Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Ольга Маховская
О чем говорить с ребенком? Инструкция по выживанию для современного российского родителя

Посвящается моей маме Маховской Антонине Федоровне, талант и сердце которой были отданы детямсиротам школыинтерната № 2 г. Светловодска (Кировоградская область, Украина)

Страшно посмотреть правде в глаза?

Я – детский психолог. И уже давно. С детства. Помню, как родители игнорировали меня в разговорах, шептались и отправляли спать на самом интересном месте. А иногда еще обидней: «Пойди, поиграй! Это не для детей!» Тогда я решила вырасти и узнать все их секреты. Нужно сказать, что и через 10, и через 20 лет моя мама считала, что нельзя говорить правду детям («Они не поймут», «Не нужно их травмировать»), и при этом всегда жаловалась на меня своим подругам, тоже по секрету: «Она (я!) очень скрытная – никогда не поймешь, что у нее на уме?» А я просто думала: «Зачем мне рассказывать чтото родителям? Не поймут, не буду их травмировать».
Сплошь и рядом к психологам тащат детей мамы и бабушки (папы и дедушки философски отстраненно относятся к воспитанию): «Скажите, oн – нормальный, у него не шизофрения?» Или: «Дайте мне справку о том, что мой ребенок – гений!», «Скажите ему, что мне трудно его воспитывать, – пусть ценит».
И все как один:
– Только не говорите, что вы психолог, а то он испугается.
– А что я должна сказать? Что я управдом или милиционер? Или лучше – продюсер из Голливуда, приехала набирать юных звезд для новых блокбастеров?
– Дада! Это его заинтересует!
– А, помоему, нормальный ребенок рассмеется или покрутит у виска.
И пока мама или бабушка ждет под дверью, сомневаясь, стоило ли приводить ребенка к «непослушному» специалисту, десятилетний мальчишка заходит в кабинет и говорит: «Здравствуйте. Вы, наверное, психолог? Как хорошо… Я давно хотел с вами поговорить… У мамы проблемы… Нервы. Что делать?»
Мы пытаемся прятать от них очевидное…
Консультируя же взрослых, постоянно сталкиваешься с недостатком доверия между близкими людьми. Кроме того, россияне в отличие от европейцев, приходят к психологу не поговорить о себе, а пожаловаться на родных и любимых – ребенка, мужа, свекровь, соседа. Они хотели бы заставить окружающих сделать чтото для них, но не решаются об этом попросить: «Скажите ему, чтобы он меня послушал!», «Как вы считаете, он меня любит?», «Не пойму, стоит ли мне на ней жениться, я ведь ее не знаю?» А почему ты о ней ничего не знаешь? Она, что, глухонемая? А почему ктото посторонний должен заставить соседа здороваться или мыть лестничную площадку? И почему так страшно сказать: «Я тебя люблю»? И почему мы так часто подозреваем своих близких в чемто страшном?
На все эти вопросы – ответ один: потому что у нас не сформированы навыки доверительного отношения с другими людьми. А формироваться эти навыки начинают в детстве, еще до школы, можно даже сказать, в младенчестве. «Верить или не верить ребенку? Как его понимать?» За этими сомнениями скрывается наша собственная неуверенность в себе, которая передается детям, как дурное наследственное заболевание.

Исследования показывают, что:
• в 30 % случаев отсутствие нормальных, доверительных отношений с родителями является причиной детских побегов из дома;
• в 50 % случаев отсутствие интереса родителей к насущным детским проблемам расценивается детьми как отсутствие любви и искренней заботы («Я им была не нужна!»);
• в 80 % случаев дети верно интерпретируют события и факты обыденной жизни, хотя родители считают, что они ничего не понимают;
• в 100 % случаев родительская практика замалчивания проблем увеличивает невротизацию психики детей, усложняет их отношения с друзьями, а потом с возлюбленными и коллегами.

Чаще всего во время психоаналитических сеансов взрослые люди склонны обвинять своих родителей в том, что они не научили их, как правильно жить, а также в том, что родители не были с ними искренними. В молодости все проходят такой этап упреков в адрес родителей. Иногда он может закончиться долговременным разрывом отношений.

Исследования показывают, что:
• в 70 % случаев обращений к психологу по поводу детских проблем выясняется, что в помощи нуждаются сами взрослые;
• в 90 % случаев в ходе психологической консультации становится понятным, что родители неверно интерпретируют поведение и способности своих детей, проецируя на них свои желания и страхи.

Время идет, поколения сменяют друг друга, а ситуация не меняется. Наши дети развиваются быстрее, чем мы. И психологическая дистанция, стена между нами, очень быстро растет. Давайте попробуем проделать обратный путь – реконструировать близость.
Так я могу поделиться с вами своими соображениями?..

Глава 1
Сколько жизней и детств на свете?

Почему комиксы? Что такое жизнь? Что мы сами знаем о жизни? О том, что такое жизнь пороссийски Технологии жизни, которые мы выбираем для себя и своих детей Влияние литературной традиции на воспитание наших детей: Горький против Толстого • Образ золотого детства в произведениях Льва Толстого • Аскетическое детство по Горькому • Какую модель детства мы выбираем? • Чем западное воспитание и образование отличается от нашего? • Почему на Западе интересуются нашим воспитанием и образованием?

Почему комиксы?

Основное правило общения с дошкольниками: помнить, что их мышление конкретно, они мыслят визуальными образами, картинками и живут в пределах конкретных ситуаций. У детей до 8 лет плохо развито абстрактное мышление.
Если маленькую девочку попросить посчитать всех гостей, которые пришли в дом, чтобы правильно накрыть стол, поставить нужное количество чашек и тарелок, она побежит по всем комнатам, загибая на ходу свои маленькие пальчики:
– Папа – раз! Мама – два!
– А дядя Сережа?
– А дядя Сережа курит на балконе. Я его не вижу!
Условно говоря, дети не видят дальше собственного носика и не понимают того, чего они не видят. Дети оперируют подсмотренными ими фрагментами ситуаций, похожими на эпизоды мультфильмов. Но им еще трудно понять, почему герои этих живых комиксов так себя ведут. Зато внешняя последовательность поступков людей, за которыми имеют возможность наблюдать дети, пообезьяньи ими запоминается и потом воспроизводится. Этот «рисуночный» уровень восприятия мира мало осознается, но крепко запоминается. К тому же ребенок видит их изо дня в день!
Какие бы морали мы потом ни читали детям, они будут вести себя так, как их научили в дошкольном возрасте. «Сам не знаю, почему…» Поэтому главная задача родителей – комментировать картинки, в которых дети видят мир. Иначе у них так и останется клиповое, бессодержательное мышление. И они не узнают, что происходит за кулисами театра под названием «Жизнь».

