Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

ОШО

УМРИ, ЙОГ, УМРИ.

ОГЛАВЛЕНИЕ
1. УМРИ, ЙОГ, УМРИ
2. ЗОВ НЕИЗВЕСТНОГО
3. ЖИВИТЕ СПОНТАННО
4. УВИДЕТЬ НЕВИДИМОЕ
5. ЖИТЬ В СЕРДЦЕ
6. САДХАНА — ПЛОД ПОНИМАНИЯ
7. БРОДИТЕ В УЕДИНЕНИИ
8. ПРИДИ, РАЗДАВАЙ ЛУННЫЙ СВЕТ, ОКУНИСЬ В НЕГО!
9. МЫСЛИ В ПАМЯТИ — РАЗУМ
10. МУЗЫКА — ЭТО САМЫЙ ЛЕГКИЙ МЕТОД МЕДИТАЦИИ

Беседы «Умри, йог, умри» были прочитаны в Пуне, Индия, с 1 по 10 октября 1978 года.

Горакх — это первое звено в цепи. Через него родилась совершенно новая религия. Без Горакха не могло бы быть Кабира, Нанака, Даду, Ваджида, Фарида, Миры. Основной корень — это Горакх. С тех пор храм был воздвигнут высоко, и на этом храме появилось много золотых колонн. Но основание есть основание. Основание не видимо никому. Но на этом основании стоит вся структура, все стены, все высокие вершины. Вершинам мы поклоняемся, но люди просто забывают об основании. Горакх был забыт подобным образом.
Глава 1
УМРИ, ЙОГ, УМРИ
1 октября 1978 года, Будда-холл

Сутра:
Ни бытие, ни отсутствие бытия, ни пустота, ни полнота, в это невозможно поверить, и это выше органов восприятия. Это ребёнок, который сидит с короной на голове и говорит — как же его можно назвать по имени?
Он смеётся, играет, находясь в медитации; и днём, и ночью делится божественным знанием. Он смеётся, играет, но ум его не обеспокоен; такой безмятежный человек всегда с Богом.
И днём, и ночью он растворяет ум в не-уме, отбрасывает то, во что можно верить, и говорит о том, во что верить нельзя. Он оставляет надежду ради безнадёжного. Брама, творец, говорит: «Я твой слуга».
То, что течёт вниз, он направляет вверх, йог сжигает своё сексуальное желание. Он высвобождает свои объятия, сотрясает иллюзии; Вишну, который поддерживает вселенную, омывает его стопы.
Умри, йог, умри. Умри, ибо смерть сладка. Умри той смертью, которой умер Горакх — и прозрел.

