Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Алексей Александрович Маслов
Тайный код Конфуция

Аннотация

Конфуция (551–479 до н.э.) называют «учителем учителей» и «символом китайской
нации». О нем написаны сотни книг, но чаще всего китайская традиция настойчиво
скрывает самое потаенное в жизни великого наставника. Уже через много веков его
слова и события жизни получили новую «официальную» интерпретацию, а истина оказалась
глубоко запрятана.

Чему и у кого обучался сам Конфуций? Почему он столь настойчиво стремился получить
официальную должность, но чаще всего был гоним? Какую тайную традицию он нес в
себе и пытался передать своим ученикам? Перед нами предстает человек, который,
получив тайную традицию, решил принести тайные знания людям и на основе этого
учения установить гармонию в Поднебесной. Но тайное не должно было оказаться
раскрытым. Конфуция отвергли и сами представители мистической традиции, которые
подвергли его остракизму за раскрытие тайн, и правители царств, считавшие его
учение слишком отвлеченным. Его пытались убить во время странствий, его покинули
многие ученики, а многие оставшиеся последователи оказались недостойны его
наставлений. Так какое же тайное учение он пытался передать последующим
поколениям?

Новый бестселлер профессора Алексея Маслова приоткрывает завесу тайны над одной
из загадок мистической истории Древнего Китая.

Алексей Маслов

Предисловие. Последний из посвященных

Конфуцианство и Конфуций

Человек и миф

Время великих наставников

Начало пути Учителя

Тайна обучения Учителя

Лао-цзы: загадочный наставник Конфуция

Служитель Неба

Странствия в поисках службы

Непонятая миссия Учителя

Гонимая мудрость

«Наставлял он в ритуалах и музыке»

Тайное знание

Ритуал – метод связи с Небом

Вдохновляйся песнопениями и совершенствуйся музыкой

Раскрытие тайного

Падший Феникс

Радости Конфуция

«Учитель не рассуждал о духах»

Цзюньцзы: идеал мистического знания

«Редко говорил о человеколюбии»

Суровая добродетель

«Размышлять и не учиться – губительно»

Радостный и безмятежный

Древний ритуал и новая этика жизни

Мистерия государственного служения

Учитель, что стал Колоколом

Учение, что умирает в учениках

Заключение

Переводы Конфуция и цитируемая литература

Примечания

1

2

Самое главное не увидеть глазами, только сердце зорко
А. Сент-Экзюпери «Маленький принц»

Предисловие. Последний из посвященных

Его называют «Символом китайской нации» и «Учителем учителей». Наверняка, именно
его образ придет на память любому при упоминании культуры или философии Китая.
Ему возведены памятники во многих странах Восточной Азии, где как считается,
сложилась уникальная культурная общность – конфуцианский культурный регион,
формировавшийся под влиянием идей Великого Учителя. Он превратился в «визитную
карточку» Китая – обложки многих книг о Китае украшены изображениями великого
наставника, он растиражирован на календарях, плакатах и рекламах. Культ Конфуция
был объявлен императорским, правители совершали моления в храмах Конфуция, на
его родине в местечке Цюйфу в провинции Шаньдун возведен огромный храмовый
комплекс, ныне превращенный в роскошный музей, куда съезжаются туристы из всех
стран мира.

Тот торжественно-величественный Конфуций, который известен нам сегодня, чей образ
вошел во все книги о Китае и который стал символом всей цивилизации Восточной
Азии, очень далек от действительной личности живого Конфуция. В традиции он
предстает пред нами как символ наставничества и духовной мудрости, как носитель
идеи государственного служения и заботы о народе. Но этот Конфуций – продукт
тысячелетнего подправления образа скромного наставника Кун Цю по имени Чжунни.

Сегодня мы знаем Конфуция таким, каким его захотели представить комментаторы и
исследователи, таким, каким его хотела видеть официальная китайская историография,
начиная с V–VI вв. Именно из их усилий перед нами предстает величественный облик
Учителя Учителей, непоколебимого в своей мудрости и нравственности.

...

Конфуций – «учитель учителей», унесший с собой тайну своего знания

На первый взгляд, в этом нет ничего удивительного – сколько известно случаев,
когда реальные исторические персонажи были буквально погребены под напластованиями
мифов, легенд и преданий. Каждый, кто внес вклад в духовное развитие человечества,
сегодня предстает перед нами как совокупность образов и преданий – именно таковы
сегодня и Иисус Христос, и Будда, и Мухаммед. И, конечно же, Конфуций.

Но в личности Конфуция есть своя тайна – тайна, которую тщательно оберегает вся
китайская традиция, а ей чаще всего следуют и все западные исследователи и комментаторы.
Это – загадка самой личности Конфуция, загадка его Учения, его посвящения и его
школы. Это – загадка его становления и воспитания, тайна сокрытого смысла его проповеди.
И этот истинный Конфуций не был лишь одним из философов или служивых мужей из
обедневших аристократических семей эпохи Чжоу. Он вообще не был «философом» в
том западном смысле этого понятия, которое в него обычно вкладывается. Не был он
и проповедником неких морально-этических норм и государственных доктрин, хотя
при желании такие мысли можно отыскать в его высказываниях. В период своей жизни
он особенно ничем не прославился и был чаще гоним, чем привечаем. Он не сумел воплотить
в жизнь практически ни одной своей идеи по поводу «человеколюбивого управления»
царствами, а его статус духовного наставника и проповедника вызывал у многих
скепсис или даже резкое отторжение.

Чтобы «разгадать» Конфуция, чтобы понять коды его слова, надо прежде понять,
чему он сам обучался и что хотел передать. И для этого на время придется забыть
о многих традиционных версиях восприятия Конфуция: Конфуция – философ, Конфуций
– символ китайской нации, Конфуций – обожествленный мудрец.

Так кем же был тот – настоящий Конфуций? Каким был этот человек без последующих
наносов канонизации, обожествления и превращения в абсолютный символ восточной
мудрости?

