Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Илья Беляев. Острие Кунты

-------------------------------------------------------------- © Copyright Илья Беляев
 "ark.ru/ins/zapoved/zapoved/tosha/tosha-pred.htm" WWW: ark.ru/ins/zapoved/zapoved/tosha/tosha-pred.htm
Date: 31 Mar 2004
--------------------------------------------------------------
Путь русского мистика

"Профит Стайл"

Москва 2004

Эта книга представляет трагическую историю короткого, но стремительного
жизненного пути Владимира Шуктомова (Тоши), который был яркой звездой среди
русских духовных искателей конца ХХ века.
В данном издании книге возвращен авторский вариант названия. Кроме
того, текст заново отредактирован автором и дополнен двумя сборниками стихов
Тоши, рисунками, символами, а также его работой "Кунта Йога", являющимся
практическим руководством к овладению этой системой.

ISBN 5-89395-202-4

Предисловие

Рисковать можно всем, включая голову, но исключая свободу.

Тоша

В этой книге рассказывается об уникальном явлении в духовной жизни
Петербурга (тогда Ленинграда) второй половины XX века - о Тоше. Есть
различные методы оценки масштаба личности и результата ее деятельности. На
наш взгляд, один из наиболее объективных методов - это резонанс, который она
производит.
Среди духовных искателей Петербурга до сих пор никто не может
сравниться с Тошей по глубине влияния, которое он оказывал и продолжает
оказывать. Очень интересно наблюдать, как Кунта Йога обрастает легендами о
своем древнем происхождении. Находятся люди, которые утверждают, что они
знают истинных, тайных учителей Кунта Йоги, или читали древние манускрипты с
описанием этих знаков. По стране в свое время разошлось большое количество
очень плохих копий этих символов, и встречались самые фантастические
варианты начертания и применения знаков Кунта Йоги. Живая история становится
легендой, но при этом очень хочется, чтобы хоть частичка реальной истории
все-таки сохранилась, т.к. она гораздо интереснее и поучительней всех
домыслов, которые закономерно возникают потом.
История, рассказанная в этой книге, произошла во времена "застоя", и
это неизбежно повлияло на весь ход описываемых событий. Если современные
маги, целители и экстрасенсы в основном предлагают различные способы
достижения успеха на работе и в быту, то в брежневские времена обстановка
была такова, что рассчитывать на реализацию своих возможностей не
приходилось. Каждому была гарантирована зарплата в 110 рублей и неизбежность
голосования "за" на общих профсоюзных собраниях. Интеллигенции было
"положено" любить лес и песни Высоцкого. Это было страшное время духовной
нормативности и даже нормативности духовного бунта, если кто-то на него
отваживался.
И в этой атмосфере постепенно стали прорастать ростки свободомыслия. На
наш взгляд, эти ростки не были связаны, например, с движением диссидентов,
которое тоже было по-своему нормативно. Диссиденты нормативно ругали
прогнивший социализм, мечтая об обеспеченном капитализме. Это стремление к
свободе в первую очередь стало заметно в зарождающейся рок-культуре, в
песнях Макаревича, Гребенщикова, Юрия Морозова (бывшего участником тошиной
группы), Виктора Цоя. Это были чистые песни о любви, о мире вокруг нас, о
жизни и смерти.
В это же время через "самиздат" стала распространяться литература о
Хатха Йоге, медитации и различных "сиддхи". Появился сначала "Понедельник
начинается в субботу", а затем и "Альтист Данилов". Стало казаться, что это
и есть выход из тупика обыденности, что цель так близка, что достаточно
постоять на голове и посидеть полчаса в медитации, и ты уже не раб своих
жизненных обстоятельств, а "супермен", тайный маг и волшебник. Так возник
еще один способ ухода от окружающей действительности в иллюзии воображаемого
мира собственных фантазий.
В такой обстановке в Питере появился Тоша. Он просто отказался играть в
чужие игры, он захотел быть таким, какой он есть на самом деле. И в этом был
его подвиг. Все, что он сделал, и резонанс, вызванный им, во многом
определяется именно этим. Изнутри ребятам казалось, что они живут в изоляции
от социума, что люди, которые к ним приходят, - это обычная "тусовка", что
не происходит ничего особенного, но это было далеко не так. О них знали все,
кто был способен обращать внимание на что-то необычное, неординарное в
городе. Про Тошу и его друзей стали распространяться легенды, часть из них
вы можете найти в книгах Влада Лебедько, посвященных "российской саньясе".
Тоше не надо было заявлять, что он гуру или просветленный для того, чтобы к
нему пошли ученики. Просто он был другим, и это было видно сразу. Люди
приходили к нему, пили чай и оставались с ним навсегда.
Поразительно, что техники, применяемые Тошей и его группой, по сути,
носили тантрический характер, несмотря на то, что литературы по тантре тогда
не было, и в Индию никто не ездил. Это означало, что Тоше прямо передалось
это знание, возможно дошедшее из глубокой древности, или же он "вспомнил"
его как часть своего прошлого опыта. Источник, открытый им, действует и
поныне.
В Индии существует понятие "санатана дхармы", или "вечной дхармы" некого универсального свода эзотерических знаний, тысячелетиями передающихся
из поколения в поколение. Действие санатана дхармы не ограничивается одной
страной и может проявляться в разных точках мира через избранных носителей.
Неудивительно, что такие носители появлялись и в России, близкой Индии по
духу и внутренней устремленности. Конечно, нужно помнить о том, что в
отличие от Индии, где древние традиции сохранялись веками, и где искренний
духовный поиск всегда был в почете и имел социальную поддержку, в душной
атмосфере 80-х искателям истины приходилось туго. Не только потому, что надо
было думать о хлебе насущном, но, прежде всего, в силу отсутствия какой-либо
правильной информации и руковод- ства опытных старших. Поэтому история Тоши
и его усилия во что бы то ни стало пробудить сознание и найти источник живой
энергии среди "свинцовых мерзостей жизни" России начала 80-х уникальны. Если
вспомнить древнюю тантрическую классификацию, то, согласно ей, Тоша безусловно "герой" (на санскрите вира), без страха и сомнений следующий
выбранному пути.
Тот путь, по которому ребята стремились идти - путь естественного
спонтанного проявления своей внутренней сути, своего творческого начала.
Такой путь на Востоке считается кратчайшим, быстро приводящим к реализации.
Известный пример такого пути - это индийские и тибетские "безумные йоги". Их
поведение выглядит ненормативным, но оно всегда направлено на достижение
наилучшего результата, который возможен в данной ситуации. Техники короткого
пути всегда считались на Востоке тайными и до последнего времени никогда не
публиковались открыто. Это связано с тем, что самому очень трудно отличить
спонтанность от распущенности, творческое поведение от проявления скрытых
пороков и комплексов. Для этого очень важен наглядный пример такого
поведения и длительный контроль учителя, которому ты доверяешь. Как правило,
в некоторых традициях к таким техникам допускали после так называемого
"темного ритрита", освобождающего человека от Эго, от заложенных в нас
обществом поведенческих программ. В свою очередь, "темный ритрит" был
возможен после десятка лет практики под руководством Учителя.
Тоша и его друзья шли "напролом", им не у кого было учиться. С этим
связаны как их уникальные результаты, так и те проблемы, с которыми они
столкнулись. Очень важно помнить, что полная свобода и естественность
поведения предполагает и полную безусловную ответственность за свои
поступки, что истинная спонтанность никогда не приводит к разрушению или
дисгармонии. Все это было трудно понять в 20 с небольшим лет, отсюда и
большинство проблем этой группы.
Книга Ильи Беляева - единственная работа, которая позволяет составить
представление об этой истории. В ней многое осталось за кадром, но Илья
честно пишет только о том, что он сам видел и пережил, о своей собственной
истории общения с Тошей, не пытаясь пересказывать чужие впечатления. В этом
основная ценность этой книги.
Импульс, данный Тошей, помог Илье не останавливаться в его духовном
поиске и познакомиться с другими традициями и учениями, которые дали новый
взгляд на произошедшее 20 лет назад. К сожалению, сохранилось далеко не все,
что было сделано Тошей. Большинство сохранившихся материалов размещено на
сайте kunta.narod.ru Знаки и мантры Кунты продолжают работать и
привлекать внимание как живые инструменты йоги.
Хочется, чтобы эта история не забылась, чтобы на этом примере люди
учились стремиться не к достижению меркантильных результатов за счет
различных "сиддхи", а к творческой свободе личности и к подлинной
духовности.
INCLUDEPICTURE "../../BOOK/Razde%20014%20-%20Put%20k%20sebe/kunta.txt_fies/kunta-0.jpg" * MERGEFORMAT 

