Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

ОЛЬГА КОЗЭЛЬ
ОДИНОКАЯ МАМА. КАК СТАТЬ СЧАСТЛИВОЙ.

(С КОММЕНТАРИЯМИ ПСИХОЛОГА АННЫ ПОПОВОЙ)

Ольга Козэль: Здравствуй! Я очень рада, что ты сейчас держишь в руках мою книгу. Это значит – ты думаешь обо мне. А я думаю о тебе – и думала все время, пока писала книгу. Может быть, ты, как и я совсем недавно, находишься сейчас в трансе: тебе не хочется жить, не хочется никого видеть – и только дети, кажется, привязывают к жизни. У меня тоже такое было – и я нашла в себе силы жить дальше. Знаешь, я ни разу не пожалела о том, что их нашла, эти силы. Все наладилось: сейчас у меня – интересная работа, скоро в одном издательстве выйдет мой роман, я люблю – и знаю, что любима. Мои дети – дочка Маша и сын Георгий - здоровы и сильно вымахали с тех пор, когда только начиналась вся эта грустная история. А, может быть, и не грустная – ведь именно благодаря ей, у меня и появилось все, что я только что перечислила. Это, по сути, жизненный опыт – а опыт ведь не бывает ни грустным, ни веселым: это именно ОПЫТ – и его наличие всегда лучше, чем отсутствие.
В-общем, давай руку – я постараюсь помочь и тебе выбраться. Я буду рассказывать тебе, что случилось со мной – возможно, в чем-то моя история будет схожа с твоей. И, конечно, на протяжении всей этой истории рядом с нами обеими будет Анна Попова – психолог и просто замечательный человек. Поверь – уж кому-кому, а ей-то можно доверять!

Анна Попова: Ну что ж, девочки, давайте знакомиться! Меня зовут Аня Попова, я – психолог. Если вы взяли в руки эту книгу – значит, на то был определенный повод (возможно, вы пережили или переживаете такую же ситуацию, как Ольга, возможно – другую, а, может быть, у вас все прекрасно – и вы просто заинтересовались). Я готова помочь вам – и Ольге. Ольга будет рассказывать, я – комментировать каждую главу. С чем-то вы согласитесь, с чем-то, может быть, нет – вот Ольга, когда я с ней работала, спорила со мною постоянно. Но это неплохо: человек должен иметь собственное мнение – и совсем не обязательно оно должно совпадать с мнением психолога. Я надеюсь, что, прочитав эту книгу, вы почувствуете облегчение - и найдете в себе силы, чтобы жить дальше. Если так случится – я буду испытывать радость и гордость – за вас и за себя. Если же еще до того, как Вы прочтете книгу, вам захочется обсудить что-то или просто поговорить по душам со мной или с Ольгой, то пишите нам:  "maito:OenBork@yandex.ru"OenBork@yandex.ru. Мы будем рады прийти на помощь – и заодно найти новых друзей.

Ольга Козэль: Мы – правда!- будем рады! Пишите!

ПРОДОЛЖАЕМ ЗНАКОМИТЬСЯ С ОЛЬГОЙ.

Ольга Козэль: Я – дочь барабанщицы. Потому что моя мама – Елизавета Александровна – играла в Мичуринском драматическом театре в спектакле «Барабанщица» главную роль. Впрочем, если без шуток… то выросла я в обычной, достаточно благополучной семье. Нас с сестрой воспитывали мама и бабушка. Они умерли друг за другом – с промежутком в три месяца – когда мне было восемнадцать. В двадцать два года я вышла замуж за Мишу. У нас двое детей – дочка и сын. Моей дочери одиннадцать лет, она играет в нашем театре. Сыну - пять, он ходит в детский сад. Я – писатель, и пишу некрореалистические романы. Меня привлекает тема красоты смерти. Работаю завлитом в Русском духовном театре «ГЛАС».

Анна Попова: Насчет «красоты смерти» - это все прекрасно и необычно. А вот насчет того, что семья, в которой выросла наша героиня, была благополучной, сразу выражу свои сомнения. Тут, конечно, главный вопрос – что мы понимаем под этими словами – «благополучная семья». Если следовать более-менее
« расхожему мнению, это – полная семья, с благоприятным психологическим климатом и относительным материальным достатком.
Семья, в которой выросла Ольга, была неполной.
Отец Ольги – известный кинорежиссер, снимающий сентиментальные фильмы про «американских дочек», – бросил гражданскую жену с ребенком сразу после появления девочки на свет. Свое отчество «Сергеевна» Ольга получила благодаря фильму «Ольга Сергеевна», который вышел тогда на советский экран и, судя по всему, очень нравился ее матери-актрисе: натура, судя по всему, творческая и эмоциональная, она записала для этого отцом новорожденной девочки несуществующего Сергея. Мать Ольги несколько раз потом выходила замуж, но все браки были непрочными. От одного из этих браков появилась вторая дочь – Вера, моложе Ольги на два года восемь месяцев. Ни один из «отцов» даже не потрудился встретить мать Ольги из роддома - таким образом, еще в детстве подрастающие сестры могли видеть перед глазами пример не очень счастливой женской судьбы. Хотя актерская судьба их матери - красивой, неординарной, вероятно, очень талантливой женщины - тоже не являлась особенно удачной: в ранней юности она вынуждена была уехать из столицы в провинциальный драмтеатр, где без труда стала «примой», однако, вернувшись в Москву, тут же оставила сцену. Уже имея двоих детей, она окончила факультет журналистики МГУ. В-основном, воспитанием сестер занималась бабушка – в прошлом профессор аналитической химии – вынужденная оставить любимую работу из-за рождения внучек. В восемнадцать лет первокурсница Ольга и ее сестра-школьница остались круглыми сиротами – бабушка, а спустя три месяца, и мать умерли от наследственной онкологической болезни. Решением органов опеки старшую сестру назначили опекуном над младшей – других кандидатов на эту роль, по всей вероятности, не нашлось, а отдавать девочку, только-только потерявшую мать и бабушку, в детский дом при наличии старшей совершеннолетней сестры, видимо, сочли жестоким. Девочки выросли, не имея поддержки, несмотря ни на что, закончили престижные ВУЗы: Ольга – Литературный институт имени Горького, Вера - Московский Университет (филологический факультет). В двадцать два года Ольга вышла замуж за Михаила, учившегося двумя курсами младше (он старше Ольги на шесть лет – и в то время уже работал). Михаил – москвич, к тому же – живущий неподалеку – вероятно, привлек внимание Ольги именно своей «правильностью»: из семьи московских интеллигентов, серьезно настроенный на семейную жизнь, имеющий, наконец, хорошую, перспективную работу. К тому же, он, как и Ольга, писал стихи. Через два года в молодой семье родилась дочь Мария, спустя еще шесть с половиной лет – сын Георгий. Оба ребенка появились на свет болезненными, поэтому молодая мать, не имеющая помощи от бабушек-дедушек, вынуждена была устроиться на работу в школу, руководителем литературной студии для старшеклассников – посвящая работе несколько часов в неделю, она могла уделять детям необходимое количество времени. Одновременно с этим Ольга защитила кандидатскую диссертацию. Её младшая сестра Вера стала женой священника – и к тому времени жила отдельно. Супруг Ольги вскоре после рождения дочери сделался руководителем среднего звена. Таков «анамнез» нашей героини.

