Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

OCR: Ихтик (г.Уфа)
ihtik.ib.ru

Беркли Д.
Б 48 Сочинения. Сост., общ. ред. и вступит, статья И. С. Нарского. — М.: «Мысль», 2000. — 560 с. — (Классическая философская мысль).

В настоящее издание произведений Джорджа Беркли, английского философа XVIII в., представителя субъективного идеализма, включены его основные философские сочинения.

УДК 14
ББК 87.3
Б 48

Серия основана в 1998 году
Печатается по: Д. Беркли. Сочинения. «Мысль». 1978 г.
Составление, общая редакция и вступительная статья И. С. Нарского

Перевод
А. Ф. Грязнова, Е. Ф. Дебольской, Е. С. Лагутина, Г. Г. Майорова, А. О. Маковельского

Издание осуществлено при техническом и финансовом обеспечении ООО «Фирма «Издательство ACT»

ISBN 5-244-00947-8
© Издательство «Мысль», 1978
© Оформление. ООО «Фирма
«Издательство ACT», 1999

Номер страницы следует за страницей – (прим. сканировщика)

СОДЕРЖАНИЕ

Философские заметки ...........................................5
Опыт новой теории зрения ..................................15
Теория зрения или зрительного языка..................103
Трактат о принципах человеческого знания ..........115
Три разговора между Гиласом и Филонусом ........215
Первый разговор.........................................222
Второй разговор.........................................264
Третий разговор..........................................285
О движении ......................................................327
О бесконечных [величинах] ...............................355
Аналитик, или Рассуждение, адресованное неверующему математику...............................361
Алсифрон, или Мелкий философ ........................409
Сейрис, или Цепь философских размышлений и исследований ...........................................431
Вопрошатель, содержащий ряд вопросов, предлагаемых на всеобщее рассмотрение........475
Избранные письма ............................................479
И. С. Нарский. У истоков субъективного идеализма .. 495
Примечания..............................................529
Указатель имен.....................................551
Предметный указатель ....................553

ФИЛОСОФСКИЕ ЗАМЕТКИ

[...] Согласно имматериалистической гипотезе стена является белой, огонь горячим и т. д. [1] [19, 101 [2].

Оказалось, что первичные идеи [т. е. идеи первичных качеств] не существуют в материи; подобным образом в ней не существуют и вторичные [идеи] [20, 10].

Доказательства бесконечной делимости протяжения предполагают длину без ширины или невидимую длину, что абсурдно [21 и 21а, 10].

Непосредственно ничего не существует, кроме личностей, т. е. разумных вещей, все же другие вещи являются не столько самостоятельно существующими, сколько способами существования личностей [24, 10].

Бесконечная делимость протяжения предполагает его внешнее существование, но последнее неверно, ergo [3] неверно и первое [26, 10].

Воспринимаемые зрением движение, форма и протяжение отличны от идей того же названия, воспринимаемых осязанием [4] [28, 10].

Воп[рос]: на что может быть похоже ощущение, кроме ощущения? [46, 12].

Не воспринимается ничего, кроме идей [50, 12].

Человек не может сравнивать две вещи, не восприняв каждую из них, ergo он не может высказать ничего, что не есть идея и что похоже или не похоже на идею [51, 12].

Тела и пр. существуют даже тогда, когда не воспринимаются, будучи возможностями (powers) в действующем существе [5] [52, 13].

Если допустить, что мир состоит из матерди, то красоту и пропорциональность ему придает ум (mind) [68, 141.

Если допустить существование протяженных, твердых и т. п. субстанций вне духа (mind), то духу невозможно было бы их познать иди воспринять. Дух, даже согласно материалистам, воспринимает только впечатления, вызываемые в мозге, или, точнее, идеи, сопутствующие этим впечатлениям [74, 14].

7

Почему бы мне не сказать, что видимое протяжение есть последовательность видимых точек, осязаемое протяжение — осязаемых точек? [78а, 15].

Я более уверен в существовании и реальности тел, чем г-н Локк, поскольку он претендует только на то, что он называет чувственным познанием, в то время как я считаю, что, представляя тела комбинациями сил в неизвестном субстрате, обладаю демонстративным познанием их [80, 15].

Протяжение, очевидно, заключается в разнообразии гомогенных переживаний (thoughts) [6], которые сосуществуют не смешиваясь [164, 23].

или, скорее, видимое протяжение оказывается сосуществованием цветов в уме [165, 23].

Протяжение, движение, время, число не являются простыми идеями, но включают в себя последовательность, которая, очевидно, есть простая идея [7] [167, 23].

Помимо [человеческих] личностей, у других индивидуумов не существует иного тождества, кроме полного сходства [192, 25].

Все наши идеи адекватны, [но] наше познание законов природы не совершенно и не адекватно [221, 29].

То, что я вижу, есть только разнообразие цветов и света. То, что я чувствую, есть твердое или мягкое, горячее или холодное, неровное или гладкое и т. д. Но что же сходного имеют эти последние переживания с теми? [226, 29].

Все познаваемые нами вещи есть, во-первых, мысли, во-вторых, способности воспринимать мысли, в-третьих, способности вызывать мысли, причем ничто из перечисленного в любом случае не может существовать в инертной, лишенной чувств вещи [228, 29].

Протяжение, представляя собой совокупность или раздельное сосуществование минимумов, т. е. восприятий, получаемых с помощью зрения и осязания, не может быть постигнуто без воспринимающей субстанции [287, 35].

Величайшая опасность признания протяжения существующим вне духа состоит в том, что в результате этого оно должно быть признано бесконечным, неизменным, вечным и т. д., что означало бы сделать протяженным бога (а это, я думаю, опасно) или какое-нибудь другое вечное, неизменное, бесконечное и несотворенное существо, помимо бога [290, 36].

8

Двоякое значение тел, т. е. как комбинаций переживаний и комбинаций способностей (powers), вызывать переживания, я думаю, вкупе с понятием гомогенных частиц намного лучше разрешит возражения, выдвигаемые в связи с концепцией творения, чем предположение существования материи, с помощью которого они не могут быть разрешены [293, 36].

