Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

I.
Книга
для трудных
родителей

Предисловие
Как вы помните, «Анна Каренина» начинается с афоризма: «Все счастливые семьи похожи друг на друга; каждая несчастливая семья несчастна по-своему». Так можно сказать и про детей: все хорошие, послушные дети хороши одинаково, но каждый трудный ребенок труден по-своему. И действительно, один упрям, другой ленив, третий груб, четвертый застенчив... Вот только вопрос один и тот же, жалуясь, задают матери: — И почему он такой? Не знаю. Не знает мать трудного ребенка, как правило, и что с ним делать.
Вроде бы очевидно: если ребенок ленивый — надо его сделать трудолюбивым. Если упрямый — сговорчивым. Если жадный — добрым. Одним словом, плохого сделать хорошим. Итак, цель ясна! Правда, непонятно, как ее достичь... Трудно с ними, с этими трудными детьми. Уговариваешь — не слушаются, повышаешь голос — не реагируют, накричишь — расплачутся... ну, а физические наказания — это не приведи Господь, это непедагогично! А тут, как на грех, жизнь пошла такая, что не только шлепнуть, а убить иногда хочется. Тоталитарное прошлое позорно, демократическое настоящее какое-то ненастоящее, светлое будущее… светлое будущее, по уверениям наших экспертов, вообще сплошной мрак: цены будут расти, а жизненный уровень, соответственно, падать, вырастет смертность и упадет (хотя куда уж дальше падать?) рождаемость, рост безработицы последует за спадом производства, а рост преступности приведет к окончательному падению культуры. (Кто ж вечером пойдет в театр? — Страшно...) Короче, всякая пакость будет только расти, а хорошее падать.
Вырисовывается какая-то мистическая картина вселенского зла, прямо как в книге модного в начале века писателя Пшибышевского «Синагога Сатаны». А ты внутри этого «мирового зла» уже не маленькая планетарная система со своим пусть маленьким, но порядком, а хаотическая броуновская частица, которая растерянно тычется куда попало во внезапно рухнувшем, разом атомизировавшемся обществе.
По существу это ситуация хронического стресса. Вся жизнь — сплошное потрясение, сплошная трясучка... А тут еще ребенок... До чего не ко времени, до чего неуместен!
Но ведь он не просил его рожать. Он не виноват, что вы решили произвести его на свет здесь и сейчас. И он не обязан за это отвечать. Невоспитанный, упрямый, ленивый, капризный — трудный... Ну что с ним делать?!
А с вами? С вами что делать — мрачными, раздражительными, усталыми, безразличными, всегда спешащими и всегда занятыми? Что вашему ребенку делать с вами? Чем защититься от вашего хронического недовольства жизнью?
В наших очерках мы, конечно же, будем говорить о детях. Но дети — это, выражаясь языком математики, производная. Производная от вас, потому что на свет их произвели вы.
Но вас мы будем говорить, может быть, даже больше, чем о детях. Ведь что греха таить, тон отношений в семье задают все-таки родители, а не дети. И даже если ребенок — тиран, а его родители — покорные рабы, это они позволили, он и допустили такую расстановку сил!
В общем, мы хотим помочь родителям, которым нелегко дается воспитание детей, которые с трудом выстраивают свои отношения с ними. А трудности отношений чаще всего испытывают трудные люди. Поэтому книгу свою мы так и решили назвать: «Книга для трудных родителей».

Ирина Медведева, Татьяна Шишова, сентябрь 1993 года

Р. S. Прошло больше двух лет. Те тенденции, которые нам тогда казалось важным затронуть в связи с воспитанием детей, увы, не утратили своей актуальности и сейчас. Напротив, что-то получило дальнейшее развитие, оформилось, приобрело более яркие очертания.
Поэтому мы не увидели необходимости в капитальной правке, а предпочли кое-где дать сноски и добавить две главы.

И. М.,Т. Ш., февраль 1996 года
Не проси груш у тополя

Как часто будущие родители не только заранее покупают чепчики и распашонки и придумывают имя своему наследнику, но и творят его образ.
У него будут такие же густые и длинные ресницы, как у тебя, — говорит жена.
Но чтобы синеглазый был, как ты! — продолжает муж. — И вообще, пусть будет девочка, Аленка.
Ты хочешь девочку? — удивляется жена. — Ну, так и быть. Пусть будет девочка. Но чтоб с твоим волевым характером!
И с твоим нежным голосом, — завершает картину муж.
Это в случае семейной идиллии.
А бывает и по-другому. Женщина, оставшись одна и все же решившись иметь ребенка, сквозь злые слезы обращается к своему будущему сыну:
— Ничего, проживем! Он еще пожалеет! Он придет, будет умолять о прощении, а ты закроешь перед ним дверь!.. Или нет, не так... Мы идем по улице, ты держишь меня под руку, а я еле достаю тебе до плеча. А он идет навстречу: старый, никому не нужный, ободранный... Видит меня и спрашивает: «Кто это?» А я говорю: «Сын». — «Наш сын?» — «Нет, мой сын!» И мы проходим, не оглянувшись...
Почему-то в этих мстительных картинах обязательно фигурирует сын. И обязательно, не успев родиться, уже юноша. И обязательно высокий и широкоплечий. Этакий рыцарь Ланцелот или — если быть в духе времени — Арнольд.
Но наступает долгожданный день, и рождается... девочка. Да еще некрасивая, да еще с астматическими приступами. И с очень тяжелым характером.
И воздушный замок с множеством бойниц рушится в одночасье. А неожиданная девочка так никогда и не поймет, почему она вместо любви вызывает у своей матери смесь жалости и раздражения. Ребенок растет, и раздражение растет. Казалось бы, в чем дело? Ведь заботишься о нем — и вроде бы привыкаешь, привязываешься... Это с одной стороны. А с другой, он растет, и картина становится все более отчетливой. Картина рокового несовпадения реальности и той, давней мечты... И начинается работа по переделке. Ну, пол еще ладно, тут ничего не попишешь. Цвет глаз тоже не поменять. Но уж тогда пусть будет балериной! Меня в свое время не приняли, сказали: «Ноги коротковаты!» А она должна!
Интересная подробность: сокрушаясь, что дочь не унаследовала нужного цвета глаз, мать не замечает, что дочь как раз унаследовала малопригодные для балета коротковатые ноги.
