Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

АНАТОЛИЙ ВАССЕРМАН
Вражья похвала
Критерий самопроверки
Оживлённая беседа обычно не ограничивается изначально заданной темой. Попутно затрагиваются смежные вопросы, от них отталкиваются отдалённые ассоциации... Если беседовать достаточно долго, рано или поздно будет помянуто практически всё, что в данный момент волнует многих.
В частности, среди постоянных спорщиков на любом форуме в Интернете хватает людей, резко отрицательно относящихся к нынешней российской власти в целом. Они не упускают ни единого удобного повода поставить под сомнение откровенность её намерений, предсказать провал очередного начинания, оспорить всякую исходящую с властных высот здравую мысль, придумать известным деятелям оскорбительные прозвища...
В нормальном обществе нелюбовь к власти не считается нарушением общественного порядка. Беда только в том, что самые запоминающиеся форумные завсегдатаи не заботятся о соответствии действительности своим убеждениям. Их прогнозы не сбываются и обвинения не подтверждаются столь регулярно, что их взгляды невозможно считать адекватными. Но они не обращают на свои ошибки ни малейшего внимания, а с той же лёгкостью генерируют новые. Похоже, их жизненная позиция выработана внутренними стимулами. Теперь из реальности выбирается только то, из чего можно сформировать очередные подпорки для уже выстроенной песочной крепости взглядов.
Я часто критикую нынешнюю российскую версию Единого Государственного Экзамена. Ведь она способствует отказу от изучения внутренних закономерностей, порождающих картину мира, ради фактоцентрической зубрёжки, представляющей мир хаотическим набором бессвязных событий. В ЕГЭ выявлено и множество иных — и методических, и организационных — недостатков.
Педагогика — наряду с футболом и медициной — в числе занятий, где «каждый мнит себя стратегом». Она — подобно медицине, но в отличие от футбола — коснулась каждого из нас, а многих даже неоднократно — через детей, внуков... Публикации по ЕГЭ обсуждают многие и всесторонне.
По моим наблюдениям, и саму сегодняшнюю систему ЕГЭ, и порядок её внедрения в практику защищают почти исключительно те, кто в ходе иных споров систематически отличаются наибольшей неприязнью к нынешней российской власти в целом и всем её начинаниям в частности. Причём их убеждения ни в коей мере не меняются: уже проявившиеся — и очевидные даже им — недостатки ЕГЭ они списывают на последствия иных решений той же власти.
Это списывание даёт им, в частности, возможность не обращать внимания на прогнозы иных — ещё не проявившихся в полной мере — разрушительных последствий ЕГЭ. Один из них даже спросил меня (как ветерана интеллектуальных игр): если в столь разных состязаниях, как «Что? Где? Когда?», «Брэйн-ринг», «Своя игра» одни и те же победители — что изменится в студенчестве от перемены порядка экзаменов? Пришлось объяснять: интеллектуальные игры потому и называются интеллектуальными, что в большинстве их вопросов есть почва для проявления именно интеллекта. Редакторы включают в каждый вопрос зацепки, позволяющие выйти на правильный ответ рассуждениями, отталкивающимися от каких-то общеизвестных сведений. В соревнованиях же «на чистые знания» или «на чистую память» побеждают совершенно иные люди. Соответственно и ЕГЭ с изобилием вопросов «на чистые знания» и даже «на угадывание» даёт преимущество совершенно иным людям, нежели классический экзамен. А способности к рассуждению остаются никак не проверены, и невозможное без них высшее образование вряд ли улучшится.
Впрочем, перечислять здесь недостатки ЕГЭ — хоть уже выявленные, хоть ожидаемые в отдалённом будущем — вряд ли целесообразно. Все, кого они интересуют, скорее всего успели ознакомиться с ними всесторонне, благо полемика идёт уже не первый год. Меня же интересует прежде всего оценка ЕГЭ людьми, чьи убеждения известны по множеству иных примеров.
Все, кто на страницах форумов уже не раз выказал глубокое знание реального положения дел в стране, любовь к России, стремление ускорить её всестороннее самостоятельное развитие — дружно выступают против ЕГЭ, опираясь на конкретные факты, в том числе и на личный опыт. Так, ЕГЭ серьёзно осуждают преподаватели различных высших учебных заведений, приводя сведения об уже состоявшемся снижении способностей свежепоступивших студентов.
Те же, кто считает необходимым обстрогать всю нашу страну по иностранным шаблонам, кто ни в коей мере не озабочен очевидными несоответствиями своих взглядов и реального положения дел, кто готов разделить позицию прославленного прусского философа Георга Вильхельма Фридриха Георг-Людвиговича Хе- геля «если факты не соответствуют теории — тем хуже для фактов», кто обвиняет Россию во всех смертных и бессмертных грехах и считает презумпцию невиновности неприменимой к ней ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем — дружно защищают ЕГЭ и сулят ему (и России с его помощью) великое будущее.
Если тебя ругает умный или дружелюбно к тебе настроенный человек, ты вполне можешь оказаться и прав: он может высказаться отрицательно по множеству соображений, слабо связанных с конкретной обсуждаемой проблемой — например, ради подстёгивания твоего энтузиазма, угасшего от успеха. Но если тебя хвалит явный дурак или враг — ты несомненно ошибаешься.
Плюс болонизация всей страны
Международный стандарт разорения России
В соответствии с нормативами, принятыми Западной Европой в Болонье, теперь изготавливаются две версии специалистов. Бакалавр учится четыре года с таким расчётом, чтобы сразу после выпуска включаться в практическую работу по избранной специальности. Магистр учится шесть лет с уклоном в будущие исследования и развитие теории той же специальности.
На первый взгляд идея разумная.
Для текущей работы — на готовом оборудовании, по готовым технологиям — вроде бы и впрямь требуется куда меньше знаний, чем для самостоятельных исследований и разработок. Отчего бы не сэкономить время и силы, да ещё и вступить в самостоятельную жизнь на два года раньше, в той ещё молодости, когда, по Борису Леонидовичу Пастернаку, «дольше века длится день»?