Конфуций был одним из посвященных священнослужителей, близких по духу к древним
медиумам и шаманам. Он – живой пример умирающей архаической традиции магов и
медиумов, часть из которых, как и сам Конфуций, решили служить правителям царств
и открыто проповедовать свое учение. Он стал тем, кто решил вынести мистические
и магические знания на люди, поставить эти знания на службу государству и при их
помощи восстановить нарушившуюся гармонию в Поднебесной. Он был носителем очень
древнего Учения, связанного с архаическими магическими культами, которые он
постарался представить в виде концепции Ритуала или Правил. Он стремился дать
своим ученикам методы восстановления связи с Небом и поддержания постоянного
соприкосновения с духами предков и первых мудрых правителей Китая, откуда и
следует черпать высшее Знание.

Но эти его черты китайская традиция постаралась скрыть, превратив Конфуция в
одного из крупнейших духовных учителей и проповедников честного служения в виде
образа «Благородного мужа». Именно такой – «окультуренный» и вписанный в нормы
государственной доктрины – Конфуций был необходим для китайской традиции. Но это
повествование – рассказ не столько о триумфе учения Конфуция, сколько о личной
драме духовного проповедника и мистика по имени Кун Цю.

Конфуцианство и Конфуций

Сегодня во всём мире вряд ли найдется человек, не слышавший о конфуцианстве и
его знаменитом основателе Конфуции (551–479 до н. э.), имя которого по-китайски
звучит как Кун-цзы или Кун-фу-цзы (Мудрец Кун). В традиционных трактатах чаще
всего Конфуций упоминается не под именем собственным, а обозначается просто
иероглифом «цзы» – «Учитель», выступая тем самым как фигура скорее знаковая,
нежели как индивидуальный человек. Но читателю сразу становится ясно, что речь
идёт о великом наставнике, который стал нравственным идеалом сотен миллионов
людей. На высказывания Конфуция ссылаются философы, политики и учёные всего мира,
а фразы из «Лунь юя» сегодня можно услышать даже от малограмотного китайского крестьянина.

Более того, все нравственное развитие китайцев всегда представлялось как
изучение и воплощение наследия, завещанного Конфуцием: тем его бесед с учениками,
наставлений правителям, стремлением к идеалу «благородного мужа».

В отличие от многих полулегендарных наставников Китая, например, Лао-цзы и Хуан-ди,
он является абсолютно реальным персонажем – персонажем вполне «живым»,
переживающим, нередко сомневающимся, плачущим и торжествующим, наставляющим и
негодующим. Но во всем этом многообразии чувств и эмоций он удивительно целостен.
«Мой Путь – все пронзать Единым», – говорит он своему ученику (XV, 4) [1].

Самый сложный вопрос – почему именно он стал «Учителем учителей» и превратился в
символ Китая? Что он сказал или сделал такого, чего не удавалось никому ни до,
ни после него?

В эпоху Чжоу, когда жил Конфуций, существовало немало подобных ему честных
служивых мужей (ши), в том числе и вышедшими из мистических школ, которые своими
знаниями пытались послужить правителям царств. Многие из них делали это в надежде
на достойное жалование и должность, другие старались сочетать это с идеалом
установления гармонии в Поднебесной. Но из той плеяды в истории остался лишь
один Конфуций. Так может быть сохранения образа Конфуция в истории – это всего
лишь случайность? В тот период в Китае проповедовало сотни учителей, а тысячи
жили и до него и после. Может быть, просто о других проповедниках не сохранилось
достаточного количества сведений, например, их ученики не были столь старательны
в своих записях, как последователи Конфуция, который тщательно зафиксировали каждый
шаг и каждую фразу своего любимого учителя? И так он вошел в историю – не потому
что был самым великим, а потому что оказался самым «описанным»?

Тайна влияния личности Конфуция, если смотреть на него просто как на философа и
служивого мужа, вряд ли может быть разгадана. Безусловно, записи его учеников,
обобщенные в «Лунь юе» сыграли немалую роль для формирования его образа как национального
символа, однако этого было бы вряд ли достаточно.

На первый взгляд, он вполне повседневен – и именно в этой повседневной житейской
мудрости проступает его трансцендентное величие. Он не отстранен от мира чувств
и эмоций, как буддист, не чудесен в своих историях как Чжуан-цзы, не обладает сверхъестественными
способностям, как даосские маги. Он – такой как все. И все же он значительно
более мистичен, чем десятки других духовных наставников древнего Китая.

Понять его очень просто – он никогда не говорит о вещах трансцендентных,
потаенных, мистических. С учениками и правителями, с аристократами и простолюдинами
он в равной степени говорит просто и доступно. И поэтому в его речах даже сегодня
любой человек может найти источник как житейски советов, так и духовных
откровений.

Понять его нелегко. За кажущейся простотой скрывается такая глубина традиции,
аллюзий и полунамеков, что не всякий китайский знаток сможет уловить эти
тонкости.

...

По всему Китаю были основаны конфуцианские академии для обучения будущих ученых
мужей. Одна из самых больших академия Сунъян в горах Суншань была построена в
484 г. и целиком перестроена в 1035 г.

Прочтение образа Конфуция зависит от того, на какой точке зрения мы изначально
стоим – про Конфуция и традиционное конфуцианство сегодня известно столько, что
весьма затруднительно подходить к этому образу непредвзято. Понимание самого
Конфуция – как дословно-текстовое, так и постижение глубинной драмы его образа,
зависит чаще всего от изначального подхода к его личности. Если мы допускаем,
что в древнем Китае существовала развития «философия» – то перед нами образ чрезвычайно
педантичного, тщательного философа. Но стоит нам лишь допустить, что Конфуций
являлся посвященным духовным наставником, соприкасающимся с самими глубинными
мистическими традициями древнего Китая, то приходит иное понимание его образа.
Перед нами предстает духовный учитель, перенявший древнейшие магические ритуалы
и образы, и ныне стремящийся при помощи этих знаний установить гармоничное
правление в царствах на Центральной равнине Китая. Но он не только носитель этой
духовной традиции – он ее десакрализатор. Он сообщает о ней открыто, позволяет
записывать за собой и – самое главное – видит свою миссию в служении правителям
и образовании людей, а не в уединенном отшельническом подвижничестве.

