Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Хазрат Инайят Хан
Метафизика. Опыт души на разных уровнях существования

Аннотация

Настоящее собрание работ виднейшего суфийского мастера и музыканта начала XX века Хазрата Инайят Хана впервые публикуется на русском языке.
"Акибат, жизнь после смерти" - красочное и доступное изложение суфийской доктрины посмертного существования.
Что такое душа? Как она проявляется? На эти и другие вопросы, ответит работа под названием "Феномен души".
В "Любви человеческой и божественной" рассмотрены прекрасные, пронизанные драматизмом и полные возвышенных чувств легенды.
Блистательное эссе "Жемчужины океана незримого" позволяет составить достаточно полное представление о различных аспектах суфизма.
И завершает сборник работа "Метафизика. Опыт души на разных уровнях существования", в которой речь идет об оккультном строении человека, опыте, приобретаемом душой на различных планах бытия, и о судьбе души.

Метафизика. Опыт души на разных уровнях существования

АКИБАТ, ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

ГЛАВА 1. СМЕРТЬ

Мы любим свое тело и отождествляем себя с ним, причем настолько, что нам очень неприятно думать о том, что то самое тело, которое нам так дорого, однажды окажется в могиле. Вообще, никому не понравится мысль о том, что собственное тело когда-нибудь умрет и будет уничтожено. Однако, наша истинная сущность — это душа. Она существовала еще до того, как мы появились на свет, и она же будет существовать и после нашей смерти. Само понятие “я”, живущее естество — это как раз не тело, это душа, которую мы по ошибке называем телом. Душа же считает, что она телом и является; она думает, что может ходить, сидеть, ложиться — точно так же как тело, хотя на самом деле душа этим не занимается. Легкое телесное недомогание заставляет ее подумать что “я больна”. Ничего не значащая грубость приводит ее в уныние. А небольшая похвала возносит ее на небеса. Однако, на самом деле, душа не живет ни на небе, ни на земле; она живет только там, где она есть. Пребывание души в материальном теле заставляет ее прийти к ошибочному выводу, что “Я могу жить только материальной пищей, могу существовать только на земле и наслаждаться исключительно материальным окружением. Если этого не будет вокруг меня, то не будет и места мне, и буду ничто”.
Есть такая персидская поговорка: “Не строй дом на чужой земле”. Именно этим и занимается душа. Все, что бы она ни увидела, во всем этом она признает себя. Подобно родниковой воде, отражающей наш образ, чистота души отражает все, что вокруг нее и из-за этого она начинает думать: “Это все - я”. И тогда душа начинает требовать, чтобы все выглядело красиво, приятно — тем самым, принося ей ощущение комфорта и тщеславия. Она хочет, чтобы этот реальный “Я сам” был хорошо одет, и чтобы у него вообще все было хорошо. Она строит отличный дом, и вся жизнь этого “Я сам” проходит в погоне за материальными благами. А потом, когда приходит смерть, этот дом, воздвигнутый на песке, моментально разваливается. Все накопленные блага исчезают. И это очень, очень большое разочарование. Душа теряет все, что ее интересовало. Сама идея возврата к чистому себе и распад мнимого земного окружения, связывает мысль о смерти с самым жутким кошмаром. Но ужас и разочарование — это и есть смерть, ибо тело — это всего лишь покрывало для души. А когда оно спадает, разве можем мы сказать, что теперь нас нет? Ведь мы же не умираем, если наша одежда придет в негодность, или если кто-нибудь порвет нам рубашку.
Миг смерти человека — это единственный миг, когда он осознает, что умер. Впечатление того, что ты умираешь, бессилие врачей и печаль родственников — в этом и заключается впечатление смерти. Однако после смерти, как только это впечатление проходит, человек постепенно осознает, что он жив. Постепенно — потому что той жизни, которая поддерживала его в физической обличье, первое время, естественно, будет недоставать этого физического обличья. Человек на самом деле продолжает жить, причем теперь он становится даже более живым, ибо исчезает та тяжелая ноша, которая когда-то заставляла его отождествлять жизнь с материальным телом.
Душа своей силой создает разные элементы; их же она привлекает и извне. Она собирает и удерживает их. Однако по мере использования они постепенно изнашиваются. Они годятся только на определенный период. Душа формирует тело из этих элементов в зависимости от собственной заинтересованности телом. Причем эти стихии составляют единое целое только до тех пор, пока их удерживает магнетизм тела, и пока его деятельность затрагивает их. Как только интерес к телу уменьшается, или когда элементы, составляющие тело, теряют свою силу — вследствие болезни, или каких-то неполадок в системе, связь с телом слабеет, а душа, которая по определению стремится освободиться, тут же и пользуется возможностью, предоставленной ей слабеющим телом. Результатом этого является смерть.
Распад элементов начинается, пожалуй, еще до смерти тела; а после нее они прямо возвращаются к своему естеству — вода к воде, земля к земле и так далее, каждый в родную среду. И они очень рады этому возвращению. Каждому ведь приятно быть окруженным себе подобными. Если, например, есть газ возле открытого огня, то газ придет к огню, ибо газ содержит много огня.
Кто-то, пожалуй, скажет, что вот оно и все, мол, для человека, который считал себя телом, после смерти не остается ничего. Было тело, — длинное, широкое, тяжелое, прожившее много лет...а когда оно исчезнет, исчезнет все. На самом деле это не так; когда исчезает тело, остается ум, тонкая часть человеческого “я”, состоящая из вибраций. Элементы продолжают существовать в вибрациях, подобно атомам, иначе бы человек, случись ему разозлиться, не становился бы ярко-красным. Во сне, когда тело спит, мы видим, как мы гуляем, разговариваем, делаем что-нибудь, встречаем каких-то людей в каких-то условиях. И только ради того, чтобы отличить это состояние от пробуждения, мы называем его сном. “Человеческое я” существует и вне тела, точное отражение того, чем мы являемся сейчас — не тогда, когда нам было по пять, по десять лет.
