Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Философское Наследие
АНТОЛОГИЯ
МИРОВОЙ
ФИЛОСОФИИ
В ЧЕТЫРЕХ ТОМАХ
ТОМ 4
ФИЛОСОФСКАЯ И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ НАРОДОВ СССР XIX в.
АКАДЕМИЯ HAУK СССР ИHCTИTУT ФИЛОСОФИИ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
СОЦИАЛЬНО- ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТEРATУРЫ « МЫСЛЬ »
москва — 1972
1 ?
A 72

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Редакционная коллегия:
В. В. Богатое, Ш, Ф. Мамедов (редакторы-составители
четвертого тома и авторы вступительной статьи),
В. Ф. Асмус, П. С. Нарский, Т. И. Ойзерман,
В. В. Соколов и П. С. Шкуринов
1-5-1 П. и.
ОТ РЕДАКЦИИ
Четвертый том «Антологии мировой философии» включает в себя тексты мыслителей народов СССР XIX в. Основное внимание уделено передовой философской и социологической мысли домарксистского этапа, достигшей в России своего высшего развития. Прогрессивные идеи вступали в борьбу с консервативными и реакционными учениями. Для того чтобы читатель мог получить представление об этой борьбе, последние также нашли свое отражение в «Антологии».
Тексты русских мыслителей распределены по следующим разделам: декабристы, просветители, славянофилы и теисты, революционные демократы, народничество, фи-лософский материализм естествоиспытателей, философские и социологические идеи в творчестве ?. ?. Достоевского и Л. Н. Толстого, буржуазно-помещичья идеалистическая философия второй половины XIX в. Затем следуют отрывки из произведений мыслителей Украины, Молдавии, Белоруссии, Литвы, Латвии, Эстонии, Азербайджана, Армении, Грузии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана.
Некоторые тексты, помещенные здесь, публикуются на русском языке впервые. Во вступительной статье к этому тому дается общий обзор и анализ развития философской и социологической мысли в период, охваченный рамками данного тома. Часть статьи, касающаяся русских мыслителей, написана В. В. Богатовым, о мыслителях других народов СССР написал ??. ?. Мамедов. Они же редакторы-составители соответствующих двух разделов
5
тома. При чтении статьи следует учитывать, что краткие биографические сведения о философах, а также ряд сведений об их произведениях, источниках, из которых заимствованы материалы для настоящего издания, содержатся во вступительных текстах к отрывкам из этих произведений, как это было сделано и в предшествующих томах. В этих текстах названы фамилии составителей подборки к каждому отдельному мыслителю и переводчиков, а также авторов самих вступительных текстов. Страницы источников указаны непосредственно после публикуемых отрывков; в тех случаях, когда даются фрагменты из нескольких изданий, перед указанием страниц в скобках арабской цифрой обозначен порядковый номер, соответствующий номеру во вступительном тексте, где дается описание источника; римская цифра означает номер тома источника.
В тех случаях, когда редакция распределила фрагменты из произведений мыслителей по тематическому принципу, названия тематических рубрик, не принадлежащие автору, даны в квадратных скобках.
В данном томе, как и в третьем, ряд текстов по техническим причинам набран петитом.
Редакторы-составители испытывали большие трудности в выборе персоналий и текстов. Из многих имен требовалось отобрать наиболее крупные и характерные. Стремясь свести их число к минимуму, составители в то же время пытались сохранить принцип историзма, дать философскую мысль того или иного народа в ее преемственности. Последнее обстоятельство поставило перед составителями новую трудность: требовались строжайший отбор текстов, стремление к их краткости при сохранении глубины и объемности мыслей, в них заключенных.
Редакторы-составители искренне благодарят академика АН Туркменской ССР Г. А. Чарыева, доктора философских наук профессора П. Т. Белова, кандидатов философских наук В. Иванова, Д. Недоступенко, Н. Федор-кина и В. Данилова за советы и пожелания, высказанные ими в период подготовки тома к печати.
ФИЛОСОФСКАЯ И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ НАРОДОВ СССР XIX в.
Предлагаемый читателю IV том «Антологии» посвящен философской и социологической мысли народов СССР XIX в. В нем получила отражение философская мысль народов всех союзных республик нашей страны.
Выразителями философской и социологической мысли народов СССР выступали прежде всего ученые, публицисты, поэты, литературные критики, общественные и политические деятели. Они оставили нам богатейшее идейное наследство, которое целиком пропитано философскими идеями своего времени.
«В нашем умственном развитии, — писал Н. Г. Чернышевский, — литература играет более значительную роль, нежели французская, немецкая, английская литература в умственном развитии своих народов... Литература у нас рока сосредотачивает почти всю умственную жизнь народа, и потому прямо на ней лежит долг заниматься такими интересами, которые в других странах перешли, так сказать, в специальные заведывания других направлений умственной деятельности... У нас до сих пор литература имеет какое-то энциклопедическое значение, уже утраченное литературами более просвещенных народов. То, о чем говорит Диккенс, в Англии, кроме его и других беллетристов, говорят философы, юристы, публицисты, экономисты и т. д. и т. п. У нас, кроме беллетристов, никто не говорит о предметах, составляющих содержание их рассказов. Поэтому, если бы Диккенс и не мог чувствовать на себе, как на беллетристе, прямой обязанности быть выразителем стремлений века, так как не
7
в одной беллетристике могут они находить себе выражения, — то у нас беллетристу не было бы такого оправдания» *.
Это верно по отношению как к русской философской мысли, так и в еще большей мере к философской и социологической мысли других народов СССР.