Александр Воронов

Посвящается Виктории

Вступление

Существует Великое Желание, живущее в глубине нашего сердца. Это
желание вернуться домой. Вернуться в наш предвечный дом, который мы оставили
ради человеческого странствия.
Как найти дорогу назад? Где тот единственный, ведущий к дому путь?

Наша жизнь определяется тем, что мы хотим. Уводят ли желания нас в
сторону, или, наоборот, несут к цели?
Желания - основа действия. Действия создают нашу карму. Мы пожинаем то,
что посеяли, но часто, оглянувшись вокруг, совершенно не в состоянии понять,
каким образом оказались там, где находимся, и каким же образом все это с
нами произошло.
Все начинается с того, чего мы хотим. Что же мы действительно хотим?
Там, глубоко, сокрытое мелкими ежеминутными хотениями, разве не существует
одно всесокрушающее Желание?
Да, существует. Это желание вернуться к Самому Себе. Желание вернуться
домой.

Поиск истины всегда был дорог русскому сердцу. Именно поиск, поскольку
едва ли мы найдем в русской истории человека, постигшего истину. Россия пока
не дала миру ни Будды, ни Христа, но искателей было, есть и будет великое
множество, и до тех пор, пока найденные ими крупицы не сплавятся в единый
драгоценный кристалл непрерывной духовной традиции, русский поиск будет
продолжаться. И поиск этот - поиск синтеза.
Голова России на Западе, но корни - глубоко на Востоке. Из этой
двойственности проистекает непреходящее желание русского человека узнать и
разрешить все навсегда и окончательно, разрубить одним махом все узлы,
поставить на кон все, а там уж как Бог даст. Все это не приводит, однако, к
тому, в чем Россия действительно и глубоко нуждается - к созданию подлинной
эзотерической традиции, где найденные и сохраненные сокровища духовных
прозрений бережно передавались бы от сердца к сердцу, как это всегда и было
в школах мировой мудрости.
Быть русским трудно. Наше свойство - выбирать мучительные пути. Но я
верю, что долгий и трудный путь российских искателей-одиночек, часть
которого уже пройдена, приведет к появлению новой духовной традиции, о
которой говорил Рамакришна и которую тибетские ламы называют Северная
Шамбала. Свет придет с Севера.
Те неисчислимые страдания, что выпали на нашу долю в результате
безумной попытки немедленно организовать царство справедливости, изменили
сознание народа. Реки невинно пролитой крови заставили русских выработать
редкое качество - умение отличать подлинное от фальшивого. Заполонивший
Запад поток лжегуру в России невозможен. Узнавший на собственной шкуре, что
такое ночной стук в дверь, русский не отворит ее теперь всякому.
Годы коммунизма сгустили ауру нации, парадоксальным образом сплотили
людей и сместили фокус сознания внутрь. И вот, заведенная до отказа пружина,
начала распрямляться. В пестрой мозаике и движении духовной жизни России
конца ХХ - начала ХХI века начинает проступать то будущее, ради которого
было совершено Великое Русское Жертвоприношение.
Oб одном из тех, кто готовил это будущее, - эта книга.

ГЛАВА 1

В сердце тьмы сияет ослепительный свет.

