Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Печатается по решению редакционно-издательского совета Научно-образовательного центра Российской академии образования

Берулава Г.А.
Б52 Методологические основы деятельности практического психолога: Учеб. пос. — М.: Высшая школа, 2003. — 64 с.
В учебном пособии излагаются современные проблемы взаимосвязи психологической теории и практики. Рассматриваются концептуальные основы двух методологических парадигм психологии: объектной (естественнонаучной, позитивистской) и субъектной (личностно-ориентированной, гуманистической). Анализируются методологические основы практико-ориентированных видов деятельности психолога с позиций указанных выше методологических платформ.
Для студентов и аспирантов психологических факультетов высших учебных заведений.

ВВЕДЕНИЕ
Методологические ориентиры всегда являлись и являются той фабулой, в рамках которой систематизируются практико-ориентированные исследования. Политические катаклизмы, происходящие в течение длительного времени в нашей стране и позволяющие говорить о смене научно-философского мировоззрения, оказывают самое непосредственное влияние на развитие гуманитарных наук, особое место среди которых занимает психология. Смена этих ориентиров привела к тому, что развитие личности, которое познается психологом прежде всего через усвоение тех или иных теорий личности, на которых он затем базируется в своей практической деятельности, стало раскрываться преимущественно в кумулятивном и эмпирическом плане, что как бы избавляет автора от необходимости формулировать методологические подходы к систематизации и обобщению этих теорий. Не секрет, что за рубежом методология психологии понимается не как совокупность основных принципов этой науки, а как совокупность приемов и методов. Существующие в настоящее время разнообразные теоретические и экспериментальные подходы настолько сильно отличаются друг от друга, что найти общие, объединяющие их принципы очень трудно, поскольку авторы от них сознательно дистанцируются. В соответствии с этим теоретическое поле научной психологии все более начинает напоминать абстракционистскую картину, состоящую из огромного количества не связанных между собой мифологем и все более движется в сторону эмпирики и парапсихологии. Все меньшее место имеет апелляция к экспериментальной проверке выдвигаемых теоретических гипотез, разрабатываемых диагностических методик и коррекционно-развивающих практик.
Эта тенденция доминирует в большинстве зарубежных учебников, а в последнее время она укоренилась и в нашей науке: теории личности излагаются через запятую, в хронологическом порядке или в порядке предпочтения с сугубо авторских позиций. При этом не делается никакой попытки дать их методологический анализ, оценив их продуктивные и методологически устаревшие аспекты. Таким образом, теории личности излагаются, как правило, в историческом ракурсе в интерпретации их авторов и без достаточных попыток их критического осмысления.
Такая ситуация во многом связана с боязнью психологов быть обвиненными в политической ангажированности, в стремлении заменить научные приоритеты политическими. Однако такая позиция во многом способствует бессистемности научной подготовки специалистов, поскольку вся имеющаяся фактологическая информация выстраивается в их сознании в ряд одинаково значимых явлений, в результате чего студенты-психологи вместо систематических знаний получают конгломерат различных теорий, концепций и просто мифологических построений, не опирающихся ни на какую методологическую и экспериментальную базу. Профессиональная подготовка психолога при этом рассматривается как совокупность методологически не связанных между собой курсов, а эти курсы, как, например, курс психодиагностики, который фактически читается как история психодиагностики, предлагают студенту набор методик, построенных на совершенно различных методологических основаниях. При этом в одном ряду с методиками, имеющими определенную объективную значимость, предлагаются методики типа рисуночных, не имеющих необходимой экспериментальной проверки.
Как правило, в существующих пособиях не ставится прямо вопрос о том, что психологу надо иметь сформировавшуюся научную картину мира и соответствующие ей убеждения, основанные на понимании того, что человеком не могут управлять различные потусторонние силы. Вера в такие силы неизбежно выводит психолога на идею фатальности жизненного пути, предначертанного свыше.
Можно констатировать, что в сложившейся ситуации начинающему психологу как никогда нужна общеметодологическая подготовка, он обязан определиться, в какой парадигме трактовать поведение и деятельность человека, механизмы и закономерности его развития. Такая подготовка, не менее чем психологу-исследователю, необходима практическому психологу, поскольку в прикладной психологии, наверное, как нигде, царит бессистемность методологического инструментария, помноженная на замену научных идей парапсихологическими, которые различными путями начинают появляться в научной литературе и занимать там явочным порядком все более значительное место. Достаточно отметить, что значимое место во многих пособиях, издающихся под грифом «учебное», отводится изложению концептуальных основ нейролингвистического программирования (НЛП), соционики, не имеющих не только достаточной, но и вообще какой-либо научной апробации. При этом практический инструментарий НЛП активно насаждается во многих практико-ориентированных отраслях, например, в юриспруденции, где принимается к использованию как система устоявшихся результатов научных исследований. В юридическую практику активно внедряются детекторы лжи, построенные на парапсихологических идеях НЛП. Последствия такого «внедрения результатов научных исследований» в юриспруденцию нетрудно предположить. Все это — явления из той же коммерческой сферы, что и ежедневный астрологический прогноз на нашем телевидении. Таким образом, бизнес и масс-культура сейчас оказывают активное влияние на популяризацию прежде всего парапсихологических идей, придавая им, таким образом, статус научности в массовом сознании. Такая тенденция в настоящее время в значительной степени ослабляет научную психологию, что является результатом ослабления внимания к методологии науки в целом и психологии, в частности, а это, в свою очередь создает предпосылки для снижения интереса общества к результатам научных исследований в фундаментальной психологии.
