Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Николай Непомнящий
Экзотическая зоология

Энциклопедия загадочного и неведомого –

Scan, OCR, SpeCheck: Miger, 2007 pub.ib.ru/
«Непомнящий Н. Н. Экзотическая зоология»: АСТ, Олимп; М.; 1997
ISBN 5739001471

Аннотация

Русалки, василиски, единороги… Старинные книги полны рассказов о встречах с этими мифическими созданиями. А были ли они в действительности? Оказывался ли ктонибудь в объятиях морской девы? Правда ли, что существуют «снежный человек» и лохнесское чудовище? Есть ли в Африке динозавры? Можно ли встретиться с птеродактилем на острове БарсаКельмес?
Об этом и еще о многом другом вы узнаете, прочитав книгу «Экзотическая зоология» серии «Энциклопедия загадочного и неведомого».

Николай Непомнящий
ЭКЗОТИЧЕСКАЯ ЗООЛОГИЯ

Майе Быковой,
нашедшей своего «снежного человека»,
и Валерию Орлову,
вечному певцу белого кречета,
посвящаю эту книгу

ОТ АВТОРА

Однажды в Африке со мной приключилась такая история. Дело было в Мозамбике, в Богом забытой провинции, куда наша геологическая группа была направлена для подсчета запасов пегматитового месторождения и его оценки. На ночь все расположились возле большого озера, вернее болота, и старик из местного племени вызвался за небольшую плату продуктами (здесь голодали) побыть с нами ночью – чтобы чего не случилось. Надо ли говорить, что до рассвета мы не сомкнули глаз: один рассказ африканца сменялся другим, и конца им не было.
Уже под утро, когда туман стал рассеиваться и мы смогли различать берег и редкие растения на нем, старик повел нас к воде.
– Смотрите, – указал он на явственные следы на мокрой глине, – это он! Тот, о ком я рассказывал вам этой ночью.
Друзьягеологи уставились на крупные, по виду лягушачьи отпечатки. Они не были похожи ни на какие из известных нам следов местных животных. А между ними ктото будто протащил огромную дубину величиной с телеграфный столб.
– Так это хвост! – воскликнул самый догадливый из нас. – Значит, рептилия?
– А почему не земноводное? – парировал другой. – Но не крокодил и не черепаха – точно.
Тогда кто?
Из рассказа старого африканца мы узнали, что местные жители давно заприметили в болоте какоето крупное неведомое им животное, которое по ночам издавало громкие крики и шипение и вылезало из воды на берег. Они назвали его Духом озера и обожествили.
– Увидеть его можно только ночью, – говорил старик, – потому что днем оно уходит по протокам в самую чащу и отлеживается в ямах и пещерах. Размерами, наверное, с гиппопотама. Голова маленькая, на длинной шее, тело похоже на бочку, лапы скорее напоминают рыбьи плавники…
Для чего я все это рассказываю? Мысль о выживании древних животных захватила меня на всю жизнь. Я стал собирать всевозможные сведения о загадочных существах, открытых и забытых наукой, и тех, что до сих пор прячутся в непроходимых лесах, горах, глубоких морях и океанах планеты. Познакомился с людьми, которые отдавали жизни поискам сокровенных зверей и птиц. Многих из них, к сожалению, уже нет среди нас. Им я и посвящаю эту книгу.