* * *
Естественно, что большое место в книге занимает философское наследие русского народа. Это объясняется тем, что русская философия достигла sf прошлом веке высокого уровня развития, а также ее влиянием на духовное и культурное развитие других народов России.
Мы не имеем возможности в полной мере раскрыть исторические условия, особенности и этапы развития русской философской мысли XIX в. ** Однако считаем необходимым остановиться на основных вопросах, имеющих важное значение для понимания сущности и специфики развития философии в России прошлого века.
Публикация текстов русских философов и социологов XIX в. — задача большой научной, политической и патриотической значимости. Историю философии прошлого мы изучаем не ради воспоминания «доброго старого времени», а для правильного понимания места и роли лучших достижений демократической и социалистической культуры прошлого в строительстве советской культуры. Ее мы изучаем для того, чтобы современное поколение ясно представляло себе, какой долгий, а пордй мучительный путь вел человеческую мысль к истине, к познанию законов природы и общества. Мы ее изучаем для того, чтобы научить бережно хранить национальные духовные богатства, уважать их и развивать дальше, умело использовать их в борьбе против всех форм и видов антикоммунистической идеологии и пропаганды.
* Н. Г. Чернышевский. Избранные философские произведения, т. 1. М., 1950, стр. 789.
** Это обстоятельно сделано в соответствующих разделах и главах первых трех томов «Истории философии в СССР» (М., «Наука», 1968), к которым мы и отсылаем читателя. С этой целью рекомендуем ознакомиться с «Предисловием» (т. 1), с гл. I и «Заключением» (т. 2), с гл. I и «Заключением» (т. 3).
8
За последние полвека во Франции, ФРГ, США и других странах делались попытки публикации отдельных произведений русских мыслителей XIX в., а также сборников их произведений, «хрестоматий» и «антологий». Так, еще в 1923 г. в Берлине увидела свет «.Систематическая хрестоматия» (из соч. П. Л. Лаврова. Составитель—С. Каштан). В 1954 г. в Париже вышла книга «Русские мыслители о России и человечестве (Антология русской общественной мысли)» (составитель — С. Жаба). А двумя годами позже в ФРГ появилась «Антология по истории русской философии», составленная М. Винкле-ром. Эти хрестоматии и антологии, сравнительно немногочисленные, по своей направленности, подбору персона-лий и текстов представляли русскую мысль в кривом зеркале, уделяли. преимущественное внимание идеалистической линии и недооценивали, а порой просто игнорировали историю русской материалистической философии. Эту же цель преследует и одно из лондонских издательств, выпускающее сборники «Русские писатели и мыслители» под редакцией проф. С. А. Коновалова. По просьбе последнего Н. А. Бердяев дал согласие под своей редакцией и со своей вступительной статьей подготовить «Антологию русской общественной мысли». Смерть помешала ему завершить этот труд. До конца эту работу довел С. Жаба вполне в духе своего идейного вдохновителя Н. Бердяева. Все оценки русских мыслителей XIX в. (названы Радищев, Чаадаев, П. Киреевский, Хомяков, К. Аксаков, Самарин, Станкевич, Белинский, Грановский, Бакунин, Писарев, Нечаев, Ткачев, Герцен, Чернышевский, Михайловский, Плеханов, Тихомиров, Лавров, Данилевский, К. Леонтьев, Достоевский, Вл. Соловьев, Л. Толстой), данные С. Жабой, включают в себя бердяевские мнения о том или ином мыслителе. Оценка всей линии материализма дана в таком извращенном виде, что у читателя создается представление, что такой линии в русской философии вообще не было. «Объективность» составителя сказалась и в том, как он разделяет «площадь» своей антологии. Таким мыслителям-материалистам, как Чернышевский, Писарев, уделяется гораздо меньше страниц, чем идеалистам типа Вл. Соловьева или К. Леонтье-ва. Оценки представителям передовой мысли даются столь же антинаучные, как и неоригинальные: Радищев — «несамостоятельный» мыслитель; Белинский разочаровался
9
в социализме; Герцен разочаровался в революции; Бакунин «не шел столбовой дорогой русской общественной мысли», философия Чернышевского «довольно жалка и утилитарна»; у Писарева — «примитивный материализм, догматический культ естественных наук»; Ткачёв — одиночка; Лавров — позитивист и т. д. Но Чаадаев — «первый оригинальный представитель русской историософии»; Вл. Соловьев — «самый значительный из русских философов XIX века». Ну а сам Н. Бердяев для С. Жабы — один из создателей «русского культурного ренессанса XX века». Другой пример подобной литературы — трехтомная антология «Русская философия», вышедшая на английском языке в Чикаго в 1965 г.
Такого рода издания весьма далеки от объективности и страдают буржуазной тенденциозностью.
* * *
В истории передовой мысли нашей страны XVIII век завершился блестящим явлением — деятельностью первого русского революционера А. Н. Радищева. Им были поставлены задачи крестьянской революции, ликвидации монархизма и его опоры — крепостничества, сформулированы основные аргументы в защиту прав трудового человека. Теориям естественного права и общественного договора впервые в отечественной мысли был придан революционный характер. Материализм Ломоносова во взглядах на природу получил у Радищева и его современников-просветителей дальнейшее развитие путем попыток распространить его на познание и объяснить сущность человека и его сознания.
На рубеже XVIII и XIX вв. русская дворянская империя, казалось, находилась в расцвете. Но блеск петербургского дворца не мог скрыть глубинных процессов разложения феодальных устоев. Развивающиеся капиталистические отношения становились все явственнее. Усиливался гнет, испытываемый крестьянством. Для дальновидных, наблюдательных людей России все более очевидной становилась необходимость коренных изменений в структуре общества.
