Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

УДК 159.964 ББК 88.37 4 75
Редакционный совет
серии «Тендерная коллекция - зарубежная классика»:
Бенедиктова Т.Д., Воронина О.А., Гениева Е.Ю., Дубин Б.В., ДробижеваЛ.М., Зверева Т.Н., Казавчинская Т.Я., Кон КС, Конкина Е.В., Ливергант А.Я., Петровская Е.В., Посадская-Вандербек А.И., Садомская Н.Н., Самойло Е.Н., Сорокин А.К., Утешева Н. Т., Федорова Л.Н., Хасбулатова О.А., Чистяков Г.П., Юрьева Н.Ю., Ярыгина Т.В.
Научный редактор Н.И.Кигай Перевод с английского Гиль Сон И
Чодороу Н.
Ч 75 Воспроизводство материнства: Психоанализ и социология ген-дера/ Пер. с англ. — М.: «Российская политическая энциклопедия* (РОССПЭН), 2006. - 496 с.
ISBN 5-8243-0672-9
В своей книге Н.Чодороу делает попытку исследовать материнство как феномен и проанализировать, как оно воспроизводится от поколения к поколению. Главный вопрос исследования - каким образом женщина усваивает материнскую мотивацию и материнское поведение. По сути, это вопрос о том, как изменить существующее распределение труда по половому признаку, при котором материнские функции выполняет исключительно женщина. Автор попыталась написать социологическую работу, сохраняя при этом тонкость и сложность психоаналитического подхода. Книга адресована тем, кого интересуют проблемы неравенства в семье и полового неравенства, а также психоаналитикам - как приглашение обратить внимание на социологические и структурные основы того, что они наблюдают в основном в рамках индивидуальных клинических случаев.
ББК 88.37
© 1978 by University of Caifornia Press
© «Российская политическая энциклопедия».
Перевод на русский язык, 2006 © А.Б.Орешина. Художественное
оформление, 2006
ISBN 5-8243-0672-9
ПРЕДИСЛОВИЕ
Своим существованием этот проект обязан феминистскому движению и феминистскому сообществу, а своим происхождением — нашей группе, в которой несколько лет назад возник вопрос, что означает эта преемственность, когда женщину воспитывает женщина. Многие идеи появились у меня во время работы с членами группы, в которую входили пары мать—дочь.
Друзья, коллеги и учителя давали мне полезные советы, воодушевляли и критиковали меня все годы, что я работала над этой книгой. Многие внимательно читали черновики на разных стадиях и делали ценные замечания. Особенйо хочу поблагодарить Эгона Биттнера, Джея Кантора, Маргарет Серулло, Роуз Лауб Козер, Барбару Дек, Барбару Истон, Джорджа Гётальса, Розабет Мосс Кантер, Мишель Зимбалист Розальдо, Лилиан Бреслоу Рубин, Нила Смелсера, Джудит Стейси, Барри Торна, Гвендолин Райт и Эли Зарецки за их важную, щедрую помощь и поддержку. Беседы с Самуилом Боулсом, Гербертом Гинти-сом, Хайди Хартманн, Нэнси Джей и Эбби Вулфсон помогли мне мыслить яснее и укрепили мои позиции. Уильям Фрид-ланд и Джон Китсьюз также внесли полезные предложения по поводу рукописи.
Профессиональный взгляд коллег был для меня очень важен. Критика Дэвида Плотке была весьма ценной интеллектуально и политически, он оказался также прекрасным редактором. Айлин ван Тасселл внесла много комментариев и предложений в разделы по биологии и уберегла меня от нескольких ошибок. Эгон Биттнер научил меня, как думать и писать о теории. Другие - Джордж Гётальс, Илзе К. Явец, Малках Нотман, Беннет Симон, Эдмунд С. Пэйн и Пол Л. Уотсон - научили психоаналитической теории и важности ее клинических основ. Кэрил Хашитани оказала мне особенную помощь в исследованиях. Диана Кетрозер выполняла роль эксперта, печатая рукопись. Джудит Бертон проделала громадную и неблагодарную работу по сведению воедино и печати примечаний в книге.
Майкл Рейк постоянно воодушевлял меня по ходу всего проекта. Он читал и подолгу обсуждал со мной бесчисленные черновики предложений, параграфов и глав. Конечный продукт несет на себе печать его внимательного и критического осмысления. Его поддержка и забота подрывают один из основных доводов этой книги.
Я принимала не все предложения и не всегда хорошо воспринимала то, чему меня пытались научить. Конечная от5
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 3
Часть I. Постановка проблемы: материнство
и социальная организация гендера 7
Введение 8
Почему детей воспитывает женщина? 18
Психоанализ и социология 54
Часть II. Психоаналитическая теория 71
Раннее психологическое развитие 72
Отношение к матери и материнское отношение 96
Тендерные различия в доэдипальном периоде 113
Объектные отношения и эдипальная
структура у женщины 135
8. Разрешение эдипальной ситуации
и ее повторение в подростковом возрасте 157
9. Фрейд: идеология и доказательство 170
10. Выводы о постэдипальной тендерной личности 191
Часть III. Тендерная личность
и воспроизводство материнства 205
Социология пола взрослого 206
Психодинамика семьи 226
Примечания 261
Указатель имен 290
Чодороу Н.
Воспроизводство материнства: Психоанализ и социология гендера
Редактор Л.Ю. Паншина
Художественный редактор А.К. Сорокин
Художественное оформление А. В. Кубанов
Компьютерная верстка Ю,Н. Петрина
Л.Р. № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 18.11.2005
Формат 60x90 '/16. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная.
Усл.-печ. л. 18,5. Тираж 2000 экз. Заказ №7045
Издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН)
117393. Москва, ул. Профсоюзная, д. 82. Тел. 334-81-87 (дирекция);
Тел./факс 334-8242 (отдел реализации)
Отпечатано в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати» 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
11. Социология пола взрослого
Между супружеской парой и структурой занятости асимметричные отношения.