Конфуцианство считают величайшим китайским философским и духовным наследием, что
отчасти верно. И все же суть конфуцианства лежит глубже, это даже не национальная
идея – это национальная психология. И описывать ее функционирование следует
скорее в терминах этнологии и этнопсихологии, нежели философии.

Конфуцианство в Китае – это абсолютно всё. Все что бы не делал древний или
современный китаец, его манера поведения, его особенности политической культуры,
его способы ведения бизнеса и установления отношений с партнерами, – все это
автоматически будет названо конфуцианством. По сути, то, что в науке называется
«традиционным психотипом китайцев» или «особенностями политической культуры
Китая», в обиходе именуется конфуцианством. Это – просто обобщающее слово для
чего-то того, что явно отличает Китай от многих других стран или культур, но
чему сложно дать краткое объяснение. И вот тогда, чтобы не вдаваться во все
тонкости объяснений формирования своеобразия китайской цивилизации, это и именуют
«конфуцианством». И все это нередко, увы, очень далеко от того, что проповедовал
сам Конфуций.

Существует несколько слоев конфуцианства. Есть официальная традиция восприятия
конфуцианства, которая в основном навеяна неоконфуцианскими трактовками, развивавшимися
в XI–XIII вв. Тогда же и было дано основное толкование всех ключевых терминов,
которые использовал Конфуций и его великий последователь Мэн-цзы (III в. до н. э.)
в своих проповедях: «ритуал» (ли), «человеколюбие» (жэнь), «справедливость» (и),
«почитание старших» (сяо), «искренность» (синь), «преданность» (чжун) и многих
других.

...

Народное представление о сферах Неба и о «единстве трех учений» На верхнем уровне
сидят обожествленные Лао-цзы, Будда и Конфуций

Несмотря на всю свою морально-этическую терминологию, происхождением которой мы
обязаны в основном попыткам «преобразовать» китайские реалии в христианизированный
лексикон Запада, конфуцианство, равно как и вся китайская традиция, не-морально,
она – прагматична. Именно это и составляет ядро китайской цивилизации, и это
открывается и в политической культуре, и поведенческих стереотипах и в особенностях
мышления.

Конфуцианство, в отличие от индивидуального учения самого Конфуция, не целостное
учение, не стройная система взглядов, представлений, политический доктрин и морально-этических
установок. Это политическая идея, объединяющая Китай. Это и абсолютный слепок
национального характера китайской нации. Зачастую в китайской экзегетике
представляется, что конфуцианство повлияло на весь облик современного Китая, на
психологию и поведение всего населения Поднебесной, начиная от императора и
заканчивая простолюдином. Но, кажется, в реальности дело обстояло абсолютно
противоположным образом: конфуцианство само явилось лишь слепком с уже
сложившегося стереотипа поведения и мышления. И здесь оно удивительным образом
из «матрицы идеального китайца» и благородного мужа превращается лишь в
констатацию уже существующего стереотипа.

В конце концов оказалось, что конфуцианство – гносеологическая абстракция,
абсолютный объем, который может быть наполнен практически любым содержанием.
Нередко китаец, как бы сканируя свои мысли, стереотипы и особенности поведения,
говорит: «Вот это и есть конфуцианство». Итак, конфуцианство не то, что должно
быть, а то, что уже сложилось, уже живет и развивается. Оно не корректирует
поведение, а оправдывает его. Так выглядит некая великая символическая идея,
вмещающая все что угодно.

Символизм «слова Конфуциева» прослеживается практически во всех высказываниях
учителя. Следует заметить, что еще никем не доказано, что записи слов Учителя
велись сходу, т. е. записывались в момент его наставлений или незадолго после
этого. Возможно это воспоминания, впечатления, записанные (и, разумеется,
додуманные) через весьма продолжительный период времени. И писали уже не столько
слова Конфуция или о Конфуции, сколько в анналы вносились слова Идеального
Учителя, который становился символом наставничества и правильного поведения в
соответствии с ритуалом.

Стало привычным именовать Конфуция «величайшим мудрецом», но в действительности
очень сложно объяснить, почему история выделила именно его из созвездия блестящих
философов и значительно более удачливых администраторов, которые жили на одном
временном отрезке с ним. Кажется, в отличие от многих своих современников
Конфуций оказался как раз не возвышен, а максимально приземлен, практичен, он
рассуждал о вещах «посюсторонних», удивительным образом сводя всякое священное
ритуальное начало к каждодневной деятельности, например, об урожае, о болезнях,
о приеме пищи, о правильном сне.

О Конфуции написано, пожалуй, слишком много, и сегодня уже вряд ли возможно
отделить реальный образ этого мудрого старца от многочисленных агиографий, «выправление»
образа Конфуция под нужны государственной доктрины в разные периоды. Само же
учение Конфуция настолько оказалось скрыто за многочисленными комментариями
последующих эпох, что многие ученые абсолютно разумно решили разделять само ученик
Конфуция от последующего конфуцианства – социально-политической теории и государственной
доктрины Китая. К последней Конфуций имел весьма косвенное отношение и никакого
«государственного учения» не создавал.

Конфуцианство, в отличие от вполне конкретного учения Конфуция, – скорее лозунг
нежели учение, гибкий и трансформирующийся тезис о том, что должно считаться «сделанным
по ритуалу» от отношений с соседями до приема пищи и управления уездом. Само же
конфуцианство – совершенно особое мировосприятие, поэтому не стоит ждать
однозначного ответа на вопрос: стало ли оно религией Китая или просто этическим
учением? Но очевидно, что конфуцианство выполняло в Китае практически все
функции религии и, таким образом, превратилось в национальную квазирелигию. Во
всяком случае, другого типа религиозного сознания Дальний Восток не знал.

