Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Бушков Александр – Россия, которой не было (том 1)
Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы

Александр Александрович Бушков

РОССИЯ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО: ЗАГАДКИ, ВЕРСИИ, ГИПОТЕЗЫ

Не быть тебе творцом, когда тебя ведет
К прошедшему одно лишь гордое презренье.
Дух – создал старое: лишь в новом он найдет
Основу твердую для нового творенья.

К. П. Победоносцев

ИСПОВЕДЬ ХУЛИГАНА

Частный сыщик и прошлое

В свое время, классе в шестом, когда писали сочинение на избитую тему вроде «Ктотыбудешьтакой?», я несколько опрометчиво заверил милейших педагогов, что собираюсь стать историком и непременно раскрыть парочку исторических загадок (уж и не помню, каких именно)
Первую часть обещания, грешен, так и не выполнил. Зато теперь, спустя тридцать лет, настало время выполнить вторую – я имею в виду раскрытие исторических загадок. Путь к этой цели был сложен, прихотлив и, пожалуй что, зигзагообразен (я имею в виду не траекторию физического тела под наименованием хомо сапиенс, а прихотливые зигзаги писательского вдохновения). Хотя, если подвергнуть все тщательному анализу, возможно, и выяснится, что случайностей здесь гораздо меньше, чем может показаться мне самому.
Своим рождением эта книга обязана трем немаловажным факторам: любви к истории, любви к логике и любви к детективам. Три этих привязанности, как пресловутые три кита, во многом и определили саму жизнь автора этих строк.
В школе он был жутким двоечником (особенно преуспев на сем поприще в том, что казенно именуется «изучение литературы»), за одним немаловажным исключением: школьный учебник истории я обычно еще до начала нового учебного года прочитывал за день – а потом весь год, ничуть не напрягаясь, получал пятерки.
Развитием логического мышления обязан Станиславу Лему, чьи книги впервые открыл тридцать с лишним лет назад и по сей день с ними не расстаюсь, перечитывая и в переводах, и в оригинале. Лучшего учебника логики найти невозможно.
Вообще Лем – наверное, единственный автор, которого я не только беззаветно люблю, но и временами побаиваюсь. Его холодная, убийственная, безукоризненная логика настолько совершенна, что временами кажется прямотаки нечеловеческой. Под «нечеловеческим» я имею в виду не «стоящее вне человеческого опыта», а скорее «находящееся над неким пределом человеческих возможностей». И если уж пытаться в самопознании достичь предельно возможных глубин – пожалуй, могу сказать о себе, что вся моя творческая биография есть бесконечная попытка хотя бы приблизиться к Лему во владении логикой. Именно так – не подражать стилю, не разрабатывать схожие темы, а стараться овладеть логикой елико возможно мастерски.
Занятие в наш век, конечно, неблагодарное – если вспомнить, что отшумевшая «перестройка» была, собственно, жутчайшей вакханалией абсолютно нелогичного мышления. Впрочем, ситуация меняется, так что не все еще потеряно…
Наконец, любовь к детективам. Что до этого пункта, питаю наглую мысль: связь между мною и детективом вряд ли стоит сопровождать долгими комментариями, поскольку тот, кто читает эти строки, наверняка читал мои детективы, а коекто, хочется верить, даже дочитал до конца…
Словом, однажды все сплелось воедино – любовь к истории, коекакие навыки логического мышления и страсть к детективным расследованиям.
Именно эти три компонента и породили данную книгу. Рожденную, особо подчеркну, не из желания в очередной раз шокировать нашего утомленного сенсациями читателя, а вполне серьезно разобрать некоторые исторические загадки, исследовать события, которые (теперь я в этом свято убежден) происходили немного не так, точнее говоря, совсем не так, как нам об этом рассказывает официальная историография.
Как справедливо заметил сэр Исаак Ньютон, мы все стоим на плечах гигантов. В моем случае предшественниками, укрепившими в убеждении не сходить с избранного пути, послужили, пожалуй, два человека: блестящий историк Натан Эйдельман, не пугавшийся исследовать альтернативные варианты истории («Не было. Могло быть».), и английская писательница Джозефина Тей, в романе «Дочь времени» продемонстрировавшая великолепный пример логичного и вдумчивого расследования исторической загадки – и вдобавок показавшая, как рожденный сотни лет назад миф может заслонить реальные события, как переживает своих создателей клевета, как недостаток логики прочно укореняет чьито корыстные выдумки в качестве официально признанной, канонизированной версии истории.
Появившиеся в последнее время работы академика Фоменко, посвященные «Новой хронологии», лишь подхлестнули давнее желание испробовать свои силы на поприще частного сыщика, разгадывающего исторические загадки. В этой книге, то и дело переплетаясь, будут присутствовать обе линии: развенчание некоторых, крайне устойчивых мифов и попытка дать собственное истолкование давнымдавно отгремевшим событиям. Ну, а попутно в меру сил и возможностей я попытаюсь справиться с иными загадками прошедших столетий.
Те, кто привык механически принимать на веру все, о чем гласят толстые, умные, написанные ученым языком книги, могут сразу же выбросить сей труд в мусорное ведро. «Россия, которой не было» рассчитана на другую породу людей – тех, кто не чурается дерзкого полета фантазии, тех, кто старается доискаться до всего своим умом и рабскому следованию «авторитетам» предпочтет здравый смысл и логику. История не есть нечто застывшее, окостеневшее. Совсем недавно, на нашей памяти, с грохотом рушились авторитеты, не столь уж давние события получали совершенно иное толкование, а штампы и ярлыки опадали, как осенние листья в грозу. Процесс далеко не закончен – и потом, не стоит забывать: если событие или документ допускают двойное (а то и тройное) толкование, право на жизнь имеют все версии. По крайней мере, именно такова практика: хороший сыщик и в романе, и в жизни обязан отработать все версии, а не следовать политической конъюнктуре или какимто своим шкурным соображениям.
Увы, в последние годы этот принцип нарушался самым вульгарным образом. Достаточно вспомнить сонм перестроечных публицистов, вбивавших в сознание читателя, как гвоздь, однуединственную версию: виновник загадочной смерти М. В. Фрунзе на операционном столе – злодей Сталин. Потому что больше некому. Потому что Сталин, просыпаясь утром, чувствовал жгучее желание сотворить до заката уйму злодейств и, не успев натянуть штаны, начинал прикидывать: «А кого же мне сегодня зарезать?»