Эти асимметричные отношения очевидно имеют чрезвычайно позитивное функциональное значение и в то же время являютч * значительным источником напряжения для создания и зак/чч ления половых ролей.
Толкотт Парсонс. Система родства в современных Соединенных Штатах
У мальчика и девочки по-разному развиваются способности к установлению отношений и разное чувство «Я» как следствие их воспитания в семье, где функции первичной! заботы о ребенке выполняет женщина. Тендерная индивидуальность подкрепляется различиями в процессах идентификации у мальчика и девочки, которые тоже вытекают из того, что первичную заботу о них осуществляла женщина. Различия в способности к установлению отношений и формах идентификации готовят женщину и мужчину к принятию взрослых тендерных ролей, согласно которым в обществе, основанном на тендерном неравенстве, женщине отводят место преимущественно в сфере репродукции.
Тендер: идентификация и ролевое научение
Социологи, изучавшие процессы тендерного ролевого научения и развития идентификации у мальчиков и девочек, единодушно утверждают, что асимметричная организация ро-дительства, когда функции первичной заботы о потомстве выполняет женщина, является основной причиной значительных противоречий между процессами идентификации у женщин и мужчин1. Предметом социологического исследования становится обучение подобающему гендерно-ролевому поведению — посредством имитации, прямого научения и наставления, когнитивных процессов обучения — вплоть до развития базовой тендерной идентичности и тендерной индивидуальности. Описываемые процессы кажутся универсальными в той мере, в какой любое общество построено вокруг возникающего 206
и * материнства женщины структурного расщепления на при-иатный, домашний мир женщины и публичный, социальный мир мужчины2. Утверждают, что дети обоего пола всегда сначала идентифицируются с матерью, поскольку вначале всегда находятся рядом с матерью и поскольку роль женщины в семье и сущность женского более доступны для наблюдения и часто более понятны подрастающим детям по сравнению с мужскими ролями и сущностью мужского. Отсюда, процесс развития мужчины сложнее, чем женщины, из-за сложных изменений в идентификации, которые должен совершить мальчик для достижения ожидаемой от него тендерной идентификации и принятия тендерной роли. Мнение социологов резко отличается от принятого в психоанализе, где подчеркивают трудности развития женщины, при котором девочка совершает сложную трансформацию на пути к гетеросексуальному выбору объекта'.
Все дети сначала идентифицируются с матерью, поэтому формирование тендера девочки и процессы тендер но-роле вой идентификации у нее продолжают самые ранние идентификации, в отличие от мальчика. Например, эдипальная идентификация девочки с матерью продолжает ее самую раннюю первичную идентификацию (а также находится в контексте ее ранней зависимости и привязанности). А вот эдипальный кризис у мальчика должен способствовать его идентификации с отцом. Кроме эдипальной и доэдипальной привязанности к матери, он отказывается и от первичной идентификации с ней.
Что специфично и верно для эдипальной идентификации, то верно и для более общей тендерной идентификации и ген-дерно-ролевого научения. Чтобы чувствовать себя достаточно мужественным, мальчик должен отделить и дифференцировать себя от других — должен определиться и отделиться от матери, чего не нужно девочке. Более того, он определяет мужественность скорее от противного, как нечто неженское и/или не связанное с женщинами, нежели позитивно3. Это еще один путь, которым мальчик приходит к отрицанию и вытеснению отношений и связей в ходе развития.
Эти различия сохраняются даже там, где социализация девочки и мальчика одинакова, где и те и другие ходят в школу, а повзрослев, работают, участвуют в жизни других, внесеМера сложности мужского развития меняется, как и степень различий в процессах идентификации у мальчиков и девочек. Эти различия зависят от степени расщепления на публичное/домашнее в субкультуре или в обществе — от того, насколько мужчины, их работа и деятельность удалены от дома и, следовательно, для ребенка менее доступны мужественность и личные отношения со взрослыми мужчинами.
207
меиных объединений и институтов общества. Так как девочка воспитывается в семье, где мать присутствует больше отца и осуществляет главную заботу о детях, у нее есть возможность более прямо и непосредственно идентифицироваться с матерью и ее ролями в семье, чем у мальчика с отцом и мужчинами. Поскольку идентичность женщины остается преимущественно в рамках роли жены/матери, женщина передает свои ролевые навыки и ожидания, свой образ жизни следующему поколению с большей вероятностью, чем отец. В силу этой же логики больше передается от матери к дочери, нежели от отца к сыну. Эта идентичность может быть не вполне адекватной, I поскольку дочери, скорее всего, придется провести большую i часть жизни в работе, тогда как мать находилась в других условиях. Тем не менее, организация и идеология семьи все также! воспроизводят гендерные различия и создают ожидание, что] женщина, в отличие от мужчины, обретет первичную идентич-1 ность именно в семье.
Отсутствие отца в неполной семье, а также ставшее социальной нормой длительное отсутствие работающего отца не означает, что мальчик не учится мужским ролям или нормативному мужскому поведению. Нет доказательств и тому, что гомосексуальность у женщины связана с отсутствием отца4. Важно, насколько ребенок, независимо от тендера, может создавать личные отношения с объектом идентификации. Важны различия в вытекающих отсюда способах идентификации. Об этих различиях говорят Митчерлих, Слейтер, Уинч и Линн1. Они полагают, что в современном обществе у девочки развивается личная идентификация с матерью и связь между аффек- I тивными процессами и ролевым научением — между развитием либидо и эго — характерна для развития женщины. Наоборот, у мальчика развивается позиционная идентификация с аспектами мужской роли. Для него связь между аффективными процессами и ролевым обучением разорвана.