Тела, принимаемые за возможности, существуют и тогда, когда не воспринимаются, но это существование не является актуальным. Когда я говорю, что возможность существует, этим подразумевается не более того, что если при свете я открою глаза и посмотрю, то увижу тело [293 а, 36].

Видимое протяжение не может быть каким-либо постижимым образом присоединено к осязаемому протяжению. Видимые и осязаемые точки не могут составлять одно целое. Поэтому-то эти протяжения гетерогенны [295, 36].

N. В. В соответствии с моими принципами существует реальность, существуют вещи, rerum Natura [8] [305, 38].

Всего вероятнее, что никакое конечное протяжение не делимо ad Infinitum [9] [314, 39].

Не забыть изучить и тщательно обсудить схолию к восьмой дефиниции Principia г-на Ньютона [10] [316, 39].

Нелепо, когда математики ни во что ставят здравый смысл (sense) [317, 39].

Boп[pос]: разве невозможно существование общих идей? Идеи ниоткуда не приходят, они все единичны. Правда, ум может рассматривать одну вещь без другой, но, рассмотренные порознь, они не представляют собой две различные идеи, а составляют одну, как, например, цвет и видимое протяжение [318, 39].

Конец математической линии есть ничто. Рассуждение Локка, что кончик его пера черный или белый, сюда не относится [319, 39].

Моя доктрина прекрасно соответствует [идее] творения: я считаю, что ни материя, ни звезды, ни Солнце и т. д. не существовали прежде [339, 41].

Очевидно, что окружности не являются подобными фигурами, а между окружностями и их диаметрами нет одинакового соотношения [340, 41].

9

Три ошибки имеют место в аргументах математиков в пользу делимости ad infinitum: 1) они предполагают протяжение существующим вне ума и невоспринимаемым; 2) они предполагают, что мы имеем идею без ширины *, или что действительно существует длина без ширины; 3) что единица делима ad infinitum [342, 41].

* точнее сказать, что действительно существует невидимая длина [342а, 42].

Невоспринимаемое восприятие есть противоречие [347, 42].

Аксиома. [Не может быть] никакого рассуждения о вещах, о которых у нас нет идей. Поэтому — никакого рассуждения о бесконечно малых (infinitesimab) [354, 42].

Лошадь сама по себе, церковь сама по себе есть идея, т. е. объект, непосредственный объект мысли [427а, 53] [11].

Вы спрашиваете меня о той, находятся ли книги в кабинете сейчас, когда их никто не видит. Я отвечаю: да. Вы спрашиваете меня: а не ошибаемся ли мы, воображая вещи существующими тогда, когда они актуально не воспринимаются чувствами. Я отвечаю: нет. Существование наших идей заключается в их воспринимаемости, воображаемости и мыслимости, и всякий раз, когда они воображаются или мыслятся, они существуют. Когда бы о них не упоминали или не рассуждали, они всегда воображаются или мыслятся; следовательно, неправильно будет спрашивать о том, существуют идеи или нет, ибо они с необходимостью существуют уже в силу самой постановки вопроса [472,59].

Но вы можете сказать, что тогда и химера существует. и я отвечу, что она действительно существует в одном смысле: ее воображают. Следует обратить внимание на то, что общепринято существование ограничивать актуальной воспринимаемостью и что я использую слово «существование» в более широком смысле, чем обычно [473, 59].

Вы спрашиваете меня: может ли существовать бесконечная идея? Я отвечаю: в одном смысле — да. Так, видимая сфера, хотя и очень маленькая, является бесконечной, т. е. не имеет конца. Но если под бесконечным вы подразумеваете протяженность, состоящую из бесчисленных точек, то прошу вашего прощения, но точки, как бы много их ни было, сосчитать можно. Множество точек, футов, дюймов и т. д. ни в коей мере не служит помехой для их подсчета. Многие или большинство также поддаются счету, как и несколько или меньшинство. Если же вы под бесконечной идеей подразумеваете идею слишком большую, для того чтобы она могла сразу быть схвачена и воспринята, то я снова прошу меня извинить. Я думаю, что такая бесконечная идея есть не более, чем противоречие [12] [475, 59].

10

Я не отказываюсь от субстанций. Меня не нужно обвинять в отбрасывании субстанции из мыслимого мира. Я отрицаю всего лишь философский смысл (который в действительности трудно даже назвать смыслом) слова «субстанция». Спросите человека, не обученного их [философскому] жаргону, что он подразумевает под вещественной субстанцией или субстанцией тела, и он ответит: большие размеры, твердость и тому подобные чувственные качества. и я с этим согласен. Философский же пес quid пес quantum пес quae [13], о котором у меня нет идей, я отбрасываю, если только можно отбрасывать что-либо, что никогда не существовало, а было не более чем воображаемым и выдуманным [517, 64].

N. В. Я более, чем другие философы, придерживаюсь реальности; они выражают тысячи сомнений, не очень уверены в познании, говорят, что мы можем обманываться. Я же утверждаю прямо противоположное [517а, 64].

Камень есть камень — это нелепое высказывание, которое никогда не придет на ум отдельному человеку и о котором, на мой взгляд, он никогда не подумает. Целое равно своим частям и т. д. [14] [592, 74].

Пусть не говорят, что я отбрасываю существование. Ибо я только устанавливаю смысл этого слова, насколько я его понимаю [593, 74].

Что подразумевает Локк под выводами из слов, под последовательностями слов как чем-то отличающимся от последовательностей идей, этого я не понимаю [595, 74].

N. В. Много [имеется] жалоб на несовершенство языка [596, 74].

Но, вероятно, некоторые скажут, что инертная и лишенная мысли субстанция может существовать не будучи протяженной, движущейся и т. п., хотя и с другими свойствами, о которых у нас нет идей. Я покажу, когда будут более подробно рассматривать существование, что даже это невозможно [597, 74].

Зап[омни]: тщательно исследовать странную загадку, т. е. как я могу думать (cast about), мыслить о том или ином человеке, месте, действии, когда ничто не представляет их моим мыслям и когда они не находятся в воспринимаемой связи с идеями, которые внушаются мне моими чувствами в настоящем [599, 74].

