Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

А. В. ЗБЕРОВСКИЙ

КУЛЬТУРА
КАК фактор обусловленности
и способ бытия
ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ
В ПОЛИСАХ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ
VIII-V веков до н.э.

(исследование философии культуры и политики
в эпоху становления античных демократий)

Красноярск 2009

А. В. ЗБЕРОВСКИЙ

КУЛЬТУРА
КАК фактор обусловленности
и способ бытия
ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ
В ПОЛИСАХ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ
VIII-V веков до н.э.

(исследование философии культуры и политики
в эпоху становления античных демократий)

Красноярск 2009

ББК 87. 3(0)
з 34
Рецензенты:
М.Б. Абсалямов, д-р культурологии, профессор,
зав. каф. Культурологии и философии КрасГАУ
В.И. Кудашов, д-р философии, профессор СибЮИ МВД России

Зберовский, А.В.
З 34 Культура как фактор обусловленности и способ бытия становления
демократической традиции в полисах Древней Греции VIII-V веков до
н.э. (иследование философии культуры и политики античных
демократий) / А.В. Зберовский. – Красноярск, 2009. – с.

ISBN

Монография представляет собой исследование философии культуры и политики в демократических полисах Древней Греции VIII-V веков до н.э., где на конкретных примерах из истории демократических общин Эллады культура рассматривается как один из важнейших факторов обусловивших не только возникновение и становление демократических традиций в политической жизни древнегреческих социумов, но и их бытие и устойчивое воспроизводство в обществе на протяжении нескольких столетий. Особое значение в работе уделяется конфликту демократической и антидемократической культур в период начала кризиса эллинского полиса, который рассматривается на примере истории Афин конца V века до н.э. в эпоху Сократа.
Книга будет интересна не только специалистам по культурологии, антиковедению, социальной философии, политологии и истории философии, но и самому широкому кругу читателей, интересующихся культурой и мыслью Древней Греции.
ББК 87. 3(0)

