль играет пространственно-временная память наблюдателя (моделирующей системы), поскольку «мгновенные снимки», произведенные демоном, никаких вихрей и круговой корреляции не выявляют.
«В сильно неравновесных необратимых системах могут появляться новые различные коррелированные структуры» – другой момент: могут «появляться» также крах этой системы, полная неопределенность и хаос. Более того, в описанном численном эксперименте И. Пригожин упускает из виду то обстоятельство, что в идеализированных компьютерных условиях реализации процессов для поддержания возникающих коррелированных структур «черпается» бесконечная энергия из аналогично априорно-идеализированных мыслей программиста, воплощенных в алгоритме. Фантастика порою «работает» с бесконечными скоростями и энергией.
Самоорганизация. Вдали от равновесия система становится чувствительной по многим факторам, которые в равновесии на нее влияния не оказывали (ячейки Бенара и гравитация). Эта чувствительность, в т.ч. к собственным флуктуациям, приводит систему к неустойчивости. Возникают непредсказуемые состояния, связываемые с нахождением системы в точках бифуркации. «В этом случае мы можем иметь дело только с вероятностями, и никакое «приращение знания» не позволит детерминистически предсказать, какую именно моду [направление развития, эволюции] изберет система» (с. 61).
Заявление категорическое. Но читателю уже известно, из какого социокультурного пласта явились субъекту познания пресловутые вероятности вместе с их теорией. Субъект познания конечен, но эволюционирует. Это означает, что возможности его органов чувств и приборов возрастают. Значит, накапливаются и качественно улучшаются знания. Если сегодня человек не может понять и объяснить, куда ринется сложная система по зигзагам и лабиринтам своей эволюции, то завтра это он будет сделать уже в состоянии, – поскольку всё вокруг homo взаимодействует, и происходит это благодаря как явным, грубым, так и неуловимым, тонким силам. Здесь опять принципиальный агностицизм, втискиваемый в сущность природы и разумной жизни, не проходит. А следующее высказывание И. Пригожина прямо противоречит его принципиальному индетерминизму: «Наш духовный мир, ландшафт нашей дифференцированной чувствительности находятся в состоянии постоянной эволюции». Продолжение данной мысли неоднозначно: «Как же мы можем в таком случае априори решать, что человек «стал»…?». Человек на самом деле вовсе не «стал», а «присел», т.к. объем его мозга со временем отнюдь не увеличивается, а стал даже меньше, чем у первобытного человека; мозг у современного человека меньше по объему, чем у некоторых животных.
Аттракторы. Разделение простого и сложного – тоже чисто субъективистская уловка. В природе всё едино и всё разнится. И сложное, и простое могут быть как контролируемы или неконтролируемы, так и вполне контролируемы или вполне неконтролируемы. Нужен пример? Пожалуйста: простак-диктатор, да еще наделенный страшными пороками (вроде Нерона), – нечто, не контролируемое подчиненными. В то же время тиран контролируем всем закономерным ходом эволюции человека от рождения и болезней до смерти, всем набором условий существования, достаточных и адекватных среде обитания. Он становится вполне неконтролируемым после низвержения, например возмущенной армией, если он не «стал», а его не «стало».
Аттракторы (в системах с трением) есть точечные. Они бывают также циклическими. В геометрической интерпретации странный аттрактор – фрактален. Если размерность пространства обычного аттрактора определяется числом независимых параметров, которыми он описывается, то для странного аттрактора напрашивается зависимость между параметрами, которая может быть переменной во времени и пространстве. Но странный аттрактор вместо фиксированного количества неизменных параметров описывается параметрами, которые имеют, в свою очередь, зависимость от новых параметров, часто пока неизвестных. Временные изменения и непредсказуемость эволюции странного аттрактора лежат на благодатной почве для вероятностных гаданий, «удобрениями» которой служат отсутствие информации и особенный, волнующий трепет индивида перед тайнами, т.е., в конечном итоге, перед своим невежеством. Таковы подоплека романтических эмоций и психология homo sensus, усиленные действием программы врожденного любопытства. Но связывать идею времени со своей беспомощностью представляется преждевременным и неоправданным.
Хаос и информация. Мера неустойчивости и хаоса определяется на основе детерминированных математических формул – нонсенс? Вновь у синергетика в его теории фигурирует отсутствие памяти и информации системы о своем прошлом, в котором задаются начальные условия. Если система находится в «теперь» (где она находится всегда) и испытывает определенное эволюционное развитие, то ее состояния в прошлом неопределенны; непредсказуемо ее состояние и в будущем. И господин Случай вместе с его сестрой Вероятностью незамедлительно вступают в свои права.
Вещество (молекулы и элементарные частицы, звезды и планеты) – дитя необратимости процессов, структурирующих генерируемую из эфира материю и берущих корни в ее диссипации после рождения. Движение по инерции или под действием сил гравитации также является выражением необратимости, присущей материальному миру. Для перехода в обратимое движение (вспять) нужно затратить энергию. Это достигается применением внешней силы, внешних воздействий. То есть обратимая система должна быть открытой. В пределе обратимость достигается на идеализированном &heip;