Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Каббала в контексте истории и современности
Михаэль Лайтман
Вадим Маркович Розин

Впервые в истории отечественной философской мысли ученый-каббалист и философ-культуролог выходят на открытый диспут о каббале. Авторы – высокопрофессиональные исследователи – рассматривают глубинные метафизические проблемы духовного мира человека в широком спектре истории и философии.
Книга полна ярких описаний духовного опыта выдающихся людей, посвятивших свою жизнь разгадке формулы «Замысла творения». Каббала практически не была представлена в отечественной научно-философской литературе, и в данной работе впервые сделана попытка открыть для русскоязычного читателя богатейший, неизведанный мир иррационального и предоставить все инструменты для свободного, самостоятельного постижения духовного мира.
Книга предназначена для философов, ученых и широкого круга читателей.

Михаэль Лайтман, Вадим Маркович Розин

Каббала в контексте истории и современности
Впервые в истории отечественной философской мысли ученый-каббалист и философ-культуролог выходят на открытый диспут о каббале.
Авторы – высокопрофессиональные исследователи – рассматривают глубинные метафизические проблемы духовного мира человека в широком спектре истории и философии.
Книга полна ярких описаний духовного опыта выдающихся людей, посвятивших свою жизнь разгадке формулы «Замысла творения». Каббала практически не была представлена в отечественной научно-философской литературе, и в данной работе впервые сделана попытка открыть для русскоязычного читателя богатейший, неизведанный мир иррационального и предоставить все инструменты для свободного, самостоятельного постижения духовного мира.

Вадим Маркович Розин

Российский философ, методолог и культуролог. Доктор философских наук, профессор. Один из первых учеников Г. П. Щедровицкого и активный участник Московского методологического кружка. Начиная с середины 1970-х годов, развивает свое направление методологии, основанное на идеях и принципах гуманитарного подхода, семиотики и культурологии. Работает в Институте философии РАН, преподает в МГУ, МАИ, МГППУ, ГУГН, ЕГУ. Автор более 270 научных публикаций, в том числе книг и учебников: «Специфика и формирование естественных, технических и гуманитарных наук» (1989), «Типы и дискурсы научного мышления» (UR3S, 2000), «Философия техники» (2001), «Культурология» (1998-2004), «Эзотерический мир. Семантика сакрального текста» (URSS, 2002), «Личность и ее изучение» (URSS, 2004), «Развитие права в России как условие становления гражданского общества и эффективной власти» (2005), «Психология: наука и практика» (2005).

Михаэль Лайтман

(PhD, биокибернетика MSc) – ученый-каббалист, профессор онтологии и теории познания, основатель Международной Академии каббалы и Института исследования каббалы им. рава Ашлага (ARi -Ashag Research Institute) в Израиле. Научные исследования привели его к изучению древней науки каббала. Став учеником каббалиста Баруха Ашлага (1907-1991), сына величайшего каббалиста XX в. – Йегуды Ашлага, Бааль Сулама (1884-1954), автора комментария на книгу «Зоар», он продолжает цепочку передачи каббалистического знания современному поколению. Сегодня 30-летние исследования М. Лайтма-на в области науки каббала находят всеобщее признание. В трудах М. Лайтмана – автора более 30 книг по каббале – оригинальные каббалистические источники обретают современный глубокий анализ. В своих работах он фактически пересмотрел традиционные взгляды на каббалу, провозгласив ее наукой, необходимой для всего человечества. Лекции М. Лайтмана транслируются ежедневно в прямом эфире на сайте Международной Академии каббалы: kabbaah.info.