Что же касается лепки характера, это и вовсе не принято подвергать сомнению. Ребенок — воск, глина, чистый лист и что там еще полагается говорить в подобных случаях... Однако «воск» и «глина» оказываются вовсе не такими послушными! И упорное «сопротивление материала» окончательно выводит из себя.
Вот тут и произносится сакраментальная фраза:— Он (или она) не оправдал моих надежд!
И это не просто горестное признание. Это приговор, который обжалованию не подлежит. А раз так, раз не оправдал надежд, значит, все дозволено! Можно попрекать ребенка своей загубленной жизнью. Можно все время ставить в пример мальчика из соседней квартиры или более «удавшегося» младшего брата. Можно в присутствии ребенка жаловаться на него подругам или даже таскать его по врачам и экстрасенсам. «Доктор, сделайте что-нибудь! Он какой-то не такой... Слишком тихий (или слишком назойливый), слишком вертлявый (слишком медлительный) и т. д.» А за словами «какой-то не такой» скрывается застарелая претензия: не такой, как я хочу! Я, творец собственного ребенка!..
Но, во-первых, стоит ли отнимать роль творца у Творца? А во-вторых, даже если вы, будучи атеистом, считаете творцом себя и только себя, то почему вы предъявляете претензии к своему творению? Разве оно виновато в промахах творца?
Конечно, бывает, что художник в ярости уродует неудавшуюся картину, но он просто вымещает на ней зло за свою неудачу.
Если же вернуться к Творцу, то он, создав зайца, не заставил его охотиться на волка. Да и мы, кстати, не ждем этого от длинноухого трусишки.
Прежде чем перекраивать детский характер, давайте посмотрим на исходный материал. Ведь если мы возьмемся, например, перешивать брюки, то нам из узких уже никак не выкроить брюки клеш.
У каждого человека есть свои ресурсы, возможности, и они не безграничны. Их сочетание, их соотношение во многом уже определено с самого начала, с первых месяцев жизни ребенка. И задача родителей как можно скорее определить главные, доминантные черты характера своих детей.
Это, конечно, не значит, что воспитание не имеет смысла. Безусловно, в ребенке можно что-то развить, а что-то сгладить, облагородить, сделать менее заметным. Только — «не проси груш у тополя», как гласит испанская пословица. Ведь проси не проси — груш все равно не дождешься, а силы, потраченные на бессмысленные притязания, лучше бы употребить на другое. Тополь может вырасти чахлым и кривым, а позаботишься о нем умело— станет стройным красивым деревом. Так и человек. Озорник, сколько его ни ругай и ни наказывай, все равно не превратится в паиньку. Но от вас зависит, вырастет ли он хулиганом, а то и уголовником, или станет предприимчивым организатором нового дела, а на досуге — душой компании. Застенчивый же человек душой компании, как ни старайся, все равно не будет, но опять же от вас зависит, вырастет он букой и мизантропом или все-таки научится общаться с людьми и никто про него не скажет: «Пыльным мешком стукнутый». Застенчивость (недостаток) уже будет восприниматься как скромность (достоинство).
Между прочим, даже столь популярные сейчас астрологи различают три типа людей, родившихся под одним и тем же знаком зодиака: низший, средний и высший. В низшем недостатки выпирают настолько, что превращаются в пороки.
Можно сказать, что правильное воспитание — это повышение уровня данной личности. Мы называем это психоэлевацией, возвышением души («ееvаrе» — по-латыни «подниматься», «восходить»). Работая с детьми, помогая им справляться с разными психологическими трудностями, мы никогда не стремимся искоренить недостаток. И даже считаем это опасным!
Сколько уже понаписано о природных катастрофах, к которым приводит самое, на первый взгляд, незначительное нарушение экологии! Малую букашку извели — целый лес погубили. Что же тогда говорить о человеке, самом сложном, самом утонченном творении Бога или Природы?! Не искоренять нужно, а корректировать, преображать и, в конечном итоге, обращать недостаток в достоинство! И тогда упрямец станет упорным, выскочка — лидером, а жадный — бережливым.
— Вашими бы устами да мед пить, — скажут родители. — Все это замечательно. Но как?
Мы постараемся постепенно ответить на этот вопрос. Естественно, это будет наш личный взгляд на проблемы воспитания. Правда, опыт общения с родителями трудных детей (от 4 до 15 лет) дает нам основание думать, что наш взгляд не безоснователен.
Беседы с родителями мы, как правило, начинаем с разговора о природной конституции ребенка. Еще раз повторяем, что ее надо постараться осознать, даже если такое осознание не принесет вам особой радости. И очень может быть, что уже одно это снимет основные трудности, возникающие у вас при общении с ребенком.
Однажды к нам пришел хрупкий, большеглазый мальчик, похожий на короля Матиуша, героя сказки Корчака, или на юного аристократа с полотен английских художников XIX века. Он был не уверен в себе, многого боялся и даже в свои 12 лет ни на минуту не оставался дома один. Мама, обратившаяся к нам с жалобами на его странности, уже одним своим видом резко с ним контрастировала. Большая, шумная, бойкая, она неустанно твердила, что не понимает, откуда у нее такой ребенок, ведь его погибший в авиакатастрофе отец был смельчак, герой, летчик-испытатель. Рано овдовев, эта женщина только и утешала себя тем, что мальчик повторит своего отца. А он не повторил — ни внешне, ни внутренне, так что любовь к сыну боролась в ее душе с возмущением и даже легким презрением к этому немужественному характеру. Долго и разными способами мы старались дать ей понять, что Толя — такой, какой он есть — тоже достоин уважения и даже гордости. К счастью, в конце концов нам это удалось. А мальчик именно тогда, когда от него перестали ждать непосильного для него суперменства, преодолел свои страхи. И теперь не только остается дома один, но и ходит с ребятами в сложные походы с ночевками, о чем мама, конечно, даже мечтать не могла*.
Но бывают случаи, когда чуждость ребенка вызывает такую неприязнь, что в эту чуждость и не хочется вникать. У нас принято много говорить о слепой материнской любви и совсем не принято — о неприязни. Вернее, принято, но, скорее, в криминальном, а не в психологическом аспекте. Перед мысленным взором сразу предстает злодейка, которую с позором лишают родительских прав. Однако в жизни это встречается гораздо чаще и далеко не всегда сопряжено со злодейством. Бывают случаи психологической несовместимости. Бывает, что ребенок — «копия отца», а отец бросил. А бывает, ребенок помешал личному счастью. Да мало ли что в жизни бывает?!