НАЧАЛО КОШМАРА. НОЧНЫЕ ДОРОГИ.

Я часто в ту весну задавала себе один и тот же вопрос: а если б мой муж не был прежде таким ласковым, заботливым, если б он меньше любил меня и сына с дочкой – легче было бы мне теперь или нет? Спрашивала - и не находила ответа. Всё, между тем, стремительно летело в пропасть. А я старалась удержаться – изо всех сил. Ради детей.
Муж приходил домой поздно и сразу усаживался за компьютер – писать письма. Все выходные пропадал на своих тусовках. Сынишка, между тем, начал кашлять: май – самое тяжёлое время для астматика, да и нервная обстановка в семье давала, наверное, о себе знать. Несколько раз к нам приезжала «Скорая» - предлагали забрать Гошку в больницу - я отказывалась и пичкала его бесполезными микстурами. Как оставить его в больнице – такого шебутного, не умеющего толком говорить? Лечь же с ним вместе я не могла – не бросишь же одну третьеклассницу Машу. Миша ведь появлялся дома только по ночам, а свекровь занималась больным мужем – ей тоже было не до нас. По вечерам, уложив детей спать, я лежала с открытыми глазами и прислушивалась к шагам на лестнице. Я уже знала, что у мужа - подумать только! Нет, это никак не укладывалось в голове! – у него – роман. С какой-то Машей. По правде говоря, я воображала себе новую возлюбленную мужа высокой, красивой девицей с модельной фигурой и – почему-то - с длинными, чёрными, кудрявыми волосами. И очень удивилась, когда увидела ее на какой-то совместной фотографии рядом со своим мужем: худенькая, блёкленькая девушка, моих примерно лет, с испуганным, маленьким личиком и гитарой наперевес – таких много на творческих тусовках. Может быть, они потому и прибиваются ко всяким богемным компаниям, что в обычной, реальной жизни на них никто не обращает внимания?
Своей «любви» супруг не скрывал – точно так же, как не скрывал своего равнодушия ко мне. Однажды, лёжа без сна, я вдруг вспомнила об Олесе Александровне Николаевой. Олеся Николаева – известная писательница, она руководила нашим творческим семинаром в Литературном институте. Когда я училась, красивая, белокурая, похожая на Лорелею, Олеся Александровна опекала и баловала меня – я была самой младшей на семинаре, к тому же, рано осталась без родителей. После окончания института я частенько заезжала к ней в институт – потому что крепко по ней скучала. Выступала со стихами перед ее студентами – теми, что пришли на семинар вслед за нами. Как же так получилось, что я уже столько лет не видела её? Мир вокруг меня – такой привычный, спокойный, надёжный – рассыпался на мелкие осколки. А над домом Олеси Александровны в «Переделкино» - тем самым домом, куда мы приезжали с друзьями в юности – все так же светит сейчас луна. И цветёт черёмуха над рекой в овраге. И, наверное, лают в конце улицы собаки. Я представила всё это – и улыбнулась в темноте: есть всё-таки вещи на свете, которые остались незыблемыми! И вдруг меня словно обожгло: а зачем всё это представлять, когда можно запросто поехать – и посмотреть – и на Олесин дом, и на черёмуху, и на луну. Я поднялась и на цыпочках заглянула в детскую. Дети спали. Вряд ли кто-то из них проснётся среди ночи! И тогда я взяла со шкафа борсетку с документами. Осторожно закрыла дверь. И спустилась вниз, к машине. Как же странно лететь по совершенно пустым, ярко освещённым улицам! На МКАДе, правда, попадаются машины, но всё равно можно спокойно перестроится из одного ряда в другой – и лететь с огромной скоростью. Вот улица Шолохова – совершенно пустая. Вот дом, где живут сестра и зять. На сердце теплеет. Проезжаю мимо: все равно свет там наверняка погашен, все спят. Резиденция Патриарха, переделкинское кладбище, посёлок писателей. Дом Олеси Александровны. Луна над ним. Пахнет черёмухой из оврага. И лают собаки в конце улицы. Всё как было, есть и (дай-то Бог!) будет, будет! Я прижимаюсь спиной к горячей дверце своего автомобиля и смотрю на одно-единственное светящееся окно ее дома. Слёзы – радостные, почти счастливые – струятся по моим щекам. Долго стою так. А что если напоследок, как в юности, нарвать у реки черёмухи – и положить букет у Олесиной калитки? Подумав немного, отказываюсь от этой мысли. Но мне пора в Москву – к детям, к новому дню и новым бедам. Назад ехать тяжело – сказывается бессонная ночь, к тому же, движение стало (это заметно!) более оживленным.
Но на следующую ночь я опять еду в «Переделкино». И потом…
Через пару недель ночных блужданий я всё-таки звоню Олесе Александровне. Нет, телефон не изменился – в трубке я слышу милый, знакомый голос. Я выпаливаю: «Олеся Александровна, а я сегодня ночью гуляла возле Вашего дома. Она не рассержена, даже не удивлена, кажется… А что ты там делала ночью? Ах, просто гуляла. Нет, Олеся Александровна, ничего у меня не случилось. Просто так гуляла ночью у моей калитки? Да, Оленька, понимаю… Помолчав секунду, Олеся Александровна добавляет: «Имею в виду, там, возле кладбища – змейка…»
Мне кажется, я ослышалась. Переспрашиваю:
- Какая змейка?
- Крутой поворот – за ним не видно дороги. Если еще раз тебе вздумается погулять у моего дома – ночью или днём – помни про змейку! Ползи на самых малых оборотах!
На душе у меня теплеет отчего-то. Благословенные ночные дороги! Мне кажется, Вы спасли меня тогда – от безумия и самоубийства. Но вскоре эти вылазки приходится прекратить. Сына кладут в больницу – днём я лежу с ним, а на ночь возвращаюсь домой. Утром, собрав и проводив дочку в школу (забирает ее Юля, моя подруга), я сажусь в машину – и еду в больницу к Гошке.