Великий индуистский поэт Сумитранандан Пант однажды спросил меня: «Кого в безбрежном море индуистской религии, с твоей точки, зрения можно назвать самыми яркими сияющими звёздами?» И я дал ему большой список: Кришна, Патанджали, Будда, Махавира, Нагарджуна, Шанкара, Горакх, Кабир, Нанак, Мира, Рамакришна, Кришнамурти. Когда я сказал это, Сумитранандан Пант закрыл глаза и погрузился в размышления.
Не так-то легко составлять такой список, потому что индийское небо наполнено столькими звёздами. Кого выбрать, кого исключить? Сумитранандан был прекрасным человеком, необычайно мягким, необычайно приятным, женственным. Даже в старости на его лице сохранялась свежесть, как и должно быть. Он становился всё более и более красивым. Я начал читать выражение, которое появлялось и исчезало на его лице. Ему также было трудно. Некоторые имена, которые естественным образом хотелось включить, не присутствовали в моём списке. Там не хватало имени Рамы.
Он открыл глаза и сказал: «Ты исключил Раму!»
Я сказал: «Поскольку ты позволил мне выбрать только двенадцать, мне пришлось убрать многие имена. И поэтому я выбрал только эти двенадцать человек, которые сделали определённый вклад. Рама не сделал естественного вклада, а Кришна сделал. Вот почему индуисты назвали Кришну полной инкарнацией, но только не Раму!»
И он ещё сказал мне: «А можешь ли ты дать мне семь имён?» Теперь вопрос стал ещё более сложным.
И я дал ему семь имён: «Кришна, Будда, Махавира, Шанкара, Горакх, Кабир».
Он сказал: «Ты исключил пять, на каком основании ты сделал это?»
Я сказал: «Нагарджуна содержится в Будде; то, что присутствовало в Будде в виде семени, расцвело в нём. И поэтому, если уж обязательно нужно кого-то исключить, Нагарджуну можно отбросить. Деревья могут быть отброшены, но только не семена. Потому что семена снова станут деревьями. Они станут новыми деревьями. Когда рождается Будда, сотни Нагарджун снова родятся, но ни один Нагарджуна не может дать рождения Будде. Будда — это исток Ганга, Нагарджуна - это место паломничества, которое встречается вам по течению Ганга. Это прекрасно, но если вам нужно кого-то исключить, то, в таком случае можно пожертвовать местом паломничества, но не самим истоком, не Гангом!
Подобным образом в Будду включён Кришнамурти, это новое издание Будды, самое свежее, которое говорит на современном языке. Но отличие только в языке. Кришнамурти — это расширение последней сутры Будды: сто дипо бхаво — будь светом себе. Комментарий на эту сутру, глубокий, безгранично важный, значительный, но он всё равно лишь комментарий, комментарий к этим словам: будь светом себе. Апо дипо бхаво. Это были последние слова Будды на этой земле. Перед тем как оставить своё тело, он дал эту главную сутру, как будто бы сокровище всей его жизни, всего его жизненного опыта содержалось в этих словах, в этой маленькой сутре.
Рамакришну можно легко включить в Кришну. Миру и Нанака можно растворить в Кабире. Они подобны ветвям его дерева. Создаётся такое ощущение, что половина Кабира проявилась в Нанаке, а половина проявилась в Мире. В Нанаке проявлен мужской аспект Кабира, поэтому не удивительно то, что сикхизм стал воинствующей религией, религией солдат. В Мире проявлен женский аспект Кабира, и поэтому в ней появляется такая сладость, такое благоухание, и вся эта музыка отражается от колокольчиков Миры. Мира поёт в Кабире на эктаре, а Нанак в Кабире говорит речи. Оба они содержатся в Кабире».
И я сказал: «Вот таким образом возник этот список из семи имён».
Ему стало очень интересно, и он сказал: «А если бы тебе пришлось составить список из пяти имён?»
Я сказал: «Это для меня было бы даже ещё труднее».
И я дал ему такой список: «Кришна, Патанджали, Будда, Махавира, Горакх». Потому что Кабир растворён в Горакхе. Горакх — это корень. Горакха нельзя оставить в сторонке. Шанкара же легко растворяется в Кришне. Он — продолжение Кришны, философская сторона Кришны.
Потом он сказал: «Ещё один раз: если оставить только четверых?»
И тогда я перечислил для него: «Кришна, Патанджали, Будда, Горакх». Потому что Махавира не слишком-то отличен от Будды. Небольшое отличие, он продолжение Будды, просто выражение их различное. Величие Махавиры можно передать величием Будды».
Он начал говорить: «Ещё всего лишь один раз. Пожалуйста, выбери троих!»
Я сказал ему: «Теперь это уже невозможно. Я не могу дальше никого отбрасывать. Эти четыре индивидуальности представляют собой четыре главных направления. Эти четыре измерения подобны четырём измерениям времени и пространства. Эти четыре руки подобны четырём рукам концепции Бога. На самом деле, есть только один Бог, но у Него четыре руки. И оставить одну руку будет всё равно, что отрезать её. Я не могу этого сделать. До сих пор я шёл у тебя на поводу. Я продолжал сокращать количество имён. Теперь же нужно будет резать руки, части тела, а я не могу на это пойти. Пожалуйста, не настаивай на таком насилии».
Он ответил: «У меня возникли некоторые вопросы, и один из этих вопросов: почему ты смог отбросить Махавиру, но не можешь отбросить Горакха?»
«Горакха нельзя отбрасывать потому, что он стал новым началом для этой страны. Махавира не стал новым началом. Он был редкостным человеком. Но столетиями первые двадцать три джайнских тиртханкары уже высказывали то, что говорил он. Он был просто их повторением. Его нельзя назвать началом нового путешествия. Он не может быть назван первым звеном в цепи, скорее, он — последнее звено.
Горакх — это первое звено в цепи. Через него родилась совершенно новая религия. Без Горакха не могло бы быть Кабира, Нанака, Даду, Ваджида, Фарида, Миры. Без Горакха никто из них не возможен. Основной корень — это Горакх. С тех пор храм был воздвигнут высоко, и на этом храме появилось много золотых колонн. Но основание - есть основание. Несмотря на то, что на нём выросло столько золотых колонн, они видны вдалеке — но они не могут считаться важнее основания. Основание не видимо никому. Но на этом основании стоит вся структура, все стены, все высокие вершины. Вершинам мы поклоняемся. Люди просто забывают об основании. Горакх был забыт подобным образом.
Вся традиция святости Индии, бесчисленное количество преданных любви — все они обязаны Горакху. Точно так же, как без Патанджали в Индии не было бы йоги, без Будды не было бы медитации, без Кришны не было бы пути любви, он бы не нашёл своего выражения, без Горакха не обрёл бы своего высшего завершения поиск путей достижения высших состояний сознания, высшей истины. Это был поиск садханы, поиск методов и техник. Горакх сделал много открытий во внутреннем поиске человека, возможно, больше открытий, чем кто-либо ещё. Он придумал много методов; Горакх — это первооткрыватель. Он открыл столько дверей, через которые можно пройти во внутренние покои бытия человека. Он придумал столько дверей, что люди даже потерялись в них. Поэтому люди забыли Горакха, но они не забыли этого слова: горакхадханда, это слово сохранилось. Он дал столько методик, что люди просто запутались, они не понимали, какой метод правильный, а какой нет, какой следует практиковать, а какой - нет. Он дал столько методов, что люди просто онемели, и поэтому слово горакхадханда означает хаос. Теперь если кто-то погружается во что-то слишком рьяно, мы говорим: «Какая горакхадханда снизошла на тебя?»
Горакх обладал редкостным характером, как у Эйнштейна. Эйнштейн дал такие проникновенные методы для исследования истины этой вселенной, раньше него ещё никто не давал таких. Но Эйнштейн сделал самую главную первоначальную работу. Те, кто последовали за ним, были вторичными. Они не могут быть первыми. Дорога была сначала проложена Эйнштейном. Многие придут: те, кто будут улучшать эту дорогу. Кто-то будет её строить, кто-то будет ставить указатели, кто-то будет украшать её и делать комфортной. Многие люди придут, но никто не может занять место Эйнштейна. Во внутреннем мире то же самое относится к Горакху.
Но почему люди забыли о Горакхе? Люди помнят указатели на дороге, но забывают о первопроходце. Помнят о тех, кто украшал путь, но забывают о том, кто прокладывал эту дорогу. Они забыли о них из-за того, что те, кто приходят позже, надевают красивые одежды. Тот, то приходит первым, будет неотполированным, незавершённым. Горакх подобен бриллианту. Если бы Горакх и Кабир сидели вместе, на вас бы оказал впечатление Кабир, а не Горакх. Потому что Горакх — это сырой бриллиант, только что добытый из копей, но над Кабиром уже напряжённо трудились ювелиры. Над ним как следует потрудился резец, его много полировали, и много работы было сделано.
Разве вы не знаете о том, что когда впервые был открыт бриллиант Кохинор, человек, который нашёл его, не знал о том, что это был Кохинор. Он отдал его детям, чтобы они играли с ним; они думали, что это красивый цветной камень. Он был бедняком. Он нашёл Кохинор в маленьком ручье на своём поле. И многие месяцы этот камень лежал в его доме, и дети играли с ним, бросая его из одного угла в другой. Вы бы не смогли признать в нём того Кохинора. Его изначальный вес был в три раза больше, чем сегодня. Края были необработанными, потом их обрубили, он был отполирован, обрезан, и были отшлифованы грани. Сегодня осталась только одна третья часть того веса, который был сначала, но его ценность стала в миллионы раз больше. Вес стал меньше, ценность увеличилась, потому что он был отточен, всё больше и больше отполирован.
Если бы Кабир и Горакх сидели вместе, наверное, вы бы даже не узнали Горакха, потому что Горакх — это бриллиант, который только что вынули из Голкондских рудников. В Кабире уже много отрезано, ювелиры много потрудились, и тогда на свет появился Кохинор, такой, каким вы видите его сегодня. Теперь тот камень, который был его родоначальником, забыт.
Вы будете очень удивлены, когда услышите слова Горакха. Нужна определённая огранка, его высказывания не обработаны. Этой огранкой я тут и занимаюсь. Вы будете удивляться, когда начнёте немного узнавать его. Горакх сказал самое главное. Он сказал самое ценное.
И поэтому я сказал Сумитранандану Панту: «Я не могу отбросить Горакха, поэтому число не может быть меньше четырёх!» Естественно он мог подумать, что я исключу Горакха вслед за Махавирой. Махавира — это Кохинор, это не грубый бриллиант, который вы извлекаете из копей. Существует традиция из двадцати трёх тиртханкар, тысячелетней давности, которая должна быть завершена, ей не хватает окончания. Её нужно обработать, отточить, чтобы она начала сиять. Вы видите? Махавира — это двадцать четвёртый тиртханкара. Люди забыли имена оставшихся двадцати трёх тиртханкар. He-джайны даже не знают этих двадцати трёх имён. А джайны не могут сосчитать двадцать трёх тиртханкар в точном порядке. Они забывают их последовательность. Махавира — последний, это шпиль храма. Но мы помним о шпиле храма, мы до сих пор обсуждаем его. Но кто обсуждает камень, который лежит в основании?»
Сегодня мы начинаем обсуждение такого камня у основания. И вся литература Индии, которая пишет о святых, основывается на нём. Всё основывается на этом человеке. Он высказал то, что постепенно превратилось в прекрасное многоцветное великолепие. И на этом основании люди занимаются своей садханой столетиями, медитируют столетиями. Кто знает, сколько ещё просветлённых будет рождаться благодаря ему!