Согласно Слейтеру и Уинчу, личная идентификация состоит в диффузной идентификации с личностью другого вообще, с его поведением, ценностями и установками. Наоборот, позиционная идентификация состоит в идентификации с определенными аспектами роли другого и не обязательно приводит к интернализации ценностей или установок другого человека. Слейтер считает, что дети чаще выбирают личную идентификацию, потому что она возникает из позитивных аффективных отношений с человеком, который рядом. Они прибегают к позиционной идентификации в крайнем случае, и преимущественно реактивно. Дети идентифицируются с воспринимаемо?
мой ролью или положением другого человека, когда недоступна личная идентификация.
В нашем обществе мать девочки присутствует в ее жизни так, как не присутствуют отец и другие взрослые мужчины в жизни мальчика. У девочки может развиться личная идентификация с матерью, потому что у нее есть настоящие отношения с матерью, которые возникают из ранней первичной связи. Она узнаёт, что значит быть женственной, в контексте этой личной идентификации с матерью и часто с другими женскими моделями (с родственницами, учительницами, подругами матери, матерями друзей). Идентификация женщины может основываться на постепенном научении тому, как быть в близких отношениях в повседневной жизни, и научение это происходит на примере отношений с особенно близким человеком.
Мальчик должен пытаться развить мужскую тендерную идентификацию и научаться мужской роли вне продолжительных и непрерывных личных отношений с отцом (и в отсутствие постоянно доступной мужской ролевой модели). Позиционная идентификация происходит и психологическим, и социологическим образом. Из описания мужского эдипова комплекса ясно, что психологически мальчик присваивает л ишь те компоненты мужественности отца, которые тот может обратить против него, он не идентифицируется диффузно с личностью отца. С социологической точки зрения, в семье без отца и в семье с регулярно отсутствующим отцом представление о том, что значит быть мужчиной, развивается у мальчика посредством идентификации с культурными образами мужественности и с мужчинами, которых мальчик выбрал в качестве модели.
Мальчика учат быть мужественным на более осознанном уровне, чем девочку — быть женственной. Когда отец или мужчины редко бывают рядом, девочку учат гетеросексуальным компонентам ее роли, тогда как мальчик усваивает свою гетеросексуальную роль без обучения, во взаимодействии с матерью6. И напротив, другие составляющие мужественности должны быть преподаны более сознательно. Мужская идентификация преимущественно является гендерно -ролевой идентификацией. Женская идентификация преимущественно родительская: «Мужчине свойственно идентифицироваться с культурным стереотипом мужской роли; женщине — с определенными аспектами роли собственной матери»7.
Процессы идентификации девочки более непрерывны, они включены в продолжающиеся отношения с матерью и опосредованы ими. Девочка продолжает развивать и выделяет
209
углубленные аффективные отношения с другими. Процессы идентификации у мальчика не так включены и не так опосредованы действительными аффективными отношениями с отцом. В то же время мальчик склонен отрицать идентификацию и отношения с матерью и отвергать то, что он считает женским миром; мужественность определяется не столько в позитивных терминах, сколько от противного. В процессах мужской идентификации особое значение обретает дифференциация от других, отрицание аффективных отношений и жестко определенные универсальные компоненты мужской роли. Процессы идентификации у женщины развиваются в отношениях, у мужчины — в отрицании отношений.
Эти различия вовсе не означают, что развитие женственности у девочки идет как по маслу, оно сталкивается с другого рода трудностями, чем развитие мужественности у мальчика. Женская идентификация, которую обретает девочка, и мужская идентификация, в которой мальчик продолжает сомневаться, имеют разную ценность. О мужественности и мужской роли мальчик (и часто девочка) фантазируют и идеализируют их в силу недостижимости, тогда как женственность и женская роль остается для девочки вполне реальной и конкретной. Требования к женщине часто противоречивы — например, быть пассивной и зависимой в отношениях с мужчиной и быть активной, быть независимым инициатором по отношению к детям. В контексте темы развития эго и объектных отношений, описанной в предыдущих главах, становится понятной особая сложность идентификации с матерью. Девочка идентифицируется и должна идентифицироваться с матерью, чтобы обрести взрослую женскую идентификацию и научиться взрослой ген-дерной роли. В то же время у нее должна развиться достаточно дифференцированная личность. Чтобы вырасти и ощутить себя в качестве отдельного человека, она должна преодолеть первичную идентификацию, сохраняя и создавая вторичную идентификацию.
Социологическое изучение американского общества показало, что у дочери возникают трудности дифференциации от матери и идентификации с матерью8. Слейтер пишет, что все формы личной идентификации с родителем (противоположного и того же пола) связаны с отсутствием психоза или невроза, кроме личной идентификации дочери с матерью. Джонсон пишет, что идентификация мальчика с отцом связана с психологическим приспособлением, девочки с матерью — нет. Вывод из обоих исследований такой, что у девочки, как и у мальчика, может быть слишком много от матери. Девочке легко, может 210
быть даже слишком легко, обрести женскую тендерную идентификацию*.
Процессы тендерной и гендерно-ролевой идентификации в данном описании соответствуют картине развития психической структуры, которую я обрисовала в предыдущих главах. Они усиливают и повторяют описанные мною последствия развития объектных отношений и эго. Внешне и внутренне женщина вырастает и остается более связанной с другими. Более межличностными, глубинными и аффективными являются не только роли, которым учится девочка, по сравнению с ролями мальчика. Процессы идентификации и ролевого научения у девочки тоже углубленные и аффективно окрашенные — они включены в межличностные отношения с матерью. У мальчика процессы идентификации и ролевого научения не столько включены в отношения с отцом или мужчинами, сколько состоят в отрицании аффективных отношений с матерью. Эти процессы у мальчика более определены ролью и культурой и состоят в абстрактном, или категорическом, ролевом научении, а не в личной идентификации.