С другой стороны, если человек сразу проявил способность вникать в суть вещей, а тем более изыскивать новую их суть, ему заведомо необходимо углублённое изучение выбранного предмета.
Словом, на первый взгляд болонская логика схожа с ранее действовавшей у нас системой: 5 лет в институте, а затем, для склонных к исследовательской работе, — 3 года в аспирантуре. Разве что каждый этап обучения сокращён. Всего на год. Мелочь.
Но в мелочах кроется дьявол.
Учебная программа любой специальности насыщена до предела возможностей её усвоения студентами. Сокращаем срок обучения — значит, исключаем какие-то материалы или даже целые учебные дисциплины. Что же потеряет новое поколение высших учащихся по сравнению с прошлыми, советскими временами?
Судя по разделению между практичным бакалавриатом и теоретичным магистратом, сократится преподавание теоретических дисциплин — и основ конкретной профессии, и (тем более) общих теорий, из коих проистекают закономерности данной профессии. Мол, зачем инженеру по ремонту холодильных установок знать ключевые принципы термодинамики, не говоря уж об исчислении бесконечно малых? Его непосредственная задача — искать утечки в нагромождении трубок и уплотнений да умело менять загрязнённый хладоагент.
Но задачи такого уровня — дело не инженера, а техника из обычного профессионально-технического училища. Инженер должен по меньшей мере понимать — и уметь выявлять — причины неполадок, не перечисленных в инструкции, да и не выявляемых при помощи помазка и стакана мыльного раствора.
Персонал Чернобыльской АЭС в 1986 году прекрасно знал всё необходимое для обслуживания тепловой энергоустановки. Но не был обучен по части тонкостей поведения ядерного реактора. В результате при проведении очередного эксперимента реактор уронили в йодную яму, а при попытке вытянуть оттуда разогнали до неуправляемости — от чего и предостерегает теория.
Изучить же все нужные инженеру дисциплины на рецептурном уровне — не под силу никому. Слишком уж многие факты накоплены за десятки (а порою и сотни) лет развития каждого вида техники. Даже поиск этих фактов в справочниках непомерно долог, если не понимаешь принципов устройства самих справочников. То есть не владеешь теорией, лежащей в основе их структуры.
Если же теория известна, не обязательно даже рыться в справочниках, не говоря уж о зазубривании всего их содержимого. Зачастую куда проще и быстрее вывести их из общих законов и формул. Как правило, одной формулы более чем достаточно для замены многих обширных таблиц.
Не зря в моё время первые два курса любого вуза посвящались общетеоретическим дисциплинам. Включая нелюбимую многими философию: при всём догматизме тогдашних «попов марксистского прихода» она даёт общее представление о многих внутренних закономерностях природы и общества. Сейчас мне то и дело приходится развеивать чужие заблуждения, проистекающие из незнания понятий перехода количества в качество, отрицания отрицания и прочих азов одного из направлений философии.
Если же сохранить прежнюю структуру теоретических основ предмета, то бакалавры просто не успеют освоить практические дисциплины, а магистры будут изучать их повторно — пусть и углублённо. Практики не обретут должной квалификации, а теоретики потеряют по меньшей мере тот самый год, что отличает ма- гистериат от обычного пятилетнего вузовского курса.
Болонизация Европы — ещё одно свидетельство непонимания соотношения теории с практикой. Это непонимание характерно для малообразованного обывателя и поэтому неизбежно для лидера, выдвинутого демократическим механизмом. Но наши руководители пока в основном воспитаны ещё в хороших советских вузах с надлежащим отношением к теории. Что же вынудило их присоединиться к болонскому преступлению против разума?
Официальное объяснение — удобоприемлемость наших дипломов на Западе, чтобы наши квалифицированные специалисты могли без труда работать, зарабатывать и набираться опыта за рубежом. Но по диплому принимают на работу только начинающих. Куда важнее опыт работы и реальные достижения. Болони- зированные вузы ориентируются на то, что их выпускники сразу выедут за границу, даже не пытаясь приложить свои знания на родине, оплатившей их образование. Причём первые болонистические выпуски появятся как раз на выходе из кризиса, когда спрос на специалистов во всём мире резко возрастёт. Следует ли нам финансировать подготовку кадров для стран побогаче нашей?
Единство мира и учёбы
Школьные предметы не разделяют Вселенную
Довелось мне однажды участвовать в телевизионной дискуссии о проблемах российского образования. Проблем обсуждали несколько: и перегрузку школьников, и переход от фундаментального образования по немецкому образцу, традиционного для нашего образования, к американскому стилю, опирающемуся прежде всего на факты и рецепты, и освещение в современных учебниках эпизодов советских репрессий, включая длившийся с июня 1937-го по 1938 года Большой Террор. Я по мере сил и возможностей вставлял реплики по отдельным проблемам, затронутым в дискуссии. А в конце концов высказал вывод: все обсуждаемые нами проблемы происходят из одной главной беды — из того, что уже на уровне школы с очень давних времен мир воспринимается как совокупность разных учебных дисциплин, никак между собою не пересекающихся. Поэтому, например, при составлении учебных планов специалисты по каждому предмету доказывают его важность и необходимость, стараются впихнуть в программу побольше фактов, связанных с этим предметом. По этой же причине и единый государственный экзамен, по изначальному замыслу единства проверки всех школьников вовсе не глупый, сведён по сути к запоминанию набора разрозненных фактов.
Между тем мир — един. Многие активисты меж- церковного диалога любят говорить: «Перегородки между церквями не доходят до неба». Так вот, перегородки между учебными предметами, обложки учебников — тоже не доходят ни до неба, ни до центра земли. Всё это — лишь отдельные точки зрения на единый мир. Они полезны, чтобы видеть его глубже и объёмнее, но не для разделения. Многие факты, на уровне одного учебного предмета кажущиеся разрозненными, на самом деле представляют собой простые и очевидные следствия закономерностей, изучаемых в других предметах.
Мир — един. Он подчинён единым законам и взаимосвязям.