Умри, йог, умри. Умри, ибо смерть сладка. Умри той смертью, которой умер Горакх — и прозрел.

Какие прекрасные слова. Он говорит: умри, йог, умри, исчезни, забудь себя полностью.

Умри, йог, умри, ибо смерть сладка.

Потому что в этой вселенной нет ничего слаще смерти. Умрите, умрите такой смертью, какой умер видящий Горакх, когда обрёл просветление. Точно так же вы умрите и узрите.
С одним видом смерти мы уже знакомы. В ней умирает тело, а ум продолжает жить. То же самое эго находит следующее лоно. То же самое эго с новыми желаниями снова начинает своё путешествие. Даже ещё до того, как мы оставляем тело, мы уже стремимся к следующему. Эта смерть — не истинная смерть.
Я слышал, что один человек сказал Горакху, что хочет совершить самоубийство. Горакх ответил: «Иди и соверши его, но я хочу сказать тебе, что позже ты будешь очень удивлён!»
Этот человек сказал: «Что ты имеешь в виду? Я пришёл к тебе для того, чтобы ты сказал мне, чтобы я не делал этого. Как поступают другие садху. Они все предупреждают меня, чтобы я не делал этого, потому что это большой грех!»
Горакх сказал: «Ты что, сошёл с ума? Никто не может совершить самоубийство. Никто не может даже умереть. Смерть невозможна. Я предупреждаю тебя; сделай это, — и ты будешь удивлён. Совершив самоубийство, ты внезапно обнаружишь: «Что же? тело осталось позади, но я такой, как раньше, в точности такой же!» Но если ты хочешь совершить истинное самоубийство, просто оставайся со мной. Если же ты хочешь играть в глупые игры, это твоё дело: спрыгни с какой-нибудь горы или засунь шею в петлю. Но если ты хочешь совершить истинное самоубийство, оставайся со мной. Я передам тебе искусство, которое поможет совершить великую смерть, и тогда ты уж больше никогда не сможешь вернуться обратно». Но эта великая смерть кажется нам не чем иным, как великой смертью, вот почему он называет её сладкой.

Умри, йог, умри. Умри, ибо смерть сладка. Умри той смертью, которой умер Горакх — и прозрел.