ISBN Зберовский А.В., 2009

Введение
Российское общество находится в процессе трудной комплексной трансформации, позиционирует себя как общество, стремящееся стать гражданским, принять демократические ценности и соответствующую культуру, в том числе политическую, особенно политическую. Одновременно с этим налицо явное поражение идеи «транзитарной демократии», идеи искусственной «пересадки» демократии, как способа организации власти, из страны в страну, без учета специфики тех ценностей, смыслов и традиций культуры, которые в них имеются. В начале XXI века стало совершенно ясно, что без одновременного, а лучше предварительного формирования соответствующей политической культуры как основы демократической традиции становление действительной демократической реальности невозможно. Выявление социокультурной проблемы, заключающейся в отсутствии автоматического становления демократической традиции культуры вслед за конструированием новых органов политической власти, делает актуальным вопрос о таком познании значимости культуры для становления демократии, которое помогло бы лучше понять возможные перспективы эволюции постсоветских государств, в том числе России.
Соглашаясь с мнением А.В. Ситникова, что основная проблема современного демократического общества – не в том, чтобы провозгласить определенные, соответствующие демократии принципы или нормы, а в том, чтобы они были восприняты обществом и, став традицией, «работали» в его реальной жизни [318, с. 95], в нашем исследовании весьма сложной связи между демократией как формы политического устройства и культуры демократического гражданского общества, мы исходим из того, что суть демократии – это вовсе не техническая форма устройства властвования, а такая особая форма взаимоотношений внутри элиты и между элитой и особого рода обществом (гражданским), отраженная в особой культуре и демократической традиции общества, которая вызревает и складывается только сама собой, без возможностей внешнего «ускорения» [127, с. 249].
Актуальность познавания сущности культуры как основы демократической традиции также усиливается в связи с тем, что хотя демократия, ее политическая традиция и характерная для нее политическая культура как явления мировой культуры исследуются уже более двух тысяч лет, полное понимание процесса их становления и эволюции пока отсутствует. При общей ясности, что смена политических устройств находится в четкой связи с социокультурной реформацией общества, имеется значительная поляризация мнений по вопросу об аксиологии тех ценностей, на которых строится конкретно демократическая политическая культура и традиция, не ясно, какой «политический человек» как продукт культуры, является и создателем демократии, и одновременно ее результатом. Для этого следует еще раз четко выявить те основные ценности, смыслы и традиции этого вида человеческой культуры, которые принципиально важны для становления «демократического человека» – такого члена гражданского общества, который в своем политическом поведении руководствуется именно теми демократическими традициями, что являются основными, базовыми социокультурными ценностями в его обществе.
Отмечая, что одной из сложностей современного научного исследования культуры как фактора не только обуславливающего возникновение демократической традиции (по существу – демократической политической культуры как явления мировой истории и культуры), но и ее стабильное воспроизводство, является то, что это исследование по-прежнему искажено под воздействием текущей политики [27, с. 5–19], вслед за А.А. Галкиным и Ю.А. Красиным, мы видим актуальность исследования становления культуры, демократической традиции и «демократического человека» в том, что это поможет не только преодолеть имеющийся в литературе некоторый кризис в их познавании, но и окажется полезным для формирования должной культуры и демократической традиции в современной модернизирующейся России [66, с. 3–7]. Соглашаясь с Б.Г. Капустиным в том, что политическая современность – очень проблемный предмет для научного анализа [147, с. 4–9], мы считаем, что это заставляет нас еще с большим вниманием отнестись к тому, каким образом складывалась культура как основа демократической традиции, демократический «политический человек», именно тогда, когда они возникли исторически впервые, в Греции архаики и ранней классики (VIII–V вв. до н.э.).
Вслед за Л. Уайтом, Э.В. Ильенковым, А. Пелипенко и А.Я. Флиером человеческая культура понимается нами не просто как совокупность материальных и духовных ценностей, созданных и создаваемых человечеством в истории, а как динамическая, сложно развивающаяся система, кардинально важный, определяющий аспект существования человеческих коллективов и общества в целом, со своей исторически обусловленной аксиологией [См.: 358, 138, с. 5–34, 277, с. 3–7, 368]. В работе под политической культурой общества мы, вслед за Г. Алмондом, С. Вербой и Е.Б. Шестопал, понимаем такую органическую часть общей культуры, которая включает в себя исторический опыт, память о важнейших социальных и политических событиях, политические ценности и традиции, ориентацию на определенное политическое поведение, навыки этого поведения [См.: 6, с. 122–134, 403, с. 94–116]. Также учитывается мнение Э.Я. Баталова о том, что это – субъективный поток политики, ее социально-психологический момент, который, находясь в общем русле человеческой культуры, наделяет значением политические решения, упорядочивает институты и придает социальный смысл индивидуальным действиям [33, с. 110].
Древнегреческая, в широком смысле – античная демократическая политическая культура – это такой исторически конкретный тип политической культуры общества, который построен на ценностях и традициях особого рода – демократических, выработавшихся в ходе становления гражданского общества полисов Эллады. Культурная традиция – социально стереотипизированный групповой опыт различных видов деятельности и отношений, демократическая традиция – такой групповой опыт поведения гражданского общества и его членов, который способствует становлению, сохранению и воспроизводству именно демократической политической системы. Говоря в работе о культуре как о факторе обусловленности и способе существования демократической традиции Древней Греции, представляется правильным исследовать прежде всего ценности и традиции демократической политической культуры как квинтэссенции преломления культуры в плоскости политики в гражданском обществе. При ее современном изучении видится целесообразным отойти от того отождествления ранней греческой политической культуры со взглядами сравнительно поздних авторов – Платона и Аристотеля, что нередко присутствует сейчас в литературе. Это повысит точность познавания культуры еще только становящейся античной демократии эпохи архаики и ранней классики, сможет восполнить пробел по данному направлению изучения культуры.
