Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Натан Шварц-Салант

Нарциссизм и трансформация личности. Психология нарциссических расстройств личности
Narcissism and Character Transformation. The psychoogy of Narcissistic Character Disorders
НФ Класс, 2007 год ISBN: 978-5-86375-142-8
Количество страниц: 296, ил.

Содержание
7..............Предисловие к русскому изданию
11...........Предисловие
13........Введение
13...................1. Нарциссизм и проблема идентичности
16...................2. Идентичность и самость
20...................3. Нуминозность Самости
26...................4. Имманентная и трансцендентная Самость
29...................5. Психоаналитическая и юнгианская концепции самости
32...................6. Ядерная самость по Кохуту
36...................7. Два этапа трансформации
37...................8. Нарциссизм и страх перед Самостью
40...................9. Феномен нарциссизма и юнгианская психология
43...................10. Краткое резюме
47........Глава 1. Первая стадия трансформации:
клинические аспекты
47...................1. Психоаналитический и архетипический подходы
61 ...................2. Профиль нарциссической личности
67...................3. Проблема зависти и ярости
70...................4. Идеализация при переносе и контрпереносе
74...................5. Зеркальное отражение и зеркальный перенос
81 ...................6. Смешанный перенос
86...................7. Влияние архетипических факторов на трансформацию
96...................8. Эксгибиционизм и его трансформация
103.................9. Страх нарциссической личности
перед бессознательным
105.................10. Трансформация нарциссической Самости
111......Глава 2. Мифология на первой стадии процесса:
трансформация маскулинности
111.................1. Введение
114.................2. Миф о Нарциссе: версия Овидия
120.................3. Изначальная структура мифа
129.................4. Нарцисс и Эхо
134.................5. Проклятие зависти
137.................6. Нарцисс и его отражение
142.................7. Исторический взгляд на толкование эпизода
об отражении Нарцисса
166.................8. Достижения и недостатки,
характерные для первой стадии
171................9. Проникающая фемининная энергия
176......Глава 3. Разновидности связи с бессознательным:
соматическое и психическое бессознательное
176................ 1. Введение
178.................2. Сбор соматической информации
185.................3. Представление о теле
в материалах семинаров Юнга, посвященных Ницше
190.................4. Психосоматическая комплементарность
192.................5. Осирис, Дионис и соматическое бессознательное
195.................6. Телесное зрение
198............... 7. Психическая и соматическая эмпатия
205.................8. Магическая сила воображения
209......Глава 4. Мифология на второй стадии
процесса трансформации: появление фемининной энергии
209.................1. Введение
217.................2. Цветок нарцисс
221.................3. Миф о Нарциссе в изложении Павсания
225.................4. Нарцисс и дух Диониса
229.................5. Гимн Гомера, посвященный Деметре
232.................6. Депрессивное состояние и идентификация с Деметрой
234.................7. Возвращение Персефоны
239.................8. Гермес, Персефона и аналитические отношения
244......Глава 5. Вторая стадия трансформации:
клинические аспекты
244.................1. Введение
247.................2. Мотив двойника и появление Самости
251.................3. Радостный ребенок и ребенок-мазохист
259.................4. Дионис и эротический перенос
262.................5. Интеграция двух внутренних младенцев
264.................6. Трансформация и процесс индивидуации
268......Примечания

«Изначально понятие «нарциссизм» в аналитических подходах имело негативный смысл, который заключался в проявлении человеком патологической любви к самому себе, а также связанной с этой любовью эмоциональной непроницаемостью. Быть нарциссической личностью фактически означало быть плохим. Считалось, что такая личность не только поглощена собой, но и недоступна для психотерапии. А нарциссические расстройства личности неизлечимы из-за непроницаемого барьера, называемого нарциссической защитой, который служил пациенту главным препятствием для установления с аналитиком любых эмоциональных отношений (переноса].
Когда же было установлено, что у пациентов с нарциссическими расстройствами возникают очень сильные переносы на аналитиков, которые оказывают на них очень мощное воздействие (вызывая реакции контрпереноса), нарциссизму стало уделяться гораздо больше внимания в психоаналитической литературе. Затем этот термин в основном начали использовать применительно к отношениям и понятию идентичности, так как к тому времени стало совершенно ясно, что все особенности защитных механизмов личности, страдающей нарциссическими расстройствами, несут характерный отпечаток защит от травм, обусловленных уже имеющимся недостатком в ощущении идентичности».
Натан Шварц-Салант

Предисловие к русскому изданию
Я пишу предисловие к изданию своей книги «Нарциссизм и трансформация личности» на русском языке с искренним удовольствием. Эта книга была написана в 1982 году, но ее предпосылки, то есть анализ клинических случаев, сейчас в той же мере присущ моему мышлению, как и 15 лет назад. Нарциссическая структура психики является весьма стабильной, в чем можно убедиться, читая литературу и мифологию за две тысячи лет истории. Читатель может захотеть узнать о том, как развивались мои взгляды на эту тему с учетом того, что я являюсь дипломированным юнгианским аналитиком. По традиции юнгианские аналитики, в отличие от тех групп психологов, которые следуют психоаналитической традиции, не обучались специальной интерпретации переноса. Основными факторами, определяющими аналитический процесс, считаются не перенос и контрперенос, а глубинный ар-хетипический процесс, наличие которого признается по умолчанию и которому оказывают заслуженное уважение вследствие его целеполагающей сущности. Считается, что интерпретация профанирует это таинство.
К сожалению, какая бы убежденность ни лежала в основе таких взглядов, ее теневая сторона заключается в недостаточном знании и умении уловить тонкости и сложности процесса переноса и контрпереноса. Хотя такое упущение можно допустить в случаях, когда существует сильное Эго и еще не слишком сформировалась личность, обладающая ригидностью и мощными защитами, - и тогда аналитик может приступить прямо к интерпретации сновидений, - но при наличии расстройств личности этот подход часто не приводит к успеху.