Семья и экономика
Склонность к отношениям у женщины, отрицание отношений и четкое самоопределение у мужчины соответствуют разному участию женщины и мужчины во внесемейном производстве и семейном воспроизводстве. Роль женщины в основном домашняя, она основана на поддержании личных аффективных связей. Из такого положения женщины в семье и предположения, что оно исключительно и первостепенно и так и должно быть, вытекает общественное представление о женщине и специфическое отношение к ней в этом обществе, в частности на рынке труда. Исключительность и первостепен-ность приватной сферы в предназначении женщины выводится из биологической разницы полов. Наоборот, роль мужчины в нашем обществе помещает его вне семьи. Даже когда мужчина стремится быть мужем и отцом, а большинство мужчин действительно исполняют эти роли, представления о мужчине и определение мужественного выводятся преимущественно из внесемейных ролей мужчины. Место женщины главным образом в системе «пола/тендера»; место мужчины — в организации производства.
* Вспомним также у Дойч описание редких попыток девочки доподростко-вого возраста разорвать идентификацию с матерью.
211
Можно переформулировать сказанное выше, чтобы подчеркнуть: жизнь женщины и мнения о женщине помещают ее в сфере социального взаимодействия и личных отношений, а для мужчины все обстоит иначе. И хотя мужчина и женщина участвуют и в семейной, и во внесемейной жизни, половое разделение труда таково, что женщина привязана в первую очередь к семье — институту отношений, — а мужчина нет. В нашем обществе женщину в первую очередь определяют как жену и мать, т.е. определяют ее через углубленные отношения к кому-то еще, мужчину определяют в первую очередь в универсальных терминах профессии. Более того, роли и семейные функции женщины особенно подчеркивают аффективные отношения и аспекты семейной жизни. В главе 1 я писала, что роли матери и жены связаны с эмоционально-психологическими функциями, работа женщины — это «работа чувств»9. Наоборот, в профессиональной роли и вообще в профессиональном мире мужчины нет места аффекту и глубокой привязанности. Две взаимосвязанные роли женщины, ее двоичное отношение к мужчине и детям, повторяют интернализованный ею треугольник детства — попеременное участие в отношениях мужчины и женщины и в отношениях матери и ребенка.
Соотношение между ролями жены и матери, а также ответственность женщины в семье за аффективно-зависимые функции получают дальнейшее подкрепление в том, как семья, в социальном плане, относится к внесемейному миру. Парсонс и многие теоретики феминизма считают, что профессиональная роль именно мужа/отца в основном определяет классовое положение и статус всей семьи. С этим, кажется, согласны социологи, которые измеряют социоэкономический статус по профессии отца и его образованию. Так, муж/отец формально представляет семью и обеспечивает ей место в обществе. И хотя все чаще в семье доход обеспечивается обоими супругами, классовая позиция, с идеологической точки зрения, зависит от того, чем занимается супруг. Соответственно жена в глазах общества получает статус и классовое положение в основном от мужа, даже если она работает и вносит свой вклад в поддержание семейного уровня жизни. Ее воспринимают как представителя семьи, ее мужа — как независимого человека.
Роль жены и матери сказывается на развитии личности жен -щины и другим образом, как следствие фундаментально различных способов организации современной системы «пола/ тендера» и современного капитализма. Деятельность жены и матери по определению не имеет границ. Она состоит из многочисленных обязанностей, как могут подтвердить все домохо212
зяйки и как описывают поэтессы, писательницы и феминистки. Деятельность женщины в доме заключается в непрерывной связи с детьми, в заботе о них, в настроенности на потребности взрослого мужчины. Все это требует связи с другими, а не от-деленности от них. Работа по поддержанию и воспроизводству семьи характеризуется циклической и рутинной непрерывностью, в ней нет определенной логики, последовательности или поступательного движения. Наоборот, работа в рядах рабочей силы - «мужская работа» — имеет конкретные ограничения, она определена и очерчена, исходит из представления о продвижении и результате.
Даже когда мужчины и женщины меняются сферами деятельности, их роли остаются различными. В семье быть мужем и отцом — не то, что быть женой и матерью; чем больше женщина занимается семьей, тем меньше это делает мужчина. Парсонс, может быть, слишком резко описывает инструментальную роль мужчины в семье, но он указывает в верном направлении. Первая обязанность отца — «обеспечивать» семью денежными средствами. Его эмоциональному вкладу редко придают равноценное значение. Мужская работа по дому, за редким исключением, определяется гендерными стереотипами. Когда мужчина выполняет «женскую» работу по дому -моет посуду, ходит за покупками, укладывает детей спать, - эту деятельность часто организует и передает ему жена/мать, которая несет за нее главную ответственность (мужчина «помогает сидеть» с собственными детьми, тогда как у женщины это непосредственная обязанность). Мужчина занимается детьми для создания у них «независимости»10. Этому способствуют предшествующая социализация самого отца, которая была направлена на вытеснение и отрицание отношений, и его настоящее положение в мире публичном, где отношения неглубоки. Как дети воспринимают отца «под влиянием принципа реальности»'11, так и отец больше, чем мать, склонен воспринимать ребенка как отдельного человека.
Вне семьи женские роли и представление о женщинах больше связаны с идеей отношений, чем мужские роли и представления о них. Работа женщины в рядах наемной силы является продолжением ее роли домохозяйки, жены или матери и расширением ее обычного попечения о личных и аффективных связях (в качестве секретаря, работницы в сфере услуг, домработницы, сиделки, учительницы). Работа мужчины в качестве
* Осознают его как отдельного человека скорее вербально, чем довербально.
213
ремесленника, оператора, техника менее эмоционально окрашена.