11

Общая ошибка всех оптиков, судящих о расстоянии по углам, усиливает тот предрассудок людей, согласно которому они видят вещи вне и на расстоянии от своего сознания (mind) [603, 75].

Предположение о том, что вещи отличны от идей, уводит от истины и соответственно приводит к всеобщему скептицизму, поскольку все наше знание и размышление ограничивается одними нашими идеями [606, 75].

Из истории мы знаем о времени, когда «страхи» и «подозрительность», «привилегии парламента», «злостная партия» и тому подобные выражения слишком неограниченного и сомнительного значения имели большое влияние. А также и слова «церковь», «виг», «тори» и т. д. во многом приводят к разногласиям и спорам [608, 75].

Различение между идеей и восприятием ее было одной из главных причин воображения материальных субстанций [609, 75].

Может иметь место восприятие без воления. Воп[рос]: а может ли быть воление без восприятия? [645, 79].

Существуют врожденные идеи, т. е. идеи, сотворенные вместе с нами [649, 79].

Локк, очевидно, ошибается, когда говорит, что мышление не является необходимым для духа [650, 79].

Конечно, дух всегда и постоянно мыслит, и мы тоже знаем об этом. Во сне и в состоянии транса дух не существует: в них нет времени и последовательности идей [651, 79].

Сказать, что ум существует без мышления, значит, высказать противоречие, чепуху или же не сказать ничего [652, 801.

Если вы спросите, что это за вещь, которая проявляет волю, я отвечу, что если вы подразумеваете под словом «вещь» идею или что-нибудь подобное идее, то нет вещей, проявляющих волю. и это очевидная истина, какой бы нелепой она ни казалась. Мы обмануты общим термином «вещь», «есть» и т. д. [15] [658, 80].

Удалите знаки из арифметики и алгебры, и, пожалуйста, что же останется? [767, 93].

Это чисто вербальные и совершенно бесполезные для практики человеческих обществ науки. В них нет ни спекулятивного знания, ни сопоставления идей [768, 93].

Чувственное удовольствие есть Summum Bonum [16]. Это является великим принципом морали. Если это правильно понять, то все догматы, даже наиболее строгие догматы из евангелий, могут быть ясно доказаны [769, 93].

12

Существование, протяжение и т. д. абстрактны, т. в. они не есть идеи; они только неизвестные и не нужные простонародью слова [772, 93].

Под идеей я подразумеваю любую ощущаемую или воображаемую вещь [775, 93].

Абсурдно доказывать существование бога, исходя из идеи о нем. У нас нет идеи бога. Это невозможно! [17] [782, 94].

Существование чувственно воображаемой вещи ничем не отличается от чувственного воображения или восприятия (perception) [...] [792, 95].

Чистый интеллект мне непонятен [18] [810, 97].

Свойства всех вещей существуют в боге, т. е. в божестве находятся как разум (understanding), так и воля. и он не слепой деятель (agent), ибо понятие слепого деятеля есть поистине противоречие [812, 97].

На что может идея походить, кроме как на другую идею; мы не можем сравнять ее ни с чем другим; звук похож на звук, а цвет — на цвет [861, 102].

Тела существуют вне сознания, т. е. они не сознание (mind), но от него отличаются. Тем самым я принимаю, что сознание в свою очередь отличается от них [863, 102].

Очевидно, что мы не видели бы движения, если бы не существовало разнообразия цветов [864, 102].

Я допускаю, что протяжение, цвет и т. д. могут быть вне духа в двояком отношении: в качестве независимых от нашей воли и как отличные от самого духа [882, 104].

Одна простая идея может быть образцом или изображением только другой идеи. Пока же они различны, одна не может походить на другую [19] [885, 104].

Если человек с закрытыми глазами представляет себе солнце и небо, то нельзя сказать, что он сам или его дух есть солнце или нечто протяженное, хотя ни солнце, ни небо не существуют без его духа [886, 104].

Странно находить философов, сомневающихся и спорящих о том, имеются ли у них идеи духовных предметов или нет. Ведь это очень легко узнать [...] [887, 104]. [...]

16

ОПЫТ НОВОЙ ТЕОРИИ ЗРЕНИЯ

ПОСВЯЩЕНИЕ
ГЛУБОКОУВАЖАЕМОМУ СЭРУ ДЖОНУ ПЕРСИВАЛЮ БАР-ТУ [1], ЧЛЕНУ ВЫСОКОПОЧТЕННОГО ТАЙНОГО СОВЕТА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА В КОРОЛЕВСТВЕ ИРЛАНДИИ

Сэр!
Настоящий случай публично засвидетельствовать то сильное и глубокое уважение, которое я питаю к Вам, я не мог бы пропустить, не сделав над собой насилия. Внешние преимущества положения и ранние почести, коими Вы украшены, вместе с общеизвестным высоким мнением о Вас лучших и замечательнейших людей, достаточно сильны, чтобы внушить тем, кто смотрит на Вас с расстояния, почтение и уважение к Вам. Но не они — главные мотивы, воодушевляющие меня на уважение, которое я приношу Вам. Более близкое знакомство открыло мне в Вашей особе нечто бесконечно превосходящее внешний блеск почета и положения. Я имею в виду внутренний капитал добродетели и здравого смысла, искреннюю преданность религии и бескорыстную любовь к родине, соединенные с редкими познаниями в лучших и полезнейших областях науки и с выдающейся добротой натуры (последнее качество в моих глазах особенно ценное). Все это я вывел на основании своего собственного опыта, а не из ненадежных росказней людской молвы. В течение тех немногих месяцев, которые я имею честь быть знакомым с Вами, много полных прелести часов я провел в Вашем приятном и облагораживающем обществе, и они доставили мне случай открыть в Вас много прекрасных качеств, на
17