Следовательно, сложность происходящих в трансформирующейся российской демократической политической культуре процессов, важность их для развития России в XXI веке, наряду с наличием трудностей в их познавании под влиянием современных идеологических искажений, делают исследование культуры и демократической традиции Древней Греции значимой теоретической и практической задачей. Причем особую научную значимость имеет изучение не только хорошо изученной «классики» (V–IV вв. до н.э.), но и гораздо менее изученной «архаики» (в общих хронологических рамках VIII–V вв. до н.э., концентрируясь на материале древних Афин). Это связано с тем, что вплоть до конца XX века в исследованиях античной культуры и демократической традиции превалировали представления Платона и Аристотеля, чрезмерно модернизировавших демократические традиции более раннего времени, экстраполировавших в VII-VI вв. до н.э. те явления и традиции, которые были следствием уже кризиса демократического полиса в конце V–начале IV вв. до н.э. Восстановление аутентичных для полисов Греции VIII–V вв. до н.э., обусловленных культурой демократических ценностей и традиций является серьезной научной задачей.
Спецификой нашей работы по данному восстановлению, реконструкции, является ее интегративный характер, что заставляет нас привлекать такой значительный исторический материал, который попадает в компетенцию смежных между собой дисциплин: культурологии, антиковедения, социальной философии, социологии, политологии, социальной и исторической психологии и других. Исследуя связь культуры и демократической традиции Древней Греции не только хорошо изученной «классики», но и менее изученной «архаики» (в общих хронологических рамках VIII–V вв. до н.э., концентрируясь на материале древних Афин), нам предстоит работать на стыке сразу многих обществоведческих дисциплин, что, впрочем, и поддерживает постоянную потребность в существовании культурологии как науки, призванной именно обобщать социокультурные явления.
А. Боннаром, Ж.-П. Вернаном, Э.Д. Фроловым уже отмечалось, что само устройство демократических полисов стимулировало развитие социальной рефлексии, заставляло коллективы и отдельных индивидов уже тогда осмысливать феномен демократии в культуре, отражать это в исторических и философских произведениях [См.: 43, с. 8–15, 55, с. 11, 375, с. 9]. Однако, несмотря на то, что история древнегреческих полисов оказалась освещена во множестве античных письменных источников, исследование их демократической традиции и политической культуры сразу приобрело такие черты, которые снизили объективность ее научного познавания. В период складывания основных ценностей культуры и демократической традиции (греческая «архаика», VIII–VI вв. до н.э.), четко отразившихся как в мифологии, так и в произведениях ранних эллинских поэтов – Гомера, Гесиода, Тиртея, Алкея, Симонида, Алкмана, Анакреонта, Феогнида, Солона, отсутствовали понятия «демократия», «политика», «культура», «традиция», а сама демократия являлась ничем иным, как просто суммой технических мер и ментальных общественных установок, противонаправленных возможности установления тирании, а потому не являлась предметом специального анализа.
Появившись как термины только в первой половине V в. до н.э., «демократия» и «политика» впервые начали осмысливаться только в трудах Геродота и Фукидида. Первым серьезным исследователем демократической политической традиции как части культуры оказался Сократ и близкие к нему по тематике исследований софисты Протагор и Горгий. К сожалению, они не оставили собственных сочинений, а их взгляды были отражены только в произведениях Платона, Ксенофонта, а также в более поздних работах Аристотеля, Афинея, Секста Эмпирика, Элиана, Диогена Лаэрция. Несмотря на то, что Платон, Ксенофонт, Аристотель и следовавшие за ними Полибий и Цицерон сами оказались блестящими исследователями демократической традиции и культуры в целом, на их мировоззрение оказало влияние то, что сами они застали демократическую политическую культуру уже в угасающем состоянии. Кроме того, Платон и Ксенофонт отрицательно относились к демократии, которая в их время эволюционировала в охлократию и была повинна в казни их учителя Сократа, а Аристотель, вслед за Исократом, симпатизировал новому для Эллады политическому строю – эллинистической монархии. Ввиду этого, сохранив в своих работах коллосальный фактический материал именно по периоду расцвета и, особенно, кризиса гражданской культуры и демократической традиции, они не только негативно оценивали многие традиции и ценности этой культуры, но и ошибочно эксплицировали явления начала IV в. до н.э. в период только ее становления VII – начала V вв. до н.э., что оказало неблагопрятное воздействие на последующие исследования, строившиеся на работах Платона, Ксенофонта и Аристотеля, как на таких источниках, которым безгранично доверяли. Дело в том, что уже умирающая к их времени гражданская культура полисных демократий была отпрепарирована Платоном и Аристотелем настолько, что демократия в этом случае предстала в виде некой готовой, «снятой» формы, по сути, стала теоретической моделью, аналогичной той, которая сейчас используется в современной политологии. Что, представляется, является заведомо ошибочным подходом, так как анализ исторических источников явно показывает: античная полисная демократия создавалась отнюдь не как некое стремление реализовать заранее выдуманную идею-концепцию (в духе идеального «Государства» Платона), а как результат стихийного творчества масс и наиболее передовой и сознательной части элиты, в борьбе с позднеродовым господством аристократов и таким раннеклассовым античным явлением, как тирания, результат, отраженный в культуре в виде исследуемой нами в работе демократической традиции. То есть исторически демократия формировалась как бы «от противного», что прекрасно звучит у афинского историка Фукидида, который со ссылкой на Перикла отмечал, что афиняне создали демократию, не имея никаких примеров для подражания, и под демократией понимают все то, что противодействует возникновению власти кого-то одного или немногих (История. II. 37). Поэтому, с нашей точки зрения, античная гражданская культура и демократическая традиция также должны быть противопоставлены всем иным формам политической культуры, уметь выживать именно в борьбе с ними. Собственно в этом, по В.С. Библеру, и заключается логика существования этой культуры [37, с. 12–37].
Поскольку же одной из целей работы является реконструкция, максимально полное восстановление характерной для греческих демократических полисов гражданской культуры как фактора обусловленности демократической традиции, существовавшей до наступления периода кризиса полиса, то, с нашей точки зрения, работы Платона, Аристотеля, Полибия, Цицерона, к сожалению, описавших все-таки другую политическую культуру – политическую культуру уходящей демократической традиции периода кризиса полиса, для нас явно недостаточны. Приоритет в работе отдается нами хоть и не осмысленному теоретически должным образом, но зато массовому фактическому материалу по бытию античной гражданской культуры и демократической традиции, отраженному в эллинских мифах архаики, произведениях ранних эллинских поэтов – Гомера, Алкея, Симонида, Алкмана, Анакреонта, Тиртея, Гесиода, Феогнида, первых исторических произведениях Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия, трагедиях Эсхила, Софокла и Эврипида, комедиях Аристофана, речах ораторов Андрокла, Исократа, Эсхина, Лисия, Демосфена, трудах Элиана, Диогена Лаэрция, Артемидора, Помпея Трога, Плутарха, Афинея и других.