Второе правило: простота и ясность, ясность и простота.
Второе правило общения с детьмидошкольниками состоит в том, что надо просто и ясно излагать свои мысли.

Памятка родителям
• Подбирайте простые и знакомые слова. Не забывайте демонстрировать то, о чем вы говорите.
• Используйте простые предложения – вместо сложноподчиненных, многословных. Говорите чисто, ясно, медленно, размеренно
• Избегайте намеков. Лучше прямо сказать «Мне грустно», чем ожидать, что ребенок сам догадается о вашем состоянии или состоянии персонажа сказки по поведению и выражению лица: «Посмотри, ротик у куклы улыбается. Ей весело!»
• Заменяйте абстрактные понятия конкретными. Например, вместо рассуждений о том, «что такое хорошо и что такое плохо», как в стихотворении Владимира Маяковского, лучше всетаки показать конкретные примеры правильного поведения: «Берем один стульчик и ставим возле стола. Молодец! Берем второй стульчик и ставим его возле стола. Отлично! Сколько человек будет пить чай? Раз! Два! Сколько стульчиков? Раз! Два! Ура! Получилось! Всем хорошо!»
• Не забывайте поощрять детей за их старания. Учиться надевать платьице, завязывать шнурочки, скатываться с горки, плавать, делать чтото из песка, заводить друзей, не бояться ветра, носить очки, помогать в саду, отправляться в аэропорт, банк, зоопарк, на почту, на пляж – все это значимо для дошкольников, потому что идет из мира их переживаний и образов. Важно сообщить им уверенность, что все неизвестное и загадочное, с чем они столкнутся в жизни, будет им по плечу.
• Внимание! Если не научить детей резвиться вместе, не пройти с ними этап ролевых игр, они так и «застрянут» на фазе «аутичных» занятий с самим собой.
• Старайтесь объяснять новое постепенно. Нельзя учить ребенка всему и сразу, размахивая руками и громко смеясь, что для васто все легко и понятно, а ребенок не может все схватывать на лету.




• Юмор – это способ установить контакт с любым человеком, тем более с ребенком. Но у дошкольников – особый юмор. Что им кажется смешным, а чего они категорически не понимают? Помните, что дети предпочитают визуальный юмор . Ведь они мыслят картинками! Абстрактные понятия, смысловые метафоры, иносказания – не для них. Если ребенок и смеется, то, скорее всего, за компанию с вами – детей легко заразить смехом!
Дошкольников забавляют смешная походка, скорченное лицо, громкий смех или звуки. Все типы комедий, построенные на физических действиях, интересны детям. Например, дети будут в восторге от следующей сценки: персонажи сталкиваются друг с другом, веселясь падают, застревают, спотыкаются и пр.
Клоунада – самый любимый тип детской комедии. В ней используются глупость, абсурдность, трюки, обманы (например, один из героев заставляет чтото сделать другого для достижения своей цели: Лисица заставляет Ворону спеть, чтобы та раскрыла рот и уронила сыр). Маленьким детям, конечно, больше нравятся обманщики и плуты, чем обманутые, – словом, те, кто в конце концов проведет всех. В разных культурах присутствуют свои персонажихитрецы. В русских сказках это Лиса, Кот, Солдат, Колобок и Машенька.


• Детям нравится, когда случается чтото необычное, неожиданное, например, перевертыш знакомой истории. Представьте, что Волк и Красная Шапочка встречаются в лесу, а потом вместе идут к Бабушке. Или, например, когда запускают ракету с Незнайкой, герой неожиданно отделяется от машины и летит дальше самостоятельно. Дошкольникам также нравятся нелепости во внешности: неожиданные костюмы, смешные шляпы и очки, забавные прически и башмаки, а также глупые или преувеличенные черты и элементы одежды (например, женщина, которая носит огромное сомбреро). И, конечно, малыши приходят в восторг, когда появляются предметы, люди и животные, издающие неожиданные звуки: банан, который «звучит» как труба, или утка, которая «гавкает».
• Внимание! Маленькие дети обожают шутить над родителями, особенно если им удается провести взрослых. Например, они могут прятаться и очень радоваться, когда их не заметили.
• Дошкольникам нравятся животные, которые делают чтото смешное и удивительное.


Это могут быть животные с человеческими чертами. Например, ведущие себя подобно людям кошки, утки, рыбы и т. д. – в мультфильмах или спектаклях; говорящий попугай, собака, приносящая мяч, – в реальной жизни. А как нравятся детям животные, которые пытаются делать чтото, что противоречит их размеру и способностям! Например, муравей, который тащит длинную соломинку, или слон, который возится с чемто маленьким и хрупким. Но будьте внимательны, чтобы не привить своему чаду жестокость к животным!
• Маленькие дети любят смотреть на младенцев по телевизору и в реальной жизни. Возможно, наблюдение за младшими придает им силы и уверенности. Когда они видят, как младенцев кормят, учат ходить или меняют пеленки, дети понимают, как много они уже умеют. У многих из них есть маленькие братики и сестрички, и они видят, как те растут и развиваются. Дошкольникам нравится, конечно, играть в мам и пап, заботиться о «ребенке» в ролевой игре.
• Дети не понимают сложной игры слов, но им нравятся смешно звучащие слова и фразы, длинные, глупо звучащие или придуманные слова: «Ачучапуча! Тахтарабахжахвах!» Им нравятся простые рифмы. Когда небольшое стихотворение содержит рифмующиеся слова, детям кажется это смешным. Изменение слов или фраз в тексте знакомых песен или стишков – отличная игра: так здорово при повторе менять знакомое слово на новое. Например, в стихотворении Агнии Барто слово «хозяйка» заменять на «козявка»: «Зайку бросила… козявка!». Дети любят играть с интонацией, использовать какуюто особую дикцию, особенно, если слово или фраза уже и так звучат смешно.
Теперь, когда мы немного лучше понимаем, как мыслит ребенок, и как найти с ним общий язык, давайте поговорим начистоту, повзрослому, что мы сами понимаем про жизнь, о которой собираемся разговаривать с малышом?