Розальдо утверждает, что все эти аспекты положения жен-шины универсальны12. Она полагает, что женские роли являются не такими публичными или «общественными», что им в меньшей степени присущи языковая и институциональная дифференциация, взаимодействие женщины основано на принципе родства и проницаемости границ между поколениями. Взаимодействие же мужчины остается в рамках одного поколения и пересекает границы родства, строясь на основании универсальных категорий. Женские роли основаны скорее на личных, чем «общественных» или «культурных» связях. Отсюда следует, что они обычно подразумевают влияние в личном контексте лицом к лицу, а не посредством узаконенной власти в универсальном и заданном властью контексте. Наконец, женские роли и навязанный им биологический символизм задействуют принцип пересечения границ: женщина является связующим звеном между социальными и культурными категориями, которые заданы мужчиной; она соединяет и обеспечивает переход — особенно в представительской роли жены и матери — между природой и культурой.
Женщину определяют главным образом в социальных терминах репродукции и «пола/гендера», а также ее роли в доме. Чтобы играть эту роль, ей требуется самоотверженность, лояльность и внимание к частностям, поглощенность аффективными целями и связями. Характерной чертой ее деятельности является многообразие и безграничность. Мужская профессиональная роль и место мужчины в первую очередь в сфере производства заданы универсально и определены навек, они меньше связаны с чувственным восприятием. Такое эконо мическое, политическое понимание его роли вне отношений определяет всю жизнь мужчины. Создание у женщины личности, ориентированной на отношения, а у мужчины — личности, которую определяют универсальные связи и вытеснение отношений, одновременно соответствует этим ролям и способствует их воспроизводству.
Материнство, маскулинность и капитализм
В современном капиталистическом обществе материнство как роль женщины в изолированной нуклеарной семье создает у мужчины определенные личностные характеристики Они воспроизводят представление и психодинамику мужской»
214


превосходства и подчинение требованиям производства. Материнская роль женщины готовит мужчину к жизни в семье и обществе с мужским доминированием, к меньшему эмоциональному участию в семейной жизни и к большему участию в капиталистическом мире труда.
Мужчина развивается в семье, где женщина выполняет материнские функции, а отец практически не участвует в уходе за ребенком и в семейной жизни. Он развивается в обществе, которое характеризуется половым неравенством и идеологией мужского превосходства. Эта двойственность находит отражение в семье. В семейной идеологии отцу обычно приписывают важную роль и считают его главой семьи. Жена сосредоточивает все силы и заботу на муже или, по крайней мере, думает и говорит, что поступает именно так. Обычно жена думает или, по крайней мере, заявляет, что любит мужа. Мать представляет детям отца как значимого для нее человека, которого она любит, и зачастую даже создает для детей образ отца в попытке компенсировать то обстоятельство, что дети не могут так же хорошо узнать его, как мать. В то же время она может контролировать и во многом ограничивать мужа, реагируя на его положение социального превосходства или власти в семье.
Для мальчика мужественность выглядит менее доступной и достижимой, чем женственность, представленная матерью. Мать является для мальчика первым близким человеком. В то же время мужественность идеализируют и приписывают ей превосходство, отчего она становится еще более желанной. Хотя отец не играет большой роли в повседневном взаимодействии, мать и дети часто идеализируют его и наделяют превосходством именно из-за его отсутствия и кажущейся недоступности, а также из-за организации и идеологии мужского доминирования в обществе в целом.
Мужественность приобретает значимость, какой нет у женственности. Мужественность становится значимой не из-за особенностей мужской биологии и не потому, что мужские роли изначально сложнее, чем женские. Мужественность становится значимой как следствие положения мальчика в семье — следствие того, что в самом начале о нем заботилась мать. Дети обоего пола представляют мать регрессивной и недостаточно автономной. Мальчик связывает эти свойства со своей гендер-ной идентификацией. Зависимость от матери, привязанность к ней, идентификация с ней представляют все не-мужское; мальчик должен отвергать зависимость и отрицать привязанность и идентификацию. Научение мужской тендерной роли становится гораздо более ригидным, чем женской. Мальчик
215
вытесняет те качества, которые он считает в себе женскими, oi отвергает и обесценивает женщин и все, что он восприним<к как женское в социальном мире.
Таким образом, мальчик определяет и пытается создать снос ощущение мужественности большей частью по принципу отрицания. Учитывая неуловимость мужественности, для мужской идентичности становится важно, чтобы некоторые социальные виды деятельности определялись как мужские и вышестоящие и чтобы женщины считались неспособными делать многое, что определяется как социально важное. Увтерждается мнение, что экономический и социальный вклад женщины и мужчины мс может быть одинаковым. Безопасное участие в определенных отраслях, которые упорно считаются вышестоящими по отношению к материнскому миру детства, становится важным для определения мужественности и для мужской тендерной идентификации мальчика13.
Фрейд описывает происхождение мужественности в период эдипального кризиса. Борьба мальчика за свое освобождение от матери и становление мужчиной порождает «презрение мужчины к слабому полу»14 — «то, что мы считаем нормальным мужским презрением к женщине»15.
Дети обоего пола учатся испытывать негативные чувства к матери во время эдипального периода. Однако отрицательные чувства девочки — это не столько презрение и принижение, сколько страх и враждебность: «Неспособная на такое презрение в силу схожести собственной природы, маленькая девочки освобождается от матери с гораздо большей долей враждебности по сравнению с враждебностью мальчика»'6. Презрение мальчика служит освобождению не только от матери, но и oi женственности внутри себя самого. Презрение к женскому смешивается с темой мужественности и распространяется нл всех женщин. Враждебность девочки касается больше отношений с матерью (и/или оборачивается самоуничижением).
Эдипов комплекс мальчика прямо связан с темой мужественности, а принижение женщин является его «нормальным» следствием. Принижение матери или враждебность к матери могут быть частью эдипова комплекса девочки, но тут его «нормальное» следствие состоит в принятии ее собственной женственности и идентификации с матерью. Каким бы ни было индивидуальное решение женского эдипова комплекса, он не получает такого завершения, как у мальчика.