И, как правило, родители (особенно мать) стесняются даже себе сказать правду. Или говорят, но с каким-то истерическим отчаянием: «Да, не люблю, но ничего не могу с собой поделать!» И в доказательство приводят поговорку: «Насильно мил не будешь».
Не любить своего ребенка — большая беда. Не побороться со своей нелюбовью — огромная, страшная вина. Встает все тот же вопрос: что делать? Не зная людей, не зная обстоятельств, заочно советовать что-то конкретное довольно трудно. И все-таки...

* Возмужавший, переросший свою рослую маму, Толя пришел недавно к нам рассказать о своих успехах (он теперь на главных ролях в школьном театре). Когда мальчик вышел за дверь, мать сказала: «Представьте себе — он теперь вылитый отец!»
Мы в своей работе постоянно используем разнообразные драматические приемы, в том числе театральные этюды. Родителям, которые никак не могут полюбить своих детей, можно посоветовать мысленно проиграть такой этюд. Нет-нет, не бойтесь, это не требует выдающихся актерских способностей! Представьте себе, что вы — ребенок. И не абстрактный, а вполне конкретный. Ваш собственный. И вас не любит мама (или папа, или оба). А родители для вас — это весь мир, ибо весь мир маленького ребенка замыкается на родителях. И этот мир оказался перевернут. Все в нем не так! Ударившись, вы вместо утешения слышите насмешку. Вам страшно, вы плачете, а вас обзывают трусом. Вы вбегаете в комнату, чтобы поделиться радостью — и наталкиваетесь на раздраженное: «Отстань, уйди! Ты что, не видишь? Я с тетей Леной разговариваю!»
И в этом перевернутом мире вы, в конце концов, тоже становитесь «мальчиком наоборот»: не вовремя смеетесь, не к месту кривляетесь, пристаете ко взрослым именно тогда, когда их надо оставить в покое... Хорошо еще, если у вас от природы веселый характер. Тогда вы думаете: «Надо же, все меня любят, только мама не любит!» А если характер меланхоличный? В таком случае вас буквально изводит, ржавчиной разъедает мысль: «Никто меня не любит, даже мама!» И вы себя такого тоже не любите! И изводите этой нелюбовью.
Проиграйте, хотя бы мысленно, несколько таких конкретных ситуаций. Только не забудьте, что вы в роли ребенка. А ложась спать, Повторяйте: «Я —Миша (Коля, Света). Я совсем один. Все меня обижают. Я никому не нужен, со мной можно сделать все, что угодно, потому что меня никто не любит».
И вообще, почаще думайте о том, что детей — всех, даже самых благополучных и самых любимых! — очень жалко. Жалко потому, что неизвестно, какая им уготована судьба. И потому, что они когда-нибудь умрут. И потому, что им, скорее всего, долго-долго придется жить без вас.
Лавры в кредит

Перед началом занятий с детьми мы всегда просим родителей заполнить специальные анкеты. В этих анкетах, в частности, есть вопрос: «Часто ли вы говорите ребенку, что он красавец, богатырь, талант и т. п.?» Вначале мы удивлялись, а теперь уже привыкли, что на этот вопрос отвечают, как правило, отрицательно или полуотрицательно, например: «Нет, не часто. Хвалим, но в меру. Хвалим только за дело». Интересно, что на следующий наш вопрос: «Как ребенок на это реагирует?» — почти неизменно следует ответ: «Очень любит. Радуется. Счастлив, когда его хвалят».
То есть, получается, что родители знают, видят, как ребенок жаждет похвалы, но удовлетворить эту жажду не торопятся. Почему?
— Ну как же?! — отвечают родители. — Захвалишь — он нос задерет.
Или:
— Чего хвалить, когда хвалить не за что!
Или:
— Он же прекрасно знает, что это неправда. Ребенок очень даже чувствует ложь!
И мы уже привыкли к недоумению мам и пап, когда они слышат от нас, что детей надо не просто хвалить, а хвалить часто, преувеличенно и далеко не всегда за дело.
— Но мы читали и слышали совсем другое! — возражают они.
— А вы попробуйте, — говорим мы. — Попробуйте — и увидите сами.
Действительно, в наших словах много, на первый взгляд, спорного и непривычного. Общепринятая точка зрения сводится к тому, что часто хвалить не следует, преувеличенно — тем более, а уж на пустом месте — это и вовсе нонсенс. Даже если девочка на самом деле красивая и вежливые гости восклицают: «Ой, какая красавица!», польщенная мать, тем не менее, обрывает восторги словами: «Не надо при ребенке, это непедагогично». Зато считается вполне педагогичным как можно чаще и как можно подробней указывать ребенку на его недостатки, дурные привычки, неудачи. Конечно, с благой целью (кто спорит?): чтобы он исправил недостатки, избавился от дурных привычек.
А теперь постарайтесь вспомнить: вам, взрослым людям, хочется исправиться, когда вам, пусть даже справедливо, указывают на ваши дурные свойства? Или, может, вам скорее хочется соответствовать не очень справедливой, но похвале?
При этом никому не придет в голову отрицать, что женщина чахнет, меркнет, увядает без комплиментов. А умная жена никогда не забудет и наедине, и на людях лишний раз похвалить своего далеко не идеального мужа за его золотые руки, светлую голову или невиданную храбрость. Глупая же будет, как попугай, твердить с утра до ночи о его бездарности и лени, а потом удивляться, что он запил, ходит на сторону или вообще ушел из дому.
И это взрослые люди, у которых уже сформировалась самооценка! Что же говорить о ребенке?! Ведь у него еще нет или почти нет опыта самоутверждения: он не держал экзамены, не получал прибавку к зарплате за хорошую работу, к нему не обращались за советом как к прекрасному специалисту. И, наконец, ему еще никто никогда не объяснялся в любви!
Ребенок, не знающий пока себя и своих возможностей, в гораздо большей степени, чем взрослый, зависит от оценки окружающих. Может, поэтому дети так любят почетные грамоты, вымпелы, значки и премии? Такие знаки отличия дают им осязаемое, реальное подтверждение их состоятельности, стимулируют к новым достижениям. (И не надо думать, что это свойство только наших детей. Ничего подобного! В популярном американском мультсериале «Утиные истории» маленькая утка Поночка очень переживает, что у племянников дяди Скруджа много почетных значков, а у нее только один, да и тот за плаванье.)