Исходя из принципиальной схожести социокультурных процессов в истории полисов Эллады и Рима, для понимания некоторых моментов в складывании, функционировании и воспроизводстве гражданской культуры и демократической традиции Древней Греции в работе для нас также важна информация и римских авторов: Цицерона, Ливия, Аппиана, Саллюстия, Сенеки, Светония, Тацита, Аннея Флора, Веллея Патеркула, Непота и других.
Существенной сложностью в научном исследовании гражданской культуры и демократической традиции Древней Греции оказалось то, что, во-первых, в феодальной Европе отсутствовали примеры гражданских обществ, а, во-вторых, вплоть до Нового времени латинское понятие «традиция» (traditio) ассоциировалось только с тем, что связано с прошлым культуры, утратило новизну и символизирует некий застой, а потому не представляет интерес для современности, выходит за рамки актуального научного интереса. Кроме того, литература Средневековья, как и античности, еще не знала понятия «политическая культура», мыслила в категориях только монархических режимов (Н. Макиавелли), а потому прошла мимо тех ценностей и традиций демократической культуры, что фигурировали в античных произведениях.
В относящихся к Новому времени работах Вольтера, Дидро, Монтескье, Руссо можно увидеть только идеализацию такой черты античной политической культуры, как «высокая гражданственность и патриотизм», что было связано со становлением национальных буржуазных государств и их культуры. В блестящих работах Вико, Гердера, Канта, Шеллинга, Гегеля, Конта политическая культура скрывается в весьма аморфном понятии «национального духа», а бытие политической культуры в полисах представляется не более чем той эволюцией форм правления, которая описана у Платона и Аристотеля и которая была детерминирована, по их мнению, только одним культурным явлением – постепенной моральной деградацией общества и элиты. И хотя в работах авторов европейского Просвещения и немецкой классической философской школы предметом научного анализа уже становится гражданская демократическая политическая культура, она однобоко представлялась исключительно как результат общей развитости общества и его культуры, результат практического воплощения когда-то теоретически обоснованной концепции демократии, что также мешало объективности в познавании ее ценностей, смыслов и традиций.
C середины XIX века в контексте становления исторического материализма важное значение для научного понимания позднеродовой сути античной общей и политической культуры, ее на самом деле консервативной ментальности, сыграли работы К. Маркса и Ф. Энгельса [См.: 230, с. 7–544, 413, с. 21–344]. В дальнейшем материалистическому пониманию сущности «эллинского духа свободы» способствовали труды Г. Спенсера, Э. Тайлора, Л. Моргана, Дж. Фрэзера, в которых специфика политической и общественной жизни полисов объясняется уже не только некой «особой духовностью» эллинов, а вполне материалистически, исходя из нюансов развития социально-экономической системы общества [329, с. 176–202]. Одновременно с этим, работы в сфере европейской философской антропологии (Л. Фейербаха, Ф. Ницше), теории локальных культур О. Шпенглера, культурно-исторической динамики Н.Я. Данилевского оказались той основой, благодаря которой общество начала Новейшего времени стало глубже понимать значение именно культуры – явления метафизического, не сводимого отдельно ни к обществу, ни к человеку, существующего на стыке объективного и субъективного. Однако в период XIX – начала XX вв. в работах Ф. де Куланжа, Т. Моммзена, П. Гиро, Г. Буассье, Ф.Ж. Фестюжьера, В.П. Бузескула, Г. Бузольта, Ф.Г. Мищенко, Р.Ю. Виппера политическая культура и демократические традиции по-прежнему не вычленялись из культуры вообще, растворясь в понятии «национального духа» и «традиции», а сами авторы, как было отмечено выше, нередко подменяли действительную античную демократическую политическую культуру теми взглядами Платона-Аристотеля, что, с точки зрения исторической конкретики, являлись следствием уже кризиса полисного строя, результатом разрушения античной демократической политической культуры [См.: 44, 45, 133]. Однако положительным моментом стало то, что, являясь синонимом слова «отсталость» в эпоху Просвещения и Великой французской революции, понятие «традиции» было переосмыслено в консервативном романтизме начала XIX века. У Гердера, Гегеля, Конта, Маркса, традиция наконец-то становится значимой, динамической силой истории человеческого общества.
В начале XX века основоположником российской культурологии античности Ф.Ф. Зелинским были рассмотрены те религиозные веяния Эллады, которые повлияли на становление древнегреческой политической культуры. П.Ф. Преображенский через поэмы Гомера великолепно проанализировал формирование культуры архаического периода Эллады. Однако главные успехи в познании античной политической культуры оказались связаны с развитием в середине XX века общественных дисциплин. Еще в 1930-х годах П.А. Сорокин обратил внимание, что отдельно взятые политологические, социологические и психологические подходы к культуре не в состоянии полно объяснить поведение народов в истории, для этого необходимы более синтетические подходы к познанию социокультурных феноменов. Как инструмент для выявления обусловленности различных политических традиций культурой общества, им было предложено ввести понятие «политическая культура» [См.: 327]. Подходы П. Сорокина были подхвачены Ч. Мерриамом, Э. Берком, А. Токвилем, осмыслены политическими психологами Дж. Горером, Н. Лейтисом, Г. Диксом, которые своими работами заставили научный мир отказаться от ничего не объясняющего понятия «национальный дух». Это позволило функционалистам Г. Алмонду, С. Вербе, Р. Такеру и Л. Паю в 1950–1970-е годы разработать теоретические основы понятия политической культуры, определив ее как часть общей культуры, которая включает в себя исторический опыт, память о важнейших социальных и политических событиях, политические ценности, ориентацию на определенное политическое поведение, навыки этого поведения [24]. Частью этого понятия оказалась и демократическая традиция.