Именно отсутствие такого успеха, по существу, побудило меня написать эту книгу. Я проводил психотерапию с 40-летней женщиной, которая сама была обучающимся аналитиком фрейдистского толка. Она много лет проходила психоанализ и пришла ко мне, юнгианцу, со словами: «Я проходила анализ у многих психоаналитиков и думаю, что, может быть, мне поможет юнгианский аналитик. У меня нарциссическое расстройство личности. Последний психоаналитик, у которого я была, сказал, что после окончания климакса я буду чувствовать себя лучше». Этот прогноз ее совершенно не удовлетворил, поэтому она предприняла попытку радикально изменить курс своей психотерапии.
Вспоминаю, как я почувствовал, что мне брошен вызов, ибо я не имел никакого понятия, что представляет собой нарциссическая личность. Совсем недавно я закончил свое обучение в Цюрихе, и хотя оно было прекрасным, но в чем-то больше теоретическим, чем практическим. Так, например, вопросы, связанные с переносом, контрпереносом и расстройствами личности в то время рассматривались очень бегло, в отличие от нынешней программы обучения. Но пока клиентка говорила, а мое бессознательное слушало, я ощутил импульс, который побуждал меня молчать, откинуться назад и только слушать ее. Я с уважением отнесся к голосу своей Самости, который я узнал, и в результате наша работа с этой женщиной продолжилась. Сессии проходили дважды в неделю, причем каждую сессию она доминировала, иногда «позволяя» мне сделать короткое замечание. Спустя некоторое время после такой работы она почувствовала себя лучше.
Это меня не удивило, ибо я знал, что Самость может обладать такой энергией и что каким-то образом могла вмешаться ее динамика. О том, что у клиентки наступило улучшение, причем довольно заметное, свидетельствовал тот факт, что она рискнула назначить свидание мужчине, при том, что уже 10 лет избегала таких встреч после многочисленных неудачных связей. Однажды она пришла на сессию, и я почувствовал, что атмосфера в кабинете изменилась. Я не чувствовал внутреннего призыва своей Самости слушать ее и ограничивать себя в высказываниях. Напротив, я ощущал нечто противоположное, словно меня не только пригласили поговорить, а что она была твердо уверена в том, что я знаю, как ей следует решать конкретную проблему в ее отношениях с тем мужчиной. Я предложил ей решение и приободрил, что ей следует попробовать рискнуть и оказаться с этим мужчиной в ситуации, когда появляется некоторая тревога, так как она ощущала себя скованной в присутствии посторонних людей. На следующей сессии она была возбуждена и жаловалась на то, что ее свидание с мужчиной закончилось неудачно.
Это был последний раз, когда я видел эту пациентку. На следующей по расписанию сессии, открыв дверь, чтобы пригласить ее войти, я не увидел ее в приемной. Потом я услышал шорох, словно открывалась дверь. Посмотрел вниз - на полу лежала книга. Я открыл ее и нашел в ней сердитую надпись. Эта книга была «Анализ самости» Хайнца Кохута.
Я начал читать, и постепенно книга стала увлекать меня все больше, чем больше я понимал, что, внутренне следуя воле своей Самости, я вместе с тем следовал диктату контролирующей сущности грандиозно-эксгибиционистской Самости.
Следовательно, все было нормально и, может быть, даже лучше, чем предполагалась в подходе Кохута, в котором использовались идеи развития и проявления эмпатии. В конечном счете ей не помогли психоаналитики, приверженцы эго-психологии, а я ненамеренно следовал той же модели, но в интровертированном виде и ощущая присутствие Самости как руководящей мной сущности.
Но, продолжая читать эту книгу, я пришел к выводу в отношении идеализированного переноса, а впоследствии - всей парадигмы переноса: как перенос может переключаться от констелляции зеркального переноса (который преобладал в данном случае) на идеализированный перенос. Я стал понимать, насколько такое переключение переноса является существенным для осознания, а также как важно понимать, когда именно происходит подобное переключение переноса. Ибо оно может представлять собой позитивный творческий момент в анализе, а может и регрессивный и защитный - в ответ на ошибки аналитика. Но во всяком случае я стал обращать внимание на то, что следовать воле Самости и понимать значение сновидений необходимо, но недостаточно. С точки зрения развития нужно было знать гораздо больше, как это было написано в замечательной книге Кохута. Затем я снова подумал об ограничениях его подхода, особенно об отсутствии признания Самости архетипической сущностью, имеющей трансцендентные связи, хотя в более поздних своих работах Кохут следовал в этом направлении. Но я считаю, что в его подходе и вообще в подходе эго-психологии отсутствуют динамика и глубина, присущие «объективной психике» (понятие, которое ввел Юнг).
Когда я писал эту книгу, я еще не разработал идею, которая сейчас является главной в моей работе, - это понятие интерактивного поля. Еще Кохут и приверженцы эго-психологии, особенно
Томас Огден, а также Роберт Столороу и его коллеги ввели понятие поля, но это понятие полностью опирается на индивидуальные взаимоотношения; в нем отсутствует объективная или архетипическая составляющая.
Если бы я снова стал писать книгу о нарциссизме, то обязательно включил бы в нее понятие поля, которое совершенно отличалось бы от понятия, введенного этими психоаналитиками, о котором много сказано в моей книге «Таинство человеческих отношений» (The Mystery of Human Reationship (Routedge, February, 1998). Но оно включало бы в себя и все содержание этой книги. Знание переноса и контрпереноса при работе с нарциссическими расстройствами личности важно для применения любого подхода, в котором используется концепция поля, иначе этот подход просто потеряет свою определенность и, как следствие, уникальность личности. Но для работы с феноменами переноса и контрпереноса мне требуется подход сродни тому, который изложен в этой книге. Это не чистое переложение психоаналитического развивающего подхода на юнгианскую основу. Скорее, он позволяет переосмыслить и переформулировать понятия переноса и контрпереноса с точки зрения осознания «огромного моря», если использовать метафору Юнга, которая лежит в основе этих феноменов и стремится придать направление движению психики в сторону индивидуации.