Между тем такой ход рассуждений противоречит самой природе детективного расследования. Обнаружив в гостиной труп миллионера Джона Смита и узнав, что наследниками скончавшегося от пули в затылок богача были господа Икс, Игрек и Зет, самый тупой полицейский не успокоится, пока не проверит алиби всей троицы. Применительно к нашему случаю это означает, что кроме Сталина под подозрением с равным успехом могут находиться и Троцкий, и Тухачевский. Именно Троцкого Фрунзе сменил на высших армейских постах (вспомните железный принцип римской юриспруденции «Кому выгодно?»), а склонность Тухачевского в самом прямом смысле убирать тех, в ком он видел соперников и конкурентов, давно уже не является секретом…
Взять хотя бы недоброй памяти операцию «Весна», когда в конце двадцатых – начале тридцатых годов (Сталин был еще не всевластен) по инициативе Тухачевского было физически уничтожено около трех тысяч командиров армии и флота (в основном бывших царских офицеров, имевших несчастье превосходить в чемто бывшего поручика, преуспевшего главным образом в уничтожении бунтующих крестьян).
Этот пример я привожу, чтобы проиллюстрировать свой главный принцип: подвергая сомнению, следуй строгой логике и незыблемым законам детективного расследования. Именно поэтому лично я уверен, что Виктор Суворов [188, 189], ругаемый и оплевываемый иными ревнителями идеи коммунизма, был всецело прав: Сталин и в самом деле готовил операцию «Гроза» – сиречь неожиданный удар по Германии с выходом в Европу. Убеждает меня в этом не «любовь к Сталину» (к ушедшим в небытие до нашего рождения историческим деятелям, строго говоря, нельзя испытывать ни любви, ни неприязни), а холодная логика. Совершенно нелепая череда странностей, приведшая к форменному краху 22 июня 1941го года, может иметь только это единственное объяснение. В противном случае придется признать, что Сталин, гений упорства и недоверия, на несколько предвоенных месяцев словно бы сошел с ума – а потом, после удара немцев, столь же стремительно выздоровел, обретя прежнюю железную волю и недоверие решительно ко всем.
Истории медицины подобные примеры неизвестны. Следовательно, Гитлер и в самом деле сорвал своим ударом операцию «Гроза» – мне, кстати, без особого труда удалось отыскать в открытых источниках немало примеров, работающих на версию Суворова, это не так уж трудно, если искать усидчиво…
Допускаю, когото эта книга форменным образом разозлит – особенно в той ее части, где отрицается само существование «татаромонгольского ига» или делается попытка доказать, что первоначальное крещение Русь получила вовсе не от Византии. В свое оправдание могу сказать одно: изучая то, что именуется «достоверными свидетельствами», я не делал никаких натяжек. Ничего не притягивал за уши, не выдергивал фразы из контекста и не перевирал смысла. Простонапросто пытался в меру сил и умения дать другое толкование коекаким «общеизвестным истинам». Не моя вина, что эти истины допускают двойное толкование. Отнюдь не моя.
Что очень важно, я не хотел никого обидеть, прошу иметь это в виду. И очень надеюсь, что в некоторых главах никто не усмотрит глумления над православием, равно как не заподозрит автора в русофобии и тому подобных грехах. Мною двигали не «фобии» и не «филии», а скорее уж слова Сенеки:
«Да, я преклоняюсь перед всем, что создала мудрость, и перед самими создателями; мне отрадно видеть в ней наследие многих, накопленное и добытое их трудами для меня. Но будем и мы поступать, как честные отцы семейства: умножим полученное, чтобы это наследие обогащенным перешло от нас к потомкам… Но пусть даже все открыто древними – всегда будет ново и применение открытого другими, и его познание и упорядоченье».
Одним словом, я не могу знать заранее, какие чувства будет испытывать читатель этой книги, но могу, думается, гарантировать одно: скучать ему не придется…

Среди мифов, как среди рифов

Примечательно, что к мифам чаще всего прилагают эпитет «устоявшиеся».
Здесьто и таится корень зла: мифы укореняются в сознании в результате нехитрого процесса – механического повторения. Никто не дает себе труда вернуться к первоисточнику, и ошибочное утверждение кочует из книги в книгу, из статьи в статью. А потом к нему привыкают настолько, что иная точка зрения представляется вовсе уж злодейским покушением на устои…
Рассмотрим несколько примеров.
Вы и в самом деле полагаете, что институт комиссаров в армии – изобретение большевиков? Зря. Комиссары впервые появились… в армии Соединенных Штатов Америки. В первой половине XIX века. «Комиссар – назначенный правительством в воинскую часть чиновник, в чьи обязанности входит следить за моральным и политическим духом военных». Знакомая формулировочка, не правда ли? Главное отличие в том, что американские комиссары не имели такой власти, как большевистские, но крови из военных, пусть и в переносном смысле, попили изрядно, можете не сомневаться… Нужно же было отрабатывать жалованье и доказывать свою полезность. При случае перечитайте роман Майн Рида «Оцеола, вождь семинолов» и уделите внимание изображенному там «господину правительственному агенту Уайли Томпсону».
Сию фигуру Майн Рид, бывший офицер, списал с натуры. Без всякой симпатии, понятно…
Вы и в самом деле полагаете, что уничтожение памятников архитектуры – злодейская выдумка большевиков? Зря…
Давайте посмотрим хотя бы, как обстояли дела в святая святых России, московском Кремле при правлении отнюдь не проникнутых идеями Маркса самодержцев всероссийских.
«Век золотой Екатерины». Екатерина Великая, в начале своего царствования отдавшая приказ «охранять и содержать в исправности кремлевские покои», со временем увлеклась мыслью создать новый, грандиозный кремлевский дворец. Архитектор Баженов подготовил соответствующий проект, однако его воплощению в жизнь помешала русскотурецкая война с ее огромными расходами. От всей затеи осталась лишь деревянная модель – но при очистке площади под будущий дворец успелитаки снести многие старинные постройки, в том числе каменные здания приказов эпохи Федора Алексеевича…
Первые годы XIX столетия. А. П. Валуев, тогдашний начальник дворцового управления, поставил себе задачей «очистить Кремль». Был уничтожен ряд зданий, в том числе знаменитые Колымажные ворота, по определению изданной до революции книги о Кремле – «прелестный образец каменной кладки эпохи расцвета национального искусства XVII века» [157].