Одновременно с этим, развивались общенаучные подходы к культуре. Э. Фромм, Э. Гидденс, П. Бурдье, И. Валлерстайн, К. Манхейм, Г. Маркузе, М. Вебер, К. Поппер, Б. Рассел, Т. Парсонс, Э. Гуссерль, Ж. Маритен, В.С. Библер, Ж. Блондель, Ж. Бодрийяр, М. Дюверже, Э. Дюркгейм, Э. Тоффлер, Л.С. Санистебан, Г. Сартори, Е. Кассирер, И. Хейзинга, Р.Л. Формизано, Ф. Закария, Ю. Хабермас, разнясь своим научным мировоззрением, тем не менее, оказались едины в том, что политическая культура (и демократическая традиция) – это интеллектуальный продукт сознания, она овеществляется в двух различных формах – идеальной (политические представления, замыслы, теории, надежды, расчеты и т.п.) и материально-институциональной (управление, распоряжение, документы, аппарат власти). Все эти формы, в конечном счете, образуются благодаря работе сознания, воплощенной в политике, политика же, со своей стороны, формирует имманентное ей сознание, политическую культуру и традиции. Как справедливо отмечает Б. Андерсон, «всякое человеческое сообщество, и в первую очередь национальное, является воображаемым, т.е. конституируется прежде всего на основе идей, а не фактов» [8, с. 7]. Согласно выводам Р. Михельса, С.Н. Паркинсона, Г. Моски, М. Восленского эти изначально воображаемые политические сообщества и традиции в дальнейшем не просто обретают черты реальности, но и своей создаваемой политической культурой сами определяют дальнейшее развитие общества [См.: 467, 274, 470, 59]. При этом, отмечается, что в рамках культуры общества политические ценности могут существовать как осознаваемые структуры внутреннего мира человека, так и как неосознаваемые [121, с. 38]. Что прямо ставит перед культурологами задачу по выявлению тех политических ценностей и представлений, которые определяют жизнь человеческого общества тогда, когда оно, как это и имело место в доплатоновской Элладе, само еще по этому поводу не рефлексирует, не подвергает их научному анализу. В связи с этим, нельзя не сказать о том, что цивилизационная концепция Вызова-и-Ответа А. Тойнби, теории эволюционизма и цикличности К. Ясперса и Л. Уайта стали основой для дальнейшего осмысления всей сложности процессов, происходящих в культуре общества, понимания культуры как самоорганизующейся системы.
Благодаря сложившейся к середине XX века советской школе специалистов по античной культуре (В.С. Чернышев, И.А. Покровский, А. Маковельский, Я.Э. Голосовкер, И.М. Тронский, С.И. Радциг, С.Я. Лурье, А.И. Доватур, Ф. Асмус, И.Д. Рожанский, В. Ярхо, А.Ф. Лосев, А.А. Тахо-Годи, Ф.Н. Арский, Т.В. Блаватская, В.С. Нерсесянц, Ф.Х. Кессиди, Б.Ф. Поршнев, А.И. Немировский), было преодолено упрощенное понимание полисного строя, античная культура перестала рассматриваться только как следствие возникновения полисного строя, выявилось ее собственное саморазвитие в гражданском обществе, было начато рассмотрение становления политической культуры греческой архаики. Выявилось, что впервые в истории интеллектуалы оказались не столько «обслуживающим персоналом» правящей аристократии, сколько «движителем» античного общества в целом, творческой лабораторией новых веяний, была подчеркнута высокая значимость гражданской культуры для становления греческой демократии.
Принципиальным поворотом в познании античной политической культуры в 1960–1980-х годы стали работы С.Л. Утченко, Э.Д. Фролова, А.И. Немировского, Ю.В. Андреева, Г.С. Кнабе, Е.М. Штаерман, И.Л. Маяк, А.И. Зайцева, которые не только выявили культурное тождество между народами Балканского и Аппенинского полуостровов, но и выделили те общие черты их менталитета, что определяются как «античный средиземноморский полисный демократический менталитет», показали всю сложность борьбы монархических, аристократических и демократических ценностей в античной культуре [См.: 9, 10]. Э.Д. Фролов блестяще проанализировал как индивидуалистические основы раннегреческой тирании, так и становление греческой культуры, историописания и философии в целом [См.: 374, с. 23–45, 378, с. 67–89]. А.И. Зайцев осмыслил такую специфическую черту греческой культуры, как ее агональность [123].
Г.С. Кнабе, Е.М. Штаерман, И.Л. Маяк, вслед за французскими специалистами из французской школы «Анналы» (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель), приступили к анализу той самой античной повседневности, которая, собственно говоря, и питает любую культуру, в том числе и политическую [См.: 163, 409, 234, 235, с. 15–33]. К работам данных авторов примыкали аналогичные культурологические исследования польских и чешских коллег – Л. Винничук, К. Куманецкого, М. Бартошека.
Уже в современных работах Э.Д. Фролова, В.П. Яйленко, Л.П. Маринович, И.А. Шишовой, В.М. Строгецкого, Н.Н. Трухиной, Л.Л. Кофанова, В.И. Исаевой, В.В. Дементьевой, Ю.Г. Чернышева, С.Г. Карпюка, А.В. Коптева, И.Е. Сурикова, М.Ф. Высокого продолжается рассмотрение развития общественно-политической мысли древних греков, раскрывается внутренний мир людей архаического и классического периодов Эллады, делается особый акцент на то, как в ее культуре не только существововала, но и воспроизводилась античная демократическая традиция.
В работах таких зарубежных специалистов, как Г. Чайлд, Ч. Старр, А. Снодграсс, Дж. Томсон, А. Боннар, Ж.-П. Вернан, П. Видаль-Накэ, была убедительно показана вся объективность так называемого «греческого чуда», вызревание таких надстроечных явлений, которые привели к возникновению именно демократических обществ Эллады и их гражданской культуры. Б. Лавель, Г.М. Калхун, М. Фрид, Ч. Форнара, Дж. Фосси, П. Гринхалт, Р. Хардинг, О. Лотберг, А. Райбичек, Дж. Робертс, Е. Робинсон, Т. Синклер, А. Мартина, П. Стенли, Х. Туманс выявили, что даже в самый расцвет существования афинского демократического строя в его культуре сохранялось большое число ценностей аристократических по своей сути, а сама демократическая реформационная деятельность обычно была производной от внутрисословных конфликтов в среде правящей элиты Афин [См.: 462, 434, 449, 446, 448, 464, 356, с. 19–39, 478, 482, 490].
Г. Берве, А. Андревс, М. Нильсон рассмотрели культурный дискурс реформаторской деятельности раннегреческих тиранов, чье последовательное отстранение от власти в полисах аристократов, в конечном счете, облегчало доступ к должностям именно широким слоям демоса. Работы таких специалистов по эволюции афинского демоса, как К. Элиот, Д. Харви, М. Хансен, Р. Кнокс, Р. Осборн, Д. Уайтхед, позволили отразить, что и в самой среде афинского демоса все время шли процессы формирования новой элиты, в перспективе тяготеющей к принятию тех стереотипов политического поведения и тех элементов политической культуры, которые были свойственны их врагам – аристократам [См.: 452, 453, р. 103–127, 476]. Эти выводы были поддержаны российскими исследователями греческой культуры С.Г. Карпюком и И.Е. Суриковым [149, с. 17–35, 150, с. 4–34, 333, с. 64–91].
Одновременно с этим, такими специалистами по афинскому остракизму, как С. Бренн, М. Крист, Дж. Кеймп, Л. Халл, М. Ланг, Х. Маттингли, Д. Мирхади, Р. Томсен, был сделан вывод о том, что одним из элементов афинской политической культуры, принятой в среде аристократии, являлось стремление к периодическому самоочищению от тех представителей правящей элиты, чьи взгляды, подходы или действия угрожали существованию класса аристократической элиты в целом [См.: 451, с. 91–100, 461, 468, р. 11–19].
Исследования, проведенные в 1960-1990-х М. Фридом, Б. Прайсом, Р. Коэном, Л. Куббелем, Г. Клэссеном и П. Скальником, принципиально изменили понимание логики взаимосвязи социального, политического и культурного развития обществ [449,  р. 47–64]. Было выявлено, что политическое развитие обществ не всегда следует за социально-классовым. В обществах, чье развитие подвергается деформирующему влиянию внешних или внутренних обстоятельств, политогенез может опережать классогенез, стимулировать или задерживать этот процесс, причем это его ускорение или замедление регулируется как раз методами культуры.