Что такое жизнь? Что мы сами знаем о жизни?

Хотим мы того или нет, но каждый день, отвечая на вопросы ребенка, мы формируем его образ мира, сценарии переживания, страхи, восторги, отказы и желания. Они будут влиять на решения, ощущение счастья или неудовлетворенности от жизни у детей, когда те вырастут.
Когда перед нами ребенок, нам нужно понимать и помнить следующее:
• Что он знает о жизни? – Картинки, слова, истории, сказки, которыми он оперирует.
• Что он говорит? – Детские интерпретации, рассуждения о том, что он видит, как он оценивает поведение своих родителей, друзей, соседей.
• Что он делает? – То, как эти интерпретации влияют на поведение ребенка.
Почему он поступает не так, как мы его учим?
Прежде чем учить своих детей жизни, неплохо было бы научиться для начала осознавать свои собственные представления о жизни.
Достаточно провести экспрессопрос среди своих знакомых, спросив: «Что такое жизнь?», – и вы обнаружите, как велико разнообразие таких определений. Это те сценарии жизни, которые мы выбираем себе и детям. О них мы сообщаем нашим детям!


Глобальные определения жизни
Жизнь – это большая и трудная дорога.
Жизнь – это смена черных и белых полос.
Божья воля.
Большой путь.
Борьба.
Борьба за существование.
Судьба.
Мир.
Война.
Страдания.
Пессимистические, предупредительные, угрюмые определения жизни
Жизнь – это тяжкий крест.
Несправедливость.
Жизнь прожить – не поле перейти.
Жизнь – это противостояние смерти.


Гедонистические определения жизни
Жизнь – это песня.
Жизнь – это радость.
Жизнь – это любовь. Пока есть любовь, жизнь продолжается.
Тихое озеро.
Это повод для удовольствия.
Динамические определения жизни
Движение.
Зигзаг.
Водоворот.
Созерцательноэстетические, импрессионистские определения жизни
Жизнь – это красота.
Звездное небо.
Плод фантазии.
Жизнь – это большой красивый букет, в котором много разных цветов.
Жизнь – это туннель со светом только в конце.


Ценностные определения жизни
Семья.
Дружба.
Гармоничный союз.
Любовь и служение людям.
Императивные определения жизни, указывающие, как себя вести
Результат собственных усилий.
Игра случая.
Труд.
Знания.
Отношения с окружающими (близкими и друзьями).
Узнали себя?
Эти определения, которые мы бросаем походя, задают общее отношение ребенка к жизни, его ожидания и тревоги. Они будут влиять на принятие самых судьбоносных решений вашего сына или дочери. Будьте внимательны!

О том, что такое жизнь пороссийски

Дети, как правило, живут в мире родительских интерпретаций, мире, о котором рассказывают им взрослые. Особенность традиционного российского воспитания состоит, в частности, в том, что в разговорах с детьми мы озвучиваем в основном негативные образы мира, неотъемлемой частью которых являются наказания. Такова сила русских народных сказок. «Не пей из колодца, козленочком станешь!» Выбор, который мы предоставляем нашим детям, ограничивается тремя вариантами («Налево пойдешь… направо пойдешь… прямо пойдешь…»). В первую очередь мы указываем пути, которые сопровождаются наказанием. И жизнь представляется детям как опасное путешествие , в котором, по крайней мере, два из трех вариантов заканчиваются плохо. Она полна страхов и опасностей. Лучше и безопасней никуда не двигаться.
Современные книги Григория Остера о вредных советах, кажется, призваны перевернуть мировоззрение детей, учить их иронии по отношению к родительским запретам, показывать, в каком смешном и даже дурацком мире мы живем:

Если вас поймала мама
За любимым делом вашим,
Например, за рисованьем
В коридоре на обоях,
Объясните ей, что это
Ваш сюрприз к Восьмому марта.
Называется картина:
Милой мамочки портрет.

Но так мы впадаем в другую крайность: дезориентируем наших детей, преуменьшая проблемы и опасности, с которыми действительно им придется столкнуться. У нас в стране слишком сильна и другая, развлекательная литературная традиция, призванная позабавить, отвлечь внимание малыша от реальной жизни, окунуть его в мир прекрасных грез, имеющих мало отношения к сложной реальности. Обе крайности российского воспитания «Все позволено» и «Все запрещено» приводят к одному результату: «Все плохо закончится». Мы или пугаем детей, или предлагаем им ни о чем не думать.
Быстро изменяющийся мир требует от нас изобретений все новых способов предупреждения и огораживания наших малышей от новых опасностей, а также умения справляться с ними. Речь идет о постоянном развитии технологий жизни, пересмотре наших собственных стереотипов и адаптации важных для нас взглядов к быстро меняющейся жизни.
Как нам жить? Как нам успеть откомментировать то, что происходит в жизни самого малыша? Дети уверены, что взрослые знают ответы на все вопросы. Они чувствуют себя уверенно, пока мы спокойно смотрим в их глаза и готовы дать ответы на любые вопросы.

Технологии жизни, которые мы выбираем для себя и своих детей

Наши жизненные установки в разных комбинациях складываются в технологии жизни. Этим занимается экзистенциальная психология – наука о том, как восприятие жизни определяет судьбу человека. «Посеешь высказывание – получишь характер – пожнешь судьбу». Знания, формулировки, которые мы сообщаем нашим детям, влияют на их поступки, эмоциональные реакции, рассуждения, отношения с другими людьми. Чаще мы делаем это спонтанно, неосознанно, «на автомате». Технология жизни может быть навязана человеку, а может быть осознанно усвоена, усовершенствована, изменена. Человек может научиться маневрировать, пытаться вести себя наиболее эффективно, четко понимая, какую задачу он решает.