Они конечно, очень сложны и в какой-то мере несводимы друг к другу. Скажем, чисто технически невозможно, исходя из уравнений квантовой механики, вычислить во всех подробностях ход даже сравнительно простой химической реакции. А допустим, поведение таких сложных биохимических структур, как ферменты или молекулы наследственности, очень трудно описать в терминах элементарных химических актов. Примеры такой несводимости можно множить. Я и сам не раз указывал на целесообразность некоторых понятий и законов именно потому, что описываемые ими явления, хотя и следуют из более общих закономерностей, но свести их к этой общей основе слишком сложно.
Поэтому, естественно, каждый уровень познания добавляет свои закономерности, и у каждого учебного предмета есть что-то несводимое к другим. Но важно понимать прежде всего, что в принципе возможность такого сведения есть. Что та же химия — это очень сложное и поэтому заслуживающее самостоятельного изучения проявление всё той же квантовой механики. Что в основе социологии и экономики лежат закономерности, связанные с необходимостью поддержания нашего биологического существования. И так далее. Нельзя изучать каждый предмет с нуля. Надо всегда давать чёткие опоры на то, что уже изучается другими предметами. Надо показывать в первую очередь систему перекрёстных взаимосвязей, обеспечивающих единство нашего мира. И тогда несравненно меньше надо будет попросту зазубривать. Как отметил ещё французский энциклопедист Клод Адриен Жан-Клод- Адриенович Швайцер, более известный по переводу его фамилии на латынь как Гельвеций, «знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов».
Точно так же и ЕГЭ надо преобразовать в систему проверки понимания (даже не знания, а именно — понимания) этих общих закономерностей. Как это сделать — уже вопрос чистой техники. Могу сказать, что в интеллектуальных играх, где я давно и с удовольствием участвую, отработано очень много приёмов, принуждающих ради ответа на конкретный вопрос вспоминать общие принципы и правила, а не судорожно искать разрозненные факты.
Когда мы восстановим — а ещё лучше усилим и усовершенствуем — ориентацию школы на преподавание закономерностей, насыщенность учебной программы не будет оборачиваться нехваткой сил и времени для её освоения. Потому что опять же — усвоить некий единый принцип и научиться его применять несравненно проще, чем запоминать факты, объясняемые этим принципом. Более того — факты в этом случае будут запоминаться сами собой, именно потому что будут не только в природе, но и в сознании связаны с этим принципом.
Итак, проблемы нашего обучения — это прежде всего проблемы нашего понимания мира. Пока мы не научимся новому пониманию, пока не осознаем и не ощутим в полной мере единство мира, мы и сами будем путаться в реальности, и дети наши будут тратить десятилетие на тупую зубрёжку, не дающую ничего в жизни. Тогда как знание принципов, в отличие от знания фактов, действительно может пригодиться в любых жизненных обстоятельствах.
Кстати, я сам знаю намного меньше фактов, чем принято считать. Основную часть ответов на вопросы интеллектуальных игр можно вывести, прилагая к совершенно общеизвестным знаниям некоторые общие принципы, чем я, собственно, на экране и в спортивных турнирах и занимаюсь. Чего и вам желаю.
На все руки физик
Профессиональная подготовка может годиться для многих профессий сразу
Несколько слов о моей профессиональной подготовке.
Я закончил теплофизический факультет Одесского технологического института холодильной промышленности, сейчас названного Одесской государственной академией холода. Как известно, после теплофизического факультета человек может заниматься чем угодно — разумеется, кроме теплофизики.
Это ни в коей мере не шутка. Спрос на профессиональных теплофизиков довольно мал. Скажем, в узкой специальности моего отца — составлении уравнений состояния веществ — в мире работает примерно человек сто. Кто-то приходит, кто-то уходит, но в целом этих ста человек хватает, чтобы составлять уравнения состояния всех веществ, почему-либо заинтересовавших науку и технику. Кстати, мой отец по меньшей мере с тысяча девятьсот шестьдесят пятого года в первой десятке этой сотни. Так что мне есть на кого глядеть снизу вверх, есть кому завидовать, есть к кому тянуться. На мой взгляд, это очень хорошо, ибо, когда тянешься за другими, сам быстрее растёшь.
Итак, теплофизиков нужно немного, а готовить приходится многих, и по чисто техническим причинам. При нынешней организации обучения невозможно создать факультет, где на каждом курсе всего пять- шесть человек. Кроме того, хочется иметь выбор, чтобы в эту науку шли по возможности лучшие.
Вдобавок довольно многие приходят в теплофизику из смежных специальностей. Мой отец начинал с судовых двигателей. А дальше — эволюция: двигатели внутреннего сгорания — рабочие процессы двигателей внутреннего сгорания — свойства веществ, участвующих в рабочих процессах, — свойства веществ вообще — уравнения, описывающие эти свойства, — методы составления уравнения состояния — компьютерные методы составления уравнения состояния. Я потом, когда стал программистом, сказал, что всего лишь проделал следующий шаг той же самой эволюции. Он подумал, согласился со мной, перестал огорчаться тому, что я стал не теплофизиком, а программистом.
На моём курсе было ровно пятьдесят студентов, и все мы чётко понимали: по специальности пойдут работать в лучшем случае человек десять, а то и пять-шесть. Так и вышло. Если не ошибаюсь, как раз шесть человек после института занялись собственно теплофизическими работами. Поэтому теплофизикой после теплофизического факультета заняться практически невозможно.
Но с другой стороны, теплофизика — комплексная дисциплина. Она сформировалась на стыке великого множества самых разнообразных наук и ремёсел. Чтобы ею заниматься, нужно всеми ими хорошо владеть. Мне пришлось освоить программирование в первую очередь для манипуляции теми же самыми уравнениями состояния для выведения из них разнообразных следствий. И после института я пошёл работать как раз программистом.