Эта эпоха выдвинула ряд крупнейших деятелей освободительного движения: Радищева, а позднее — декабри10
стов. На протяжении всего XIX в. борьба против самодержавия обострялась и углублялась, найдя свое высшее выражение в массовом революционном движении русского пролетариата.
В. И. Ленин в статье «О национальной гордости великороссов» писал: «Чуждо ли нам, великорусским созна-тельным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 eё населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика» *.
В. И. Ленин всю историю освободительного движения в России делил на три этапа соответственно тому, какой класс русского общества поставлял основную массу революционеров: дворянский (с 1825 г. приблизительно до 1861 г.), разночинский (с 1861 г. примерно до 1895 г.) и пролетарский (с 1895 г.).
Революционная и демократическая Россия вступила в XIX в., имея солидный философский задел, который в последующие годы был углублен, развит и оформлен в стройную систему взглядов идеологами русского революционного крестьянства Белинским, Герценом, Огарёвым, Чернышевским, Добролюбовым и др.
В первой четверти прошлого века мистико-идеалисти-ческому направлению противостояли просветители А. Ку-ницын, И. Пнин, В. Попугаев, А. Лубкин, Т. Осиповский и др. Но наиболее полно и ярко оппозиция идеализму проявилась в философском и социологическом творчестве декабристов-материалистов, сторонников опытного естествознания.
* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 107.
11
Россия вступила в XIX в. под грохот пушек Отечественной войны 1812 г., наложившей отпечаток на все последующее развитие страны, оказавшей могучее влияние на пробуждение национального самосознания русского народа.
1812 год в значительной степени подготовил 1825 г., когда Россия стала свидетелем первого вооруженного выступления против монархии и крепостничества — движения, прошедшего под знаменем революционной политической программы.
На протяжении почти всего XIX в. в России эпицентром классовой борьбы было столкновение между крестьянами и помещиками. Революционное движение в стране нарастало и в 1825 г. вылилось в восстание декабристов. В. И. Ленин писал: «В 1825 году Россия впервые видела революционное движение против царизма» *. «Тогда руководство политическим движением принадлежало почти исключительно офицерам, и именно дворянским офицерам; они были заражены соприкосновением с демократическими идеями Европы во время наполеоновских войн. Масса солдат, состоявшая тогда еще из крепостных крестьян, держалась пассивно» **. В. И. Ленин указывал и на ограниченность этого движения: узость круга революционеров, их оторванность от народа. Это и обусловило поражение декабристов. Их движение было буржуазным по своей социальной сущности. Однако декабристы сыграли большую роль в истории прогрессивной русской культуры. Декабристы впервые в истории русской революционной мысли выступали как течение, противопоставившее свои идеи всему правящему лагерю. В их творчестве философский материализм складывается как направление теоретической мысли. Свое дальнейшее развитие он получил в антропологической философии революционных демократов.
Этим обусловлен выбор нами имен декабристов-материалистов — Борисова, Якушкина, Барятинского. К ним же относится Крюков, не представленный в томе за недостатком места.
Декабризм не был единым не только в оценке революционности народа, но и в философии. Среди декабри* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 315.
** Там же, стр. 318.
12
стов были не только материалисты, но и деисты (Пестель, Рылеев и др.), а также идеалисты и откровенные мистики. В среде декабристов постепенно назревали и обострялись коллизии между сторонниками материалистической и идеалистической философии. Декабристы-материалисты шли дальше своих предшественников, стремясь обобщить последние выводы естествознания, обосновывая сенсуализм в гносеологии, делая новые выводы в трактовке проблемы человека.
Новые проблемы поставили декабристы в социологии. В первую очередь следует отметить П. Пестеля, указавшего на необходимость существования наряду с частной собственностью общественной формы собственности, создавшего первую в России конституционную буржуазно-демократическую программу революционного преобразования страны.
Материализм декабристов был в целом метафизическим и механистическим, причем он явился завершающим звеном в развитии этой формы материализма в нашей стране. Декабристы, как и Радищев, в центр внимания ставят проблему человека, ищут его специфику. Этим они подготавливают новый период развития русской философии — период антропологического материализма.
Декабристы подобно Радищеву, исследуя проблему человека, главной задачей своей считали доказательство естественной, а не божественной природы человека. Проблема же специфики человека не была ими решена и не могла быть решена в тех условиях.
30—40-е годы в духовной, в том числе и философской, жизни России имели исключительно важное значение. Внешне никаких из ряда вон выходящих событий в стране как будто не произошло. Правительство Николая I безжалостно давило всякую оппозиционную мысль, выступало как «жандарм Европы».
Однако глубинные социально-экономические и политические процессы все с большей необходимостью обнаруживали нарастание и углубление кризиса крепостничества и монархизма. Проявлением этого были сама усиливающаяся реакционность внутренней и внешней политики царизма, его попытки подавить силы прогресса и демократии. Рост капиталистических элементов в экономике, увеличение числа крестьянских бунтов, усиление процесса дифференциации и поляризации борющихся сил
13
в политике и идеологии — эти и другие факты ярко свидетельствовали о разложении самодержавно-крепостнического строя. Именно в 30—40-е годы началась идейная подготовка революционной ситуации 60-х годов, именно эти годы подготовили теоретический взлет русской философской мысли в лице Чернышевского и его соратников, так называемых «шестидесятников».
В 30—40-х годах сложились основные направления русской философской, социологической и политической мысли XIX в., которые почти до колца столетия (до возникновения русской социал-демократии) определяли содержание и остроту теоретической борьбы.