Мы же будем говорить здесь не о конфуцианстве, а о самом Конфуции.

Человек и миф

В отличие от многих других мудрецов и духовных наставников древнего Китая о
Конфуции, на первый взгляд, известно очень многое. Прежде всего, он обладает настоящей
биографией – хроники донесли до нас и даты его жизни и описания странствий по
Китаю от двора одного правителя к другому, по записям его учеников можно увидеть
и характер Конфуция – строго ментора и тонкого наставника, человека страдающего
и твердого, чувствительного и непоколебимого. И именно за счет этой кажущейся
противоречивости и драматичности жизни этот человек, живший две с половиной
тысячи лет назад, оказывается чрезвычайно обаятелен.

Не меньший драматизм образу Конфуция добавляет сама история его жизни, которая
на первый взгляд, кажется абсолютно тривиальной для книжных людей того времени.
В сущности, он был одним из многих служивых людей – ши, происходивших в основном
из числа «малых домов» – разорившихся аристократических семей, некогда славных,
но ныне не обладавших ни особой властью, ни тем более богатством. Знаком их жизни
становится само служение, причем смена господина, переезд от одного двора одного
правителя к другому считалось нормой этого служения.

О себе Конфуций не любил рассказывать, а свой жизненный путь сумел описать в
нескольких строках: «В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учёбе. В тридцать
лет я обрёл самостоятельность. В сорок – сумел освободиться от сомнений. В
пятьдесят лет я познал волю Неба. В шестьдесят лет научился отличать правду от
лжи. В семьдесят лет я стал следовать желаниям моего сердца и не нарушал ритуала»
(II, 4).

...

«Достигший высшей мудрости первоучитель Кун-цзы» – портрет канонизированного
Конфуция из книги XIV в.

В этом высказывании – весь Конфуций как человек и как идеал традиции. Его путь
от учёбы через познание «воли Неба» к свободному следованию «желаниям сердца» и
добровольному соблюдению норм поведения, которые он считал священными, «небесными»,
стал нравственным ориентиром всей китайской традиции. Его учение весьма
многогранно: оно включает в себя совокупность духовных и социальных норм,
которые передавались из поколения в поколение на протяжении почти 2,5 тыс. лет.
Правила эти касались воспитания человека, определяли его поведение в семье, на
службе и в обществе, устанавливали способ мышления. До сих пор именно конфуцианство
служит тем источником, из которого исходит огромный духовный заряд, свойственный
всей китайской нации.

...

Мэн-цзы (372–289 до н. э.), последователь учения Конфуция, поведал о многих
несчастьях Учителя, который тот испытывал в своих странствиях

Но вот вопрос – откуда исходит эта удивительная мудрость Конфуция? Каким знанием
должен был обладать этот человек, что его импульс не только сохранился на тысячелетия,
но и стал государственной доктриной всего Китая? Один из крупных западных ученых,
пытаясь дать ответ на вопрос о причинах возвышенного одиночества и величия
Конфуция, пришел к парадоксальному выводу: он был крайне несчастен с женой (что
можно прочитать меж строк некоторых его высказываний), а поэтому отправился в
странствия со своими учениками, посвятив себя наставлениям и обучению.
Разумеется, можно и так объяснить величие Учителя, но если бы именно неудачливая
женитьба была бы причиной рождения всякого мудреца, то Конфуций затерялся в
толпе миллионов себе подобных неудачников-философов.

Порою мы бессильны логически объяснить успешность проповеди Конфуция, ее
удивительную витальную силу. И как мы покажем, ответ на этот вопрос заключен не
в том, что говорил Конфуций, а скорее в том, о чем он отказывался говорить.

Культ Конфуция создавался уже после его смерти – при жизни он не был особо почитаем
и ценим. На месте его рождения был сначала воздвигнут небольшой алтарь, через
много веков превратившийся в огромный храмовый комплекс. Однако впервые
китайский император совершил на этом месте поклонение Учителю лишь в 195 г. до н.
э., т. е. лишь через три века после его ухода из жизни, когда Конфуций стал уже
превращаться в легенду. В 37 г. н. э. императорским указом его впервые жалуют
посмертными титулами и чинами, т. е. по сути награждают не его, а задабривают духа
предка, старясь правильно договориться с ним и перевести в разряд духа-защитника
и покровителя. Наконец в 58 г. ханьский император Мин-ди, прославившийся своими
предпочтениями к конфуцианским трудам, открывает особый школы, где изучались
наставления учителя, а на следующий год приказывает совершать по всей стране
жертвоприношения в честь Конфуция – скромный чиновник из Лу окончательно
превратился в духа предка. Вскоре он действительно объявляется центральным духом
государственного культа. Уже после своей смерти Конфуций стал продвигаться по
китайской иерархической лестнице. Императорскими указами он был пожалован
многочисленными высокими титулами, а в 1106 г. его стали даже именовать «правителем».
В 1008 император Чжэнь-цзун совершает пышный обряд поклонения Конфуцию, а через
два года повелевает построить храмы Конфуция во всех городах и округах по всей
стране. Он оказался обожествлен и как небожитель – «Старый наставник абсолютной
мудрости», что поставило его в один ряд с даосскими бессмертными небожителями и
народными героями.

Не сложно заметить, что речь идет уже не столько о человеке Конфуции, сколько о
том особом духовном существе, которое занимает место предка-защитника всей
китайской нации. Обедневший аристократ Кун Цюй из царства Лу столь же связан с
обликом «мудрец Куна», сколь и отличен от него.

...

