Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.


УДК 316.6 ББК 88.5 А32

Рецензенты:
Кафедра социальной психологии факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова

Доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент РАО А. А. Деркач

Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А.
А32 Зарубежная социальная психология XX столетия: Теоретические подходы: Учебное пособие для вузов. — М.: Аспект Пресс, 2001. — 288 с.
ISBN 5-7567-0138-9
В книге дается критический анализ общего состояния современной социально-психологической теории на Западе, ее основных направлений (необихевиористского, когнитивистского, психоаналитического и интерак-ционистского); раскрываются причины и конкретные проявления кризиса, переживаемого в настоящее время западной социальной психологией, анализируется развитие критических тенденций американских и европейских социальных психологов.
Книга предназначена для студентов-психологов высших учебных заведений.

УДК 316.6 ББК 88.5
ISBN 5-7567-0138-9
© «Аспект Пресс», 2001
ПРЕДИСЛОВИЕ ко второму изданию

Первое издание данной книги вышло в 1978 г. (Г. М. Андреева, И. Н. Богомолова, Л. А. Петровская «Социальная психология на Западе»). Если учесть, что в то время «издательский путь» был весьма длинным, то станет ясно, что рукопись была практически завершена к 1976 г., т.е. прошло 25 лет с тех пор, как впервые в отечественной литературе был предложен систематический анализ развития мировой социальной психологии на протяжении трех четвертей XX столетия. Книга стала учебным пособием для многих поколений социальных психологов. У авторов нет амбиций, что их работа была совершенной, но, как отмечалось в многочисленных рецензиях, ее главное достоинство заключалось в том, что «она была первой».
Молодая советская социальная психология, второе рождение которой, как известно, датируется концом 50-х — началом 60-х годов, развивалась, несмотря на «оттепель» 60-х, в достаточно жестких идеологических рамках и вместе с тем остро нуждалась в элементарной информации о том, что же происходит в этой дисциплине в других странах мира. Нам кажется, что мы отразили всю совокупность этих проблем в предисловии к первому изданию книги, которое мы умышленно сохраняем практически без изменений.
1 См.: Шихирев П. Н. Современная социальная психология в США. М., 1979; Он же. Современная социальная психология в Западной Европе. М., 1985; Он же. Современная социальная психология. М., 1999, и др.
Но прошло 25 лет, и, естественно, встает вопрос о том, необходимо ли сегодня переиздание книги. Не скроем, что ответ на него авторы искали долго и достаточно мучительно. Главные аргументы против сводились к следующему. Во-первых, на основании приводимого в книге материала вряд ли сегодня уместно говорить о современной социальной психологии на Западе, когда за последнюю четверть века облик этой дисциплины если не радикально, то во всяком случае существенно изменился. Во-вторых, в отечественной литературе за прошедшее время появился целый ряд аналогичных работ, в которых порою значительно более подробно анализировался тот же самый материал1. В-третьих, за прошедшие годы был сделан огромный шаг в деле переводов на русский язык и издания многочисленных работ зарубежных авторов, и читатель полу4
Предисловие ко второму изданию