Иллюстрацией этого положения является то, что во многих пособиях по психодиагностике, наряду с классическими методиками, имеющими необходимую валидность и надежность, публикуются тесты, экспериментальное обоснование которых никогда не было опубликовано авторами и не прошло какого-либо обсуждения и проверки, в связи с чем можно предположить отсутствие такового. Однако, кочуя из справочника в справочник, такие методики как бы обрастают определенным научным статусом, что также является свидетельством невнимания научного сообщества к проблемам методологического обоснования своей деятельности. Во многом и с этим связано то, что в психологическую практику приходит такое количество дилетантов, как ни в одной другой сфере научной деятельности.
По поводу в массовом порядке издающихся сборников тестов можно отметить, что в них отсутствует какая-либо апелляция к научно-методологическим основам их создания. С другой стороны, не учитывается, что большинство классических тестов построены с давно устаревших методологических позиций, в частности, с позиции неизменности интеллектуальных и личностных качеств субъекта. Однако внимание практических психологов на этом не акцентируется.
Современный этап развития психологии характеризуется бурным становлением ее практико-ориентированных направлений: развивающих методик, направленных на интенсивное личностное, интеллектуальное и творческое развитие; психокоррекционных техник, психодиагностических тестов, психотерапии. Характерной особенностью данных практико-ориентированных конструкций является практическое отсутствие соотнесения предлагаемых в их рамках методик с теми или иными теоретическими основами.
Методология психологии отвечает на основной вопрос психологии — под влиянием чего и как происходит развитие человека, чем обусловлено его поведение. Спонтанно оно или имеет определенные закономерности? Определяется ли оно индивидуальными особенностями субъекта или зависит от ситуации? Трудность изучения психики и поведения в том, что нет двух одинаковых людей.
Все более обширным полем деятельности психологов становится практическая психология, основополагающий вклад в развитие научных основ которой в России внесен работами И.В. Дубровиной и возглавляемой ею научной школы. В то же время, существует большая армия практических психологов, дистанцирующихся в своей повседневной работе от методологических основ практико-ориентированной деятельности, которая при этом превращается в эклектический набор различных приемов и техник, с теоретических позиций являющихся взаимоисключаемыми. Очень широко используются различные психодиагностические методики, подавляющее большинство которых представляет собой традиционную психометрику, построенную с ортодоксальных методологических позиций, не соответствующих современному уровню развития научной психологии. Легализуются разного рода парапсихологические техники, которые уже можно видеть в ряде учебных пособий для студентов. Все это приводит к тому, что в сознании не только обывателя, но и значительной части практических психологов психологическая наука начинает отождествляться с парапсихологией.
Можно констатировать, что в последние годы интерес к методологическим проблемам психологии существенно повысился, что обусловлено как общим застоем психологической науки, так и все более выраженным противоречием между теоретической и практической психологией. При этом специалисты отмечают, что в психологии, как, впрочем, и во всех остальных науках о человеке, отсутствует единая непротиворечивая теория. В качестве наиболее эвристичного на современном этапе развития психологии называют системно-эволюционный подход и, в частности, один из его вариантов — системно-динамический подход, который предполагает необходимость рассмотрения явлений в их развитии, динамике и эволюции.
В ряду таких исследований необходимо отметить работы А.В. Юревича (1999, 2000, 2001), в которых дается обоснованная критика отсутствия обоснованных методологических ориентиров в развитии психологии. В качестве основных симптомов общего кризиса психологии автор отмечает отсутствие единой теоретической платформы, универсальных критериев добывания знания, его некумулятивность, ослабление связи между теоретической и практической психологией, расчлененность целостной личности на отдельные познавательные процессы. Все это, по его мнению, приводит к «позитивистскому перенапряжению психологии» (Вопросы психологии. 2001. №5). Особую тревогу вызывает редукция психологического уровня развития субъекта к физиологическому и психофизиологическому, что объясняется исторически обусловленным стремлением психологической науки стать в общий ряд естественных наук, получив, таким образом, статус «объективности». Все это порождает культ «исчисления корреляций», с помощью которых «психология пытается нащупать те самые общие законы, которых ей остро не хватает, основываясь на имплицитном допущении того, что корреляции, указующие на точечные причинно-следственные зависимости, по мере их накопления сольются в эти законы. Подобное ожидание утопично. И дело даже не в том, что за корреляциями могут стоять всевозможные артефакты, а не истинные причинно-следственные связи, и не в том, что как подсчитал У. Торнгейт, в психологическом исследовании практически невозможно учесть более шести линий влияния на изучаемый объект, а в том, что выявленных корреляций как единичных линий влияния всегда будет недостаточно для того, чтобы они слились в общую связь. На любое событие влияет практически неограниченное количество факторов, и для выявления общих закономерностей необходим не их перебор, а прямо противоположное — абстрагирование от всех связей, кроме одной, т.е. тот самый прием, который в естественных науках известен как идеализация... Примерно такой же результат дают и другие позитивистские ритуалы психологии» (Там же. С. 5—6).