Горакх говорит, что учит смерти, а смерть, через которую он прошёл — та смерть, после которой он стал просветлённым. Это была смерть сна, а не смерть его самого. Умерло только эго, а не он сам. Двойственность умерла. И родилась недвойственность. Время умерло, и он встретился с вечностью. Малое сломалось, а капля стала океаном. Да, определённо, когда капля стала океаном, с одной стороны, она умерла, капля умирает. А с другой стороны, она впервые обрела великую жизнь. Она живёт в этом океане.
Поэт Рахим сказал: «Капля равна океану: какое чудо, кому можно сказать об этом?» Рахим-искатель был удивлён, посмотрев на себя. Рахим говорит, что капля равна океану. «Насколько же это чудесно. Кому рассказать? Кто поверит в это? Всё настолько великолепно, кто признает, что капля росы и океана равны между собой? Всё существование заключено в атоме. Тут нет ничего малого, всё содержится в целом. Капля равна океану: какое чудо, кому сказать? Это настолько великолепно; если вы скажете об этом кому-то, он не поверит в это. Это настолько великолепно, что когда я впервые сам узнал об этом, мне не хотелось в это верить!»
Рахим-искатель был удивлён. «Когда я увидел это впервые, — говорит он, — я также был потрясён, потому что я всегда думал, что я маленький и ограниченный». Но человек ощущает свою безбрежность тогда, когда все границы сломаны, когда человек возвышается над малым.
В качестве эго вы не получаете ничего, вы только теряете. Когда вы создаёте эго, вы ничего не получаете, вы только всё теряете. Вы остаетесь каплей, крошечной каплей. И чем больше вы невежественны, тем меньше вы становитесь. Обман всё больше и больше усиливает эго. Чем больше вы плавитесь, тем больше вы становитесь, чем больше вы растворяетесь, тем более великими вы становитесь. Если вы растворяетесь полностью, если вы полностью испаряетесь, всё небо принадлежит вам. Упадите в океан — и вы станете океаном. Испаритесь, поднимитесь к небу — и вы станете огромным небом. Ваше бытие едино с существованием.
Капля равна океану: какое чудо, кому сказать?
Но когда вы ощущаете это впервые, вы также станете немыми, как немой, который ест сладости. Он будет ощущать эту сладость, будет ощущать этот вкус, нектар будет литься внутрь, но у вас не будет слов, чтобы выразить это.
Какое чудо, кому сказать?
Как сказать? Это такое великолепие.
Те, кто достаточно мужественен, провозглашают: «Ахам Брахмасми — я есть то высшее». Неужели вы думаете, что люди признают это? Мансур сказал эти слова: «Аналь хак, я есть истина» — и люди просто убили его. Иисус был распят, потому что он сказал: «Я и мой отец всевышний — единое целое». Отец и сын не отдельны. Иудеи не смогли простить его. Когда кто-то провозглашает свою божественность, люди не могут простить такого человека. Так обстоят дела!
Какое чудо, кому сказать?
Но кому вы можете сказать? Кому бы вы ни сказали, это будет бесполезно. Он будет отрицать это.
Вчера бывший вице-канцлер гурукулы Сатьяврат посетил ашрам. Ма Даршан показывала ему ашрам. Сатьяврат пишет книги об Упанишадах. Он учёный, который изучает Веды. Лишь немногие в этой стране знают Веды так же глубоко, как знает их Сатьяврат. Я читал его книги, его идеи. Но он задал тот же вопрос, как и все остальные: «Почему вы зовёте вашего мастера Бхагаваном?» И он тоже...
Между нашими учёными и невежественными людьми нет отличия. Даршан ответила ему на вопрос. Она сказала: «Вы тоже Бхагаван, но вы не помните этого, а он помнит». Это был правильный ответ, чёткий. Когда учёные приходят в ашрам, помните, им следует отвечать так.
Сатьяврат написал книгу по Упанишадам. Он, должно быть, столкнулся со словами: «Ахам Брахмасми — кто не читал их?» Определённо, он мог размышлять над этими словами: «Тат Твам Аси Светакету: То Есть Это, Светакету». Он, должно быть, комментировал их, читал лекции о них. Но всё его знание остаётся только на поверхности. Даже обычный даршан идёт глубже. А в нём это знание осталось просто учёностью, пустым, подобным мусору. Оно бесполезно и не стоит даже цента.
Упанишады говорят: «То есть это». Упанишады говорят: «Я есть Брама, высшее». Но всё равно вы продолжаете спрашивать: «Почему кого-то вы зовёте Бхагаваном?» Я спрашиваю вас: «Есть ли кто-то, кого мы можем не называть Бхагаваном?»
Кто-то спросил у Рамакришны: «Где Бог?»
Рамакришна ответил: «Не спрашивайте об этом, спросите, где Его нет».
Священник Каабы сказал Нанаку: «Убери свои ноги, чтобы они не были направлены к Каабе. Неужели тебе не стыдно? Ты святой, и всё равно твои стопы направлены к Каабе, к святому храму!»
Нанак ответил: «Тогда покажи мне, куда мне направить мои стопы: в каком направлении нет Бога, нет Аллаха? Что я должен делать? Куда я могу направить мои стопы? В каком направлении я могу направить мои стопы? Мне нужно направить их куда-нибудь. Он присутствует повсюду, он пронизывает все направления. Но меня это не беспокоит». Нанак сказал ещё вот что: «Именно Он находится внутри, а не снаружи. Камень Каабы внутри меня и тебя, и стопы также принадлежат Ему: что я могу сделать с этим? Кто я такой, чтобы вмешиваться?»
Даршан сказала правильно: «Когда вы пробуждаетесь, вы узнаёте о том, что есть только Бхагаван, всё есть Бог». Это то, что выше нас с вами, и те люди, которых мы называем мудрецами, мелят такую чепуху... Они ещё умудряются вести за собой других. Слепые ведут за собой слепых. И все они падают в колодец. Какими бы великими ни были их степени: сатьяврат, сидханталанкар — «тот, кто знает принципы». Но без просветления никто не может знать принципы. Никакие принципы не познаются благодаря чтению писаний, они познаются только тем, что вы погружаетесь внутрь.
Капля становится равной океану: какое чудо. Кому сказать об этом?
Рахим-искатель, был удивлён, когда посмотрел на себя.
Рахим говорит: «Когда я смотрю внутрь себя, меня это тоже удивляет, потрясает, и я остаюсь без слов. Я сам не могу поверить в это: я — Бог? Этот голос, который вырастает внутри, этот звук «Аналь хак», который звучит внутри. Это внутреннее эхо «Ахам Брахмасми» внутри, этот беззвучный звук «омкар», который пробуждается внутри, — я сам не могу поверить в него, Рахим, такой обычный, маленький человек, как я, — и Бог?
Капля равна океану.
Кому я могу сказать об этом? Мне трудно доверять даже себе — тогда кому же сказать?
Именно поэтому я сижу здесь, чтобы помочь вам доверять себе. И когда это доверие приходит, это превращается в сатсанг: сидеть вместе с мастером. Когда вы сидите вместе со мной, не становитесь сидханталакарами, а становитесь сиддхами, наполненными, ничто меньшее не годиться. Всё меньшее будет бесполезным. Научитесь искусству умирать. Умри, йог, умри. Смерть есть капля, стань океаном. Искусство смерти есть искусство достижения абсолютной жизни.

Ни бытие, ни отсутствие бытия, ни пустота, ни полнота, в это невозможно поверить, и это выше органов восприятия. Это ребёнок, который сидит с короной на голове и говорит — как же его можно назвать по имени?