Я выражаю свою признательность Валерию Мершавке за перевод моей книги. Моя жена, Лидия Салант, вместе с которой я работаю и обсуждаю свои идеи, особенно понятие и концепцию поля, русская по происхождению. Зная русский язык, она сообщила мне о прекрасном качестве перевода.
Натан Шварц-Салант

Предисловие
Старый упавший лист производит интересное впечатление.
Его края аккуратно скручены. В таком водоеме может быть что угодно.
Часто и вполне справедливо говорят, что аналитик меньше, чем любой другой человек, может сказать что-то новое, потому что он всегда учится у своих пациентов. В значительной мере это относится и к данной книге.
Однако есть и другой учитель. И эта книга обязана своей достоверностью видению ~ какой бы ни была эта достоверность. Слова и метафоры могут позволить лишь приблизиться к невыразимому, но я попытался быть честным по отношению к способности видеть, о которой говорится в книге. Уильям Блейк писал: «Тот, кто не может вообразить более точных и прекрасных очертаний, существующих в более ярком и прекрасном свете, чем может увидеть глаз простого смертного, тот вообще не способен к воображению»1. Видение научило меня этой истине, а мои попытки помочь пациентам исцелить их расщепленные, персефонопо-добные души позволили мне осознать, что оно совершенно необходимо.

Введение
1. Нарциссизм и проблема идентичности
Нарциссизм - явление, которое в самой общеизвестной и широко распространенной форме означает чрезмерное обожание человеком самого себя с присущими такому обожанию отчуждением, равнодушием и отрицанием всякой потребности в близких отношениях с окружающими, - давно привлекало и до сих пор продолжает привлекать к себе внимание многих людей. Многолетняя исторически-литературная традиция, тщательно прослеженная Луизой Винж в работе «Тема Нарцисса в западноевропейской литературе до начала XIX столетия», началась с пересказа мифа о Нарциссе Овидием в его «Метаморфозах», написанных в VIII веке нашей эры. Как мы вскоре убедимся, в истории Овидия можно найти убедительное свидетельство того, что образы самого Нарцисса и его спутницы Эхо послужили источником для множества гипотез и рассуждений о состоянии человеческой души и возможности ее спасения. Совершенно ясно, что такой распространенный и даже популярный взгляд на это явление, в какой-то мере отражая истинное положение вещей, только скользит по поверхности очень объемного и сложного феномена, называемого нарциссизмом.
В психоанализе и психоаналитической мысли понятие нарциссизм появилось довольно рано, употреблялось в уничижительном контексте и, как правило, несло негативный смысл. Изначально этот смысл заключался в проявлении человеком патологической любви к самому себе, а также связанной с этой любовью эмоциональной непроницаемостью, что не давало никаких оснований для оптимистических терапевтических прогнозов. Быть нарциссической личностью фактически означало быть плохим. Тогда было распространено мнение, что такая личность не только поглощена собой, но и недоступна для психотерапии. Такое отношение, принятое в психоаналитической традиции, распространялось на медитацию, интроверсию и творческую фантазию, поэтому нет ничего удивительного в том, что Юнг пользовался этим понятием крайне редко2.
Однако «непроницаемый барьер» нарциссизма стал давать трещину вскоре после начала подробных исследований психологических особенностей детей младенческого возраста и больных шизофренией, и тогда отношение к феноменологии, скрывающейся за понятием «нарциссизм», постепенно стало изменяться. Эта тенденция в дальнейшем отразилась в развитии клинической практики при работе с так называемыми нарциссическими расстройствами личности. (В числе характерных симптомов этих расстройств можно назвать тревожность, депрессию и паранойяльные склонности, но, в общем, они могут считаться вторичными по сравнению с главными жалобами таких пациентов - на недостаточное ощущение ими собственной идентичности и заниженную самооценку. При работе с такими расстройствами мы сталкиваемся с нарушениями развития отношений между Эго и Самостью, а вовсе не с симптоматикой, характерной для психоневрозов, возникающей при преодолении инстинктивной энергией защитных механизмов эго-структуры.)
Раньше существовала убежденность в том, что нарциссические расстройства личности неизлечимы именно из-за этого непроницаемого барьера, называемого нарциссической защитой, который, как тогда считалось, служил пациенту главным препятствием для установления с аналитиком любых эмоциональных отношений (переноса). Когда же было установлено, что все это мало соответствует истине, что у пациентов с нарциссическими расстройствами возникают на аналитиков очень сильные переносы, которые оказывают на них очень мощное воздействие (вызывая реакции контрпереноса), нарциссизму стало уделяться гораздо больше внимания в психоаналитической литературе. Затем этот термин в основном начали использовать применительно к отношениям и понятию идентичности, так как к тому времени стало совершенно ясно, что все особенности защитных механизмов личности, страдающей нарциссическими расстройствами, несут характерный отпечаток защит от травм, обусловленных уже имеющимся недостатком в ощущении идентичности. Распознавание реакций контрпереноса, имеющих объективную природу, приводит к появлению аналитических инсаитов, которые улучшают наше понимание природы психических структур, определяющих человеческую идентичность и скрытых за психологическими защитами нарциссической личности.
Настоящее исследование, в котором сочетаются как юнгианский, так и психоаналитический подход, является попыткой расширения и углубления клинического взгляда на вопросы, связанные с нарциссизмом и проблемой идентичности.