1. Предисловие

Во второй половине XX и начале XXI века мы наблюдаем интересную, своеобразную тенденцию – расширение и обогащение поля общественного сознания, появление в нем новых форм и видов, увеличение разнообразных связей и взаимодействий в его сфере. Интересно уже то, что происходят «встречи» глубинных исторически, казалось бы, ушедших пластов сознания с все возрастающими технократическими формами модернизированных видов информации.
Тенденция эта во многом еще не объяснена, но она заметна и интерес к подобным неожиданным связям и взаимодействиям возрастает. Если говорить в целом, то для этой тенденции характерна потребность в поиске целостности, синергизме, разнообразии и стремлении к коэволюционным процессам, в результате которых не только расширяется и углубляется понятие «духовной вселенной», но оно приобретает и своеобразные черты, нередко сочетая архаические проблемы с модернизационными и находя на их стыке не только своеобразные комплексы проблем, но и новые решения. Растет и количество работ, стремящихся выявить, что из себя представляет «сфера духа» не только в индивидуально-психологическом, но и в социально-космическом, мирском, культурно-историческом контексте. Однако работы эти все еще разрознены, частичны, недостаточно выявлены как общность, так и многообразие проблематики, равно как и ее охват от «вселенских» вопросов, вопросов о тайнах бытия, до возрастающего многообразия сложности «повседневности», в которой каждый индивид ищет не столько всеобщий, сколько личностно-индивидуальный смысл и пути построения личной судьбы, решения всего обилия вопросов, затрагивающих «мелочи» жизни.
Думаю, уже в силу этих проблем назрела потребность более широкого обсуждения в появляющейся новой проблематике, а вместе с тем и соотнесение языков, на которых впервые в истории поднимались и звучали вечные проблемы, с обилием информации и своеобразием понятий и логики современных форм восприятия и осмысления мира.
Следует заметить, что значительный интерес вызывают и те течения
в духовной культуре, которые длительное время были отлучены от внимания серьезных исследователей. К ним относится целая сфера, не находившая себе место в духовной культуре и жизни – это различные виды иррационализма, к которым относилась мистика, эзотерические течения, каббала, нетрадиционные религии и т. д.
Эзотерические знания, своеобразная «мода» на эзотеризм имеют свои причины, более глубокие, чем просто «мода». Возросший интерес к ним – растущая неудовлетворенность современным состоянием проблем о смыслах бытия человека, как индивида, так и общества в целом, опасность нарастающего катастрофизма человеческих действий, казалось бы, напрямую руководимых разумом и часто не совместимых с результатом. Наконец, немалую роль играет усиливающийся кризис цивилизационных и культурных ценностей и идеалов, неудовлетворенность процессами целеполагания и самим ходом человеческой цивилизованной жизни, которые при росте потребительства и комфорта часто теряют свои человеческие черты.
Увеличение бедствий нередко является последствием бессмысленной хаотизации человеческих действий или их чрезмерной «зарационализированности» при одновременном росте хаоса в эмоциональной жизни людей.
Есть и другие причины, побуждающие острый интерес к состоянию духовного знания и культуры, и ощущения недовольства ими. Кризис одностороннего рационализма, инструментализма и технократизма свидетельствует об определенном разрыве рациональной и эмоциональной культуры. Вместе с тем идет процесс расширения сферы и форм знания о мире и человеке, об их многообразии, и растет потребность в духовной и поведенческой толерантности в коэволюционном соотношении разных культур. При этом возникает интерес к проблемам хаотизации духовной и особенно нравственной культуры, чреватый серьезными последствиями и требующий особого внимания к сути и формам образования и воспитания человека.
Возникает вопрос: возможна ли систематизация и толерантность в сфере растущего многообразия идей, интересов и ценностей, или мы присутствуем при складывающемся разрыве между упорядоченностью мира материальных вещей и хаосом в сфере духа? Может ли человечество выжить в таком состоянии или нужно сменить парадигму в понимании того, что есть «духовная культура», каковы ее продуктивно-творческие разнообразия? Таковы лишь немногие из задач исследования сфер духовной жизни человека. И появление книг, способных профессионально, философско-логически подойти к исследованию этих вопросов, подобно данной работе М. Лайтмана и В. Розина, крайне актуально. Актуально потому, что до сих пор проблемы человеческого сознания рассматривались в сугубо рациональном ключе. И в философии, и в психологии досконально разобраны все тонкости рационального. Но сфера иррационального, с его вариациями и возможностями, практически не представлена в научно-философской литературе, о ней до сих пор известно очень мало. Более того, сегодня в этой области знаний мы наблюдаем возникновение множества различных спекуляций, которые не основаны на конкретном материале и используют специфическую для духовной сферы терминологию без разбора теоретических оснований, истории проблемы, ее корней.
Сегодня, когда рухнули многие идеологические системы, и человек, утратив смысл жизни, программу своего бытия, теряется в поисках духовной опоры среди массы паразитирующих на проблемах духовности необразованных людей, сводящих этот поиск, в котором есть сугубо философский, серьезный аспект, лишь к решению бытовых проблем, – именно сегодня необходимы подобные исследования сферы иррационального, способные рассмотреть данную проблематику в широте спектра всей истории философский мысли, передать аромат древних учений и показать специфику иррационального подхода, и, в тоже время, сблизить их с рационалистическим подходом, пониманием, типичным для XX-XXI веков. И перед такого типа исследователями, как авторы данной книги, которые имеют и философскую подготовку, и способны научно, логически работать с материалом, рационально его обрабатывать, – перед ними сейчас стоит задача: дать ответ взыскующему человечеству, которое находится в поиске духовного, но еще не подготовлено к тому, чтобы самостоятельно разрешить проблемы, возникающие на этом пути.
Эту книгу, как первую попытку диалога-дискуссии двух авторов – М. Лайтмана и В. Розина, можно назвать удачной, потому что в ней отмечен целый ряд философских проблем, которые нигде в таком формате не поднимались. Своеобразное учение о человеке, своеобразное учение о мире – это нигде не объяснялось с таких неожиданных позиций, позиций разных духовных учений.
Книга построена своеобразно: с одной стороны – диалогично, при широкой свободе суждений и интерпретаций, с другой – введена фигура «третейского судьи» – «Скептика», на долю которого выпадают обычно сомнения и вопросы, «суждения о неясном». Это представляет дополнительный интерес при ее чтении, к тому же помогает иногда разобраться в сложности языка, понятий, логики, особенно древних учений, несущих в себе отражения истории и менталитета далеких предков. Поэтому авторы дополнили собственные изложения и понимания проблем выдержками из оригинальных основополагающих работ, например, книги «Зоар», излагающей суть каббалы, и отрывками из мало известных интересующемуся читателю работ Шри Ауробиндо. Вместе с тем, представленные «вечные» и дискуссионные вопросы в интерпретации авторов книги М. С. Лайтмана и В. М. Розина рассматривались и другими исследователями, чьи идеи были предложены в виде полемики: например, работы известных ученых – Хорхе Луиса Борхеса, Рене Генона, Владимира Соловьева.