Часть первая
ЖИВОТНЫЕ МИФИЧЕСКИЕ

ВАСИЛИСК

В античные времена василиском называли маленькую змею с белой меткой на голове, живущую в Ливийской пустыне и известную своим смертоносным ядом и способностью передвигаться с поднятой головой. Изображения василиска украшали головные уборы египетских фараонов и изваяний богов. В «Иероглифике» Гораполло мы находим любопытный отрывок, касающийся отношения древних египтян к этому удивительному существу: «Когда они хотят изобразить слово „вечность“, они рисуют змею, хвост которой спрятан за ее телом. У египтян эта змея зовется Урайон, а у греков – Василиск… Если она дохнёт на любое другое животное, даже не кусая его, жертва умирает. Поскольку эта змея обладает властью над жизнью и смертью, они помещают ее на головы своих богов».
В греческом языке «василиск» означает «маленький царь». Как и его имя, наше представление о василиске пришло из Греции. Для греков василиск был одним из чудес «заморской пустыни», однако до нашего времени греческие литературные источники о василиске не дошли. Статья о василиске содержится в «Естественной истории» римского писателя Плиния Старшего (I век н. э.), в том числе написанной и на основе трудов греческих историков и хронистов.
Вот описание Плиния: «Василиск обладает удивительной способностью: кто видит его – сразу умирает. Он живет в Киренаике. (На его голове – белое пятно, напоминающее диадему. Его длина – не больше 30 сантиметров.) Он обращает других змей в бегство своим шипением и передвигается не изгибаясь всем телом, а приподнимая свою среднюю часть. Не только от прикосновения, но и от дыхания василиска кусты и трава засыхают, а камни воспламеняются. Его действие на других животных и людей ужасно: рассказывают, что однажды всадник поразил василиска своим копьем и яд, поднявшийся через копье, убил не только человека, но и лошадь. Однако даже для этой удивительной змеи укус ласки смертелен – таков закон природы: никто не остался без достойного соперника… Волхвы приносят кровь василиска в жертву небесам. На солнце она густеет, как смола, и напоминает смолу по цвету. Если кровь василиска растворить в воде, она становится краснее, чем киноварь».
Таков «настоящий» василиск. Главная его черта, закрепленная в имени, – царственность. Возможно, она связана с особой отметиной на голове василиска или с его способностью передвигаться не опуская головы (этот аспект, видимо, был очень значим для древних египтян). Заслуживает внимания и тот факт, что невероятная губительная сила заключена в таком небольшом существе. Слово «василиск» можно в определенном контексте перевести и как «маленький тиран». Неудивительно, что василиск несет в себе в основном негативные качества «царственного существа».
Василиск практически не упоминается в литературе древности. Исключение составляют только пара отрывков из Ветхого завета и поэма грека Полиодора «Эфиопика», в которой существование «злого глаза» подтверждается тем, что «василиск одним лишь взглядом и дыханием убивает все, что попадается ему на пути». В «Деяниях» Аммиана Марцеллина (IV век н. э.) один из персонажей сравнивается с василиском, «который опасен даже на расстоянии». В «Фарсалии» Лукана описывается битва армии Катона со змеями. Василиск обращает змей в бегство и в одиночку противостоит армии. Солдат поражает василиска и избегает участи всадника, описанного Плинием, только благодаря тому, что отрубает себе руку, державшую копье.
В каждом из этих отрывков василиск заслужил упоминание не своей «короной» или поднятой головой, а своим ядом. Сообщение Плиния о свойствах его крови указывает на издревле существовавший интерес к возможному применению свойств василиска в медицине и других областях. Согласно поверью, шкуру василиска вешали в храмах, чтобы отпугивать змей и скорпионов. Один из авторов говорит о том, что, если натереть серебро пеплом василиска, оно приобретает все свойства золота. Такие представления были собраны и систематизированы в средневековых бестиариях (сочинениях о реальных и фантастических животных) и алхимических трактатах эпохи Возрождения. О вражде между василиском и лаской впервые сообщается в труде III века до н. э., приписываемом Демокриту. В средние века появляются и другие средства борьбы с василиском: противоядием его убийственному яду и дыханию служат яд и запах ласки; шипение василиска смертельно, но и сам он погибает от крика петуха, а его смертоносный взгляд может быть обращен против него самого при помощи обычного зеркала.
После падения Римской империи Европа надолго потеряла связь с Африкой, которая вследствие этого стала еще более загадочным континентом. В средневековой Европе василиск представлялся настоящим чудовищем. Интересно, что, приобретая все новые и новые зловещие качества, василиск становился все менее экзотическим существом. Он рассматривался уже не как житель далекой Африки, а как нечто, на что можно с непоправимыми последствиями наступить прямо за порогом собственного дома. По одной из версий, Англия некогда просто кишела василисками.
Превращение василиска в сказочное чудовище обусловлено самой историей его рождения. В греческом переводе библейской Книги пророка Исайи читаем: «Кто поест яиц их – умрет, а если раздавит – выползет василиск». В христианских комментариях василиск воспринимается как воплощение самого дьявола, который даже перед низвержением в ад гордо держит голову. Псалом 90 выражает веру во всемогущество Бога: «На аспида и василиска наступишь». Дьявольская природа василиска, определенная в Священном писании, и отсутствие его четкого описания послужили благодатной почвой для многих последующих вымыслов.