В конце XX века стало понятно, что государство рождается только там и тогда, когда общества, находящиеся на разных ступенях своего развития и эволюционирующие в классовые, начинают сталкиваться с такими организационными проблемами и стрессами, с которыми управляющая родовая подсистема справиться уже не способна [187, с. 53–82]. На пути трансформации позднеродового общества в классовое и, собственно, в государство может существовать, по меньшей мере, сразу три переходных модели: «вождество», «полис» и «племенное военно-демократическое сообщество». При этом под «полисом» понимается такая модель общественной трансформации позднеродового коллектива, при которой, в отличие от «вождества», происходило не отстранение масс от управления, а, наоборот, вынужденное (для решения общих проблем) самое широкое привлечение всех граждан полиса к участию в политической жизни [187, с. 20, 441]. Отсюда, с нашей точки зрения, античный полис – это один из вариантов трансформации родового общества в классовое и государственное, но при этом сам полис – это еще не государство. Более того, полис – это такая общественная структура, которая в какой-то степени его отрицает, сдерживая классогенез, тем самым сдерживает политогенез, создание классового государства. По сути, можно говорить о следующем: Античный демократический полис – это территориальная гражданская община, которая, эволюционируя из позднеродового общества в классовое в специфических условиях, в целях своего выживания была вынуждена создать в себе механизм контроля за собственным развитием, замедлила или свернула процессы классо-и-политогенеза, вернулась, в определенной степени, к традициям родового равенства, к культуре коллективизма.
В данных условиях уже созданные в ходе классовой борьбы в полисах государственные политические институты частично потеряли свое изначальное значение как механизма для урегулирования межклассовых противоречий и осуществления господства одного класса над другим, сохранив за собой лишь общие функции организации и упорядочения жизни общества. При этом, парадоксальным образом, сам процесс выхолащивания из уже почти созданного государства его классового содержания осуществлялся в полисах силами самих же государственных политических институтов, оказавшихся захваченными гражданскими коллективами (демосом), которые по своей ментальности, культуре мышления и политического поведения тяготели к исторически предшествовавшим традициям родового равенства. Сами же эти государственные институты, будучи зафиксированными не в классовом, а все-таки в раннеклассовом обществе, тем не менее сохранились в полном объеме и даже оказались исключительно важными для поддержания стабильности достигнутого в ходе демократических реформ (Солона, Клисфена и т.д.) состояния античного общества. Так, классогенез был частично повернут вспять, а политогенез временно приостановлен. В период VIII – II вв. до н.э. в Древней Греции возникло специфическое состояние общества, известное нам как «полис», которое, реализовав себя в гражданском обществе, отразилось в культуре созданием демократической традиции. Когда в поздней античности возникло классическое классовое государство, полис, с характерной для него внутригражданской демократией и особой гражданской культурой, уже умер, стал иным: обществом уже действительно классовым.
Научные дискуссии о сущности государства и демократии стимулировали изучение вопросов, связанных с теорией культуры и ценностями и традициями гражданского общества. Над этими проблемами в настоящее время работают такие авторы, как Б. Барбье, А. Макинтайр, В. Меркель, А. Круассан, М. Мерло-Понти, Дж. Лакофф, Э. Эриксон, М. Джонсон, Г. Ласвел, А. Негри, М. Хардт, Н. Боббио, Д. Норт, Ч. Пирс, Р. Понто, М. Гравитц, Дж. Хигли, З. Бжезинский, Д. Драйзек, Дж. Бохман, В. Галстон, Г. Дворкин, Дж. Сартори, А. Шлейфер, А. Гутман, Д. Хелд, А. Диксит, Дж. Арриги, Э. Аронсон, С. Прайс, Ф. Хайек, Л. Хьел, Д. Зиглер. Их исследования подтвердили тезис о значительной автономности человеческой культуры от социально-экономического базиса общества, показали огромные возможности ее обратного воздействия на развитие древних и современных обществ.
К концу XX в. в работах А. Вильдавски, М. Каазе, Р. Инглхарта, Р. Патнэма, Р. Далтона были выявлены основные типы политических культур (патриархальный, подданический и активистский), факторы их формирования (внешние контакты, яркие внутриполитические события, воздействие государственно-политической системы, военных обстоятельств, религии, интеллектуалов, социальных групп и т.д.) и также основные элементы политической культуры, как материально-институциональные (кодифицированное право, устройство власти), так и нематериально-неинституционализированные (традиции, ценности, способы разрешения конфликтов и т.д.). Было показано, что значимость неформального в политической культуре гражданского общества обычно значительно выше, чем формальных установлений, что поддерживается нами в работе.
Следует также отметить работы в области анализа взаимосвязи культуры и политической традиции таких современных российских специалистов, как К.С. Гаджиев, А.С. Ахиезер, Л.Е. Бляхер, Б.Г. Капустин, Г.Г. Дилигенский, Т.А. Алексеева, И. Шапиро, В.В. Ильин, А.С. Панарин, А.В. Рябов, О.В. Гаман-Голутвина, А.А. Галкин, В.Я. Гельман, К.Ф. Завершинский, Н.С. Розов, В.Л. Иноземцев, Е.В. Кемеров, Р. Саква, С.И. Каспэ, А.С. Панарин, Ю.Г. Коргунюк, Ю. Левада, В.М. Сергеев, А.Ю. Мелвиль, Л.И. Никовская, Э.А. Паин, А.М. Салмин, С.П. Перегудов, С.Н. Пшизова, Ф. Сафуанов. Анализ тенденций эволюции политических культур проводится Ю.А. Красиным, О.Ю. Малиновой, А.И. Соловьевым. Э.Я. Баталов и Е.Б. Шестопал пришли к мнению, о том, что политическая культура – это субъективный поток политики, ее социально-психологический момент, который, находясь в общем русле человеческой культуры, наделяет значением политические решения, упорядочивает институты и придает социальный смысл индивидуальным действиям. Данный подход признается позитивным, используется в работе.
Анализ источников и литературы по проблеме показывает, что к началу XXI в. обществоведы и культурологи, во-первых, разработали понятия культуры, политической традиции, совместив их в понятии «политическая культура», отметив возможность ее обратного воздействия на политическую жизнь общества и обратив внимание на то, что нематериально-неинституционализированные элементы политической культуры нередко имеют значительно большее значение, чем материально-институциональные, что связано с метафизической сущностью человека и культуры [См.: 497, р. 3–23, 68, с. 6–25, 281, с. 12–32]. Во-вторых, ученые изучили общественно-политическую жизнь полисов, выявив, что греческая демократическая традиция строилась на принципиально новой культуре в человеческой истории – гражданской политической культуре, определяемой в работе как «культура политического большинства». При этом отсутствие специальных работ по рассмотрению динамической взаимосвязи между культурой и демократической традиций Древней Греции эпохи именно становления гражданских обществ не позволяет считать изученность этого вопроса достаточным, что вызывает необходимость его дальнейшего рассмотрения. Так, рассмотрение культуры в виде фактора обуславливающего возникновение и становление демократической традиции Древней Греции, ее бытие в демократических полисах, и восстановление ранней «доплатоновской» греческой демократической политической культуры (особенно ее нематериально–неинституционализированных элементов – традиций, ценностей, смыслов и т.д.) является смысловым центром работы, определяющим и выстраивающим ее объект, предмет, цели и задачи.