В эти годы зародилась и оформилась в своих основных чертах революционно-демократическая идеология (Белинский, Герцен, Огарёв, революционеры-петрашевцы). Тогда же складывается либеральная буржуазно-дворянская мысль, никогда не порывавшая с верхами, возникает консервативное течение «славянофильства». Наконец, погромная политика царизма в области идеологии и культуры, активно проводимая им уже в 20-х годах, в последующие два десятилетия нашла свое законченное выражение в системе взглядов, именуемой доктриной «православия, самодержавия и народности» (С. Уваров, Погодин, Шевырёв и др.). В философии эта доктрина нашла свое обоснование в теизме в лице Голубинского, Карпова, Сидонского и других, предпринявших попытку создать религиозную философию, отличную от ортодоксальной догматики, сделать ее более действенным оружием борьбы против материализма, естествознания, идей социального прогресса. Таким образом, оформились три основных течения политической и философско-социологи-ческой мысли XIX в. — революционно-демократическое, либеральное (на крайнем правом фланге которого находилось славянофильство) и официально-правительственное, реакционное. Борьба, с годами все более острая, шла между лагерем революционной демократии, с одной стороны, и лагерем либеральным и правительственным — с другой. Идейно-политическая борьба в период подготовки и проведения реформы 1861 г. со всей ясностью раскрыла лицо русского либерализма, определив его место в антидемократическом лагере.
Процесс формирования революционно-демократического направления в политическом и теоретическом отноше14
нии был сложным и противоречивым. Это был новый период процесса становления антикрепостнического, антимонархического лагеря, лагеря демократии и социализма. Его формирование было главным итогом развития революционной идеологии указанного времени.
Диалектика перехода дворянской революционности в разночинскую представляет исключительный интерес. Этот переход хронологически падает на 40—50-е годы прошлого века.
В статье «Роль сословий и классов в освободительном движении» Ленин писал: «Эпоха крепостная (1827— 1846) — полное преобладание дворянства. Это — эпоха от декабристов до Герцена. Крепостная Россия забита и неподвижна. Протестует ничтожное меньшинство дворян, бессильных без поддержки народа. Но лучшие люди из дворян помогли разбудить народ»*.
Как известно, в 40-х годах размежевание революционно-демократического и либерально-монархического лагерей лишь наметилось. Тот факт, что революционно-демократическая идеология, например внутри движения петрашевцев, еще не отдифференцировалась от либеральной, не мог не отразиться на ней. В то же время это был новый этап в развитии дворянской революционности, характеризующийся большим демократизмом, известным преодолением боязни народных масс и недоверия к ним, присущих декабристам, интересом к утопическому социализму, попытками преодоления ошибочной тактики заговорщичества и т. д.
Движение петрашевцев — значительный шаг на пути превращения дворянской революционности в революционность разночинскую. Указанный процесс начался в период обострявшейся классовой борьбы, но на таком ее этапе, когда крестьянская революция еще не стала практически возможной, когда в стране еще не было революционной ситуации. Так, в конце 40-х годов история сделала дворян-петрашевцев идеологами трудящихся, т. е. крестьянства и бедных слоев города.
Но в 50-х годах с ростом революционности крестьян, когда Россия шла к революции, дворяне (за редким исключением) уже не могли в силу своей классовой ограниченности стать последовательными идеологами народной
* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, стр. 397—398.
15
революции. Их революционность в новых условиях была недостаточной, и она уходила в прошлое, уступала место революционности разночинской. В этом плане деятельность революционного крыла петрашевцев была «лебединой песней» дворянской революционности.
Вообще следует заметить, что между революционностью дворянской и разночинской нет непроходимой пропасти. Это два этапа допролетарской революционности, характерные черты которой обусловлены в конечном счете особенностями исторического развития России на пути к буржуазно-демократической революции. Указанные этапы имеют общие черты: антифеодальная их природа, республиканизм, борьба за демократизацию политической жизни страны и т. д. Конечно, эти черты далеко не исчерпывают всего многообразия, присущего двум этапам допролетарской революционности в нашей стране. Нам важно подчеркнуть, что указанные черты претерпели серьезную эволюцию, наполнились новым историческим содержанием.
Под воздействием развития капиталистических отношений попытки русского дворянства 30—40-х годов сохранить свои позиции господства и расширить объем закрепощения далеко не всегда увенчивались успехом. В стране неуклонно росло число представителей новых социальных групп населения: купцов, мещан, прасолов, скупщиков, вольнонаемных и пр. Увеличивалось число городских жителей.
В конце 40-х годов прошлого века произошел диалектический процесс изменения классовой сущности носителей революционных идей в России. Дворяне-петрашевцы эволюционизировали в сторону революционной демократии по смыслу и существу своей деятельности и в последующие годы были окончательно вытеснены разночинцами, воспитывавшимися в основном на произведениях Белинского.
В то же время и революционность петрашевцев формировалась под воздействием не только декабристов, но и Белинского. Создавалось парадоксальное положение: разночинец Белинский, представитель исторически последующего этапа в развитии русского освободительного движения, выступил в качестве одного из «духовных отцов» дворянских революционеров-петрашевцев.
16
Но это влияние оказалось возможным и эффективным постольку, поскольку петрашевцы, выражавшие новый по сравнению с декабристами этап в экономическом и политическом развитии России, объективно переходили на позиции защиты крестьянства. С другой стороны, само это влияние Белинского было серьезным идейным фактором, способствовавшим движению петрашевцев в сторону революционной демократии.