Мне было, кажется, лет четырнадцать, когда я из дома на улицу и
остолбенел. Надо мной - высокое весеннее небо, вокруг - цветущие деревья. Я
застыл в изумлении, охваченный невыразимым вопросом: что это все такое? Этот
вопрос пронзил меня насквозь и наполнил сердце недоумением и восторгом перед
зияющей тайной бытия. Я обернулся по сторонам, потрясенный новым, вдруг
открывшимся мне миром; все эти люди и дома вокруг были уже не просто домами
и людьми, повсюду присутствовала живая, ошеломляющая тайна. Все на самом
деле оказалось совсем не так, как я раньше думал и представлял себе. Как оно
все на самом деле, я не знал, но понимание того, что мир вокруг безымянен,
неописуем и бесконечен, обрушилось на меня со всей свежестью еще
неизведанного восторга.
Четыре годя спустя я наткнулся на книжку, которая впервые приблизила
меня к ответу. Это была "Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды", 19-й том
собрания сочинений Ромена Роллана, издания 1936 года. Я до сих пор не могу
понять, как этот том мог появиться в разгаре сталинских репрессий. В 1972
году, когда я напал на эту книгу, практически вся духовная и мистическая
литература была доступна либо в Самиздате, либо в редких западных изданиях.
Были и рукописи: мне попадались рукописные книги по Агни Йоге.
Все это напоминало средневековье, но разве можно забыть то радостное
чувство, когда, раздобыв запрещенную книгу, ты летел домой, чтобы, с трудом
разбирая мутную машинописную копию, приобщиться к чему-то настоящему! Книги
имели цену. Достать их было нелегко, за чтение можно было поплатиться
свободой. Кроме того, подцензурная культурная ситуация создала замечательный
фильтр: плохих книг в Самиздате практически не было.
Рамакришна и Вивекананда стали моими первыми учителями жизни. Позже
пришли Рамана Махарши, Йогананда, Нисаргадатта Махарадж, Кастанеда, Гурджиев
и многие другие. Но Рама- кришна и Вивекананда были первыми, кто указал мне
на выход из клетки, именуемой миром.
На протяжении последующих лет я прочел все доступные мне книги по йоге,
оккультизму и восточным религиям, однако чтение ничего не меняло в жизни.
Книги давали некоторые знания, надежду и иногда опьяняли, но другие
измерения сознания и постижение истины оставались все тем же призрачным
миражом, что и раньше. Жизнь продолжала идти своей свинцовой поступью, и
ничто из окружавшей меня реальности не соответствовало далеким и прекрасным
восточным миражам, населявшим мое сознание.
В чтении книг существовал некий барьер, напоминавший стеклянную стену:
можно было сколько угодно любоваться волшебными образами по ту сторону, но
не было никакой возможности пройти сквозь стекло. Как следствие, угнетенное
состояние духа стало моим привычным состоянием, чему, конечно,
способствовали и родные реалии совдействительности. Жить и осознавать то,
что тебе никогда не доведется увидеть мир за пределами империи, было
невыносимо. Ситуация напоминала историю с обезьяной и апельсинами.
Перед клеткой, где сидит обезьяна, лежат два апельсина. Один из них близко, можно дотянуться, но он гнилой. Другой апельсин свежий, но
дотянуться до него невозможно. Выбор у обезьяны небольшой: либо съесть
гнилой апельсин, либо любоваться свежим.
Много времени и усилий было потрачено на то, чтобы пробить лбом
стеклянную стену. Сидение с закрытыми глазами и скрещенными ногами ни к
каким духовным достижениям не приводило. Большинство моих одиноких медитаций
вызывало разве что ощущение сильного давления между бровями, что-то вроде
надвигающейся головной боли. У меня не было ключа, и книги этот ключ не
давали.
Несколько раз, впрочем, мне удалось достигнуть места, которое я называл
"экран". "Экран" напоминал завесу, состоящую из ослепительного мрака. Свет и
тьма были здесь одним. Они были сплавлены в одно всепоглощающее сияние,
исходящее из таинственного источника, и сила этого черного сияния была
невыносима. Я открыл единый источник света и тьмы, но этот источник был
глубоко скрыт. Он был скрыт "экраном", пройти который не позволял страх. Это
был страх самопотери и растворения в неизвестном. То, что "экран" потребует
от меня жертвы, - было совершенно ясно. В жертву необходимо было принести
свое "я", и к этому я еще не был готов.
В обычной жизни меня не покидало ощущение, что в моей голове
прокручивается бесконечная пленка одних и тех же давно опостылевших мыслей,
и их монотонное и бессмысленное чередование создавало тот мир, в котором я
живу. Чтобы изменить мир вокруг себя, я должен был что-то с этой пленкой
сделать. Нужно было либо ее остановить, либо сменить. Как сделать то или
другое, я не имел ни малейшего понятия. Чем больше я бился лбом о стеклянную
стену, тем меньше оставалось надежды на то, что можно действительно что-то
изменить. Моя жизнь напоминала разбитую повозку, влекомую слепой лошадью
неведомо куда, и холодный ветер отчаяния задувал прямо в лицо.
Однажды я пошел к своему приятелю на день рождения, отмечавшийся вполне
традиционно: обилие вкусной жирной еды и горячительных напитков, притащенные
кем-то "последние записи", накрашенные до невозможности девушки, блестящие
от первых рюмок глаза. Обычно на таких вечеринках мной овладевало отчаяние.
Несмотря на то, что вокруг веселились друзья, я чувствовал, что меня
отделяет от них пропасть.
Что-то не позволяло мне радоваться жизни, вся тягостная бессмысленность
происходящего за праздничным столом почему-то становилась особенно
очевидной.
Итак, я сидел за столом, что-то ел и пил, и вдруг странная мысль пришла
мне в голову: а что, если незаметно уйти и, выйдя на улицу, двинуться в
одном и том же направлении - скажем, на юго-восток. Там, в этом направлении,
находились Гималаи, всегда притягивавшие меня, как магнит. Да, просто встать
и пойти, оставив позади все, что знаешь и к чему привык. Встать и пойти на