Иногда говорят, что душа — это то, что остается после смерти физического тела, нечто попадающее либо в ад, либо в рай. Однако на самом деле это не так. Душа — это нечто большее, причем значительно. Как это она может гореть в огне, который сам по себе является светом, понятием “Нур”, светом Бога? Однако, из-за собственного заблуждения, душа принимает на себя условия, куда отправится ум после смерти. Поэтому “посмертное” существование души, которая не стремится к освобождению, выглядит весьма угнетающе. Если сознание не очень привязано к земной жизни и чувствует удовлетворение своими делами, тогда его ждет наслаждение на небесах; а если наоборот — тогда оно переживает ад.
Ум, который более занят земными заботами и привязанностями, не позволяет душе выйти к свету. Если, например, взять воздушный шарик и подбросить его, то сначала он полетит вверх, но потом упадет на землю. Лететь вверх он будет потому, что в нем есть воздух, а падать — оттого, что в нем есть и часть земной стихии. Душа стремится попасть в высшие сферы, к которым она и принадлежит — такова ее природа. А все то земное, что сгруппировалось вокруг нее, притягивает ее к земле. Воздушный змей летит вверх, но нить в человеческих руках тянет его обратно на землю. Наши земные привязанности — это и есть та нить, которая удерживает душу. Дым в печи сначала проходит через трубу, и в ней он оставляет большинство своей земной субстанции. Остальные земные составляющие отпадают в воздухе и до тех пор, пока дым от всего этого земного не избавится, он не сможет подняться выше — к эфиру. Пользуясь таким сравнением, можно понять, почему душа не может подняться из низших сфер до тех пор, пока не отринет все свои земные привязанности и устремления.
У людей есть великий страх смерти, особенно если эти люди просты и впечатлительны. Боятся ее и те, кто очень привязан к отцу, и матери, и братьям, и сестрам, и к своей работе, и к собственности. Однако смерти боятся и те, кому не везет в жизни. Человек предпочитает быть неизлечимо больным, чем мертвым. Он скорее согласится лежать в больнице, чем в могиле с мертвецами. Когда человеку приходит в голову мысль, вроде “Однажды мне придется все это оставить и лечь в могилу”, его охватывает великая печаль. У некоторых людей страх смерти присутствует с ними часть жизни, а у некоторых он продолжается всю жизнь. Смертная казнь, как самое худшее наказание, служит лишь доказательством того, насколько велик страх смерти. Хотя смертная казнь — это не так плохо, по сравнению с болью, горем и жизненными невзгодами.
Смерть — это серьезный экзамен. Кто-то приходит к нему подготовленным, кто-то — нет; кто-то — с уверенностью, кто-то — со страхом. Насколько бы человек ни считал себя духовным и добродетельным по жизни, перед лицом смерти он снова должен снова пройти испытание, и все его представления о собственной добродетельности отпадают. В Коране сказано: “И тогда, когда придет сокрушительное бедствие, в тот день вспомнит человек то, к чему стремился”.
Жил на свете один старик, и все время он плакал да жаловался, приговаривая: “Как же мне не везет, моя жизнь так тяжела, а каждый день мой — это мучительный труд и пытка. Лучше бы уж я умер”. И каждый день он так жаловался и призывал смерть. И вот, однажды, Азраэль, ангел смерти, явился ему и сказал: “Ты звал меня так часто, что я пришел и готов взять тебя с собою”. И тут старик воскликнул: “Нет, не сейчас! Я ведь старый человек. Прошу тебя, оставь мне еще несколько дней жизни!” Тогда ангел смерти сказал: “Нет уж. Ты так часто призывал смерть, ты теперь должен отправиться к Аллаху”. “Подожди хоть немного,” — взмолился старик, — “Позволь мне остаться здесь хоть на чуть-чуть!” А ангел смерти ответил: “Ни мгновения больше!” — и с этими словами забрал его.
О чем следует думать в момент смерти? Пожалуй, (в зависимости от развития человека) о Боге, или о том, к чему человек искренне привязан, или о чем-то приятном и вообще о том, что человек любил или что было его идеалом. Если это земной человек, тогда мысль о приятном окружении будет для него небом. Если он в состоянии поклонения, тогда он соединится с объектом своей привязанности. А если он набожен, тогда мысль о Боге будет тем, что правильно для него. “Воистину, смерть — это мост, который объединяет друга с другом” — так говорится в Изречениях Мухаммада.
Те, про кого говорится, что они в присутствии Бога, — это те, кто у кого Он постоянно перед глазами, Он — идеал всей их жизни; и ждет их радость на долгие-долгие времена рядом с их Идеализированным Возлюбленным.
В нашей земной жизни мы распознаем три состояния — тело, ум и душу. После физической смерти мы сознаем только два. В чисто физическом плане мы не испытываем особого страха, если, например, к нам приходит вор. Наоборот — мы берем в руки что-нибудь и пытаемся на него напасть. Однако во сне мы его боимся, ибо тут мы напасть на него не можем — у нас ничего нет для этого. То есть, в первом случае сильнее оказывается воля, а во втором — воображение (в ущерб воле). В физической жизни у нас все быстро меняется, мы живем от одного опыта к другому. Если ночью кому-то было страшно, то утром он скажет: “Я видел страшный сон” или “Мне привиделся ночной кошмар”, хотя это ничего не значит. Но ТАМ у нас не меняется ничего.
Мы уже здесь должны открыть, в чем заключается цель нашей жизни. ТАМ мы улучшить ничего не сможем, по крайней мере по сравнению с тем, как Здесь. Вот поэтому в мире всегда находилось несколько избранных Богом, которые говорили: “Проснись, проснись же, пока время есть!”
Есть и такие люди, которые во сне могут сделать то, что хотят. Они могут во сне повлиять на порядок вещей так, чтобы в реальности случилось то, что они хотят — и на следующий день они видят, как их ночные видения воплощаются в реальной жизни. Но такие случаи очень редки. Дело в том, что они сумели овладеть своей волей здесь и потому могут сделать так, чтобы их воля работала и на высшем плане. А если человек радуется, когда кто-то есть вкусную еду — какую бы и сам он охотно ел; или когда кто-то хорошо одет — а такую одежду он бы и сам надеть не отказался, тогда он возвышается над человечеством. Таких людей называют святыми или мудрецами, и они сами хозяева своего бытия после смерти, ибо счастливы они и когда находят, и когда теряют.