Фрейд «объясняет» появление презрения к матери у мальчика тем, что он видит генитальные различия между ними, в частности «кастрированность» матери. Фрейд считает, что та-216
кое восприятие у мальчика не опосредовано социальным опытом и не нуждается в дальнейшем объяснении. Как отмечали многие исследователи, Фрейд не рассматривал возможность, что подобная оценка различия и последующее презрение неестественны. Анализ «Маленького Ганса» предоставляет самые прямые (из сообщенных) доказательства, какие были у Фрейда для такого рода предположений. Но и он показывает, что на самом деле отец Ганса создавал и поддерживал убеждения сына — убеждение в неполноценности женских гениталий, отрицание женской роли в беременности и родах, мнение, что у мужчины кое-что есть, а у женщины ничего нет. Он не объяснял мальчику, что у женщины есть что-то другое17.
В отличие от Фрейда, Карен Хорни считает, что мужское презрение к женщине и принижение женщин требует объяснения с точки зрения взаимодействия и развития18. Она полагает, что в мужском презрении и принижении женщин проявляется более глубокий «страх перед женщинами» — страх мужчины и ужас перед материнским всемогуществом, которые возникают вследствие того, что о них заботилась и их социализировала женщина. До этого психоаналитики подчеркивали страх мальчика перед отцом. Хорни говорит, что эти страхи слабее и поэтому их не нужно сильно вытеснять. Испытывая страх перед матерью, мальчик не реагирует на полный и непостижимый контроль отца над жизнью ребенка, поскольку у ребенка нет ментальных способностей, чтобы постичь это: «Страх перед отцом — более ощутимый и менее жуткий по качеству»19. Более того, так как отец тоже мужского пола, страх мальчика перед мужчиной не рождает принятия женской слабости или зависимости от женщин: «В этом смысле мужская самооценка страдает меньше»20.
А вот страх перед матерью амбивалентен. Хоть мальчик и боится ее, но в то же время считает соблазнительной и привлекательной. Он не может так просто отказаться от нее и не обращать на нее внимания. У мальчика и у мужчины развиваются психологические и культурные/идеологические механизмы, чтобы справляться со страхами, не отказываясь при этом совсем от женщины. В результате появляются народные легенды, верования и стихи, которые отводят страх, отчуждая и объективируя женщину: «Это не я ее боюсь; это она сама злая, способная на любое преступление, хищница, вампир, ведьма, ее желания ненасытны... ее олицетворение зловеще»2'. Они отрицают страх, но утрачивают реалистическое восприятие женщины. С одной стороны, они обожают и прославляют ее: «Мне вовсе не нужно бояться такого чудесного, прекрасного, более
217
того, такого святого существа»22. С другой стороны, они поносят женщину: «Если присмотреться, было бы смешно бояться такого жалкого создания»23.
К сожалению, Хорни не указывает на последствия огромной власти матери для развития девочки. Тут можно привести отмеченное мною ранее различие. У девочки тоже может развиться страх перед матерью. Но этот страх не связан с установлением тендера. Поскольку она сама женского пола и, предположительно, не чувствует себя ужасной или страшной, а даже наоборот, то скорее всего страх девочки не распространится на всех женщин. Кроме того, девочки и женщины переживают все это в обществе с мужским доминированием. Поэтому, чего бы ни боялась отдельно взятая женщина, это переживание вряд ли обретет нормативный или культурный статус.
Хорни считает, что страх перед женщиной и принижение женщин, а также утверждение мужского превосходства являются универсальными. Такое заявление требует дальнейшего уточнения, так как в разных обществах — разная сила «страха перед женщинами» у мужчин и разная по силе потребность в утверждении мужского превосходства24. Хорни заметила страх перед женщиной, потому что он был очевиден в ее культурном сообществе. Современные тенденции в организации семьи породили отношения матери и сына, которые приводят к страху перед женщинами и презрению к ним. Патриархальная власть и роль отца в семье уменьшились вследствие сокрушительной потери мужчиной автономии на рабочем месте и вследствие большей подчиненности его жизни требованиям работы (бюрократической работы служащих и управляющих, получающих заработную плату, или труда пролетаризированных ремесленников и мелких предпринимателей)25.
Грета Бибринг представляет убедительные клинические данные. Она описывает отцов и матерей в «матриархальных» семьях США*26. По словам взрослых сыновей и дочерей (пациентов Бибринг), их матери были активными и сильными, успешно управляли своим домохозяйством и вообще казались увереннее в себе и компетентнее, чем отцы. Последние не принимали участия в работе по дому и в семейной жизни. (Здесь Бибринг говорит о работающих мужьях, принадлежащих к среднему классу и его верхушке. Но, видимо, это можно отнести и к домохозяйству рабочего класса, где работа отца надолго
* В противовес Бибринг Хоркхаймер полагает, что в Германии, по крайней мере, спад действительного авторитета отца и его власти сопровождался усилением того, что мы бы назвали псевдо-авторитетом.
218
отлучает его от дома, изнуряет его и где большая часть социальной жизни подвержена половой сегрегации.)
«При ближайшем рассмотрении кажется, что во всех этих случаях отец по сути не участвовал в воспитании своих детей, что социальные и моральные нормы, религиозные и эстетические ценности по большей части передавались детям через мать. То же верно и для поощрения и наказания. Постановка задач развития и наблюдение за развитием мальчика — дело матери. Во всех этих случаях отец появляется скорее как дружелюбный наблюдатель, чем как значимый участник», — подводит итог Бибринг27.