Кроме того, надо не только освоить все эти науки и ремёсла, надо ещё научиться понимать взаимосвязи между ними. Уметь из закономерностей, лежащих в одной из наук, выводить следствия, вроде бы относящиеся к совершенно другой. Овладеть применением всех их одновременно к решению какой-то одной реальной задачи, ибо наш мир не разделён на учебные или научные дисциплины. То есть не просто получить очень разностороннее образование, а ещё и уметь видеть все эти стороны одновременно, сводить их в единое целое, понимать, какова архитектура этого целого. Словом, чтобы стать теплофизиком, надо обжиться едва ли не во всей науке сразу.
Человек, получивший столь разностороннее образование и научившийся видеть псе эти взаимосвязи между всеми сторонами, может мотом с лёгкостью заняться чем угодно. Мои сокурсники встречались мне в самых разных институтах, конструкторских организациях. Насколько я знаю, с изменением общественного устройства многие из них ушли в бизнес — и там тоже вполне успешны. Да и я достаточно легко ушёл из программистов в политические консультанты и журналисты. В этой работе мне опять же очень пригодились и разносторонние познания, и умения находить и выводить взаимосвязи между ними. Как консультант, я выигрывал прежде всего тем, что шёл не вглубь, а вширь, что всегда привлекаю очень разносторонние сведения и принципы, чаще всего просто не попадающие одновременно в поле зрения кого-ли- бо из моих коллег.
Вообще полезно учиться не вглубь, а вширь. Углубиться в какую-то конкретную точку всегда успеется. Но чтобы найти точку, куда стоило бы углубляться, нужны прежде всего широта кругозора и разнообразие познаний.
Способов формирования широты и разнообразия всегда хватало. И то и дело появляются всё новые. Когда я был школьником, основным у нас способом самообразования, как и много веков подряд, оставались книги. В годы моего студенчества заметную роль на этом направлении стало играть телевидение. А уж в нынешнем Интернете и подавно можно найти всё, на все случаи жизни, ради любой цели, в том числе и для познания.
Но всё это ни в малейшей мере не отменяет ценность систематического образования — хотя бы ради того, чтобы разрозненные сведения, почерпнутые из разнообразных источников, не лежали россыпью, а формировали единую структуру, чтобы по её внутренним взаимосвязям можно было не только ходить во все стороны, но даже выходить за её пределы для открытия чего-то нового. Поэтому я доселе признателен своему теплофизическому воспитанию.
Уроки Цезаря
Опора на закономерности позволяет работать параллельно
Несколько слов из моего личного опыта студента. По организационным причинам, в данном случае не представляющим особого интереса, я поступил на факультет холодильной техники Одесского технологического института холодильной промышленности и только после первого курса перевёлся на теплофизический факультет. Хотя с самого начала было ясно: учиться буду на теплофизическом. В результате преподаватели, читающие лекции на втором курсе, не были знакомы с некоторыми моими привычками, накопившимися ещё на первом.
Однажды заведующий кафедрой физики, прохаживаясь по аудитории по ходу чтения лекции, подошёл ко мне. Я, естественно, был занят бурной деятельностью: играл в крестики-нолики на неограниченном поле с одним из соседей по аудиторной скамье, записывал в тетрадь очередной фрагмент приключенческого романа, который мы с моим старым другом сочиняли на протяжении всего моего пребывания в институте, играл в шахматы с соседом на следующей скамье... Профессор поинтересовался, не мешает ли моей разносторонней активности его голос. Я, конечно, ответил, что ни в коей мере не мешает. Тогда он попросил предъявить ему конспект текущей лекции. Я предъявил. Он заглянул в конспект, несколько переменился в лице, вернул мне конспект, отошёл от моего места подальше и более никогда мне в аудитории подобных вопросов не задавал. Поскольку в конспекте было полно и аккуратно, насколько это возможно при моём корявом почерке, записано всё из сказанного им к тому моменту, что вообще заслуживало записи.
В лекции, в отличие от учебника, всегда есть какие- то моменты, необходимые для восприятия текста на слух, но необязательные для записывания. Ведь при чтении всегда можно вернуться к предыдущим словам и обдумать заново. В этом, кстати, существенное преимущество письменного текста перед учебным фильмом. И поэтому же конспект лекции естественным образом отличается от текста, произнесённого вслух. И в моём конспекте было всё, что действительно следовало записать.
Не потому, что я какой-то сверхъестественно умный. А потому, что я ещё в школьные годы прочёл довольно много из того, что должно входить в институтский курс, уловил основные закономерности физических представлений, даваемых в рамках этого институтского курса. Слушая лекции, естественно, сразу же подмечал многие знакомые мне вещи, понимал их, и соответственно записывал то, что необходимо для дальнейшего углублённого изучения.
Вспоминаю об этом своём опыте по нескольким причинам.
Во-первых, чтобы показать, зачем сперва знакомиться с каким-то предметом в общих чертах, а уж потом изучать его углублённо. Да именно затем, чтобы сначала понять общие закономерности, а потом исследовать не весь массив фактов, связанный с данным предметом, а только то, что из этих закономерностей не вытекает вполне очевидным образом.
Во-вторых, чтобы лишний раз подчеркнуть, сколь важны именно закономерности, а не разрозненные факты. Факты нужны в первую очередь именно для того, чтобы эти самые закономерности выводить. А после того, как это сделано, можно даже забыть о тех камушках, по которым мы шли к выводу. При необходимости, зная, где находится выход, всегда можно повторно проложить путь по тому лабиринту, где мы блуждали в первый раз. И путь этот будет кратким и ясным, ибо общий принцип строения этого лабиринта уже понятен.
Я очень люблю и часто повторяю слова французского энциклопедиста Клода Адриена Жан-Клод-Ад- риеновича Швайцера, известного в латинском переводе его фамилии как Гельвеций: «Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов». Если мы начинаем изучение со знакомства с этими принципами, то и фактов нам приходится СПЕЦИАЛЬНО изучать несравненно меньше.