Ум пророка или муршида нельзя сравнивать с обычным умом. Их ум — это ум учителя, и он живет гораздо дольше. Так как они жили лишь для других, то они и после смерти будут для других жить. Их мысли — это мысли исключительно о вечном. А другие думают о преходящем, и таким же будет их ум.
Суфизм изучают, главным образом, для того, чтобы знать, что случится с человеком после смерти — в том бытие, которое и есть наше настоящее бытие, хотя обычно оно от нас сокрыто.
После физической смерти жизнь (а она не может умереть), возносит человека наверх и он остается жить вечно. Мы, живые существа, существуем и на земле и в море, и мы несем в себе что-то от каждого из этих двух элементов. И морские существа также созданы при помощи земного элемента. И в нашем теле вода присутствует. Хотя, например, море чуждо нам, равно как и земля — морским тварям. Никто не хочет менять свою среду обитания; а когда им случиться выпасть из родной стихии, это ведет к их концу. Это потому, что рыба не осознает, что она также является и земным созданием, и что земля — это тоже ее стихия; поэтому жить на земле она и не может. И также земные существа, жизнь которых зависит от берега, пропадают, когда уверят себя в том, что утонут в море.
Если бы кто-нибудь нас бросил в море, это было бы ужасно. Мы бы тут же убедили себя, что пойдем ко дну и тут же бы утонули. Именно наш страх и тянет нас на дно, и мысли наши тоже; не будь всего этого, у нас бы не было и причины тонуть. Море несет по своим волнам целые корабли с тысячами людей на борту и тонн груза в трюме. Так почему же оно не может нести на себе наше маленькое тело?
Наше внутренние бытие подобно этому морю, а внешнее — земле. И так же дело обстоит со смертью. Море — это часть нас самих, в которой мы оказываемся, оставив земную составляющую. Не привыкнув к нему, мы воспринимаем это морское путешествие как нечто неудобное, чуждое, и называем его смертью. Но для моряка путешествовать по морю так же легко как по земле. Христос по этому поводу сказал апостолу Петру: “О маловерный, чего же ты сомневался?” На санскрите и на пракрити освобождение зовется “Таран”, что означает “плавание”. Это способность плавать, которая позволяет сделать воду обителью для “земной рыбы”. А для тех, кто плывет по океану вечной жизни, — неважно, есть ли у них физическое тело, нет ли — он становится их вечным пристанищем.
Пловец играет с морем. Сначала он плывет вдоль берега, а потом заплывает подальше. А потом он сживается с ним и, наконец, оно становится его домом, его стихией — так же как земля. И он овладевший двумя элементами, достигает мастерства.
Ловцы жемчуга на Цейлоне и на Красном Море ныряют на дно. Сначала они “блокируют” себе уши, глаза, губы и нос, а затем ныряют и выносят наверх жемчужины. Мистик так же ныряет в море сознания, закрыв свои чувства для внешнего мира и, тем самым, переходя в мир абстрактного.
Труд суфия заключается в том, как устранить страх смерти. И путь этот проходят для того, чтобы при жизни узнать, что с нами будет после смерти. В Коране сказано “Mutu kuba anta mutu” то есть “Умри до смерти”. Избавиться от бренной оболочки, понять, что душа бессмертна, и, что мы можем избежать того великого разочарования, которое несет смерть, — именно это суфий и воплощает в своей жизни.

ГЛАВА II. СУДНЫЙ ДЕНЬ

В буддизме и в индуизме о Судном Дне сказано мало, ибо они исповедуют доктрину Кармы, однако в Коране он встречается в различных сурах. Ему придается огромная важность. И в Библии об этом Судном Дне говорится очень много раз.
Судный День, о котором говорят различные религии — это великая тайна. Все, что можно сказать о ней, это то, что ни один момент времени, ни одно движение ресниц не проходит без суда; это то, что в сознании каждого человека присутствует способность судить; и эта способность судит и себя, и других; и эта способность существует в собственном совершенстве во вселенском Сознании, которое судит всю вселенную. Сначала идет правосудие человека, затем — правосудие Бога.
В человеческом правосудии обнаруживаются предвзятость и ошибочность, ибо сознание человека затемнено собственным “я”; тем самым способность сознания видеть становится расплывчатой. Правосудие Бога — это истинное правосудие, ибо никакая тень предвзятости не может упасть на его вселенское сознание, так как вся вселенная находится в поле его зрения и потому его взгляд — всепроникающий. Как наше собственное правосудие определяет наши пристрастия и антипатии и создает в нас предпочтение или неприятие кого-либо, так же происходит и с Богом. Он ведет счет содеянному и воздает награду и наказание. Он также прощает в своей милости и сострадании того, кого он, может быть, выберет простить — так же как и мы, люди, поступаем на нашем небольшом жизненном пути. Для недалекого человека человеческое правосудие примитивно, а правосудие Бога выглядит слишком неопределенным, чтобы его постичь; и множество очевидных примеров отвлекает этого человека с истинного пути — например, когда с праведными обращаются дурно, а неправедные наслаждаются жизнью. Но человек, обладающий острым зрением, сможет увидеть, чем кончится наслаждение неправедного и дурное обращение с праведником. Видящий сможет увидеть удар, который ждет пока не придет его время упасть на голову одного; а также увидеть награду, которая предназначена для другого. Это лишь вопрос времени.
Для материалиста это покажется абсурдом, Он думает, что если я ограблю кого-нибудь, и если полиция меня схватит, то тут-то и будет суд. А если полиция меня не схватит, то все в порядке, значит, мне нечего бояться суда. А если еще у меня кошелек полон денег, и я могу оплатить услуги юристов и адвокатов, то тоже все в порядке” — ибо он не видит ничего в будущей жизни, он видит только то, что здесь.
Простой правоверный знает, что будет День Суда. Суфий должен понять, что в памяти ведется запись каждого поступка, мысли и действия — манускрипт натуры, развернутый перед собственным сознанием; и если убийца сможет убежать от полиции, он не сможет убежать от сознания, которое внутри него. Кто-то подумает: “Но это же его собственное сознание, что случится, если оно немного помучается?”. Но ведь за ним существует и вселенское сознание, совершенно честное и всемогущее, которое, даже если он убежит с земли и станет искать прибежища в море, все равно повесит его, пусть даже и с помощью волн морских — и это будет наказанием за его преступление.