Ни бытие, ни отсутствие бытия. Мы не можем сказать, что Бог есть. И мы не можем сказать, что Его нет. Подумайте, размышляйте. Бог есть — и Бога нет, Он соединён со всем, и потому Он выше всего. Ни верующий, ни атеист не знают Бога. Ни верующего, ни атеиста нельзя считать религиозными. Естественно, нельзя считать религиозным атеиста. Но те, кого вы называете верующими — они также нерелигиозны. И те, и другие выбирают только половину. Бог есть, и Его нет, и то, и другое истинное одновременно. Его бытие подобно небытию. Его полнота подобна пустоте. Его присутствие подобно отсутствию. В Боге все противоречия соединяются и разъединяются. Это самое главное противоречие: Он есть — и Его нет. Если вы говорите, что Он есть, это только половина; если вы скажете, что Его нет, это также будет только половиной. Если чего-то нет, куда это идёт? Даже тогда, когда этого нет, это должно быть где-то. Даже тогда, когда чего-то нет, это должно продолжать быть где-то.
Представьте себе дерево, большое дерево. На нём растут семена. Дерево умрёт, вы сажаете семена, и снова они прорастают и становятся деревьями. Что это были за семена? Это было небытие дерева. Это была неформа дерева. Если бы вы сломали семя и открыли его, вы бы не нашли там дерева. И сколько бы вы ни искали, в семени нельзя найти дерева. Куда же делось дерево? Но в каком-то смысле дерево спрятано в семени. Его отсутствие знаменует собой присутствие. Оно было там и было проявлено, теперь оно отсутствует и проявлено потенциально, спрятано. Посадите семя в землю, ухаживайте за ним как следует, и снова оно станет деревом. Но после того как дерево прорастает, семени больше нет, они не могут существовать вместе. Дерево исчезает, становится семенем, семя исчезает, становится деревом.
Это две стороны одной и той же монеты. Вы не можете видеть обе стороны сразу, — или можете? Попытайтесь, монета маленькая, её можно вместить в руку. Попытайтесь увидеть обе стороны сразу. Это будет сложно сделать. Когда вы видите одну сторону, другая вам не видна, когда вы видите другую сторону, первая сторона вам не видна. Но если первая сторона вам не видна, можете ли вы сказать, что её нет?
Творение — это одна форма Бога, а уничтожение — другая Его сторона. Одна из Его форм есть присутствие, а другая форма есть отсутствие. Когда вы натягиваете струны вины, возникает музыка. Откуда она берётся? Где она была мгновением раньше? Она была в пустоте. Она, определённо, существовала. Если бы её не было, она не могла бы появиться. Она лежала спрятанная, в какой-то глубокой клетке. Когда вы прикоснулись к струнам, вы начали играть. Вы прикоснулись к струнам и дали им вдохновение. Песня лежала спящая. Она пробудила вас. Музыка не дала рождение звуку, она только пробудила его, пробудила спящего. Но кто дал рождение музыке? Ей никто не давал рождения.
Во вселенной ничто не может быть сотворено и ничто не может быть уничтожено. Теперь наука соглашается с этим.
Вы не можете сотворить или уничтожить небольшую частичку земли. Ничто не может быть добавлено к вселенной или уничтожено в ней. Всё остаётся в том же виде. Но всё равно, вещи появляются и исчезают. Это подобно тому, как актёры в спектакле исчезают за сценой и появляются вновь. Они просто исчезают и появляются на сцене вновь. Дерево остаётся позади и на сцену выходит семя, потом наоборот. Поднимается занавес, и семя вновь становится деревом.
Когда вы видите, как человек умирает что вы, на самом деле, видите? Вы видите потерю формы, теперь её больше нет. То, что было, становится теперь тем, чего нет, а то, чего нет, становится тем, что есть. Верующий выбирает половину, атеист также выбирает половину. И нет разницы между ними двумя. Каждый выбрал что-то одно. И тот, и другой выбрали какую-то одну сторону весов. Но нужно равновесие. Шкала состоит из двух сторон. Существование — это сумма того, что есть, и того, чего нет, плюс ещё кое-что.
Верующий боится, атеист также боится. Если вы поймёте страх верующего и страх атеиста, вы узнаете удивительную вещь: между ними двумя нет отличия. Основной корень один и тот же: страх. Верующий боится: «Я не знаю, что случится после смерти, я не знаю того, что было до того, как я родился. Я не знаю, останусь ли я один или нет? Жены не будет, друзей не станет, отца, матери, всей семьи не станет. Я всё устроил, и мне всё придётся оставить здесь. Буду путешествовать дальше один. Не будет спутников, не будет попутчиков». Если же я поверю в Бога, это даст мне хотя бы какое-то общество, спутников, по крайней мере, я буду с Богом».
Верующие верят в Бога из страха. Молитвы людей, которые склоняются на коленях перед Богом в храмах и мечетях, идут от страха. А когда вы молитесь от страха, ваши молитвы грязные. Даже храмы становятся грязными из-за наших молитв. Храмы превратились в центры борьбы, насилия, враждебности, соревнования. Храмы и мечети не делают ничего, они только борются друг с другом.
Верующие боятся. Атеисты также боятся. Когда я говорю вам, вы будете немного удивлены. Обычно люди думают, что если атеисты бы боялись, они бы были верующими и верили бы в Бога. Потому что когда верующие проповедуют атеистам, им не удаётся вызвать в них страх ада. Они приводят им очень живописные описания ада, очень подробные: они описывают адское пламя, грешников в кипящих котлах, дьяволов, монстров, которые будут жестоко вас мучить, бить и бросать в обжигающее пламя. Они терроризируют вас, но атеисты всё равно не боятся всего этого, они не верят в Бога, и потому люди думают, что они ничего не боятся. Но они ошибаются.
Каждый, кто глубоко всмотрится в человеческий ум, увидит, что атеисты отрицают Бога, потому что он также боится. Их отрицание также идёт от страха. Они боятся того, что Бог может существовать. Тогда будет существовать Бог и ад. Будет грех и добродетель. Если Бог существует, когда-то вам придётся отвечать перед ним. Если есть Бог, за нами кто-то постоянно наблюдает. Кто-то проверяет нас. Где-то ведётся запись наших жизней. И мы должны отвечать перед кем-то, мы не можем просто так уйти от этого. Если есть Бог, нам придётся преобразить себя. И тогда нам придётся жить такой жизнью, что нам придётся склонять пред Ним колени.
Если есть Бог, атеиста охватывает ещё один вид страха. Если есть Бог, ему придётся искать Его, придётся поставить свою жизнь на кон. Но всё не так просто. Было бы проще, если бы Бога не было. Тогда мы были бы свободными. Если вы свободны от Бога, вы также становитесь свободными от ада и рая. Нет ни страха ада, ни ощущения упущенного рая. Вы не боитесь того, что те, кто поклоняются в храме, отправятся на небеса, потому что рая нет. Кто-нибудь когда-нибудь был в раю? И кто туда отправится? Куда? Человек не может выдержать смерти. Какая добродетель? Какой грех?