полняющих меня одновременно и удивлением, и уважением. Чтобы кто-либо в такие годы, находясь в таких условиях богатства и власти, непоколебимо противостоял очарованиям роскоши и преступным удовольствиям, столь модным и распространенным в нашем веке; чтобы он сохранял ласковое и скромное поведение, свободное от той заносчивости и надменности, которые столь свойственны лицам, поставленным выше обычного положения; чтобы он управлял громадными богатствами с таким благоразумием и осторожностью, и в то же время тратил их с таким благородством и великодушием, показывая себя одинаково далеким как от низкой скупости, так и от чрезмерной безрассудной расточительности вверенных ему благ, — это, конечно, было бы удивительным и достойным похвалы. Но чтобы, сверх того, то же самое лицо путем беспристрастного упражнения своего разума и постоянного чтения Священного писания стремилось достигнуть правильного понимания принципов естественной и откровенной религии; чтобы оно с ревностью истинного патриота душевно интересовалось бы общественными делами и не пропускало бы представляющихся случаев изучить, что может быть вредно или полезно родине, для того чтобы первому препятствовать, а второе поощрять; наконец, чтобы путем постоянного прилежания по отношению к самым трудным и полезным наукам, путем строгого соблюдения правил чести и добродетели, путем частых и серьезных размышлений об ошибочных оценках света и об истинной цели и счастии человечества он приготовил бы себя во всех отношениях к честной деятельности на назначенном ему поприще, сделался бы достойным репутации великого и доброго в этой жизни и заслужил бы вечное блаженство в будущей, — это было бы изумительным и едва правдоподобным. И, однако, все это и даже более, сэр, я мог бы справедливо высказать по Вашему адресу, если бы это дозволяла Ваша скромность или если бы в этом нуждался Ваш характер. Я знаю, что если бы я стал воображать, будто что-либо, исходящее от столь неизвестной руки, как моя, может увеличить блеск Вашего имени, то это справедливо могло бы быть сочтено за тщеславие. Но вместе с тем я сознаю, как сильно я способствую своим собственным интересам, пользуясь настоящий случаем, чтобы стало известным, что я был допущен в сравнительно близкие отношения к особе Вашего тонкого ума. Имея это в виду, я осмелился высту
18

пить с подобного рода обращением к Вам, и Ваша доброта, которую я постоянно испытывал, дает мне основание надеяться на благосклонный прием. Однако, признаюсь, мне следует просить у Вас извинения, ибо я касаюсь того, что может тем или иным способом задеть добродетель, которая Вами владеет в наивысшей степени. Извините меня, сэр, если оказалось свыше моих сил, упомянув имя сэра Джона Персиваля, не заплатить некоторой дани тем необыкновенным и удивительным достоинствам, о которых я имею столь ясное и трогательное представление, которое, я уверен, не поддается исчерпывающему изображению для сообщения его другим. Недавно я имел удовольствие заниматься рассмотрением самого благородного, приятного и обширного из всех чувств. Плодом указанного (назову ли я это трудом?) развлечения является то, что я теперь Вам предлагаю, в надежде доставить приятное занятие тем, кто среди дел и грубых наслажений сохраняет вкус к более тонким удовольствиям мысли и рефлексии. Мои размышления относительно зрения привели меня к некоторым понятиям, настолько далеким от обычных, что было бы неуместным посвящать их какому-либо узкому и ограниченному дарованию. Но Вы, сэр, обладая широким и свободным умом, возвышающимся над силой тех предрассудков, которые порабощают большую часть человечества, справедливо можете считаться подходящим покровителем для такого рода опыта. Тем более что насколько Вы умеете распознавать истинные качества предмета, настолько же Вы снисходительны, какие бы недостатки ни встречались в нем. Я убежден, что Вы обладаете всем, что необходимо для образования совершенного суждения о самых абстрактных и трудных вещах, Вам недостает только уверенности в Ваших собственных дарованиях. В одном этом случае — да будет мне позволено сказать — Вы обнаруживаете явную слабость суждения. Что касается нижеследущего «Опыта», то я только прибавлю, что прошу у Вас извинения за то, что такой безделицей отнимаю у Вас время, между тем как Вы заняты важными государственными делами.

Примите уверение в моем искреннем уважении к Вам, сэр.

Ваш вернейший и нижайший слуга
Джордж Беркли

19

ОПЫТ НОВОЙ ТЕОРИИ ЗРЕНИЯ

1. Моя цель — показать, каким образом мы воспринимаем при помощи зрения расстояние, величину и положение объектов, а также рассмотреть, в чем состоит различие между идеями зрения и осязания и есть ли какая-либо идея, общая обоим этим чувствам.

2. Полагаю, все согласны в том, что расстояние, само по себе и непосредственно, не может быть видимо. Ибо расстояние, будучи линией, перпендикулярной к глазу, проектирует только одну точку на дно глаза, и эта точка остается неизменно одной и той же, будет ли расстояние длиннее или короче.

3. Итак, я считаю признанным, что оценка, какую мы даем расстоянию объектов, значительно удаленных, есть скорее акт суждения, основанного на опыте, чем ощущения. Например, когда я воспринимаю большое число таких промежуточных объектов, как дома, поля, реки и тому подобное, которые, как я знаю по опыту, занимают значительное пространство, то отсюда я образую суждение или заключение, что объект, который я вижу за ними, находится на большом расстоянии. С другой стороны, когда объект, имеющий на близком расстоянии, как я знаю по опыту, яркую и большую наружность, кажется бледным и малым, я тотчас заключаю, что он находится на далеком расстоянии. и это, очевидно, есть результат опыта, без которого из бледного и малого вида я не вывел бы никакого заключения относительно расстояния объектов.

4. Но что касается случая, когда объект помещен на столь близком расстоянии, что промежуток между глазами по сравнению с ним имеет заметную величину, то мнение людей науки таково, что две оптические оси (тем самым отвергается мнение, будто мы видим только одним глазом), сходясь на объекте, образуют там угол, через посредство которого, соответственно тому, больше он или меньше, объект воспринимается как отстоящий ближе или дальше *.

* См., что об этом писал Декарт и др.