Все что человек делает, все его деяния, состоят из трех частей: начало, действие и конец. В начале заключается надежда, в действии — радость, а в конце наступает осознание.
Утром, когда человек просыпается, он чувствует себя свежими готовым спланировать все свои дела на предстоящий день. Человек работает весь этот день, а вечером он видит, какой он получил результат от своего труда, сколько заработал.
Когда ребенок только появился на свет, он чист и готов наслаждаться всем. Он счастлив любой безделицей, маленькой куклой, что дают ему. Он не знает, где находится мир. Он не знает, каковы заботы жизни. Затем человек переживает самый разнообразный опыт в жизни — и хороший и плохой, а когда наступает старость, тогда он видит результаты своих дел. Во время действия он этого видеть не может, ибо действие ослепляет. Тогда, если он работал ради богатств, он богатства и получает; если он работал ради славы, он ее и получит. А если он любит, ему достается любовь и симпатии собственного окружения. Когда он становится старым, это и становится его периодом суда на земле. Теперь он видит воздаяние по своим делам. Если он убил кого-то, суд совершается когда его вешают. Если он грабил, тогда он оказывается в тюрьме и раскаивается... Но время действия приходит только один раз, и после этого становится слишком поздно исправлять собственную вину.
Мы делаем много чего такого, что поначалу кажется нам верным, однако по прошествии времени наше человеческое “я” перестает чувствовать удовлетворение. Это как если бы человек ел какую-то еду, которая бы сначала была бы приятной на вкус, а потом она стала бы дурно пахнуть, причем настолько дурно, что даже запах собственного дыхания вызывал бы у него головную боль. От него терпели все, пока у него была сила, магнетизм, активность, энергия, внешний вил, манеры; но никто не будет терпеть его, когда сила его оставит. И тогда он становится слегка сумасшедшим, его дети хотят уйти от него, ибо говорят, что папа потерял голову; его друзья презирают его, ибо говорят они, что пользы с него никакой.
У ума имеется большое количество склонностей и слабостей, которые в молодости не кажутся особо значимыми, — например, ревность, жадность, зависть, гнев, страсть. Когда молодость проходит, а с ней и ее сила и магнетизм, тогда остается только слабость с раскрытым от удивления ртом. Пока мы заняты чем-либо, мы слепы. Глаза открываются только тогда, когда приходит результат.
Один падишах как-то проезжал на лошади через джунгли. И, переезжая мост, он увидел перед собой человека — а тот был совсем пьян и стоял на середине моста. Пьяный крикнул: “Не продашь ли ты свою лошадь, о проходящий мимо?” (он был совершенно пьян и не мог узнать всадника). А падишах подумал: “Он пьян” и не стал обращать на него внимания. Проохотившись сколько-то часов в джунглях, он повернул обратно и снова увидел того самого человека — только теперь он стоял не посреди дороги, а сидел у ее края. Тогда падишах в шутку спросил его: “Так ты хочешь купить эту лошадь?” Хмель у того человека уже улетучился. Он даже помыслить не мог, что он наговорил падишаху в пьяном виде, однако к своему счастью, он нашел остроумный ответ: “Покупатель лошади уже ушел, но конюх ее остался”. Это позабавило падишаха, и он не стал его наказывать за провинность.
Есть время, когда эго желает получить все, что его соблазняет. Но, когда эта стадия начала и действия проходит, остается беспомощность.
Наша жизнь состоит из трех частей — жизни до нашего рождения, времени нашей жизни здесь и времени после смерти. Рассматривая собственную жизнь здесь и жизнь после смерти, мы понимаем, что наша жизнь на земле — это наша молодость, время после смерти — это время сбора плодов собственных деяний. И суд происходит именно в тот период, который и приходится на время после смерти.
Мы видим, что в искусстве присутствуют те же три аспекта. В музыке сначала идет вступление; затем музыка звучит в полную силу, а затем следует кода, которая обобщает все то, что прозвучало раньше. В живописи художник сначала делает наброски, затем он картину раскрашивает, затем смотрит на нее. И если она выглядит не так, как ему хотелось, он стирает ее или вообще рвет. Кто-то, пожалуй, сказал бы: “Ты же ведь сам ее нарисовал, что ж ты ее рвешь теперь?” Дело в том, что, когда художник смотрит на картину, иногда он внезапно понимает, что она ничего не стоит; тогда как, если эта картина хороша, художник хочет, послать ее на выставку; он с гордостью приглашает родственников своих и друзей посмотреть на нее. Этот мир является картиной Творца. Творец, подобно художнику, рассматривает свою работу; и он поправляет ее, улучшает, или вообще стирает — как сочтет нужным.
Почему Судный День называется “днем”? Наш день — это когда мы бодрствуем, а ночь — это когда мы спим. Речь не идет о земном дне и земной ночи, на каждое из которых отводится по двенадцать часов. Речь идет о дне и ночи сознания. То, что отделяет один день от другого; то, что заставляет нас различать дни, и есть ночь.
Наша жизнь здесь — это темнота деятельности, в которой мир иллюзий предстает в наших глазах реальным, а быстрые перемены в жизни представляются нам стабильными; точно так же как в поезде — тебе кажется, что это деревья бегут вдоль пути, а сам поезд стоит на месте. Когда оказывается, что иллюзорная жизнь не так реальна, как мы думали когда-то, тогда наступает день, когда все представляется тебе так четко как при дневном свете. У некоторых это происходит в этом мире, но у всех — после смерти.
Здесь нам свойственны два состояния — бодрствование и сон. Там же сон будет единственной реальностью. И он будет нашим днем, который не прерывает ночь. Перемен не будет. И этот день будет длиться вечно, то есть — до тех пор, пока наша личность не сольется с божественным сознанием.
Нам снится все, что нас окружает; все, что предстает в естественном виде. Нам снится лошадь, или слон, или брат, или сестра, или мать мой отец или дядя. Но нам не снится то, что не существует, например, лошадь с крыльями, или заяц с ушами слона, ибо они не принадлежат нашему миру. На наше сознание может произвести впечатление только наш мир. И этот мир подлежит суду, который никогда не прекращается. Мир домоседа будет домом, где живет его семья. Миром монарха будут окрестности его дворца.