Чарваки, родоначальники атеизма на Востоке, говорили: «Не беспокойтесь, наслаждайтесь тем, что вы едите, даже если вам для этого приходится занимать деньги!» Не беспокойтесь о том, чтобы вернуть обратно долг. Кого это должно волновать? Кто берёт взаймы, кто будет возвращать долги? Вы умираете, и всё остаётся позади вас, исчезает и ваше, и чужое. И ничего не остаётся. Если ничего не остаётся, так чего же бояться? Если вы хотите грешить, грешите. Если вы хотите делать зло, делайте. Живите свободно, так, как хотите. Но ваша жизнь мимолётна — отбросьте же все ваши беспокойства и живите красиво. Даже если вы раните кого-то другого, даже если вы совершаете насилие по отношению к кому-то другому, не беспокойтесь об этом. Какое насилие, какие раны? Это всё только фасад, который построили священники для того, чтобы испугать вас.
Не если мы посмотрим в ум самого Чарваки, мы увидим там присутствие того же страха. Он отрицает Бога из страха.
Вы замечали, что есть некоторые люди, которые отрицают существование духов просто из страха. Вы должны были знать таких людей, которые говорят: «Нет, духов нет!» Но когда они говорят: «Нет, нет...» Только посмотрите на их лица внимательно.
Однажды в моём доме гостила одна женщина. Она не верила в Бога. Она говорила: «Бог просто не существует».
Я сказал: «Оставим Бога; ты веришь в духов?»
Она сказала: «Нет, это всё чепуха!»
Я сказал: «Не забудь того, что ты сказала сейчас, потому что как раз сегодня ночью в этом доме останешься только ты и я, и никого больше не будет. Я не могу сказать, что я могу организовать тебе встречу с Богом, но я могу устроить тебе встречу с духами!»
Она сказала: «О чём ты говоришь? Нет таких вещей, как духи!»
Но я видел, что она немного начала нервничать. Она начала оглядываться по сторонам. Ночь становилась всё темнее и темнее. Я сказал: «В таком случае, всё нормально, я расскажу тебе всё».
Она сказала: «Я просто не верю в них — что ты мне можешь рассказать? Я просто не верю в них!»
Я сказал: «Вопрос не в том, чтобы верить или не верить. Когда-то в этом доме на этом месте жил мойщик. Это было во времена первой мировой войны. Он только что женился. Его любимая супруга приехала для того, чтобы жить здесь вместе с ним. Она была прекрасна во всех отношениях, но только у неё был один изъян. Она была одноглазая. У неё была очень светлая, гладкая кожа, прекрасная фигура, но одного глаза не хватало!» И я нарисовал ей живую картину этой женщины. «Ему пришлось отправиться на войну, потому что его призвали. К ней приходили письма, в которых он писал, что скоро приедет. Она ждала, ждала, ждала. Но он так и не приехал, он был убит на войне.
Потом она умерла в ожиданиях и превратилась в приведение. И она до сих пор ещё живёт в этом доме и ждёт, когда он вернётся обратно. У неё есть только один глаз, это женщина с красивой светлой кожей и чёрными длинными волосами. Она носит красное сари».
Она настаивала: «Я не верю в духов и привидения». Но мне было видно, что она начала нервничать.
Я сказал: «Говорю тебе всё это, потому что сегодня ты остаешься и ночуешь здесь впервые. Но если кто-то ночует здесь в первый раз, она приходит к этому человеку посреди ночи, стаскивает одеяло, чтобы увидеть, не её ли это муж вернулся с войны».
Тут она побледнела. Она сказала: «О чём ты говоришь? Такой образованный человек, как ты, верит в привидения и духов?»
Я сказал: «Вопрос не в том, чтобы верить. Но следует предупредить тебя, иначе ты можешь испугаться до смерти. Теперь я сказал тебе об этом. Если к тебе ночью придёт одноглазая женщина в красном сари со светлой кожей и чёрными длинными волосами, не пугайся. Она никогда никому не вредит. Она просто скидывает одеяло, она стучит по полу в отчаянии и уходит!
Мне бы хотелось тебе сообщить ещё об одном её качестве». Дело в том, что у прежнего владельца этого дома, её мужа, была привычка ночью чистить зубы. Он вставал ночью по несколько раз и чистил зубы. И поэтому я сказал ей: «Скажу тебе ещё об одной привычке этой женщины. Когда она войдёт в комнату, она начнёт скрежетать зубами. Она так долго ждала его, прошли века. Она так любила его, и теперь она сердится, потому что он обманул её, он так никогда и не вернулся. Поэтому она скрежещет ночью зубами!»
Она сказала: «О чём ты говоришь? Я просто не верю в это. Пожалуйста, прекрати этот разговор. Зачем ты пытаешься испугать меня».
Я сказал: «Если ты не веришь мне, тогда тебе не о чем беспокоится!»
Мы говорили так до полуночи. И я сказал: «Теперь иди спать в свою кровать». Она отправилась в свою комнату. И случилось так, что как только она легла спать, пришло привидение и начало стучать зубами. Оно спало в другой комнате. Я знал, что на привидение можно положиться. Ночью оно скрежетало зубами, по крайней мере, раз десять. Оно скрежетала зубами. Оно пришло к этой женщине, включило свет и начало скрежетать зубами. Женщина вскрикнула. Я бросился к ней в комнату и включил свет. Она была практически парализована от страха, она показывала в угол комнаты: «Посмотри! Она стоит там».
Я попытался объяснить ей разными способами, что привидений не существует. Она сказала: «Я не могу поверить тебе. Они точно существуют. Она же стоит прямо там, и она в точности такая же, как ты мне описал: одноглазая, светлая, с чёрными волосами, в красном сари, и она скрежещет зубами».
Всю ночь мне придётся страдать, потому что она не будет спать и не позволит спать мне. Она говорила мне, что теперь не сможет уснуть: «Если я усну, привидение снова придёт ко мне, или нет?»
Я спросил её: «Так что, есть привидения или нет? Или это всё воображение, как ты говорила раньше? Я только что рассказывал тебе историю, чтобы показать».
Ночью у неё начался жар, и мне пришлось позвать врача. И врач, который пришёл, сказал ей: «К чему ты создаёшь ненужные беспокойства?»
Эта женщина уехала на следующее утро. И она больше никогда не возвращалась в этот дом. Несколько раз я посылал ей приглашение в гости. Но она ответила мне, что никогда не сможет переступить порог этого дома. Я объяснял ей, что привидений не существуют. Но она отвечала: «Кого ты пытаешься обмануть? Просто оставь эту тему, я сама испытала их присутствие!»
Помните о том, что обычно вы начинаете отрицать то, чего вы боитесь. Вы отрицаете для того, чтобы не помнить, потому что вы боитесь. Но возникает вопрос. Если этого нет, чего же боятся?
Нет вообще никакого отличия между верующим и атеистом. Один боится положительно, а другой боится отрицательно. Отличие только в положительном и отрицательном. Но боится и тот, и другой. Из страха атеист говорит, что Бог не существует. После того как вы поверите в Бога, за этим последует много другого, и он просто боится этого. Верующий говорит, что Бог есть, и он боится положительно. Он говорит: «Бог существует; если я не буду верить в Него, если я не буду молиться Ему, если я не буду преследовать Его, меня будут пытать».
Истинно религиозный человек говорит, что Бог — это и то, и другое. Бог находится выше всех писаний, концепций и верований, как верующего, так и атеиста.