«Скептик» имел широкое право судить и классиков, и современников, раскрывая в своей интерпретации суть «вечных» проблем в их своеобразной исторической аранжировке. Такой стиль изложения привлекателен.
Безусловно, авторы В. Розин и М. Лайтман – широко образованные люди, у них существует именно философский подход к решению метафизических проблем. И в то же время сохраняется верность избранному пути: каждый из них, анализируя того или иного автора учения, сохраняет верность истокам той культуры, где это учение выросло, и это особенно интересно.
Работы М. Лайтмана интересны тем, что он, во-первых, начал очень глубокое рассмотрение исторического контекста каббалы: когда, где, в каком месте, в каком государстве, в каком идеологическом срезе, при каком менталитете народа начало развиваться это учение. Во-вторых, отмечается не только описательный подход, но и философская часть, которая дает читателю «взгляд сверху» на предмет исследования. В-третьих, до сих пор в России практически не было серьезных работ, раскрывающих это учение во всей его полноте, т. е. из всех учений каббала наименее известна ученым. И поэтому энциклопедичность, которой владеет М. Лайтман в постижении учения каббалы, и его возможности логического изложения, в силу того, что он ученый, создали ценнейший сплав качеств, которые позволили ему передать миру это знание опосредованно, через исторические и научно-философские источники, и, тем самым, открыть для нас такой интереснейший культурный феномен, как каббала.
Что касается автора В. Розина, то для него эта работа была непростой, он попытался найти точки соприкосновения нескольких духовных учений, преломить их через собственное понимание мира и свою судьбу, выразить позицию «Скептика» в отношении сложнейших метафизических вопросов. Он проявил интерес к сферам иррационального подхода. По моему мнению, В. Розина интересуют эзотерические учения, в которых поднимается проблема жизни и смерти, вопросы перехода в другие миры, например, учение Шри Ауробиндо.
Вряд ли изложение, которое дается у М. Лайтмана, и то, которое дается у В. Розина, можно как-то объединить по подобию – нет, они разные. Но интерес работы заключается в том, что авторы дают нам определенные модели духовного мира человека, который имеет множественность описаний, а также пытаются соединить, найти некую общность разных духовных учений и посмотреть с нескольких сторон на определенную проблематику. И в этом одно из главных достоинств данной книги.
В чем заключается основная проблематика, о которой говорят оба автора? Она заключается в том, что восприятие человеческого субъективного мира и отношение к нему человека не ограничиваются рациональным познанием, что есть такие сферы знания, в которые мы даже еще не проникли. И эти сферы знания относятся к наиболее существенным для человеческого бытия проблемам: это проблема жизни, проблема смерти, проблема смысла жизни, проблема того, что ожидает человека после смерти, т. е. то, о чем говорит религия. Но эти духовные учения назвать чисто религиозными нельзя: это не религия, это именно философский подход. Философский, с учетом того, что в те времена философия четко не отделялась от конкретного знания, которое было сплавлено вместе и с элементами науки, и с элементами мифологии и чисто психологического мышления и восприятия. Вот попытка понять, раскрыть психологический мир человека, с учетом не только логического построения, не только понятийного осмысления, а в плане восприятия, ощущения, субъективного подхода к этому, – вот эта сфера иррационального – она расширяет сферу субъективного понимания и ставит перед рациональным мышлением сейчас целый ряд тех проблем, на которые рациональная, логическая философия должна дать ответы. Но эти проблемы возникли еще задолго до того, как в логической философии появились эти вопросы.
Данное исследование можно назвать культурологическим. Примечательно, что культура народа представлена очень колоритно. Это культура Израиля, культура Индии, их глубочайшие корни – за много лет до того, когда люди стали мыслить реалистично. Безусловно, каббалистические духовные традиции намного древнее, чем греческие и европейские.
Многие эти учения – они древнее, чем попытка логической философии, которая сложилась в Греции и Риме, вступить в свои права. Но греческая и римская философии задают тон, а вот эта сфера иррационального, которая играет значительно бoльшую роль в поведении человека, в его отношении к миру, в его оценке, в его жизненном смысле бытия, – эта сторона вообще была, по существу, обойдена. Ее относили к тайной, темной мистике, мифологии, к которым не было найдено рационального подхода. Здесь же совсем другой подход. Поэтому это исследование представляет собой ценнейший научный материал.
И если мы сейчас сблизим те древние знания с современным мышлением, объясним, что, в сущности, речь в них шла о той же самой силе энергии бытия, но изложение было с такой стороны, с такого подхода, с которого эта тема нами не поднималась и не понималась, то сможем показать истоки современного мышления, – откуда все произошло. Ведь то же «коллективное бессознательное» было открыто значительно раньше, чем об этом заговорил Фрейд, Юнг, Адлер и их последователи, и в древних учениях, в которых доминировало мистическое сознание человека, везде присутствует это понятие. Но там оно выражено своим языком, в своем контексте, и зачастую забыто, оставлено нами, как будто вовсе не существовало.
И не только, скажем, эти древнейшие учения, даже Средние века как следует мы не знаем, где уже была религия, где уже были свои линии мистики и прочие культурные и социальные инварианты. Мы не знаем ту повседневную мысль, тот повседневный менталитет, повседневное философствование людей Средневековья. Не говоря уже о том, что мы почти совсем не знаем то повседневное бытие древности. И если бы не было Библии, возможно, мы вообще ничего не знали бы о формах философствования, формах философского менталитета того периода, того времени.
И поэтому в подобных работах выражается глубокий смысл: приоткрыть завесу над историей, показать, какой там был склад мышления и какой склад чувствования, отношения к миру, понимание самого человека, смысла его бытия и т. д. Это очень важно как для истории, так и для того, чтобы, наконец, нам понять, что человек намного сложнее, чем мы его представляем в очень узко рациональной сфере.