А не окажемся ли мы среди огромной толпы, состоящей из миллионов и миллиардов ранее душ какой угодно формы; и эти души, которые когда-то существовали на земле, окажутся в суде в одно и то же время? Внешне все будет именно так, в реальности — нет, ибо Судный День для каждого будет отражать целый мир в себе, и он будет иметь особенности, характерные для одного отдельного человека. Другими словами, мир заново воскреснет в каждой душе. Утверждение и отрицание аспектов сознания будет наиболее сильным, принимая иногда вид Мункира и Накира — ангелов-хронистов.
В реальности все будет похоже на граммофонную пластинку, которая будет повторять весь жизненны опыт человека — и тот, который помнят, и тот, который забыли; хороший и плохой; и он будет сопровождаться неким фильмом, показывающем, кто имели отношение к этому опыту — неважно, умрут ли они или все еще будут продолжать жить на земле. Все это происходит с душой в присутствии абсолютно справедливого и могучего Существа, того, Кто все точно Знает; Того, кто будет Взвешивать все дела.

ГЛАВА III. АД И РАЙ

Идея об аде и рае в той или иной форме существует во всех религиях. Это дает им огромную силу, что удерживать массы под полным своим контролем, наущая их делать добрые дела и воздерживаться от зла. Без этой идеи все это было бы невозможно, ибо человека всегда соблазняет зло; и на пути человеческом всегда оказываются великие препятствия, когда он пытается сделать что-то хорошее, так как зловредные владеют царством на земле, в то время как праведные ищут милости Бога. Если бы такого обещания (об аде и рае) не было, никакая иная награда, насколько бы она ни была велика, не смогла бы объединить человечество в религии веры.
Награда, которую воздает Бог, весьма отличается от любых земных благ и богатств, однако в древние времена (а для многих людей это сохраняется и поныне) словесно ее можно было выразить лишь в виде земной награды. Поэтому Апостолы обрели способность говорить с каждым человеком на его родном языке.
Древнее писание появилось в то время, когда мир находился на таком этапе своей эволюции, когда люди стремились обрести все, благодаря чему они могли бы получить материальные блага. Если бы оно появилось сейчас, тогда бы нам обещали что-нибудь другое. А так им говорили: “Если ты будешь воздерживаться от греха, тогда быть тебе среди лотосовых деревьев, на которых нет ни одной колючки; среди банановых деревьев, отягощенных великим грузом плодов; и тень от них будет прикрывать тебя; и там будут воды струиться, и мягкие диваны стоять. А внизу будут гулять цветущие девы, красивые с большими глазами, и подобны они будут скрытым жемчужинам. Для тебя новое создание будет создано, и девы, молодые и прекрасные, а в руках у них будут золотые чаши и кратеры и кубки с искрящимся вином. И от него не будет болеть голова а чувства — притупляться. И будут там плоды, которые ты любишь больше всего и мясо птиц, которых ты только пожелаешь. И ты не услышишь там ни пустых разговоров, ни греха, а только лишь возглас: “Мир! Покой!”
Если ребенку сказать “Сделай так и так, тогда получишь конфетку”, какова бы ни была трудной задача, он все равно ее выполнит, ибо думает он “У меня будет конфетка”. Слова в писании, повествующие о награде за добрые дела, которая будет на небе, были произнесены именно так, как это соответствовало эволюции того времени. Обещание награды было высказано также, как взрослый человек обещает что-то ребенку, и говорит: “Не бери яблоко у того человека. Я тебе дам другое яблоко, гораздо слаще. Не бери куклу у того ребенка — я тебе дам другую куклу, гораздо лучше”.
Это было единственным способом удержать неразвитое человечество от нежелательных действий.
И таким же образом человеку угрожали наказанием, как, например, гореть в пылающем огне, пить из яростно кипящего фонтана и не есть ничего кроме чертополоха и репейника. Так мать говорит своему ребенку: “Я тебя высеку, если ты так сделаешь”.
Пророк сказал однажды: “Ад ждет злодеев, а к небу стремятся блаженные”.
В каждой религии, вне зависимости от того, к какой части света она относилась, ад и небеса изображались при помощи известных земных сцен.
Рай у индуистов — это оперный театр. В нем живут Упсары и Гандхарвы, певцы и танцоры. А в аду у них находятся змеи и скорпионы, гниль и черви.
В христианском раю благословенные становятся ангелами. Они носят белые одежды и белые крылья. В руках они держат золотые арфы. Сами же они — на синем небе, сидят на белых облаках и поют хвалу Господу. И радость их — в познании Бога и в единении с благословенными. Христианский ад — это раскаленная пылающая печь, с озерами угля и горящей серы, где черви вечно живут, а огонь вечно горит. Дьяволы колют проклятых грешников раскаленными докрасна иглами своих трезубцев. Они высохли от жажды и оставаться им там навеки или до тех пор, пока они не оплатят все долги своих грехов до последнего фартинга.
У мусульман в раю живут Гурии и Малайки, которые будут прислуживать обитателям Джанната, небесные слуги, лица которых будут сиятельны и светиться небесной красотой; и будут они несравнимо красивее, чем все красавицы на земле. Там будут реки из молока и меда, а драгоценные камни и бриллианты будут валяться под ногами. Прохладительные напитки, объятия свежего ветра и всяческие плоды и роскошная пища — все это будет; и будут бить фонтаны Кута — божественного вина. Каждый, кто попадает в Джаннат, — ребенком ли, стариком, — там молодым будет. Там будет собрание святых, а божественная атмосфера будет чувствоваться во всем. Ад в мусульманской традиции — это яростный огонь, и он горячее любого пламени на земле. И в нем будут люди плакать и выть, прося воды, и во рту у них будет пламя. А окружение их будет — меланхолия, беспомощность, ничтожность; и во всем, что есть вокруг будет чувствоваться тьма, смятение ужас и невежество; и над всем этим будет доминировать атмосфера дьявола.
Кто-то может спросить, почему в разных религиях даются разные описания ада и рая. Но пророки никогда не говорили того, что не истинно, так что если обратиться к философской точке зрения, мы увидим, что само значение заключается в том, что мы получаем то, что идеализируем.
Индусы идеализировали музыку, пение, игру и танцы — поэтому они и были их раем.