Отмечается, что в психологии до сих пор нет ни одного общезначимого теоретического положения или факта. Это приводит к тому, что психологией занимается огромная армия дилетантов, не имеющих представления о существующих в ней научных достижениях, которые сознательно игнорируются и противопоставляются психологической практике, часто вырастающей из голой эмпирики, личного жизненного опыта и убеждений практикующих гуру. Нельзя не заметить, что все это привело к полной легализации (и институционализации) парапсихологии, к появлению откровенно мистических школ и направлений. Несомненно, большой вред развитию психологической науки наносит традиционное стремление к соответствию позитивистским стандартам, в чем проявляется отсутствие учета уникальности психологического знания, которое всегда носит вероятностный характер. Можно согласиться и с тем, что все это порождает культ математики, манию исчисления корреляций, с помощью которых совершенно безосновательно пытаются установить каузальные зависимости, имитируя, таким образом, исследовательские приемы, используемые в естествознании.
В историческом ракурсе исследование детерминант развития личности смещалось от признания приоритета биологического начала к преобладанию социокультурных факторов и затем к переносу акцента на роль собственной активности личности в ее развитии. При всем разнообразии методологических подходов в современной психологии можно вести речь о том, что произошел конструктивный переход от позитивистской (естественнонаучной, объектной) методологии к гуманистической или личностно-ориентированной (субъектной) теоретической платформе.
Остановимся подробнее на особенностях этих двух методологических платформ.

ГЛАВА 1
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПОЗИТИВИСТСКОЙ И ЛИЧНОСТНО-ОРИЕНТИРОВАННОЙ ПАРАДИГМ В ПСИХОЛОГИИ
1.1. Предметная специфика психологических знаний
Логико-психологические механизмы познания психики человека и объективного мира в значительной степени отличаются друг от друга, поскольку имеют разные предметы познания — физический мир и психику человека.
Познание психики не может отождествляться с познанием объектов математики, характеризующихся отсутствием у них вещественных (материальных) и энергетических характеристик, отношением объектов друг с другом (качественные, пространственные и им подобные). В соответствии с этим объекты формализованных наук могут интерпретироваться самым произвольным образом, лишь бы при этом сохранялись заданные между ними отношения. Такие науки базируются на умозрительных конструкциях и дедуктивных рассуждениях и способны долгое время функционировать в мире автономных абстракций. Специфика предметной области математических наук связана с особенностями взаимоотношений между математическими объектами, которые являются относительно неизменными и изначально четко отделенными друг от друга элементами, сохраняющими свои начальные свойства при любых последующих взаимодействиях. При этом сам по себе математический объект от этого не меняется и не исчезает, что говорит о внешнем характере взаимосвязей между элементами математического множества, что, в свою очередь, является следствием изначальной изолированности, или дизъюнктивности этих элементов. Это препятствует их взаимопроникновению и вообще установлению между ними внутренних взаимосвязей. Отмечается, что математическая и вообще формальная логика и теория множеств, на которых в значительной степени базируются математические и естественные науки, разработаны на таком уровне абстракции, на котором в качестве ведущих выступают дизъюнктивные свойства объекта. Соответственно существенной особенностью формализованных наук является их дизъюнктивность. Теории, которые используются такими науками, носят преимущественно жестко детерминированный характер. Понятия вероятности и случайности исключаются из базисной структуры таких теорий, поскольку при отображении свойств и зависимостей материального мира они не допускают неоднозначности и неопределенности.
В отличие от этого психические процессы, являющиеся предметом познания психологии, всегда имеют континуальный характер, в значительной степени изменяясь в каждый последующий момент времени. Кроме того, психика не может быть познана лишь на основе использования «объективных» методов познания, на которые делается опора в естественно-математических науках. В свое время на это претендовал бихевиоризм, пытавшийся судить о психических процессах с помощью внешне фиксируемых поведенческих проявлений, однако на этом пути он потерпел полное фиаско.
Развитие психики человека определяется не только внешними и внутренними детерминантами, но в значительной степени и его собственной активностью. В каждый отдельный момент времени действуют факторы различной значимости и силы. Однако, как правило, прогностическая и коррекционная деятельность психолога строится на основе диагностики влияния лишь первых двух факторов развития личности. При этом не учитывается, что интерпретация результатов использования как «объективного», так и «субъективного» диагностического инструментария в равной степени носит субъективный характер, определяемый рефлексивными характеристиками субъекта, а также образом мира самого психолога, который в процессе интерпретации поведения и личности испытуемого трансформирует его образ мира через собственный, а затем транслирует его клиенту. Таким образом, реальные характеристики проблемы видоизменяются в течение ее интерпретации несколько раз, становясь все менее соответствующими ее истинной природе. В связи с этим, все рекомендации, которые дает практический психолог клиенту, всегда будут носить вероятностный характер, обусловленный субъектностью как испытуемого, так и исследователя.
Характерно, что научная психология, как правило, не учитывает специфику обыденного сознания ни клиента, ни самого психолога, выстраивая свои рекомендации исходя из постулатов позитивистской логики, основывающейся на дихотомическом подходе к решению любых, в том числе психологических проблем.
Все большее распространение получает идея недостаточности изучения отдельных психических процессов вне целостной личности. Решение этой проблемы предлагается в различных направлениях — например, с помощью введения в научное исследование понятия ментальной репрезентации (представленности себе), как варианта разработки проблемы психического отражения, включающей проблему субъективного образа (Сергиенко ЕЛ. Системное состояние исследований когнитивных процессов. Психологический журнал. Том 23. №2. 2002).
Важнейшая задача методологии психологии — выявление субъективного образа мира личности. Практический психолог пытается выявить его на основе инструментария, имеющего под собой часто довольно противоречивую теоретическую основу. В свою очередь исследование проблемы образа мира невозможно без обращения к проблеме сознания.