На Ивановской площади Кремля стояло когдато несколько церквей, из которых особенно достопримечателен был по древности, по судьбе своей и по значению в истории русского просвещения собор Николы Гостунского.
Именно в этом соборе был дьяконом первопечатник Иван Федоров. Построен собор в 1506 г. на месте старой деревянной церкви, именно в нем приносили присягу при восшествии на престол Петр III и Екатерина II. Почитаемый москвичами наряду с другими кремлевскими соборами, храм Николы Гостунского уцелел при нашествии французов… но был уничтожен в 1817 г. В Москву должен был приехать император Александр, сопровождая прибывшего с визитом прусского короля. Чьято чиновная голова рассудила, что следует снести старинный храм, как «делающий безобразие Кремлю», – и собор, чтобы не возбудить народного ропота, снесли за одну ночь, а на его месте устроили плацпарад…
Царствование Николая I. При постройке Большого Кремлевского дворца снесены старинная церковь Николая Предтечи, царские хоромы XVII века, сооруженный Растрелли дворец Елизаветы. Этот печальный список, не имеющий никакого отношения к большевикам, можно продолжать и продолжать…
Пример из другой оперы. Мы привыкли считать, что теория «белокурой бестии» и «превосходства арийской расы над всеми прочими недочеловеками» создана некими безымянными «нацистскими идеологами». Вновь ошибка, кочующая из книги в книгу. Все это придумал чистокровный британец X. С. Чемберлен (1855–1927), социолог и культуролог. Сей субъект в конце прошлого века переселился в Германию, принял германское подданство, возлюбил дух Нибелунгов настолько, что все свои труды отныне писал исключительно понемецки. Именно изпод его блудливого пера и появились «белокурые бестии», «примат арийской расы» и «высшая германская нация». Нацисты лишь творчески развили поганое наследство Чемберлена…
Еще о блудливых перьях. В последние годы отчегото вдруг объявил себя матерущим антикоммунистом писатель Виктор Астафьев. Дада, тот самый – Герой Социалистического Труда, кавалер ордена Ленина, лауреат совдеповских премий и собутыльник парочки генсеков. Что поделать – года после 1991го многие разуверились в коммунистической идее, в том числе члены Политбюро ЦК КПСС и генералы КГБ… Но суть не в том. Последнее время Астафьев (прозванный красноярскими ветеранами войны «злобственным старичком») усиленно внедряет в сознание читателя простую, как мычание, идею: во время Великой Отечественной комиссары отсиживались в землянках на безопасном удалении от передовой, а солдаты войск НКВД только тем и занимались, что палили из пулеметов в спину простой пехоте.
Я не питаю любви ни к комиссарам, ни к войскам НКВД. Однако вспомнил поговорку о истине и Платоне – благо Астафьев мне и не друг. И вспомнил еще о муже сестры моей бабушки, офицере КБВ (Корпус Беспеченьства Войскового – аналог СМЕРШа в Войске Польском). Насколько я знал, эти парни стреляли не в спины собственным солдатам, а в лоб всякой нечисти вроде «лесных братьев», бандеровцев и власовцев. Задумался. Полез в первоисточники.
Были, конечно, и заградительные отряды (к слову, впервые в русской истории изобретенные Петром I для Полтавской битвы). Однако основная масса дивизии НКВД не охраняла концлагеря, а шла на немецкие танки бок о бок с армейской пехотой. В сорок первом под Москвой немцев останавливали и войска НКВД – однако впоследствии они както выпали из военной истории, их подвиг забылся, а ветераны стыдились даже упоминать, где служили. Виной всему, конечно, порнографическое шоу под названием «XX съезд КПСС» (к подробному рассмотрению коего я обращусь в одной из последующих глав).
Вернемся к комиссарам. Свидетельствует писатель Иван Стаднюк, повоевавший даже малость поболее Астафьева – с первого дня войны. «Из училища нас выпустили в конце мая 1941 года полторы тысячи человек (три батальона политработников). А после войны по картотеке партучета Политуправления сухопутных войск я выяснил, что из них уцелело всего лишь около двух десятков…» [183]
А ведь училище, которое закончил Стаднюк, было отнюдь не единственным… Двадцать уцелевших из полутора тысяч – как вам процент потерь? Не похоже на «блиндажи в глубоком тылу»…
Можно быть антикоммунистом, коли это модно и безопасно. Когда это модно и безопасно. Вот только не надо гадить на солдатские могилы. Это святое. Даже душегуб Малюта Скуратов, заклейменный всеми мыслимыми эпитетами еще при жизни, заслуживает свечки, поставленной в церкви за его душу, потому что погиб честной солдатской смертью, командуя русскими войсками при осаде литовской крепости Пайда в Ливонской войне.
Солдатские могилы… С чьейто легкой руки внедрился и не собирается умирать один из самых живучих мифов, сопровождающих вторую мировую войну, – миф о том, что в сентябре 1939 года Польша под натиском гитлеровцев хрупнула, как гнилой орех. Что никакой войны, там, собственно, и не было – если не считать дурацких атак на немецкие танки в конном строю.
Однако факты – вещь упрямая. Не было никаких «конных атак на танки».
Давнымдавно доказано, что это геббельсовская кинофальшивка, исполненная к тому же крайне примитивно, – на мнимых уланах собранные с бору по сосенке мундиры, вовсе не имевшие отношения к кавалерии…
1 сентября 1939 г. возле деревни Кроянты 18й уланский полк польской кавалерии под командованием полковника Машгелажа пошел в атаку не на танки, а на 20ю дивизию немецкой мотопехоты, чье продвижение остановил и какоето время успешно сдерживал. Другие кавалерийские атаки проходили опятьтаки не против танков, вдобавок по всем правилам войны – при поддержке бронетехники и артиллерии. Кроме того, следует помнить: слова «атака польской кавалерии» еще не обязательно означают несущуюся в чистом поле кавалерийскую лаву. В составе знаменитой Десятой кавалерийской бригады кроме 10го коннострелкового и 24го уланского полков были еще подразделения танков, бронеавтомобилей, противотанковая и зенитная артиллерия, саперные батальоны и даже эскадрилья штурмовиков огневой поддержки, однако при описании боевых действий сплошь и рядом упоминалась просто «десятая кавалерийская бригада», что само по себе могло порождать недоразумения…
Вернемся к определению польских конных атак как «дурацких». Точнее, к описанию другой кавалерийской атаки на пушки и пулеметы. Речь идет об одной из операций Кубанской казачьей дивизии.