Психолог Владимир Дружинин выделил следующие технологии (варианты) жизни:
• «Жизнь начинается завтра»
• «Жизньоткладывание»
• «Жизнь по правилам»
• «Жизнь как сон»
• «Жизнь – трата времени»
• «Жизнь против жизни»
• «Жизнь как достижение целей»
• «Жизнь как творчество»
• «Жизнь как экзистенциальный конструктор»
«Жизнь начинается завтра» – это жизнь с откладыванием важных событий и решений на потом. Все самое интересное произойдет в ней «какнибудь потом», «когда сложатся обстоятельства», «выпадет случай» или «мы сами дозреем» до личностных прорывов. Мы настраиваем наших детей на такую жизнь, когда говорим: «Вот вырастешь, узнаешь!» При таком мировоззрении самое важное в жизни ждет нас в самом конце, в Судный день. Так можно гипертрофировать этот принцип. Синдром отстроченной жизни чреват тем, что взрослый человек будет избегать рисковых решений, крутых поворотов в жизни и постарается не брать на себя никаких дополнительных обязательств. При этом его не будет мучить совесть или ощущение, что он чегото не добирает в жизни. Когданибудь все сложится!


«Жизньоткладывание» – это мировоззрение или фаталиста, который ждет внешних событий как сигнала к действию, или конформиста, который считает, что не нужно напрягаться, противостоять отношениям с ближайшим окружением. В конце концов, когданибудь выпадет шанс поступить и подругому. Такая жизнь – жизнь осторожного человека. «Кривая выведет! Течение вынесет!» – говорим мы и себе, и детям. А потом удивляемся, почему они такие инфантильные, и ни за что не хотят развиваться, активно менять свою жизнь, идти дальше.
«Жизнь по правилам» – это жизнь людей, которые очень легко адаптируются, принимают правила жизни окружения и начинают жить по ним, даже если это противоречит их психологии и убеждениям. Мы все учим наших детей хорошим манерам и правилам хорошего тона. Это страхует их от нелепостей во многих ситуациях, но сдерживает их любознательность и умение экспериментировать.
Есть наблюдения, которые показывают, что к хорошим манерам мы в большей мере приучаем девчонок, чем мальчишек. Репутация заведомых сорванцов дарует мальчикам большую степень свободы и инакомыслия. Аккуратность, пунктуальность, старательное исполнение – нормы для девочек. Все знают, что девочки лучше учатся, чем мальчики. Хотя именно мальчики демонстрируют потом более высокие достижения. Одна из причин парадоксальна – их не «трамбуют» хорошими манерами и образцами.


«Жизнь как сон» – это погружение в грезы, мечты, о том, какой могла бы быть жизнь, та или иная ситуация. Когда мы говорим нашим детям: «Не думай, не расстраивайся! Давай лучше посмотрим кино, мультфильм, поиграем в компьютерную игру…», – мы приглашаем их в мир грез и мечтаний.
Обломов, Манилов с их ванильными фамилиями никогда не переведутся на Руси. Бездеятельные, малоподвижные натуры будут вечно услаждать свой ум и сердце яркими картинками и сладкими пряниками во сне и наяву.


«Жизнь как сон» – это вечное, солнечное, беззаботное детство, идеал бесконфликтного существования. Кстати, употребление наркотиков, а также разнообразные психоделические практики – техники ухода от реальной жизни, которые простительны разве что поэту или музыканту, – тоже из этой оперы. Я даже не вижу большой разницы между роботизированным человеком и человеком в состоянии прострации. И тот, и другой живут с выключенными мозгами.


«Жизнь – трата времени» – это жизньвремяпрепровождение. Гедонистический подход к своей судьбе обязывает нас проживать жизнь в полную силу, «прожигать жизнь», «ловить кайф». Массовая культура развлечений подсказывает, как занять свободное время, закладывает определенные стереотипы соотношения работы и отдыха. Повинуясь давлению стандартов и моды, очень много людей в одночасье вдруг начинают заниматься теннисом, конным спортом или гонять шары в боулинге. «Жизнь как трата времени» – это технология избегания реальных проблем, трудностей и задач. Удовлетворение и удовольствие перестают быть следствием приложенных усилий. Их можно получать напрямую – посетив аттракцион, посмотрев блокбастер, купив себе новую вещь.


Навык контроля за временем очень важен для современного человека. И ребенка, безусловно, нужно учить им распоряжаться. Образ жизни занятого, востребованного человека предполагает напряженность, дефицит времени, необходимость планировать все события заранее. Вокруг нехватки времени не должно существовать паники, потому что до известной степени дефицит устраняется за счет организации своей жизни, умения договариваться с другими о более эффективных способах сотрудничества, умения отказываться от дел, которые для вас или неинтересны, или неважны.
Но если ребенок слышит агрессивное «Как нам убить время?» или вялые жалобы «Мне скучно!», он может погрузиться в беспредметную тревогу, избегать дел и событий, которые не отличаются эмоциональной яркостью.
«Жизнь против жизни» – это мировоззрение убийц и солдат. Радикально настроенные люди не готовы принять альтернативы в жизни. «Убить мало!», «Попробуй только сделай так, я откажусь от тебя! Я выгоню тебя на улицу. Вот узнаешь, что такое холод и голод!» Мы думаем, что, посылая проклятья своим детям, мы подвергаем их моральному наказанию. На самом деле мы психологически уничтожаем их. «Всякий, кто будет поступать против воли отца или матери, должен быть лишен нормальной человеческой жизни!» Вот, что мы говорим им на самом деле.