В целом есть веские основания утверждать, что взгляды на психотерапию К.Г. Юнга достаточно близки основным принципам некоторых других психотерапевтических школ и направлений. Сам Юнг очень ценил подход Фрейда, который считал экстравертированной, объектно-ориентированной психологией, тогда как подход Адлера (который он считал не менее ценным) рассматривал как интровертированную и субъектно-ориентированную психологию3. Поэтому Юнг иногда говорил, что периодически он работал то по Фрейду, то по Адлеру. Развитие исследований в области психотерапии в последние несколько десятилетий позволили убедиться в немалом соответствии юнгианского и других психотерапевтических подходов. Так, например, работа Гантрипа, представляющего английскую школу объектных отношений, в которой теория либидо Фрейда облекается в соответствующую времени форму4, очень напоминает концепцию психической энергии Юнга. И теперь, вслед за Юнгом, современная школа психоанализа пришла к выводу, что в содержании сновидения проявляется символическое содержание бессознательного, поэтому идея о латентном содержании сна окончательно утратила свой смысл5. Пересмотренное психологическое содержание эдипова комплекса и признание необходимости развивать психологическое содержание Самости в поздних мыслях Фрейда также вполне соответствует юнгианскому подходу к человеческой психике.
Несмотря на то, что эти и другие открытия психоаналитической мысли внесли неоценимый вклад в поиск точек соприкосновения и установления связи между юнгианским и другими подходами и, следовательно, способствовали улучшению общения между клиническими психологами, фундаментальную юнгианскую концепцию, согласно которой архетип рассматривался как базовая психическая структура, по существу, часто не принимали и даже не понимали полностью.
В результате своего индивидуального и клинического опыта Юнг пришел к выводу, что отдельные события в жизни человека вполне могут подходить под описание нуминозных, то есть обладать первостепенным для его жизни трансформативным содержанием и смыслом. Событием именно такого масштаба является отношение Нарцисса к своему собственному образу. Эта тема была и остается неисчерпаемой в литературе и многочисленных психологических комментариях, ибо таинство, которое здесь затронуто, нисколько не теряет своей силы и привлекательности. Это таинство - тайна идентичности, а именно: Кто Я Такой и Что Я Такое?
Рассматривая этот вопрос подробнее в главе 2, мы увидим, что двойственный взгляд на Нарцисса в основном обусловлен существованием Самости - образа целостной личности, а также Эго личности, которое абсолютно не является эго-сознанием. Самость - это корневая структура, первооснова личностной идентичности. Здесь мы специально остановимся, чтобы разделить психоаналитическую и юнгианскую концепции, поскольку эта разница будет проявляться и в написании термина «sef» (Самость). Употребление заглавной (прописной) буквы, как это делал Юнг, означает следование юнгианскому значению Sef, употребление строчной означает, что понятие sef используется в соответствии с другими концепциями, хотя следует отметить, что стиль изложения цитируемых здесь авторов, включая самого Юнга, мог меняться.
В юнгианской модели психики Самость является одновременно архетипом целостности и центральным организующим психическим фактором. Хотя феноменология Самости довольно часто оказывается сходной с психоаналитической концепцией самости, она может и существенно отличаться от нее. В таком случае приходится говорить и об отличии концепций личностной идентичности. Именно в этом заключается основное зерно данного исследования.
2. Идентичность и самость
Идентичность является довольно загадочным понятием, и попытки определить его слишком просто неизбежно ведут к сужению его смысла и приводят к тому, что Эго начинает играть роль, которая для него слишком велика. Теолог Харви Кокс, осмеивая так называемые «поиски идентичности», следующим образом охарактеризовал такой слишком упрощенный взгляд, открывая дискуссию, проливающую яркий свет на этот весьма непростой вопрос:
«Для «искателя идентичности» самость выступает как некая разновидность внутренней сущности. Она является тем самым ядром, которое, несмотря на его способность к росту, только увеличивает уже заложенный в нем потенциал, так как воплощает скрытую в нем внутреннюю идею. Сущностное содержание самости может быть покрыто самыми разнообразными слоями или иметь вид туго свернутых пружинных колец; тем не менее, там все равно сохраняется ее сущность. Самость можно себе представить и обнаружить - стоит лишь проявить достаточно настойчивости в ее поисках. Ее можно считать психологической миниатюрой вневременной несотворенной души неоплатонической философии. В соответствии с этим учением мы, наверное, не сумеем прямо ее увидеть, обремененные своим телом, мраком, в который погружен материальный мир, или слепотой, вызванной детскими обидами. Но все равно нас уверяют в том, что эта внутренняя сущность, этот реальный Вы действительно существует. Она лишь ожидает, чтобы скрытый в ней внутренний свет вышел, наконец, на поверхность и озарил окружающую темноту.
Очень важно понять, что этот современный взгляд на самость как на то, поиском чего следует заниматься, как на некую сущность, которая только и ждет своего раскрытия или развития, не только по своей сути противоречит библейской духовности; она не имеет ничего общего с идеей самости-как-иллюзии, которую исповедуют большинство буддийских школ...
Поиск идентичности не является ни библейским, ни буддийским. Это бедное наследие традиции, ведущей к Платону и его предшественникам, согласно которой душа рассматривается как неизменная часть Вселенной. Однако такой взгляд не может считаться всеобъемлющим, поскольку те свойства, которые мы считаем принадлежащими всей Вселенной, становятся принадлежностью одной души. Таким образом, эта душа/ самость может раскрываться и расцветать, но при этом она все равно всего лишь реализует заложенный в ней потенциал. Ее развитие можно предвидеть и ему можно как-то способствовать. Нет, и не может быть ничего такого, чего нельзя было бы полностью предвидеть и что вызывало бы откровенное удивление. Эта душа/самость проявляет все черты феномена «без сюрпризов»...