Что же касается уличений и обличений, их лучше свести к минимуму. Ребенку, безусловно, труднее будет справиться со своей ленью, если он каждый день слышит, что он ленивый. Каждый день, да еще сто раз на дню! Получается, что лень — это его хроническое состояние, дефект. И призывать его трудиться так же бесперспективно и в каком-то смысле бестактно, как, например, призывать одноглазого смотреть в оба.
Более того, не забывайте, что «называть» и «обзывать» — однокоренные слова. Вы думаете, что называете недостаток, говоря «лентяй», а ребенок слышит в этом оскорбление! Один трехлетний мальчик на упрек своей мамы: «Ай-ай-ай, все игрушки на полу! Разве можно быть таким неряхой?»— обиженно воскликнул: «Зачем ты меня дразнишь?»
Срывание всех и всяческих масок — вообще занятие далеко не всегда благородное и всегда неблагодарное. Мы, работая с детьми, разрешаем им даже буквально закрыть лица картонными масками или спрятаться за театральную ширму.
Если вы желаете добра своему ребенку, помогите ему построить защитную маску. Пусть она будет из добротных материалов — из его достоинств. Иначе он эту маску слепит сам, и уж тогда не взыщите, если она будет из чего попало. Например, природную застенчивость он замаскирует грубостью, а не умением обаятельно улыбаться (чему вы его можете научить, говоря, что у него красивые зубы, очаровательные ямочки на щеках и т. п.).
Защитную маску ни в коем случае не надо путать с маской лицемерия. В конце концов, все люди носят те или иные маски. Начиная с косметики, которая призвана подчеркивать природные достоинства лица и скрывать природные недостатки. И кончая социальными ролями и играми, в которые вовлечено все человечество (см. книги Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» и «Люди, которые играют в игры»).
В своей работе мы уже не раз сталкивались с тем, что самые сложные дети внешне кажутся наиболее благополучными, и нам приходится долго гадать, где же собака зарыта. Такие дети, как правило, вырабатывают, не дождавшись умной помощи от родителей, свою, патологическую форму защиты, и уже приросшую к их коже маску гораздо труднее заменить на другую — украшающую, а не деформирующую личность.
Это тесно связано с темой предыдущего очерка «Не проси груш у тополя». Поняв особенности психофизической конституции ребенка, подчеркивайте в нем его реальные достоинства! А то иногда дело доходит до абсурда. Мама Володи Т., мальчика, который все свободное время тратил на чтение (мечта стольких родителей!), интересовался историей, философией и даже богословием, говорила о его увлечениях с презрительной усмешкой, считая их чепухой и дурью. И, напротив, требовала, чтобы мальчик все свободное время посвящал алгебре, которую он ненавидел. Мама была программистом, и у нее не укладывалось в голове, как это ее сын не в состоянии решить несложную алгебраическую задачу. В результате у мальчика развился целый комплекс невротических реакций. Он, от природы добродушный и кроткий, страдал вспышками агрессии, грубил, ломал предметы, ненавидел окружающих, скандалил с домашними и даже поговаривал о самоубийстве. Алгебры он, естественно, так и неосилил.
На занятиях мы, конечно же, в первую очередь обратили внимание детей и родителей (и прежде всего Володиной мамы!) на его филологические способности. Мы восхищались его не по годам обширными философскими знаниями. Часто при всех спрашивали его мнение по тому или иному гуманитарному вопросу. И даже просили принести почитать книги, которые мы, якобы, без его помощи никогда бы не достали. Сначала он, привыкший, что его именно за это презирают, реагировал на наши похвалы подозрительно, настороженно, почти враждебно. Постепенно нам удалось завоевать его доверие, и мальчик на глазах стал преображаться. А уж когда Володина мама, вняв нашим уговорам, заявила ему, что без алгебры вполне можно прожить и не стоит так напрягаться, реакция мальчика была на первый взгляд парадоксальной: он сел и самостоятельно решил задачу, над которой они с мамой бились, два дня! Снялось напряжение, исчез невротический страх неудачи, и выяснилось, что Володя хоть и не Лобачевский, но школьная алгебра ему вполне доступна.
И тут мы подходим к самому, пожалуй, сложному аспекту этого очерка. Дело в том, что Карамзиным и Кантом Володя тоже не был. Его безусловные гуманитарные интересы не носили яркого творческого характера. И наши похвалы были не просто преувеличенными, а крайне преувеличенными. Мы совсем не уверены, что в будущем он станет филологом или историком. Но мы убеждены, что человеку очень полезно «выдавать лавры в кредит». Это все равно как машину сначала надо хорошенько заправить бензином, а потом пускаться в путь. Так не жалейте «бензина», расточая ребенку похвалы! Без этого горючего он далеко не уедет.
Ну, хорошо, в случае с Володей еще было за что уцепиться. Но хвалить на пустом месте?! Это, казалось бы, сущий вздор! Да, иногда вздор, а иногда остроумный педагогический прием. Вот, например, ваш сын — трус. Больше всего он боится ходить по темным улицам. Сказать ему, что он — храбрец? Уж больно неправдоподобно, не поверит. Но если мама идет со своим сыном по темной улице, крепко держа его за руку, и при этом говорит: «Ты знаешь, когда я с тобой, я ничего не боюсь», — есть надежда на благие перемены. Конечно, это не единственное, что надо делать в таких случаях, но в том числе и это очень полезно!
Пожалуй, тут мы решимся напомнить не совсем приличный анекдот. Рассеянный космонавт забыл свои позывные и сигнализирует об этом в центр управления полетами.
Земля! Земля! Кто я? Земля? Земля? Кто я?
А ему отвечают:
...а! Ты — «Сокол»!
Наверное, лучше не сформулируешь наш воспитательный принцип.
Это не значит, что ребенка нужно только хвалить и ни в коем случае не нужно делать замечаний. Обязательно нужно, без этого тоже нет воспитания. Но важны дозировка и форма. Можно сказать:
— Ай-ай-ай, какой ты неряха! Опять разбросал игрушки.
А можно и по-другому:
— Какой же ты прекрасный дворец построил! Как настоящий архитектор! Вот если ты еще конструктор соберешь в коробку — я буду счастлива.
Помните: в слове заключается не только информативный и не только эмоциональный смысл. Слово обладает магической силой. Оно творит ту или иную реальность. Общеизвестен пример: загипнотизированному говорят, что дотронутся, сейчас до его спины раскаленным железом, а дотрагиваются пальцем. Но на его коже выскакивает волдырь, как от сильного ожога. Влияние родителей на ребенка вполне сопоставимо с властью гипнотизера. Ребенка же, в свою очередь, можно сравнить с домом, в котором много-много окон. Какое свойство будешь выкликать — такое, и выглянет. Старайтесь почаще выкликать доброе и не будите лишними криками дурное! «Не буди лиха, пока лихо спит».