Объект исследования – культура как фактор обусловленности демократической традиции Древней Греции, нематериально-неинституционализированные элементы демократической политической культуры периода ее становления и расцвета, характерные для архаического и раннеклассического периодов истории античной Греции VIII–V вв. до н.э., прежде всего для гражданского общества демократических Афин.
Предмет исследования – те представления о политике как о виде человеческой деятельности и такие ценности и смыслы, которые, существуя в культуре периода становления и существования демократических полисов, стали основой для формирования демократической традиции политической культуры Древней Греции, ее бытия в культуре античного демократического общества. Также предметом исследования являются становящаяся в Элладе VIII–V вв. до н.э. ранняя политическая мысль и «политический человек» демократических полисов, где под данным термином понимается комплекс таких представлений античного человека о сущности политической деятельности при демократии и ценностях ее культуры, который определял и поведение индивидов и само развитие античных гражданских обществ.
Цель работы – исследовать культуру как фактор обусловленности и способ бытия демократической традиции Древней Греции VIII–V вв. до н.э., произведя аксиологическую реконструкцию тех основных традиций, ценностей и смыслов, на которых строилась античная демократическая политическая мысль и гражданская культура, которые определяли мышление и поведение «политического человека» доплатоновского периода Эллады.
Задачи исследования:
1. На фактическом материале из истории греческих полисов VIII–V вв. до н.э. (прежде всего Афин) исследовать особенности античной культуры как фактор обусловленности демократической традиции, выявить те социокультурные причины, которые способствовали становлению полисной демократии и ее политической культуры, показать тесную связь между культурой гражданского общества и демократическим политическим строем.
2. Преодолеть возникшее со времен Платона и Аристотеля представление о полисной демократии, ее ценностях и традициях как о продукте теоретической мысли, показать их рождение естественным эмпирическим путем в эпоху греческой архаики. Отойти от отождествления той политической культуры, что фигурирует у философов эпохи кризиса полисного строя, с аутентичной, действительной политической культурой эпохи становления и расцвета эллинских демократий.
3. На основе анализа греческой мифологии и ранней поэтической традиции выяснить специфику ранних, доплатоновских представлений о власти, которые стали определяющими для становления и бытия демократической традиции в культуре Эллады, рассмотреть взаимодействие в ней культуры и Олимпийской религии, их неразрывную взаимосвязь.
4. Определить, чего было в культуре и традиции древнегреческой демократии больше: естественного хода исторического развития или искусственных построений, характерных для общества, столетиями сдерживавшего возникновение классового государства, стремившегося сохранить свою позднеродовую основу в системе гражданского общества.
5. Выделить из культуры и демократической традиции Древней Греции такие ее сущностные черты, которые были характерны для массовой демократической «культуры политического большинства», политической культуры демоса, рассмотреть их значение для политической жизни.
6. Выделить из культуры и демократической традиции Древней Греции такие ее сущностные черты, которые были характерны для культуры полисной политической элиты, эксплицировать их в общий контекст античной демократической традиции и политической культуры.
7. Эксплицировать основные демократические традиции Древней Греции и объяснить их возникновение исходя из их имплицитности культурой Эллады, рассмотреть основные ценности, смыслы и традиции гражданской культуры Эллады как культуры, построенной на основе агональности и антитиранизма.
8. Оценить роль и значение культуры и интеллектуалов для функционирования, воспроизводства и эволюции демократических традиций и демократической системы власти в античных полисах и в современности.
9. Рассмотреть, как взаимодействовали между собой, боролись и преодолевали друг друга в гражданской культуре Древней Греции демократические и антидемократические традиции. Причем рассмотрение культуры античного гражданского общества именно через конфликт различных политических традиций позволит получить максимально полное и объективное представление о предмете исследования, о культуре гражданского общества и о бытии в ней демократических традиций.
10. Исследовать характер динамической взаимосвязи между демократической политической традицией и общей культурой полисов Древней Греции эпохи архаики и ранней классики (VIII – V вв. до н.э.).
11. Найти общее и особенное во взаимодействии и взаимной обусловленности культуры и демократической традиции в античных и современных гражданских обществах.
Осветив научную актуальность нашей работы, следует подчеркнуть и актуальность общественно-политическую. Не только Россия но и весь мир XXI века находится в поисках тех ценностей и традиций культуры, которые в высокой степени являются производными от политического выбора большинством современных обществ именно демократического устройства, демократической культуры. Без понимания того, на каких ценностях должна строиться гражданская культура, в обществе не только невозможно создание действительного демократического устройства, но и всегда будет оставаться вероятность отката в сторону охлократии, олигархии, авторитаризма и тоталитаризма, то есть в сторону политических систем, базирующихся на совершенно иных, исторически предшествующих типах культуры.
Отсюда, главный аспект проблемы можно сформулировать и следующим образом: какой должна быть культура гражданского общества, чтобы она смогла обусловить такую демократическую традицию, чтобы в обществе не просто декларировалось создание демократии, а демократия являлась действительной и устойчиво воспроизводящейся, ее бытие было фактом общественной жизни, а не декларацией? Какие ценности и традиции демократической культуры Древней Греции значимы для становящегося российского гражданского общества, каким правильным образом должны вести себя политическая элита и все остальные социальные слои российского общества, чтобы совместно прийти к настоящему демократическому гражданскому обществу?
На эти и многие другие вопросы мы и попытаемся ответить в рамках данного исследования. Некоторые нюансы взаимоотношений античной демократии и культуры освещены в таких наших работах как «Осысление феномена власти в общественном сознании в период расцвета античных демократических полисов» (Красноярск, 2006), «Сократ и афинская демократия» (Красноярск, 2007), «Становление демократической политической культуры в Элладе VIII-V вв. до н.э.: политическая мысль и политический человек доплатоновского периода» (Красноярск, 2008).