Несмотря на то, что так называемые «вечные» проблемы имеют практически «вечную» историю, однако они всегда связаны со своим временем и, главное, не только с разными мнениями высших умов, но и с повседневной земной жизнью обычных людей, тоже искавших и находивших свой смысл жизни, свою дорогу и судьбу в мире. Эти идеи представляются весьма важными, интересными и современными. Известно ведь, что, строго говоря, такой традиции в истории философского мышления почти не существовало – повседневность мало специально затрагивала диалоги и беседы ученых, она лишь врывалась в них в качестве своеобразного исторического подтекста. Ныне такой подход рассмотрения «вечных» вопросов не только с высоты их творцов, но и «низовых пластов» пользователей, совершенно по-своему интерпретирующих мысли великих, особенно при попытках их реализации, – стал чрезвычайно важен и актуален. Это вызывает дополнительный интерес к авторам-интерпретаторам, но и порождает немалые трудности, ибо система понятий, знаков, символов, своеобразие «притчевых изложений» и логики авторской системы доказательств делает совершенно необходимой дополнительную работу по разъяснению смысла основных терминов и определений. Тем более это относится к каббале, где в качестве «элементов знания» выступают не только слова, но и буквы и цифры, связь которых своеобразна, и велики творческие возможности, ибо каждая буква может нести свою систему информации и быть определенно использована. Работа по интерпретации этой части изложения учения каббалы проделана М. С. Лайтманом, и, разумеется, для более широкого читателя она нуждается в словаре.
Что же касается «вечных вопросов», то мы находим здесь те же проблемы о Творце и творении, о месте и роли в нем человека. Выделены и особые походы к пониманию человека: он не только исполнитель, но и со-Творец.
Весьма интересна собственно философско-антропологическая часть проблем. Здесь есть интересные постановки вопроса о том, «что является нашей сутью?», «какова наша роль в длинной цепочке действительности, где мы ее малые звенья?».
Или другой ряд вопросов: «Когда мы смотрим на себя, мы чувствуем себя испорченными и низкими настолько, что нет более презренных. А если мы посмотрим на Создавшего нас – ведь должны мы стать вершиной всего, поскольку от совершенного Создателя должны исходить только совершенные действия».
Интересно же то, что в сути совершенствования заложен парадокс. Творец создал мир, вещи и т. п. для потребления их человеком, для его удовлетворения, но если он останется потребителем, то никогда не поднимется к совершенству, которое заключено в альтруизме. Это включение нравственных проблем в творчество мироздания и человека и понимание совершенства как стремления человека к отдаче, т. е. к творчеству, а не просто потреблению – звучит много веков и всегда актуально, оставляя место для размышлений об идеалах и повседневных ценностях человеческого бытия.
Есть и другие, не менее интересные вопросы, например: «Как из вечного Творца,не имеющего начала и конца,происходят творения ничтожные, временные и ущербные?» или: «Если Творец абсолютно добр и творит добро, как он мог создать творения, вся жизнь которых проходит в страданиях?»
Вряд ли можно сказать, что комплекс этих проблем присущ только каббалистическому учению – он встречается и в других. Но здесь интересна направленность на проблемы бытия и смысла не «вообще абстрактно-категориального», «логического человека», а на индивида, решающего в своей земной, повседневной жизни по-своему вопросы своего бытия и мироздания, где наслаждения и страдания сосуществуют и весьма непросто.
В кратком предисловии трудно отметить все интересные, а тем более спорные, дискуссионные вопросы. Затронем лишь еще одну тему, над которой размышляют авторы: что есть каббала – наука, философия, мистика или, быть может, некий совершенно иной вид познания? Здесь немало высказано разных мнений. Автор множества книг о каббале М. С. Лайтман склонен полагать, что в ней есть все «элементы»: и наука (точнее, «преднаука»), и философия, и мистика, и религия и т. д. В большей степени в его позиции преобладает рассмотрение каббалы как «преднауки», и здесь внимание концентрируется на тех «системах знания», которые исторически ей присущи. Однако это весьма дискуссионная позиция, поскольку знания раннего периода были скорее хаотичны, чем системны, хотя элементы своеобразной логики и доказательности присущи и каббале. Но, мне представляется, что автор раздела о каббале М. С. Лайтман, как и «Скептик», и автор «эзотерического раздела» В. Розин, скорее склонны к тому, что каббала, как впрочем, и всякое раннеисторическое явление духовной жизни – многоликий феномен, и еще предстоит более основательно разобраться в разнообразии форм, тенденций, влияний, которые исторически отпечатывались на ее содержании.
Я думаю, что в ходе дискуссии была найдена более удачная, близкая к истине и даже более эвристическая формула: «Каббала как форма иррационального сознания».
В чем преимущество этой формулы? Во-первых, она более актуальна, ибо ныне из всех проблем общественного сознания и духовной жизни наиболее неясной и дискуссионной, а также наименее изученной и представленной как в философских, так и в собственно научных исследованиях – является сфера иррациональности. В европейском мышлении столетиями господствовал рационализм. Он же наиболее изучен. Что же включает в себя сфера иррационального, и какова ее роль: в эволюции самого разума, в развитии личностного сознания, в развитии человеческого духа в целом, – до сих пор остается неясным.
Между тем, тенденция развития духовной сферы в конце XX и начале XXI века явно намечена: переход от абстрактно-объектных форм знания и поведения к личностно-субъектным, что предполагает гораздо более глубокое и широкое историческое и современное изучение собственно иррациональной сферы, где таится еще не только много «неведомого», а иногда и не подвластного разуму, где скрыты многие тайны интуиции и творчества, многие стимулы и мотивы, а также энергетика и направленность человеческого мышления и действия.
Ныне существует немало разных подходов к сфере иррационального: либо как к своеобразному дополнению разума, «ауре» его развития, либо как к продукту собственно телесной жизнедеятельности. Есть и устремления к тому, чтобы полностью отдать эту сферу чуду, мистике. Все это побуждает к гораздо более серьезному, внимательному отношению к изучению сферы иррационального, в том числе мистического, эзотерического и т. п., – изучению с помощью всех средств философии и науки. Тем более это интересно и важно, ведь речь идет не только о полноте и разнообразии духовной жизни отдельного человека – личности, но и «совокупного» социального человека, действующего на общественной сцене, и творчество которого не только противоречиво, но и несет в себе и созидание, и разрушение, и добро, и зло, и потребительство, и альтруизм. Становится отчетливо видно, сколь сложна и многообразна духовная сфера бытия, – это относится и к науке, и к религии, и к повседневной жизни.
Проблема изучения своеобразия форм, течений, видов, истории духовной культуры во всех ее ипостасях, в сущности, только начинается – оно происходит с разных позиций и с разных сторон. Тем правильнее и интереснее выбор жанра данной книги: авторы выходят на открытый диспут сторон, участвующих вместе с традиционным «Скептиком», и проводят его по мало известным российскому читателю и часто запутанным проблемам духовной сферы, рассматривают роль иррационального в ней, его соотношения с различными формами рациональности. Я думаю, что «повседневному» читателю это будет интересно не только потому, что он обретет новые знания, но и приобщится к высокопродуктивной творческой сфере диалога, дискуссии высокопрофессиональных исследователей.
Академик РАО,доктор философских наук профессор ИФРАН Л.П.Буева