Понятие образа является центральной категорией психологии. Образ выступает исходным пунктом и одновременно результатом любого познавательного акта. А.Н. Леонтьев выделял два плана сознания — сознание как внутренняя деятельность и сознание как отражение (образ), выступающие как два аспекта, две стороны существования психики. Предполагалось, что внешняя (материальная) и внутренняя (психическая) деятельность имеют одинаковую структуру. Образ неотделим от деятельности, соответственно никаких образов вне активизации их в рамках деятельности не существует. Такая трактовка природы образов исключает возможность их самоактивности. С позиций такого подхода образы амодальны, это означает, что та модальность, в которой они предстают перед сознанием, будет определяться тем видом деятельности, который совершает человек, а не вообще доминирующей у него, например, сенсорной модальностью.
В более узком смысле слово «образ» используется для обозначения чувственных форм отражения, т.е. таких, которые имеют сенсорную основу (образы ощущений, восприятия и др.). До сих пор во многих работах по психологии познания при описании процесса построения образа воспринимаемого объекта используется стимульная парадигма, предполагающая, что построение образа окружения носит не активный, а реактивный характер. Воздействующие стимулы (раздражители) понимаются в качестве инициаторов процесса возникновения психического образа.
Современные психологические исследования свидетельствуют о том, что эта схема не объясняет, как происходит отбор тех или иных чувственных впечатлений для дальнейшей переработки. В то же время, если рассматривать формирование образа как активный, а не реактивный процесс, то он должен пониматься как наша собственная когнитивная гипотеза, сопоставляемая с объективной реальностью.
Понимаемый так образ мира функционально и генетически первичен по отношению к любому конкретному образу или отдельному чувственному переживанию. Результатом любого познавательного процесса при этом будет не некоторый новый единичный образ, но модифицированный образ мира, обогащенный новыми элементами. Это означает, что отдельный когнитивный конструкт не представляет собой самостоятельной сущности, а может быть только элементом образа мира (С.Д. Смирнов).
А.Н. Леонтьев отмечал, что проблема психического должна ставиться как «проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности» (1983. С. 254). С позиций современной психологии образ мира генерируется всеми познавательными процессами, являясь в этом смысле их интегральной характеристикой. Образ мира ежесекундно опосредует поведение человека, он континуально нерефлексируем, хотя в принципе может быть в определенной степени и на определенных этапах развития осознаваемым. Психический образ, трактуемый не в значении сенсорной модальности, а на уровне психического отношения, активен и избирателен.
Познавательное движение от образа мира навстречу стимуляции имеет форму непрерывного построения и проверки когнитивных гипотез. При этом сам образ мира может быть понимаем как совокупность непрерывно генерируемых гипотез разного уровня. К поверхностному уровню относят перцептивные гипотезы, реализованные в тех или иных чувственных модальностях (зрительной, слуховой и т.д.). На глубинных уровнях образа мира гипотезы формулируются на языке значений и личностных смыслов.
В сознаваемой картине мира выделяют 3 слоя сознания: его чувственную ткань (чувственные образы); значения, носителями которых выступают знаковые системы, формируемые на основе интериоризации предметных и операциональных значений; личностный смысл. Первый слой составляет чувственная ткань сознания — это чувственные переживания. Второй слой сознания составляют значения. Носителями значений выступают предметы материальной и духовной культуры, нормы и образы поведения, закрепленные в ритуалах и традициях, знаковые системы и, прежде всего, язык. В значении зафиксированы общественно выработанные способы действия с реальностью и в реальности. Интериоризация операциональных и предметных значений на основе знаковых систем приводит к зарождению понятий (словесных значений). Третий слой сознания образуют личностные смыслы. Объективное содержание, которое несут в себе конкретные события, явления или понятия, т.е. то, что они значат для общества в целом и в частности, для психолога, может существенно не совпадать с тем, что в них открывает для себя индивид. Человек не просто отражает объективное содержание тех или иных событий и явлений, но одновременно фиксирует свое отношение к ним, переживаемое в форме интереса, эмоции. Понятие смысла ассоциируется не с контекстом, а с подтекстом, апеллирующим к аффективно-волевой сфере. Система смыслов постоянно изменяется и развивается, определяя в итоге смысл любой отдельной деятельности и жизни в целом, тогда как наука занимается преимущественно производством значений.
А.А. Ухтомский относил интегральный образ мира к числу функциональных органов. Такие органы оппозиционны морфологически сложившимся. Функциональный орган он понимал как всякое временное сочетание сил, способное осуществить определенное достижение. Особенностью функционального органа является то, что в нем одну и ту же функцию могут выполнять разные наборы физиологических структур, а одна и та же структура в разных ситуациях может участвовать в совершенно различных процессах.
А.Н. Леонтьев подчеркивал, что в основе индивидуального образа мира лежит не только чувственный, но и весь социокультурный опыт субъекта (Избранные психологические произведения. 1993. Т. 2. С. 133). Психологический образ мира динамичен и диалектичен, он не является застывшим и неизменным, накладываемым как сетчатка на новые чувственные представления и поступающую информацию.