В 30—40-е годы перед передовой общественной мыслью России встали новые задачи и проблемы, обусловленные как внутренней жизнью страны, так и ходом мировой истории.
В эти годы философский материализм в России переживает серьезные изменения. Осознание передовыми русскими мыслителями ограниченности механистического и метафизического материализма под влиянием развития естествознания, социальной практики, развития самой философии (появление диалектической системы Гегеля и натурфилософии Шеллинга) приводило к изменению формы материализма, к выдвижению на первый план антропологического материализма.
В первой половине XIX в. в России шел бурный процесс оформления философии в особую сферу знания. Углубление этого процесса с неизбежностью приводило (под влиянием развития науки и обострения социально-классовой борьбы) и к четкому выделению двух основных философских течений. Если, как указывалось выше, и среди декабристов, и среди петрашевцев временно «сосуществовали» материалисты и идеалисты, то это было не выражением философской «беззаботности» мыслителей, а, скорее, показателем уровня развития теоретической мысли эпохи, недостаточной степени дифференцированности ее основных направлений. К тому же следует помнить, что общества декабристов и петрашевцев (которых разделяет 25 лет) были не чисто философскими общинами, а политическими тайными организациями, членов которых объединяло стремление к социальным преобразованиям в России. Естественно, что собственно философская проблематика не являлась самоцелью их деятельности. Лишь в 40—60-х годах, т. е. в период оформления лагеря революционной демократии (Белинский, Герцен, Чернышевский и их соратники), материализм стал сложившимся направлением философской мы17
ели в России, противопоставившим себя идеализму и мистике. Это было огромным достижением русской передовой теоретической мысли.
В первой половине XIX в. в развитии отечественной философии особенно велика была роль Белинского и Герцена. Труды Герцена «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», произведения Белинского, его обзоры русской литературы, «Письмо Н. В. Гоголю» и другие были широко известны их современникам, оказали плодотворное влияние на формирование мировоззрения не одного поколения передовой русской (и не только русской) молодежи. Эти сочинения утверждали материализм и диалектику, идеи прогресса в жизни и знании. Они наносили удар по идеализму и религии, знаменовали новый этап в развитии русской передовой мысли. Чернышевский, имея в виду Белинского и Герцена, писал: «С того времени, как представители нашего умственного движения самостоятельно подвергли критике Гегелеву систему, оно уже не подчинялось никакому чужому авторитету»*.
Взлет научно-философской мысли в русском естествознании второй половины XIX в. идейно-теоретически подготовлялся в первой половине XIX в. всем развитием отечественной и мировой науки. Наука в России первой половины столетия выходила на мировые рубежи, открытия русских ученых серьезно обогащали мировую науку. В первую очередь это относится к области математики и биологии. Н. И. Лобачевский создает неэвклидову геометрию, наносит удар по кантианству, субъективному идеализму в математике. Трудами русских ученых — предшественников Ч. Дарвина — К. Бэра, Г. Щуровского, К. Рулье и других были созданы в нашей стране благоприятные условия для восприятия эволюционной теории, английского ученого. Рост числа общетеоретических трудов в естествознании, авторы которых сознательно или стихийно опирались на материалистические представления о природе и ее законах, служил надежной опорой в борьбе против попыток идеалистов извратить сущность фактов и выводов естествоиспытателей.
Хотя в первой половине XIX в. в России явно наметился сдвиг в сторону создания материалистической об* Я. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, т. III. M., 1947, стр. 224.
18
щей картины мира, усиливалась борьба против идеализма, однако далеко не всем естествоиспытателям удалось миновать опасность увлечения идеалистической схематикой. Это выразилось в восприятии Д. Ввеланским, П. Павловым и другими натурфилософских идей Шеллинга. Если учение немецкого идеалиста в известной мере способствовало утверждению в науке диалектических идей, то, пожалуй, еще в большей степени оно привносило в нее идеализм.
Знаменательными являлись процесс политической и идеологической консолидации реакционных сил под эгидой царизма и факт появления философского течения русского теизма.
Одним из главных столпов идеологической и политической реакции в России была православная церковь. На протяжении всей жизни русского государства она использовалась как политическое орудие и средство проведения политики правящих классов. В определенных исторических условиях церковь оказывала существенную помощь правительству в укреплении централизованного государства, в обосновании крепкой власти и т. д. В идеологическом отношении православная религия всегда выступала как реакционная сила, как враг свободомыслия.
Русский теизм как попытка философского обоснования православия возникает в первой трети XIX в. Теисты выступают как один из активных отрядов армии реакционеров всех мастей, видевших свою задачу в обосновании и укреплении монархизма. Политические позиции и теоретические установки русских теистов ясно выражались в их стремлении укрепить влияние церковников на народные массы, помочь царизму вести борьбу против растущего революционного подъема.
Русские теисты, как и правящие верхи царской России, сознавали необходимость придать православно-христианской догматике более наукообразный вид, подновить дряхлые аргументы религии против научного естествознания, материализма и идей прогресса человечества, привести эти аргументы в соответствие с требованиями Дня, с новыми условиями классовой борьбы.
Целый ряд крутых мер, принятых царизмом, особенно после подавления восстания декабристов, направленных на борьбу против передовых философских и полити19
ческих идей, естественно, имел своей целью заботу об укреплении и усилении деятельности церковных организаций и учреждений.
Новые задачи, вставшие перед русскими теистами, обусловили известную активизацию философской мысли в духовных учебных заведениях. Известно, что вплоть до 30-х годов XIX в. в русских духовных академиях и семинариях господствовало преподавание философии в духе лейбницианско-вольфианской догматики. Профессора не имели права ни на шаг отступать от руководств, утвержденных как обязательные. В ходу были курсы философии Баумейстера, Винклера и Бруккера.