юго-восток.
Мысль эта так заняла меня, что я и не заметил, как мое тело как-то
вдруг совершенно расслабилось, и я мягко соскользнул на пол. Произошло это
настолько естественно, что никто как будто не заметил моего исчезновения. Я
лежал под столом среди туфель и ног. Вокруг царила приятная полутьма,
издалека доносился приглушенный гул голосов и звяканье посуды. Неожиданная
перемена моего местоположения нисколько меня не обескуражила, напротив, я
чувствовал себя спокойно и легко.
Вскоре мое исчезновение, однако, заметили. Решив, что я слишком быстро
наклюкался, народ принялся было приводить меня в чувство, пиная ногами, но,
поскольку я не оказывал никакого сопротивления, меня оставили в покое. Под
столом было хорошо. Пьяный разгул остался где-то наверху, меня охватила
странная истома, ни шевелиться, ни вставать мне совершенно не хотелось. Я
провалился в мягкую обволакивающую бездну, и мне привиделось, будто я в
горах.
Место было незнакомым, диким и безлюдным, солнце только что скрылось за
ближайшими вершинами, и я шел по горной тропе в неизвестном направлении.
Неожиданно я почувствовал сзади чье-то присутствие, обернулся и увидел
старика с седой бородой. В руке у него была палка, он шел за мной. Черты его
лица показались знакомыми, но я не мог вспомнить, где я его видел. Старик
махнул мне рукой, давая понять, чтобы я следовал за ним. Он повернулся и
двинулся по тропе в противоположном направлении. После секундного колебания
я повернул назад и пошел за ним, поскольку идти мне, на самом деле, было
некуда.
Мы начали карабкаться по ведущей Бог знает куда тропе то вверх, то
вниз. Старик шел молча и ступал медленно, но, несмотря на это, чтобы
поспевать за ним, мне приходилось чуть ли не бежать. Наконец, мы очутились
возле большой пещеры, и мой проводник жестом велел мне следовать за ним. Мы
вошли внутрь. Пещеру освещал тусклый мерцающий свет, и я с трудом различил в
дальнем ее конце проход. По-прежнему не произнося ни слова, старик приказал
мне войти в него. Мне было, мягко говоря, не по себе, но я не мог
противиться внутренней силе, исходившей от проводника, и шагнул в темноту.
К своему изумлению, я опять оказался на дне рождения, в той же комнате,
наполненной моими пьяными друзьями и их подружками, где под столом лежало
мое бесчувственное тело. За время моего отсутствия ничто на вечеринке не
изменилось, не считая моего отношения к происходящему. Ко мне пришло
понимание того, что все эти люди - мои близкие друзья, и то, что они пили и
веселились, было одной из немногих известных им радостей жизни. То, что мне
было плохо среди их веселья, свидетельствовало о моем собственном
несовершенстве, вины моих друзей в этом не было. В тот момент мне казалось,
что я люблю их всех, и чувство совершеннейшего счастья овладело мной.
К физической реальности меня вернуло то, что со всех сторон меня стали
пинать и щипать. Не открывая глаз и прислушиваясь к голосам, я сообразил,
что мешаю им отодвинуть стол, чтобы освободить комнату для танцев. Я вполне
пришел в себя и мог встать, но почему-то не захотел этого делать. Мне было
интересно, что произойдет дальше. Тело было по-прежнему совершенно
расслаблено и не испытывало ни малейшей боли от довольно сильных пинков и
тычков разозленных гостей. Я был отстранен от ситуации и спокойно наблюдал
за происходящим. Это состояние безучастного свидетеля было намного глубже и
интереснее обычного отождествления со своим привычным "я" - вечно
перескакивающими с одного на другое мыслями и требующим постоянного
удовлетворения телом.
Убедившись в тщетности попыток привести меня в чувство, присутствующие
принялись, каждый на свой манер, довольно изощренно оскорблять и унижать
меня. Кто-то даже пытался потушить об меня сигарету, но был остановлен своей
милосердной подружкой. Наконец, меня подняли на руки и отнесли в соседнюю
комнату, где бросили на кучу сваленных на тахте пальто, потушили свет и
оставили в покое.
Я лежал в темноте, безучастно прислушиваясь к приглушенно доносившимся
музыке и крикам. Вечеринка, похоже, достигла своего пика, а я был поглощен
состоянием всеобъемлющей пустоты, заполнившей все внутри и вне меня.
Странно, но я не чувствовал себя ни униженным, ни оскорбленным, хотя,
казалось бы, имел на это основания. Я видел во всей этой истории что-то
мистическое; глубоко внутри проснулось знание того, что моя жизнь уже не
будет прежней.
Дверь медленно отворилась, и в комнату вошла незнакомая мне девушка.
Она села рядом, и на глаза ее навернулись слезы. Она положила руку мне на
лоб и стала тихонько всхлипывать, повторяя: "Подонки, за что же они так
тебя?" Это оказалось уже выше моих сил. Почувствовав спазм в горле, я
вскочил, схватил пальто и выскочил из квартиры.
На следующее утро я проснулся с ясным пониманием того, что мне нужно
делать. Вчерашняя вечеринка подвела черту под моей жизнью. Так дальше жить
было невозможно. Я решил исполнить, наконец, свое давнишнее желание уехать
куда-нибудь подальше и стать отшельником. В конце концов, мне нечего было
терять. Расстаться навсегда с мышиной беготней большого города ради
спокойной простой жизни где-нибудь в глуши всегда было моей заветной и
желанной целью.
Я решил уехать на Камчатку, где, как слышал, паре живших на биостанции
пожилых биологов требовался помощник. Чтобы попасть на Камчатку, нужно было
получить приглашение и пропуск. Я списался с биологами, и они прислали
приглашение. За пару месяцев тяжелой работы мне удалось собрать достаточно
денег на поездку. Когда все было готово и оставалось только купить билет на
самолет, раздался телефонный звонок. Нужно сказать, что несколько последних
лет меня не оставляло предчувствие, что когда-нибудь раздастся телефонный
звонок, который изменит всю мою жизнь. И вот он раздался.