20

5. Между этим и предыдущим способом оценки расстояния есть существенная разница, а именно: тогда как там не было явной необходимой связи, с одной стороны, между малым расстоянием и крупным и ярким внешним видом и, с другой стороны, между большим расстоянием и малым и бледным внешним видом, здесь выступает совершенно необходимая связь между тупым углом и близким расстоянием и между острым углом и дальним расстоянием. Эта связь нисколько не зависит от опыта, но каждый может с очевидностью познать раньше опыта, что, чем на более близком расстоянии встречаются оптические оси, тем больше будет угол, ими образуемый, и чем дальше они встречаются, тем он будет меньше.

6. Есть и другой способ, упоминаемый писателями по оптике, коим, по их мнению, мы судим о таких расстояниях, по отношению к которым ширина зрачка имеет ощутимую величину. Это большая или меньшая степень расхождения лучей, которые, исходя из видимой точки, попадают в зрачок. Дело в том, что та точка считается самой близкой, которую видят при помощи наиболее расходящихся лучей, и та, которую видят при посредстве менее расходящихся лучей, считается более отдаленной, и т. д. Итак, видимое расстояние увеличивается по мере того, как расхождение лучей уменьшается, и это имеет место до тех пор, пока наконец расстояние не станет бесконечным, когда лучи, попадающие в зрачок, ощущаются как параллельные. Таким образом (по их словам) мы воспринимаем расстояние, когда смотрим только одним глазом.

7. и в этом случае также очевидно, что мы ничем не обязаны опыту, ибо несомненно следует считать необходимой истиной, что, чем более лучи, падающие в глаз, приближаются к параллельным, тем далее отстоит точка их пересечения, или та видимая точка, из которой они исходят.

8. Но хотя все сообщенное здесь о восприятии зрением близкого расстояния принимается за истину, и на основании этого таким путем определяют видимые места объектов, тем не менее все это кажется мне весьма неудовлетворительным, и вот по каким соображениям.

21

9. Очевидно, что когда дух воспринимает какую-либо идею не непосредственно и не саму по себе, то это необходимо происходит через посредство какой-нибудь другой идеи. Так, например, страсти, присутствующие в душе другого, сами по себе мне невидимы. Тем не менее я могу воспринимать их при помощи зрения, хотя и не непосредственно, но через посредство окраски, вызываемой ими на лице. Мы часто, смотря на человека, видим стыд или страх, воспринимая перемены его покрасневшего или побледневшего лица.

10. Сверх того, очевидно, что ни одна идея, которая не воспринимается сама по себе, не может служить мне средством восприятия какой-либо другой идеи. Если я не воспринимаю красноты или бледности лица человека самих по себе, то невозможно, чтобы я через посредство их воспринимал страсти, присутствующие в его душе.

11. Из § 2 ясно, что расстояние по своей собственной природе невоспринимаемо, и тем не менее оно воспринимается зрением. Следовательно, остается допустить, что оно вводится в сознание через посредство некоторой другой идеи, которая сама по себе непосредственно воспринимается в акте зрения.

12. Но те линии и углы, при помощи которых некоторые хотят объяснить восприятие расстояния, сами по себе отнюдь не воспринимаются; они в действительности никогда не бывают в сознании людей, не сведущих в оптике. Я апеллирую к опыту любого человека, вычисляет ли он, видя какой-либо объект, его расстояние величиной угла, образованного встречей двух оптических осей? Думает ли он всегда о большей или меньшей степени расхождения лучей, идущих от какой-либо точки к его зрачку? Более того, не является ли для него абсолютно невозможным воспринимать чувством различные углы, под которыми лучи, соответственно их большему или меньшему расхождению, попадают в глаз? Всякий сам есть наилучший судья в отношении того, что он воспринимает и чего не воспринимает. Тщетно будет кто-нибудь убеждать меня, что я воспринимаю известные линии и углы, которые вводят в мой дух различные идеи расстояния, раз я сам не сознаю ничего подобного.

13. Так как, следовательно, эти углы и линии сами по себе не воспринимаются зрением, то из § 10 вытекает, что дух не через посредство их судит о расстоянии объектов.

22

14. Истинность этого утверждения станет еще более очевидной всякому, кто примет во внимание, что эти линии и углы не имеют реального существования в природе и представляют из себя лишь гипотезу, созданную математиками и введенную ими в оптику с целью получить возможность трактовать эту науку геометрическим способом.

15. Последнее основание, которое я приведу в целях опровержения этой доктрины, состоит в том, что хотя бы мы допустили, будто данные оптические углы и пр[очее] реально существуют и для духа возможно воспринимать их, однако эти принципы все же окажутся недостаточными для объяснения явлений расстояния, как это будет указано ниже.

16. Так как мы уже показали, что расстояние внушается [2] духу через посредство некоторой другой идеи, которая сама воспринимается в акте зрения, то нам остается исследовать, какие идеи или ощущения сопровождают зрение, с которыми, как мы могли бы предположить, связаны идеи расстояния и через посредство которых они вводятся в дух. Во-первых, из опыта известно, что когда мы смотрим на близкий объект обоими глазами, то соответственно тому, насколько он приближается или удаляется от нас, мы изменяем расположение наших глаз путем уменьшения или увеличения расстояния между зрачками. Это расположение или поворот глаз сопровождается ощущением, которое, как мне кажется, как раз в данном случае и приносит в дух идею большего или меньшего расстояния.

17. Нет никакой естественной или необходимой связи между ощущением, воспринимаемым нами от поворота глаз, и большим или меньшим расстоянием. Но вследствие того, что дух путем постоянного опыта нашел, что различные ощущения, соответствующие различным диспозициям глаз, сопровождаются каждое различным расстоянием объектов, то возникла привычная и постоянная связь между этими двумя разрядами идей, так что не успеет дух воспринять ощущение, порождаемое различным поворотом, который дается глазам, чтобы сблизить или отдалить зрачки, как сейчас же он воспринимает ту или иную идею расстояния, которая обыкновенно связывалась с этим ощущением. Совершенно так же идея, которую привычка связала с известным звуком, непосредственно внушается разуму, лишь только услышан этот звук.