Сыновья в этих семьях описывали мать как отвергающую, наказывающую, честолюбивую и холодную. А вот женщины, которые выросли в такой «матриархальной» обстановке, меньше отвергали женскую роль, чем пациентки из патриархальных семей. Опираясь на конкретные описания материнского поведения, Бибринг приходит к выводу, что матери этих сыновей были заботливыми и ответственными и скорее «отсутствие» отца, а не какие бы то ни было действия матери явились «главным фактором в создании таких установок у сыновей»28. Какова бы ни была социальная реальность и как бы ни вела себя мать, у этих сыновей было просто «слишком много» матери29.
В такой ситуации сын неизбежно подвергается гиперстимуляции со стороны матери и злится на нее за это. Он и восхищается ею, и боится ее, воспринимает ее и как соблазняющую, и как отвергающую. Мать в таком случае может отвечать сыну взаимностью и поощрять его инцестуозные желания и желание инфантильной зависимости. Как пишет об этом Бибринг, мать «столько же нуждается в муже, сколько сын — в отце»30. Более того, поскольку нет посредника для эдипальных желаний сына — нет отца, чтобы защитить его, — желания мальчика нарастают. Он часто проецирует на мать и желания, и страхи, которые рождены желаниями, превращая ее в искусительницу и преследовательницу одновременно. Эти страхи остаются у сына и во взрослой жизни, он и тогда воспринимает мир как полный «опасных, холодных, агрессивных женщин»31.
Матери становится «слишком много» вследствие относительного отсутствия отца и почти исключительно материнской заботы о потомстве, которую осуществляет женщина, ведущая изолированное существование в нуклеарной семье. Отсюда возникают злость на женщину и страх перед ней, а также потребность в нестрашной, нетребовательной, зависимой, даже инфантильной женщине — женщине, которая «проста, а потому безопасна
219

и тепла»32. По причине этих же процессов мужчина отвергает, обесценивает и даже высмеивает женщину и все женское.
Исключительная материнская роль женщины порождает у мужчин психологический и идеологический комплекс второ-сортности женщины и полового неравенства. Женщина с раннего детства заботится о ребенке и обеспечивает его дальнейшую социализацию. Отца нет дома, деятельность мужчин в целом переместилась за пределы семьи, а деятельность женщин сосредоточена в семье — вот почему у мальчиков трудности в обретении стабильной мужской гендерно-ролевой идентификации. Мальчик фантазирует о мужской роли и об отце, он их идеализирует, а общество закрепляет желательность этого.
Если учесть, что мужчины контролируют не только главные социальные институты, но и само определение и строение общества и культуры, понятно, что у них есть власть и идеологические средства для навязывания этих представлений в качестве общественной нормы, и они вменяют друг другу ответственность за поддержание этих норм. (И тут дело не только во власти и силе. Поскольку эти нормы наделяют мужчину сверхценностью, мужчинам выгодно их поддерживать33.) Структура родительства создает идеологические и психологические предпосылки воспроизводства у отдельного мужчины направленности на мужское доминирование и обеспечивающие его структуры. Такая структура родительства вводит представление о мужском превосходстве в само определение мужественности.
То же вытеснение, отрицание аффекта и привязанности, отвержение мира женщин и всего женского, присвоение мира мужчин и идентификация с отцом, которые создают психологию мужского превосходства, обусловливают и участие мужчин в капиталистическом мире труда. Накопление капитала и выработка хороших профессиональных навыков у рабочих никогда не были предметом только экономики. Переход к капитализму опирался на определенные характеристики личности и систему поведения. Капиталисты культивировали внутреннюю целеустремленность, рациональное планирование и организованность, а у рабочих развилось желание приходить на работу в определенные часы и стабильно работать независимо от того, нужны им в этот день деньги или нет.
Возможно, психологические качества даже выходят на первый план по мере распространения бюрократии и иерархии: в современном капитализме на разных уровнях бюрократической иерархии требуются разные черты личности*34. За работой " Конечно, может быть, такие же характеристики применимы для любого бюрократического и иерархического строя (например, в СССР и Восточной 220
более низкого уровня часто прямо и постоянно следят, ее лучше всего выполняют люди, которые охотно подчиняются правилам и руководству. Работа выше по иерархии требует большей надежности и предсказуемости, способности действовать без прямого и продолжительного наблюдения. На технических, квалифицированных или управленческих должностях рабочие должны по собственной инициативе выполнять задачи и разделять ценности организации, на которую они работают, делая эти задачи и ценности своими собственными. Часто они должны уметь использовать межличностные способности как навык. Ценности и навыки воспитания детей (насколько они выражают ценности родителей) отражают эти различия: родители из рабочего класса больше ценят в своих детях послушание, подчинение внешней власти, аккуратность и другие «поведенческие» характеристики; родители из среднего класса подчеркивают более «внутренние» и межличностные характеристики, как, например, ответственность, любознательность, способность себя мотивировать, самоконтроль и предупредительность35.
Эти качества поведения и личности различаются в зависимости от требований работы разного уровня. Но у них есть одно важное сходство. Подчинение правилам поведения и внешней власти, предсказуемость и надежность, способность перенимать ценности и цели других людей как свои собственные — все это отражает внешнюю по отношению к себе и к собственным стандартам направленность, отсутствие собственной автономной и творческой направленности. Нуклеарная, изолированная, живущая вдалеке от родни семья как раз подходит для производства детей с такими «межклассовыми» чертами личности и способностями.
Последователи Парсонса и ученые из Франкфуртского института социальных исследований обратились к психоанализу, чтобы показать, как в современной семье положение отца и матери по отношению друг к другу способствует развитию у мужчины молчаливого согласия с капиталистическим доминированием". Они попытались показать, как семья учит мужЕвропе); но в работе, на которую я ссылаюсь, исследовался только капиталистический Запад, особенно Соединенные Штаты.