INCLUDEPICTURE "../../BOOK/Razde%20014%20-%20Put%20k%20sebe/kunta.txt_fies/kunta-1.png" * MERGEFORMAT 


Тоша, 1980 г. Фотография на паспорт

Глава 2

Мы не одиноки. Ушедшие вперед возвращаются, чтобы поддержать отставших.
Они, наши старшие братья, присматривающие за нами, всегда посылают
благословение и поддержку подлинным искателям. Они образуют иерархию Сил
Света, основанную на любви и сострадании. Если ты хочешь принадлежать этой
иерархии и работать с ней, то, прежде всего, задай себе вопрос:
действительно ли я верю в ее существование?

Я встречал звонившего человека несколько раз. Это был спокойный
неглупый персонаж, родом откуда-то с Севера. Он был младше меня года на два,
носил светло-рыжие волосы до плеч, взгляд его зеленоватых глаз всегда был
спокоен и тверд. Он рисовал странные знаки и писал какие-то непонятные
иероглифы. Листы с этими иероглифами и знаками покрывали стены комнаты, где
он жил. Кроме того, он рисовал картинки и лечил людей руками. Занятный
малый, но, в общем, ничего особенного. Звали его Тоша.
Он сказал, что хотел бы со мной встретиться и поговорить. Я не стал
спрашивать, в чем дело, и договорился прийти к нему. Он снимал комнату в
огромной коммунальной квартире на улице Рылеева, дом 2, рядом с
Преображенской церковью.
Открыв дверь и проведя в комнату, Тоша представил меня своему длинному
приятелю, который сидел за столом и рисовал иероглифы. Приятеля звали Джон.
Позже я выяснил, что эту кличку дал ему Тоша за его былое пристрастие к
виски Long John. Тоша умел давать клички, они прилипали к людям и оставались
с ними навсегда.
-- Что это за иероглифы? - спросил я, оглядываясь по сторонам. - Вроде
бы не китайские, но выглядят красиво.
Листы со странной тайнописью были разбросаны повсюду.
-- Это Сет, язык Шамбалы, - спокойно ответил Тоша. Я недоверчиво
покачал головой. Конечно, я знал легенду о Шамбале - таинственном
гималайском королевстве, где обитало братство бессмертных духовных учителей,
защищавших и направлявших ход земной эволюции. Книги Рерихов и Блаватской
были моим настольным чтением. Но какое отношение к Шамбале могли иметь эти
ребята?
Откуда вы знаете этот язык? - спросил я с недоверием. Тоша ничего не
ответил.
Или, может быть, вы это все сами придумали? - продолжил я в том же
духе. Тоша улыбнулся и сказал:
Ты можешь верить в то, что тебе нравится. Все зависит от твоего
желания.
А знаки? Они тоже из Шамбалы? - продолжил я все с тем же сарказмом.
Неожиданно Тоша стал серьезным.
Нет, это знаки Кунта Йоги.
Что такое Кунта Йога? Я о такой не слышал.
Кунта на санскрите означает копье. Копье - символ йогического знания,
пронзающего мрак невежества. Умело направленное, оно летит точно в цель, и
цель эта - освобождение. Кунта - йога мистических символов и мантр. Знаки
Кунта Йоги нужно уметь визуализировать как внутри своего тела, так и во
внешнем пространстве. Если научиться их видеть, сначала с закрытыми, потом с
открытыми глазами, то можно довольно существенно изменить ситуацию. Каждый
из знаков определенным образом воздействует на энергии пространства, вызывая
соответствующий эффект. Некоторые знаки сопровождаются мантрами, которые
усиливают их воздействие. Можно применять знаки и мантры по отдельности, но
совмещение визуальных и звуковых вибраций дает наибольший результат.
-- Понятно, - сказал я и подумал: если мне пудрят мозги, то делают это
достаточно грамотно.
-- Вы что - йоги, что ли? Вопрос мой прозвучал как-то глупо.
-- Что-то вроде этого, - буркнул Тоша, и они с Джоном рассмеялись.
Я внимательно посмотрел на обоих. На йогов, по крайней мере, так, как я
их себе представлял, эти ребята были совсем не похожи. Они выглядели точно
так же, как миллионы обычных людей, населяющих нашу планету. После небольшой
паузы я решил выяснить, чего, собственно говоря, они от меня хотят, но Тоша,
как будто угадав мой вопрос, спросил сам:
-- Ты хотел бы научиться лечить людей руками?
-- Что значит лечить руками?
-- Так я называю лечение энергией. Через руки ее передавать легче
всего.
-- А что, разве невозможно передавать энергию как-то по-другому?
-- Возможно, но через руки, повторяю, это делать проще. Довольно
традиционный способ.
-- Ты имеешь в виду Иисуса?
-- Руками лечили многие, не только Он. Поразмыслив некоторое время, я
сказал:
-- Я не люблю медицину и никогда не хотел быть врачом. Это я знаю
наверняка.
-- То, что я тебе предлагаю, никак не связано с врачами и медициной.
Это связано с Духом.
Некоторое время мы молчали, потом я произнес не очень решительно:
-- Не знаю. К тому же я собираюсь на днях уезжать на Камчатку.
Тоша внимательно посмотрел на меня и тихо сказал:
-- Это вряд ли.
Я встал, собираясь уходить. Тоша проводил меня до двери и сунул мне в
руку бумажку со своим номером телефона.
-- Позвони, если надумаешь. - Хорошо.
На бумажке рядом с номером телефона были написаны несколько иероглифов.
-- Что это значит?
Здесь написано: "Делай только то, что ты действительно хочешь".