Предполагается, что образ мира формирует, с одной стороны, институциональный уровень — детерминированный общей индивидуальной культурой, включающей в себя этические и правовые нормы деятельности, концептуальные основы, нравственные позиции, моральные принципы, определяющие поведение субъекта. С другой стороны, образ мира формирует обыденный уровень сознания, тесно связанный со сферой бессознательного. При этом устойчивость образа мира и его личностная обусловленность во многом определяются тем, что «наши эмоции, аффекты, стремления существуют в нас стойко только потому, что на протяжении определенных фаз своего существования они выступают как системы неосознаваемых психологических установок, обеспечивая тем самым единство личности субъекта и последовательность его поведения (Бассин Ф.В. О некоторых современных тенденциях развития теории бессознательного: установка и значимость / Бессознательное: природа, функции, методы исследования. 1985. С. 445). Таким образом, образ мира актуализируется сферой подсознания, которое также детерминирует поведение личности и служит ориентировочной основой для эффективной жизнедеятельности человека.
В соответствии с развиваемым нами подходом дифференциация образа мира на сенсорную и рациональную составляющие малоэффективна, поскольку в действительности это целостное интегративное образование, синтетическая когниция. Достаточно условно и подразделение образа мира на уровень, продуцируемый научными знаниями и уровень, формируемый эмпирическим социокультурным опытом, поскольку в реальной жизнедеятельности образ мира предстает в качестве определенного гештальта отношения к миру, в котором соотношение двух вышерассмотренных факторов всегда индивидуально.
Работы, посвященные исследованию роли научных знаний в развитии личности, составляют особенно обширный и значительный пласт психологической науки. Можно согласиться с тем, что научная картина мира в значительной степени детерминирует целенаправленную, рационально опосредованную деятельность субъекта. В отличие от этого эмпирическая картина мира опосредована сферой бессознательного и определяет личностно обусловленное поведение субъекта. Исследования, посвященные роли эмпирического социокультурного опыта в развитии личности, влияющего в дальнейшем на ее поведение, не столь многочисленны.
Интересен подход к исследованию бытийной составляющей образа мира через развитие идеи С.Л. Франка о «живом знании», представляющем собой своего рода интеграцию «знания до знания», составной частью которого являются предзнаковые формы знания, неконцептуализированные образы, житейские понятия и т.п.
Соотношение научной и эмпирической картин мира в образе мира конкретного человека всегда индивидуально. Однако все больше и больше доминирует точка зрения, что именно обыденное сознание, как более эмоционально насыщенное и личностно обусловленное, составляет основу образа мира. Эта позиция основана на неполноте формального знания, о чем свидетельствуют крупнейшие открытия XX века (теорема Геделя о неполноте, соотношение неопределенностей Гейзенберга и принцип дополнительности Бора). Если естествоиспытатели пришли к указанному выводу в процессе решения частных проблем, то еще раньше к аналогичному заключению пришел выдающийся отечественный философ П.А. Флоренский, отмечавший, что метод науки — просеивать житейское мировоззрение и фиксировать внимание лишь на очень определенном подборе его отрывков, оставляя остальные за пределами своей области, а потому — и вне закона. Каждая отдельная наука по-своему производит такой отбор и такую задержку мысли; от метода одной науки нет моста к методу другой (1990). Это означает, что опора только на логическое мышление не позволяет сформировать целостный образ окружающего мира.
Ограниченность рационального мышления в познании мира отмечается в настоящее время многими исследователями. Так, известный российский филолог Я.Э. Голосовкер, сравнивая имагинативное (целостное) и логическое мышления, пишет: «В то время как имагинативный глаз созерцает мир непосредственно, воплощая его суть в образы или идеи, и в них усматривает его смысл, рационалистический глаз созерцает мир через систему логических линз, которые переворачивают созерцаемое сначала ногами вверх и только после ставят это перевернутое изображение ногами вниз, изъяв из него всю его реальность» (1986. С. 118). Свое стремление элиминировать указанное противоречие наука осуществляет через попытки создания различных интегративных и обобщающих теорий (кибернетики, синергетики, семиотики, общей теории систем и др.). Однако эти обобщающие теории, дисциплины и картины мира умножают собой число имеющихся уже точек и углов зрения и тем самым лишь передвигают трудность с одной проблемы (более частной) на другую (более общую), ибо они сами нуждаются в синтезе друг с другом и со всеми иными частными теориями и дисциплинами. В данном случае имеется в виду то, что законы науки описывают не столько саму реальность, сколько ее мысленную модель, т. е. нашу логическую конструкцию. Соответственно «под напором науки мир дробится на отдельные, связанные между собой лишь механически, части. Отсюда — неискоренимая противоречивость и антиномичность научного, т.е. абстрактно-логического, знания. Но поскольку сам человек целостен, ему присуще изначальное стремление к целостному восприятию и пониманию мира» (А. Косарев).
Наука раздробляет мир, пытаясь добиться категориальной точности в своих попытках сформулировать идею в чистом виде и отделить ее от образа. Затем она пытается восстановить былое единство, но делает это механистически, присоединяя образ к идее лишь в качестве иллюстрации.
Развитие научного знания осуществляется как смена двух грандиозных парадигм: причинного (детерминистского) подхода на целевой (телеологический, деятельностный) и редукционизма, сводящего целое к совокупности составляющих его частей, на элевацию, рассматривающую части через призму целого. Причем эта переориентация происходит практически во всех основных науках, в том числе и в психологии.