«Лето 1916 года. Бои на Стоходе. От командира пехотной бригады телефонный звонок к начальнику казачьей дивизии: „Не поможете ли своими казаками поднять наши цепи? Наша атака захлебнулась“.
Кубанцы – две сотни, и с ними пулеметы на вьюках. Серые черкески, за спинами алые башлыки, черные бараньи шапки с красными тумаками, алые бешметы и погоны – ничего «защитного». Развернулись широкою лавою, целый полк прикрыли. Впереди на нарядном сером коне командир сотни, еще дальше впереди на гнедом коне командир дивизиона. Как на смотру – чисто равнение. Легко по луговой мокрой траве спорою рысью идут горские кони, не колышутся в седлах казаки. Им навстречу немецкие батареи открыли ураганный огонь, застрочили кровавую строчку пулеметы, котлом кипит огонь винтовок – чистый ад с Любашевского берега. По брюхо в воде бредут кони через главное русло, стих огонь немцев, в их рядах замешательство, слишком непонятнодерзновенна казачья атака.
Наша пехота встала и с громовым «ура» бросилась за казаками в воду.
Стоходненский плацдарм был занят» [2].
Любопытно, отчего же конная атака на пушки и пулеметы в 1916 году по праву именуется отважной, а подобная ей (вполне возможно, и в самом деле имевшая гдето место в сентябре 1939го) объявляется смешной, нелепой и дурацкой? С этакой точки зрения глупцом предстает и солдат, бросающийся с гранатой на танк, – поскольку силы представляются очень уж неравными…
Солдат, защищающий свою землю, не может быть ни смешным, ни нелепым.
Еще о «гнилом орехе». У нас както не принято было прежде упоминать маршала Юзефа Пилсудского без приставки «фашистский диктатор». Меж тем этот яркий и неординарный политик если и был диктатором, то в первую очередь – национальным. После переворота 1926го года (к тому времени в парламенте и вокруг увлеченно баловались политикой аж двести партий, а президент страны был убит правым экстремистом) Пилсудский среди прочего наладил и производство современного вооружения. Польские танки 7ТР как минимум не уступали немецким, а военная авиация была представлена самолетами всех видов, собственной разработки и постройки: двухмоторные бомбардировщики ЛВС6 «Зубр» и ПЗЛ37Б «Лось», штурмовики ПЗЛ23А «Карась» и ПЗЛ46 «Сом», истребитель ПЗЛР50 «Ястреб». Другое дело, что техники порой катастрофически не хватало…
И все же… Достаточно полистать любую популярную книжку о второй мировой войне, сверить даты и сроки, чтобы убедиться: Польша продержалась дольше любой европейской страны, подвергшейся гитлеровскому вторжению, – и это при том, что на некоторых участках немцы имели пятнадцатикратное превосходство в бронетехнике. К Варшаве немцы вышли 15го сентября, через две недели боев. Иными словами, чтобы преодолеть двести пятьдесят километров, отделявших польскую столицу от германской границы, вермахту потребовалось две недели (и еще примерно столько же длились последние бои). Вы, случайно, не помните, на каких рубежах находились германские войска числа восьмого июля 1941го? При том, что Красная Армия была, скажем так, немножко побольше польской?
Между прочим, сражение на реке Бзуре, где поляки нанесли мощный контрудар, было во всех деталях описано немецкой «Фелькишер беобахтер» – причем геббельсовские журналисты, отнюдь не склонные расточать похвалы славянским недочеловекам, все же сквозь зубы признали за поляками и воинское мастерство, и героизм.
Можно еще упомянуть и о героической обороне Вестерплятте – когда горсточка солдат и курсантов неделю держалась против немецких десантников, поддержанных с моря орудиями главного калибра крейсера «ШлезвигГольштейн». О героическом рейде подводной лодки «Орел», прорвавшейся из Балтики в Великобританию. О дивизионе майора Генрика Добжаньского, который до весны 1940 года партизанил в лесах в качестве кавалерийской части – и лишь впоследствии расстался с лошадьми, уходя из облавы. Рассказать можно о многом, но это потребовало бы отдельной книги…
Чтобы понять, откуда взялась сказочка о «гнилом орехе» и дебилахконниках, несущихся с шашками наголо на танки, следует вспомнить об одном немаловажном факторе: 17го сентября 1939го на территорию Польши вторглась и Красная Армия – по подсчетам историков, 30 пехотных, 20 кавалерийских дивизий и 12 моторизованных бригад. Против этой армады на восточных границах стояли лишь пограничные части и несколько маршевых батальонов с легким стрелковым вооружением. Через пару недель состоялся советскогерманский военный парад, а весной 1940го гестапо и НКВД начали совместные операции против польского подполья в Кракове…
Сказка о «гнилом орехе» была выгодна всем. Немцам – как лишнее доказательство неполноценности славян. Советские военные наконецто рассчитались за позорно битого в двадцатом «великого полководца» Тухачевского.
(Кстати, я не могу отделаться от впечатления, что разбитый Пилсудским Тухачевский тихонько повредился в уме на почве Польши. Сохранилась подробная стенограмма совещания высшего командования РККА 1935го года, где Тухачевский, словно шаманское заклинание, повторяет с пеной у рта: «Все зло от Польши, если ктото на нас и нападет, то это, несомненно, будет Польша…»)
И, наконец, каким бы диким это ни показалось иным нашим либералам, легенда о «гнилом орехе» оказалась полезна той самой «западной демократии», в которой деятели разлива Новодворской все еще видят некий рай…
Увы, все так и обстояло. Проинформировав своих союзников Англию и Францию о вооруженном вторжении Советов, польский министр иностранных дел Бек заявил, что ожидает от них «занятия решительной позиции в отношении советского правительства» [226]. Вам интересно знать, как отреагировали страны, имевшие с Польшей договор о совместной обороне?