2. От авторов

«Каббала не позволяет нам проводить жизнь в прахе, но поднимает наш разум к вершине познания».
ИоганнРейхлин «De arte cabbaistica»
Эта книга, как видно по обложке, написана двумя авторами. Один, Михаил Лайтман, биокибернетик по первой специальности, является носителем каббалистической традиции, каббалистом-практиком, философом и ученым; другой, Вадим Розин, философ, культуролог и методолог науки, одно из направлений исследований которого – эзотерические учения. Мы объединили свои усилия, чтобы рассказать о каббале и самим лучше понять место этого древнего и, одновременно, современного учения на общей карте поисков и достижений человеческой мысли. Наши представления о сущности мира, человека, о философии, истории и каббале совпадают не во всем, но это обстоятельство нужно рассматривать не как недостаток, а как предпосылку для наиболее объективного анализа выбранной темы. Как известно, в сомнениях и диалоге рождается истина. Кроме того, каждый из нас уже проделал путь длительного исследования и имеет собственные оригинальные тексты: Михаил Лайтман – многочисленные статьи и книги о каббале, Вадим Розин – о науке, культуре и эзотерических учениях. Поэтому мы прибегли к следующему способу построения текста: изложение взглядов и мыслей в книге идет или от лица каждого автора в отдельности, или от лица Скептика, изредка от лица обоих авторов. Скептик введен специально: это наш собеседник, он – социолог и историк, ищущий истину и свой путь в жизни, он читал, и немало, знаком с сутью некоторых философских и эзотерических концепций. Скептик он не потому, что у него плохой характер, или это личность, подвергающая все сомнению, а потому, что ему часто непонятно, что говорят оба автора. Скептик в нашей книге выражает не только взгляды, не совпадающие с тем, что высказывается мыслителями, придерживающимися другого мировоззрения, но иногда и наши собственные сомнения и проблемы. Наконец, мы постарались соотнестись с вопросами читателя, который вообще не верит в Творца (а это, возможно, достаточно многочисленная аудитория). Такому читателю оба автора постараются показать, что при правильном понимании каббалы за этим учением видны вполне рациональные построения и этически полезные представления.
История философских размышлений о мире и о человеке значительна и обширна. Несмотря на определенный опыт, накопленный в этой области, вопросов здесь гораздо больше, чем готовых ответов и решений. Тайна человека и окружающего его мира продолжает принадлежать к кругу вечных проблем и является одной из основных, если не центральной, во всей мировой философской мысли. В зависимости от решения этих проблем, того или иного понимания сущности человека и мира, создаются соответствующие теории исторического процесса, политические и экономические доктрины, происходит выбор социального идеала, формируются перспективы общественного развития.
В предлагаемой читателю книге делается попытка объединить усилия двух мыслителей, сопоставить и свести философские и каббалистические знания. Авторы хотели сделать очередной шаг в понимании природы человека, цели его жизни, сущности мира.
Расскажем теперь немного о себе, точнее, о том, как каждый из нас пришел к занятию не совсем ординарными для обычного человека предметами.