Мысль о том, что упомянутое Исайей яйцо – птичье, происходит, видимо, из истории об ибисе. В «Деяниях» Аммиана Марцеллина рассказ о василиске следует непосредственно за упоминанием о том, что ибис контролирует численность змей в Египте, питаясь их яйцами. Кроме того, согласно Аммиану, ибис откладывает свои яйца через клюв (возможно, он неправильно интерпретировал образ ибиса со змеиным яйцом в клюве). В Египте существовало поверье, что ибис, поедающий змей, сам иногда откладывает змеиные яйца. Современник Аммиана, знаток Египта Кассиан категорически утверждает, что «нет сомнения в том, что василиски рождаются из яиц птицы, которую в Египте зовут ибисом».
Хотя идея о противостоянии василиска и петуха (видимо, как отражение того факта, что нечистая сила боится петушиного крика) известна со II века н.э., неясно только, в какое время с петухом стали связывать и легенду о рождении василиска. В бестиарии Пьера де Бове (1218) рассказывается о том, что яйцо василиска начинает формироваться в теле старого петуха. Петух откладывает его в укромном месте на кучу навоза, где его насиживает жаба. Из яйца вылупляется петух с длинным змеиным хвостом, который и есть самый настоящий василиск. Де Бове также описывает сцену охоты на василиска с зеркалом, свидетелем которой он, по его словам, был сам. Поверье о том, что ядовитый взгляд может быть обращен на самого василиска, видимо, восходит к мифу о Медузе, которая погибла от собственного отражения на щите Персея. Это тем более вероятно, если вспомнить, что Лукан считал василиска одним из чудовищ, родившихся из крови Медузы.
В позднем средневековье слово «василиск» нередко встречается в алхимических трактатах в качестве «философского камня». А Альбрехт Магнус в труде «О животных» отвергает истории о крылатом василиске, рожденном из петушиного яйца, как выдумки.
С расцветом естественных наук в эпоху Возрождения упоминания о василиске становятся редкими. Последний раз василиска «видели» в Варшаве в 1587 году. Двумя десятилетиями ранее швейцарский естествоиспытатель Конрад Геснер высказал в своей «Истории животных» скептическое мнение относительно существования василиска. Эдвард Топселл в «Истории змей» говорит о том, что петух со змеиным хвостом, возможно, существует (отрицать этот факт означало идти против церковных догм), но, во всяком случае, он не имеет ничего общего с василиском. Браун в 1646 году идет еще дальше: «Это существо – не только не василиск, но и вообще не существует в природе».
Удивительно то, что, как только миф о василискепетухе был отвергнут, африканский василиск тоже был забыт. В эпоху Возрождения было создано немало «чучел» василиска, составленных из частей морских скатов и других рыб, часто с раскрашенными глазами. Такие чучела можно и сегодня увидеть в музеях Венеции и Вероны. Большинство изображений василиска, относящихся к XVI–XVII векам, основаны именно на таких муляжах.
Существуют многочисленные изображения василиска на церковных барельефах, медальонах и гербах. В средневековых геральдических книгах василиск имеет голову и лапы петуха, птичье тело, покрытое чешуей, и змеиный хвост; трудно определить, чем покрыты его крылья – перьями или чешуей. Изображения василиска эпохи Возрождения отличаются чрезвычайным разнообразием. Нечто напоминающее василиска изображено на фресках Джотто в часовне Скровенджи в Падуе.
Интерес вызывает и полотно Карпаччо «Святой Трифоний, повергающий василиска». По легенде, святой изгнал дьявола, поэтому на картине василиск изображен таким, каким, по мнению живописца, должен быть дьявол: у него четыре лапы, тело льва и голова мула. Забавно, что, хотя для Карпаччо василиск – не мифологическое существо, а именно дьявол, название сыграло свою роль и картина повлияла на дальнейшее представление о василиске.
Василиск довольно часто упоминается в литературе, хотя никогда не бывает главным героем. Помимо многочисленных комментариев к Библии и бестиариев, однозначно именующих василиска воплощением дьявола и порока, его образ нередко встречается в английских и французских романах. Во времена Шекспира василисками называли проституток, однако английский драматург использовал это слово не только в современном ему значении, но и обращаясь к образу ядовитого существа. В трагедии «Ричард III» невеста Ричарда леди Энн желает стать василиском, существом ядовитым, но в то же время царственным, как и полагается будущей королеве.
В поэзии XIX века христианский образ василискадьявола начинает тускнеть. У Китса, Колриджа и Шелли василиск – скорее благородный египетский символ, чем средневековое чудовище. В «Оде к Неаполю» Шелли призывает город: «Будь, как имперский василиск, сражай врагов невидимым оружьем».
Василиск не пользуется большой популярностью в наши дни. Он не имеет особого символического значения, как единорог или русалка. Место в мифологии, которое могло стать определенной нишей для василиска, прочно занято драконом, чья история древнее и обширнее. Многие из нас, встретив изображение василиска, легко спутают его с драконом. Возможно, есть доля истины в поверье, что тот, кто видел василиска впервые, не погибает от его взгляда. Так или иначе, сегодня мы можем смотреть на изображение василиска на барельефе или фасаде здания не только не подвергая свою жизнь опасности, но даже и не замечая его.