Тенденция к абсолютизации роли вербально-логического интеллекта в психической жизни субъекта базируется на понимании процесса мышления как определенной совокупности логических операций. Вся традиция психометрических тестов интеллекта основывается именно на таком понимании мышления. Необходимо отметить, что и современное развитие психологии мышления и тестологии, в теоретическом плане апеллирующее к личности, фактически основывается на анализе результативности, сформированности определенного набора мыслительных операций. Однако известно, что психологически мышление (и индивидуальное сознание в целом) шире, чем те логические операции и те значения, в структурах которых они свернуты. Значения сами по себе не порождают мысль, а опосредуют ее (Леонтьев А.Н.). Соответственно сознание не может быть сведено к функционированию усвоенных извне значений. Это означает, что значения и свернутые в них абстракции сами по себе в качестве предмета психологии не выступают. Значения могут выступать предметом психологии лишь тогда, когда они рассматриваются в связи с другими составляющими индивидуального сознания. Для того чтобы различать сознаваемое объективное значение и его значение для субъекта, — в психологии была введена метафора личностного смысла.
Разрыв между рациональной и эмоциональной сферами необоснован, поскольку логическое мышление нерационально, если оно только логично, если оно не направляется заботой о жизни, стремлением проникнуть в нее во всей ее конкретности. Тенденция к тому, чтобы считать технический прогресс, интеллект высшими ценностями, приводит к духовной деградации общества, к его нравственному распаду, проявляясь во все усиливающейся привязанности людей ко всему неживому и искусственному и уменьшая, с другой стороны, ценность живого, ценность человека и его жизни. Пристрастие к неживому вместо «благоговения перед жизнью» порождает безразличие к ней. Приверженцы неживого — это люди, предпочитающие закон и порядок живой структуре, бюрократические методы — спонтанным, механические приспособления — живым существам, повторение — оригинальности, педантичность — плодовитости, накопление — отдаче. Они хотят контролировать жизнь, потому что боятся ее бесконтрольной самопроизвольности (Э. Фромм).
Отрицательные последствия для развития личности несет в себе несовпадение ее личностных смыслов, опосредованных индивидуальным социокультурным опытом, и тех значений, которые предлагает ей общество, и в частности, школьное обучение. Существенно, что личностные смыслы практически невозможно выявить с помощью традиционных психометрических тестов, построенных на основе формальной логики и предполагающих дихотомические ответы на поставленные вопросы.
В связи с этим большинство психологов все активнее обращает внимание на то, что в рамках тестовой модели интеллектуальная одаренность сводится к уровню усвоения знаний и навыков, а также степени сформированности определенных познавательных функций, выявляемой на основе показателей успешности решения определенных тестовых заданий. Подобное понимание интеллекта не соответствует стихии обыденного познания, для которого отнюдь не типичны «задачные» формы активности, которые человек вынужден демонстрировать в достаточно искусственных условиях тестового испытания (Холодная М.А., 1990).
Такие тесты апеллируют к объективным значениям, уравнивающим всех путем сопоставления определенной статистической нормой, но не к личностным, индивидуальным смыслам. Обозначая это явление термином когнитивной дезинтеграции, необходимо подчеркнуть, что оно постоянно имеет место в жизни каждого человека. Такая дезинтеграция, выступающая в форме диалектического противоречия, только тогда позитивна, когда она имеет возможность перерасти в интеграцию, в личностное присвоение индивидом культуры общества. В противном случае, когда это противоречие очень велико, оно выступает уже не как катализатор усвоения нового опыта, но как преграда для процесса его интериоризации. Процесс интеграции личностных смыслов и объективного опыта приводит к формированию новых знаний, понятий, причем новых не только в субъективном, но и в объективном смысле. Это значит, что индивид генерирует знания, способы деятельности, которые в определенных своих элементах будут новыми и для общества в целом. В то же время, если несовпадение личностных смыслов, воплощенных в индивидуальном социокультурном опыте субъекта, и предъявляемых ему понятиях кардинально, то это приводит, как правило, к их шаткости, превращая их в стереотипы, что создает значительный психологический дискомфорт, способный обернуться психологической катастрофой (А.Н. Леонтьев).
Ориентация коррекционных и развивающих воздействий на личность только с опорой на рациональное (позитивистское) мышление во многом лежит в основе тех проблем, которые возникают в мировой цивилизации и нравственного кризиса личности, в частности, характерно, что психологические проблемы более характерны для высокоразвитой (в плане акцента на развитие логического мышления) европейской цивилизации, чем для культур Востока и для обществ с низким уровнем развития технологий. Человек стал постигать мир не сердцем, а умом, не душой, а логикой, воспринимая его не как живое и целостное существо, а как мертвую, абстрактную схему. Это способствовало точности (однозначности) мышления, но при этом утрачивалась его гибкость и многомерность.
В то же время все больше исследователей исповедует тезис о том, что возникновение любой новой идеи и теории в науке осуществляется не по законам логики, а по законам мифологии. Именно таким образом в науке происходит соединение логического и мифологического, сознательного и бессознательного.
Действительно, в основе любой теоретической конструкции лежит мифологическое по своей сущности утверждение — не требующая доказательств аксиома. С другой стороны, наука постоянно наталкивается на противоречия и антиномии, разрешаемые только мифологическим способом. Мифология предоставляет для науки необходимую креативную среду. Особую роль играет мифология в психологии: по сути дела все имеющиеся теории личности в той или иной степени являются мифологемами. Так, в чистом виде мифологемой является психоанализ.
С позиций развития современной философской мысли под мифом понимается бессознательно актуализируемый человеком образ, насыщенный индивидуально обусловленными личностными смыслами. Такой образ может противоречить научным знаниям человека, но он всегда более важен для его жизнедеятельности, поскольку эмоционально насыщен и личностно-значим, в отличие от научных знаний, связь которых с потребностями и жизнедеятельностью субъекта очень относительна.