Когда я учился в институте, школа как раз переходила на новый метод обучения математике, разработанный под руководством академика Андрея Николаевича Катаева, после смерти родителей усыновлённого сестрой матери, а потому известного под материнской фамилией Колмогоров. Там начинали как раз с преподавания самых общих принципов и лишь на их основе переходили к каким-то конкретным математическим фактам. Споров по этому поводу было много. Но с моей точки зрения академик прав. Именно такой путь изучения любого предмета оптимальный. Сперва надо понять то главное, что уже накоплено поколениями предшественников. Те общие принципы, которые они сумели вывести. И лишь потом, на основе этих общих принципов, двигаться дальше к тем конкретным фактам, которые нас интересуют в конкретном случае.
Когда что-то изучаете самостоятельно, ищите прежде всего не факты, а общие принципы. Уже на основе этих принципов сможете понять, какие факты в данном случае вообще стоит искать. Вот и я стараюсь здесь говорить в первую очередь о принципах, даже если прихожу к этим принципам, отталкиваясь от конкретного факта, в том числе и моего личного опыта.
За привычку делать несколько дел одновременно меня в молодости в шутку сравнивали с Гаем Гаевичем Юлием Цезарем. Исходя из его карьеры, думаю: он хорошо ориентировался во всех закономерностях, известных в его время, и видел, какие именно отклонения от этих закономерностей требуют его внимания. Потому и переключался между делами так легко и быстро.
Мозаичное мышление
Цельный мир дробится только в сознании
Несколько слов о мозаике мышления. Светочувствительная часть глаза состоит из множества отдельных элементов. Оптическая часть собирает на каждом элементе свет, приходящий с одного направления. Картина дробится на бесчисленные точки мозаики. Сбор этих точек вновь в единую картину — задача не глаза, а мозга.
Мир в целом мы воспринимаем как множество разрозненных точек — фактов. Собрать их в цельную картину — опять же задача мозга.
Видеть то, на что смотрим, мы учимся в столь раннем возрасте, что сложность задачи могут оценить лишь те, кто учит слепых от рождения, прозревших благодаря успехам медицины. Понимать то, что видим, надо учиться всю жизнь. Психологи детства доселе открыли только малую часть сложностей, преодолеваемых каждым из нас на пути превращения в человека.
Нарисовать цельную картину немногими штрихами — и подавно не ремесло, а искусство. В чеховской «Чайке» Треплёв жалуется: «Тригорин выработал себе приёмы, ему легко... У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звёзд, и далёкие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе...»
Но и восстановить целое по скупым деталям — искусство немногим меньшее. В первом представлении «Чайка» с треском провалилась. Не только актёры не умели заполнить жизнью очерченный драматургом контур. В воображении зрителей не сложилась мозаика из авторских точек и чёрточек.
Великие авторы творят великую аудиторию. Вникая в сложности новой системы образов, можно научиться если не создавать собственную равноценную, то хотя бы без сверхъестественных усилий постигать готовую.
«Чайка» сперва прошла через новейшую систему работы актёра над собой, выработанную великим актёром и режиссёром Алексеевым (Станиславским) и позволяющую достроить драматургический набросок до полнокровной личности. Затем зрители жадно впитали новые — не только текстовые, но и поведенческие — образы. И уже через несколько лет пьеса признана одним из величайших шедевров мировой сцены: автор воспитал актёров и зрителей.
Поколением позже другой великий режиссёр — Эйзенштейн — довёл до логического предела систему монтажа визуальных образов, открытую ещё на заре кинематографа и развитую до уровня художественной системы Гриффитом и Кулешовым. Сцена расстрела демонстрации в фильме «Октябрь» смонтирована из чередующихся планов пулемёта и разбегающейся толпы. Длина каждого плана — всего два кадрика, то есть двенадцатая доля секунды! Воспринять эти мелькающие изображения — а тем более сложить их в единый образ потрясающей художественной силы — может только хорошо подготовленный мозг. Эйзенштейн опирался на три десятилетия опыта, накопленного не только режиссёрами, но и кинозрителями.
Опыт набирается регулярным сопоставлением фрагментарных и цельных образов. Мало кому под силу сложить мозаику, не держа перед собой образцовую картинку. Если же вовсе не привык видеть полноценные картины реальности, весь мир будет восприниматься мешаниной ярких разрозненных пятен.
Модный сейчас клиповый монтаж рождён ради маскировки бессодержательности популярных песенок: зритель, искушённый восприятием сложных художественных образов, самостоятельно достраивал смысл — куда глубже того, какой мог бы даже при самом большом желании вложить в очередную поделку беспечный изготовитель. Нынешняя же молодёжь, с детства воспитанная на клипах, не то что не хочет, а не может доделать работу за нерадивого автора. Ибо — как и он сам — не располагает должными навыками.
Далеко за пределами шоу-бизнеса — та же картина. Например, нынешняя мода в образовании — факто- центричность — представляет весь мир россыпью разрозненных фактов. Между тем изначальный смысл систематического образования — в отличие от обучения на опыте — в том и состоит, чтобы указать реальные строгие законы, кроющиеся за отдельными фактами, определяющие всё их многообразие и взаимосвязь.
Изучить эти законы — по крайней мере после того, как они кем-то уже открыты — несравненно проще, нежели факты, из коих законы выведены. Ведь законов — и способов выведения фактов из них — несравненно меньше, чем самих фактов. Законоцентричная система обучения идёт ещё из античных времён, а окончательно сложилась в средневековой Германии. Нынешний переход от неё к новомодной фактоцент- ричной системе, восходящей ещё к каменному веку, но возрождённой сейчас в Соединённых Государствах Америки, непомерно наращивает нагрузку на учеников. И в то же время делает их вопиюще неприспособленными к жизни, способными существовать только в мире всеобъемлющих инструкций на каждый шаг. Хвалёные многотомные регламенты германской бюрократии даже в подмётки не годятся сегодняшней американской обстановке с надписями на фастфудовских картонных кофейных чашках «Содержимое горячее — можно обжечься» и на микроволновках «Кошек не сушить!»
Наша школа ещё недавно увлечённо впитывала новейшие достижения науки. Нынче она преобразуется на американский манер. Главное — последствие этого регресса: новые поколения обречены на полное непонимание мира. Значит, будут двигаться по нему как слепцы. Мозаичное мышление куда разрушительнее и опаснее мозаичного зрения.