3. Рассказ Михаила Лайтмана о его пути в Каббалу

На лекциях и в интервью меня нередко спрашивают, как я, ученый по профессии, с головой ушел в столь далекую от науки сферу. Я мог бы понять справедливость такого вопроса, если бы действительно занимался чем-то совсем отвлеченным и необычным. Но ведь каббала – это учение о цели нашей жизни, о том, что так близко каждому человеку.
Еще в детстве, как и все, я спрашивал себя, для чего я существую, вопрос этот волновал мой мозг постоянно, если только не удавалось подавлять его погоней за наслаждениями. Каждое утро с этим вопросом приходилось вставать, хотя я и пытался заглушить его надуманными целями: получить интересную специальность, увлечься работой и прочее. Занимаясь в конце 60-х гг. биокибернетикой и сидя в лаборатории, я пытался докопаться до тайны жизни, смысла жизни, мучился от того, что она никак не давалась, и у меня не было никакой информации о том, как ее раскрыть. Я предполагал, что человеческий мозг – ключ к этой тайне. Я рвался к этой тайне, а истина ускользала, но не отпускала меня. Я понял, что вот я могу сейчас посвятить свою жизнь мелкой задаче, в частности, изучению функционирования человеческого мозга, стану профессором, а жизнь пройдет, и я все равно не успею добраться до истины. Я решил, что должен быть какой-то другой путь, мне говорили верующие люди, что в познании какой-то другой вечной жизни я узнаю истину. Мистика и слепая вера в потустороннюю жизнь были чужды моему рациональному складу ума. Я стремился, чтобы мне в этой жизни дали возможность узнать цель и смысл существования человека и мира. Я верил, что такая возможность должна быть. И я не ошибся. Есть другая субстанция – не мозг, а душа, которая должна развиваться и постигать эту истину.
Приехав в Израиль (1974 г.), я продолжал мучиться тем же вопросом о смысле бытия – ради чего стоило бы жить. Сначала я хотел быть как все, но не смог, не сумел задушить в себе вопрос: для чего я существую? Чем больше я задавал вопросов, тем больше их возникало, и я категорически не мог смириться с тем, что на какие-то вопросы я вообще не смогу получить ответы в течение своей жизни.
К гуманитарным знаниям страсти не питал, верил только в реальные науки. В процессе своих поисков, я, наконец, решил обратиться к людям религиозным, решив, что они знают и могут подсказать мне, для чего стоит жить (1975 г.). Я изучалрелигиозные тексты, получал много новой информации, но ни одного ответа на свои главные вопросы не находил. Продолжая поиски, я узнал, что есть такое древнее учение – каббала, которая говорит обо всех тайнах и смыслах бытия. Я начал искать учителя-каббалиста, но никак не мог найти.
Спустя два года я неожиданно увидел объявление о кружке каббалы, сразу записался, как обычно, ринулся с головой, накупил книг, стал копать внутрь, чтобы досконально выяснить все вопросы, даже если мне для этого требовалось просиживать над ними неделями. Первый раз в жизни «схватило за живое», и я понял, что это мое и касается лично меня.
Кружок оказался «липовым», но я продолжил искать настоящих учителей-каббалистов, ездил в поисках по всей стране, брал частные уроки, но каждый раз внутренний голос говорил мне, что это не настоящая каббала, потому что рассказывает не обо мне, а о чем-то отвлеченном. Я выучил иврит и арамейский язык, чтобы читать книги в первоисточниках. Бросив всех учителей, заинтересовал каббалой одного знакомого, и вечерами мы вдвоем изучали подряд все книги по каббале, и так продолжалось месяцами.
В один из холодных дождливых зимних вечеров 1979 г. вместо того чтобы, как обычно, засесть за книги «Пардес римоним» и «Таль орот», отчаявшись, я неожиданно даже для самого себя, вдруг, предложил своему напарнику поехать в Бней-Брак (религиозный пригород Тель-Авива), искать учителя. Я бывал там пару раз, разыскивая книги о каббале.
В Бней-Браке был такой же холодный, ветреный, дождливый зимний вечер. Доехав до перекрестка, я приоткрыл окно и через дорогу крикнул одетому в длинные черные одежды мужчине: «Скажи мне, где здесь изучают каббалу?» Для незнакомых с атмосферой религиозных кварталов того времени поясню, что мой вопрос был несколько странен: каббалу не изучали тогда ни в одном религиозном учебном заведении. Единицы брали на себя смелость заявить, что они интересуются каббалой. Но незнакомец, не удивившись, запросто мне ответил: «Поверни налево, поезжай до плантации, увидишь напротив нее дом – там учат каббалу».
Доехав до указанного места, мы обнаружили темное здание. Войдя, увидели в небольшой боковой комнате длинный стол и за ним нескольких стариков. Я представился и объяснил, что мы хотим изучать каббалу. Старец, сидевший во главе стола, пригласил нас присесть, сказав, что мы поговорим об этом после окончания урока. Они продолжили читать недельную главу книги «Зоар» с комментариями «Сулам», со старческим проглатыванием слов, полуфразами, как люди, с полуслова понимающие друг друга.
Посмотрев на них, я пришел к выводу, что эта компания попросту коротает время на старости лет, и нам лучше еще успеть в тот же вечер найти другое место для занятий каббалой, но мой спутник удержал меня, сказав, что это нетактично.