Но сами церковные философы чувствовали устарелость этих пособий. Чтобы «не подвергаться опасности показаться несовременными», они дополняли и изменяли отдельные места канонических книг, делая отдельные попытки создания новых курсов по философии (Сидонский, Карпов и др.). В целях поощрения этих стремлений была даже учреждена степень «доктора православного богословия».
Русские теисты середины XIX в. не создали какой-либо оригинальной философской системы. Их воззрения часто выглядят эклектично, иногда противоречивы, нередко поверхностны. Однако в их трудах, рассматриваемых в совокупности, дано довольно полное изложение важнейших принципов православно-христианского . теизма. Одним из идейных истоков воззрений русских теистов являлась философия Платона, а также мистицизм Бёме и Якоби. Заметный след в философии русского теизма оставили системы идеализма Канта и Гегеля, в меньшей степени — Фихте, Ульрици, Германи и др.
Русские теисты были православными философами, сторонниками «религиозистики». То, что они использовали некоторые идеи немецкого классического идеализма, не дает еще оснований причислить того или иного теиста к «кантианцам» или «гегельянцам», как это нередко делали историки русского идеализма, а тем более объявлять их диалектиками. Новицкий, Гогоцкий, Юркевич и другие приветствуют этические и эстетические идеи Канта и Гегеля, используют некоторые принципы гегелевской философской системы, создавшей, по видимости, возможность провозглашения абсолютного знания, объявляют вслед за Гегелем проблему познания абсолютного
20
(трактуемого как бог) центральной проблемой философии и т. д. Но они привлекают отдельные аргументы и положения Канта и Гегеля с большой осторожностью и бесчисленными оговорками. Некоторые русские теисты (например, Новицкий) не соглашаются с кантовской трактовкой рассудка, неодобрительно отзываются о его агностицизме и скептицизме. Этим православные философы выполняли одно из требований церковной ортодоксии, которое обязывало в философии «начинать науку с неотразимых начал, а не с сомнения». Для русских теистов философия Канта и Гегеля, не говоря уже о философии Фихте и Шеллинга, недостаточно религиозна, а поэтому не вполне приемлема.
Несмотря на известную пестроту воззрений русских теистов, их объединяет главная черта их взглядов, имеющая свое основание в религии: все они признают за религией центральное значение и за верой значение источника знаний. Все они стремятся доказать единство разума и веры и через это единство стремятся прийти к ликвидации разума. Их главная цель — подчеркивание слабости и бессилия разума, его ущербности и неспособности без помощи откровения познать истину. В своем стремлении «философски» обосновать православие они, по меткому выражению одного из русских идеалистов, стремятся быть философами, но в то же время боятся не быть правоверными православными христианами.
В уставе Петербургской духовной академии (начало XIX в.) профессорам философии предписывалось направление их теоретических «изысканий» истины. Там было/ сказано: «В тьме разнообразных человеческих мнений есть нить, коей профессор необходимо должен держаться. Сия нить есть истина евангельская... те только теории суть основательны и справедливы, что укоренены, так сказать, на истине евангельской». Затем уточняется: «Все, что не согласно с инстинным разумом Св. писания, есть сущая ложь и заблуждение и без всякой пощады должно быть отвергаемо».
Итак, русские теисты поставили своей задачей дать синтез философии и богословия. Тем самым в отличие от религиозно-церковной догматики они ставят перед собой новую проблему. Великий русский материалист Н. Г. Чернышевский глубоко и точно подметил сам факт пересмотра русскими религиозными философами пред21
мета философии. Он указывал, что вся так называемая школа Юркевича отступает от церковной ортодоксии, утверждавшей принципиальное отличие религиозных истин от истин, изучаемых светской наукой. По учению отцов церкви, религия тоже дает знание, как и наука, но знание о предметах, лежащих вне пределов земной науки, т. е. о святых таинствах, святой троице, о воскресении мертвых и т. д. Вслед за средневековыми схоластами-богословами русские теисты пытаются отождествить философию с истинами христианства. Н. Г. Чернышевский отвергает утверждение Новицкого и Юркевича о том, что религия и философия отличны лишь по форме, но обе доставляют человеку истину.
Вот почему представляется совершенно несостоятельным и фальшивым утверждение В. Зеньковского об «отделении» (секуляризации) русской философии от религии в XIX в. На деле происходит отделение религиозно-мистической философии от научного философского знания, отделение религиозного обучения и образования от светского в силу их действительной, абсолютной непримиримости, в силу слабости и несостоятельности «евангельских истин», отыскание и доказательство которых находилось в центре внимания русских теистов. Церковная философия отделялась от науки и разума для того, чтобы попытаться преодолеть науку, материализм, загнать знание -и науку в затхлые кельи православных монастырей. Русский теизм не противопоставлял себя цер-ковно-богословской ортодоксии. Да это и не входило в его задачи. Никто иной, как сам Зеньковский, не скрывает, что русские мистики XIX в. вдохновлялись теми же идеями, ставили себе те же задачи и цели, что и западноевропейские схоласты средневековья.
Острота классовой борьбы в России 40—70-х годов обусловила взлет теоретической мысли в стране. Оставаясь экономически отсталой по сравнению с Западной Европой, Россия в области философии дала образцы глубины и революционности, которых не достигала передовая домарксистская мысль других стран. Это было обусловлено тем, что эта философия была органически связана с революционными действиями масс, служила им, обосновывала их. Этот факт определил прогресс материализма, очищение его от деистических непоследователь22
лостей, его противостояние всем формам идеализма, мистики, политической реакции.