Что касается отдельного человека, то неприятность, связанная с тем, что вся его жизнь вместо расширения и углубления его возможностей целиком посвящается поискам сущности самости (точнее, того, что называется самостью), начинает все больше походить на саму себя... Если «настоящая самость», которую я постепенно в себе раскрываю, начинает определять мое поведение, достаточно рано становятся заметными проявления ригидности и склеротические изменения. Мои действия становятся предсказуемыми, сужается мое восприятие альтернативных жизненных возможностей. Я теряю свою ранимость, свою способность быть подавленным и застигнутым врасплох любой неожиданностью, даже мало-мальскую возможность себя удивить...
Однако существует и другое отношение к миру и, соответственно, к самости [...] которое предполагает взгляд извне. Этот взгляд на самость приходит к нам от древних евреев и исповедуется теми теологическими и психологическими школами, которые во главу угла ставят novum - беспрецедентное явление, имеющее новизну. В противоположность универсуму «без сюрпризов», этому миру свойственны отдельные, непредвиденные события и для него характерны уникальные личности. Болезнь в этом мире представляет собой обыденное состояние, зато здоровье является чем-то уникальным. Этот мир соприкоснулся с тем явлением, которое в христианской теологии называется нисхождением «благодати».
В библейском универсуме удивления и благодати человеческая самость не является вневременной сущностью. Она представляет собой открытое физически-духовное поле, которое одновременно является и продуктом, и источником реальных изменений. Как сказал апостол Иоанн: «То, чем нам только предстоит стать, пока еще не открылось нашему взору»... (Исходя из этой точки зрения) самость является не внутренней сущностью, которую необходимо открывать, а незаконченной и нескончаемой поэмой, уникальным утверждением, для которого существует архетипический закон. В этом библейском универсуме разные самости встречаются и сталкиваются между собой как друзья или противники, не являясь при этом отдельными элементарными частицами Единой Космической Самости. Там имеются центры бытия, которые борются, любят и ненавидят. Таким образом, этому библейскому взгляду на самость свойственна неустранимая инаковость другого и других. Этот взгляд к тому же является единственным взглядом на самость или человеческую психику, на основании которого современная психология может построить новую и освобождающую науку о душе»6.
Кокс абсолютно прав в своей критике ограниченности психологического взгляда на идентичность, но вместе с другими концепциями он ошибочно делает объектом своей критики юнгианский подход. Юнгианская концепция Самости разделяет точку зрения, согласно которой она является «тем, что следует искать, чтобы раскрыть или развить ее сущность». Но, по Юнгу, Самость всегда внутренне открыта и находится в полном соответствии с «библейским универсумом восхищения и благодати», она остается той недостижимой структурой, к которой мы в лучшем случае приближаемся, когда говорим о ее завершенности и полноте, но никогда - о ее совершенстве. То, что в процессе индивидуации участвует содержание Эго, которое фактически вносит свой вклад в его сотворение, ни в коем случае не противоречит характерной для него спонтанности. Самость может проявляться и как очень хорошо организованный и непрерывный процесс, и послужить главной причиной внезапного вторжения в Эго человека неизвестных до этого энергий, потрясающих самое ядро сознания личности.
Критика Кокса является односторонней, так как образование идентичности также происходит далеко не сразу, а постепенно, шаг за шагом. То, что она возникает не сразу и, возможно, даже не в первую очередь, - такая точка зрения кажется мне очень близкой, и я ее полностью разделяю. Однако основной вопрос заключается в том, будет ли такой подход, обусловливающий постепенное образование идентичности, подобный, например, юнговскому подходу к процессу интеграции комплексов, работать во благо «универсума удивления и благодати» или, наоборот, ему препятствовать. Разумеется, многое зависит от пути, по которому идет эта интеграция. Если это происходит чисто механически, без подспудного осознания того, что она является малой толикой великого универсума, то, вне всякого сомнения, мы почувствуем серьезное препятствие и сильное сопротивление, что повсеместно и происходит в классическом психоанализе. Но это совсем не обязательно, и мы не можем хорошо выполнять аналитическую работу, не обладая фантазией об интеграции частей, ибо эта фантазия связана с сущностью идентичности в той же мере, в которой можно говорить о жизни в рамках исторического времени.
3. Нуминозность Самости
Взгляд Юнга на концепцию Самости нельзя точно понять, не учитывая ее нуминозной сущности:
«Религия, как на то указывает латинское происхождение этого слова, есть тщательное наблюдение за тем, что Рудольф Отто точно назвал numinosum - то есть динамическим существованием или действием, вызванным непроизвольным актом воли. Напротив, оно охватывает человека и ставит его под свой контроль; человек здесь всегда скорее жертва, чем творец нуминозного. Какой бы ни была его причина, numinosum выступает как условие, независимое от воли субъекта...
Всякое вероучение основывается, с одной стороны, на опыте numinosum, а с другой - на pistis - преданности, верности, доверии к каким-то образом пережитому воздействию нуминозного и к последующим изменениям сознания. Поразительным примером может служить обращение апостола Павла. Можно сказать, что «религия» - это понятие, обозначающее особую установку сознания, измененного переживанием numinosum»7.
Нуминозное наполняет человека трепетом, вызывая у него изумление и наслаждение, но вместе с тем может вызвать невыразимый страх, ужас и полную дезориентацию. Соприкосновение с энергией Самости вызывает именно такие эмоции, которые всегда и везде связывались с религиозными переживаниями.
Существуют по крайней мере три основные формы, которые может принимать страх перед нуминозной сущностью Самости. Первая форма связана со страхом человека быть подавленным архетипическими энергиями и оказаться во власти воли, не сравнимой с волевыми усилиями Эго. По мнению Юнга, переживание Самости угрожает существованию Эго. Я мог бы добавить, что такое переживание приводит к поражению величественных устремлений и соответствующих им защит: при переживании Самости они в первую очередь переполняются энергией, и тогда происходит их видоизменение и трансформация.