Великий неоконфуцинец Чжу Си (1130–1200). Именно он составил самое пространные
комментарии на труд Конфуция и был одним из тех, кто изменил первоначальный
смысл мистической проповеди Учителя

Существует вполне стандартное изложение основных взглядов, что проповедовал
Конфуций. Это изложение его взглядов частично вытекает их трактовки сборника его
высказываний «Лунь юй», но в большей мере – из значительно более позднего
понимания роли Конфуция, суть которой была услужливо представлена более поздним
поколениям, прежде всего группой философов-неоконфуцианцев. Безусловно, самой
значимой фигурой в трактовке версии «Конфуций – философ» явился блестящий ученый
Чжу Си (XIII в.), составивший пространные комментарии на каждый параграф «Лунь
юя». И именно на эти комментарии, на менторские посылы о том, как надо понимать
Учителя, и опирались все последующие поколения китайских ученых-книжников,
западных переводчиков и европейских исследователей. Постепенно самой политической
культурой Китая Конфуций методично был превращен из духовного наставника узкой
школы в социально-политического мыслителя

Что может служить источниками о жизни великого учителя? Если отложить в сторону
многочисленные биографии, написанные через сотни, а то и тысячи лет после смерти
Конфуция, и еще более многочисленные легенды, то таких источников немного.
Большинство историй о Конфуции носят довольно поздний характер. Естественно, это,
прежде всего сборник его речений и поступков «Лунь юй» (обычно переводимый как «Суждения
и беседы»). «Лунь юй» однако не представляет собой систематического и подробного
изложения событий из жизни Конфуция. Много эпизодов можно почерпнуть из «Цзо
чжуань» – «Хроник Цзо», подробных, но как всегда фрагментарных родовых записей из
истории царства Лу, точнее – области Цзо, где родился и жил Конфуций. Часть
историй и высказываний Конфуция вошла в большой компендиум «Ли цзи» – «Записки о
ритуале», по своему содержанию частично повторяющие высказывания «Лунь юя».

Таким образом, число записей, непосредственно примыкающих к жизни Конфуция, не
велико, а поэтому детальность его биографии лишь кажущаяся. Учитывая, что многие
первичные источники переписывались, дополнялись и подправлялись, а образ
Конфуция постепенно корректировался в соответствии с государственными запросами,
то точность его биографии вообще должна вызывать большие сомнения. Впрочем, то же
самое и порою даже в большей степени относится ко всем китайским духовным
наставникам древности.

Немало преданий о Конфуции передает его последователь Мэн-цзы (ок. 372–289 до н.
э.), причем по своему содержанию (хотя и не текстуально) они совпадают с «Лунь
юем». На первый взгляд, его весьма подробную биографию предоставляет нам историк
Сыма Цянь в его «Исторических записках» («Ши цзи», I в. до н. э.), но все же он
скорее передает устные предания, которые по прошествии нескольких столетий с
эпохи жизни Конфуция оказывались весьма неточны. Вообще, Сыма Цянь излагает
скоре не точные факты, сколько комплекс преданий и мифов, рассказывающих о
Конфуции именно как о наставнике и образчике для подражания.

Время великих наставников

Что представлял собой Китай времен Конфуция? Прежде всего – это страна,
раздираемая распрями, расколотая на множество царств. Царства заключают между
собой союзы против других царств, союзы эти быстро раскалываются, прежние друзья
превращаются в противников. Все это свидетельствовало о том, что «Поднебесная
утратила гармонию» и, как считал сам Конфуций, золотой век «высокой древности»
остался в прошлом. Идеал его – идеал возвращения к стабильности прошлых веков,
поиск идеального правителя, подобного мудрецам давних лет, которые «жили в соответствии
с Небом». По сути, это поиск правителя-мага, который, находящегося в неразрывной
связи с Небом и транслирующим на землю небесную благодать. Это и призыв к
каждому человеку соблюдать определенный набор ритуальных правил и даже определенный
характер мыслей, которые позволяют постоянно поддерживать небесно-земную связь.

В конце III-начале II тыс. до н. э. на территории Центральной равнины Китая начали
складываться протогосударства, которое в то время представляли собой по сути
племенные союзы. Этот период принято называть эпохой Шан-Инь – по названию
племенного объединения, которое развивалось в среднем течении Хуанхэ, в основном
на территории современной провинции Хэнань. Параллельно шанской цивилизации
существовало еще несколько центров, например, в центральной части Китая, в провинции
Сычуань, или на юге Китая, где сложилось гигантское и аморфное царство Чу, на территории
которого вплоть до начала 1 тыс. н. э. процветала культура шаманизма и медиумизма.
Одно из племенных объединений – Чжоу, существовавшее в рамках шанской цивилизации,
в результате нескольких военных столкновений приходит в власти, кладя начало
одному из самых долгих, противоречивых и интересных периодов в истории Китая –
Чжоу (XI–III вв. до н. э.).

Эпоха Чжоу распадается на два отдельных периода, традиционно называемых Западная
или Ранняя Чжоу (XI в. – 771 г. до н. э.) и Восточная или Поздняя Чжоу (771–246
г. до н. э.). В свою очередь Позднюю Чжоу принято разделять на два периода:
Чуньцю – «Вёсен и Осеней» (770–476 до н. э.) и период Чжаньго – «Сражающихся царств»
(475–331 до н. э.). Первый период получил такое название по имени летописи «Чуньцю»
– «Вёсны и Осени», приписываемой Конфуцию, которая описывает события, происходящие
в домене Чжоу. Период «Сражающихся царств», как несложно догадаться из его
названия, оказался связан с непрекращающимися военными и политическими
столкновениями между десятками крупных и мелких царств, возникших тогда на
территории Срединной равнины.