Франция промолчала вообще. Британское правительство в сообщении от 18 сентября заявило, что, вообщето, нападение на Польшу «не может быть оправдано выдвигаемыми Москвой аргументами», однако поторопилось уточнить: «…полное значение этих событий нам еще не известно вполне ясно, но НИЧЕГО ИЗ ТОГО, ЧТО ПРОИЗОШЛО, не может повлиять на отношение Великобритании к России и войне»
Ларчик открывался просто. Черчилль, в то время первый лорд Адмиралтейства (военноморской министр) и Галифакс были одержимы однойединственной конкретной задачей: направить советские войска против Германии, дабы агонизирующая Британия выстояла. В свете такой задачи все призывы польского руководства и напоминания о гарантиях были для британских джентльменов чемто сродни зудению назойливого комара…
Закончить рассказ о сентябре 1939го года хочется одной тайной, до сих пор остающейся неразгаданной. Согласно воспоминаниям польских старших офицеров, во время боев с советскими войсками захваченные в плен красноармейцы (командир и несколько десятков солдат) выразили желание… совместно с поляками воевать против немцев. На счету был каждый штык, и поляки решили рискнуть. Пленные получили свободу и оружие, влились в состав одной из частей, пытавшихся прорваться из окружения, и, согласно тем же воспоминаниям, «показали себя храбрыми солдатами и хорошими товарищами».
Дальнейшая судьба наших земляков, вступивших в войну с Гитлером за два года до его нападения на СССР, покрыта мраком неизвестности. Согласно тому же польскому источнику, в конце сентября красноармейцы вместе с поляками оказались в немецком плену. После чего их следы теряются. Быть может, имело бы смысл покопаться в архивах НКВД – но кто же нас туда пустит…
Еще о «демократическом Западе, рае земном». В сочетании с «еврейским вопросом». Особо нервных просят не беспокоиться – речь идет не о России.
По моему глубочайшему убеждению, так называемый «еврейский вопрос в России» прекратил свое существование одновременно с уходом в небытие невежественного и горластого племени, именовавшегося «советской интеллигенцией». Равно как и с возникновением нормальных (ну, почти что нормальных) рыночных отношений.
История вопроса проста, как мычание. Все баталии и сшибки, вся вялотекущая борьба «патриотов» с «сионистами» были вызваны примитивнейшим фактором: теснотой жизненного пространства (поскольку «борцы» из обоих в то время британский лагерей практически все наперечет принадлежали к интеллигенции, жизненное пространство сужалось еще более). Лучший язык для общения – говяжий…
А егото как раз и не было. Вернее, имелся, но в мизерных количествах. Меж тем любой, кто хоть однажды давился в очереди за дефицитом, знает: пробиваться к прилавку тесной сплоченной группой не в пример легче. Вот и формировались ударные отряды «борцов с жидомасонством» и «борцов с черносотенством». Слишком многих записных борцов с той и с другой стороны я знал лично, чтобы ошибаться в суждениях…
Потом объявили капитализм. Капитализм был хиленький, сюрреалистический и нелепый, но коекакие возможности появились, они есть до сих пор.
Те, кто мог заработать, ушли на заработки (я имею в виду активистов обоих, конечно же, лагерей). Те, кто заработать не мог ни при каких властях и укладах, либо эмигрировали (и на американском вэлфере, и в израильском кибуце прожить, в принципе, можно, даже не особенно напрягаясь) либо стали политиками. Окопы заросли бурьяном и осыпались. Правда, до сих пор, ходят слухи, по обветшавшим ходам сообщения и полузатопленным блиндажам шатаются печальными призраками особо стойкие мушкетеры и гвардейцы кардинала… Болтают, что редакция журнала «Наш современник» отправила поисковую группу в Курск для отыскания жидомасонских корней Руцкого.
Болтают, будто детский писатель Кир Булычев отправил послание в Кремль, где требовал, чтобы в целях борьбы с антисемитизмом французский беллетрист Андре Жид отныне писался повсюду «Андре Еврей». Но, как выражались братья Стругацкие, мало ли что болтают про страну варваров…
Речь пойдет не о нашем многострадальном отечестве, а об Америке – по мнению убогоньких, светоче демократии. О ее позиции во времена Холокоста – массового уничтожения нацистами евреев. К превеликому нашему удивлению, можно обнаружить нечто, категорически опровергающее детски наивные суждения наших либералов…
Слово израильскому журналисту Авигдору Эскину: «… в годы Катастрофы великая Америка отказывалась принять еврейских беженцев. Государственный департамент США оказался глух к просьбам принять в разгар войны восемь тысяч еврейских сирот из Европы. Помнится и решение американского правительства в 1939 году отправить обратно в Германию корабль с еврейскими беженцами на борту. Президент Рузвельт сказал тогда, что квота на иммиграцию уже исчерпана».
Речь идет о корабле «СентЛуис», на борту которого было девятьсот еврейских беженцев. После того как их отказались принять и США, и Куба, двести человек удалось пристроить в Англии, а остальных высадили во Франции, Бельгии и Голландии. С приходом немцев большинство из них погибло в газовых камерах.
К вопросу о «безоговорочной поддержке Соединенными Штатами Израиля».
Продолжаю цитировать Эскина:
«Когда арабы грозили в 1948 году повторить эксперимент Гитлера, американцы наложили эмбарго на поставку оружия в тогдашнюю Палестину. Не стоит забывать и открыто враждебную позицию США по отношению к нам во время Синайской кампании 1956 года».
Добавлю от себя: оружие в 1948 году в Палестину поставила Чехословакия (разумеется, после разрешения из Москвы), а позиция США в отношении Израиля в 1956 г. была настолько жесткой, что в Средиземном море крейсировали американские военные корабли с атомным оружием на борту…
«…с конца шестидесятых годов в Вашингтоне поняли, что Израиль может служить незаменимым препятствием советской экспансии на Ближнем Востоке.
Именно тогда началась массированная помощь США. Только тогда подняла Америка свой голос за право советских евреев на репатриацию. Это произошло не благодаря моральным принципам власть имущих в Вашингтоне. Наше сближение с Америкой нельзя также приписать доказавшему недавно свою немощь еврейскому лобби. Политические интересы склонили Никсона, Форда и их преемников протянуть Израилю руку помощи. А поскольку политическая фортуна изменчива, то настало время отторжения и расставания».