Комментарий психолога Анны Поповой:
Так человек устроен – в тяжёлые периоды жизни его тянет к близким людям. К теплу, к горящим окнам. И не могут заменить это человеческое тепло ни передовые информационные технологии, ни сногсшибательные успехи в карьере – и пытаться не стоит. Потому что только человеческое сердце (извините за высокопарность) способно творить чудеса и облегчать чужую боль. Хорошо, когда у человека есть любящие родители, братья-сёстры, друзья. И не надо в такие моменты отказываться от их участия. Хотя часто бывает так, что общаться с близкими именно в эти периоды нам тяжеловато. Причина в том, что подсознательно мы чувствуем себя неудачниками - и боимся признаться в этом даже самим себе. Открывать чужому взору свои поражения ( пусть даже мнимые) всегда тяжело. Что мы видим в данном случае? Родителей у Ольги, как мы знаем, нет. Зато имеется сестра – очень неплохая молодая женщина, искренне переживающая за Ольгу. Есть друзья, но вконец замотанной молодой матери просто-напросто не до них, да и сложно ей – недавно счастливому, успешному человеку – говорить с ними о том, что происходит сейчас. А известная писательница, живущая в таком недосягаемом, таинственном посёлке «Переделкино» (где луна, черемуха, лай собак) – это не просто близкий человек, это еще и сказка, дающая возможность переключиться на что-то. Что любая дорога успокаивает – известно с незапамятных времен: она создает иллюзию твоей значимости в этом мире (как и любое движение вперед). Она всегда имеет цель. Она наполнена мелкими неожиданностями. Она прекрасна и спасительна. Поэтому, девочки, если есть возможность – в дорогу! К друзьям, живущим в других городах, к родителям, к братьям-сёстрам (правда, важно, чтоб люди, к которым вы едете, были вменяемыми). И не надо самим воздвигать стену отчуждения между собой и близкими! Помните: в тяжелых жизненных ситуациях оказываются иногда все люди: нельзя прожить жизнь – и миновать их. Сейчас окажут поддержку нам – завтра поддержим мы.

ОН УШЕЛ ИЗ СЕМЬИ. В ПЕРВЫЙ РАЗ…

В каком же кромешном аду я жила той весной! Днем еще хоть как-то отвлекалась: необходимо было заниматься детьми и домом, ходить за продуктами, готовить. К тому же, у Маши начались экзамены в музыкальной школе – занятия, парадная одежда, цветы педагогам – все это тоже отнимало время и не давало погрузиться в свои мысли. Миша приходил домой под утро. Если случалось, что приходил вечером – то надолго покидал квартиру и разговаривал с кем-то по мобильнику. Учебный год должен был скоро закончиться. Сыну, между тем, становилось все хуже. По ночам я сидела возле его кровати – и дожидалась раннего весеннего рассвета. На рассвете приступ обычно прекращался – и малыш засыпал. Вконец измученная, я выходила на лестничную клетку, подолгу курила. Иногда спускалась за сигаретами – и тогда меня окутывал аромат цветущих яблонь. И я думала тогда: как можно быть несчастной, когда цветут яблони? Ведь цветут они лишь раз в году… Однажды Миша вернулся поздно ночью – и застал меня возле постели больного сына. «Оля, прости… - почему-то сказал он. – Я понимаю, как тебе тяжело со мной». А я уже не думала, тяжело мне или нет – сил не было думать. При ходьбе меня пошатывало от усталости.
И вот нас с сыном увезли в больницу. За Машей согласилась присмотреть моя подруга – она забирала ее из школы, кормила – и приводила домой вечером, когда возвращался муж. Я проводила весь день с Гошей в больнице, укладывала его спать, садилась в машину – и мчалась домой. Гладила дочке форму, будила ее утром, отводила в школу – и снова ехала в больницу к сыну. К счастью, Гоше почти сразу стало лучше. Он почти перестал кашлять, подолгу играл с другими мальчиками в больничном коридоре.
Однажды я вернулась домой – и Миша сказал мне: « В это воскресенье мы с друзьями едем на пьянку, за город, это где-то в деревне «Остров». Там живет один священник – он пригласил нас в гости…» Что это за священник, если устраивает у себя дома пьянки? Но было не до размышлений. Муж тщательно готовился к пикнику – купил себе новые джинсы и темно-зеленую вельветовую рубашку. Примерил, спросил: «Ну как, я тебе нравлюсь?» Кончено, он мне нравился! Какой он был красивый!
«Ты будешь самым стильным на этом… мероприятии!» - с гордостью сказала я.
Но случилось непредвиденное. Дело в том, что в больнице родителей, ухаживающих за своими малышами, не кормили. Поначалу меня не слишком это беспокоило: я же все равно ночью возвращалась домой. Но на выходные пришлось остаться с ночевкой – на этом настояла врач – и уже к полудню в субботу я почувствовала муку голода. Я слонялась по коридору, заставляла себя не думать о еде, пыталась занять себя игрой с детьми. Какое-то время мне это удавалось, но к вечеру голод сделался невыносимым. Что тут было делать? Попросить подругу Юльку привезти еды? Но она и так сидит сейчас с моей дочкой – и своих детей у нее двое. Обратиться к сестре, к друзьям? Но мне было стыдно, стыдно… Не могла я признаться, что голодаю, что муж не может привезти мне в больницу продуктов. Попросить свекровь? Но у нее тяжело болен муж, она не оставит его даже на два часа. Кое-как я заснула. Проснулась ночью – от голода. Встала, попила воды из-под крана. Вроде полегчало, но ненадолго. Когда ребятишек кормили завтраком и обедом – я выбегала из палаты: от запаха еды казалось, что живот просто разрезают тупым ножом. Я долго терпела – часов до пяти вечера. Может быть, Миша уже вернулся со своего пикника? Звоню ему на мобильный. Прошу привезти еды.
« Раньше надо было думать, - раздраженно отвечает муж.- Сейчас я занят, приехать не могу, потерпи как-нибудь. Завтра вечером ведь все равно приедешь!» Где-то в трубке, за спиной мужа, я слышу нетрезвый женский смех. И тут же понимаю все.
«Слушай меня, Мишенька, - твердо говорю я.- Решай сам, с кем ты хочешь жить. Сил терпеть все это у меня больше нет. Если собираешься жить с дамой, которая сейчас смеется за твоей спиной – приезжай и собирай вещи!»