Ни бытие, ни отсутствие бытия.

Нельзя сказать, что Он есть, и нельзя сказать, что Его нет. Он не пустота и не полнота. Нельзя сказать, что он пустой, и нельзя сказать, что он полный. Он выше чувств, это невероятно.
Это невероятно. Никакие наши слова не могут измерить его. Наши слова подобны крошечным чайным ложкам. А он подобен океану. В эти ложки нельзя собрать весь океан, нельзя измерить океан. Все наши измерения очень маленькие. Наши руки очень маленькие. Наша способность восприятия очень мала. А Он безгранично большой. Он безграничный, он настолько невероятен, он выше чувств.
Рахим говорит: «Словами нельзя описать невероятное, нельзя услышать о Нём. Те, кто знают, не говорят, а те, кто говорят — не знают. Словами не измерить невероятное...»
Он настолько невероятный. Попытайтесь понять смысл слова: невероятный. Невероятный — это тот, чью глубину мы не можем измерить. Это то, что выше глубины. И сколькими бы способами мы ни пытались, мы не можем поверить в Него, потому что он бездонный. И те, кто пытаются измерить его глубину, постепенно растворяются в Нём.
Говорят, что однажды две куклы, сделанные из соли, отправились измерить глубину океана. Они прыгнули в море. Там собралась толпа. Туда собралась большая толпа, на пляже у моря. Они долго ждали, но постепенно пляж опустел, потому что ни одна из кукол не вышла из моря, они просто растворились. «Ищите, ищите, но, друзья мои, Кабир исчез!» Они отправились искать и исчезли сами. Но как долго могут соляные куклы выжить в морской воде? Они должны были раствориться. Они были частью океана, и поэтому к ним пришла в голову такая мысль. Мы тоже соляные куклы. А Он — океан. Мы отправляемся на поиски Его — и растворяемся сами.
Невероятное — это не просто неизведанное. Неизведанное означает нечто, что может быть однажды познано. То, что известно сегодня, когда-то было неизвестно. Человек никогда раньше не был на Луне, но теперь он побывал на ней. До сих пор Луна была неизвестна, но теперь она известна. Мы не знали тайны атомов, но теперь мы познали тайны атомов.
Бог — это не просто неизвестное. Здесь лежит отличие между религией и наукой. Религия говорит, что есть три вида вещей в этой вселенной: известное, то, что уже известно; неизведанное, что неизвестно, но когда-нибудь может быть познано; и невероятное, что неизвестно и никогда не будет познано. Наука говорит, что во вселенной есть только две вещи: известное, то, что уже известно, и неизведанное, что неизвестно, но когда-нибудь может быть познано. Наука делит всю вселенную на две категории: то, что известно, и то, что будет известно. Невероятное: в одном этом слове спрятана вся сущность религии. Есть нечто, что никогда не было известно и никогда не будет известно, потому что таинство это таково, что тот, кто ищет его, исчезает в нём.
Слова, которые касаются невероятного, могут быть высказаны или услышаны. И когда искатель сам растворяется, то, что говорить, кому сказать, как сказать? Все слова очень маленькие, очень мелкие. Вы также испытали это в своей жизни. Когда вы встаёте рано утром, солнце встаёт из-за горизонта, деревья пробуждаются. Запах свежей земли в воздухе, мог только что пройти дождь. Капли росы на траве подобны сверкающим жемчужинам. Птицы начали петь. Павлин танцует, кукушка поёт, цветы цветут, лотосы открывают свои лепестки. И вы видите всё это. Это не за пределами восприятия ваших чувств, вы можете это почувствовать. Это не неизвестно вам, а известно. Вы ощущаете всю эту красоту. Если кто-то попросит вас описать это одним словом, что вы скажете? Только это: это было красиво, было очень красиво. Но можно ли это описать? В этой красоте есть и лучи солнца, и благоухание свежей земли, и раскрывшиеся лепестки лотоса, и пение птиц, и капли росы на лепестках лотоса, и зелень на деревьях, и открытое небо. Но во всём этом по отдельности ничего нет. Что же подразумевается под этим словом: красота? Ничего конкретно, только несколько букв алфавита.
Представьте себе, что вы пишете слово «лампа» и вешаете его на стену. Сможет ли это слово осветить ночь? Ночь темна, и она останется тёмной. Если вы будете говорить о лампе, ваши разговоры не осветят пространство.
Одна женщина сказала Пикассо: «Вчера я видела ваши картины, и среди них ваш автопортрет, в доме друга. Он был настолько прекрасен, что я поцеловала его, я не смогла сдержаться!»

Пикассо спросил: «И что же случилось потом? Портрет поцеловал вас в ответ?»
Женщина ответила: «О чём ты говоришь! Конечно, нет!»
Пикассо сказал: «Но это, наверное, в таком случае, был не мой портрет!»

Сосед Муллы Насреддина сказал ему: «Следи за своим мальчиком, он не успел приехать, как уже начал приставать к женщинам. Вчера он бросил маленький камушек в мою жену».
Мулла спросил: «Он попал в неё?»
Сосед ответил: «Нет, слава Богу!»
Мулла продолжал: «Тогда это был, должно быть, чей-то чужой сын. Мой сын всегда попадает в мишень. Это другой мальчик, ты ошибся!»