К вопросу об американской помощи Израилю:
«…утрата американской помощи ошибочно кажется катастрофической для Израиля. Не стоит только забывать, что она, эта помощь, никогда не превышала десяти процентов нашего государственного бюджета, и что уже сегодня американцы оказывают арабскому миру большую помощь, чем нам…
Вместе с ежегодными тремя миллиардами долларов американцы принесли нам свою массовую культуру с ее безвкусием и развратом. Американский образ жизни, проникший в дома многих израильтян, был проводником материализма и бездуховности. Экономическая помощь была всегда сладкой пилюлей, но только помогала правительству Израиля откладывать подлинное решение проблем, началом которого должно стать расформирование социалистических государственных и профсоюзных структур».
Не правда ли, все вышеприведенное полностью противоречит иным устоявшимся штампам? Причем мне почемуто кажется, что материалы, подобные статье Эскина, будут вызывать обиженный визг как раз тех, кто именует себя «демократами». Бывали, знаете ли, прецеденты…
Уверен, многие и представления не имеют, что в годы второй мировой войны, вплоть до изгнания вермахта из Франции, в Пиренеях действовал устроенный по личному указанию Франке так называемый «красный коридор» – переход, по которому в Испанию уходили из оккупированной нацистами Европы евреи.
Мелькнувшее выше слово «социализм» позволяет ненавязчиво перекинуть мостик к очередному историческому примеру, связанному с Лениным. Многие, наверное, еще помнят, сколько шума в свое время было поднято вокруг «завещания Ленина», скрытого злодеем Сталиным от партии и народа. Был даже толстенный роман (забыл название, чтото насчет Арбата), где на этом построена вся нехитрая интрига.
Недавно мне удалось откопать любопытнейший материал, по моему глубокому убеждению, способный раз и навсегда покончить с возней вокруг «завещания». Прошу прощения за обильное цитирование, но я обязан придать своей книге наукообразность. Да и читателю, смею думать, будет интересно. Итак…
«В нескольких местах книжки Истмен говорит о том, что ЦК „скрыл“ от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни (дело касается писем по национальному вопросу, так называемого „завещания“ и т.д.), это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК нашей партии. Из слов Истмена можно сделать тот вывод, будто Владимир Ильич предназначал эти письма, имевшие характер внутриорганизационных советов, для печати. На самом деле это совершенно неверно. Владимир Ильич со времени своей болезни не раз обращался к руководящим учреждениям партии и ее съезду с предложениями, письмами и пр. Все эти письма и предложения, само собою разумеется, всегда доставлялись по назначению, доводились до сведения делегатов XII и XIII съездов партии и всегда, разумеется, оказывали надлежащее влияние на решения партии, и если не все эти письма напечатаны, то потому, что они не предназначались их автором для печати. Никакого „завещания“ Владимир Ильич не оставлял, и самый характер его отношения к партии, как и характер самой партии, исключали возможность такого „завещания“. Под видом „завещания“ в иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается обычно (в искаженном до неузнаваемости виде) одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка. XIII съезд партии внимательнейшим образом отнесся и к этому письму, как ко всем другим, и сделал из него выводы применительно к условиям и обстоятельствам момента. Всякие разговоры о скрытом и нарушенном „завещании“ представляют собою злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии».
Нет, дорогой читатель, это не Сталин. Цитировался отрывок из статьи Л. Д. Троцкого «По поводу книги Истмена „После смерти Ленина“, напечатанной в № 16 журнала „Большевик“ от 1 сентября 1925 года. Правда, через несколько лет, оказавшись в принудительной турпоездке за границей, Троцкий начал писать нечто совершенно противоположное, но это уже другая история…

Курьезы и анекдоты

Опасаясь, что читатель может немного заскучать после столь длинных и сухих цитат, спешу его немножечко развеселить.
Известно ли вам, как было раскрыто имя первого польского книгопечатника? В начале нашего века польские историки потратили массу времени и сил, копаясь в сохранившихся архивах и летописях XV столетия. Было достоверно известно, что польский первопечатник – не поляк, а немец, приехавший из какогото германского государства (которых тогда насчитывалось, крохотулек, несметное количество). Было известно, что работал он в Кракове, тогдашней польской столице. Были известны годы, когда это происходило. Не хватало одного – имени. Сохранившиеся книги не были снабжены, как сказали бы мы теперь, «выходными данными».
Нашли неожиданно. И оказалось, что простонапросто искали не там… В покрытых вековой пылью бумагах Краковского суда обнаружилось относящееся к 1476 году дело, довольно обычное как для того времени, так и для нашего века. Некая Марта из Черной Веси слезно била челом господам королевским судьям, жалуясь на некоего ветреного молодца, каковой ее обольстил, но после рождения дитяти категорически отказался не то что жениться, но дать хотя бы грошик на содержание крошки. И звался этот повеса – «печатник книг Каспар из Баварии»!
Все совпадало. Правда, дальнейшие изыскания так и не определили фамилию означенного Каспара – болееменее точно удалось установить: либо Гофедер, либо Штраубе. Но главное, имя удалось извлечь из небытия…
Мне до сих пор любопытно: как выпутался повеса Каспар из этой истории? Увы, подробностей отыскать пока не удалось…
О политике. Недавно российский журнал «Махаон» привел любопытные факты некоего полумистического совпадения фамилий нынешних «демократов» с фамилиями из списка лиц, «кои с 1910 года разыскивались Департаментом полиции как проводившие подрывную работу против Российской империи»: несколько Заславских, Иосиф Собчак, Лихачев, К. Ф. Старовойтов, несколько Станкевичей, Д. Р. Басилашвили, два Лаврова, А.Б. Гамсахурдия, А. Н. Калугин, И. Г. Ландсберг. А также – матрос с «Авроры» Курков…
Самостоятельно дополняя этот список однофамильцев, я наткнулся на Александра Политковского, крупного сановника, во времена Николая I ведавшего инвалидными капиталами. (В те времена инвалидами именовались в первую очередь не увечные, а отставные военнослужащие). Капиталы, которые должны были идти на пенсионы и иные выплаты инвалидам, означенный Политковский разворовывал годами, в поразительных масштабах. А казначеем в этом же богоугодном заведении состоял… И. Ф. Рыбкин!