Интересные знания — не лишние
Увлечения формируют объёмный взгляд на жизнь
Идею этой заметки подсказал мне брат — человек, в отличие от меня, весьма умный и во всех смыслах успешный. Как-то на семейной автопрогулке он мгновенно перечислил жене и дочери три элитных марки крупных производителей: Honda — Acura, Nissan — Infiniti, Toyota — Lexus.
По служебному положению ему положен обычный Nissan Primera. Он не намерен рваться на уровни, позволяющие без серьёзного напряжения карманов обзаводиться техникой экстракласса. Даже если в его жизненных обстоятельствах случатся перемены, позволяющие обзавестись любой техникой «по правилу правой руки» (то есть закрыв ею колонку «цена» и глядя только на названия), ему всё равно понадобится изучить новое состояние авторынка. Выходит, знания о сегодняшних тонкостях автомаркетинга для него просто лишние?
Но сведения о дополнительных марках он не зазубривал целенаправленно. Всё запомнилось само собою. Просто потому, что брат (как и я) вообще очень интересуется автоделом.
Всё интересное вообще запоминается само собою, без специального напряжения. Часто спрашивают: откуда у меня такие разносторонние знания, такая эрудиция, какими инструментами я пользуюсь для развития памяти? Ответ прост: я любопытен, интересуюсь многими разными делами — вот и запомнилось многое.
В интеллектуальных играх — в отличие от викторин — надо не столько знать, сколько соображать. Вопросы у нас по возможности строятся так, чтобы на правильный ответ можно было выйти рассуждениями, опирающимися на общеизвестные сведения. Но всё- таки чем шире круг интересов, чем больше накоплено сведений — тем больше точек опоры для мысли. Поэтому прозвище «знаток», хотя и далеко не в полной мере отражает специфику участников наших игр, но всё же в основном не противоречит ей.
Скажете: на чтение книг, журналов и рекламы на тему, не связанную с текущей жизнью, время уходит зря? Так ведь и тратится его немного. Кроме того, ещё академик Иван Петрович Павлов доказал: лучший отдых — перемена рода деятельности. Так что изучение сведений по теме своего увлечения — прекрасный отдых, столь необходимый для максимально эффективного исполнения служебных и семейных обязанностей.
Брат уже вряд ли станет автогонщиком. Да и мне поздновато подаваться в военачальники, а тем более в лётчики. Даже мои многочисленные изобретения по части стрелкового оружия, судя по всему, в обозримом будущем так и останутся никем не востребованы (а жаль: системы у меня получаются простые и в производстве, и в эксплуатации). Неужели я зря прочёл добрый десяток метров (в толщину) литературы по военному делу?
Тем не менее увлечения иной раз способны радикально изменить жизнь. Школьный интерес к компьютерам — тогда ещё далеко не персональным, а весьма редким и экзотическим — обернулся для меня более чем двумя десятилетиями активной профессиональной деятельности (по тому времени — неплохо оплачиваемой). Мне издавна любопытна политика — и с осени 1995-го я зарабатываю в основном политическими консультациями.
В бытность мою программистом я убедился: хороши в этой профессии те, кто (как я) переучился на неё с других специальностей. Если новое дело идёт без успеха — проще не переучиваться, а остаться на старой работе. Сходное правило действует в любом занятии, чьим азам можно выучиться самостоятельно — дабы для начала хоть примерно представить себе, «с чем его едят».
Чтобы найти и освоить новую специальность, надо для начала ею увлечься, познакомиться с её основами. Осознанно выбрать можно лишь занятие, коим уже почему-либо интересуешься. Лишним этот интерес не будет. Неизвестно, какое дело более придётся по душе и какое лучше состыкуется с переменчивыми житейскими обстоятельствами. Считайте не лишним любой интерес к конкретным особенностям родов деятельности.
А уж когда начинается нечто качественно новое, знания, накопленные из чистого любопытства, и вовсе неоценимы как средство развития. На заре авиации в неё шли энтузиасты, самостоятельно изучавшие крылья птиц и летучих мышей, сорта бамбука и восточных лаков, способы облегчения двигателей внутреннего сгорания и конструкции велосипедных колёс: все эти познания в одночасье оказались востребованы. Выиграли те, чьи интересы предельно разнообразны: создание сложной новинки требовало применения всех сведений одновременно. Только когда основные принципы устройства и действия новой техники устоялись, настала эпоха больших коллективов с узкой специализацией сотрудников. Но главы конструкторских бюро и сейчас чаще всего поражают разнообразием увлечений: широкий кругозор позволяет координировать действия разнонаправленных профессионалов в рамках единой системы.
Знания, не относящиеся к теме основной работы, позволяют взглянуть на неё в неожиданном ракурсе — и подметить что-то качественно новое. Не зря Альберт Эйнштейн уверял, что почерпнул из Достоевского больше, чем из трудов по классической физике.
Знания, умения и навыки вряд ли бывают действительно лишними. А если ещё и учесть, сколь легко они добываются (по тематике, представляющей личный интерес) и сколько удовольствия доставляют, можно распространить на них (с незначительными сокращениями) слова Льва Николаевича Толстого о языке эсперанто: «Жертвы... на изучение... столь незначительны, а последствия... так огромны, что нельзя не сделать этой попытки».
Ум и знание кармана не ломят
Избыточная квалификация персонала — надёжная страховка
Несколько слов о запасе ума и знаний.
Уже не одно десятилетие избыточно квалифицированный специалист имеет куда меньшие, нежели недостаточно квалифицированный кандидат, шансы занять вакансию в большинстве американских фирм. Неумелого можно доучить до нужного уровня. От чрезмерных же познаний никак не избавиться. Как сказано в советском анекдоте, «бороду сбрить я могу — а умище-то куда девать?»
Царь Соломон Давыдович в книге «Проповедник» отметил: «Во многой мудрости много и печали, и умножающий познание умножает скорбь». Человек, чьи силы и знания очевидно превосходят требования занимаемой должности, испытывает немалые трудности в поиске приложения своих способностей.