Чжоуские лидеры не сумели, да и не стремились объединить все территории Китая
под своей властью, к тому же само Чжоу постепенно превратилось в одно из многочисленных
царств на Центральной равнине. Большинство этих царства некогда были наследственными
владениями, выделенными правителем Чжоу (ваном) своим родственникам или
ближайшим сподвижникам. Однако постепенно они начали обособляться, не признавать
над собой власть вана и вести борьбу за гегемонию. Сам же домен Чжоу постепенно
превращается в небольшое, хотя и развитое в культурном отношении царство.
Некоторые лидеры царств формально признавали власть домена Чжоу, хотя ему не
подчинялись, большинство же открыто игнорировало его. Царства дробились и
враждовали между собой, вступали в стратегические союзы, которые быстро
распадались. Ряд этих царств, располагавшихся на Центральной равнине, принято
объединять под названием Срединные царства или Чжунго (сегодня – именно таково
самоназвание Китая), где постепенно сложился костяк китайского этноса –
этническая общность хуася. В некоторые периоды число таких царств достигало
нескольких сотен, наиболее же влиятельными считались чуть более десятка царства,
среди которых выделялись «семь гегемонов» – семь сильнейших, «семь сильнейших» (ци
сюн): Цинь, Чу, Ци, Хань, Чжао, Вэй и Янь.

Существовал ещё целый ряд мелких царств, например, Чжоу, Сун, Лу (откуда происходил
Конфуций), Се и другие. Многие государства оказались поглощены более сильными соседями.
Так, царство Лу, где родился Конфуций, попало под власть мощного царства Чу.
Масштаб царства отнюдь не находился в прямой зависимости от его культурного
развития, например, наиболее высокоразвитое в этом отношении царство Чжоу, столицей
которого был город Лои (ныне город Лоян в провинции Хэнань), являлось одним из
самых мелких царств. Однако именно там были сосредоточены многие архивы, сюда стекались
знатоки ритуала из соседних царств и именно здесь, как утверждает предание, произошла
встреча между Лао-цзы и Конфуцием.

...

На Центральной равнине во времена Конфуция в период Восточного Чжоу (770–221)
насчитывались десятки царств

Страна, раздробленная на противоборствующие владения, вела долгие, изнурительные
и бесполезные войны. В начале этой эпохи Поздняя Чжоу на территории центральной
равнины оказалось около 140 мелких и крупных царств. Не проходило и года, чтобы
между ними не возникали стычки. Служилась даже особая категория бродячих мудрецов,
особых служивых мужей (ши) которые, переходя из одного государства в другое,
пытались уладить конфликты между правителями.

И именно в этот период позднего Чжоу начали закладываться основы практически
всех духовных школ и мистических учений Китая, многие из которых дошли до сегодняшнего
дня, в том числе и учение Конфуция. Для этого было две основных причины. Прежде
всего – причина внешняя, социальная и очевидная. Она заключается в поисках объяснения
того хаоса, который сложился в царствах на Центральной равнине, разрушении
традиционных общин и статусов.

Издревле китайская социальная система была чётко поделена на уровни, каждому из
которых предписывались свои строжайшие нормы поведения, причём эти предписания
порой касались даже мелочей. Существовал принцип: «Кто знатен – тот богат».
Незнатный не мог быть не только богатым, но даже зажиточным. Например, было
точно известно, в каких одеждах кому ходить, какую пищу есть, какие обряды совершать.
Высшая аристократия так и называлась – «те, кто ест мясную пищу», в то время как
на столе простолюдинов мясо не появлялось, и не потому, что его не хватало на
всех, – причина заключалась в ритуальных предписаниях.

Несколькими веками ранее в обиходе появилось железо. Это нарушило гармонию общественных
отношений, позволив людям, не обладающим знатностью, богатеть за счёт обработки
новых земель. В результате возникли так называемые «сильные дома». Казалось,
золотой век китайской государственности остался позади, в страну приходят «смута
и хаос». Нет уже великих мудрецов древности – Яо, Шуня, Хуан-ди, Чжоу-гуна,
способных возвратить Китай в лоно вселенской гармонии. Да разве найдётся сегодня
тот, кто передаст правление не по наследству, а по заслугам – самому достойному,
как великий правитель древности Яо, передавший трон Шуню? Нет, нравы измельчали,
все власть предержащие заботятся лишь о собственном достатке и страдают
неумеренными амбициями. Китай раскололся на множество мелких царств, непрестанно
враждовавших между собой.

Не это ли – знак утраты гармонии в Поднебесной, о которой говорил Конфуций?
Среди духовных учителей и служивых мужей идет мучительный поиск способов того,
как восстановить утраченное равновесие, и основной мыслью Конфуция станет идея
возвращения старых правил и ритуалов, и – что самое главное – того состояния
сознания гармонии с Небом, которое было присуще правителям прошлых эпох. При
этом все резче и резче проявляется дисперсность культуры на территории Китая –
страна оказывается расколота не столько на царства, сколько на множество
самостоятельных в культурном плане регионов.

В китайской истории ранний период правления Чжоу считается едва ли не идеальным
временем в жизни людей и государства, когда все жили в достатке и каждый «знал
своё место». Как сказал бы Конфуций, «правитель был правителем, а подданный –
подданным».

Основатель Чжоу – Чжоу-гун представлялся мужественным, трудолюбивым и добродетельным
человеком. Он выгодно отличался от своего неудачливого предшественника, последнего
правителя династии Инь, который погряз в разврате. Именно Чжоу-гуну история
приписывает лозунг: «Уважать добродетель и оберегать народ». Многие мудрецы, в
том числе и Конфуций, называли его образцом лучших нравственных качеств,
подтверждённых временем. Учитель ставил Чжоу-гуна выше всех правителей древности,
указывая на то, что он «полностью овладел культурным началом», а значит, и «ритуальными»
нормами поведения, в которых Конфуций видел основу вселенской гармонии.

Вторая причина почти единовременного появления (точнее – проявления) десятков духовно-философских
школ значительно менее очевидна, но не менее важна. По сути, то что проповедуют
философы «ста школ» (бай цзя), то есть тех многочисленных интеллектуальных групп,
складывающихся вокруг духовных наставников, является переработкой неких мистических
культов и идей, вынесенных «на люди», окультуренных, приведенных в относительное
логическое единство. Жизнь этих людей – разрыв со старым медиумизмом и
оккультной практикой, из которой они выросли, их проповедь – переложение идеи
мистического единения с Небом и духами на язык светского служения государству и
обществу. Для Конфуция формой такого единения является сложнейший набор форм
поведения и состояний сознания, которое он обозначал как ли– ритуал или правила.