-Хорошо, я приеду и заберу свои вещи! – был спокойный ответ. Плохо понимая, что делаю, я вбежала в палату – и принялась кидать в пакет Гошкины одежки. Сын удивлённо смотрел на меня. Какое счастье, что он еще не умеет говорить! Подбежала к дежурной медсестре. Мне нужно срочно уехать домой. Да-да, с ребёнком. Ах, расписку? Конечно, пожалуйста… Под её диктовку я быстро набросала необходимые строки. «Ответственность за жизнь ребенка беру на себя…» Взяла сынишку за руку. Потом мы мчались в машине по МКАДу. Потом я подумала, что нужно, наверное, купить домой продуктов. И вдруг поняла: у меня нет денег. Едва переступив порог квартиры, бросаюсь к телефону – звонить свекрови. Коротко обрисовываю ситуацию. «Сейчас я приеду и привезу тебе курицу!» - отвечает свекровь. Приезжает, привозит, уезжает. Потом приходит Юлька, приводит Машу. Приносит какие-то продукты, деньги, что-то говорит – кажется, утешает. Я варю курицу на ужин – и кормлю детей. Потом укладываю их спать. Они уже, к счастью, успели заснуть, когда приехал Миша. Он молча взглянул на меня. Я (тоже молча) смотрела, как он собирает вещи. И потом еще смотрела в окно, как он запихивает в такси тяжелый оружейный сейф. Фары отъезжающей машины неровно осветили двор, деревья, дом. Мы остались одни.

Комментарий психолога Анны Поповой:
То, что такие моменты в жизни всегда тяжелы – это понятно и без комментариев. Единственное, что Ольга сделала неправильно – то, что не обратилась за помощью. В подобных ситуациях это нужно делать смело и без промедления. Я уже говорила не раз и не два: в судьбе АБСОЛЮТНО КАЖДОГО человека случаются моменты, когда ему необходима помощь – и ничего постыдного в этом нет. Я думаю, нашлось бы много желающих привезти маме больного ребенка еды, посидеть с дочкой, дать взаймы денег. В подобных случаях с удовольствием помогают даже незнакомые люди – что уж говорить о близких! А в-целом… нужно собрать все мужество – и жить дальше. Тёмные полосы заканчиваются. Главное – помнить: рядом – люди. Если тебе тяжело – можно (и нужно) позвать их на помощь. Люди, как правило, с радостью откликаются – и помогают. Мы же, в свою очередь, поможем им – когда это потребуется.

Я ПЫТАЮСЬ ПОГОВОРИТЬ С ДОЧКОЙ

Ни дочка, ни сын не задали мне ни одного вопроса. Не спросили, куда вдруг исчез их отец. Всё было до странного по-прежнему, просто отец перестал возвращаться под утро. Он вообще перестал возвращаться. Маленький сын еще толком не умел говорить, поэтому, конечно, ни о чём не спрашивал меня. На проблемы в семье он «реагировал» ухудшением состояния здоровья. С Машкой было сложнее. Ей ведь, как –никак, исполнилось уже десять лет, поэтому не могла же она совсем ничего не понимать. А что она понимает? О чем догадывается? Вдруг она внешне спокойна – молчит, ни о чём не спрашивает – а внутри переживает происходящее как страшную трагедию? Надо поговорить с ней, объяснить… Елки-моталки, что я объясню ей? Что?
Мы возвращались на машине из музыкальной школы.
Набрав в легкие воздуху, как перед прыжком в ледяную воду, я говорю:
- Маша… а чего же ты не спрашиваешь, где наш папа?
Дочка на заднем сидении машины увлеченно листает свои ноты.
- Ну и где наш папа? – слышу я недовольный Машкин голос (не любит, чтоб ее отрывали, когда она занимается).
Облегченно вздыхаю: слава Богу, кажется, она ни о чём не догадалась.
- Он снял квартиру поближе к работе… ему отсюда очень далеко ездить, по утрам ведь такие «пробки»…
- А-а-а, ну хорошо… - рассеянно говорит дочь.
Притормозив на светофоре, я оборачиваюсь к ней. Маша совершенно спокойна. Она рассматривает ноты новой песенки. Она вообще не понимает, что произошло.

Комментарий психолога Анны Поповой:
Вообще-то лучше не пудрить ребенку мозги, а честно объяснить ситуацию – рассказать о разводе. Понятно, что делать это нужно мягко, с осторожностью, объяснив, что ни одного из родителей дитё ни в коем случае не потеряет – и т.д., и т.п. Но это в том случае, если развод уже – дело решённое, и решение это «обжалованию не подлежит». В данной ситуации (когда все еще вилами на воде писано) делать каких-либо решительных заявлений не следует – зачем понапрасну травмировать детей? И Ольга поступила правильно, придумав такую временную «отмазку». Правда, при этом крайне важно, чтоб никто из родственников (и в первую очередь – бывший супруг) не озвучил другую версию. Если такие опасения есть – нужно провести «разъяснительную беседу»
(с «бывшим», бабушками-дедушками, друзьями семьи, и т.д.), настаивая на том, что такая версия необходима для здоровья детей. Кстати, это правда.
Хочу предупредить еще вот о чем. В подобных ситуациях нередки случаи, когда мужчинам «сносит крышу» окончательно – и они начинают вовлекать детей в совершенно немыслимые вещи (подсознательно ища у них одобрения своему некрасивому поступку). В моей практике был случай, когда любящий папа, видимо, до глубины души воодушевленный своим «успехом» у слабого пола (точнее, у одной из его представительниц), рассказал дочери, какая у нее будет замечательная новая мама и даже показал фотографии в своем мобильнике. Фотографии были откровенными – и реакция на них девятилетней малышки оказалась еще «откровеннее»: девочке потребовалось длительное лечение у психиатра. Поэтому, если есть подозрения, что «дорогой супруг» может «отколоть» нечто подобное – лучше временно исключить контакты с ним под любыми предлогами. Во всяком случае – держать ситуацию под контролем.

АНГЕЛЫ РЯДОМ. КО МНЕ ПРИХОДЯТ НА ПОМОЩЬ.