23

18. Мне кажется, что в этом вопросе я не могу ошибаться. Я знаю с очевидностью, что расстояние само по себе не воспринимается, что, следовательно, оно должно восприниматься через посредство некоторой другой идеи, воспринимаемой непосредственно и притом изменяющейся вместе с различными степенями расстояния. Равным образом я знаю, что ощущение, возникающее от поворота глаз, воспринимается непосредственно само по себе и что различные степени его связаны с различными расстояниями, всегда сопровождающими их в моем духе, когда я вижу отчетливо обоими глазами объект, расстояние от которого столь мало, что по отношению к нему промежуток между глазами имеет приметную величину.

19. Я знаю, что, по общепринятому мнению, вследствие изменения расположения глаз дух воспринимает, увеличивается ли или уменьшается угол зрительных осей и как изменяются в связи с этим боковые углы, заключенные между промежутком глаз и зрительными осями, и что соответственно этому путем некоторого рода естественной геометрии он образует суждение о тон, ближе или дальше находится точка их пересечения. Но на своем собственном опыте я убеждаюсь, что это неверно; ведь я не сознаю, чтобы я подобным образом пользовался восприятием, которое я имею от поворота моих глаз. и мне кажется совершенным абсурдом полагать, чтобы я составлял такие суждения и выводил из них такие заключения, не сознавая, что я это делаю.

20. Из всего этого следует, что суждение, которое мы составляем о расстоянии объекта, видимого обоими глазами, есть всецело результат опыта. Если бы мы не находили всегда, что известные ощущения, возникающие из различного расположения глаз, сопровождаются определенными степенями расстояния, то мы никогда не были бы в состоянии образовать из них мгновенных суждений относительно расстояния объектов. Подобно тому, как мы не могли бы рассчитывать судить о мыслях человека по произносимым им словам, если мы никогда раньше не слышали этих слов.

21. Во-вторых, если приблизить объект, помещенный от глаза на некотором расстоянии, по сравнению с которым ширина зрачка имеет заметную величину, то вид его становится более неясным. и чем более его приближать, тем более неясным делается его вид. и вследствие того что всегда, оказывается, дело обстоит таким образом, в душе возникает привычная связь между разными степенями неясности и расстоянием; молчаливо подразумевается, что, чем больше неясность, тем меньше расстояние, и чем меньше неясность, тем больше расстояние объекта.

24

22. Вот эта неясность внешнего вида объекта и есть, по-видимому, тот посредствующий член, при помощи которого дух судит о расстоянии в тех случаях, в которых, по мнению наиболее известных писателей по оптике, мы судим на основании различной степени расхождения лучей, исходящих из лучеиспускающей точки в тот момент, когда они попадают в зрачок. Никто, я уверен, не станет утверждать, будто он видит или чувствует те углы, которые образуются лучами соответственно различным степеням их наклонения в его глазу. Однако при видении ему не предоставляется произвольно выбирать, является ли объект более или менее неясным. Итак, это очевидное следствие из того, что было доказано, а именно что для определения видимого места объекта дух пользуется большей или меньшей неясностью внешнего вида, а не большей или меньшей степенью расхождения лучей.

23. То, что нет никакой необходимой связи между неясным видением и большим или малым расстоянием, не имеет ровно никакого значения. Я обращаюсь с вопросом к любому человеку: какую необходимую связь он видит между краской на лице и стыдом? И, однако, едва он заметит появление этой краски на лице другого, как вводит в свой дух идею данной страсти, которая, как наблюдалось, сопровождает краску на лице.

24. Корень ошибки, в которую впали в этом предмете писатели по оптике, по-видимому, заключается в том, что они воображали, будто люди судят о расстоянии так, как они выводят заключение в математике; там в самом деле безусловно нужна явная необходимая связь между заключением и посылками. Но совсем не так обстоит дело в тех мгновенных суждениях, которые люди составляют о расстоянии. Мы не думаем, чтобы животные и дети или даже взрослые разумные люди прибегали к помощи геометрии и демонстрации всякий раз, когда они воспринимают, что объект приближается или удаляется от них.

25. Для того, чтобы одна идея могла внушать духу другую, достаточно, чтобы их наблюдали вместе. Нет надобности в какой-либо демонстрации необходимости их сосуществования, и вовсе не требуется познания того, что заставляет их таким образом сосуществовать. Существуют бесчисленные примеры этого, которых никто не может не знать.

25

26. Таким образом, так как большая неясность всегда сопровождается более близким расстоянием, то лишь только воспринимается первая из этих идей, как тотчас она внушает нашим мыслям последнюю. и если бы обычный строй природы был таков, что, чем дальше объект помещен, тем более неясным он являлся бы, то, без сомнения, то же самое восприятие, которое теперь заставляет нас думать, что объект приближается, тогда заставляло бы нас воображать, что он удаляется. Это восприятие, рассматриваемое в абстракции от привычки и опыта, одинаково способно порождать как идею большого расстояния, так и идею малого расстояния, т. е., другими словами, вообще неспособно порождать никакой идеи расстояния.

27. В-третьих, если объект помещен на расстоянии, определенном выше, и придвигается ближе к глазу, мы тем не менее можем, по крайней мере на некоторое время, помешать возрастанию неясности его вида напряжением глаза. В этом случае указанное ощущение заступает место неясного видения в содействии духу в его суждении о расстоянии объекта; последний считается тем более близким, чем большее усилие или напряжение глаза требуется для отчетливого видения.

28. Я здесь установил те ощущения или идеи, которые, как можно полагать, являются постоянными и общими поводами введения в дух различных идей близкого расстояния. Правда, в большинстве случаев разные другие обстоятельства содействуют образованию нашей идеи расстояния, а именно особое каждый раз число видимых вещей, их величина, род и пр. Относительно их точно так же, как и относительно всех остальных вышеупомянутых поводов, которые внушают расстояние, я сделаю только то замечание, что ни один из них по своей собственной природе не имеет никакого отношения или связи с ним; только потому, что путем опыта была познана связь между ними, оказывается возможным постоянное обозначение ими различных расстояний.