чил доступ к «первоисточникам», которые рассматривались в нашей работе2. Кроме монографий появилось множество переведенных статей, аналитических обзоров, иногда с великолепными комментариями (особо следует отметить хрестоматию «Социальная психология: саморефлексия маргинальности» (М., 1995) с глубокой и тонкой вступительной статьей Е. В. Якимовой). И наконец, в-четвертых, существенные изменения произошли и в самой отечественной социальной психологии. С одной стороны, она превратилась в достаточно разветвленную научную дисциплину, в значительной мере использующую позитивный опыт западных исследователей, с другой — изменения, происшедшие в российском обществе за последние 10, а может быть, и за 15 лет не могли не сказаться на общей атмосфере развития общественных дисциплин, в том числе и социальной психологии. Уменьшение идеологического пресса проявилось и в том, что исчезла суровая необходимость цитирования по каждому поводу работ классиков марксизма-ленинизма и обязательного «разоблачения» идей западных авторов и появилась возможность спокойного сопоставления взглядов, сложившихся в истории марксистской и немарксистской традиций.
2 См., например: МайерсД. Социальная психология. СПб., 1997; Аронсон Э. Общественное животное. М., 1998; Росс Л, Нисбет Р. Человек и ситуация. М., 2000, и др.
Однако наряду с этими соображениями возникли и аргументы за переиздание книги. Во-первых, для того чтобы стать квалифицированным специалистом, каждый студент во время обучения обязан узнать историю своей дисциплины. Первая половина XX столетия (а преимущественно именно этот материал содержался в издании 1978 г.) — важный этап в развитии мировой социальной психологии, и систематический анализ этого периода, по-видимому, по-прежнему важен в социально-психологическом образований. Во-вторых, в книге был сделан акцент на характеристике теоретических ориентации в социальной психологии, сложившихся в первой половине столетия. Именно в этой сфере, в области социально-психологической теории, следует искать ключ к тем изменениям, которые позже произошли в «теле» науки. (Заметим, что предмет до сих пор преподается на многих психологических факультетах и отделениях и тираж первого издания — 11 270 экземпляров — давно стал библиографической редкостью.) В-третьих, — и это ответ аналогичным работам, появившимся позже, — мы проводим в книге определенную авторскую позицию, которая зачастую отличается от того видения западной социальной психо
логии, которое характеризует других исследователей; подобный плюрализм следует рассматривать не как конъюнктурное требование, а как норму в развитии любого научного знания, просто возрожденную в условиях нового социального контекста. В-четвертых, переведены отнюдь не все работы, ставшие классическими в западной социальной психологии первой половины XX столетия, но читатель должен где-то получать сведения и об оставшихся «за бортом» исследованиях, тем более в систематизированном виде. (Несмотря на впечатляющий рост знаний иностранных языков среди специалистов и даже учитывая открывшиеся возможности в связи с распространением Интернета, такой систематический анализ вряд ли доступен каждому студенту.)
Итак, счет оказался 4:4, и окончательный перевес в пользу решения переиздать книгу был обусловлен мнениями и пожеланиями многих наших коллег. Мы решаемся на этот непростой для нас шаг, принимая во внимание и многочисленные критические отзывы, полученные от наших студентов, на протяжении более чем 25 лет слушающих и «сдающих» этот спецкурс.
Основные направления изменений касаются следующего. Мы достаточно часто отсылаем читателя как к оригинальным работам, вышедшим на русском языке, так и к более поздним аналитическим обзорам; при изложении той или иной теоретической ориентации мы учитываем ее дальнейшую «судьбу» и делаем необходимые дополнения. Мера этих дополнений различна для разных ориентации, что обусловлено реальной ситуацией развития каждой из них (читатель легко увидит это, в частности, на примере анализа когнитивистской ориентации); мы «облегчаем» идеологические экскурсы, отнюдь не отказываясь от каких бы то ни было апелляций к марксистской методологии, но отбрасывая кажущиеся сегодня наивными обязательные «противопоставления» по каждому поводу отечественной и западной социальной психологии. Кроме того, мы просто дописываем последнюю главу книги, ибо именно развитие критических тенденций, зародившихся в середине столетия, привело к совершенно новым подходам в социальной психологии на рубеже веков как в США, так и в Европе.
Надеемся, что книга, которую теперь уместно назвать «Зарубежная социальная психология XX столетия: Теоретические подходы», будет полезна не только нашим слушателям, но и молодым коллегам, которым мы передаем эстафету в обучении новых поколений социальных психологов.
Авторы
ПРЕДИСЛОВИЕ к первому изданию