Первые дни после ухода мужа из семьи мне было вообще непонятно, как жить дальше. Конечно, самым главным стал вопрос – на что жить? Конечно, у меня были отложены кое-какие деньги, но я понимала, что надолго их не хватит – на неделю, максимум – на две. А дальше? Съездила на комиссию по устройству детей в дошкольные учреждения – узнать, когда сына возьмут в садик. Мне сказали, что на очереди я – сто тридцать какая-то и что мне позвонят. Конечно, я могла бы сказать этим тёткам, что если мой ребенок не пойдёт в сад в ближайшие дни, а я, соответственно, не устроюсь на работу – мы просто-напросто умрём с голоду. Но я не сказала ничего. У каждого – свои проблемы, и я – не лучше всех, чтоб ко мне было какое-то особенное отношение.
По утрам я подсчитывала оставшиеся у меня деньги – и думала, как сделать так, чтобы продержаться подольше. Еду-то три раза в день – никак не меньше – все равно нужно было готовить. Я стала напряженно вспоминать простенькие блюда, которыми моя бабушка кормила семью в периоды безденежья. Обалденная штука - «рыцари» - хлеб, вымоченный в сладком молоке с яйцом и слегка поджаренный. Бабушка уверяла меня, что это ели в старину настоящие рыцари! Ладно, скажу то же самое своим детям – может быть, новое блюдо покажется им более заманчивым? Жареная картошка со шкварками – крошечными кусочками сала, кабачковые оладушки – трешь кабачок на мелкой тёрке, добавляешь яйцо, сахар, соду, ложечку сметаны (эх, ладно, можно без нее), потом – муку, уже готовые оладушки посыпаешь сахарным песком. Каши. Макароны. Картошка в прочих видах. Деньги все равно таяли. Я понимала, что нужно подавать на «алименты» - подруга сказала мне, что теперь это можно сделать еще до развода. Официальная зарплата у мужа приличная, детей все-таки двое - тысяч пятнадцать должна я буду получать.
Странное дело, именно в это время я поняла, сколько рядом со мной хороших людей.
Моя подруга Нина Русскина – сама мать четверых сыновей и, уж понятно, далеко не миллионерша – узнав о случившемся, перезвонила через пару часов и сказала, чтоб я не вздумала обижать ее друзей, которые хотят мне помочь. И правда – вскоре стали раздаваться телефонные звонки от совершенно незнакомых людей: меня утешали, предлагали деньги, вызывались посидеть с детьми, если потребуется. Но я отказывалась – было стыдно. Позвонила девушка – Нинина подруга – и принялась настаивать на встрече. Я вздохнула (сил куда-то ехать не было, да и желания, честно говоря, тоже) и предложила пересечься в метро. Прихватила сынишку – поехала. Милая, улыбчивая девушка моих примерно лет сказала несколько сочувственных слов, затем быстро сунула мне конверт. Махнула рукой – и вскочила в вагон. Я машинально запихнула конверт в сумку. Дома открыла – и обалдела. В конверте была огромная сумма, ее хватило бы на подержанный автомобиль в хорошем состоянии. Теперь какое-то время можно было жить, не думая с ужасом о том, что завтра будет нечем накормить детей. Я ничего не знаю об этой девушке, спасшей нас тогда. Помню только, что волосы у нее были рыжие, чуть золотистые, что она обаятельно улыбалась. И, кажется, звали ее Инна.
Несколько раз в неделю приезжал к нам мой зять - отец Фёдор. Приезжал не в священническом облачении, а в обыкновенных брюках и свитере, с большим рюкзаком за плечами. Выгружал из рюкзака продукты, подолгу разговаривал со мной и с детьми. Помогал нам, чем мог – и говорил, что они с Верой, моей сестрой, никогда не оставят нас. Я и сама знала это. Потому что Фёдор – настоящий мужчина. Уставший и измотанный, он ехал к нам по пробкам через весь город. Он так понимает жизнь.
Моя подруга Юлька (та самая, что сидела с Машей) сказала, что я обязательно должна поехать с ней в Нижегородскую область, хотя бы на пару недель (Юлькина мама – моя крёстная). Крёстная, мол, давно нас ждёт – хитрая Юлька, оказывается, уже сказала ей, что мы приедем вместе. Я и подумала – почему бы не съездить? И мы поехали в Нижегородскую область на двух машинах: в одной - я, Маша с Гошей, наш кот Апельсин, в другой – Юлька, две ее дочки – одиннадцатилетняя Марьямка и четырёхлетняя Арьяна (подружка Гоши) – с котом Блэком.
Добирались долго, почти восемь часов: по дороге то и дело останавливались – то ели, то собирали ландыши, то выгуливали детей и котов. К дому тёти Гали (крёстной) подъехали уже вечером. По дороге пылило возвращающееся стадо, из палисадников сладко пахло петуниями и «гребешками» (это такие яркие цветы, мне крёстная сказала потом, что они так называются). Крёстная и дядя Витя (её муж) встречали нас у калитки. До чего же хорошо и уютно оказалось в деревенском доме у тёти Гали! Белоснежные скатерти, кружевные занавески на окошках, высокие, весёлые кровати на пружинах, в каждой комнате цветы. И в уютном маленьком дворе – тоже цветы: розы, календула, те же «гребешки». Хорошие это были две недели! Мы купались в окрестных прудах, пололи грядки, пили козье молоко, ездили на велосипедах, по вечерам, в темноте, рассказывали друг другу смешные истории – и едва не падали с кроватей от смеха. Ни крёстная, ни дядя Витя, с какой-то, должно быть, врожденной деликатностью, не выспрашивали у меня подробностей того, что произошло в моей жизни (хотя, в общих чертах, о случившемся уже знали – от Юльки). Я плакала – по утрам, когда в доме еще все спали, а меня будили проходящие мимо окон и позвякивающие колокольчиками коровы. Михаил звонил время от времени – все пытался выведать, где я нахожусь. Я отвечала односложно – « у друзей», «далеко от Москвы», и так далее. Сама я звонила только свекрови – она, с самого начала, знала, где мы, но сыну ничего не говорила. Да, мы были далеко от Москвы! А забирались и еще дальше – ездили в Нижний Новгород, в Муром, в Дивеево. Купались в ледяных дивеевских источниках, ходили с молитвой по «Богородициной канавке», покупали монастырские пироги и пахнущие свежей сосной чётки. Два раза в неделю крёстная топила баню – и все парились по очереди. В бане было темно, точно в церкви, когда нет службы. Для меня, до этого в банях ни разу не бывавшей, все это казалось диковинно - и раскаленный голубоватый пар, и очертания красных женских тел в этом пару, и строгие глаза крёстной, окатывающей меня, измазанную мёдом, горячей водой и приговаривающей: «Уходите все болезни с рабы Божьей Ольги».
Однажды мы с Юлькой и со старшими девчонками заехали на машине в дальнюю деревню «Пушлей» - до нее двадцать километров лесом. За «Пушлеем» шли бесконечные леса да деревни, обозначенные на карте как «нежилые». Там, в деревне, только в двух или трех потемневших от времени домах струился дымок над крышей – в остальных окошки были заколочены – или рассыпались. Уже за деревней мы нашли возле дороги одинокую могилу. На полуразрушенном памятнике уцелела фотография – на ней – молодой парень в матросской форме. Откуда здесь, так далеко от морей, взялась эта могила? Мы повыдергали траву, положили на краешек памятника букет полевых цветов. Попытались узнать что-то в деревне о неизвестном моряке, но, конечно же, ничего не узнали: все, кого мы расспрашивали, сходились на одном: могила была здесь всегда, времен еще с довоенных, а кто в ней – это никому не ведомо…
Спустя две недели, я засобиралась в Москву. Меня уговаривали остаться еще хоть ненадолго – и крёстная с дядей Витей, и Марьямка с Арьяной, и, конечно же, Юлька. Но мне надо было заплатить за квартиру, накопились и другие дела. И мы вернулись обратно. Почти сразу же позвонил Михаил. Я сразу спросила, подал ли он на развод. Оказалось – нет. Да и вообще… не хочет он, мол, разводиться. Ему необходимо со мной встретиться – передать деньги, да и просто... А что «просто»? Я предложила мужу заехать к нам вечером, после работы. Но он отказался – «как-нибудь в другой раз».