В христианстве, в силу того, что с самого его начала мысль о разделении полов игнорировалась, святое место единым, и в нем были ангелы, бесполые, поющие хвалу Богу, сидя на небе над облаками.
В Аравии, в горячих песках человек все время желает прохладительного напитка, а местный климат делает людей эмоциональными и дает им желание восхищаться молодостью и красотой.
Ад почти во всех религиях, так или иначе, описывается как место пытки, в котором обнаруживаются все источники муки.
Картина рая или ада обязана своим происхождением простейшему откровению, пришедшему на ум Пророку: страшный ужас перед идеей греха и чувство радости и красоты при виде добродетели. Картина эта сначала выражалась в художественном воображении, перед тем как вербализоваться. Мысль об ужасе сразу вызывает картину огня — особенно в пустынях и горячих песках Аравии, где вода является единственным спасением для всех тварей, а огонь всегда выступает как главный элемент уничтожения. Когда же приходит мысль о радости и красоте, она сразу рисует красоту противоположного пола, который очаровывает душу с самого первого дня создания, и всегда будет делать то же самое. В тот момент все удовольствия, обращенные к чувствам и зрелищам, которые мы так стремимся увидеть, предстали в художественном виде перед Пророком и были выражены тем языком, которые его слушатели могли понять. В то время как суфий проникает в самый источник этой идеи, простой верующий получает удовольствие от слов.
Все, о чем говорится в преданиях, верующими понимается буквально, однако суфий понимает это по-другому. Для него Гурии — это райские воплощения красоты, предстающей перед его глазами, которые были открыты на земле и восхищались имманентностью божества на земле. “Бог красив и Он любит красоту”, — говорится в Хадисах. Все созданное создавалось так, чтобы красота, существующая в Создателе, могла проявиться в Его созданиях, и так, чтобы ее можно было видеть. Та же самая тенденция работает во всем круговороте вещей. Глаз Бога видит небесную красоту благодаря набожным, чей путь лежит к вечной цели. “Ни одна душа не знает, что уготовано им, какая радость осветит их глаза в награду за то, что они сделали”, — говорит Коран.
Мед — это эссенция всех цветов. Эссенция всего бытия — это мудрость. Мудрость — это мед, который находится в раю. Молоко — это чистая и очень важная субстанция, которая создается в груди матери. Основное средство поддержания нашего бытия — это дух, который чист как молоко; и, с помощью собственной духовности, мы пьем это молоко, и им собственную душу питаем. В Библии сказано: “Не хлебом единым жив человек, но и словом, что исходит из уст Божьих”. Земные богатства, такие как бриллианты и драгоценные камни, которые набожные люди с презрением бросают на землю, катятся под ногами их подобно мелким камешкам и не имеют никакой цены.
Для видящего, земное благосостояние, к которому человек стремится всю свою жизнь, в конце концов, становится подобным камешку под ногой. Кутат, вино, означает опьяняющее воздействие духовного экстаза, который скрывается в сердце, так же как и любовь. Он очищает ум от всех впечатлений, что накопились за время жизни на земле, тем самым готовя душу к единению с Богом.
У каждого человека есть свой рай и свой ад, в зависимости от степени его развития. То, что представляется раем для одного, может быть адом для другого. Бедняк думает, что рай — это отличный дом, где он будет жить, и удобная повозка, в которой он будет ездить. А если бы короля заставили жить в доме богатого купца, где была бы одна или две повозки и где ему прислуживало бы лишь несколько слуг, он бы счел такое адом. Цоканье языком, для лошади — это большее страдание, чем для осла — десять ударов кнута. Все это доказывает, что ад для лошади и ад для осла не могут быть одинаковыми.
Рассказывают одну историю. Как-то раз предстали перед Падишахом четыре человека, арестованных за одно и то же преступление. Он посмотрел на одного и сказал: “Повесить его”. Посмотрел на другого и изрек “Этому — пожизненное заключение”. Посмотрел на третьего и сказал: “В изгнание”. А затем он посмотрел на четвертого и сказал: “Позор. Да как ты вообще смел показаться мне на глаза. Иди, и не приходи сюда больше.” Тот, которого должны были повесить, убил еще нескольких по дороге в тюрьму. Тот, кого изгнали, ушел далеко и в другой стране вернулся к своему делу и стал творить там свои бесчестные дела, причем еще более успешно. Приговоренный к заключению бесстыдным образом развлекался с друзьями в тюрьме. А тот, кого отпустили безнаказанным, пошел домой и совершил самоубийство: для него горькие слова падишаха были хуже чем чаша с ядом.
Не Бог в Своей Бесконечности нас вознаграждает или наказывает; и нет никакой области или территории, которая называется раем, и в которой могут быть только добродетельные. И не существует области под названием “Ад”, где содержат грешников. В реальности, мы в нашей жизни постоянно переживаем и ад и рай. Однако здесь у нас есть опыт двух состояний: сна и физической жизни. И всегда остается возможность что-то изменить. Если мы переживаем ад сейчас, завтра может быть раем. А если мы переживаем сегодня рай, завтра остается возможность, что настанет ад. Но, когда мы возвращаемся из этого мира многообразия, мы не идем в своем опыте дальше; наш рай и наш ад особенно не меняются.
Для начала рассмотрим ад и рай, которые каждый человек создает себе здесь. Когда человек совершает нечто, чем его сознание не удовлетворено, впечатление этого остается с ним. Оно будет его постоянно мучить и показывать ему перед глазами агонию, которую переживает его “я”. Мы видим, что в этом мире есть люди, которые занимают высокие посты, живут в роскошном окружении, облеченных богатством и властью; но злые дела их поддерживают яростное пламя внутри них. Иногда их жизнь выдает наружу, каково их внутреннее состояние. А иногда — нет, и люди думают, что они счастливы, однако сами они считают себя в аду. Но все-таки это частично сокрыто от их глаз в силу постоянного многообразия их опыта. Это смутное видение собственного ада, который они будущем ощутят в полной мере.
Когда человек делает нечто, приятное его сознанию, оно одобряет его. Оно кричит: “Браво! Молодец!” Его душа радуется собственными деяниями. В какой бы дурной среде он бы не оказался, его внутренней радости хватит для того, чтобы он чувствовал себя счастливым. Когда своими праведными делами он удовлетворяет свое сознание, Богу, что существует внутри его, приятно. Насколько бы не было плохим его положение на земле, он счастлив внутри себя. Мир, возможно, сочтет его несчастным, но сам он будет счастливее королей. Это его рай и то же самое ощущение будет беспрерывно продолжаться на высшем плане существования, которое и есть ад и рай.