Миф алогичен, его логикой является диалектика. Миф не строится с позиций рациональной логики и не опосредован функционированием теоретического мышления — это аксиома, догмат, который формируется в сфере бессознательного. Так, человек в своей жизни не может жить без веры в наличие идеальных сущностей, которые в значительной степени являются продуктами его воображения: идеальный мужчина и идеальная женщина, идеальный муж и идеальная жена, идеальная мать и идеальный отец, идеальный руководитель государства и идеальный общественный строй, идеальный образ той или иной нации — все эти мифы сопровождают всю нашу жизнь. Мифы могут быть индивидуальными и коллективными. Коллективные мифы овладевают сознанием масс, их роль особенно велика на кризисных этапах развития общества. К индивидуальным мифам относится прежде всего образ-Я, который человек выстраивает всю свою жизнь. Этот образ оказывает непосредственное влияние на представление о собственной жизни («миф моей жизни»), в которой человек всегда пытается найти наиболее значимые смыслы своего существования.
Общий вывод, следующий из данных современной науки, состоит в том, что средствами только науки задача синтеза знаний, обеспечивающих целостный образ мира, не решается.
В противоположность этому обыденное сознание содержит в себе множество частных методик, пригодных на все случаи жизни и фиксирующих как необходимый для выживания производственный, социальный, медицинский, метеорологический и т.д. опыт, так и опыт метафизический и даже мистический. Будучи насквозь пронизано всевозможными предписаниями и рецептами, рекомендациями и запретами, оно имеет по преимуществу технологический (нормативный, рецептурный, процедурный) характер: если будешь строго следовать рекомендуемой процедуре, то получишь безусловно ожидаемый результат; причем понимание смысла и механизма производимой процедуры совершенно необязательно (Косарев А.).
Если определение структуры научного знания осуществляется достаточно успешно, поскольку оно базируется на классической логике, рационалистической диалектике, то попытки определения специфики ненаучного, эмпирического знания гораздо менее многочисленны, поскольку оно построено на основе мифологического мышления, спецификой которого является несоблюдение законов формальной логики, и в первую очередь закона исключения третьего. Однако прелогическое мышление также имеет свой порядок: на место формально-логических связей оно ставит связи мистические, на место закона исключения третьего — закон мистического сопричастия («партиципации»). В этом смысле образ мира опосредуется прелогическим мышлением — когда мир воспринимается достаточно цельно, в единстве объективного и субъективного, реального и идеального, достоверного и иллюзорного, естественного и сверхъестественного, желаемого и действительного. С этих позиций образ мира — не чувственный образ вещей, но образ идей и смыслов. Особенностью саморефлексии, обеспечивающей осознание субъектом своего образа мира, является преимущественная опора на прелогическое мышление и этого не может не учитывать психологическая наука. С другой стороны, практическая психология чаще всего ориентирована на значения вербализуемых клиентом проблем, а не на его личностные смыслы. Необходимо учитывать, что слово — это и символ, и знак. В качестве символа оно многозначно, в качестве знака — однозначно.
Важнейшим условием гуманистического (субъектного) подхода к развитию личности является опора на индивидуальный (не только учебный, но и эмпирический) социокультурный опыт, который составляет основу образа мира личности. Действительно, любая социально-культурная система включает в себя в качестве важнейшего функционального элемента обыденное сознание. В то же время известно, что никакой другой вид опыта не наделяется такими отрицательными характеристиками, как повседневный опыт людей, которому давались самые уничижительные характеристики. Большое влияние на такое понимание роли обыденного опыта оказала гегелевская философия, в которой он оценивался как бессвязный, иррациональный, эфемерный, чуждый всеобщему. Однако, с психологической точки зрения, важно прежде всего то, что мир предстает в сознании человека в обыденном опыте, который становится основой для других форм познания, в частности, научно-теоретического. Можно согласиться с тем, что обыденный опыт не позволяет сформировать систему научных знаний, его конструкции часто противоречивы. В то же время его преимуществом является богатство и гибкость естественного языка, придающее ему универсальность, недоступную другим видам знания. Обыденный опыт человека, его обыденные знания носят социально-исторический характер, он изменяется так же, как изменяется научная картина мира, соответственно изменяются и стратегии мышления, его опосредующие, т.е. принципы и идеалы, на основании которых строится процесс мышления.
В своем генезисе наука вырастает из мифологии, по мере развития она все дальше дистанцируется от нее, но на современном этапе развития общества наука все в большей степени возвращается к своим мифологическим истокам. Возникновение новых теоретических идей и обобщений, и прежде всего построение новых научных картин мира, приобретает все более выраженный мифологический характер.
Все большая роль в процессе познания отводится образно-чувственному мышлению, интуиции, неявному знанию, запороговой сфере сознания. Достаточно широкое распространение получила концепция неявного знания (М. Полани), согласно которой, неявное знание трактуется как индивидуальный, жизненно-практический опыт личности. Неявное знание неотторжимо от личности и принципиально не может иметь логико-вербальную форму. Этот подход основывается на различении собственно когнитивного и языкового способов отражения.
К распространенным способам введения неявного знания относят дедуктивный вывод, который может быть интерпретирован как экспликация в нем неявного знания, содержащегося в посылках. Большими возможностями введения неявных предпосылок обладают интуитивные методы (индукция, аналогия, экстраполяция). Это связано с тем, что логика мысли имеет здесь вероятностный характер, предположение о ее истинности основано на неполной информации и зависит от различных неявных предпосылок личностного характера; Еще в большей степени во «внелогических» познавательных процедурах сравнения, выбора, предпочтения, гипотез, методов, оценки и решения проблем, способов доказательства, обоснования представлены интуитивные, неэксплицируемые, невербализованные и не всегда осознаваемые элементы, создающие интеллектуальный и ценностный фон научного познания.