Глава 3

Прими все так, как есть. Перестань сражаться с миром и с собой. За всем
стоит одна единая Воля, и Воля эта непрерывно проявляется в мире и в тебе.
То, что ты читаешь эти слова, - тоже действие этой Воли. Так перестань же
противопоставлять себя тому, что происходит, и обрети мир в потоке перемен.
Соединись с этим потоком, и смысл происходящего откроется тебе. Есть лишь
один путь: вниз по течению, назад к океану. Как только ты перестанешь
тратить силу на борьбу с существующим порядком вещей, ты сохранишь ее для
жизни в гармонии с миром и с собой. И эта сбереженная сила неизбежно
приведет к осуществлению твоих желаний, потому что до того, как слиться с
океаном, каждое из твоих желаний должно быть исполнено. Это закон. Закон
океана.
Если ты отдашь свою волю той Воле, что вращает миры, и они станут
одним, ты более не встретишь препятствий на своем пути, поскольку ничто не
может противостоять этому единству. Это не так сложно, как кажется. Просто
оставь все так, как есть, и наблюдай за происходящими изменениями. Изменения
- в природе вещей, созерцание этих изменений - твоя судьба. Когда ты
достигнешь океана, твоя судьба будет исчерпана, потому что океан бесконечен.
И это - свобода.

Оставалось две недели до моего отъезда, и я начал собираться в дорогу.
За хлопотами я почти забыл о Тошином предложении. Отчасти это произошло
потому, что я не воспринял его предложение серьезно. Мне довелось встречать
на своем пути немало безумцев, одержимых самыми разными мистическими идеями,
включая Шамбалу. Одни из них нашли себе последователей и единомышленников,
другие влачили печальное существование в психбольницах. Тоша и его приятель
казались вполне нормальными людьми, однако страсть к таинственному и
необычному настолько присуща человеческой природе, что нередко бывает трудно
различить духовный поиск, фантазии и безумие.
И все же я позвонил по оставленному телефону. На звонок никто не
ответил, что меня несколько удивило: в квартире проживало, по крайней мере,
семей десять. На следующий день я сделал еще одну безрезультатную попытку,
после чего, с некоторым даже облегчением, отступился.
Последнее, что мне оставалось сделать перед отъездом, - это достать
подробную карту Камчатского полуострова, что было нелегкой задачей:
крупномасштабные карты были достоянием геологов, КГБ и военных. Тем не
менее, мне удалось найти человека, который когда-то служил в тех местах и
сохранил хорошую карту. Он пообещал мне обменять эту карту на бутылку
дорогого коньяка.
Я встретился с ним поздно вечером в центре города, получил карту и,
погрузившись в ее изучение, замешкался и опоздал на метро. Денег на такси у
меня не было, и не оставалось ничего другого, как отправиться домой пешком.
Идти предстояло часа три - возможно, это была бы и неплохая прощальная
прогулка по родному городу, если бы температура в эту декабрьскую ночь не
опустилась почти до - 30¦.
Быстро шагая по заснеженным улицам, я лихорадочно соображал, к кому бы
можно было зайти по пути на чашку чая. В этот поздний час все уже было
закрыто, оставалось рассчитывать лишь на чье-либо гостеприимство. Наконец, я
вспомнил адрес одного знакомого, жившего по пути. Хотя я и не был уверен,
вернулся ли этот знакомый из армии, терять все равно было нечего, и я
направился к нему.
Безуспешно нажимая дверной звонок в течение нескольких минут, я понял,
что моим мечтам о чашке горячего чая не суждено было сбыться. Я уже начал
спускаться вниз по темной холодной лестнице, когда раздался звук отпираемого
замка, и дверь отворилась. Я обернулся и увидел в дверном проеме фигуру,
выхваченную в темноте светом из квартиры. Но это был вовсе не мой знакомый.
В дверях стоял Тоша.
-- Вот так номер! Что ты здесь делаешь?
-- Привет, заходи. Ты как раз вовремя, - не моргнув глазом, ответил он.
Я поднялся наверх и вошел в квартиру, охваченный внезапным
предчувствием того, что что-то сейчас должно произойти. Мы прошли на кухню и
- о, чудо! - на плите пыхтел кипящий чайник. Тоша налил мне чашку и сказал:
-- Киса (так звали хозяина квартиры) приезжал из армии в отпуск и
оставил мне ключи.
-- Я не знал, что вы знакомы. Тоша пожал плечами:
-- Совпадение.
Прихлебывая горячий чай, я сказал:
-- Я звонил, никто не подходил к телефону.
-- Да, на моей квартире проблемы, пришлось свалить, - ответил он,
прищурившись. Я не стал углубляться.
-- Пробуду здесь некоторое время.
А потом?
Потом не знаю.
-- Я уезжаю через пару дней.
-- На Камчатку?
-- Да. Ты там не был?
-- Нет. Говорят, там шикарные места.
-- Ну да, - гейзеры, вулканы. Молодая земля. Мы помолчали некоторое
время, потом я поднялся.
-- Ну, спасибо за чай. Мне нужно идти. До дома еще топать и топать.
Тоша изучающе взглянул на меня.
-- Погоди секунду. Мне нужно кое о чем тебя спросить.
-- Спрашивай.
-- Ты бы не хотел, чтобы я стал твоим начальником?
-- Не понял. Что значит начальником?
-- Ну, что значит начальник? Я говорю - ты делаешь.
У меня даже дыхание сперло от такой наглости.
Ты что, в своем уме?
Вполне.
Я не знал, что ему на это сказать.
-- Начальником в чем - в работе, что ли, какой-нибудь?
Он улыбнулся.
-- Да нет, во всем начальником.
-- Это вроде как Отец наш небесный, что ли?
-- Ну да, что-то вроде того, - Тоша указал пальцем на потолок.
Я задумался. На психа он, вроде, не похож. Что же он от меня хочет?
Наконец, я спросил:
-- Ты имеешь в виду, хочу ли я слушаться тебя во всем, как собака?
-- Примерно так. Во всяком случае, тебе придется делать то, что я
говорю.
Это было неслабое предложение. Ничто в жизни я не ценил так, как
собственную свободу, и отдать ее этому... я даже не знал, как его назвать. Я
взглянул на Тошу, пытаясь понять, что же ему все-таки от меня нужно. Нет, он
явно не был ни сумасшедшим, ни маньяком. Дикость предложения никак не
вязалась с его спокойным, сосредоточенным обликом. Он внимательно и, как мне
казалось, чуть насмешливо смотрел на меня. Дуэль наших взглядов была
недолгой. Я отвел глаза и сказал:
-- Ты, наверное, шутишь.
-- Ничуть. Мое предложение вполне серьезно.
Я почувствовал себя в тупике и не знал, что сказать. Просто послать его
и уйти? Что-то не давало мне этого сделать. "Да он просто безумен!" проскочило у меня в голове. Разговор, тем не менее, принимал интересный
оборот, и я решил продолжить.
-- Ну хорошо, допустим, я соглашусь. Что тогда произойдет?
Это выяснится только после того, как ты примешь решение.
Ловко. А если я приму решение послать тебя в баню вместе с твоим
предложением?
Тогда ты просто продолжишь жить своей жизнью, и все дела. Тебя никто не
насилует. Ты абсолютно свободен согласиться или нет.
-- Я должен дать тебе ответ прямо сейчас? Тоша взглянул на часы.
-- Во всяком случае, сегодня.
Я все еще не мог понять, разыгрывает он меня или говорит серьезно.
-- Ну хорошо. Допустим, я соглашусь, но не буду выполнять твоих
указаний. Что ты будешь делать тогда?
Тоша ответил, улыбнувшись:
-- Это невозможно.
Почему?
Потому что, если ты скажешь "да", ты не сможешь действовать по-другому.
Внезапно я почувствовал, что он говорит правду. Я не подумал, а именно
почувствовал это всем телом. Впервые в жизни я удостоверился в чем-то с
помощью языка тела - единственного языка, который никогда не лжет. Я знал,
что если я скажу "да", то возврата назад не будет. И от понимания этого по
спине у меня поползли мурашки.