Каждый создает свой собственный рай и ад. Один ученик как-то попросил у своего муршида: “Прошу тебя, муршид, позволь мне увидеть видение рая”. Муршид ответил: “Поди в другую комнату, дитя мое, сядь и закрой глаза, тогда ты увидишь рай.” Мюрид пошел в другую комнату и сел медитировать. И увидел он в своем видении огромную территорию, но ничего более. Там не было ни рек из меда, ни морей из молока, ни кирпичей из рубинов, ни крыш из алмазов. Он пошел к муршиду и сказал ему: “Спасибо, муршид. Теперь я увидел рай. Но мне хотелось бы и ад видеть”. Муршид ответил: “Хорошо, сделай еще раз так же”. Ученик пошел в комнату и сел медитировать, и снова он увидел огромную территорию, но там ничего не было — ни змей, ни огня, ни дьяволов, ни злых животных, ничего. Тогда он пошел к муршиду и сказал: “Я видел какую-то территорию, но там опять ничего не было”. Тогда муршид сказал: “Дитя мое, а ты что, ожидал увидеть там реки меда и моря молока? Или змей? Или адский огонь? Нет. Там-то ничего нет; тебе придется брать все отсюда. Именно здесь ты должен набирать все, либо радости рая, либо пламя ада”.
“Рай — это видение выполненного желания, а ад — это тень души в огне”, — говорил Омар Хайям.
Наше собственное “я”, на самом деле, и является раем, если оно благословлено божественной милостью; и адом тоже является наше собственное “я”, если оно проклято гневом Бога. Те семь ворот, о которых говорится в Коране — это семь открытий наших собственных чувств; и через эти ворота мы переживаем собственный рай или ад.
Семь башен означают семь планов человеческого существования, на каждом из которых есть свой характерный рай и характерный ад.
Вещи представляются нам такими, какими мы заставляем их нам представляться. Если мы терпимо относимся к собственному окружению и довольствуемся тем, что имеем, смиренно переносим неизбежные неудобства и дискомфорт, если мы приобретаем знание о собственном бытие, если мы видим вокруг себя божественную имманентность, и если мы культивируем в себе любовь, которой держится мир, тогда наша жизнь становится подготовкой к раю, а наша жизнь после смерти есть ее полное выражение. Таково состояние набожного человека. Как в Коране сказано: “Благочестивый войдет туда с миром и покоем... И там не коснется их никакое беспокойство, и не будут они отвергнуты”. Если они одеты в тряпье, если они лежат в пыли, пыль эта станет троном Сулеймана, а их тюрбан из рванья — короной Хосрова.
Наше недовольство тем, что мы имеем в жизни, наша нетерпимость к собственному окружению и неспособность стерпеть те условия, которых мы не можем избежать; наша слабость, выражающаяся в освобождении своих страстей и аппетитов, наш недостаток социабельности, наше незнание собственного бытия и наша слепота к видению Бога, проявляющемуся в природе — это и есть мучение жизни и яростное пламя после смерти. Рай — для благочестивых, чьи добродетели и были предназначены для такого конца, а ад — для дурных людей, которые сами и зажгли этот огонь. Суфий говорит: “Я далек от обоих, счастливый быть в руках вечного покоя. Не может меня соблазнить радость рая, и пламя ада — коснуться меня, ибо я обнял блаженство и поцеловал проклятие и вознесся над радостями и горестями жизни”.
Конечно, ни одна душа не будет оставаться навечно ни в раю, ни в аду. Это постепенный процесс растворения остатков индивидуального бытия в океане Бытия вечного. Именно это состояние и называется “пульсерат” или чистилище.

ГЛАВА IV. КАЙЯМАТ, КОНЕЦ МИРА

Один персидский поэт сказал:
“Ты сокрыл Свой лик под кисеей Твоих Созданий
Но я знаю, что это Ты одним ударом заставил двигаться два мира”
Мир подобен детскому обручу; если его ударить, он будет катиться вперед, а когда сила удара иссякнет, он остановится и упадет; и такое можно видеть, в несколько меньшей степени, во всем, что есть в мире. Когда иссякнет деятельность мира, весь мир падет. Ход разрушения подобен ходу проявления: он идет в виде циклов. Первое действие вызывается ударом, а любое последующее действие — причина еще одного действия.
Ход жизни мира подобен ходу часов. Их заводят, чтобы они шли определенное время. Некоторые часы идут четыре дня, некоторые — восемь, а некоторые приходится заводить каждый день. Когда тот период, на который были заведены часы, проходит, их колеса останавливаются.
Закон созидания и разрушения можно описывать, как если бы он состоял из трех аспектов. Урудж, первый аспект, показывает силу деятельности; Кемаль показывает высшую точку, предел движения вперед, а Зеваль возвращает к отсутствию деятельности, конец которой и есть абсолютный Кемаль. Кемаль выказывает свою разрушительную силу на обоих своих полюсах, — сначала в конце Уруджа, когда деятельность имеет силу, когда движение вперед прекращается, а потом — в конце Зеваля, когда деятельность прекращается полностью. Созидающий элемент называется “Кадр”, доминировавшая сила. Разрушительный (элемент) — это абсолютная сила, которая доминирует. Она называется “Каза”. Все, что рождается, строится, создается или вырастает, должно в тот или иной день, в одиночку ли, в группе, подчиниться Казе, разрушительной силе.
Нас поражает, когда, в результате взрыва случайно сравнивается с землей фабрика, и тысячи жизней погибают; нам страшно видеть большой город, уничтоженный наводнением, и миллионы жертв; но для Создателя это не значит ровным счетом ничего. Это как если бы математик написал какую-то сумму, помножил ее, прибавил, вычел, поделил, довел бы ее до тысяч и миллионов, а затем внезапно взял да и уничтожил все.