Избыток возможностей можно использовать в творческом досуге. К сожалению, многие управленцы и работодатели искренне считают каждую минуту, потраченную подчинённым на себя, украденной лично у них. Даже если сами они эту минуту никоим образом не могут использовать.
Вдобавок менеджеры опасаются: вдруг сотрудник столь хорош, что его сочтут достойным служебного повышения — на место этого самого менеджера?
Даже если для эффективной работы желательно чему-то доучить работника — многие опасаются: вдруг он, обретя дополнительные возможности за счёт работодателя, предпочтёт искать их приложение на новом месте? Обидно терять свой персонал за свои же деньги.
Сформированное американскими управленцами отношение к избытку знаний, умений и навыков постепенно распространилось по большей части Западной Европы, а теперь охватывает и нас. Со всеми вытекающими из этого организационными последствиями. Вроде болонского процесса, превращающего значительную часть выпускников вузов в ремесленников, способных только следовать готовым рецептам, но не знающим ключевых закономерностей, из которых эти — и многие другие — рецепты можно по мере надобности выводить внятными (и чаще всего сравнительно простыми) методами.
Неужто экономика и впрямь движется лучше, когда в неё впряжены ослы?
Великий математик Виктор Михайлович Глушков по ходу разработки теории управления экономикой установил: избежать лавинообразного роста последствий любой хозяйственной случайности можно, только если в каждом производственном звене по меньшей мере треть возможностей не используется при нормальном ходе событий, а служит исключительно страховым резервом.
В ту пору Глушков руководил созданием ОГАС— Общегосударственной Автоматизированной Системы управления народным хозяйством СССР. Коммунистическое руководство страны сразу после восстановления хозяйства, разрушенного войной, столкнулось с нарастающими сбоями централизованного руководства. И надеялось поднять его эффективность, переложив часть трудностей на технику. Глушкова наделили немалыми полномочиями. На его запрос об уровне производственных резервов Госплан ответил немедленно: при разработке государственных планов всего одна пятидесятая доля расчётных мощностей остаётся в распоряжении предприятий. Точнее, в распоряжении министерств — те в один голос сообщили Глушко- ву: ресурсы, не использованные Госпланом, тут же нагружаются дополнительными заданиями, дабы компенсировать неизбежные нестыковки плана, спущенного сверху.
Громадное расхождение теоретического расчёта с практикой изрядно удивило академика: нашу экономику хотя и лихорадило — но всё же несравненно меньше, чем следовало бы при столь полном отсутствии страховки. Он использовал свои полномочия для организации негласного обследования предприятий. Оказалось: ни один грамотный управленец не скрывает от вышестоящего начальства менее половины возможностей руководимого им участка. Сверх необходимого резервировалась — и не использовалась вообще без всякого толку — по меньшей мере шестая часть мощностей советского народного хозяйства.
Глушков — как и надлежит математику — решал задачу в общем виде. Он не уточнял, какие производственные звенья должны располагать резервом производительности. Следовательно, его открытие можно без особого сомнения распространить до наинизшего звена — отдельного человека.
Страховая роль запаса знаний и опыта прекрасно проявилась в нашу эпоху бурного реформирования. Советские граждане — казалось бы, отученные от большинства проявлений инициативы — успешно освоили многие направления деятельности, ранее не востребованные или даже прямо запрещённые. А уж приспособление к изменившимся условиям на привычных рабочих местах и подавно прошло для большинства без явно выраженных усилий.
Запас нужен не только в эпоху кризисов вроде прошедшего или начинающегося. Великий австрийский экономист Йозеф Шумпетер показал: на стабильном рынке при свободной конкуренции норма прибыли стремится к нулю — заметную выгоду можно получить только в инновационном процессе. Понятно, любые перемены в работе требуют дополнительной — не востребованной доселе — квалификации персонала. Не экономьте ка профессионализме — ни своём собственном, ни своих подчинённых — и неизбежные дополнительные расходы обернутся выгодами, заведомо недостижимыми для работающих по принципу, высмеянному ещё в пьесе Александра Гельмана «Протокол одного заседания» (более известной по экранизации «Премия»): «Я перед главком отчитываюсь за каждый квартал в отдельности, а не за всю жизнь в целом».
Выгодное милосердие
Ум станет популярен, когда на умных научатся зарабатывать
Уже не первый год нам трогательно сообщают о людях, страдающих болезнью Дауна, и упорных попытках множества добровольцев как-то справиться хотя бы с некоторыми их проблемами. Излечить дау- низм — как и многие другие генетические увечья — на современном этапе развития биологии невозможно. Но при изрядном терпении можно, используя оставшиеся ресурсы организма, научить несчастного многим осмысленным навыкам и формам поведения — даже исполнению некоторых ролей в кино и в театре.
На Западе борьба за благополучие даунов началась сразу после того, как некий менеджер додумался нанимать их на упаковку товаров в супермаркетах: со столь простой работой даже слабоумный справится, а платить ему можно куда меньше, чем здоровому — ибо скромность способностей заметно ограничивает потребности.
Ещё раньше гуманно развернулась массовая забота о менее тяжких — и потому заметно легче социализируемых — инвалидах: слепых, ограниченно подвижных... Каждая очередная волна гуманизма поднималась сразу после того, как появлялись технологии, позволяющие соответствующей категории граждан активно участвовать в каких-либо отраслях экономики.
На первый взгляд столь меркантильный подход может показаться циничным. Но никто ещё не отменил древнюю притчу: чтобы человек был сыт один день, подари ему рыбу, а чтобы он был сыт всю жизнь, дай ему удочку.
По мере углубления разделения труда всё больше членов общества могут самостоятельно удовлетворять свои потребности. В благотворительности нуждается всё меньшая доля людей, а ресурсов милосердия на каждого страдальца приходится всё больше. Что делает общество в целом добрее и спокойнее.