Одна рука карает, другая милует

Не сложилось ли у вас впечатление: как бы дети ни стояли на голове, их все равно нужно превозносить до небес?
Нет, конечно же, невозможно вырастить ребенка без замечаний, запретов и наказаний. И родительская любовь меньше всего похожа на рассеянное умиление старичка-добрячка, которого умиляет буквально все, лишь бы перед глазами мелькала и согревала старческую кровь чья-то юная жизнь, чье-то существование.
Сколько таких картин сразу всплывает перед глазами! Девочка пришла в гости к людям, которые специально для нее купили на рынке дорогой виноград. Она разбрасывает виноградины по полу, а родители, будто не замечая ужаса на лицах хозяев, растроганно смеются...
Или, наоборот, хозяйский сын влетает в комнату, где полным-полно взрослых и даже пожилых людей, и бесцеремонно заявляет:
— Ребята! Хватит болтать глупости! Пошли ко мне в комнату, я покажу вам мою новую машину!
А мать, вместо того чтобы сделать ему хотя бы замечание, еще и рассказывает потом знакомым, какой у нее бойкий и не по годам развитый мальчик: вот так, запросто, общается со взрослыми!
— Он у меня без комплексов, — добавляет она. — А это главное. Счастливее будет.
То есть, иными словами: пусть вырастет эгоистом, хамом, зверем, лишь бы был счастлив.
Родители, которые рассуждают подобным образом, заблуждаются как минимум трижды. Во-первых, их беззаветная родительская любовь вряд ли выдержит проверку временем: им очень трудно будет любить подросшего зверя. Во-вторых, из уютного семейного круга ребенок очень быстро попадает в тот мир, где нет всепрощающих родителей: в сад, школу, а потом дальше... И везде его будут ненавидеть. А может ли быть счастлив человек, окруженный ненавистью?.. И, наконец, самое главное и самое, на первый взгляд, удивительное. Ребенок, которому все позволяется, несчастлив даже в детстве! Вроде бы парадокс, но это так. Понаблюдайте за избалованным ребенком. Он то и дело капризничает, то и дело меняет и наращивает требования. Будто бы нарочно нарывается на отказ. У нас такое впечатление, что он подсознательно ищет границу дозволенного, на которую ему не указывают родители. А в безграничном пространстве вседозволенности, где нет никаких ориентиров и поэтому не за что зацепиться, ему страшно неуютно. Вы скажете: совсем заморочили голову! То ребенка надо с утра до ночи хвалить, то необходимо наказывать...Чему же верить?
Постараемся объяснить. Вы хвалите ребенка, давая ему понять, что он все ближе и ближе к желаемому совершенству. Вы делаете ему замечание, ругаете или наказываете, как бы демонстрируя, что вы потрясены его внезапным отходом от совершенства. Ребенок должен чувствовать: вы сердитесь не потому, что он плохой, как всегда, а потому, что он — такой чудесный, умный, смелый и т. п. — вдруг потряс вас несоответствием своему всегдашнему облику.
Если ваш ребенок не терпит критики, болезненно реагирует на замечания, очень советуем задуматься: а достаточно ли часто вы его хвалите, возвышаете в его собственных глазах? Обычно на это возражают:
— Что вы! Он у нас захвален, заласкан.
А мы отвечаем, что у каждого человека не только своя норма потребления сахара или степень утомляемости, но и своя, индивидуальная потребность в поощрении. В данном случае не сравнивайте с собой. Возраст человека часто обратно пропорционален потребности в ласке.
Но вернемся к наказаниям. Беседуя с родителями, мы многократно убеждались в том, что по части наказаний существует опасная путаница, а связана она с грубым нарушением иерархии наказаний. Практически никто не сомневается в том, что нет ничего страшнее телесных наказаний. Дескать, до ребенка нельзя и пальцем дотронуться. Зато с ним можно целый день не разговаривать. И хотя наше мнение по этому вопросу идет вразрез с общепринятым, осмелимся все же утверждать: нет безобиднее наказания, чем искренний шлепок, и нет кары страшнее, чем обдуманный, методичный бойкот. Естественно, мы не призываем хлестать ребенка розгами или «оттягивать» ременной пряжкой. И пощечина очень оскорбительное, а потому неприемлемое наказание. Но шлепнуть ребенка по попке или легонько (!) по губам, если он грубит и сквернословит, — это, как принято говорить, святое дело.
Разумеется, пользоваться этим лучше всего в раннем детстве, когда ребенок еще мало понимает слова. Тогда годам к 4—5 в большинстве случаев достаточно лишь сказать строгим голосом:
— Ну что, тебя шлепнуть?
И инцидент исчерпан.
В старых романах часто можно было встретить восклицание:
— Я самый несчастный человек! Весь мир от меня отвернулся!
Мир ребенка — это вы, его родители, его семья. Поэтому, когда вы перестаете с ним разговаривать, он, конечно, так красиво и патетично не воскликнет, но ощущение у него будет именно это: весь мир от него отвернулся. Это тяжёлая артиллериями пользоваться ею нужно, по нашему мнению, в самых крайних случаях, когда весь остальной арсенал наказаний испробован безрезультатно.
Очень полезно, конечно, наказывать и лишением чего-то, каких-то любимых кушаний, предметов и развлечений. Однако тут важно не впасть в другую ошибку. Часто родители боятся лишить ребенка самого дорогого для него, считая, что это чересчур жестоко, А потом удивляются, что наказание не действует. Но ведь они лишили его только того, без чего он вполне может обойтись! Какое же это наказание?
Хочется поговорить и еще об одном популярном заблуждении. Принято утверждать, что родители в вопросах воспитания детей должны выступать «единым фронтом». Отсутствие же этого единства рассматривается как порок. А-а, ты у нас добренький, ты его всегда прощаешь, никакой требовательности... Я одно говорю, а ты другое?! Если я наказываю, ты должен меня поддерживать!