" Я тут не имею в виду, что психологический подход полностью объясняет воспроизводство рабочих. Люди идут работать главным образом потому, что им нужно работать, чтобы жить. Семья создает психологические основы молчаливого согласия работать и обучаться профессиональным навыкам. Понятно, что социализация работы никогда не бывает достаточной для преодоления сопротивления этому, даже под давлением школ и других институтов социализации.
221
чину подчиняться власти, принимать участие в отчужденном труде, ориентироваться на достижение как таковое36. Взаимодополняющие подходы этих авторов объясняют развитие черт личности, которые необходимы в разных стратах, подчеркивая недостаток внутренней автономии и подверженность манипуляции. Но различия в акцентах указывают на разнообразие и внутри страт. Последователи Парсонса больше интересуются тем, как семья из среднего класса готовит мальчика к поприщу бюрократа, представителя свободной профессии, инженера и менеджера. Ученые из Франкфуртского института больше пишут о происхождении черт характера, свойственных рабочему классу. Последователи Парсонса начинают с усиливающегося влияния матери и ее сексуализированного отношения к ребенку мужского пола. Ученые из Франкфуртского института начинают с исторической составляющей, со снижения роли отца и его растущего отдаления, эмоциональной и физической недоступности и потери власти в семье.
Парсонс считает, что в американских семьях, где матери не с кем установить первичные эмоциональные отношения, она развивает взаимные эротические отношения с сыном* — которыми может затем манипулировать. Она может любить, поощрять и фрустрировать его в подходящие моменты, понуждая к отсрочке удовольствия и сублимации или к вытеснению эротических потребностей. Эти близкие, исключительные, доэдипальные отношения матери и ребенка развивают у сына в первую очередь зависимость, создавая мотивационную основу для раннего научения и потребность в зависимости от других. Когда мать «отвергает» сына или подталкивает его к независимости, у него все равно остается сильная зависимость, которая создает в нем общую потребность удовлетворять и подчиняться в отношениях с другими, а также сильное стремление к независимости. Так мать, живущая в изоляции и при постоянном отсутствии мужа, создает в сыне псевдонезависимость, маскирующую действительную зависимость, и общее ощущение, что он должен «преуспевать», а не добиваться достижения определенных целей. Это общее чувство затем обслуживает достижение разнообразных специфических целей — целей, которые сам мужчина не ставит перед собой. В современной семье эдипов комплекс создает
Парсонс и его коллеги говорят об отношениях «мать—ребенок». При этом они сосредоточены на эротической, эдипальной привязанности в качестве мотивирующей и на развитии черт характера, которые свойственны мужской способности работать и не присущи женским экспрессивным ролям. Поэтому можно сделать вывод, что ребенок, которого они имеют в виду, мужского пола.
222
«"диалектические" отношения между зависимостью, с одной стороны, и независимостью и достижением — с другой»37.
В ранний период капиталистического развития индивидуальные цели были важны для большинства мужчин, а предпринимательские достижения, как и рабочая дисциплина, опирались больше на внутреннюю моральную установку и на вытеснение. Эта внутренняя направленность вырабатывалась в семье, где зависимость не была такой сильной, а связь матери и ребенка такой исключительной. Сегодня, за очень редким исключением, индивидуальные цели подменяются целями многоуровневых организаций: «Достижение цели больше не может полагаться на индивидуальную ответственность и не может быть прямо обозначено для индивида в качестве подготовки к роли»38. Современная семья, в которой зависимость в отношениях матери и ребенка приводит к манипуляции, где целеустремленность подменяется установкой на успех, а не на внутренние цели и стандарты, приводит к появлению личности, «которая стала податливым материалом для исполнения функций, заданных обществом»39.
Слейтер развил положения Парсонса. Он считает, что у человека, который начинает жизнь всего лишь с одним или двумя эмоциональными объектами, развивается «желание положить все яйца в одну корзину», т.е. привязать все переживания к одному объекту40. У мальчика, который растет в американской нуклеарной семье среднего класса, именно такой опыт*. Он получил от матери огромное удовлетворение, несравнимое с тем, что получал от кого-либо еще; отношения с ней были такими исключительными, что вряд ли он сможет повторить их с другим человеком. Мальчик оставляет мать как объект привязанности и отрицает свою зависимость от нее, но он сохраняет ее как объект эдипальной фантазии о ее завоевании — бессознательно он думает, что есть только один достойный и желанный приз, ради которого стоит бороться, — потому что мать для него обладала такой исключительной важностью. Мальчик посвящает свою жизнь поиску успеха, который докажет его независимость и поможет завоевать мать. Но так как у него нет внутреннего ощущения цели или настоящей автономии, кроме бессознательной и недостижимой цели из прошлого, и так как успех во внешнем мире не приносит обычно действительного удовлетворения или независимости, его поиск вряд ли когда-либо закончится. Чаще всего он продолжа* И опять-таки у девочки тоже, и оба тендера переносят это на склонность к моногамии и к ревности. Но Слейтер говорит о сексуально окрашенных эдипальных/доэдипальных отношениях, более присущих мальчику.
223


ет работать и подчиняться требованиям ситуации, с которой сталкивается.
Не так у человека, который в раннем младенчестве испытал больше удовлетворительных отношений с разными людьми. Он скорее будет ожидать удовольствия в тех отношениях, которые у него складываются на данный момент, сохранять привязанность ко многим людям, меньше отказывать себе во всем ради будущего. Из него не получится искомый хороший работник, поскольку работа в нашем обществе определяется индивидуалистически, не предполагает сотрудничества и ориентирована на результат.
Хоркхаймер и другие ученые из Франкфуртского института изучают в основном эдипальные отношения сына к отцу, а не сына к матери, и интернализацию власти отца. В любом обществе семья воспитывает определенное отношение к власти. Однако природа этого отношения меняется в зависимости от структуры власти в экономике. В ранний период развития капитализма независимые ремесленники, лавочники, фермеры и представители свободных &heip;