29. Теперь, на основании этих принципов, я перехожу к объяснению явления, которое до сих пор приводило в сильное смущение писателей по оптике и которое настолько не поддается объяснению ни одной из их теорий зрения, что, по их собственному признанию, совершенно несовместимо с ними; и следовательно, даже если бы нельзя было сделать никакого другого возражения, то одного этого было бы достаточно, чтобы подвергнуть их сомнению. Всю трудность я изложу вам словами ученого д-ра Барроу [3], которыми он заканчивает свои лекции по оптике:

26

«Наес sunt, quae circa partem opticae praecipue mathematicam dicenda mihi suggessit meditatio. Circa reiquas (quae
sunt, adeoque saepiuscue pro certis principiis pausibies conjecturas venditare necessum ha bent) nihi fere quicquam admodum verisimie succurrit, a pervugatis (ab iis, inquam, quae Keperus, Scheincrus, Cartesius, et post ios aii tradiderunt) aienum aut diversum. Atqui tacere mao, quam toties obatam cramben reponere. Proinde receptui cano; nee ita tamen ut prorsus discedam anteaquam improbam quandam difficutatem (pro sinceritate quam et vobis et veritati debeo minime dissimuandam) in medium protuero, quae doctrinae nostrae hactenus incucatae, se objicit adversam, ab ea satern nuam admittit soutionem. Iia, breviter, tais est: Lenive specuo cavo EBF exponatur punctum visibie A, ita distans ut radii ex A manantes ex inf exione versus axem AB cogantur. Sitque radiationis imes (seu puncti A imago, quaem supra passim statuimus) punctum Z. Inter hoc autem et infectentis verticem В uspiam positus concipiatur ocuus. Quaeri jam potest ubi oci debeat punctum A apparere? Retrorsum ad punctum Z videri non fert natura (cum omnis impressio sensum afficiens proveniat a partibus A) ac experientia recamat. Nostris autem e pacitis consequi videtur, ipsum ad partes anticas apparens ab intervao ongissime dissito (quod et maximum sensibie quodvis intervaum quodammodo exsuperet) apparere. Cum enim quo radiis minus divergentibus attingitur objectum, eo (secusis utique praenotionibus et praejudiciis) ongius abesse sentiatur; et quod paraeos ad ocuum radios projicit, remotissime positum aestimetur. Exigere ratio videtur, ut quod convergentibus radiis apprehenditur, adhuc magis, si fieri posset, quoad apparentiam eongetur. Quin et circa casum hunc generatim inquiri possit, quidnam omnino sit, quod apparentem puncti A ocum determined faciatque quod constanti ratione nunc proprius, nunc remotius appareat? Cui itidem dubio, nihi quicquam ex hactenus dictorum anaogia, responderi posse videtur, nisi debere punctum A perpetuo ongissime semotum videri. Verum experientia secus attestatur, iud pro diverse ocui inter puncta B, Z, positione varie distans; nunquam fere (si unquam) onginqui
27

us ipso A ibere spectato, subinde vero muto propinquius adparere; quinimo, quo ocuum appeentes radii magis convergunt eo speciem objecti propius accedere. Nempe, si puncto В admoveatur ocuus, suo (ad entem) fere nativo in oco conspicitur punctum A (ve ae que distans, ad specuum); ad О reductus ocuus ejusce speciem appropinquantem cernit; ad P adhuc vicinius ipsum existimat; ac ita sensim, donee aicubi tandem, veut ad Q constitute ocuo objectum summe propinquum apparens, in meram confusionem incipiat evanescere. Quae sane cuncta rationibus atque decretis nostris repugnare videntur, aut cum iis satern parum amice conspirant. Neque nostram tantum sententiam pusat hoc experimentum; at ex aequo caeteras quas norim omnes, veterem imprimis ac vugatam nostrae prae reiquis affinem ita conveere videtur, ut ejus vi coactus doctissimus A. Tacquetus isti principio (cui pene soi totam inae dificaverat Catoptricam suam) ceu infido ac inconstanti renunciarit, adeoque suam ipse doctrinam abefactarit; id tamen, opinor, minime facturus, si rem totam inspexisset penitius, atque difficutatis fundum attigisset. Apud me vero non ita poet haec, nee cousque praepoebit ua dif-ficutas, ut ab iis, quae manifeste rationi consentanea video, discedam; prae sertim quum ut hie accidit, ejusmodi difficutas in singuaris cujuspiam casus disparitate fun-detur. Nimirum in prae sente casu pecuiare quiddam, naturae subtiitati invoutum, deitescit, aegre fortassis, nisi perfectius exporato videndi modo, detegendum. Circa quod ni, fateor, hactenus excogitare potui, quod adbandi-retur animo meo, nedum pane satisfaceret. Vobis itaque nodum hunc, utinam feiciore conatu, resovendum commit-to».

«Я здесь изложил результаты моего размышления в той части оптики, которая является собственно математической. Что же касается остальных частей этой науки (которые, будучи скорее физическими, вследствие этого изобилуют правдоподобными предположениями вместо верных принципов), то мне не приходит в голову почти ничего нового по сравнению с тем, что уже было сказано Кеплером, Шейнером [4], Декартом и др. и я предпочитаю не говорить ничего, чем повторять то, что столько раз излагали другие. Итак, я полагаю, пора распроститься с нашим предметом. Но прежде, чем сделать это, честный и откровенный образ действия по отношению к вам и истине обязывает меня познакомить вас с известной