В конце концов хищения вскрылись, император разгневался и назначил строжайшее следствие. Политковский как нельзя более кстати принял яд и преставился (а может, помогли, в точности как в анекдоте про безвременно усопшую тещу и мухоморы). Зато на Рыбкине власть предержащие отыгрались сполна – его погнали на каторгу, в Сибирь, после чего из российской писаной истории он исчез навсегда.
Погрузившись в «век золотой Екатерины», нежданнонегаданно удалось обнаружить еще одного Гавриила Попова, одержимого столь же непреодолимой тягой к изящной словесности…
В 1792 году Тайная экспедиция (думаю, нет нужды подробно объяснять, что это было за жутковатое учреждение) сграбастала под арест купца Гавриила Попова за его сочинение, в котором он под псевдонимом «Ливитов» писал о равенстве всех людей независимо от сословия, осуждал порабощение человека человеком, то есть крепостное право, выступал против торговли людьми, предупреждал «вельмож» о возможности восстания «ожесточившихся земледельцев». Купца, чтобы впредь не умничал и не писал лишнего, сослали в СпасоЕвфимьевский монастырь. Что по меркам того жестокого времени было форменным актом гуманности.
Зато со студентом Невзоровым, примерно в то же самое время оказавшимся в лапах той же милой конторы, церемонились меньше: когда гонористый студент заявил было, что на вопросы отвечать не будет, ему пригрозили, что начнут охаживать поленом по хребту…
О «гнилой интеллигенции». Отчегото этот термин принято считать выдумкой то ли Ленина, то ли Сталина, в общем, большевистским хамством.
Однако все обстояло несколько иначе. В 1881 году, после убийства народовольцами Александра II, изрядное количество прекраснодушных русских либералов (издавна страдавших вывихами интеллекта) начало шумную кампанию, призывая нового императора простить и помиловать убийц его отца. Логика была проста, как мычание: узнав, что государь их помиловал, кровавые террористы умилятся, раскаются и во мгновение ока станут мирными ягнятами, занявшись какимнибудь полезным делом. Свою лепту в эту шизофрению внес и Лев Толстой, всю жизнь критиковавший российских императоров из своего комфортного поместья.
Сегодня, обогащенные историческим опытом, мы с полной уверенностью можем сказать, что рассчитывать на превращение террористов вроде СтепнякаКравчинского или Веры Засулич в полезных членов общества было по меньшей мере наивно. Впрочем, Александр III уже тогда понимал, что лучший метод убеждения народовольческой сволочи – петля или в крайнем случае солидный тюремный срок (что блестяще подтвердилось на примере Н. А. Морозова, после двадцатипятилетней отсидки и в самом деле ставшего полезным членом общества, крупным ученым). Именно он, однажды в сердцах отшвырнув стопу либеральных газет, воскликнул: «Гнилая интеллигенция!»
Источник надежный – одна из фрейлин императорского двора, дочь поэта Федора Тютчева.
О гримасах юстиции. Бессилие юстиции с ее «сто сорок четвертым последним предупреждением» – изобретение не нашего времени. В Польше, в буйном XVII веке, суд двадцать восемь раз приговаривал к «баниции», то есть изгнанию за пределы королевства, легендарного пана Ляша, ставшего чуть ли не синонимом шляхетского буйства. Хотите знать, как реагировал этот обормот? Подшил означенными двадцатью восемью приговорами свою бекешу и нагло разгуливал по столице, вслух сетуя, что на подкладке есть еще свободное место, да вот беда, приговоров не хватает… Полиции тогда в стране практически не существовало, и заставить шляхтича подчиниться приговору суда было делом безнадежным. Это и называлось «вольностями дворянскими». Справедливости ради следует отметить, что Ляш выглядел ангелом кротости по сравнению с паном Потоцким, жившим столетие спустя, – сей магнат, когда суд вынес ему приговор «за бесчинства», ворвался в зал, где творилось правосудие, во главе своей вольницы, велел гайдукам положить судей на пергамент с только что записанным приговором, спустить штаны и высечь. И положили. И высекли. Прямо на приговоре.
Тот же пан Потоцкий обожал игру в «куку», заключавшуюся в том, что деревенских баб загоняли на деревья и велели со всем прилежанием кричать «куку!», а Потоцкий и его гости палили по бедолажным «кукушкам» мелкой дробью, норовя попасть пониже спины.
Впрочем, как выражались те же Стругацкие, – не воротите нос, ваши собственные предки были не лучше… по крайней мере, у Потоцкого стреляли мелкой дробью. Зато в домашнем тире российского помещика Струйского господа развлекались тем, что заставляли крепостных мужиков бегать на ограниченном пространстве и стреляли по ним из ружей и пистолетов пулями. Убивая насмерть.
Струйский считается яркой достопримечательностью екатерининского времени. У себя в имении он оборудовал типографию, где издавал в роскошнейшем оформлении собственные бездарные стихи, – Екатерина любила демонстрировать эти книги европейским гостям, словно бы мимоходом упоминая, что эти роскошные фолианты изданы в глухой провинции, что, легко догадаться, символизирует просвещенность ее царствования.
О домашнем тире Струйского, понятно, в обществе вслух не говорилось.
Как и о его жуткой коллекции орудий пыток, старательно скопированных со средневековых образцов. Была у поэтатипографщика еще одна страстишка…
Иногда он устраивал над кемнибудь из своих крестьян суд по всей форме, а приговор был всегда одинаков: «запытать до смерти». За беднягу тут же принимались палачи, обученные обращению с «коллекцией», и останавливались, лишь когда жертва испускала дух.