Конечно, родители должны быть едины в главном: в представлениях о добре и зле, о том, что черное, а что белое. К примеру, если мать говорит, что воровать дурно, отцу негоже утверждать, что воровство — добродетель. Но если мать поставила ребенка в угол, он уже какое-то время там постоял, и, судя по всему, его это сильно опечалило, прав будет отец, который пожалеет наказанного ребенка. Нет, он, конечно, не подвергнет сомнению авторитет матери, не скажет, что она плохая, злая, жестокая! Не скажет и что провинность ничтожна, а потому недостойна наказания. Соглашаясь со справедливостью кары, он все равно пожалеет.
Что делаем мы, поссорившись с мужем (женой)? Звоним подруге, идем «посидеть с ребятами», просто уходим на работу! Короче говоря, у взрослых есть та или иная отдушина. А куда деваться ребенку? Кому он пожалуется на свое страдание? Ведь он страдает, даже если знает, что наказан за дело. Несокрушимый комплот родителей невыносим. Да и наша цель вовсе не в том, чтобы помучить ребенка!
Важно лишь следить за тем, чтобы роли карающего и милующего не закреплялись. Сегодня накажет мама, а пожалеет папа. А завтра наоборот. Очень естественно, когда жалеет бабушка. И не надо ее за это упрекать. Так было во все времена. А закрепление ролей карающего и милующего опасно не только тем, что ребенок будет бояться или даже ненавидеть сурового родителя. Опасность таится и в том, что сердобольный отец (или мать) начинает самоутверждаться за счет злой, плохой мамы (или папы). И в один прекрасный день ребенок попытается тоже образовать комплот — с добрым родителем против злого. И постепенно разгорится война, а семья сейчас едва ли не единственный оплот мира...
О пользе беспринципности

Раз уж мы в предыдущей главе упомянули о «войне и мире», как-то само собой выскакивает слово из современного политического лексикона — «компромисс». И, может быть, потому сегодняшняя политика так ужасает нас войнами и так мало радует миротворческими успехами, что наши государственные деятели слово «компромисс» выучили, а вот что за ним стоит — не чувствуют. Не то чтобы не понимают, а именно не чувствуют. У них не сформировано побуждение к взаимным уступкам. И это вполне понятно: общество, в котором главенствовала система «приказ—подчинение», не располагало к компромиссам.
Казалось бы, настали другие времена, и люди уже понимают, что «соглашение» и «соглашательство» не совсем одно и то же. Однако, когда речь заходит о воспитании, на первый план выступают слова «принципы», «принципиальность». Я своему сыну принципиально не разрешаю после девяти вечера смотреть телевизор... А я своей принципиально не покупаю хорошие вещи: она неряха.
Справедливости ради отметим, что особенно не любят «поступаться принципами» мужчины. На уступчивость своих жен в отношениях с детьми они жалуются как на порок. Это она ему потакает, я-то никогда!
Вот очень распространенный диалог:
Отец: Петя, иди домой!
Петя: Пап, я еще немного поиграю...
Отец: Иди домой, тебе говорят!
Петя: Пап, ну, пожалуйста!.. Еще пять минуточек...
Отец: Нет.
Петя: Ну, хоть минуточку!
Отец (с гордым пафосом): Я сказал «нет» — значит, нет!
Интересно, что ребенок в этом диалоге дает отцу образец правильных человеческих отношений. Но отец, увы, этот урок не воспринимает. Смотрите: Петя просит сначала дать ему пять минут. Получив отказ, соглашается на одну минуту. Но отец гордится своей принципиальностью. Хотя чем, собственно, гордиться? Проявлением бессмысленной, абсурдной власти над ребенком, который и так, по понятным причинам, находится во власти родителей? Что изменится, если Петя еще пять минут побудет на улице? Раз он просит продлить время прогулки, значит, ему на улице хорошо, весело. А так он идет домой с ревом, с опущенной головой, и заряд отрицательных эмоций полностью «съедает» все положительные. Если это случается регулярно (а в семьях, где даже чихают «принципиально», так и бывает), то грошовое самоутверждение родителей происходит за счет подавления воли ребенка, а значит — за счет его психического здоровья.
Кстати, любопытная особенность: почему-то очень часто родители проявляют бескомпромиссность в мелочах, но бывают весьма лояльны к нарушению основных принципов. А такие принципы, конечно же, есть. Не убивать, не красть, почитать родителей, не поклоняться кумирам... Эти принципы называются заповедями, и их вообще-то не очень много: десять. Заповедь есть жесткий запрет, табу, и она не требует разъяснений. Например, очень трудно объяснить ребенку, почему нехорошо воровать (тем более когда воровство теперь могут называть бизнесом, свободным предпринимательством, менеджментом и т.п.). У ребенка нет денег, а у взрослых — целая куча! Что плохого, если он возьмет совсем чуть-чуть, на мороженое (на жвачку, на шоколадку)? Попробуйте объяснить - и вы рано или поздно придете к раздраженному ответу: Нельзя, потому что нельзя! Или: Так принято!
И — удивительное дело: дети это прекрасно понимают!
Во всем же остальном, как нам кажется, чем меньше принципиальности, тем лучше. Сегодня ребенок лег спать вовремя, а завтра, если ему очень хочется досмотреть интересный фильм, пускай ляжет немного попозже. Он попросил купить жвачку, а вы сказали «нет», хотя у вас на самом деле были на нее деньги. Не стесняйтесь, пройдя десять шагов, вернуться назад и купить ее, эту несчастную жвачку. Ничего, ваш авторитет от этого не упадет!
Ведь в жизни так много случаев, когда нам приходится говорить ребенку «нет» не из воспитательных соображений, а потому, что мы на самом деле не можем выполнить его просьбу! Кроме того, мелочные запреты девальвируют основные, о которых мы только что говорили.
И еще. Мелкими запретами вы невольно провоцируете ребенка на дурные поступки. Соблазн жвачки, которую вы не купили, столь велик для него, что он может не удержаться и стащить у вас деньги. Ему так хочется иногда отдохнуть от школы, что если вы не позволите ему остаться дома, он попытается симулировать болезнь. А если попытка удастся, будет пользоваться этим постоянно. И таких примеров можно привести очень много.
— Но как же дисциплина, режим?! — возмутитесь вы.
А много ли взрослых любят строгую дисциплину? Вы всегда питаетесь точно по часам или все-таки предпочитаете есть, когда проголодались? И спать вы, наверное, ложитесь не по бою курантов, а по мере усталости.
Строгий режим вообще-то уместен в казарме, где подчиненных гораздо больше, чем начальства, и вторым надо как-то управляться с первыми.