Эта модель жизни наиболее активно прививается мальчикам. Мы готовим мальчиков к войне. «Настоящий мужчина должен уметь держать оружие в руках!»; «Настоящий мужчина должен построить дом, вырастить дерево и воспитать сына!» Оба лозунга воспитывают мальчиков в духе активного освоения мира. Да, современный человек должен активно осваивать мир. Но психология солдата отрицает целый ряд других гуманитарных ценностей. Любовь, поддержка, братство начинают подчиняться мотиву власти над другими. Самые агрессивные мотивы человека, как считают психологи, наименее насыщаемы. Абстрактная, открытая установка на завоевание превратит вашего ребенка в «вечного солдата», который не знает другой работы и других достижений, кроме агрессивного вторжения на чужую территорию. «Выживает сильнейший!» – закон джунглей, а не современного цивилизованного общества. Детей нужно учить обращаться, управлять своими эмоциями. Они должны понимать, что агрессивный человек опасен для других. Старые сказки учат одному: зло, агрессия опасны, но им можно противостоять. Добрых, дружелюбных людей большинство. Они всегда побеждают, хотя это и бывает непросто.


«Жизнь как достижение целей» – это жизнь целеустремленных людей, но с конкретными материальными целями, которые не всегда связаны с высокими идеалами.
Такие люди поражают нас тем, что умеют ставить перед собой цели и достигать их. Они уверены, что все, что происходит в их жизни, зависит только от них. «Человек сам кузнец своего счастья», «Все зависит от тебя!», «Жизнь – это спорт, выигрывает только самый сильный и упорный» – вот что говорим мы своим детям. «Ты – лучше всех, ты победишь!» Жизнь превращается в гонку, соревнование, жесткую конкуренцию. Мировоззрение индивидуальных достижений, характерное для протестантства, быстро распространяется и у нас. Как психолог хочу предупредить, что этот разумный образ жизни внешне «навороченных» людей может сопровождаться эмоциональной холодностью и выхолощенностью отношений. Для них главное – не цель, а мотив, то, ради чего свершаются подвиги. Установить с такими людьми теплый эмоциональный контакт удается с трудом. В душе они, может быть, и «спортсмены», но в жизни они чаще всего оказываются мизантропами, презирающими людей за их слабости. Они, как и все другие, нуждаются в эмоциональной поддержке, но никогда об этом не попросят. Такие люди очень редко проявляют сентиментальность и тут же жалеют о ней как о слабости.


Поощряя в детях целеустремленность, мы должны не забывать учить их соотносить свои цели с мотивами, мыслями и ожиданиями других людей. Не забывать, что цель не оправдывает средства, и всякий человек должен помнить, для кого он стремится к цели. Сегодня видно на опыте спортсменов, что самые высокие достижения в спорте все равно свершаются не ради призов и наград, а «чтобы не подвести команду», «чтобы отстоять честь страны», «чтобы вызвать восторг у любимой девушки», «чтобы мама гордилась». Суть человека в его способности разделять эмоции, мысли, мотивы с другими. Если вы хотите, чтобы ваш ребенок был понастоящему счастлив, учите его сочувствовать, сопереживать другим. Настоящее счастье – счастье, разделенное с другим человеком. Настоящий успех – успех, пережитый с самыми важными, самыми близкими людьми, которые за вас болеют, любят вас и верят в вас безоговорочно.
«Жизнь как творчество» – это жизнь, посвященная творчеству. Такие люди склонны проводить время в одиночестве, над рукописями, или в мастерской, делая эскизы, или ломая голову над формулами или проектами новых автомобилей. Они могут поражать нас беспомощностью. Они могут раздражать своей неприспособленностью к внешней, реальной жизни (хотя ради справедливости надо сказать, что человечество все лояльней относится к гениям). Словом, большинство из нас готово восхищаться гением издалека, но в реальной жизни предпочитали бы держаться от такого подальше. «Посмотри, какой странный мальчик. Я знаю случаи, когда вот так же родители много занимались с детьми, не давали им быть просто детьми, а в результате они заболевали, сходили с ума!» Или наоборот: «Самое важное в жизни человека – это творчество. Только творческие люди живут подлинной жизнью. Вот вырастешь, станешь знаменитым, и тебя будут показывать по телевизору!» Или: «Написать хорошую книгу – вот, что может сделать нас знаменитыми и богатыми».
Если у вас одаренный ребенок, то вам неизбежно придется разбираться с этой темой «одаренность и жизнь», «одаренность и счастье», «одаренность, творчество и любовь». Пунктик российских родителей – способности их детей. К этой теме мы вернемся уже в следующей главе.


«Жизнь как экзистенциальный конструктор» – это жизнь человека, способного к маневру. Такой человек не только держит свои мозги включенными, он постоянно выбирает тактику и соотносит их со своими стратегическими целями. Но больше всего меня восхищает способность таких людей комбинировать свои интересы с интересами других. Это люди команды. По крайней мере, они не идут к своим целям холодно и расчетливо, а оглядываются вокруг. Такой человек будет беспокоиться о развитии и продвижении своего окружения не меньше, чем о своем. Вы с приятным удивлением обнаружите, что он прекрасный семьянин, любит возиться на кухне, а по выходным гоняет в футбол с крепкими парнями, которые в подметки ему (ей) не годятся ни по уровню интеллекта, ни по социальному положению. Естественность и спонтанность, искренность и чувствительность никогда не позволят таким людям рубить с плеча и ставить свои принципы выше переживаний других людей. «Надо подумать. Надо спросить остальных. Надо придумать чтото нетипичное», – говорим мы свои детям, приглашая внимательно изучать эту жизнь.


Каждый из нас вправе выработать свою собственную философию и отношение к жизни, и психологи нам не указ. Но свою философию трудно увидеть беспристрастно, оценить и изменить. Не надо только удивляться, почему наши дети совершают ошибки, которым мы их как будто бы не учили.
В психологии есть понятие социального интеллекта. Это интеллект, направленный на решение практических задач, задач взаимоотношений. Для выживания в современном мире этот интеллект оказывается более важным, чем формальный интеллект, который мы тренируем в школе, на уроках математики, или играя в шахматы. Мышление определяет успеваемость наших детей в школе, на одной из первых ступеней социализации. Но мыто с вами серьезные люди и понимаем, что умные – не всегда самые счастливые, и нашим детям потребуются дополнительные социальные навыки, чтобы сохранить себя и реализоваться в жизни.
Каждая из технологий жизни отражает разные установки: гедонистические, созерцательноэстетические, мировоззренческие и т. д. Для их удачной комбинации неплохо бы научиться их различать и осознанно передавать своим детям.