ГАРПИИ

В современной английской песенке о гарпии она предстает перед нами как веселое поющее существо, находящее прелесть в шумных вечеринках:

Пришел я с арфой к гарпии,
И стали мы петь и играть,
Никто не может, как гарпия,
На арфе так славно бренчать.

В этой песенке не осталось ничего от тех древних существ – обычно их бывало трое, – которые устремлялись вниз с небес, хватали пищу когтями или длинными лапами и принимались низвергать ее на тех, кому посчастливилось трапезничать неподалеку. Сегодня, когда слово «гарпия» используется в уничижительном смысле, природа такого «антиобщественного поведения» гарпий, похоже, позабыта.
Гарпии изначально прославились не изза их категорического неприятия правил приличия. Само это слово происходит от греческого harpazein – «схватить». В древней мифологии гарпии ассоциировались со штормовыми ветрами, которые уносили тех, кому было суждено исчезнуть. Гомер в «Илиаде» называет только одну из них по имени – Подаргу, мать лошадей Ахиллеса, родившую от Зефира, производящего ветер. Древнегреческий поэт Гесиод в «Теогонии» упоминает двух: «белокурую» Аэлло и Окипету, которая «дружит с ветрами и птицами, и ее быстрые крылья возносят ее высоко над землей». Гарпии обычно изображаются в виде хищных птиц с головой и грудью женщины; наиболее часто встречающиеся их имена – Келено, Никотеон и Тиелла.
«Отец трагедии» Эсхил (ок. 525 – 456 до н. э.), наверное, был одним из первых, кто заметил, что гарпии уродливы (Eumenides). Более полное описание их импульсивного поведения и повадок появляется в эпическом цикле об аргонавтах. В поисках золотого руна аргонавты встретили Финея, который был наказан слепотой и преждевременной старостью за злоупотребление даром пророка. Финей голодал изза гарпий: «Гарпии всегда наблюдают за моей едой. Я устал и не знаю, как мне избавиться от них; они тотчас налетают черным облаком. Еще издалека по шуму крыльев я слышу, что приближается Келено. Они прилетают и уносят всю мою пищу, опрокидывают и оскверняют чаши. Распространяется такое зловоние и начинается ужасная бойня, ибо эти монстры так же голодны, как и я».
В благодарность за пророчества Финея, которые помогли аргонавтам в их странствиях, Зет и Калаид побеждают гарпий и уводят их на Строфадские острова в Эгейском море, и те обещают никогда больше не досаждать Финею. Там гарпии дожидались Энея, который спасся из горящей Трои и приготовил угощенье для своих голодных друзей.
Герой «Энеиды» Вергилия (I век до н. э.) так позже опишет этот эпизод королеве Дидо: «Нет никого ужаснее гарпий, ни чума, ни гнев богов не может сравниться с ними, взмывающими со Стигианских вод. Это птицы с лицами юных дев. Ужасный смрад исходит из их желудков, у них когти на лапах, и они всегда бледны от голода… Внезапно они соскальзывают с гор на нас, громко хлопая крыльями, хватают пищу своими грязными лапами, делая ее несъедобной, распространяя ужасное зловоние, оглушительно крича». Наконец гарпии исчезают, и одна из них, Келено, усаживается на скалу и проклинает Энея. Он не построит обетованный город в Италии, говорит Келено, и она изза голода будет вынуждена глодать собственные стопы.
Обжорство традиционно приписывалось гарпиям еще во времена Горация (I век до н. э.). Гораздо раньше гарпии начали восприниматься аллегорически. У греческого философа Гераклита гарпии, которые лишали Финея пищи, были высокоценимыми проститутками, которые пожирали выделения молодых мужчин. Эта идея повторяется у Евстафия и других философов. Во времена Евстафия, когда аллегория становится широко распространенной в религии и широко используются мифологические толкования, Третий Ватиканский толкователь мифов объединяет фурий и гарпий и объясняет, что их нападению подвергаются скупцы. В XV веке Джованни Беллини наделяет гарпий похожими функциями. В серии аллегорических панно, иллюстрирующих семь смертных грехов, художник изобразил гарпию в виде аллегорической фигуры, олицетворяющей алчность, водрузив ее на два золотых шара. Шары символизировали ссору гарпий с Гесперидами, дочерями Атласа, съевшими яблоки, которые они сторожили. Все это укрепляло «репутацию» гарпий как жадных существ. В XVI веке итальянский собиратель мифов Натале Конти заявил, что внешний облик гарпий дает представление, какими могут быть души скупцов.
Так как гарпии хорошо подходили для дидактических целей, средневековые моралисты и авторы «книг символов» эпохи Возрождения стали практически использовать легенду о них, делая акцент на чувстве их вины. Вот что записано в одной из них: «Гарпия имеет подобие человека и жаждет убить первого встретившегося, но когда она приближается к воде и смотрит на свое отражение, то видит, что убила себе подобного, и глубоко сожалеет, что повстречала человека. Это символизирует душу, которая убила Христа за ее грех, и она похожа на него, потому что создана по его подобию. И когда вспоминает, как умер Иисус за наши грехи, гарпия впадает в великую скорбь и печаль».
Винсент де Бове пересказал эту легенду в своей энциклопедической работе, а в редких случаях, когда гарпию включают в бестиарии, она изображается как раскаивающаяся убийца. В одном бестиарии крылатый монстр с человеческой головой и львиными лапами стоит над трупом, похожим на сирену; а как сказано в бестиарии Пьера де Бове, гарпияубийца похожа и на лошадь, и на человека, у нее туловище льва, крылья змеи, лошадиный хвост. По одной версии, гарпия испытывает столь сильные угрызения совести, что кончает жизнь самоубийством.
С этой любопытной историей, вероятно, связано описание гарпий у Данте в седьмом круге ада. Его гарпии едят на листьях колючего кустарника, в которые воплотились после смерти души самоубийц. Только страдая от кровоточащих ран, причиняемых этими тварями, которые оскверняют все, к чему прикасаются, грешники могут получить искупление своих поступков.
Хотя и не часто, гарпии появляются в образе убийц во времена Ренессанса в иллюстрированных книгах нравоучительных стихов, написанных в классической традиции и известных как «книги символов». Под влиянием трактата «Homicidia sui ipsius Utor» («Убийца мстит сам себе») Лаврентий Эктаний и Яков де Зеттер рассказывают о гарпии, которая вонзает зубы в кишки человека. Но пиршество длится недолго, так как когда гарпия видит в воде свое отражение таким, какой она предстанет после смерти, печаль увлекает ее в пучину вод, и гарпия погибает. Стих заканчивается призывом к злодеям раскаяться в своих преступлениях. Хотя упоминается только одна гарпия, на гравюре изображены три. А известный писательсимволист Рейснер называет гарпий не иначе как Tria Animi Monstra, три монстра разума. Английский современник этих писателей Генри Пичем перемещает гарпий на королевский двор и сопровождает свой стих удивительными гравюрами, на которых изображены птицы с головой женщины, с большой грудью и волосами до плеч. Принцы на гравюрах выступают в роли Финея, они слепы и их терзают три гарпии – лгунья, льстица и тунеядка.
К этому времени уже были установлены основные характеристики гарпий. Действительно, зоолог Конрад Геснер (1516 – 1565), отмечая, что ученые отождествляют гарпий с крылатыми демонами, смерчами и голодными псами, скептически относится к их утверждениям. Неутомимый энциклопедист Альдрованди, обобщивший классические и средневековые истории о гарпиях, выделил следующие рубрикихарактеристики: жадность, ненасытность, нечистоплотность. Согласно его описаниям, гарпии имеют туловища хищных птиц, уши медведя, оперенные лапы, человеческие ноги, огромные когти и белую женскую грудь; их считали злыми божествами, демонами, символами смерча. Их также называли canes Jovis (псами Юпитера), так как они были фуриями, подручнымимстительницами Зевса. Они не в состоянии удерживать пищу, и, как результат, все, к чему прикасаются, оскверняется нечистотами, извергаемыми из их кишечников. Альдрованди говорит, что у человека такое состояние доктора называют «собачьим аппетитом».
В шекспировской «Буре» Просперо советует Ариэлю обратиться гарпией, чтобы все угощенья исчезли до того, как их начали есть. Бенедикт из «Много шума из ничего» заявляет, что касается Беатрис, то он лучше пойдет на край земли, чем «перекинется тремя словами с этой гарпией». В «Перикле» Шекспира такая реплика: «Ты как гарпия, – говорит Клеон своей злобной жене, – которая предает; ты, с твоим ангельским личиком, впиваешься орлиными когтями».
А вот какие символы в геральдике приписывал гарпиям поздний фаворит английской королевы Елизаветы I Джон Гуиллим (XVI век). Он считал гарпий особенными животными и выделял две их геральдические разновидности. Одна выглядит так: женское лицо, туловище, крылья и когти хищной птицы; у другой – женское лицо и туловище и птичьи крылья и когти. Гуиллим говорит о первом типе: «Гарпия представляется лазурной с расправленными крыльями и развевающимися волосами. Или закованной в броню. Такая броня есть в церкви Хантингтона. Вергилий описывает их так:

Из всех чудовищ – ужасней нет; оно порожденье
Великого гнева, что Бог наслал на род людской
Из адских пучин; с лицом юной девы это творенье,
Ненасытное чрево, когтистые лапы – вот облик какой».

Второй тип, пишет Гуиллим, использован в гербе Нюрнберга, и далее, ссылаясь на Аптона, заявляет, что «гарпий следует выдавать людям по окончании страшной битвы, чтобы они, глядя на свои знамена, могли раскаяться в глупости своего нападения».
В момент выхода книги Гуиллима по геральдике в южном нефе университетской церкви Христаспасителя в Южном Лондоне был установлен памятник, в котором гарпии ассоциировались с лошадьми. Надпись на нем, по краям которой была выгравирована пара гарпий, гласила, что памятник воздвигнут в честь Джона Бингема, шорника Елизаветы I и Якова I. Такая ассоциация, однако, была явлением исключительным, а не слишком лестное высказывание Аптона относительно гарпий, казалось бы, призвано было отбить желание использовать их изображения в геральдике. К концу XIX века, по свидетельству Уильяма Нормана, гарпии в геральдике стали менее популярными. Они даже стали предметом насмешек. «Это существо, – свидетельствует Р. X. Эдгар, – наполовину женщина, наполовину птица, наверх посмотришь – красавица, вниз посмотришь – птаха». На иллюстрации, сопровождающей текст Р. X. Эдгара, молодая женщина с туловищем птицы курит сигарету и держит в правой лапе стакан с вином.
Вплоть до нашего века жадность продолжала рассматриваться как неотъемлемая черта характера гарпий. Одно из определений, вошедшее в Оксфордский словарь, было таким: «Гарпия – хищное жадное существо, нападающее на людей и грабящее их».
Несомненно, именно эти качества имеются в виду, например, в высказывании преподобного Э. Кобхема Бруера (1900): «Он как гарпия, разумею под этим: тот, кто хочет поживиться на чужом; тот, кто без угрызений совести живет за чужой счет».
Однако гораздо чаще слово «гарпия» означает скорее сварливость, чем жадность, и употребляется по отношению к женщине. Такой пример мы находим ранее у Теккерея: «Неужели это моя свекровь, жадная, гнусная, распутная, бесстыдная гарпия?!» – восклицает леди Мария, когда узнает, что ктото раскрыл тайну ее возраста.
Черты облика гарпии нетрудно объяснить с точки зрения психологии: крылья и птичье туловище символизируют женщинумать, когти – разрушительный инстинкт, сохранившийся с детства, который превращает женщинумать в жестокую хищницу. Поэтому почти все знаменитые мифологические материбогини наделены внешностью птиц. Гораполло описывает египетскую матьбогиню как хищную птицу. Она обладает чертами, иногда приписываемыми гарпиям, – она забеременела от ветра и наделена даром пророчества, она приносит смерть и пожирает трупы. Говоря о гарпиях, греческие и римские писатели придают большое значение их негативной роли как губительниц живого и объекта мужского страха и ненависти.
Тем не менее упоминания о развевающихся волосах, целомудренных лицах гарпий, так же как и изображение тугих грудей и плавных птичьих изгибов туловища гарпий, свидетельствуют о большом значении символа женщиныматери еще в глубокой древности. Например, так называемый памятник гарпии, перевезенный в Британский музей с руин Ксантоса, древней столицы Ликии в Малой Азии, изображает летящую гарпию, которая держит ребенка у груди, вцепившись в его ноги когтями.
Все это говорит о том, что вариаций внешнего облика гарпий очень много и они возникли задолго до упоминаний о них в классической литературе. Птицы с человеческими головами фигурировали в древнем искусстве Индии, Персии, Средней Азии и т. д. Гарпии наряду со сфинксами были популярны в средневековом исламском искусстве – на гобеленах, манускриптах, настенных росписях, в архитектуре, керамике и даже в росписи утвари. Они безошибочно угадываются в стилизованных фигурах на плафонах фатимидских люстр (Северная Африка, X–XII века н. э.). Эти фигуры имеют темные волосы на голове, зачесанные за уши, четко выраженные крылья, туловище и когти хищной птицы. Они тоже «дьявольские гарпии, предсказывающие несчастья».