А вот что действительно важно, так это чтобы компромисс был обоюдным. Важно прежде всего потому, что вы таким образом даете ребенку стереотипы правильных человеческих отношений. Он привыкает не покоряться или, наоборот, помыкать, а идти на уступки, причем на уступки взаимные. Главное — сделать это привычным стилем отношений, а не дожидаться экстраординарного случая. Если разобраться, вся наша жизнь состоит из компромиссов.
Мы очень часто слышим жалобы родителей на то, что ребенок-дошкольник требует к себе постоянного внимания, и они ничего не успевают сделать дома. Эта тема нам особенно близка, потому что мы сами, в основном, работаем дома. Сидишь за письменным столом, пытаешься сосредоточиться, а ребенок, как на грех, хочет поиграть. И не один, а с мамой. Можно его, конечно, прогнать в другую комнату, но работать уже все равно будет невозможно из-за его обиженного, громкого плача. Можно отложить свои дела, но тогда и назавтра повторится та же история. Как же сделать, чтобы и волки были сыты и овцы целы?
Попробуйте дать ребенку лист бумаги и карандаш и разрешите ему сидеть рядом с вами, но с условием не отвлекать вас болтовней. Конечно, вам все равно придется отвлекаться: то он покажет вам рисунок, то попросит нарисовать собачку... Безусловно, вы чем-то тоже пожертвуете, но ведь и он пошел на жертву, согласившись играть тихо и в одиночку!
Наверное, не стоит подробно останавливаться на том, что инициатива компромисса и его содержание должны исходить от вас.
Очень полезно не бросаться со всех ног выполнять просьбу ребенка, а просить его немного подождать, обозначив границы этого ожидания: сейчас, вот только посуду домою... подожди минуту, я еще не допила чай и т. п. Это тоже приучает детей к компромиссу, потому что от природы они нетерпеливы.
Чрезвычайно важно пользоваться системой взаимных уступок, когда вы ребенка наказываете. Вот уж где принципиальность менее всего уместна!
Давайте рассмотрим какой-нибудь конкретный случай. Четырехлетний мальчик не хочет делиться шоколадкой с сестрой, а требует, чтобы все досталось только ему. Плачет, кричит, топает ногами. Кто-то в подобном случае убедит старшую сестру уступить орущему малышу. Кто-то, напротив, возмутится:
— Ах, так? На, Машенька, ешь все сама, раз он такой жадина!
Нам оба эти варианта представляются непедагогичными. В первом случае вы поощряете жадность и своенравие, во втором — наносите мальчику жестокую травму. Мы поступили бы так. Придав лицу суровое выражение, сказали бы:
— Не хочешь делиться — вообще ничего не получишь. Уходи отсюда!
И выставили бы ребенка за дверь. Скорее всего, он бы расплакался и скоро, хлюпая носом, вошел бы в комнату.
— Ну что, маленький, ты раздумал жадничать?.. Конечно! Я же знаю: ты хороший. Это на тебя что-то нашло.
В знак согласия он сопит.
— Тогда, — продолжаете вы, — иди и попроси у Маши прощенья.
Но к этому он не готов. Многим детям вообще очень трудно просить прощения в словесной форме. И не следует на этом настаивать!
— Ладно, — делаете вы очередную уступку, — мы сейчас вместе попросим. Машенька, подойди к нам! Пете очень стыдно, он просит у тебя прощенья и отдает тебе твою долю.
С этими словами вы протягиваете Маше ее половинку, а Пете — его.
Если Петя теперь уже без шума довольствуется своей половинкой, вы подключаете к «воспитательному процессу» Машу.
— Машенька, раз у нас Петя такой герой, дай ему, пожалуйста, еще маленький кусочек.
А когда приходит папа, вы громко, чтобы Петя слышал, рассказываете о Петиной неслыханной щедрости, о том, какой подвиг он сегодня совершил, поделившись с Машей шоколадкой.
Кстати, о сердитом лице. Это еще один пример маски. Маски, подчеркивающей и утрирующей эмоцию. Мы считаем, что это полезно по многим причинам и, в частности, потому, что дети, особенно маленькие, сильнее реагируют на зрительный ряд, чем на звуковой.
Однако, показывая рассерженность или обиду, не стоит всерьез сердиться или обижаться на ребенка. Ведь он вам не ровня и никогда, даже в шестьдесят лет, ровней не станет, потому что вы кормили его с ложки и вытирали ему попку. Родители (особенно молодые) нередко впадают в эту ошибку: обижаются на пятилетних детей как на взрослых, копят свои обиды. Матери плачут, отцы негодуют. За 10 — 15 лет у них накапливается такой пухлый счет обид и претензий, что сын или дочь превращаются в вечных должников своих родителей.
Как будто вы не подарили ребенку жизнь, а выдали ему непрошенный кредит, да еще под большие проценты, да еще с угрозой долговой тюрьмы за непогашение!

Лилипут в строне Гулливеров

Мишу К. мы не забудем никогда. Этого пятилетнего мальчика, будто наследного принца, окружала толпа придворных: бабушка, дедушка и двоюродная бабушка (сестра дедушки). Они предупреждали каждое его движение, каждый шаг, каждый помысел. Как и положено верным царедворцам, они его обожали. Могли без умолку, перебивая друг друга, говорить о Мишиной уникальности, цитировать его высказывания, вспоминать самые незначительные эпизоды, которые в их устах приобретали звучание былинных подвигов. В общем, они наслаждались этим ребенком, вдыхали его как аромат розы. Далее читатель почти механически дорисовывает банальную картину. Все понятно, обычная история, избаловали мальчишку, и теперь маленький тиран ими помыкает.
Но в том-то и дело, что Миша не был тираном! Ни тираном, ни рабом, потому что у раба есть стремление к свободе. Он вообще никем не был. Первое время мы ломали голову: какой все-таки характер у этого мальчика? Что он любит? Что его раздражает? Что вызывает интерес, а что — жалость? Кто он? Мы терялись в догадках, пока не поняли одну печальную (чтобы не сказать страшную) вещь: перед нами был не раб, а кукла. Поэтому мы и не могли ответить на вопрос: «кто он?» Ведь кукла — это не «кто», а «что». Нам так хотелось, чтобы он хоть разок покапризничал, похулиганил — короче, пусть негативно, но проявил свою волю. Увы, Миша был идеально послушен. Скажешь «иди» — идет. Скажешь «садись» — садится. А не скажешь — так и будет стоять столбом.