Здесь была подобная ситуация, и Пикассо сказал: «Это, должно быть, был не мой портрет. Это был не я. Он не ответил вам на ваш поцелуй? Какая чепуха! Это был не я. Я бы обязательно ответил!»
Но картины не отвечают. Им не удаётся этого сделать. Наши песни, наши слова, наши писания тоже не справляются с этим. Мы не можем описать даже те мирские вещи, которые мы испытываем. Мать любит ребёнка. Как выразить её любовь? Что есть в слове любовь? — каждый может повторять его. Если вы скажете: «Я очень люблю своего сына» или «Я люблю свою жену очень сильно», что это будет значить? Люди также говорят: «Я люблю мороженое очень сильно». Кто-то говорит: «Я очень сильно люблю свою машину». Но если вы используете слово «любовь» одинаково по отношению и к мороженому, и к ребёнку, разве можно их сравнивать?
Наши слова очень маленькие. Эти маленькие слова мы используем по-разному. Они имеют свои ограничения. Даже наш мирской опыт не может включить их. Абсолютный опыт, высший опыт, когда все мысли молчат, когда ум успокаивается, когда человек выходит за пределы языка, когда все законы логики остаются позади. Когда преимущественно устанавливается состояние отсутствия мыслей. Тот, кто испытал это, не сможет выразить этого.
Те, кто знают, не говорят. Те, кто познали, не могут сказать. Никто никогда не может выразить этого. Неужели вы думаете, что если я буду говорить вам это каждый день, я смогу вам передать это? Нет, я могу сказать всё остальное, но невероятное требует невероятного. Я могу рассказать вам много вокруг да около, но никакие слова никогда не попадают в мишень. Всё остальное можно высказать, но все слова — это не что иное, как намеки.
Не привязывайтесь к тому, что я говорю. То, что я говорю — это только указатели. Если указатель показывает вам, что от аэропорта до Дели ещё двести километров, не сидите около указателя, прилипнув к нему, в надежде на то, что вы прибудете таким образом в Дели. Это всё равно, что показывать пальцем на луну. Не начинайте поклоняться пальцу. Все писания — это пальцы, которые показывают на луну. Никакие пальцы не показывают на саму луну. Но те, кто достаточно разумен, понимают этот намек. Для разумных людей намека достаточно.
Один человек пришёл к Будде и сказал: «Я пришёл к тебе для того, чтобы послушать то, что нельзя сказать словами!» Будда закрыл глаза. Когда он увидел, как Будда закрыл свои глаза, этот человек уселся и тоже закрыл глаза. Ананда, близкий спутник и помощник Будды, сидел рядом. Он стал внимательно смотреть за происходящим. Он, должно быть, изумлялся: что делать, просто сидеть и сидеть? Он начал зевать. Он, должно быть, изумлялся. Он видел, что происходит нечто. Этот человек сказал Будде, что пришёл послушать то, что нельзя сказать словами. При этом Будда закрыл глаза и замолчал. Этот человек также уселся с закрытыми глазами. И тот, и другой были погружены в экстаз. Создавалось такое ощущение, как будто бы они встречались где-то в тишине. Ананда смотрел на него и чувствовал, что Будда точно передаёт ему что-то, но ни один из них не произнёс при этом ни одного слова. Слова не покидают губ, не достигают ушей, но нечто, определённо, происходит. Он почувствовал невидимое присутствие. Как будто бы они оба растворились в едином энергетическом поле. Этот человек поднялся через полчаса. Слёзы текли из его глаз. Он склонился перед стопами Будды, предложил ему поклоны и сказал: «Я получил благословение, я искал такого человека, кто может сказать об этом без слов. А ты сказал это очень красиво. И я покидаю тебя полностью удовлетворённый».
Он покинул Будду в блаженстве, он лил слёзы экстаза. И как только он покинул Будду, Ананда спросил у Будды: «Что это было такое? Что случилось? Ты ничего не сказал, он ничего не слышал. Но когда он уходил, он прикоснулся к твоим стопам, и ты благословил его с такой переполняющей всё полнотой, ты положил свои руки ему на голову, ты сделал это особенным образом. Что же случилось? Что это был за человек?»
Будда ответил: «Ананда, ты знаешь, когда ты был молодым, когда все мы были молодыми...» Дело было в том, что они были двоюродными братьями, Будда и Ананда, они были воспитаны в одном и том же королевском дворце. Они росли вместе. Будда продолжал: «Ты очень любил лошадей, ты знаешь, что есть лошади, которые не движутся даже тогда, когда ты их бьёшь. Ты можешь их бить кнутом, пороть, но они отказываются сдвинуться с места даже на дюйм, такие они упрямые. Есть другие лошади, которых достаточно побить немного кнутом, и они сразу же начинают двигаться. И есть ещё такие лошади, которых не нужно бить, достаточно только звука удара хлыста, и они начинают мчаться галопом. А есть также другие, и ты хорошо знаешь об этом, которым не нужен даже звук хлыста, даже этот звук они воспринимают как оскорбление. Достаточно тени кнута, и они начинают скакать. Этот человек относился к последнему типу. Тени кнута было достаточно. Я не сказал ему ни слова. Я просто погрузился в пустоту, и он увидел проблеск моей тени. Произошло единение, сатсанг. Вот что такое сатсанг».
Не следует думать, что Будда только говорил. Он говорил с теми, кто мог понять его слова. Он не говорил с теми, кто постепенно начинал понимать отсутствие слов. Потому что слова — это только подготовка для тех, кто не говорит.
Есть две формы сатсанга. Одна: когда мастер говорит, потому что вы понимаете только слова. Даже это уже не так плохо. Есть ещё другая форма сатсанга, высшая передача, когда нет слов, когда мастер просто сидит и вы сидите рядом с ним. Эту форму передачи в древности называли упанишадами, что значит «сидеть рядом с мастером». Упанишады родились из этого совместного сидения. Даже название Упанишады появилось от этого: «сидеть рядом». Во время такого сатсанга была слышна музыка, которая слышалась в пустоте вокруг мастера. Упанишады возникали из неё. Упанишады означают сидение рядом с мастером. Упанишады означают сатсанг.
Те, кто знают, не говорят, а те, кто говорят, не знают.
Итак, если кто-то говорит вам, что он поможет вам узнать Бога, будьте бдительны. Вас обманут. Вам дадут только слова. Но претензия тех, кто уверяет вас, что даст вам Бога, окажется ложной. Бога нельзя познать. Тот, кто знает Бога, становится Богом. Между знающим и познаваемым не остаётся расстояния. Знающий, познаваемое и знание не остаются разделёнными. Знающий растворяется в познаваемом, и познаваемое растворяется в знающем. Именно поэтому это зовётся невероятным. Его глубина не может быть измерена, потому что нет больше того, кто измеряет глубину. «Ищите, ищите друзья, Кабир исчез».
Ни бытие, ни отсутствие бытия, ни пустота, ни полнота, в это невозможно поверить, и это выше органов восприятия. Это ребёнок, который сидит с короной на голове и говорит — как же его можно назвать по имени?
Когда кто-то готов обратиться к этому невероятному, когда кто-то находит в себе достаточно мужества для того, чтобы нырнуть в Него, это мужество можно определить так:
Умри, йог, умри. Умри, ибо смерть сладка. Умри той смертью, которой умер Горакх и прозрел.
Исчезни, умри, потом произойдёт видение, потом случится встреча. Исчезни, и тогда поиск окажется осуществлённым. Состояние такого человека меняется.
Это ребёнок, который сидит с короной на голове и говорит — как же его можно назвать по имени?
На его голове расцвёл тысячелепестковый лотос. В его уме рождается тишина. После того как все мысли покинули его, когда эго исчезло, когда нет больше даже ощущения своего я, когда этого ощущения больше не остаётся, когда остаётся только тишина, мир, спокойствие, пустота, это состояние называется самадхи. И тогда самадхи приносит плоды. Тогда вы становитесь пробужденными. Но в уме не течёт поток мыслей. Нет даже следов мыслей, ум становится тихим, спокойным, там нет путников, которые движутся в нём. Это ум без мыслей, ум без объектов мыслей. Вы — просто чистое зеркало, теперь в нём нет больше тени, нет отражения. В этом состоянии расцветает внутренний лотос. И тогда в вашем уме возникает тишина. И там не остаётся ничего. Вы существуете только как полая священная пустота.
Это ребёнок, который сидит с короной на голове и говорит — как же его можно назвать по имени?
И потом слышен его невинный голос, как радостный лепет маленького ребёнка, как звуки, которые издаёт новорождённый. Слышны свежие, новые, девственные звуки новорождённого. Его звук услышан.
В этом состоянии Мухаммед услышал Коран. В этом состоянии находились видящие риши из Упанишад. В этом состоянии были рождены все самые важные писания мира. Они все выше человека. Человек не создавал их. Человеческие руки непричастны к их созданию. В этом состоянии через них тёк Бог, а человек только создал канал передачи.
Это ребёнок, который сидит с короной на голове и говорит — как же его можно назвать по имени?
Никакое имя не может быть дано ему, тому невинному звуку, который возникает внутри. Он не имеет имени. Также никакие атрибуты не могут быть присущи ему, потому что все атрибуты разделены на части, все атрибуты имеют границы, а он безграничный, бесконечный. Капля становится океаном. Капля испаряется и становится небом. Кто теперь будет говорить? Ч&heip;