Продолжение достоинств — недостатки. Раз уж разделение труда требует от каждого всё меньших способностей — растёт число тех, чьи способности превышают должностные требования. Вдобавок умный — худший потребитель, нежели дурак. Он взыскательнее к качеству товаров и услуг, не склонен так же часто менять одежду и мебель... А уж принцип «не хуже, чем у Джонсов» его и вовсе не вдохновляет: что ему соседи, если он своим умом решает, как жить!
Рынок, как мифическое копьё Геракла, сам исцеляет нанесённые им раны. Раз в обществе слишком много умников — совершенствуются технологии массового оглупления. Сегодня в развитом обществе они, конечно, ещё далеки от идеала, описанного в романе Олдоса Хаксли «Дивный новый мир»: там эмбрионам, предназначенным в будущем для примитивных работ, добавляли в питательную среду спирт, замедляя развитие мозга и необратимо повреждая некоторые тонкие его структуры. Но и за пределами антиутопий очевидны немалые достижения на пути избавления от избытка разума.
Средства массовой информации распространяют в основном сведения об ужасах и скандалах, не заботясь об их достоверности. Развлечения, ещё недавно адресованные разве что пьяной толпе, объявляются высшими достижениями культуры. Мультикультурализм и политкорректность внушают равноценность первобытного примитива и плодов многовекового совершенствования. Школа — и средняя, и высшая — вместо общих закономерностей, из коих каждый при желании может вывести полноценные рекомендации, преподаёт лишь конкретные рецепты для частных случаев. А уж навыки самостоятельного выведения правил и законов объявлены — в рамках концепций вроде позитивизма — вовсе несуществующими. А чтобы никто не пытался рассеять эту дымовую завесу, ныне покойный Жак Деррида и его ещё живые последователи учат: мир есть текст, и за медлительной сложностью слов человеку заведомо не под силу постичь хоть что- то в скоротечной реальности — а потому не стоит и стараться установить истину, следует лишь фантазировать поизящнее.
В рамках разделения труда создаются и рабочие места, требующие сверхвысокой квалификации. Но чаще всего — узкой: в пределах прямых служебных обязанностей. А колоссальные нагрузки, неизбежные на такой работе, даже без целенаправленных усилий системы образования ограничивают кругозор.
Не зря ещё авторы Козьмы Пруткова ехидно отметили: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». Нынче таких флюсов столько, что человек с нормальным кругозором и естественным интересом ко всему окружающему выглядит белой вороной. Разве что в интеллектуальных играх такая модель поведения — общепринятая ещё несколько поколений назад — пока востребована. Но сами эти игры, увы, далеки от реальной экономики: потенциал их участников используется в лучшем случае с КПД старинного паровоза. За пределами игровой тусовки её возможности известны столь мало, что даже меня — человека далеко не идеального и уж подавно не лучшего среди интеллектуальных игроков — то и дело провозглашают едва ли не гением.
Итак, современный рынок явно не умеет зарабатывать на умных. И всеми доступными средствами устраняет их — чтобы не помешали вести эффективный бизнес на тех, кто попроще.
Но ведь ещё недавно на предельно слабоумных (вроде даунов) тоже зарабатывать не умели. Родится новая коммерческая идея — и рынок всей своей мощью начнёт поднимать общественный интеллект. Скорее бы!
А уж тот, кто первым научится зарабатывать на умных — и вовсе озолотится: сливки со свежего рынка всегда самые вкусные. Так что, господа бизнесмены, думайте скорее!
Зажигалка с переменным напором
Хороший профессионал стоит сотен рядовых
Напор в газовой зажигалке явственно уменьшается по мере расходования заряда. Между тем давление в ней так велико, что газ хранится в сжиженном виде. А давление насыщенного пара над жидкостью зависит не от её количества, а только от температуры.
Я по диплому инженер-теплофизик. Но лишь через несколько лет после института понял, почему зажигалка вроде бы нарушает законы физики.
Бытовой сжиженный газ — смесь двух компонентов: пропана и бутана. Молекулы пропана меньше. Поэтому при любой температуре давление пропаново- го пара выше, чем бутанового. Разница давлений так велика, что автомобили заправляют двумя вариантами смеси: в летней половина пропана, а в зимней девять десятых. В баллоны бытовых плит идёт смесь с четырьмя пятыми пропана. В зажигалках, чтобы не порвать тонкие стенки, пропана одна пятая.
Давление бутанового пара ниже. Значит, в смеси паров концентрация пропана больше, чем в смеси жидкостей. Он и расходуется быстрее. По мере работы двигателя, плиты или зажигалки концентрация пропана в резервуаре падает. Суммарное давление паровой смеси снижается.
Никакого противоречия с физикой. Просто я, после института переключившийся на программирование, далеко не сразу восстановил в уме изученные когда-то правила поведения смесей. Именно восстановил, а не вспомнил: пришлось вывести эти правила из более очевидных сведений самостоятельно.
Кстати, ещё через несколько лет я включился в интеллектуальные игры. Там все знают: всё, о чём могут спросить в игре (а тем более — в жизни), всё равно не запомнишь — поэтому куда важнее и полезнее способность размышлять, исходя из элементарных общеизвестных сведений. В интеллектуальных играх — в отличие от классических викторин — котируются вопросы на рассуждение, а не на знание. Увы, нынешняя учебная политика — на всех уровнях, включая высшую школу — всё более поощряет запоминание, а тренировка способности к рассуждению постепенно задвинута далеко на задний план.
Итак, я переоткрыл для себя поведение насыщенных паров над смесями. И решил проверить отца. Александр Анатольевич — теплофизик с мировым именем. Его научной специальностью — методами составления уравнений состояния веществ — одновременно в мире занимаются человек сто. Одни приходят, другие уходят — но в целом больше и не требуется: эта сотня — благодаря современным компьютерным методам, в значительной степени развитым моим отцом, — успевает снабдить все отрасли науки и техники уравнениями (и выведенными из них дополнительными сведениями о теплофизических свойствах) всех веществ, вовлекаемых в практику. И уже по меньшей мере с 1964 года — с защиты&heip;