ГЛАВА 1
КУЛЬТУРА КАК ФАКТОР ОБУСЛОВЛЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ дРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ

В данной главе рассматривается становление демократической политической культуры Эллады, ее выделение из общей религиозно-мифологической культуры греческой архаики и ранней классики вследствие бурных социально-политических событий эпохи становления полисов.

1.1. ДЕМОКРАТИЯ И СТАНОВЛЕНИЕ ЦЕННОСТЕЙ ГРАЖДАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ В АФИНАХ VIII–НАЧАЛА V вв. ДО Н.Э.

Ставя в работе вопрос о выявлении значения культуры для становления демократических традиций гражданского общества Древней Греции, следует понимать, с каким обществом мы имеем дело, в чем состояла та его социокультурная специфика, которая обусловила появление исторически первой демократии и ее демократической политической культуры. В качестве такого общества мы примем античные Афины, которые, как справедливо заметил М. Грант, демократическими были не всегда [86, с. 7–11].
Изначально Афины – укрепленный центр греческого племени, где на Акрополе – господствующем холме, уже в начале VIII в. до н.э. была построена крепость, куда переехали аристократы Аттики [290, с. 89–128]. Поскольку аристократы всегда являются главным потребителем социально престижных товаров, а сама близость с ними способствует безопасности жизни, вокруг Акрополя селятся купцы и ремесленники, возникает большой рынок, куда приезжают тысячи людей [419, с. 128–194]. Близость моря привела к постройке сразу нескольких афинских гаваней, и вот в середине VII в. до н.э. Афины – уже крупный торгово-ремесленный центр Эллады, где, по мнению Ч. Старра, Ю.В. Андреева и Д. Танди, господствующим типом политической культуры являлась культура именно аристократическая, а единственно возможным «политическим человеком» был наследственный аристократ – эвпатрид [См.: 492, 10, с. 27–30, 493, р. 114–137].
Интенсивный рост населения привел к тому, что перед городом встало множество проблем чисто коммунального характера: постройка колодцев, водопроводов и системы канализации, обеспечение правопорядка, контроль за торговлей и налогами, упорядочение градостроительства, создание религиозных центров и др. Сначала все эти коммунально-управленческие функции присвоили себе эвпатриды-аристократы, создав специальные властные органы – коллегию архонтов и совет бывших архонтов – Ареопаг, куда аристократы, побывавшие архонтами, попадали уже пожизненно [167]. Однако при данной системе быстро выяснилось: одни из аристократов не имеют специальных знаний, другим эти виды деятельности кажутся не соответствующими их знатности, третьим это попросту неинтересно. Разруха, а точнее несовершенство коммунальной жизни (контролируемой аристократами) постепенно богатеющих Афин VII в. до н.э., одновременно сопровождалась тремя явлениями:
- благодаря активно идущему техническому прогрессу наблюдалось постепенное увеличение «среднего класса» [375]. Зажиточных, а потому уверенных в себе и уважающих самих себя людей, стремящихся, как отмечает Р. Пайпс, «конвертировать свою собственность в свободу» [269, с. 3–27], становилось в Афинах все больше и больше;
- эти люди, умеющие хорошо распоряжаться деньгами, были недовольны тем, как неэффективно распоряжалась правящая аристократия собираемыми с них налогами, а также своей беспомощностью в судебной сфере: записанных законов не было, судьями были архонты-аристократы [431];
- вследствие того, что удешевление железа привело к доступности комплекта тяжелого гоплитского вооружения для любого гражданина-середняка, эллинская аристократия быстро утеряла то военное преимущество перед простым народом, которое позволяло, скажем, всего нескольким средневековым рыцарям разгонять сотни восставших крестьян. И эта утрата военных преференций делала греческих эвпатридов незащищенными в том случае, если бы те или иные социальные конфликты развивались именно в военной плоскости, оборачивались восстаниями [444].
Помимо этого, шло и ухудшение общей социальной ситуации: не имея государственной экономической поддержки, разорялось афинское крестьянство, развивалось долговое рабство, увеличивалось число рабов-соплеменников, за счет обнищания значительной части гражданского коллектива падала обороноспособность армии [105]. Неспокойно было и в среде самих эвпатридов: консервативная часть знати делала вид, что она не видит происходящих изменений в обществе, не желала делиться своими полномочиями с кем бы то ни было. Между тем, «новые аристократы», адаптировавшиеся к рыночным отношениям, были готовы пойти на реформы и поделиться властью с имущественно и ментально близкой ей верхушкой торгово-ремесленных сло&heip;