Влияние литературной традиции на воспитание наших детей: Горький против Толстого

Литературная и религиозная традиции в России очень сильно влияют на сценарии воспитания детей. Камнем преткновения является вопрос «Нужно ли баловать детей?» Западные психоаналитики, например мой американский коллега Эндрио Вотчел, автор изданного в США бестселлера «Битва за детство. Создание русского мифа», увидели в нашей отечественной литературе для детей и юношества серьезные факторы формирования «загадочной русской души». Трудно с этим не согласиться, если учитывать, что совсем недавно преимущественно литература предлагала образцы поведения, которые прорабатывались в школе, выступали в качестве дидактического материала. Программа русской художественной литературы заменяла гуманитарное воспитание. Сами не подозревая, одни родители воспитывают своих детей по Толстому, другие по Горькому. Хотя нам кажется, что мы следуем советам доктора Спока, исповедуем Вальдсдорфскую систему… Мне это напоминает иногда воспитание дворянских детей вроде Илюши Обломова в окружении многочисленной челяди, но с участием и гувернеров – завезенных в Россию французов, немцев и англичан. Заграничные моды на поверку оказываются только прикрытием для двух традиций воспитания – для господ и простолюдинов. Обе они процветают и приносят свои плоды и в наше время – время постперестроечных перемен и бурного социального расслоения.

Образ «золотого детства» в произведениях Льва Толстого

Лев Толстой своей трилогией «Детство. Отрочество. Юность» положил начало моде на жанр автобиографии с детальным описанием детства как «золотого времени» в жизни человека . Со времени опубликования романа «Детство» в 1852 году это представление о детстве как об особом периоде, самом безмятежном и счастливом, стало общим местом в русской литературе, воцарилось на следующие 50–70 лет. Вплоть до написания другой, востребованной социальными переменами в России, версии детства, автором которой стал пролетарский писатель Максим Горький. Горький описал модель аскетического детства , согласно которой все самое интересное происходит, когда человек вырастает и, соответственно все для детей будет впереди, в будущем. Если соотносить эти две модели детства с только что приведенной классификацией вариантов жизни, то мы можем увидеть, что образ золотого беззаботного детства соответствует варианту «жизнь как сон», а горьковская активная направленность в будущее – варианту «жизнь как предисловие».
«Детство» Толстого, отмечает Вотчел, стало неизбежной точкой отсчета для целой генерации русских писателей. «Детские годы внука Багрова» (1859), «Котик Летаев» А. Белого (1922), «Жизнь Арсеньева» И. Бунина (1927–30), «Обломов „И. Гончарова, «Воспоминания“ Александра Бенуа (1960) – яркие примеры этого направления.
Толстой создал первый литературный миф русского детства . Этот миф оказался настолько сильно внедренным в наше сознание, что и по сегодняшний день детей в России стараются воспитывать в духе гиперопеки и благоговейности, ограждая от любых неприятностей и тревог: «Пусть поживут, пока маленькие, потом еще хлебнут»; «Не надо лишать детей детства».
Начало жизни Николеньки, героя толстовского «Детства», прошло в тиши фамильного поместья в окружении природы. Центральным персонажем всех воспоминаний у него была мама. Она излучала доброту и любовь и всегда Николеньку встречала улыбкой. Как и природа, так и мать идеализировались, напоминая о двух ипостасях языческого образа материземли. В описаниях Толстого и в воспоминаниях Николеньки мать была настоящим ангелом – нежным, светлым образом. Если вы не знаете, Лев Николаевич не помнил свою мать, – она умерла, когда ему еще не было двух лет.




Совсем поиному представлен образ отца. Слово «разгул» послужило бы самым удачным выражением для описания его времяпрепровождения. На протяжении всего повествования вы не найдете отца, занятым какимлибо делом. Просматривая русские псевдобиографии, Вотчел с любопытством отмечает, что отцы чаще всего изображаются людьми непрактическими, праздными. В редких случаях они серьезно беспокоятся о состоянии дел в поместье, но ни к каким серьезным последствиям это обычно не приводит, кроме как к проявлениям озабоченности на челе и пространным разговорам о судьбах отечества. Отцы притягивают внимание детей, но, как правило, взрослые мужи держатся на расстоянии от своих отпрысков. В патриархальной России отцы не играют какойлибо активной роли в воспитании детей. Они просто беззаботные транжиры и повесы. Интересно, что даже в набоковском полубиографическим романе «Дар» отец, в реальности известный и очень серьезный политик, показан как эксцентричный коллекционер бабочек, витающий в облаках, вдали от жизни. Так сильна была литературная традиция! Взрослый Набоков презрительно относился к дутому авторитету отца, оставив ему амплуа «недотыкомки». Пример Толстого и Набокова показывают, что умиление и благодарность за беззаботное детство сменяются раздражением и претензиями к взрослым, когда дети пытаются самостоятельно реализоваться и осмыслить свою жизнь.


И тем не менее литературная традиция оправдывала игнорирование отцами семейных обязанностей и детских проблем. Дети не оставались без внимания взрослых. В семью расширенного типа входили не только родители, дети, их бабушки и дедушки, но также няни, гувернеры (гувернантки), дядьки. Количество воспитателей было явно избыточным, но оно создавало атмосферу повышенного внимания, любви и опеки вокруг детей. Когда дети подрастали, уже в 14–16 лет, их отправляли учиться. Это было самой настоящей трагедией как для детей, так и для челяди. Вой стоял на весь двор. Помните сцену прощания Штольца с отцом и подворьем в экранизации гончаровского «Обломова»? Собственно, так и начиналась тяжелая взрослая жизнь. Заканчивался период «золотого», счастливого, безмятежного детства.
Няня всегда описывается с необыкновенной теплотой. Обычно это простая крестьянка, которая растит ребенка с самого рождения. Возникающая привязанность ребенка к няне становится взаимной. Няня противостоит строгим воспитателям и дисциплинарным воздействиям родителей. Она балует ребенка, покрывает его шалости, жалеет его. С ней можно поделиться своими страхами и желаниями. Няни олицетворяют патриархальную традицию – с верой в духов, гадания, приметы, которые будоражат детское воображение.