Доклад императору Александру I о положении дел с крепостными крестьянами, откуда взяты вышеприведенные факты, до сих пор не издан полностью – даже в наши беспредельные времена следует беречь нервы читателя…
Насколько же невинно по сравнению с этим выглядит одна из статей договора меж Русью и Византией, заключенного в Х веке после очередной войны! Византийцы, с одной стороны, соглашались беспрепятственно допускать в Константинополь русских, с другой же потребовали занести на пергамент торжественное обещание русских «впредь не разбойничать на улицах Константинополя и в его окрестностях». Для такого уточнения должны были быть веские причины, основанные, надо полагать, на многочисленных печальных прецедентах…
Кстати, о грабежах…
Сейчас, когда вновь поднялся страшный шум вокруг «проблемы реституции перемещенных культурных ценностей» (означающей, что Россия должна передать Германии свои законные трофеи в обмен на ядреный шиш с германской стороны), поневоле вспоминается анекдотическая, но невымышленная история, связанная с «церковными вратами»: В Новгороде, в соборе святой Софии, до сих пор радуют глаз старинные литые двери, изготовленные в Западной Европе, в веке, кажется, десятом. История их весьма примечательна – на фоне воплей о реституции…
Однажды древние новгородцы собрались в Швецию по совершенно житейским делам – нужно было немного пограбить шведскую столицу Сигтуну. Такие уж тогда были обычаи: когда обитатели какойнибудь страны замечали, что немного поиздержались, они со спокойной совестью отправлялись грабить ближних или дальних соседей. Сами ограбленные, подсчитав синяки и убытки, долго не горевали, в свою очередь начиная поглядывать по сторонам в поисках слабого соседа, к которому стоило бы наведаться в гости. Словом, такое поведение считалось вполне светским, я бы сказал, комильфотным.
Стало уже хрестоматийным упоминание о некоем французском бароне, который построил замок близ Парижа и нахально грабил королевские обозы. Бывали случаи и похлеще: скажем, в августе 1248 г. два немецких рыцаря, Пильгерин и Вейнольт, заявились в гости к своему знакомому, рыцарю и поэту Ульриху фон Лихтенштейну, однако вместо дружеского застолья разграбили драгоценности хозяйки дома, а самого Ульриха уволокли с собой и больше года держали в подвале, пока не получили выкуп…
Вернемся к новгородцам. Итак, они прихватили побольше пустых мешков, сели на крутобокие ладьи и поплыли в Швецию. Но гдето на полпути встретились с ладьями эстов (предков древних эстонцев), каковые не без самодовольства сообщили, что новгородцы старались зря и могут поворачивать оглобли – ибо они, эсты, как раз и плывут из Сигтуны, где грабить уже совершенно нечего, и вообще Сигтуна, откровенно говоря, давно уже догорает…
Новгородцы, как любой на их месте, прежестоко оскорбились – готовились, предвкушали, ладьи конопатили, топоры точили, мешки запасали! – и, недолго думая, предложили эстам поделиться награбленным.
Теперь уже оскорбились эсты, усмотрев в столь наглом требовании извечную тягу русских к халяве. И заявили нечто вроде: в концето концов, все добро они честно награбили, трудясь в поте лица. Разграбить и сжечь шведскую столицу – это вам не на гуслях тренькать у себя в Новгороде, былины про Садко распевая! Если хотите разбогатеть – плывите дальше и сами когонибудь ограбьте, как приличным людям и полагается! Мигранты, мать вашу… «Ах так, чудь белоглазая?! – взревели новгородцы некормлеными ведмедями. – Ну, тогда все отымем!»
Неизвестно, насколько этот диалог соответствовал истине, зато достоверно известно другое: последовало морское сражение, в результате которого эстов чувствительно потрепали и отобрали у них кучу добра, в том числе и вышеупомянутые врата, которые торжественно установили в Новгороде (в концето концов, утешали свою совесть, должно быть, новгородцы, эсты все равно язычники, и церковные двери им ни к чему).
По логике отечественных либералов данные двери, надо полагать, следует вернуть Швеции. Реституировать, извините за выражение. Однако есть небольшая загвоздка. Врата эти шведы самым беззастенчивым образом сперли в германских землях, когда подожгли и ограбили то ли Аахен, то ли Бремен. Так кому же прикажете возвращать произведение искусства – Германии, Швеции или Эстонии? Пожалуй, гораздо проще будет оставить все как есть, занеся «реституцию» в разряд неприличных слов.
А нынешние немцы, требующие вернуть им «награбленное», право же, чрезвычайно напоминают итальянцев, которые в свое время зело сокрушались и ругали наполеоновских грабителей, безжалостно уволокших во Францию четверку бронзовых коней, столетиями украшавших венецианскую площадь святого Марка. При этом итальянцы както упускали немаловажную деталь: кони эти некогда украшали Константинополь, откуда их и сперли итальянские рыцари, принимавшие участие в разграблении города в 1206 г…
Нечто подобное произошло четыре столетия спустя опятьтаки на Балтике, когда шла затяжная морская война меж Ганзейским союзом и его противниками. Известный капер Пауль Бенеке, перехватывавший все корабли, идущие в стороны Англии, захватил два парусника нейтральной Бургундии, не принимавшей участия в сваре. На борту одного из них обнаружился расписной алтарь работы известнейшего мастера того времени Ханса Мемлинга.
Городской совет Гданьска, принадлежавшего тогда ганзейским немцам, принял решение установить алтарь в одной из церквей. Протестовал герцог Бургундский, протестовали флорентийцы, которым и предназначался алтарь.
Римский папа Сикст XVI отправил в Гданьск личного посланца – нойон ничего не добился.
Давно исчезла Ганза, Гданьск перешел к полякам. Алтарь работы Ханса Мемлинга до сих пор находится в Мариацком костеле, никто за давностью лет и не думает его возвращать.
Так что скользкая это тема – реституция…

Случай и случайности

В некоторых последующих главах этой книги будет уделено немало внимания роли случая в истории. Случая, способного направить историю по иному, новому пути, ничуть непохожему на тот, что мы привыкли считать единственно возможным.
С одной стороны, занятие это сугубо неблагодарное – поскольку ничего нельзя проверить точно, любые умозаключения останутся красивой игрой ума. С другой же – стоит попытаться создать конструкцию, которая все же окажется близка к правде. Тем более, что роль случая в истории – тема крайне увлекательная.
А потому, как водится, умы привлекает давно. Еще и оттого, что настрадались вдоволь под гнетом дубоватой «марксистсколенинской» историографии, сводящей все, когдалибо на этом свете происходившее, к борьбе «классов и производительных сил». Хватит, накушались досыта…
Правда, не стоит выплескивать с водой и ребенка. Клас&heip;