Во-вторых, страх перед Самостью и ее энергиями возрастает вследствие боязни быть брошенным и покинутым. Снова и снова мне приходится сталкиваться с такими заявлениями: «Если я соберу все свои силы и использую все свои возможности, ни один человек не сможет находиться со мной рядом, ибо тогда я буду на голову выше всех остальных, а этого никто не потерпит».
Третья разновидность страха, которая очень близка ко второй, связана с необходимостью сдерживать энергии Самости, ибо они могут настолько завораживать и притягивать, что человек становится уверенным в том, что все окружающие ему завидуют. Поэтому, жертвуя своим «Я», он станет скрывать всякое проявление Самости, боясь, чтобы его «не сглазили». Он становится похожим на дикаря, который, по словам Шойка, возвращаясь к своему племени с добычей, заливается слезами и жалуется на то, что охота была неудачной и от него отвернулась судьба8. Тем временем, спрятав свою добычу за пределами селения, он тайком по ночам возвращается к ней и постепенно украдкой ее поедает. Такого человека самого съедает зависть, и мы впоследствии убедимся, что нарциссическая личность, как правило, подвержена сильным приступам зависти, поэтому зачастую ее поступки очень похожи на поведение дикаря, даже несколько хуже: нарциссическая личность скрывает все свое достояние и от себя самой.
Роль психических нуменов в процессе лечения ни в коем случае нельзя недооценивать. Однако их очень легко не заметить, так как чаще всего они проявляются очень смутно, хотя всегда чем-то отличаются от других. Но они далеко не всегда неизбежны, а их энергия не всегда бывает очень большой и подавляющей. В случае пациента А., о котором пойдет речь в первой главе, архетипическая нуминозность стала доступной для сознания вследствие исключительного трансформирующего воздействия. Однако такое воздействие скорее является исключением, чем правилом. Более общую ситуацию можно увидеть, исходя из клинического материала, представленного в третьей главе.
Приведенные ниже замечания Юнга подчеркивают огромную важность для человека существования определенной установки по отношению к Самости и ее нуминозной сущности.
«Бессознательное действительно ставит нас в тупик огромным изобилием всевозможных проявлений той скрытой сущности, которую мы называем [...] Самостью. Создается впечатление, очень похожее на то, как если бы мы продолжали видеть в бессознательном древний алхимический сон и при этом по-прежнему сваливали в одну кучу новые синонимы поверх уже имеющихся там старых лишь для того, чтобы знать о них столь же много или мало, сколько знали о них сами древние алхимики. Я не буду распространяться о том, что значил для наших предшественников apis (камень - лат.) и что до сих пор означает мандала для ламаистов и тантристов, ацтеков и индейцев пуэбло, каков смысл «золотого ядра» в даосизме и «золотого семени» в вероучениях хинди. Нам известны тексты, которые дают новую идею относительно всего этого. Но что происходит с окультуренным европейцем, когда бессознательное упрямо настаивает на своем, демонстрируя столь непонятные для него символы, и что эти символы для него означают? По-моему, все, что можно собрать вместе в одну группу под общим названием «мандала» [Самость], выражает суть некоторой очень характерной установки. Установки, которые известны человеческому сознанию, имеют вполне определенные намерения и цели. Однако установка человека по отношению к Самости является единственной установкой, которая не имеет видимого намерения и определенной цели. Очень легко сказать слово «Самость», но кто из нас может объяснить смысл того, что было сказано? Он остается скрытым в «метафизической» темноте. Я могу определить «Селф» как общность сознательной и бессознательной психики, но эта общность оказывается трансцендентной для нашего видения; это по своей сути apis invisibiitatis {камень невидимый - лат.). Пока существует бессознательное, оно неопределимо; его существование является главным постулатом, и в его содержании нет ничего, что было бы предсказуемо. Данная общность может как-то выражаться в своих частях, и это получается тогда и только тогда, когда содержание этих частей станет доступно сознанию...
Действительно, [Самость] представляет собой понятие, которое все больше проясняется с возрастанием человеческого опыта, о чем свидетельствуют и наши сновидения, но она не теряет при этом своей трансцендентности. Так как мы не имеем возможности даже приблизительно очертить границы того, что остается для нас неизвестным, получается, что мы не можем определить границы Самости. Эмпирические проявления содержания бессознательного несут на себе все отпечатки чего-то безграничного, чего-то неопределимого в координатах пространства и времени. Это свойство является нуминозным и потому вызывающим тревогу, ибо существует сверх всего того, что наш осторожный разум знает и ценит в качестве точно определенных понятий...
Все, что на сегодняшний день можно утверждать о символическом выражении [Самости], является изображением автономного психического факта, характеризующегося феноменологией, которая всегда повторяет саму себя и везде оказывается одной и той же. Ее можно сравнить с некоторыми атомными ядрами, о внутренней структуре которых и скрытом в них конечном смысле мы ничего не знаем»9.
Установка аналитика по отношению к Самости и ее символическим выражениям, и особенно к ее нуминозным свойствам, в существенной степени определяется тем, как относится к Самости пациент. Осознание аналитиком архетипических факторов и процессов может привести его к чувственному видению этих факторов и процессов в психике пациента. Как часто отмечал Юнг, это говорит о сознании бессознательного10. Все комплексы содержат характерное «качество Эго», его потенциальное осознание. Бессознательное «видит», что мы делаем, и часто точнее, чем наше сознающее Эго, которое очень обременено бессознательным содержанием. Поэтому сновидения могут иллюстрировать аналитические отношения и взаимодействие между аналитиком и пациентом тем способом, который неизвестен ни эго-сознанию аналитика, ни эго-сознанию пациента.