Помимо няни, помещичьих детей окружало множество слуг. Количество дворовой челяди особо поражало западных читателей и исследователей. Вотчел даже иронично предполагает, что русская привычка на всякую работу назначать по три человека, так, что потом концы с концами не сведешь, берет начало в этой самой дворянской традиции содержать огромную армию нахлебников.
Слуги всегда находились под рукой. А когда в дом приглашали на проживание французских или немецких воспитателей (гувернеров), дворовая челядь стремилась защитить детей от «чужих» и их претензий. Чужаков не любили, над ними посмеивались.
Сама усадьба является местом ностальгического паломничества. Удаленная от столиц, Москвы и Петербурга, она окружена лесами, лугами, а до ближайшего соседа нужно порой целый день лошадей гнать. До времен царствования Екатерины Великой поместья имели довольно скромный вид, это были в основном деревянные дома с большой залой в центре, несколькими комнатушками для челяди, хозяйским кабинетом, а также небольшим мезонином со спальнями. В результате европейской моды, введенной императрицей, стали строить большие, роскошные усадьбы с парками, фонтанами и памятниками. Но в литературной традиции сохранились образы восемнадцатого века – дом с тихим, патриархальным укладом и неторопливой жизнью всей семьи в поместье. Город, столица противопоставлялись жизни истинной, деревенской, проходящей в окружении природы и в соответствии с природными циклами и погодными изменениями. Да еще деревенские праздники структурировали эту жизнь.


И такое существование писатели XIX века описывали как рай, а отъезд в город воспринимается в их произведениях как потерянный рай. В гончаровском «Обломове» главный герой вспоминает время, когда он был центром вселенной, окружен любовью матери и няни. Образы детства так сильны, что притягивают и постоянно уводят Обломова в идиллию семейного поместья. А рядом с маленьким Илюшей все время находилась нянечка, которая рассказывала мальчику сказки и воссоздавала мир еще более совершенный и идеальный, чем тот, в котором проходило детство мальчика, – реки с молоком и медом. А главное, никто ничего не делает, потому что все и так есть.
Если в европейской традиции детство изображается как источник ограничений и страданий, которые могут быть преодолены со временем, во взрослой жизни, то в русской литературе детство – это источник счастья, удовольствий, куда герой хочет и стремится вернуться любой ценой. Отвергая исторический идеал постепенного улучшения жизни, русский стремится впасть в детство, безмятежную созерцательность, оторваться от всего остального мира, уединиться в тиши своих собственных иллюзий.


До того как ребенку исполнится восемьдевять лет, он чувствует себя свободным царем в усадьбе, он предается любимым играм или безделию под пристальным оком няни. В это время детей не загружали уроками. Позже на проживание в поместье приглашались учителя – мужчины для мальчиков, женщины для девочек. Ими часто становились французы, попавшие в Россию в период с 1789 по 1820 год. Оставленные Великой Армией Наполеона представители аристократии или псевдоаристократии были рады жить в поместьях на полном довольствии в почете и уважении. Наличие иностранца в доме было признаком определенного статуса хозяина. Только богатые люди могли позволить себе содержать в доме француза или немца с самого рождения ребенка, беспокоясь о чистоте иностранного произношения у детей. Так или иначе, общение с иностранцем расширяло кругозор детей. И только совсем редко учителями становились русские.
Во второй половине девятнадцатого столетия появилась мода на англичан. Так, герой «Анны Карениной» Вронский, устраивая свою жизнь в поместье с Анной и их дочерью, стремился придерживаться английского стиля. Такая тенденция продержалась до начала двадцатого века. Набоков утверждал, что читать поанглийски он научился раньше, чем порусски. С середины девятнадцатого века, дети стали учиться в обычных школах, в том числе и иностранному языку.
Литературная традиция – это способ закрепления культурной традиции. Уж два века как помещичья усадьба с деревенским бытом изжила себя, но литературно обработанное воспоминание о ней передается из поколение в поколение как самая заветная детская мечта. И современные русские дети, вырастая, мечтают не только обзавестись семьей, капиталом, но и большим загородным домом.
Склонность погружаться в детские воспоминания – своеобразный уход в детство, который психоаналитики называют регрессией. Регрессия – это способ снизить психологическую тяжесть ситуации, одна из возможных, чаще непродуктивных реакций на трудную ситуацию, в которой находится личность. Реакция страуса, прячущего голову в песок, не желающего всматриваться и осмыслять проблему.

Аскетическое детство по Горькому

И вдруг среди этого потока псевдобиографий, умилений и щеголяний своими детскими годами, в которых виделся и залог будущего успеха, и намеки на особые таланты, появляется новая, радикально другая версия детства. В 1913 (!) году Максим Горький издает свою трилогию. Вместо панегирика и оправдания консервативного помещичьего уклада он дает версию будущего социалистического идеала, который сравняет возможности всех. Толстой благословил Горького, подталкивая его к повторению своей литературной биографии. Но Горький написал свое «»Детство» в форме пародии на толстовскую трилогию, ощущая огромную разницу в обстоятельствах и времени, формировавших личности и таланты писателей. Горький не только преодолел подражательство своим учителям, но и смело заявил фактически новую литературную и культурную традицию.
Но истинным основанием для переписывания самой модели детства были, конечно, тяжелые условия, в которых рос маленький тогда еще Алексей Пешков. Горький не мог разделить ностальгических умилений Толстого. Сцены сельской жизни наводили на него тоску. Крестьяне, которые работали не разгибаясь, виделись ему людьми ограниченными, почти дикими, не доверяющими ни себе, ни другим. Конечно, его предпочтения были на стороне городских рабочих и со временем все больше пропитывались презрением к «идиотизму сельской жизни» (со слов Маркса).
Детство у Горького – это не ностальгическое стремление в прошлое, назад, где было хорошо, счастливо и спокойно. Напротив, это способ устранить прошлое как препятствие для другой жизни. Для Горького очень важно было переписать фактически канонизированный образ «золотого детства», чтобы открыть новую перспективу для зарождающегося класса, которому писатель симпатизировал и с которым он себя идентифицировал. Миф Горького об обновленном человеке, радикально изменившемся через стремление к идеалам, гораздо больше повлиял на образ мыслей современников, чем толстовские ностальгические описания.