ГРИФОН

«Грифон представляет собой млекопитающее о четырех ногах с крыльями. Эта разновидность диких животных зародилась гдето в северных широтах либо в горах. Телом грифон похож на льва, а крыльями и головой – на орла. С исключительной неприязнью относится к лошадям. Может грифон расправиться и с человеком, коль скоро их дорогам будет суждено пересечься». Так описывается в средневековом бестиарии одно из самых загадочных созданий из царства вымышленных животных. Будучи по природе своей существом весьма противоречивым, грифон соединяет в себе качества птицы и зверя, небеса и землю, добро и зло. Он с равным успехом может быть агрессором и жертвой, мародером и верным стражем.
Грифон (иногда его называют «гриффин») впервые «объявился» гдето на Ближнем Востоке около пяти тысяч лет назад. Задолго до того как упоминания о нем появились в письменных источниках, облик грифона уже был неоднократно запечатлен на слоновой кости, камне, шелке, войлоке, бронзе, серебре и золоте. Найти эти изображения можно было повсюду: на вазах и стенах дворцов, мозаичных полах и надгробьях. С караванами торговцев, армиями завоевателей и кочевыми племенами грифон «добрался» от иранских высокогорий до Гималаев и Китая на востоке и до побережья Ирландии – на западе. В средние века он все чаще и чаще встречается на гербах, стенах соборов и страницах манускриптов. Большинство людей были абсолютно уверены в реальном физическом существовании грифона. Но вот пришел XVI век, грянула интеллектуальная революция, посеявшая зерна сомнения: а были ли они на самом деле, эти сказочные существа, которые, по преданиям, обитали гдето в отдаленных уголках древнего мира? К концу XVII столетия считалось уже доказанным фактом, что никаких грифонов и в помине никогда не было. Но тем не менее и после этого грифоны, как и прежде, занимали человеческое воображение.
Сам облик грифона и его нрав заметно различаются в разных культурах и во многом отображают сложившиеся в том или ином обществе представления и системы ценностей. Чаще всего задняя часть туловища у него выглядит как львиная, хотя встречаются изображения, где у грифона, к примеру, лапы пантеры (вариант – собаки), он может иметь хвост, как у дракона или змеи. Когда грифон изображен с открытым клювом, то вполне можно разглядеть язык и зубы. На голове красуется павлиний хохолок или бараньи рога, королевская корона или же просто некая декоративная выпуклость (особенно часто это встречается на греческих изображениях). Хотя грифона относят к птицам, его нередко изображают с ушами, что, по всей видимости, должно свидетельствовать о наличии отменного слуха. Скифские грифоны увенчаны рогами антилоп – символом расторопности. Шея может быть украшена рядом шипов (этрусские грифоны), нередко гривой льва или лошади. Под клювом иногда имеется пучок птичьих перьев, смахивающий на бородку.
Необычная разновидность грифона встречается в английской геральдике. У него нет крыльев, зато из его тела выступают острые отростки, сгруппированные по три. Один из таких грифонов поддерживает гербовый щит Анны Болейн, супруги Генриха VIII, судьба которой, как известно, была печальна.
Хотя грифоны и являются злейшими врагами лошадей, тем не менее они имеют общего потомка. Называется он гиппогриф. Голова, крылья и передние конечности гиппогрифа в точности как у грифона, а спина и задние конечности достались ему явно от лошади. Совершенно неизвестный в античные времена, этот монстр не что иное, как творение воображения поэтов позднего средневековья. Будучи одной из разновидностей летающей лошади, гиппогриф в этом смысле приходится родственником крылатому Пегасу из Греции, восьминогому Слипниру, принадлежавшему скандинавскому богу Одину, серебряному коню, которого Магомет получил от архангела Гавриила.
Немецкий ученый X. Принц предпринял попытку классифицировать все известные разновидности грифона и разделил их на три основные группы: грифонптица, грифонзмея и грифонлев. Некоторые специалисты оспаривают правомерность подобного подхода. Ведь грифонзмея и грифонлев, обосновывают они свою точку зрения, не более чем разновидность дракона, поскольку и тот и другой обычно изображаются с туловищем, покрытым чешуйками, – как у рептилий. И лишь грифонптица, животное с птичьей головой и львиным туловищем, может с полным правом называться «собственно грифоном», неважно, изображается ли он при этом с крыльями или без них. Возможно, такая категоричность несколько чрезмерна. Скажем, некоторые драконы на китайских рисунках очень сильно смахивают на грифонов, а в средневековых текстах не всегда проводится четкое различие между грифонами и драконами; в иных случаях сами эти названия оказываются взаимозаменяемыми. Будучи образом собирательным, грифон имеет отношение и к сфинксу, и к химере, и к гарпиям и прочим подобным монстрам, которые появились примерно в одно и то же время и в одном и том же регионе в западной части Азии.
Нрав грифона вполне под стать его свирепому облику. Это хищное создание всегда настороже, оно вечно выясняет с кемто отношения. Лучше стража не найти; в качестве мстителя он будет преследовать злодея, не ведая пощады. Все это во многом объясняет, почему грифон использовался в качестве эмблемы начиная с древнейших времен. Соединяя в себе мощь античных героев и величие богов, грифон прекрасно подходил на роль геральдического животного. Этот царственный зверь всегда ассоциировался в представлении людей с правителями неба и земли: от фараонов и критских царей до Александра Македонского и самого Господа. Появившись на царских печатях и монетах в древние времена, грифон пришелся очень кстати и в христианскую эпоху. Его охотно изображали на оружии рыцари, которые, вполне возможно, во время крестовых походов переняли подобную традицию у арабов. Один из самых ранних геральдических грифонов появился на щите Ричарда де Риверса, графа Экзетерского в 1167 году. Изображение грифонов или голов грифонов было чрезвычайно популярно в XV – XVII веках.
Явным господством грифона в геральдике, возможно, объясняется и то, что многие распространенные ныне фамилии произошли от названия этого сказочного существа. Возьмем, к примеру, фамилии Гриффорд, Гриффен или еще более популярную Гриффин. В любом американском или английском телефонном справочнике люди, носящие подобные фамилии, занимают не одну и не две колонки. Немецкая разновидность «грифоновой фамилии» – многочисленные вариации с корнем «грайф» – чрезвычайно распространена в странах Центральной Европы. В латинизированном варианте «грайф» звучит как «грифиус», именно такой вариант предпочел в свое время известный немецкий поэт эпохи барокко Андреас Грифиус (1616–1664). Кроме того, в Германии, Австрии и Швейцарии есть немало мест, чьи названия опятьтаки восходят к грифону: Грайфсвальд, Грайфенберг, Грайфенхаген, Грайфензее и многие другие.
Само слово «грифон» или «гриффин» происходит от греческого grops (латинское gryphos). Вполне вероятно, что grops както связано с другим греческим словом grupos, что значит «кривой», «изогнутый». Братья Гримм высказывали предположение, что греческое grups было позаимствовано из восточных языков – например, есть ассирийское k'rub, то есть «фантастическое крылатое существо», или еврейское kerub, «крылатый ангел». Возможно, кстати, что существует определенная связь между немецким словом greifen, что значит «хватать», и созвучным ему английским grip, имеющим то же значение. В немецком языке сохранилось также понятие greifvoge, которым обозначаются все хищные птицы: орлы, ястребы, соколы, грифы. Было бы логично предположить, что эти птицы в свое время и послужили прототипами мифического грифона, а львиные его атрибуты – уже более поздние «наслоения».