То, что составляет содержание психики (в частности, Самость), как-то реагирует и стремится к осознанию, если это содержание замечается терапевтом, если он обладает способностью распознавать это содержание в материале фантазий и сновидений пациента, но особенно если он может представлять, что происходит здесь-и-теперь, в рамках аналитической ситуации. (Более подробно об этом способе видения будет сказано в третьей главе). Реакции бессознательного психического содержания во многом напоминают реакции ребенка, который пока «не вырос» из бессознательного и потому остро осознает, воспринимают ли его таким, какой он есть, лишенным внимания, или даже хуже того - станет ли он объектом родительской фантазии, не имеющей к нему ни малейшего отношения.
Аналитик, который не видит архетипического материала, не будет его констеллировать, что фактически приведет к вытеснению этого материала из сознания. В таком случае, вместо того чтобы помочь себе преодолеть сопротивление нуминозному, он будет лишь бессознательно усиливать это сопротивление. Психические нумены являются теми сущностями, с которыми Эго хочет встретиться в последнюю очередь вследствие их автономии, спонтанности и энергетической насыщенности, которые совсем не свойственны миру Эго и его установкам. Возможно, что аналитик, не замечающий их, сможет оказать помощь пациенту, находящемуся в «пограничном состоянии», - пациенту, который мог быть подавлен энергией бессознательного и которому предпочтительнее не находиться в таком состоянии. Такие ситуации определенно случаются, но значительно реже, чем можно ожидать; нам не следует соблюдать чрезмерную предосторожность в отношении «латентных психозов», особенно при работе с нарциссическими личностями, обладающими устойчивой психикой, позволяющей им трансформироваться под воздействием архетипического содержания, вместо того чтобы в нем «утонуть».
Есть несколько способов, позволяющих воспрепятствовать архетипическому процессу. Один из них - назначение торазина; тогда этот процесс легко разрушается, исчезая в бессознательном, а его энергия иссякает, если просто игнорируется или рассеивается при воздействии редуктивных интерпретаций. Клинический материал пациента А. (см. главу 1) дает возможность убедиться в том, как внезапное и весьма критичное появление архетипического материала могло быть сведено на нет при помощи редуктивных интерпретаций, в данном случае - до чувства вины. Только на самом трансцендентном уровне нуминозного можно перенести редукционизм и отсутствие отражения. В противном случае человеку требуется внимание и забота, ибо ему необходим этот главный целительный источник энергии.
Существует ошибочное утверждение, что терапевтический подход, который предлагает аналитическая психология, зависит от того, имеет ли пациент «опыт архетипических переживаний». Основа для этого подхода не имеет ничего общего с непосредственным контактом с архетипическими энергиями; контакт, конечно же, существует, однако вовсе не это взаимодействие отличает юнгианский подход от психоаналитического.
Основное отличие этих двух подходов, обусловленное их разными взглядами на бессознательное (и особенно разными установками по отношению к архетипу) является более тонким, если исследовать материал конкретного пациента. Мне вспоминается, как Винникотт говорил, что
«у личности существует ядро, которое соответствует истинной самости расщепленной личности; я полагаю, что это ядро никогда не может взаимодействовать с миром воспринимаемых объектов. И каждый конкретный человек должен понимать, что это ядро никогда не должно вступать в контакт и подвергаться воздействию внешней реальности. [...] Несмотря на то, что здоровые личности общаются между собой и это общение доставляет им удовольствие, следует согласиться и с тем, что каждый конкретный человек оказывается изолированным, всегда находящимся вне всякого общения, всегда неизвестным и фактически незаметным.
...Я бы сказал, что травматические переживания, вызывающие появление примитивных защит, становятся угрозой для изолированного ядра - угрозой, которую следует выявить, на которую необходимо влиять, с которой следует вступить в контакт. Защита заключается в дальнейшем сокрытии таинственной самости, даже в крайних случаях ее проецирования или продолжающихся потерь. Изнасилование и каннибализм являются сущими пустяками по сравнению с нарушением ядра самости, изменением ее основных элементов при вступлении с ней в контакт вследствие проникновения сквозь защиты»11.
Особое внимание Винникотт обращал на опасность интерпретаций и считал необходимым принимать соответствующие меры предосторожности. В связи с этим он придавал особое значение молчанию и по возможности - позитивному отношению к отсутствию контакта с пациентом. Но, принимая во внимание это обстоятельство и отличая его от молчаливой отстраненности терапевта (мы попытаемся вслед за Винникоттом увидеть то различие, которое видел он), следует указать, что оно требует от аналитика особой способности к молчанию. Здесь необходимо проявлять уважение к тайне, скрытой в душе пациента, и абсолютного осознания того самого момента, когда эта тайна не раскрывается.
В Самости всегда существует некая область, которая никогда не взаимодействует с внешними объектами, точно так же, как существуют особые переживания Самости (в первую очередь связанные с ее трансцендентной природой), которые всегда остаются недоступными для Эго в его пространственно-временной сфере существования. Реальность Самости не требует ее воплощения, но ее тенденция к воплощению не исчезает никогда. Этот процесс является бесконечным, всегда незавершенным и постоянно стремящимся к реализации. По мнению Юнга, «Самость хочет осуществить свой эксперимент в жизни»12. В этом заключается уникальность ее веры.
Особенно важно видеть различия между отчужденной природой Самости и необходимым для нее молчанием и отсутствием взаимодействия с внешним миром, которые характерны для архетипического сознания. Признание аналитиком наличия внутреннего зрения в совокупности с его способностью к такому зрению, позволяющему «увидеть» энергетическое поле Самости, часто вызывает огромную радость и является жизнеутверждающим фактором Самости в ее способности существовать и воздействовать на пациента, а не вызывать у него расщепление и патологическую злость.