Долгое время в психологии культивировалось отрицательное отношение к роли эмпирического знания в научном познании, в организации процесса обучения, основной целью которого считалось развитие у учащихся теоретического мышления. Негативное отношение к вненаучному (бытовому) познанию ведет свое начало от первых форм сциентизма. Современный этап развития науки характеризуется отрицанием односторонне-сциентистских установок. Наука не может заменить всю духовную жизнедеятельность человека. Все более доминирует мнение, что научное и вненаучное познание не должны противопоставляться и более того, рассматриваться изолированно, поскольку они — проявления общей познавательной культуры человека.
В зависимости от социально-культурных образов знания эпохи, а также в зависимости от индивидуальных особенностей, — субъект может использовать в процессе познания в различных пропорциях и предпочтениях наблюдение и эксперимент, априорные идеи разума, традиционные представления и метафизические принципы, чувство гармонии и красоты, интуицию и логику, метафоры и суждения.
Эмпирический социокультурный опыт личности может быть представлен как многоуровневое психологическое единство когнитивного, эмоционально-ценностного, поведенческого и коммуникативного компонентов. Когнитивный компонент социокультурного опыта проявляется в знаниях, представлениях, понятиях и суждениях.
Эмоционально-ценностный компонент опыта складывается в процессе всей жизнедеятельности субъекта и в большей степени опосредован сферой бессознательного. Поведенческий компонент опыта детерминирует практическую готовность к определенному поведению, нацеленность на реализацию сложившихся социальных представлений и культурных ценностей, которые фиксируются и закрепляются в сознании человека в процессе жизнедеятельности. В коммуникативной деятельности субъекта появляются новые представления, отношения, установки, им усваиваются нормы и правила общения.
Среди элементов, ассимилированных обыденным сознанием, называют дарвинизм и генетику, теорию относительности, психоанализ и т.д. Несомненно, что они входят в содержание обыденного опыта в качестве подструктур личностного смысла, приобретающих значение, часто отличное от того, которое они имели в рамках той или иной научной концепции.
С точки зрения разрабатываемой нами теории, образ мира — это личностно обусловленное, изначально неотрефлексированное, целостное отношение субъекта к себе и к окружающему миру, несущее в себе имеющиеся у человека иррациональные установки. Это не мышление в узком смысле, которое предполагает выполнение определенных мыслительных операций, не носящих явно выраженной эмоциональной окраски. В этом смысле мышление рассматривается в значении процесса решения задач, характеризующегося обобщенным отражением действительности. В таком контексте мышление всегда является теоретической когнитивной и рефлексируемой деятельностью. Результаты мыслительной деятельности выражаются в знании субъекта о рассматриваемом объекте, они, как известно, могут не совпадать с его отношением к данному объекту («знаю, что это хороший человек, но он мне не симпатичен»). В этом смысле такое отношение часто носит иррациональный характер. Понятие целостности образа мира при этом не тождественно какому-либо типу содержательного или формального обобщения. В психическом образе скрыта личностная значимость, личностный смысл информации, запечатленной в нем. Образ мира в значительной степени мифологичен. В то же время все внешние рекомендации, исходящие от психолога, генерируются в большей степени в области значений, они не учитывают диадных личностных смыслов и именно поэтому всегда будут носить вероятностный характер в аспекте их прогностического влияния на развитие человека.
Особый интерес в плане теоретического осмысления феномена образа мира вызывает вероятностно-смысловая концепция сознания, разработанная В.В. Налимовым. С точки зрения этой концепции сознание рассматривается как некий текст, носитель смыслов, подлежащий нашему истолкованию, смысловой интерпретации. Более точно синонимом сознания выступает триада «текст-смысл-язык». Каждое слово при этом всегда содержит весь семантический потенциал и соответственно приобретает смысловую размытость и многозначность. В отношении языка, опирающегося на континуум смыслов, формально-логическое описание всегда будет страдать существенной неполнотой. Соответственно язык начинает пониматься не как логическая, а как мифологическая категория. Мифологичность языка определяется прежде всего тем, что он всегда остается открытым для спонтанной перестройки смысловых квантов. Содержательная интерпретация сознания характеризуется специфическим пониманием языка, в котором исключается возможность появления атомарных смыслов. Язык при этом не исключает логических противоречий, поскольку его тексты содержат все богатство смыслов, соответственно он свободен от закона исключения третьего. Образ мира с этих позиций представляет собой универсальный и интегральный текст, богатство смыслов которого отражено нашим сознанием.
Итак, в сфере методологии науки все более явно вербализуется мысль о том, что с одной стороны, логическое мышление является более поздней стадией развития мышления, а с другой стороны, для нормального состояния человека необходимо и достаточно развитие у него мифологического мышления. При этом в отличие от рационалистического (логического) мышления, являющегося генетически более поздней формой, мифологическое мышление изначально присуще человеку и составляет его врожденное качество. Таким образом, с позиций разрабатываемой нами концепции мифологические когниции в значительной степени обеспечивают формирование образа мира субъекта.
Нельзя понять целостный мир только с помощью научной диалектики, но можно с помощью символической (мифологической) диалектики, мифологического мышления, которое воспринимает мир целостно (синкретически). Средством такого мышления является символ. С точки зрения рационалистич&heip;