Бывает время, когда отрезают один палец, а когда — и всю руку. Бывает время, когда погибает одна часть тела, а бывает время, когда все тело гибнет. Бывает время, когда какая-то вещь в комнате ломается, а бывает — когда вся взрывается вся комната, а когда и весь дом превращается в руины. Бывает время, когда уничтожается целый город или целая страна. Поэтому есть и время, когда весь мир будет уничтожен, и даже вселенная; но это случится через очень долгий период времени.
Почему же проявление, хотя и создано из вечной жизни, все-таки подвержено разрушению? Ответ заключается в том, что вечная жизнь — это единственная жизнь, а эта кажущаяся жизнь на земле — всего лишь предположение. Пророка однажды спросили: “Что такое душа?” Он ответил одним словом: “Амр-е Алла — Действие Бога”. Между Богом и его проявлением такая же разница, как между человеком и его действием. Погибает действие, человек остается и так же проявление погибает, а остается Бог.
Все впечатления, все воспоминания и все язвы мира исчезают из сознания, оставляя его таким же чистым, каким оно было раньше.
Если бутылку чернил вылить в океан, чернильная субстанция будет поглощена им, а море останется как и раньше — чистым и неизменившимся. Когда проявится новая вселенная, она не будет иметь опыта предыдущего проявления. Когда вселенная прекратится, она начнется снова, и хотя она будет повторяться бесчисленное множество раз, каждый раз она будет такой же новой как всегда.

ГЛАВА V. ОБИТАЕМЫЕ МЕСТА

В нашей повседневной жизни влияние гостей, что приходят в наш дом, ощущается не только в их присутствии, но и после того, как они уходят. На стуле, на котором они сидели; в комнате, где они были; в холле, где они прогуливались тонко чувствующий человек может их почувствовать, хотя, конечно, не каждый.
Однажды, будучи в путешествии, я снял комнату в Канди, на Цейлоне и во время часов своей медитации вечером, когда я занимался священными действиями, я чувствовал себя очень обеспокоенным. И я не мог ни на момент настроить свой ум на медитацию. Я был недоволен собой и улегся в постель, однако беспокойства у меня прибавилось. Я встал и почувствовал, что должен заглянуть в буфет. Я не знал, зачем я это делал. Я думаю, возможно, мое внутреннее “я” хотело привести меня к причине такого необычного опыта. Там я обнаружил, к своему удивлению, пучок черных волос. Он выглядел, как если бы какая-то женщина долгое время собирала то, что оставалось у нее не расческе. Ночь я провел плохую, а утром первым что я сделал, — это спросил хозяйку, кто занимал эту комнату до меня. Она ответила: “Сэр, не напоминайте мне о ней. Мне становится нехорошо даже от мысли про нее. Здесь какое-то время жила одна женщина. И она никогда не платила мне за комнату. Она обзывала меня нехорошими словами, дралась с людьми и ругалась каждый день, выживая других моих жильцов. Теперь, когда она ушла из этого дома, мое сердце спокойно”. Тогда я сказал: “Какой это позор, что вы сдали мне эту комнату”. Она ответила: “Сэр, я сдала вам эту комнату специально, ибо по вашему внешнему виду кажется, что вы человек набожный. Я была уверена что ваше благотворное влияние очистит эту комнату”. Отвечать мне было нечего, разве что улыбнуться.
Если таково влияние живущих, то насколько же сильнее влияние умерших в тех местах, где они жили и были счастливы, к которым они были привязаны, и откуда смерть насильно вырвала их! Воспоминания о собственном доме удерживает их в доме, где они жили, или в поле, в котором работали, и в клубах, где они наслаждались жизнью, и в домах своих друзей, к которым они тянутся.
Если дух во время своей жизни интересовался вкусной едой, то после смерти, где бы ни появлялась вкусная еда, он всегда будет там. Если всю свою жизнь он любил виски, то после смерти он будет витать у бара, в котором есть виски.
Духи также привязаны к своим могилам и к крематорию своей любовью к телу, которое, как они думали, было их единственным “я”, но которое фактически было инструментом их опыта. Фактически нет ни одного дюйма пространства, на земле ли, на воде, свободного от влияния духов.
Человек, который очень любил определенное общество, общество своих друзей, родителей, братьев и сестер, будет хотеть оказаться в том обществе.
Духи, которые отчаянно привязаны к этому плану, и особенно те из них, которые лишь недавно покинули его, проявляются в виде фантомов, или еще заявляют о себе стуком в дверь, постукиванием по столам и стульям, поднятием и перемещением предметов, а также разговором. Их голоса вибрируют в сферах и становятся слышными для некоторых из нас. Иногда кто-то слышит пение и крики, а иногда — танцы на верхнем этаже или драку, что происходит между ними. Некоторые духи предстают живым без всякой одежды, а некоторые — с вывернутыми ногами. Первые так выглядят из-за своей похоти, а также из за ничтожества, которым они были во время жизни. Последние выглядят так вследствие жизни, прошедшей в мыслях о двойственности, а также потому, что сбились с жизненного пути, не сохранив мысли о единстве; их тело само по себе демонстрирует их искривленность.
Впервые у меня был опыт общения с духами, когда я был мальчиком. Однажды я проснулся в полночь, чувствуя, что хочу выглянуть в окно на двор, залитый красивым лунным светом. Я подошел к окну, и выглянув наружу, увидел невдалеке человека, похожего на святого. Он был одет в длинный белый плащ и он носил длинные белоснежные волосы и бороду. Я видел его так четко, как при дневном свете. Мне было интересно смотреть на него, и я думал, каким это образом пробраться к нам на двор, ведь все двери были заперты. Если бы не его внешность святого, я бы подумал, что это вор, но чем ближе подходил он, тем выше он становился. Его рост увеличивался с каждым шагом, и я потом даже не мог видеть его головы, а фигура его, как он шел вперед, становилась туманом. Под конец он стал подобен тени и в одно мгновение исчез с глаз моих. У меня волосы стали дыбом и сам я был в полном замешательстве.
На следующее утро, когда я рассказал семье о том, что видел, они попытались не придавать этому значения, дабы удержать меня от суеверия; но другие говорили мне, что тоже очень часто видели этого призрака в нашем квартале. Это научило меня думать, что духи привязаны к тем местам, которые им интересны — так же как и мы, и их постоянно тянет к местам собственного интереса. Форма их состоит не из тверди, а из эфира, и может расширяться. Фант&heip;