Комментарий психолога Анны Поповой:
Эта глава – лишнее (а, может, – нелишнее) подтверждение моим словам, сказанным ранее. Как видите, узнав об Ольгиной беде, много людей (как знакомых, так и незнакомых) бросились на помощь. Прекрасно, что так вовремя появилась возможность съездить к близким людям, совершить поездку по интересным местам.
Как мы видим, ситуация начинает стремительно меняться - Михаил делает-таки шаги к примирению и заявляет о своем желании вернуться в семью. Само по себе, это неплохо – учитывая нежелание Ольги разрушать брак.
Основная Ольгина ошибка, на мой взгляд, в том, что она слишком легко принимает эти «шаги» (надо сказать – весьма незначительные) – не дождавшись от супруга единственно правильных слов, которые ДОЛЖНЫ БЫТЬ произнесены в данной ситуации. Конечно же, это слова – о прощении. Попросить прощения в этом случае виновный ОБЯЗАН. Его попытка вернуться в семью, не сделав этого – по сути, не что иное, как желание «спустить вину на тормозах», т.е., признать себя невиновным. Но попытка оставить жену и двоих маленьких детей – не тот случай, когда все действующие лица могут остаться невиновными. Вывод: если человеку удается убедить окружающих (а часто – и себя самого), что он не виноват в случившемся – то очень скоро у него появится «кандидат на роль виновника трагедии» - как нетрудно догадаться, этим виновником (а точнее – виновницей) скорее всего, станет оставленная супруга. Претензий друг к другу у людей, давно живущих вместе, успело накопиться предостаточно – поэтому составление «компромата» большого труда не составит.

О ТОМ, КАК Я МОЛИЛАСЬ, ИЛИ СЛУЧАЙ НА ДОРОГЕ.
По правде говоря, я не знаю, рассказывать эту историю или не стоит. Слишком уж она какая-то…неправдоподобная что ли? Ещё засмеете, чего доброго - скажете, что у меня крышу снесло от переживаний.
А дело было так. Проснувшись в день отъезда из деревни рано утром, я соскочила с высокой деревенской кровати и, стараясь не шлёпать босыми ногами, прошла в угол, где висела полка с иконами. Обычно стоя под этой полкой, украшенной яркими бумажными цветами, я всегда испытывала гордость: вон сколько у нас заступников. Я осторожно взяла со стола молитвослов и стала читать молитву для путешествующих. Обращаясь к матери Божией с этими словами - об удачном возвращении из путешествия - я вдруг почувствовала, что на меня вновь накатило откуда-то изнутри: представилось, как мы покинем этот теплый, гостеприимный дом - и поедем в далёкую Москву, где нас, по сути, никто не ждёт - поедем по пыльной, разбитой дороге, а вокруг будут уныло звенеть покосившиеся телеграфные столбы. И я подумала тогда: а что, в дороге ведь всякое бывает… А, может быть, лучше бы нам… лучше бы нам (тут я зашлась в беззвучном плаче) и вообще не доехать до Москвы? В мозгу стучало: «Божья Матерь, Божья Матерь, если есть на то твоя воля… забери лучше нас… только чтоб сразу всех троих и… чтоб не особенно мучиться перед смертью…» Кто-то из детей - моих или Юлькиных - заворочался, просыпаясь - я наскоро отёрла слёзы и закрыла молитвослов.
После завтрака мы уехали. Все выбежали на улицу проводить нас: крёстная с мужем, Юлька, девочки, соседи. Мы наскоро миновали Нижегородскую область и въехали во Владимирскую. Всё леса, поля, да деревни, да изредка какой-нибудь городок. Мелькнёт часовенка на пригорке , проскрипит колодезный сруб - и снова леса, поля… Я начисто забыла о своей утренней молитве, об утренней тоске - и на душе у меня было весело. Маленький Гошка крепко спал в своем детском кресле. Маша неотрывно смотрела в окно. Дорога, по которой мы ехали, была двухполосной - по полосе в каждом направлении - и пролегала по довольно высокому, освещенному солнцем косогору. Ни машин, ни повозок нам не встречалось- видно, никто никуда не торопился этим утром, кроме нас. В конце концов я увидела вдалеке пылящую фуру - и быстро нагнала ее. Фура ехала с приличной скоростью - километров сто в час, но мне, чтобы успеть до вечерних пробок в Москву, нужно было лететь никак не меньше ста двадцати- ста тридцати. И я пошла на обгон. Едва только наш джип вышел на встречную полосу - вдалеке показались фары встречного автомобиля. Но я не напряглась особенно: видела, что до того, как он приблизится, времени у меня с запасом и фуру я обогнать успею. И я успела ее обогнать! Не учла я только одной - а вернее, двух - вещей: оказывается, перед фурой - на расстоянии вытянутой руки - шла другая фура - и обогнать ее я уже не смогла бы при всем желании. А встречный автомобиль приближался с чудовищной скоростью - несколько мгновений - и вот он уже был возле нас. Водитель, фигуру которого я теперь отчетливо видела за лобовым стеклом несущейся на нас машины, отчаянно сигналил и мигал фарами. А мне было некуда уходить: справа - стеной - две идущие друг за дружкой фуры, слева… там даже не было обочины - крутой обрыв. Я почему-то не испугалась, не выпустила руль. Прекрасно понимая, ЧТО произойдёт через несколько мгновений, я с каким-то тупым любопытством вглядывалась во встречный автомобиль. И еще подумала: «Вот как оно, оказывается, бывает…» И, кажется, удивилась, что время идёт так медленно. Вдруг я отчётливо вспомнила свою утреннюю молитву. И тут уж ясно поняла, что к чему. В этот момент водитель задней фуры, вероятно, разглядев, что происходит, резко дал по тормозам. И в тот самый миг, когда до страшного лобового столкновения оставались доли секунды - я увела машину вбок. Встречный автомобиль просвистел мимо нас, фуры тоже куда-то исчезли - как будто их и не было. Доехав до какой-никакой обочины, я остановила машину. Лоб и спина у меня были мокрые. Включила «аварийку», вылезла наружу, закурила. Дочка приоткрыла дверь машины - и тоже выскочила на обочину.
- Видала? - спросила я ее с еще не унявшейся дрожью в голосе.
-Чего? - Машка подняла на меня удивленные глаза.
- Да фуры же. Которые мы обгоняли. Они же с твоей стороны были, а ты в окошко неотрывно глядела.
Дочь непонимающе уставилась на меня.
- Какие фуры, мам? Я уж полчаса от скуки с ума схожу- ни одной машины нет в помине. Как будто мы на необитаемом острове…
-Маш, ты чего? Ну вот сейчас мы обгоняли две фуры… И еще была встречная машина…
Машка прыскает в кулак.
- Мама, с тобой все в порядке? - саркастически замечает она. - Ты же говорила, что нельзя спать за рулём! Не было никаких фур! И встречных тоже не было! Или ты разыгрываешь? - дочь подозрительно косится на меня.
По правде говоря, я не знаю, чем закончить эту главу. До Москвы мы в тот день благополучно доехали. Никаких происшествий с нами больше не случалось. Про фуры я с Машкой больше не заговаривала. Хотя я уверена, что фуры - были. И встречный автомобиль был тоже - я сама слышала, как просвистела смерть возле моего левого уха.