Сильнейшие социальные и духовные кризисы, разрушение идей архаического
оккультизма и потеря веры в духов – всё это способствовало рождению совсем иного
типа философии. Итак, вторая причина заключена в десакрализации мистической
традиции, выводе ее на уровень широкой проповеди.

В этой проповеди высший небесный дух-правитель шанди постепенно уступает место другому
началу – Дао (Путь), не имеющему антропоморфного воплощения, и не требующего
никакого поклонения. Происходит постепенный отрыв от ранне-архаической традиции
предыдущего периода Шан-Инь (XVI–XI вв. до н. э.) с её верой в многочисленных
духов и антропоморфными представлениями о Небе. В Китае в этот период формируются
все основные философские и духовные школы, лидерами которых становятся Конфуций,
Лао-цзы, Ян Чжу, Чжуан-цзы, Мэн-цзы, Хань Фэй-цзы и другие. Кто-то оставляет
после себя обширные труды, записи бесед с учениками, как, например, Конфуций или
Хань Фэй-цзы, высказывания же других, таких как Ян Чжу, встречаются лишь во
вторичных источниках, и мы не можем с уверенностью сказать, насколько они точно
передают слова мудреца.

Для многих духовных наставников, воспитанных в традициях магической практики,
дробление царств означало дробление благодатной силы (дэ) правителя. По представлениям,
характерным для Древнего Китая, правитель обладал огромной духовной мощью, которая
дарована ему Небом, а основная функция такого правителя – опосредовать связь
между Небом и Землей, передавать благодатную энергию подданным. Представление о
ней сложилось ещё в глубокой древности, когда мир понимался как место встречи
людей с духами и поэтому был пропитан особой «энергией». Именно благодать
правителя стала позже одним из ключевых моментов учения Конфуция о государстве и
роли в нём правителя. Безраздельная власть требовала одновременно и особой нравственной
чистоты, добродетельности, личного духовного совершенства вана, к чему и призывал
Конфуций.

Что-то разладилось в Поднебесной… Разрушился стержень взаимоотношений между
людьми. Неужели великую страну ожидают хаос и смута?

Именно в этот момент многие мудрецы, философы и мистики, страшась «великой смуты
в Поднебесной», размышляли над способами, которые могли бы привести страну к
покою и процветанию. На этой волне возникло множество духовных, философских и политических
учений. Некоторые из них угасли за несколько столетий или даже десятилетий;
другие – такие, как конфуцианство, легизм, даосизм, – настолько внедрились в культуру
Китая, что китайская цивилизация сегодня просто немыслима без них.

Казалось, духи, которым поклонялся Китай, оказались не способны привести страну
к гармонии. Наступил кризис архаического сознания, духообщение уже не давало
человеку полноты истины, а человек стремился именно к ней, его больше не устраивало
просто спасение от бед и несчастий. Не случайно Конфуций однажды заметил, что «если
утром постигнешь истину, то к вечеру можно и умереть».

«Лунь юй»: муж достойного поведения [2]

I, 6

Учитель сказал:

– Молодые люди, находясь дома, должны проявлять почтительность к родителям,
выйдя за ворота – быть уважительными к старшим, в делах – осторожными, в словах
– правдивыми, безгранично любить людей и особенно сближаться с теми, кто
обладает человеколюбием. Если у них после осуществления всего этого еще останутся
силы, то потратить их надо на изучение культуры (вэнь)
...

Здесь под «культурой подразумевается целый комплекс знаний и навыков, в том
числе изучение древних канонов, каллиграфия, а также норм ритуального поведения
и т. д. Все это вместе должно привести к самораскрытию человека.

II, 18

Цзы Чжан упорно учился, надеясь получить государственное содержание. Учитель
посоветовал ему:

– Больше слушай, будь сдержан, а когда возникает у тебя сомнение, говори об этом
осторожно. Тогда и нареканий тебе будет мало. Больше наблюдай, обходи опасное, а
в остальном же будь осмотрителен, – и тогда редко будешь раскаиваться в содеянном.
Когда слова будут вызывать мало нареканий, а в поступках не придется часто раскаиваться,
тогда и получишь ты государственное содержание.
...

Цзы Чжан – ученик Конфуция Чжуаньсунь Ши.

IV, 14.

Учитель сказал:

– Не печалься, что не занимаешь достойного поста – печалься, если способности
твои не соответствуют этому посту. Не печалься, что люди не знают тебя –
поступай так, чтобы они смогли узнать тебя.

IV, 23.

Учитель сказал:

– Редко бывает, чтобы ошибался человек сдержанный.

IV, 25.

Учитель говорил:

– Добродетельный человек не одинок-непременно найдутся единомышленники.

V, 16.

Конфуций так отозвался о Цзы-чане:

– Он обладал четырьмя качествами (Дао) благородного мужа: свершая дела, он исходит
из самоуважения; служа вышестоящим он исходит из ответственности, в наставляя
народ, исходит из доброты; управляя народом, исходит из справедливости.
...

Цзы-чань (Гун Сунь-цяо) – прозвище сановника из царства Чжэн.

VI, 14

Учитель сказал:

– Мэн Чжифань никогда не хвастался своими заслугами. Когда его войско обратилось
в бегство, он следовал позади его, а когда войско вступало в город, он стегнул
своего коня, сказав: «Я не смел бы быть позади, да вот конь мой не шел вперед».
...

Мэн Чжифань – аристократ из царства Лу.

IX, 16

Учитель сказал:

– Во внешнем мире (т. е. при дворе) следует служить правителям и сановникам,
дома надо служить отцам и старшим братьям, нельзя проявлять леность в совершении
погребальных ритуалов и не стоит хмелеть от вина. Но что во мне самом есть из
всего этого?