Установка на «перековку» неперспективных молодых людей воплотилась в педагогике Макаренко. Сам Горький писал Макаренко, что хотел бы, чтобы сироты и малолетние преступники прочитали его «Детство», потому что должны видеть, что и из таких непутевых и малограмотных людей могут вырасти личности большого масштаба. Миф о новом, советском детстве, о преодолении социальной предопределенности, о человеке, творящем свою судьбу, был канонизирован в советские времена. Бывшие малолетние преступники с восхищением вспоминали Горького, который стал им ближе благодаря Макаренко.


Успех горьковской модели в стране победившего пролетариата был очевиден. Однако даже в России советской сохранялся социальный «слой» людей образованных и опекаемых с детства. «Маминькины сынки» и «лизунчики» не вызывали восторга у дворовых детей. Но вместе с тем принципы уравнивания возможностей сделали свое дело. В большинстве советских школ происхождение не имело никакого значения. Рождалась новая советская бюрократия, которой, конечно, нужно было обозначить свои привилегии. Одной из них как раз было сохранение «золотого детства» для детей чиновников. В домах была прислуга, няни. Дети бюрократов и начальников отправлялись в лучшие лагеря, ели деликатесы и ездили на служебных машинах своих родителей. Однако афишировать неравенство было бы опасно.
Даже сразу после революции красные командиры, переехавшие в господские дома и начавшие вести не свойственный им ранее образ жизни, брали в жены бывших дворянок, девушек с хорошими манерами, образованных, красивых. В основании пролетарской революции, как возможно, и в основании любой революции, лежит глубокое и болезненное чувство социальной ущемленности и зависти. Поэтому, хотя официально был признан и канонизирован миф о советском детстве, завоеванном сильными и талантливыми людьми («Спасибо партии родной за наше счастливое детство!..»), другая модель, «золотого детства» подворянски, имела все шансы на выживание. Союз дворянской и пролетарской, мужицкой культуры был и трагическим, и продуктивным. Примером может служить семья Михалковых, жизнь которой получила отражение в фильмах Никиты Михалкова. Драматизм заложенный в характеры женщиндворянок и новых пролетарских вождей, их интерес друг к другу выдают кризис, который переживали оба класса, ища новую перспективу для себя и своих детей.

Какую модель детства мы выбираем?

О том, что обе модели детства выжили и сохранились, указывает практика нынешнего воспитания в России. С одной стороны, существуют частные школы, в которых преподают дорогие и образованные учителя по своим особым системам или по западным образцам. Их образование связано с развитием свободной экономики в нашей стране: появились деньги, которые должны быть конвертированы («конфетированы», как произносило одно избалованное дитя) в нечто новое, экзотическое. Стало неприлично образовывать детей без денег. И вообще стало неприлично чтолибо делать без денег.
О восстановлении традиции дополнительных фигур в воспитании и образовании детей указывает возрождение институтов гувернанток, нянь. Появился в Москве и такой сервис как «дядька» – офицер в отставке, которого вызывают к себе состоятельные родители, чтобы исправить огрехи в воспитании детей, прежде всего мальчиков, а то и заменить фигуру отца. Работая почасово, такой «дядька» зарабатывает до 4 тысяч долларов в месяц. Это сила и цена нашей традиции создавать максимум возможностей для своих детей без оценки их эффективности.


Интересно также, что наши состоятельные граждане повторили все ошибки и изъяны дворянского воспитания и образования. Одно из новшеств в начале перестройки состояло в образовании на дому. В новые просторные дома приглашали по рекомендациям лучших учителей из близлежащих школ. Детям не нужно было напрягаться, вставать по утрам, одевать форму и спешить к утренним занятиям. Учителя приходили в удобное для семьи время, а поскольку плата за занятия была выше, чем в школе, и для многих она составляла спасительную надбавку к унизительной школьной зарплате, то положение домашнего учителя было абсолютно зависимым и незавидным. Он не мог жаловаться на то, что дети не справляются с уроками, потому что элементарно балбесничают. На его место легко находили других преподавателей, которые бы не жаловались, а учили детей. Сонные, вечно перекормленные дети ползали по многочисленным комнатам с огромными кусками пирогов в руках или доставали во время занятий жвачки изо рта и равнодушно прилепляли их к спинке стула или к обложке школьного учебника. Заинтересовать недоросля, родители которого с утра до вечера впихивают в него еду, видеотехнику, мебель, какойто физикой или литературой было делом безнадежным.
После того как «детки» подрастали, их таки выпихивали в средние или частные школы. Здесь сразу обнаруживалось, что дети за первые годы домашнего образования не научились ровно ничему, читают с трудом, пишут так, что не приведи Господь. Цифры в упор не узнают, а главное, нисколько не переживают по этому поводу. Как и их родители, которые по наивности считали, что свалившиеся на них огромные деньги автоматически гарантируют любое образование для их детей и делают доступными всякие там Оксфорды, Кембриджи, Гарварды.


Но в девяностых годах господствовала и другая горьковская традиция: многие родители бросили на произвол своих детей – мол, пусть проходят свои университеты. В результате мы имеем миллионные армии социальных сирот (детей, брошенных родителями), раннюю наркоманию и алкоголизм. Обладая реальной силой, обе модели детства непригодны для страны, в которой происходит так много перемен. Они требуют критического пересмотра.
Толстовская и горьковская модели детства не так уж противоречат друг другу. Есть в них один общий радикал, печальный с точки зрения психолога. Родители в обоих вариантах воспитания или отсутствуют вообще, или мелькают как отстраненные авторитеты. На такого родителя всегда можно показать пальцем: вот, посмотри, какой орел, или «как он тяжело трудится», или «как его уважают». Эмоциональная жизнь и привязанности ребенка определяются женским образом – няни, бабушки, мамы, воспитательницы. Мужчина попрежнему отстранен от воспитания детей. В результате родители мало общаются с детьми . Драматический нерв воспитания детей обоих с&heip;