Сказочные птицы были непременными действующими лицами древних мифологий. Складывается впечатление, что для первобытных племен во всех уголках солнце и небеса, перед которыми они преклонялись, олицетворялись в виде огромной птицы. Развитые цивилизации соединили несколько божественных атрибутов в единый «собирательный образ».
Один из них – индийская райская птица Гаруда, полуорелполучеловек, символ скорости и мощи, дитя небес и король всех птиц. Как гласят ведические тексты, Гаруда даже старше, чем Вишну.
В персидском и турецком фольклоре тоже встречается древняя птица божественного происхождения – Сенмурв или Симург. Иногда Симург изображается с человеческим лицом – может быть, потому, что мусульмане верили в его способность мыслить и говорить. По преданию, Симург живет две тысячи лет. Размерами птица столь огромна, что размах ее крыльев заслоняет свет солнца, силы ее хватит, чтобы поднять в воздух верблюда или слона. Этой своей способностью Симург схож с Гарудой и легендарной гигантской птицей Рух, нередко упоминаемой в арабских сказках. Отголоски этих легенд слышны и в еврейских источниках – в талмудистских упоминаниях о зиз, гигантском создании, похожем на уже упоминавшихся мифических птиц. Любопытно, что грифон «обитает» лишь в Азии, Африке и Европе – в культуре американских туземцев присутствуют крылатые змеи и прочие монстры, но только не грифоны.
Одни ученые, полагающие, что человек и динозавры «пересеклись» на какомто участке исторического пути, полагают, что представление о грифоне восходит к «коллективной памяти» человечества о древнейших летающих рептилиях вроде птеродактиля или доисторических птицах типа археоптерикса. По мнению других, лишь одна птица более или менее полно соответствует древним описаниям грифона. Это – бородачягнятник. У себя на родине, в горах Южной Европы, Центральной Азии и некоторых районах Африки, эта крупная старинная хищная птица имела на подбородке хохолок из длинных жестких волос, столь же жесткая щетина скрывала ноздри. В верхней части туловища она имела черносерую – или рыжеватокоричневую светлого оттенка – окраску. Белая «шапочка» окаймлена черным. Длина ее составляла от сорока до сорока шести дюймов, а размах крыльев – около десяти футов. Сохранились рассказы о том, как бородачиягнятники уносили ягнят (отчего они и получили свое название) или маленьких детей, но зоологи заявляют, что для подобных утверждений нет никаких реальных оснований. Но в любом случае это злобное и поражающее воображение создание вполне могло стать прообразом мифического грифона. С подобной точкой зрения можно соглашаться или не соглашаться, но очевидно, что в представлении доисторических людей гигантские хищные птицы могли олицетворять божественные или же, напротив, демонические силы.
Первое письменное упоминание о грифонах мы находим у древнегреческого автора Аристея из Проконнеса, жившего в VII веке до н. э. Он совершил путешествие в глубь Центральной Азии в поисках гиперборейцев и их святилища Аполлона, который почитался в этих краях как повелитель света и тьмы. В своих странствиях Аристей повстречал племя иммедонийцев, поведавших ему о том, что к северу от их земель находится горная цепь – обитель холодных ветров. Греческий путешественник решил, что это были Кавказские горы, хотя современные ученые больше склоняются к мнению, что это был скорее Урал или даже Алтай. Еще говорили, что есть там золотоносные реки и что обитающие в тех местах одноглазые люди – аримаспы – то и дело похищают это золото у быстрых и злобных монстров, стерегущих его. Неизвестно, как называли этих монстров сами иммедонийцы, но Аристей именует их «грифонами» – тогдашним грекам это название было понятно. Ведь к тому времени в греческом искусстве уже сложилось определенное представление о грифоне, и более поздние авторы приняли предложенное Аристеем обозначение монстров, стоящих на страже золотых россыпей.
Геродот, живший два столетия спустя после Аристея, повторил рассказ о грифонах в своей «Истории». Ктесий из Книдоса, греческий врач, который был чуть младше Геродота, написал целый научный труд, посвященный Индии. В течение многих веков этот труд считался источником достовернейших фактов. Среди прочих чудес Ктесий дает детальнейшее описание грифона: «Это порода четвероногих птиц, размерами не уступающих волкам, лапами и когтями напоминающих львов, все их туловище покрыто черными перьями – только на груди они красные».
Такое оперение вполне «подходит» бородачуягнятнику, сам же образ четвероногой птицы мог быть знаком Ктесию по росписям царского дворца в Персеполе, где он жил довольно долгое время. Кстати, Ктесий утверждал, что единственный, кто «в состоянии справиться с грифоном, это лев или слон». Римский автор Клавдий Элиан, живший несколькими столетиями позже Ктесия, утверждает в своей книге «К характеристике животных», что у грифонов белые крылья и разноцветные шеи, «как бы отделанные темносиними перьями».
Более поздние авторы полагались прежде всего на Аристея и Геродота (как на очевидцев того, о чем они писали), как, к примеру, Плиний Старший, в 77 году н. э. завершивший свою «Естественную историю». В дальнейшем, правда, сведения становились все более запутанными и порой противоречивыми. Но и в средние века люди попрежнему верили в подлинность свидетельств древних о существовании грифонов, и это притом, что тот же Аристей нигде не утверждает, будто ему довелось собственными глазами видеть этих загадочных существ. Грифоны представлены в бесчисленных бестиариях среди прочих животных, как реально существовавших, так и вымышленных. Как отмечает один специалист, «не имело особого значения, было ли на самом деле то или иное существо или нет. Важнее другое: что оно обозначало или символизировало». Все животные подразделялись на «добрых» и «злых». Грифона чаще относили ко второй группе, хотя некоторые авторы наделяли его всевозможными достоинствами. По утверждению одного из них, «грифон был символом знания», поскольку ему было известно, как отыскать золото. В целом же он предстает как персонаж весьма противоречивый.
Марко Поло, совершивший в XIII веке грандиозное путешествие и добравшийся аж до Китая, предпринял попытку отыскать хотя бы какието реальные подтверждения существованию грифонов. Услышав, к примеру, о гигантских птицах, обитающих на Мадагаскаре, он решил, что это и есть грифоны. Увы, его ждало разочарование: это действительно были птицы, «по строению напоминающие орлов, но только колоссального размера». Как должны выглядеть «настоящие грифоны», Поло прекрасно знал по изображениям на стенах собора святого Марка в Венеции и из многочисленных иллюстрированных манускриптов. Собственные впечатления путешественника нередко расходились с традиционными представлениями. В целом же его записки явно не оправдали ожидания современников.
Куда более привлекательными оказались «Скитания Мандевилля». Точно установить их автора сейчас не представляется возможным. В книге описываются путешествия по Африке и Азии, обитающие там всевозможные расы и этнические группы людей и виды животных. Грифон, по словам автора, «размером и силой равен восьми львам… и сильнее и крупнее сотни орлов. Рассказывают, что один грифон както поднял в свое гнездо огромную лошадь».
Согласно средневековым представлениям о мире, существование различных сказочных существ считалось доказанным фактом, а различным частям их тела приписывалась чудодейственная сила. Грифон не исключение. По преданию, если из его когтя сделать кубок, то стоит недоброжелателю подмешать в питье яд, как сосуд тут же меняет свой цвет. Понятно, что заполучить такой коготь было очень непросто. Он мог достаться в качестве награды только человеку, сумевшему излечить грифона от тяжкой хвори. В средние века было известно несколько таких «когтей» – на самом деле это были рога различных животных, отделанные золотом и драгоценными камнями. Утверждали, что слепые прозревали, если перед их глазами поводить пером грифона. А в некоторых ранних германских книгах по медицине говорилось, что если грифона положить на грудь женщине, страдающей от бесплодия, то она чудесным образом исцелится от своего недуга.