Комментарий психолога Анны Поповой:

Мистическую сторону Ольгиного рассказа комментировать я сознательно не буду - не потому, что не верю в Бога и в силу молитвы, а потому, что в данном случае она не имеет большого значения. То, что десятилетний ребенок не заметил на дороге фур, еще вовсе не значит, что их не было: уставшая от дороги девочка могла отвлечься, задремать, и т.д. Что меня действительно «напрягает» в этой ситуации, так это состояние Ольгиной психики -его можно назвать «пограничным» ( то есть, нехорошим, близким к серьезному заболеванию или нервному срыву). Как может разумная, взрослая женщина просить смерти - себе и своим маленьким детям? По сути, это суицидальный импульс (хотя Ольга, наверное, заспорит со мной - еще бы, ведь ответственность возлагается ни на кого-нибудь, а на саму Богоматерь). Конечно, молодая женщина была в отчаянии - возможно, в том самом состоянии, в котором люди и совершают самоубийство. Так-с, хорошо, девочки… А что, если нам перестать уже себя жалеть и попробовать разозлиться? Ну вытащат из сгоревшего автомобиля три истерзанных трупа - один большой, и два маленьких - а ради чего, собственно? Ради того, чтоб несчастливая в личной жизни замухрышка еще на недельку или там на две ( пока ее не бросит очередной любовник) вообразила себя роковой женщиной? Чтобы пузатый сорокалетний дядька, явно не обремененный блестящим умом, добротой и порядочностью, до тех пор, пока не сопьется, считал себя роковым мужчиной? Стоит оно того? А ведь во встречном автомобиле ( про который как-то все на радостях «забыли») тоже могли оказаться дети… И шансов остаться в живых при аварии такой тяжести у них также не было.
И еще. Скажу сразу: я с большим уважением отношусь к православной вере и к верующим людям. Но есть ситуации, когда… Впрочем, судите сами: Ольгу в данном случае «подкосило» не только предательство близкого человека, но и разрушение стереотипов, усвоенных именно из православия. Больше неоткуда - я недаром так подробно останавливалась на рассказе о семье, в которой выросла наша героиня. А стереотип таков: муж должен быть один и на века, браки свершаются на небесах ( пусть там и свершаются), развод, естественно, это катастрофа… А, почему, собственно, развод - это уж такая катастрофа? Ольга молода, хороша собой, имеет собственную квартиру и образование - а, значит, прекрасно сможет обеспечить себя и своих детей. А жить с человеком, который готов предать тебя в любую минуту - не катастрофа? Или Михаил - единственный мужчина на свете? Словом, все эти житейские истины нужно впустить в сознание, а на это, естественно, нужно время. Кстати, о православии… Православную церковь в данной ситуации упрекнуть совершенно не в чем: она (абсолютно безоговорочно!) разрешает оставить неверного супруга (или супругу) и создать новую семью.

СНОВА ВМЕСТЕ. МЕНЯ МУЧАЮТ ХИМЕРЫ.
Михаил не извинялся передо мной. Он просто приехал однажды к нам с работы (как и тринадцать лет до этого). И мы стали жить вместе. Михаил ни в чем не раскаивался – хотя постоянно говорил гадости о своей «подруге сердца» - -этой самой несчастной Маше с гитаркой: и фигура-то у нее уродливая, и лицо в прыщах, и готовить она не умеет, да и вообще – полное ничтожество. Сердце у меня неприятно сжималось в такие минуты. Зачем он это делает? Думает, что доставит мне удовольствие? Да какое это удовольствие – слышать о ком-то такие вещи? В конце концов, с этой дамой я не стояла перед алтарем и не рожала от нее детей – в чем ее особенная вина передо мной? А, может, причина озлобления мужа на любовницу кроется в чем-то другом? Этого я не знала.
С середины июля установилась страшная, нереальная какая-то жара. Плавился асфальт. Вокруг города горели торфяные болота – и от этого всю Москву затянуло дымом. Потом начали гореть дома, поселки, леса – не только в Подмосковье, а по всей России. Стали вокруг умирать люди – «сердечники», гипертоники, астматики. Когда в соседнем подъезде умерла бабушка-пенсионерка, ее родные долго не могли найти похоронного агента – тем страшным летом они были нарасхват. Крестная звонила мне из Нижегородской области и жаловалась – начались дикие пожары, был день – когда они даже погрузили в машину все вещи, готовые если что – сразу покинуть город. Люди день и ночь поливали свои дома из шланга – чтоб они не загорелись. Я тревожилась за сына – как он, астматик, переживет эту жару и духоту? Переживала за свекра – незадолго перед этим его выписали из онкологической больницы домой – умирать. Свекровь – похудевшая, вымотанная – посвящала все свое время уходу за больным мужем. Я поехала с детьми на дачу – как все заросло, пока нас не было! Вон клубника, которую я с таким старанием сажала в прошлом году – и та почти высохла. Я принялась поливать грядки, убирать дом, наводить порядок в саду. Неожиданно Машу – старшую дочку – пригласили в Суздаль – в летний лагерь для одаренных детей, организованный программой «Новые имена» (когда-то я сама, будучи стипендиаткой «Новых имен», провела целый месяц в этом лагере). Маша уехала – и я осталась на даче вдвоем с сыном. Как же мне было плохо – причем, безо всяких видимых причин! Мне все время казалось, что муж продолжает «гулять» - я без конца названивала ему, присылала сообщения – в-общем, мотала Михаилу нервы. Я надеялась, что он раскается в том, что случилось – и попросит у меня прощения. Но он сказал, что вовсе не считает себя виноватым, даже как-то заявил: «Что ж мне, по бабам не ходить, если ребенок болеет?» Дома он опять периодически не ночевал – клялся и божился, что был у друзей. Я, естественно, психовала. Так жили какое-то время. В Мишин двухнедельный отпуск мы решили поехать к дочке Маше, в Суздаль. Забронировали номер в отеле прямо рядом с лагерем. Отвезли Гошку к моей сестре Вере на дачу. Дорога в Суздаль – долгая, красивая – как-то отвлекла меня: мы с мужем останавливались в придорожных кафешках, весело болтали. Но тревога не покидала меня. Все было… как-то странно. Создавалось ощущение, что я еду куда-то не с мужем – с чужим мужчиной. К тому же… у нас практически не было супружеских отношений. Надо сказать, что определенные проблемы в этом отношении имелись в нашей семье чуть ли не с медового месяца: я всегда отличалась более сильным темпераментом – восточная кровь все-таки. Но кровь-не- кровь, а конфликтов не возникало никогда, хотя порой близости у нас не было по два месяца. Да и сейчас их не возникало – проблем: я стеснялась говорить об этом, а муж вел себя как ни в чем не бывало. В то лето у нас в поселке работало много южан – молодых, красивых парней. Я постоянно ловила на себе их взгляды. И вдруг поймала себя на том, что эти взгляды тревожат меня, заставляют… кровь пульсировать чаще. Но я ни в чем не обвиняла себя теперь – в конце концов, кто виноват, что в жизни сложилась такая ситуация?
Несколько дней прожив в Суздале, мы с Михаилом вернулись в Москву. Еще через несколько дней умер Мишин отец – мой свекор Георгий Михайлович.