Философская мысль русского народа середины и второй половины XIX в. отразила процесс перехода страны от феодализма к капитализму, сложную борьбу социальных сил русского общества. В этих условиях в борьбе против идеалистических концепций, опираясь на данные науки и освободительное движение, передовая философская мысль России разрабатывала коренные проблемы онтологии, гносеологии, социологии, эстетики и этики, боролась за тесную связь философии с жизнью, с задачами ее коренного преобразования. Вместе с тем был сделан громадный шаг в овладении диалектическим методом, истолкованным как «алгебра революции». Это обстоятельство ставило антропологический материализм революционной демократии, с одной стороны, выше метафизического материализма декабристов, с другой — выше представителей идеалистической диалектики.
Проблема исторических перспектив развития родины,судеб народа, поиск путей перехода к социализму занимают центральное место в сочинениях Чернышевского,Герцена, Добролюбова, Писарева и др. Решению этихвопросов были подчинены все их усилия. В их трудахдомарксистская философская мысль русского народа достигла своего высшего уровня. Ярче всего это выразилосьв углублении ее демократизма и революционности, связиматериализма и диалектики, философии и естествознания. /
XIX век в мировой и отечественной науке о природа и обществе отмечен утверждением принципа историзма. Это нашло свое классическое выражение в эволюционизме Дарвина, в ряде крупных экономических учений, в построениях видных французских историков, в философских системах Гегеля и Шеллинга. Принцип историзма получил подлинно научное обоснование в учении Маркса и Энгельса. Для крупнейших представителей русской науки и философии идея историзма стала руководящей идеей. Это наглядно видно в том, что она становится фундаментом утверждения принципа объективной закономерности и прогресса в социологии передовых мыслителей нашей страны. Идея прогресса легла в основу учения о решающей роли народных масс в истории.
23
Органическая связь русской материалистической и ? диалектической мысли с революционным движением против крепостничества и его остатков, с достижениями мировой и отечественной науки и философии подготовляла почву для восприятия в России идей марксизма. Особую роль в этом процессе сыграли деятельность и сочинения Н. Г. Чернышевского. В. И. Ленин вспоминал, что именно благодаря Чернышевскому произошло его первое знакомство с материализмом и что Чернышевский первый указал ему на роль Гегеля в развитии философской мысли.
Естественно, что произведениям революционеров-демократов в настоящем томе отведено центральное место. Приводимые в томе фрагменты из трудов Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Н. Серно-Соловьёвича, Шел-гунова, Антоновича и других позволяют сделать вывод об их авторах как о выдающихся мыслителях и революционерах той эпохи.
Диалектика революционных демократов была орудием решения коренных проблем онтологии (проблема бытия •и мышления), гносеологии (соотношение чувственного и рационального, относительной и абсолютной истины и др.). Но пожалуй, наиболее ярко диалектичность мысли революционных демократов проявилась в их социологических, политических, эстетических и этических теориях. Диалектика позволила им стать глубокими критиками идеализма. В. И. Ленин особо-отметил значение критики Чернышевским агностицизма Канта, не сумевшего диалектически решить проблему объективного и субъективного в познании. В работе «Материализм и эмпириокритицизм» он писал: «Чернышевский стоит позади Энгельса, поскольку он в своей терминологии смешивает противоположение материализма идеализму с противоположением метафизического мышления диалектическому, но Чернышевский стоит вполне на уровне Энгельса, поскольку он упрекает Канта не за реализм, а за агностицизм и субъективизм, не за допущение «вещи в себе», а за неумение вывести наше знание из этого объективного источника»*. За боевой дух материалистической и диалектической философии Чернышевский заслужил высокую оценку В. И. Ленина: «Чернышевский — единствен* В. И. Ленин. Полы. собр. соч., т. 18, стр. 382.
24
ный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса» *.
В социологии русской революционной демократии резко усиливалась материалистическая тенденция. Это выразилось в постоянных попытках Белинского, Герцена, Чернышевского, Писарева и других выявить решающую роль материального фактора, определяющего развитие общества и его духовной жизни, в указании на решающую роль народных масс в истории, на значение личности и субъективного фактора, в подчеркивании исторической неизбежности социализма. Чернышевский сделал гениальную попытку создания политической экономии «простолюдинов», т. е. трудящихся, стремился доказать, что наступление социализма есть неизбежный продукт социально-экономического развития человечества. Их социализм был утопией, но был глубоко революционным и демократическим, в нем были отражены мечты и чаяния угнетенного крестьянства.
Утверждение в социологии революционной демократии принципа историзма послужило исходной точкой дляборьбы против провиденциалистских социологических иисторических концепций, которыми были вооружены идеологи реакции (Погодин, Шевырёв и др.) и которыебыли в ходу среди славянофилов.
Революционные демократы вели наступление на идеализм с позиций антропологического материализма и диалектики.
Антропологический материализм представляет собой сложное и противоречивое явление. Возникновение в 40-х годах XIX в. антропологического материализма как течения мировой философской мысли (Фейербах, Герцен, Белинский) означало, что материализм серьезно заявил о возможности решения с его позиций одной из важнейших проблем философии — проблемы активной роли человеческого сознания. Антропологический материализм подготовлял тем самым научное ее решение марксизмом.
* В. И. Ленин. Полн, собр. соч., т. 18, стр. 384.