Через несколько минут урок закончился, и старик, выяснив, кто мы, попросил номер телефона: он подумает, кого нам дать в учителя, и сообщит. Я даже не захотел дать свой номер, считая всю эту затею, как и многие другие в прошлом, бессмысленной тратой времени. Чувствуя это, мой товарищ дал свой номер телефона. Мы попрощались и уехали.
На следующий же вечер мой друг зашел ко мне и сообщил, что старец звонил, предлагает нам учителя по каббале, и уже договорено, что мы приедем в тот же вечер. Я не хотел тратить на это еще один вечер, но все же уступил уговорам приятеля.
Мы приехали. Старец подозвал к себе другого, чуть помоложе, но тоже седобородого человека, сказал ему пару слов и оставил нас с ним. Тот предложил начать занятия со статьи «Введение в каббалу», которую мы, кстати, уже не раз пытались освоить.
Мы присели за один из столов в пустом зале, и он начал читать и объяснять прочитанное по абзацам. Я всегда волнуюсь, вспоминая этот момент: после многолетних поисков было необычайно острое ощущение наконец-то найденного, того, что так всегда хотелось найти и не получалось!
На следующий день я уже записывал его уроки на магнитофон. Узнав, что основные занятия со старцем (Учителем) проходят с 2 часов ночи до 6 утра, мы начали приезжать каждую ночь.
Через несколько месяцев Учитель спросил меня, не могу ли я отвезти его к врачу. Я, конечно, согласился. Процедуры у врача ни к чему не привели, и его направили в больницу на целый месяц. В тот день я остался с ним в больнице – и в течение всего месяца приезжал туда в 4 часа утра, перелезал через забор, незаметно проходил по коридорам, и мы учили каббалу. И так целый месяц! С тех пор рав Барух Ашлаг, старший сын Бааль Суллам [1], стал моим Учителем.
После его возвращения из больницы, мы ежедневно выезжали в лес, в парки на прогулки. Возвращаясь домой, я лихорадочно записывал все мною услышанное. Еще раньше я попросил у него разрешения провести несколько занятий в одном из кружков, где когда-то бывал на лекциях и познакомился с людьми, пытающимися изучать каббалу. Он воспринял это без большого воодушевления, но впоследствии расспрашивал о моих уроках. А когда я сказал, что могу привести оттуда к нам несколько молодых людей, он осторожно согласился.
Так к нам пришли сразу несколько десятков молодых парней, и в тихом замкнутом месте закипела жизнь, жизнь моего Учителя. Все его дни приобрели новый смысл, он светился от такого наплыва жаждущих изучать каббалу.
Обычно наш день начинался в 3 часа утра с занятий в группе учеников, которые продолжались до 6 утра. С 9 до 12 мы выезжали в лес, в парк или на море. По возвращении я уходил работать. С 5 до 8 вечера продолжались занятия. После чего мы расходились, чтобы встать вновь в 3 часа ночи. И так годами. Все занятия я записывал на магнитофон, и за прошедшие годы собралось более тысячи кассет.
В последние 5 лет (с 1986 г.) мой Учитель решил каждую неделю-две выезжать на два дня в Тверию, что мы вместе и делали, отрываясь от всех, что еще больше сблизило нас. И, тем не менее, я ощущал, какая между ним и мной духовная пропасть, но как преодолеть ее, не представлял.
Я явственно ощущал эту духовную пропасть, наблюдая за человеком, для которого принятое решение является законом, а график и распорядок незыблем, несмотря на усталость или недомогание. Падая от усталости, страдая от физических недугов, этот Человек выполнял до последней буквы все то, что наметил, и никогда не уменьшал взятое на себя. Постоянно наблюдая это, я постепенно терял уверенность в себе и своем успехе, хотя понимал, что эти нечеловеческие силы появляются при осознании величия задачи и исходят свыше.
Не могу забыть ни одной минуты, проведенной во время наших поездок, когда долгими вечерами я сидел напротив него и впитывал его уроки. Эти впечатления глубоко живут во мне, и надеюсь, именно они определяют сегодня мой путь. Информация, накопившаяся в ежедневном 10-часовом общении в течение 12 лет, действует самостоятельно.
В один из сентябрьских дней 1991 года мой Учитель почувствовал недомогание. После многих моих уговоров он согласился лечь на обследование. Врачи ничего не обнаружили, но ранним утром 15 сентября 1991 года его не стало. В центральной газете «Амодиа» от 15.09.1991 г. был помещен краткий некролог:
«Огромная толпа провожала в последний путь Почитаемого Учителя рава Баруха Ашлага, старшего сына мудреца книги „Зоар“ рава Йегуды Ашлага, получившего имя „Бааль Сулам“. Огромная колонна провожающих вышла из здания, где преподавал и жил мудрец. За его телом шли общественные деятели, ученики и жители города. Провожающие устремились к „Горе Успокоения“ в Иерусалиме, где находится могила его великого отца. До своего последнего дня великий мудрец, чьи уста исторгали перлы высшей мудрости, преподавал с 3 часов ночи до 6 утра и с 5 до 9 часов вечера ежедневно в своем мидраше [2]. На исходе дня, почувствовал себя плохо, был помещен в больницу, а в пятницу, 15 сентября, в 7 часов утра, вернул Творцу душу свою в присутствии верного ему во всем ученика Михаэля Лайтмана».
Десятки пришедших в последние годы учеников продолжают изучение каббалы и внутреннее постижение творения. Учение живет, как и во все века. Великий каббалист рав Йегуда Ашлаг и его старший сын, мой Учитель, рав Барух Ашлаг, своими трудами развили и подготовили это учение для современного поколения, для того вида душ, которые в настоящее время нисходят в наш мир.
Хочется верить в то, что я правильно продолжаю дело своего великого Учителя.