Глава 4

Если ты встретишь Учителя, это не значит, что ты узнаешь его. Если ты
узнаешь его, это не значит, что ты готов учиться. Если ты готов учиться, это
не значит, что ты сможешь отдать себя. Если ты в состоянии отдать себя, тебе
не нужен учитель.

Раздался особый звонок в дверь, что-то вроде кода. "Так вот почему он
мне не сразу открыл, у них тут все засекречено", - подумал я. Интересно, кто
бы это мог пожаловать в два часа ночи? Тоша открыл дверь, и в квартиру вошло
странное существо - довольно уродливая женщина лет сорока-сорока пяти с
огромным носом, иссиня-черными волосами, в дорогой шубе и золотых кольцах.
Она напоминала ведьму из страшной детской сказки. В руках у нее была
нагруженная сумка. Звали ее Нана, и она была цыганка. Тоша представил меня
ей как своего приятеля.
В сумке у Наны оказалось что-то вроде продуктового набора из
распределителя. Она начала выкладывать вкусную еду на стол, одновременно
рассказывая Тоше об их общих делах. Нана пригласила меня к трапезе, но я
отказался. Допивая чай, я наблюдал, как они ели, и слушал их разговор, от
которого мне стало не по себе. Нана рассказывала о последних разработках в
парапсхилогических лабораториях КГБ, и из ее рассказа явствовало, что она
прекрасно знает предмет. Она говорила о каком-то Институте Космической
медицины, где у нее были связи и где Тоша мог бы, по ее словам, работать.
Тема КГБ и их секретных лабораторий интересовала меня меньше всего, я
всегда старался подальше держаться от государственных структур и, уж тем
более, от этой организации. Мне навсегда врезались в память металлические
сетки, натянутые между лестничными проемами в Большом Доме, как называли в
народе мрачное здание на Литейном, где находился ленинградский КГБ. Меня
дважды вызывали туда на допросы в качестве свидетеля по делу моих друзей.
Мне было не по себе не только от темы их разговора. Жутковатая ночная
обстановка явно сгущалась. Облик Наны, Тошино бредовое предложение, вся
атмосфера этой квартиры создавали у меня впечатление, что я влипаю в
какую-то дьявольскую историю, от которой лучше было бы держаться подальше. С
другой стороны, меня как будто приклеили к стулу, и я не мог сойти с места.
Что-то меня во всем этом завораживало и притягивало, и отделаться от этого
наваждения было непросто.
Наконец, я встал и прошел из кухни в комнату, где лег на диван, пытаясь
собраться с мыслями. Интуитивно я чувствовал, что Тоша прав. Невозможно
ничего получить, не отдав что-то взамен. Но он требовал меня всего с
потрохами, не предоставляя никакой возможности проверки. Дело было вовсе не
в том, что я так уж дорожил собственной личностью, скорее, она мне надоела.
И все же я должен был каким-то образом Тошу испытать. Проблема заключалась в
том, что я понятия не имел, как это сделать. Я закрыл глаза, и во время
недолгого забытья мне вспомнилась одна старая индийская легенда.

Давным-давно жила в Индии женщина по имени Лакшми. Случилось так, что
она овдовела. В Индии существовал обычай, называемый сати, согласно которому
вдова должна совершить самоубийство, бросившись в погребальный костер мужа.
Если она этого не делала, она становилась изгоем, была всеми презираема и
обычно заканчивала свой век вдали от людей. Именно это и случилось с Лакшми.
Она не исполнила древний обычай не потому, что боялась мучительной смерти,
но потому, что еще в юности дала себе обет, что не умрет, пока не встретит
своего гуру. Огненное желание ее сердца дало ей силы пережить позор и
изгнание. Лакшми отыскала заброшенную хижину на краю большой дороги и
поселилась в ней. По дороге проходило много разного народа, люди всех каст и
сословий, и среди них - бродячие аскеты, называемые садху. Целыми днями
Лакшми просиживала у хижины и, глядя на дорогу, всматривалась в лица
проходящих мимо садху в надежде, что когда-нибудь она увидит и узнает своего
гуру, который утолит ее жажду Божественного. В Индии было принято оставлять
пищу для проходящих садху на специальной полочке снаружи дома. Еду оставляли
с вечера, чтобы странники могли подобрать ее рано утром, подкрепиться и
отправиться дальше в своем странствии к Богу. Из года в год Лакшми делилась
своими скудными припасами с бродячими искателями истины. Она решила, что
когда придет время и появится ее гуру, то она испытает его, предложив ему
отравленную пищу. Однако время шло, а гуру не появлялся. Ни разу сердце
Лакшми не подсказало ей подвергнуть кого-либо испытанию.
Но однажды рано утром она увидела приближающегося садху и
почувствовала, что это тот, кого она ждет, все эти годы. Лакшми проворно
положила немного отравленного риса и фруктов на полку и, спрятавшись в
хижине, выглянула в маленькое окошко. Садху подобрал еду, прочитал мантру,
съел все без остатка и двинулся дальше, целый и невредимый.
Лакшми выскочила из хижины, догнала садху и упала на колени, умоляя его
стать ее учителем. Он взглянул на нее и сказал, что не может этого сделать,
поскольку Лакшми не исполнила обычая сати. В отчаянии Лакшми спросила садху,
может ли она чем-то искупить свою вину. "Разведи костер и исполни свой
долг", - был его ответ. Ей ничего не оставалось, как повиноваться.
Единственным утешением Лакшми было то, что Бог услышал ее молитвы и хотя бы
перед смертью она увидела лицо своего гуру. Она развела огромный костер за
своей хижиной и прыгнула в него. Но огонь не тронул ее; он становился все
меньше и меньше и вскоре угас совсем.
"Теперь можешь идти за мной", - произнес садху и тронулся в путь.
Лакшми последовала за ним, и дорога поглотила их.