В XVII веке появилось несколько объемистых трудов, авторы которых попытались разобраться, где кончается правда и начинается откровенный вымысел в бесчисленных описаниях невероятных существ. В 1646 году сэр Томас Браун заявил, что грифон представляет собой не что иное, как сугубо символическое животное. На смену освященным веками представлениям шли эмпирические знания, легшие в основу новой научной картины мира. И довольно скоро грифон – заодно с некоторыми своими сказочными собратьями – «удалился» туда, откуда он некогда и прибыл, – в мир искусства и поэзии.
Самое древнее из известных сегодня изображений грифона было обнаружено возле города Шуша (на территории современного Ирана). Он был запечатлен на сделанной около 3000 года до н. э. печати. Похожее клеймо с грифоном было изготовлено чуть позже в Библосе – в нескольких сотнях миль от Шуши.
Грифоны были издавна известны и в Египте. Во времена Пятой династии сам фараон изображался в виде грифона, повергающего наземь врага, что символизировало мощь правителя. Согласно некоторым теориям, изображение грифона могло иметь и иное значение, символизируя союз бога солнца (изображавшегося с головой сокола) и богини ночи и неба (с туловищем кошки). В одном папирусе грифон был провозглашен самым могущественным среди всех живых существ, поскольку у него был «клюв сокола, глаза человека, туловище льва, ушные отверстия рыбы и хвост змеи» – то есть атрибуты представителей всех основных видов животного мира. А если учесть, что «еще один» египетский грифон, который, впрочем, претерпел со временем некоторые изменения, ассоциировался с Сетом, врагом Гора – бога солнца, то неудивительно, что эта птица стала своего рода посредником между светом и тьмой, добром и злом.
Египетское влияние заметно в минойской культуре, которая, в свою очередь, повлияла на многие другие цивилизации древности. Многочисленные изображения грифона были обнаружены на острове Крит на стенах тронного зала царского дворца в Кноссе, на надгробиях и в святилищах. За полторы тысячи лет до нашей эры подобные изображения все чаще и чаще появляются в западной части Азии.
Приблизительно с 1400 года до н. э. грифон «прижился» и в Греции. Там он ассоциировался прежде всего с Аполлоном, Дионисом и Немезидой. Аполлон нередко изображался верхом на грифоне или же едущим в колеснице, запряженной грифонами. Влияние Греции распространилось на Александрию, где грифон стал практически неизменным спутником Немезиды. Ведь оба отличались свирепым нравом и оба немилосердно карали злодеев.
Со временем грифоны «проникли» во все земли, находившиеся под греческим влиянием: вслед за Александром Великим они попали в Индию; их «приняли» этруски и римляне; но особенно широкое признание они встретили среди скифов и сарматов. Влияние (точнее, взаимовлияние) различных культур – процесс довольно сложный, и поэтому не всегда можно с уверенностью сказать, были ли сказочные птицы Индии или Персии предшественниками скифских грифонов или же наоборот.
Ясно лишь, что влияние кочевых племен заметно усилилось с падением Римской империи. Оно продолжалось и после того, как варвары приняли христианство и перешли к оседлому образу жизни. Грифон благополучно «перекочевал» в христианскую иконографию, где его изображение имело самое разное значение, зачастую прямо противоположное. Он с равным успехом мог быть и символом сатаны, и инкарнацией (воплощением) Христа. Одно время на стенах церквей и монастырей Европы от Италии до Ирландии были во множестве представлены изображения грифонов. Постепенно они стали исчезать – вполне возможно, под влиянием идей теолога Бернара Клервосского (1090–1153), – сохранившись лишь в геральдике. С возрождением грекоримского искусства в эпоху Ренессанса и раннего барокко интерес к загадочным существам возродился было вновь, но это был лишь слабый отблеск их былой славы. Иногда они встречаются еще на полотнах и гравюрах великих мастеров (к примеру, Дюрера). Золотых дел мастера порой изготавливают изумительные чаши в виде грифонов. Но сами они уже не более чем аллегория. Никто уже не связывает этих полульвовполуптиц со сверхъестественными силами. Впрочем, грифону было суждено возродиться еще раз. Произошло это в самом начале прошлого века: Наполеон Бонапарт заметно обогатил неоклассицизм помпейскими и египетскими мотивами, которые призваны были восславить его империю. Но и на этот раз сфинксы и грифоны появляются только на предметах обстановки – как элемент декорации, и не более того. В наше время художники время от времени вспоминают о грифонах. В основном когда создают очередной логотип или иллюстрируют фантастические произведения.
Начиная со времен Древней Греции, литературные страницы не раз становились гостеприимным обиталищем для грифонов. Они упоминаются в «Прикованном Прометее» Эсхила, считающегося, как известно, «отцом трагедии». Нередко историческая правда и поэтический вымысел пересекались, как это произошло, например, в написанном приблизительно в 400 году до н. э. «Романе об Александре», ставшем необычайно популярным и дошедшем в различных переложениях до средних веков. Достигнув конца известного в его эпоху мира, Александр вздумал покорить небеса. Для этого была сделана специальная колесница, в которую запрягли четырех грифонов. Александр поднялся очень высоко, но, прежде чем он смог достичь небес, Бог заставил грифонов спуститься обратно на землю. Здесь, правда, как и во многих более поздних литературных произведениях, остается неясным, имелся ли в виду классический грифон, или же этим словом авторы обозначали гигантских размеров хищных птиц.
Во многих произведениях средневековья, например в «Герцоге Эрнсте» (1180), грифоны описываются как необычайно злобные и сильные создания, которым вполне под силу понять в воздух взрослого человека.
В поэме X века «Шахнаме» Фирдоуси юный принц был взращен Симургом и на прощание получил от него в дар волшебное перо, которое должен был сжечь, если ему понадобится помощь.
В итальянской поэзии грифон – немаловажный символ, к примеру, в «Божественной комедии» Данте он олицетворяет самого Иисуса Христа. Близкая к нему «символическая птица» гиппогриф описывается в поэме «Неистовый Роланд» Лудовико Ариосто. Считается, что своего гиппогрифа Ариосто «сотворил», вдохновленный строкой из Вергилия.
Добавим, что грифон нередко встречается и в европейском фольклоре. Например, в немецком варианте сюжета о красавице и чудовище именно грифон переносит заколдованного принца и его невесту через Красное море.
После XVI века грифон в соответствии с новыми веяниями все больше и больше превращается в «стилистическую фигуру». Упоминания о нем можно найти в «Потерянном рае» Мильтона и в «Фаусте» Гете.
После «Фауста», законченного в 1831 году, литература не часто вспоминала о грифонах. По большей части это были произведения для детей вроде «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла или «Грифона и младшего каноника» Френка Стоктона (впервые опубликована в 70е годы прошлого века).
Иногда грифона можно встретить в современных фантастических романах для взрослых; к примеру, у Пирса Энтони и Клиффорда Саймака.
Грифон был частью западной цивилизации со времен ее зарождения. Он был разным. Он был повсюду. И он не утратил своей власти &heip;