IX, 29

Учитель сказал:

– Мудрый не сомневается, человеколюбивый не печалится, храбрый не боится.

XIII, 8

Учитель сказал о вэйском царевиче Цзине:

– Да, он умеет вести дела своей семьи. Когда у него появляется что-нибудь, он
говорит: «Достаточно». Когда же он получает сверх этого, то говорит: «Богатею».
Когда же получает еще больше, то произносит: «Замечательно!».

XIV, 2

Учитель сказал:

– Если служивый муж (ши) думает лишь о спокойствии и удовольствиях, то он не
достоин так называться.

XIV, 12

Цзы Лу спросил, кого можно назвать совершенным человеком. Учитель ответил:

– Если взять знания Цзан Учжуна, бескорыстие Гунчо, храбрость Чжуан-цзы из города
Бянь, мастерство Жань Цю, да прибавить к этому познания в Правилах и музыке, то
может получиться совершенный человек.

А затем добавил:

– Но вряд ли таким должен быть ныне совершенный человек. Если он предпочитает
долг выгоде, рискует жизнью, столкнувшись с опасностью, помнит о своем обещании
даже в трудные времена, то уже такого человека можно назвать совершенным.
...

Цзян Учжун, прославился своим умом, современники называли его мудрецом. Чжуан-цзы
– правитель города Бянь в княжестве Лу.

XIV, 25

Цюй Боюй послал человека побеседовать с Конфуцием. Конфуций почтительно усадил
гостя и спросил:

– Что заботит Вашего хозяина?

Посланец ответил:

– Он все время размышляет, как бы поменьше совершить ошибок, но пока еще не достиг
желаемого.

Когда посланец удалился, Учитель произнес:

– Вот так посланец! Вот так посланец!
...

Цюй Боюй – аристократ из царства Вэй, его гостеприимством пользовался Конфуций
во время пребывания в Вэй.

Начало пути Учителя

Практически каждый эпизод жизни великого учителя описан достаточно подробно,
хотя, естественно, большая часть этих подробностей – мифологическая. Слой за
слоем формировалась священная биография Конфуция, шаг за шагом скромный и
честный наставник, посвященный священнослужитель и неудачливый администратор
превращался в символ всей китайской традиции, небожителя и основателя
государственной доктрины.

Конфуций появился на свет в царстве Лу на территории современной провинции
Шаньдун, в местечке Цюйфу, где сегодня разбит огромный музейный и храмовый комплекс,
посвященный «учителю учителей».

В его жизни много необычного и знакового. Уже само его рождение оказалось
окружено слухами и преданиями. Великий мудрец родился от связи, которую называли
«странной», «варварской», нарушающей правила» и даже «противозаконной и
развратной». Его отец Шулян Хэ, которому уже минуло, 70 лет вступил в связь с очень
юной девушкой из рода Янь. Не очень понятно, что подразумевал Сыма Цянь, называя
в своих «Исторических записках» эту связь «странной» или «развратной» (се цзяо).
Возможно, что Шулян Хэ и девица Янь Чжи отнюдь не состояли в официальном браке,
а лишь сожительствовали; возможно, что при бракосочетании не были соблюдены все
обряды, которым в те времена необходимо было строго следовать; может быть многие
были недовольны тем, что разница в возрасте «молодых» была почти в 40 лет. Могли
ли такие слухи не отразиться на юном Конфуции? Сын благородных родителей,
знавший славную историю своего рода и ратные подвиги отца, он вряд ли мог забыть
об обстоятельствах своего появления на свет.

И вечно должен был своим примером доказывать, что свойства людей одинаковы
независимо от их рождения, что важно другое – способна ли душа человека следовать
древним канонам, может ли он неустанно воспитывать себя, изгонять из себя
неискренность и злобу, пестуя в своём сердце человеколюбие.

Высказывались даже предположения, что сам Конфуций был незаконнорожденным, он не
получал всей полноты той аристократической власти, которая полагалась бы ему по
закону – а отсюда многие обиды, которые пришлось ему претерпеть в детстве. Но,
возможно, это лишь домыслы. Так или иначе, предания в «Исторических записках»
рассказывают, что Шулян Хэ, который уже имел несколько дочерей, в возрасте 63
лет решил взять наложницу, которая, наконец, родила ему сына. Но и здесь неудача
– сын оказался хромоногим. Шулян Хэ в отчаянии начал искать себе новую спутницу,
и внезапно совсем юная девушка из города Цюйфу, представительница знатного рода
Янь, согласилась связать свою жизнь со старым воином. Эта женщина и подарила
миру 27 августа 551 г. до н. э. великого мудреца – Конфуция. При рождении
долгожданному мальчику дали имя Чжун Ни. Случилось это так: «Они пошли вместе и
вознесли на холме Ницюй молитвы Небу и после этого она понесла Кун-цзы. На
двадцать второй год правления луского властителя Сян-гуна на свет появился Кун-цзы.
Родился он с бугорком на голове, а поэтому дали ему имя Цюй – «холмистый». Его
второе имя (цзы) было Чжунни, а его клановое имя – Кун» [12, 1905].

По-китайски, цюй– это округлый холм с небольшой ложбиной посредине. По преданиям,
именно такой формы голова была у Конфуция и таким он предстает на многих более
поздних канонических изображениях. Кажется, что историограф Сыма Цянь передает
нам на самом деле не одну, а сразу две легенды, которые он смешивает воедино:
мудреца назвали Цюй то ли из-за моления его родителей на холме, то ли из-за странной
формы головы. Сыма Цянь по своей традиции никогда не комментирует записываемые
им предания, нам же может быть интересно понять суть такого странного прозвища.

...

По легенде, Конфуций с детства отличался странной «бугристой» формой головы. (Худ.
Ма Юань, XII в.)

Достоверно не известно, была ли у Конфуция действительно голова столь необычной
формы. Что, впрочем, само по себе не толь в&heip;