Когда я вернулся на кухню, Нана собиралась уходить. Посмотрев на нее, я
почувствовал, что у меня больше нет к ней ни страха, ни неприязни, и она
вовсе не была такой уродливой, как показалась мне сначала.
-- Приятно было познакомиться, - обратился я к ней.
-- Взаимно. Надеюсь, мы скоро еще увидимся, - ответила Нана, подмигнув.
Когда она ушла, я понял, как испытать Тошу.

Глава 5

Ищи страх. Он сторожит границы той крошечной части твоего я, которая
тебе известна. Разбудив страх, помни: здесь начинается новая земля.

Я сел на свое прежнее место на кухне напротив Тоши, и мы продолжили.
-- Я бы хотел, чтобы ты объяснил мне один случай, приключившийся со
мной лет восемь назад. Возможно, ты с ним разберешься. Кого бы я ни
спрашивал, никто ничего не знает.
Тоша кивнул.
-- Мне было тогда восемнадцать лет. Мы сидели с моим товарищем Сергеем
И. у него дома, в небольшой квартирке на первом этаже, стены которой были
завешены коврами. Время было за полночь. Мы оба сидели в креслах рядом с
окном, за которым раскачивался на осеннем ветру уличный фонарь. В то время
мы оба писали стихи и любили поговорить о литературе. Насколько я помню, мы
читали тогда вслух стихи Баратынского. Стихи были настолько хороши, что
говорить было как будто больше не о чем, и мы погрузились в задумчивое
молчание. Не знаю, сколько времени мы пробыли в этом поэтическом оцепенении,
как вдруг я почувствовал, что мы в комнате не одни.
Я поднял глаза, и то, что, я увидел, мне не забыть никогда. В комнате,
рядом с окном, стоял чудовищный пришелец. Это было существо мужского рода,
ростом более двух метров, одетое во что-то длинное и темное, наподобие
мантии, с совершенно лысой головой и непропорционально длинными ушами. Кожа
его была бледно-сероватого цвета, и он молчаливо ухмылялся. Это была ухмылка
абсолютного презрения и превосходства. Существо это явно было не отсюда. То
есть он находился в нашем пространстве и времени, но наш мир не был его
миром. Я видел пришельца абсолютно ясно, но видел его не глазами. Это было
какое-то другое зрение - как если бы мозг мой открылся и воспринимал его
непосредственно.
Позже я назвал такое видение "ментальным зрением". Посредством
ментального зрения можно видеть объекты другого измерения или пространства,
параллельного нашему, или, вернее, пронизывавшего наше. В обычном состоянии
сознания мы не способны воспринимать обитателей этого параллельного
пространства, но, если фокус нашего внимания каким-то образом смещается или
существо из другого мира набирает некую критическую массу и "проваливается"
на наш уровень восприятия, тогда мы неизбежно вступаем с ним в контакт.
Явившийся нам пришелец был ужасен, но гораздо хуже было то, что от него
исходило. От его темной фигуры дул пронизывающий насквозь ледяной ветер. Эта
холодная вибрация парализовала тело, и противостоять ей было невозможно. Все
мое тело, включая голосовые связки, одеревенело, я не мог произнести ни
звука. Нечто подобное я испытал, когда мне удаляли в детстве гланды и
сделали местную анестезию - укол в горло.
Единственное, чем я мог двигать, - это глазами. Ледяной ветер почему-то
не действовал на глазные мышцы. Я посмотрел на своего приятеля и по его
бледному, искаженному страхом лицу понял, что он видит и чувствует то же
самое, что и я...
Я прервал свой рассказ, потому что мне показалось, что Тоша не слушает
меня. Глаза его были полузакрыты, и мне показалось, что он дремлет.
-- Ты вырубаешься, что ли? - спросил я.
-- Нет, продолжай, - внятно ответил он.
Я продолжил свой рассказ, который лился из меня сам собой, - как будто
кто-то говорил через меня - мне не приходилось даже прилагать усилий, чтобы
открывать рот.
-- Не помню, сколько времени продолжался мой ступор. Во всяком случае,
до тех пор, пока пришелец не отошел немного назад и не встал под уличным
фонарем у окна в нескольких метрах от нас. Наш мир плотной материи не был
для него препятствием, и он свободно прошел через окно. Но странно было не
это, а то, что я продолжал отчетливо видеть его сквозь стену!
Ледяное энергетическое поле призрака не оказывало паралитического
воздействия на таком расстоянии, и мы начали понемногу шевелиться, но не
могли еще произнести ни слова. Немного придя в себя, мы начали издавать
какие-то по-прежнему нечленораздельные звуки и бессмысленно жестикулировать.
Пришелец по-прежнему стоял снаружи и продолжал наблюд&heip;