28

досадной трудностью, которая, по-видимому, прямо противоречит доктрине, до сих пор развиваемой нами, — по крайней мере не допускает вовсе решения на основании ее. Вкратце она такова. Пусть перед двояковыпуклым стеклом или вогнутым зеркалом EBF будет помещена точка А на таком расстоянии, чтобы лучи, исходящие из А, после преломления или отражения соединялись где-нибудь на оси АВ. Допустим, что точка соединения лучей (т. е. изображение точки А, которое мы уже установили) есть Z. Вообразим теперь, что между ней и В, вершиной преломляющего стекла или зеркала, помещен где-нибудь глаз. Спрашивается, где должна явиться точка А. Опыт свидетельствует, что она не появляется позади в точке Z; да и было бы неестественно, если бы было так; ведь все действие на чувство идет в направлении от Л. Из принятых же нами положений, казалось бы, следует, что она должна явиться впереди глаза на громадном расстоянии, столь значительном, что оно в некотором роде превосходило бы какое угодно ощутимое расстояние. В самом деле, отбросив все предубеждения и предрассудки, получим: чем менее расходятся лучи, посылаемые каким-либо объектом в глаз, тем дальше он является; и если объект посылает в глаз параллельные лучи, то он будет считаться в высшей степени удаленным; естественно, разум заставил бы каждого думать, что объект, который он видит при помощи сходящихся лучей, является на еще большем расстоянии. Сверх того, по поводу этого случая может быть задан и общий вопрос: что определяет видимое место точки А и заставляет ее неизменным образом являться то ближе, то дальше? На это сомнение я не нахожу возможным дать иной ответ, согласный с представленными нами принципами, кроме такого: точка А должна всегда являться крайне отдаленной. Однако, напротив, путем опыта мы убеждаемся, что точка А является различно отстоящей, соответственно различным положениям глаза между точками В и Z. и почти никогда не кажется

29

(если и не вовсе никогда), чтобы она отстояла дальше, чем было бы, если бы ее видели невооруженным глазом; но, наоборот, иногда она является гораздо ближе. Более того, известно даже, что, чем более сходятся лучи, падающие в глаз, тем более приближающимся кажется объект. Ибо если глаз помещается близ точки В, то объект А является почти на своем настоящем месте, если точка В взята на стекле, или совершенно на том же самом расстоянии, если она взята на зеркале. Если глаз поместить в точке О, то объект покажется более близким, и если глаз поместить в Р, то объект покажется еще ближе; и т. д. — последовательно объект будет казаться все более и более близким, пока наконец глаз не займет место где-нибудь, например, в Q, и объект, являясь крайне близко, не начнет расплываться в полной неясности. Все это, по-видимому, противоречит нашим принципам или по крайней мере не вполне согласуется с ними. Этот опыт наносит удар не только принятому нами положению, но в равной мере и всем другим, какие только мне известны. В особенности, как кажется, опровергается им древнее положение (самое общепринятое и наиболее близкое к моему) настолько, что ученейший Таквет [5] был вынужден в силу этого отбросить как ложный и недостоверный тот принцип, на котором одном он построил почти всю свою катоптрику, и таким образом сам, отбросив основание, разрушил воздвигнутое на нем здание. Тем не менее я уверен, что он этого не сделал бы, если бы обдумал весь вопрос более основательно и исследовал бы трудность до конца. Что же касается меня, то ни эта и никакая иная трудность не в состоянии оказать столь большого влияния, чтобы заставить отказаться от того, что, на мой взгляд, явно согласуется с разумом, особенно когда, как в данном случае, трудность коренится в специальной природе некоторого необычного и частного явления. Ибо в настоящем случае скрыта некая особенная загадка природы, которая едва ли будет разгадана до тех пор, пока процесс зрения не будет познан более совершенно. Относительно этого, признаюсь, до сих пор я не мог найти ничего, чтобы по крайней мере казалось правдоподобным, не говоря уже о достоверности.. Поэтому я предоставляю вам распутать этот узел и желаю вам в этом большего успеха, чем тот, что выпал на мою долю».

30

30. Древний и общепринятый принцип, который д-р Барроу здесь упоминает как главное основание катоптрики Таквета, заключается в том, что каждая видимая точка, по отражении от зеркала, будет видима в пересечении отраженного луча и перпендикуляра падения. Так как в настоящем случае это пересечение происходит позади глаза, то это сильно подрывает авторитет приведенного принципа, на котором вышеупомянутый автор воздвигает всю свою катоптрику (а именно определяя на основании его видимое место объектов по отражении их от зеркал всякого рода).

31. Теперь посмотрим, каким образом это явление согласуется с нашими положениями. Чем ближе помещен глаз к точке В на вышеприведенном рисунке, тем более отчетлив внешний вид объекта; но по мере того, как глаз перемещается к О, внешний вид объекта становится более неясным; в Р глаз видит объект еще в большей степени неясным; и так далее, пока наконец глаз не переместится в Z и внешний вид объекта не приобретет наибольшую неясность. Отсюда, по § 21, следует, что объект должен казаться постепенно приближающимся к глазу, по мере того как последний удаляется от точки В, т. е. в О (согласно принципу, мной установленному в указанном параграфе) он должен казаться ближе, чем в В, и в Р ближе, чем в О, и в Q ближе, чем в Р, и т.д., пока наконец он не исчезнет совершенно в Z. А это как раз и бывает на самом деле, как легко может убедиться путем опыта всякий, кому угодно.

32. Этот случай может быть пояснен следующим сравнением. Предположим, что англичанин встречает иностранца, который употребляет те же самые слова, что и англичане, но в прямо противоположном значении. Англичанин не преминул бы составить ошибочное суждение об идеях, связанных с этими звуками, в душе того, кто их употребляет. Точно так же и в настоящем случае объект, если можно так выразиться, говорит посредством слов, с которыми глаз хорошо знаком (т. е. посредством неясностей внешнего вида); но между тем как раньше большие неясности всегда обозначали близкие расстояния, теперь они имеют прямо противоположное значение, так как связаны с большими расстояниями. Отсюда следует, что глаз неизбежно должен ошибиться, так как он будет принимать неясности в привычном ему смысле, который прямо противоположен истинному.

31

33. Насколько это явление совершенно разрушает мнение тех, которые принимают, что мы судим о расстоянии при помощи линий и углов (при таком предположении оно совершенно необъяснимо), настолько оно кажется мне немалым подтверждением инстинности того принципа, который будет в состоянии его объяснить. Но чтобы полнее объяснить этот пункт и показать, в какой мере в деле определения видимого места объекта приложима гипотеза о том, что дух образует суждения о расстоянии при посредстве различной степени расхождения лучей, необходимо предпослать некоторые положения, хорошо известные тем, кто хоть немного знаком с диоптрикой.

34. Во-первых, лучеиспускающая точка отчетливо видна в том с&heip;