Самое ужасное, что его бабушек и дедушек его механическое послушание нисколько не настораживало. Наоборот, именно от этого они и были в полном восторге. Их беспокоило только одно (с этим-то они к нам и обратились): Миша заикался. Иногда слегка, а иногда очень заметно. Маленькая досадная поломка в таком чудесном, таком отлаженном кукольном механизме. Требовался ремонт.
Когда мы это поняли, нас перестала умилять горячая любовь Мишиных родственников. Она опутывала мальчика словно паутина. Без подсказки он не отвечал даже, как его зовут и сколько ему лет. Правда, ему никто и не давал ответить самому.
Нам захотелось увидеть Мишину мать, и тут выяснились совсем странные подробности. Мамы в Мишиной жизни не было. Вернее, была, но только раз в неделю, по воскресеньям. Нет-нет, она вполне здорова и не страдает алкоголизмом или безнравственным поведением, поспешили успокоить нас бабушки, просто не стоит ее посвящать в эти дела, когда около мальчика трое таких серьезных взрослых. А мама, дескать, слишком молода, ей всего 25, она, в сущности, ребенок. Мало ли что она хочет быть со своим сыном! Ее папа, мама и тетя решили, что мальчику с ними, тремя пенсионерами, будет лучше. Ведь у них много свободного времени, которое, они без остатка могут посвящать любимому внуку. А главное, они в отличие от Мишиной мамы знают, как надо воспитывать детей...
Мы поняли, что маме ребенка не отдадут. Это решено и подписано. Давно, окончательно и без нас. Но поскольку к нам все-таки обратились за помощью, а мы уже поняли, что речевые «сбои» в данном случае лишь отражение гораздо более серьезной «поломки» — полностью подавленной воли, — мы попытались хоть немного ослабить давление со стороны бабушек-дедушек.
Хорошо бы дать Мише побольше самостоятельности, — сказали мы, — например, он уже может гулять один во дворе. Под окном, конечно.
Что вы! — ужаснулись родственники, — мы его никогда никуда не отпустим одного.
Но ему скоро в школу.
Ну и что? Слава Богу, его маму мы и в школу, и в институт водили за руку.
До каких пор? — поинтересовались мы.
До самого ЗАГСа!— последовал гордый ответ. — И ничего, человеком выросла. Без всяких глупостей!
«И без права растить собственного ребенка», — подумали мы. И за полной бессмысленностью прекратили беседу.
Это, конечно, крайний случай (хотя в нашей практике, увы, не единичный). Но так называемая гиперопека, когда родители окружают своего ребенка излишней заботой, сегодня явление достаточно распространенное.
Почему? Скорее всего, по совокупности причин. С одной стороны, больше женщин теперь сидят дома и занимаются семьей. С другой, пресса и телевидение постоянно пугают чудовищным ростом преступности. И вообще, гиперопека свидетельствует, на наш взгляд, о росте бытовой культуры. Может быть, это звучит неправдоподобно: какая же культура при таком развале и хаосе? Да и какая гиперопека? Сопливые мальчишки торгуют газетами, моют машины, спекулируют бензином! Правильно. Одни спекулируют бензином, а других водят за руку в институт. Что поделаешь? Прогрессивные мыслители нам уже объяснили, что это называется расслоением общества. И что это очень прогрессивно. (Интересно, что особенно пропагандируют детский труд те, чьи отпрыски учатся в Гарварде, отдыхают на Мальте, ну или, в крайнем случае, посещают элитарные московские лицеи. Но это так, к слову.)
О чем, как нам кажется, следует помнить родителям, если у них возникает соблазн излишне нянчиться со своим ребенком?
Прежде всего о том, что они тем самым порождают и умножают детские страхи.
— Постойте-постойте! То есть как? Ограждая ребенка от опасностей, мы сеем в нем страхи?
Ну, конечно! О чем думает маленький мальчик, когда взрослые не отпускают его от себя ни на шаг? Он думает: Какой же это, должно быть, страшный, ужасный, опасный мир! Собака кусается, машина давит, дядька крадет, тетка дает отравленную конфетку, в дверь звонят только бандиты. И даже вкусные фрукты — это носители смертоносных бактерий...
Получается, что у всего окружающего мира есть только одна сторона, одна функция — агрессивная. И мишень этих агрессивных импульсов — он, маленький ребенок. Тут и взрослому-то немудрено свихнуться!
Кстати, в Западной Европе со взрослыми провели гораздо более невинный эксперимент, но и его результаты показательны. Было открыто кафе с оригинальным интерьером. Оригинальность заключалась в том, что взрослые, попадая в это кафе, оказывались в положении детей. Габариты мебели соотносились с величиной взрослого человека так же, как габариты обычной мебели — с величиной пятилетнего ребенка. Посетители кафе утопали в гигантских креслах, не доставали ногами до пола, а руками до еды на столе. Выяснилось, что это весьма неприятное чувство, и кафе вскоре опустело. Мамам и папам дали понять, каково ребенку в мире взрослых. Очень, конечно, приблизительно и совсем чуть-чуть...
Да ребенок и так ощущает себя лилипутом в стране Гулливеров. И гиперопека, безусловно, усугубляет это тягостное чувство. Ведь если его, ребенка, так неустанно охраняют, оберегают, контролируют, предупреждают, значит, он уж совсем беспомощный? Значит, только дунь на него — и мокрого места не останется! Надо заметить, что с жалобами на детские страхи к нам часто обращаются именно те родители, которые ни на шаг не отпускают сына или дочь от себя. А детской ленью, как правило, обеспокоены те, кто делает с ребенком уроки даже по пению. И никому из них (во всяком случае в нашей практике) не приходило в голову поменять что-то не в ребенке, а в своем отношении к нему.
У гиперопеки есть и более отдаленные печальные последствия. Впрочем, и не такие уж отдаленные.
Например, необдуманные ранние браки — лишь бы поскорее выпорхнуть из-под душного родительского крыла. Но это еще не самое худшее. Давно известно, что именно маменькины сынки и дочки при первой возможности пускаются во все тяжкие. Ну, а другие — вроде Миши, о котором мы рассказали вначале, — остаются «до старости щенками», обреченными на рабскую зависимость сперва от родителей, а потом от жены или мужа.
А как издеваются над ребенком, которого в 10, 11, 12 лет водят в школу за руку! Ну-ка попробуйте мысленно проиграть такой этюд. Вас зовут Кирилл (или Миша, или Витя — подставьте и&heip;