Комментарий психолога Анны Поповой:
Я оказалась права – к сожалению (см. комментарий к предыдущей главе). Михаил, вернувшись в семью, начал вести себя так, чтобы супруга почувствовала во всем виноватой себя. А она и вправду виновата. Зачем согласилась на возвращение мужа – не только не дождавшись искреннего раскаяния, а даже не получив извинений – хотя они-то, уж казалось бы, так же естественны в этом случае, как снег в январе? Странно еще, как сама не начала просить у Михаила прощения… Это я злюсь, понятно, но ведь есть дамы, которые делают и такие вещи. Нельзя так, девочки, нужно себя любить. Повел себя человек некрасиво по отношению к нам - проявляем готовность вычеркнуть его из своей жизни. Пусть он жалеет – это он потерял нас! Почему Ольга допускала, чтобы муж не ночевал дома – а на другой день являлся как ни в чем не бывало? Почему не указала «драгоценному супругу» на дверь – после слов «что ж мне – по бабам не ходить, если ребенок болеет?» Что касается секса, то… отсутствие супружеских отношений вовсе не обязательно указывает на наличие связи «на стороне» (тем более, что серьезные медицинские проблемы в этой сфере у Михаила явно имелись и ранее). Отсутствие секса указывает на неблагополучие в семье. Что касается разницы в темпераментах - то это никакая не проблема для любящей пары: «золотую середину» как-то удается найти всегда. Но для этого (я имею в виду – чтоб найти ее, эту середину) люди должны дорожить друг другом. На крайний случай (но именно – на крайний) современная фармакология обладает достаточным количеством средств для «разового» решения проблемы. А современная медицина, в свою очередь, располагает достаточным количеством знаний – чтобы решать проблемы основательно (если они есть – эти проблемы).

Я УЧАСТВУЮ В КОНКУРСЕ «МИСС «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»

Как раз в это беспросветное время мне пришла в голову странная мысль - скоро мне тридцать пять лет, а я еще ни разу не участвовала в конкурсах красоты. И, если не поспешу – то и не поучаствую никогда: большинство конкурсов красоты – до тридцати пяти (хм, прикольно, а что, в тридцать шесть женщина уже красивой не считается не при каком раскладе?)
А как участвовать – не буду же я бегать по подиуму! Значит, надо участвовать в фотоконкурсе – просто прислать удачные фотки – и всех дел. Вон, «Комсомолка» как раз проводит такой конкурс - и на задней обложке каждого номера красуются девичьи фотографии. Надо только подумать, во что мне одеться – фотография должна быть в полный рост. Я моментально перебрала в памяти весь свой гардероб. Новой одежды в нем не было уже давно: я ведь не работала, сидела с ребенком, а денег, выдаваемых мужем на хозяйство, не хватило бы даже на разовый поход в самый дешевый секонд-хэнд. Что же придумать? Эх, ну ладно… конечно, же, это непростительная трата, но что поделаешь? Дело в том, что еще с того времени, когда мы с детьми жили одни, у меня были отложены деньги – спасибо хорошим людям, которые тогда пришли на помощь! Михаил ничего не знал про заначку – иначе непременно попытался бы ее потратить: он не жадный, просто денег постоянно не хватает.
Как не хочется трогать их! Было бы на что – а то на какой-то конкурс! Ведь жила же я тридцать четыре года безо всяких конкурсов красоты – и ничего, не помирала. Ну, ладно! И я придумала себя наряд! Я буду в камуфляже – топе и мини-юбке – и однотонных туфлях на высоких каблуках. На пояс, понятное дело, кобуру с пистолетом - вскрыть гвоздем Мишанин сейф особого труда не представляет. Заказать профессиональную фотосъемку я, конечно, не смогу, но фотоаппарат у меня хороший – в свое время мы покупали его в кредит за приличные деньги. Попрошу кого-нибудь меня «щелкнуть».
«Камуфляжные» юбку и топ я безо всякого труда купила через интернет, туфли – серые, на «шпильке» - подобрала в магазине распродаж – там было дешевле.
Пригласила к себе подругу Юлю (ту самую, с которой мы ездили в Нижегородскую область) со старшей дочкой – Марьямкой. Марямка хочет стать стилистом – она обожает всех причесывать и фотографировать. Таким образом, мы провели чудесную фотосессию – прямо в комнате. Одну – самую удачную- фотографию я отнесла в фотомастерскую: нужно было «сделать» однотонный фон и устранить кое-какие дефекты, неизбежные при любительской съёмке.
Получившаяся фотография ужасно понравилась мне, а &heip;