4. Рассказ Вадима Розина о эзотерических семинарах

Примерно в те же самые годы (конец 60-х – начало 70-х гг.) я подобно Михаилу Лайтману задумался над смыслом своей жизни. К этому времени относится мой конфликт с моим учителем, известным сегодня философом Георгием Петровичем Щедровицким, создавшим в начале 60-х гг. первую методологическую школу (она существует до сих пор и стала по численности самой большой в стране). Меня не устраивали, в частности, конечные цели и этические установки учителя, считавшего, что главная задача – любой ценой подготовить для России методологов, которые, когда система социализма рухнет, возьмут дело управления страной в свои руки и перестроят ее на научных основаниях.
«Если вы будете работать внутри методологии, – пишет Г. Щедровицкий в книге „Философия, наука, методология“, – в методологической команде, то у вас не будет всех этих проблем: зачем нужна методология, что она позволяет, и чего она, наоборот, не позволяет. Вы будете методологизировать – и все.
…Теория деятельности ставит вопрос о глобальном, или тотальном проектировании и планировании всего социума, об управлении им на научных основах.
Для меня работа в области методологической Касталии [3] главное. Если мне удастся подготовить сто – сто пятьдесят методологов на страну, я умру спокойно. Поскольку они дальше будут по принципу лавины готовить следующих». [4]
Я решил выйти из школы Щедровицкого и начать самостоятельную интеллектуальную жизнь. Именно в этот период моя первая жена увлеклась сначала православием, а затем встретила гуру, которых в то время в Москве было немало. Этот гуру, которого, если память меня не подводит, звали Валерий, привез целый чемодан самиздатовской эзотерической литературы, собрал вокруг себя кружок, состоявший в основном из женщин, и стал учить. Гуру учили в то время самым разным вещам: пропагандировали уже известные доктрины, например, Будды, Рудольфа Штейнера, Блаватской, Елены Рерих, знакомили с новыми эзотерическими учениями (особенно сильное впечатление здесь произвели два автора – Джон Кришнамурти и Карлос Кастанеда), создавали собственные интерпретации и варианты эзотерических знаний.
Моя жена не просто увлеклась эзотерическими идеями, но оставила обычную жизнь и семью, ушла с работы, день и ночь читала эзотерические тексты, медитировала, голодала. Закончилось хождение в эзотерику печально. Все это заставило меня не только искать смысл жизни в рамках философии и методологии, но и попытаться понять свою супругу, а также сами эзотерические учения. Я стал читать тексты Будды, Кришнамурти, Штейнера, Шри Ауробиндо, Кастанеды, Гурджиева, Успенского и других авторов. Сначала ничего не понимал, возмущался, как мне казалось, дикой фантазией и ненаучностью эзотерического мышления. Но потом поостыл, взял себя в руки и сказал: «Негоже философу так относиться к чужой, пусть даже непонятной мысли, буду учиться, искать ключи к эзотерической реальности и сознанию».
Пришлось много читать и перечитывать одни и те же тексты, применить для их реконструкции весь арсенал известных мне средств и методов семиотики, методологии и психологии, и, что думаю, не менее важно, искать в себе опыт (переживаний, разрешения экзистенциальных проблем; какую-то роль сыграли и занятия карате с их дзенбуддистской подкладкой), который бы помог почувствовать эзотерическую реальность, войти в нее.
Где-то через пять-шесть лет я понял, что мне это удалось. Чтобы проверить себя, решил изложить для друзей свое видение и понимание эзотерических учений. Объявил семинар. Чаще всего он проходил на квартире моего приятеля и сотрудника, поклонника Кришнамурти, Вадима Конжукова.
Чтобы хоть немного передать атмосферу этих семинаров, приведу воспоминания двух его участниц, архитектора Галины Лебедевой и психолога Аиды Айламазьян.
Галина Лебедева:
«О превратности судеб эзотерического знания в нашем отечестве мне пришлось задуматься недавно, после посещения книжной ярмарки на Олимпийском стадионе, где среди одуряющего множества прилавков с литературой поистине „всеохватного“ содержания – от детских раскрасок до сочинений Фрейда или Гайдара – выделяются островки узко специализированной книжной продукции, относящейся к трем самым востребованным сегодня темам: компьютеру, экономике (праву) и, как ни удивительно такое сочетание, эзотерике в любых ее проявлениях. Строгие дисциплины общения с компьютером и поиск четкости и обоснованности в общественных установлениях теперь, как будто, влекут за собой обостренный интерес и ко всему тайному, магическому, необъяснимому.
Совсем иную подоплеку имел тот же интерес в начале 80-х, когда Вадим Розин отважно взял на себя труд „повивальной бабки“, пестовавшей в течение нескольких месяцев возникновение эзотерических сполохов в заданной „одномерности“ сознания советского человека. На его семинар приходили люди разного возраста, разных профессий, разного социального статуса (так, я занималась теорией архитектуры, мой муж – врач-терапевт, его друзья – реаниматолог и санитар). Мы собирались темными вечерами в старом доме, в квартире, странные жильцы которой терпеливо сносили наше присутствие: слепой ворон в проеме распахнутой клетки прислушивался к нашим шагам, бродила большая собака, заглядывая в лица, кошка демонстрировала свою отстраненность, молчаливый хозяин помогал нам, когда мы заполняли пространство одной из комнат компактно, на всех уровнях, словно природную расщелину. В уютной тесноте я раскладывала вязанье, и болотная зелень ползущих шерстяных нитей дополняла картину естественного сосуществования людей, ради единой цели оставивших городскую суету. Какова же была цель? Лично для меня и, думаю, для многих других слово „эзотерика“ означало не более чем „иное“, „незнакомое“, „следующее неизвестным законам“. Этого было достаточно тогда, чтобы отложить все дела и отправиться по городским маршрутам – узнать, услышать „иное“. Мы не хотели спрятаться в мире „иного“ от жизни, как, может быть, происходит сейчас. Мы стремились не столько войти в круг посвященных, сколько, напротив, увидеть и понять нечто с внешней позиции, сохранив независимость суждений.
Поэтому, наверное, ритм движений рук, спиц и зеленых нитей создавал ощутимый психологический комфорт не только для меня, но и для Вадима, как он мне сам признавался. Ведь обыденность домашнего женского дела стирала малейшие оттенки и официального научного бдения, и тайной мистической сходки (опыт вязания в такой ситуации был мною заимствован у одной из участниц Летней семиотической школы Лотмана еще в конце 60-х). Процесс восприятия и понимания другого образа мыслей приобретал здесь характер природной естественности, того, что позже я назвала в одной из своих работ „прогулками в поле культуры“. Наш проводник в этом „поле“ не искал в нас адептов, он с любопытством рассматривал произрастающее там вместе с нами. И мы наслаждались свободой выбора, которой за стенами дома, за темными окнами еще не было.
Сейчас, мне кажется, человек, продуваемый всеми ветрами, перелистывающий страницы новых изданий по эзотерике, ищет в „поле культуры“ скорее дупло, где можно укрыться, возвести преграду чужому взору. Темно-зеленое полотно, вывязанное мною на тех семинарах, неизменно воскрешает в памяти атмосферу покоя, взаимного доверия и свободу разума».
Аида Айламазьян:
«Будучи еще совсем „зеленой“ студенткой, я попала на методологическое заседание кружка Г. П. Щедровицкого. Было совершенно непонятно и одновременно интересно, захватывающе, как в хорошем театре или храме: участниками владел какой-то экстаз. Именно там произошла моя первая встреча с В. М. Розиным, который к тому времени уже отошел от кружка, но был почему-то приглашен на очередное заседание. Потом я регулярно ходила на семинары Вадима Марковича и, конечно, на все семинары по эзотерике. Хорошо помню первый „эзотерический семинар“: весеннее солнце, бившее в окно, освещало белую рубашку Вадима Марковича и наши лица. Я сразу же прониклась атмосферой личности выступавшего: размышления и речь Вадима Марковича были от природы диалогичны, никогда не подавляли человека, антропоцентричность поднимала слушателя. Что же такое были эти наши заседания на семинаре по эзотерике? Доклады Вадима Марковича по эзотерическим учениям для многих были абсолютно новой информацией, знакомством с необычным миром. Подчас эзотерическая реальность казалась наивной, потому что в ней сказка переплеталась с реальностью, а фантазия становилась пророчеством. По-детски и одновременно мудро говорилось о чем-то главном, по сути, о тайне жизни. В эзотерике проступали отчаянные попытки не смирившегося человека проложить свой путь в мире, освободить разум от страха и запрограммированности. Душа эзотерика не чувствовала противоречий своего учения, она просто верила – ведь это была живая душа.
В этой обстановке соприкосновения с безусловно выходящими за пределы обычного разума учениями совершенно естественно воспринимались и пролетавшая над вами ворона хозяина квартиры, и его же меланхолически блуждающий огромный черный пес, как бы материализовавшийся из текста Дон Хуана. Вспоминаются интеллигентные, истощенные духовными поисками лица, собранные в скромные пучки волосы каких-то дам с прямым пробором, в старых пальто, худые молодые люди в длинных свитерах, странные бритоголовые личности, девицы с умопомрачительными гривами и глазами испуганных ланей… Мы все, каждый по-своему, уже не претендовали на нормальность: нам было хорошо на грани, на границе. Эзотерические семинары проходили в весьма примечательных местах. Я уже не помню, откуда откапывались эти пустые, ободранные квартиры со следами обстановки неведомых времен и представителями живой фауны. Но образ Москвы с тех пор для меня навсегда связан с этими „странными“ квартирами в центре города. Они напоминали что-то из русской литературы XIX в. или декорации из фильмов Тарковского. В них напрочь отсутствовали признаки земного благополучия, зато их обитатели легко переводили с древних языков, понимали толк в восточной музыке, упивались тонкостями учения Кришнамурти или Карлоса Кастанеды. Мы сидели на табуретках, досках, циновках и не чувствовали неудобств. Заброшенные в мир советской истории, в московскую пучину и в эти квартиры – слушатели вдруг соприкасались с чем-то огромным, большим, начинали дышать свободно и могли лететь на крыльях духа в другие миры и страны, друг к другу или парить над Землей, как птицы. Так и осталось в моей памяти и сновидениях воспоминание ищущего духа, московского аскетического быта с домашними воронами и взгляда в бездну истории и судьбы с бесстрашием молодости и любви… Хотя напротив сидел неп&heip;