4. Имманентная и трансцендентная Самость
При обсуждении этого аспекта мы должны вернуться к критике идентичности Кокса, а также к другому кардинальному вопросу, который ставит Кокс: различию между так называемой имманентностью и трансцендентностью. Именно это различие существует между взглядом на Самость Юнга и взглядом, который является объектом критики Кокса. Один аспект концепции Юнга заключается в том, что раскрытие или дезинтеграция содержания Самости по отношению к жизни, протекающей в историческом времени, и к Эго приводит к тому, что Самость переживается как содержание Эго. Это означает, что Эго начинает осознавать, что в его жизни участвует нечто большее, чем оно само; такое осознание требует умения распознавать символическую реальность.
В этом смысле существование Самости зависит от эго-сознания: Самость все равно ощущается как нечто, находящееся «внутри», несмотря на представление, что по своей значимости она превосходит Эго. Эта двойственная и парадоксальная природа Самости отразилась в библейской метафоре, впервые встречающейся в Книге пророка Даниила (7:13), в которой Мессия впервые назван Сыном Человеческим.
Именно такой взгляд на самость характерен для психоаналитиков-фрейдистов: для самого своего существования самость должна составлять содержание Эго и находиться в зависимости от эго-сознания. Естественно, что Юнг хорошо представлял себе этот аспект, поскольку он является ключевым элементом для ощущения идентичности. Но в то же время Юнг говорил и о другом переживании Самости, которое в библейской метафоре символизирует фигура Отца, прототипа Человека. Подобно Самости, которая ощущается как содержание Эго, Самость в качестве Отца представляет собой архетипическое содержание, которое переживается «вне» Эго. Но именно здесь Юнг отходит от библейского взгляда, на который опирается Кокс. Самость вне Эго можно ощутить двумя способами:
1) как центр, вокруг которого вращается и ориентируется Эго, и как ядро сосредоточения мудрости и энергии, по своей значимости намного превосходящее Эго;
2) как трансцендентность - в смысле находящаяся за пределами психики, и не только вне рамок Эго, но и вне пределов всего человеческого существа, и тем не менее ощущаемая так, словно она находится внутри, независимо от того, имеет ли она отношение к содержанию Эго или оказывается тем центром, вокруг которого и существует Эго.
Самое очевидное и ошеломляющее проявление трансцендентного уровня ощущается как мистический союз - union mystica. Из-за этого ощущения Самости возникает соответствующая структура - воплощение в психике некоего центра, о котором мы уже упоминали в первом случае, говоря о Самости как прообразе Отца. Более того, с течением времени этот центр сохраняет тенденцию к воплощению, чтобы стать содержанием Эго: Самость становится прообразом Сына. Однако в течение всего этого процесса изначальный трансцендентный уровень никогда не ощущается как «внутренний». Он ощущается как внешний не только по отношению к Эго, но и по отношению ко всей психике в целом.
Самость существует в трех размерностях, которые следует различать:
1) как содержание Эго;
2) как фокус и центр, находящийся вне Эго;
3) как энергетическое поле, запредельное по отношению и к Эго, и к психике, которое воспринимается как внешнее по отношению к ним обоим.
В размерностях (1)и(2)в переводе на язык религии Самость является имманентной: это Самость как Иисус Христос или как Мессия бен Иосиф в учении Каббалы. В размерности (3) Самость является трансцендентной: это Ветхозаветный Яхве, Восточный Брахма, Вселенский Светоч и т.п.
Эти две категории имеют существенное сходство, которое может быть обусловлено тем, что ощущение трансценденции в свою очередь приводит к осознанию имманентной Самости «внутри» психики, что вызывает ощущение той же энергии, только меньшей интенсивности. В этом заключается онтологический базис теологического понятия «гомоуссии», идентичности, имманентной и трансцендентной Самости. Что касается отношения Юнга к этой доктрине, то он приравнивал эмпирическую Самость к образу Бога аналогично тому, как в индуизме Атман и Брахман составляют Одно13. Именно это имеет в виду Юнг, говоря о «реальности психики» - то есть все наши знания являются именно психическими образами архетипов, а не самими архетипами. Тем самым он стремится сгладить различие между имманентной и трансцендентной Самостью. Он ни в коем случае не отрицает ее, а просто акцентирует внимание на их идентичности, а не на различии.
Но все-таки эта разница должна сохраняться. Потому что фактически мы не ощущаем трансцендентную Самость как образ. Многочисленные и разнообразные метафоры Вечности и Света не являются психическими образами в воображении и сновидении. Можно считать, что с их помощью мы создаем Эго тернистый путь для передачи образов в область, находящуюся за пределами воображаемого, при этом всегда сознавая, что сам по себе образ - это всего лишь приближение, даже если он и несет в себе некий символический смысл, который в данный момент пробуждает воспоминания и усиливает свою нуминозность и символическую ценность. Это всегда приближение к непостижимому, несмотря на то, что оно возникает во время нисхождения благодати.
5. Психоаналитическая и юнгианская концепции самости
Как уже отмечалось, в психоаналитической традиции принято считать, что самость составляет содержание Эго. Ее основная функция всегда является эго-ориентированной. Поэтому Юдифь Якобсон пишет:
«Говоря о реалистическом понятии самости, мы имеем в виду понятие, отражающее только или преимущественно то состояние, в котором находятся все факторы, определяющие черты нашего Эго: наших сознательных и предсознательных мыслей и чувств, надежд и устремлений, убеждений и действий»14.
Ю. Якобсон противопоставляет «реалистическую» природу самости инфляционной или, иными словами, грандиозно-эксгибиционистской форме, с присущими ей абсолютно нереалистичными установками, совершенно неподходящей для отражения нашего Эго. Тем не менее, ее эго-ориентированная тенденция является очевидной: в данном случае нет никакого ощущения, что Самость является внутренним руководящим центром, э&heip;