25
Антропологический материализм русской революционной демократии на протяжении десятилетий служил делу революции, был философской основой освободительной борьбы на разночинском ее этапе, противостоял различным течениям идеализма и религиозной схоластики.
Антропологический материализм с его центральной проблемой — человек, личность — искал и находил контакты с наукой о природе и обществе и, обогащенный в учении Герцена, Белинского, Чернышевского и их соратников, подготовлял почву для восприятия и победы марксизма в России. Об этом говорил В. И. Ленин.
Совершенно очевидно, что своими крупными успехами в области философии русские материалисты середины XIX в. были обязаны и естествознанию, и уровню развития классовой борьбы, и, наконец, тому, что они были сторонниками антропологического материализма, от которого до диалектического материализма ближе, чем от материализма механистического и метафизического.
Нельзя забывать, что антропологический материализм революционной демократии в России был не простым воспроизведением фейербаховского, а новым этапом его развития. В частности, в творчестве Чернышевского был сделан серьезный шаг в сторону исторического материализма. Конечно, исторический материализм не есть результат простой эволюции антропологизма. Наоборот, возникновение исторического материализма было революцией в социологии. Однако русским революционным демократам было свойственно стремление перевести учение о человеке из плоскости биологической в область социальную, стремление подчеркнуть социальную природу личности, ее социально-родовую, исторически детерминированную сущность.
Итак, в середине XIX в. происходит серьезный сдвиг в сторону дальнейшего развития философского материализма и социологии, философского диалектического метода, эстетики и этики. Этот сдвиг был связан с эволюцией страны в сторону укрепления буржуазных отношений. Поскольку эти отношения развивались по так называемому прусскому пути, т. е. посредством сохранения многих пережитков феодализма, постольку, с одной стороны, на протяжении всего XIX в. так и не был до конца решен в буржуазном смысле аграрный вопрос, а следовательно,
26
сохранялась социальная почва для революционно-демократической, мелкобуржуазной революционной идеологии, с другой — временно тормозилось создание условий для формирования в России социал-демократического, пролетарского движения. С этой точки зрения XIX век в России есть период ожесточенной борьбы сил демократии и социализма (утопического — на первом этапе развития) против идеологии и политики помещичье-буржуазного лагеря.
? 70—80-х годах XIX в. на первый план выдвинулась деятельность второго поколения революционных демократов в лице революционных народников. Читатель ознакомится с рядом интересных отрывков из сочинений Лаврова, Бакунина, Ткачёва, Л. Мечникова, Кропоткина.
В. И. Ленин высоко ценил историческое значение деятельности представителей революционного народничества, как его практиков, так и теоретиков, хотя это деление, конечно, весьма условно. И после того как начался период пролетарского освободительного движения, революционно-демократическая идеология — крестьянский демократизм не перестал играть прогрессивной роли. Но коренным образом изменилось место и значение этой идеологии. Идеология, до 90-х годов прошлого века занимавшая первое место среди оппозиционных течений, после соединения рабочего движения с марксизмом и возникновения социал-демократии отходит на второй план. С этого момента крестьянский революционный демократизм становится политическим союзником социал-демократии и имеет^ исторически прогрессивное значение лишь с этой своей стороны. Поэтому всякие попытки представить его единственным и главным носителем идей демократии и социализма означали умаление социал-демократии, марксизма, были явлением реакционным.
Хотя крупнейшие идеологи народничества не могли в философии удержаться на уровне Чернышевского, делая уступки позитивизму и агностицизму, однако такие его представители, как Лавров и Ткачёв, сумели дать ряд глубоких идей о роли науки, рационального познания, роли рационализма в истории, были яркими критиками религии и идеализма. В их трудах ясно прослеживается тенденция материалистического истолкования позитивизма,
27

В то же время в социологии либерального народниче^ ства усиливается субъективизм, что означало шаг назад; от концепций «шестидесятников».
Большое значение для понимания философского процесса в России второй половины XIX в. имела теоретическая деятельность замечательной плеяды крупных русских естествоиспытателей — Сеченова, Менделеева, Тимирязева и др. Читатель найдет в книге ряд наиболее ярких страниц из их сочинений, свидетельствующих об их глубоком проникновении в философию материализма, в теоретические проблемы естествознания, об их борьбе против идеализма и мистики.
Важной особенностью истории русской материалистической философии XIX в. является ее глубокая связь с естествознанием. Последнее служило материализму надежной базой для обоснования своих онтологических и гносеологических принципов, опорой в борьбе против идеалистических теорий. Поэтому русские материалисты прошлого века стремились быть в курсе последних достижений наук о природе и человеке, делали замечательные попытки обобщения результатов достижений естествоиспытателей. Вместе с углублением связи философии с естествознанием они заботились о материалистическом воспитании самих ученых. Борьба Белинского, Герцена, Чернышевского, Писарева и других за материализм как единственную научно-философскую теорию сыграла большую роль (наряду с другими факторами) в утверждении на позициях философского материализма таких крупных ученых, как И. М. Сеченов, Д. И. Менделеев, К. А. Тимирязев, и большой группы русских физиков, выступивших и в роли видных мыслителей, противников идеализма.
Наконец, завершается раздел тома, посвященный русской философии, материалами, характеризующими воззрения ряда крупных представителей идеалистической философии. Ф. М. Достоевский был сторонником «почвенничества» в русской религиозно-идеалистической философии, которая противостояла философскому материализму школы Чернышевского, революционному движению.
Философия Л. Н. Толстого получила всестороннюю оценку в трудах В. И. Ленина. Это была глубоко противоречивая система, отразившая интересы патриархального крестьянства периода от реформы 1861 г. до революции&heip;