Настоящая работа написана на основе спецкурса, прочитанного на факультете психологии МГУ в 1973—1976 гг. Этот спецкурс предназначался для студентов, специализирующихся по социальной психологии, поскольку предполагалось, что в подготовку социального психолога в качестве ее составного элемента должно входить и безусловное знание той ситуации, которая существует в науке не только у нас в стране, но и за рубежом. Это тем более важно для сравнительно молодой области знания, где подчас еще только формируется представление о собственном предмете, о средствах анализа, об основных направлениях исследования. Кроме того, сложный статус социальной психологии в системе научного знания, ее двойственный характер — с одной стороны, близость ее к чисто экспериментальной традиции, сложившейся внутри психологии, а с другой стороны, принадлежность ее к области обществоведения — делают особенно важным вопрос о социальной функции этой дисциплины. Это порождает необходимость особенно тщательного изучения как опыта исторического развития, так и современного состояния социальной психологии на Западе, где она развивалась в специфической социальной ситуаций и в рамках определенной теоретической традиции и где сегодня наблюдаются глубокие кризисные явления.
Естественно, эти проблемы требуют их постоянного изучения. Социальная психология за рубежом, особенно в США, представляет собой развитую область исследований. Как всякая научная дисциплина, социальная психология располагает теоретическими основами, системой методологических принципов, основным массивом исследований и, наконец, практическими приложениями. Большое количество научных и прикладных центров, периодических изданий, огромный объем публикаций делают необходимым для каждого специалиста регулярное получение информации о новых исследованиях, методиках, тенденциях.
Между тем в отечественной литературе появляются порой несистематизированные, отрывочные, эпизодические сведения по поводу процессов, происходящих в социальной психологии на Западе. Случайный характер такой информации служит лишь помехой успешному развитию этой научной дисциплины в нашей
стране. Страдают оба аспекта взаимоотношений между социальной психологией, развивающейся на основе марксистской философии, и концепциями, сформировавшимися в рамках буржуазного мировоззрения: и область возможного сотрудничества по поводу конкретных методических приемов, отдельных, частных результатов исследования, и область принципиальной дискуссии по поводу коренных различий в идеологической и социальной ориентации науки. Возможный диалог в области исследовательской практики иногда заменяется копированием случайно схваченных приемов анализа, порой устаревших и давно отвергнутых авторами (причем дело не поправляет их столь же случайная и поспешная «адаптация»). Что же касается области теоретического знания, где расхождения принципиального порядка проявляются особенно остро, то здесь отрывочность сведений о реальной ситуации также препятствует сколько-нибудь серьезному критическому анализу. Приблизительность представлений об авторах и направлениях не может служить фундаментом для такого рода дискуссий. Нельзя допускать упрощения реальной картины, сложившейся в теоретической социальной психологии на Западе, наличия в ней различных тенденций, порой различных политических позиций авторов, роста влияния идей марксизма, побуждающего отдельных исследователей искать новые теоретические и методологические ориентиры.
Мы убедились в процессе чтения спецкурса, что интерес к предложенной проблематике велик не только у студентов, специализирующихся по социальной психологии, но и среди многих уже работающих социальных (и не только социальных) психологов. Предлагаемая книга не претендует на анализ всего состояния социальной психологии за рубежом (и даже «на Западе», если так условно обозначить развитые капиталистические страны Европы и Америки) и выделяет лишь одну характеристику науки — область теоретического знания. Мы полагаем, что именно область социально-психологической теории дает прежде всего своеобразный ключ для оценки всей ситуации в науке и вместе с тем является сферой наиболее четкого противопоставления различных идеологических и социальных позиций. Известная систематизация теоретических направлений в социальной психологии на Западе и выявление основных линий их критического анализа с позиций советской психологической науки, как мы надеемся, окажутся полезными для всех интересующихся этой областью знания.
Именно этими соображениями объясняется забота о том, чтобы в книге содержался известный информативный материал, хотя мы, разумеется, осознаем, что главная задача — не просто информировать читателя, но и способствовать как более глубокому критическому освоению западной социально-психологической мысли, так и более продуктивной разработке методологических и теоретических принципов марксистской социальной психологии. Считаем своим долгом выразить искреннюю благодарность студентам, аспирантам и сотрудникам кафедры социальной психологии, прослушавшим этот курс и высказавшим ценные замечания по его содержанию, а также оказавшим помощь в подготовке рукописи к изданию.
Авторы
СОСТОЯНИЕ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА

1. «АМЕРИКАНИЗМ» СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ НАЧАЛА ВЕКА

С тех пор как социальная психология выделилась в самостоятельную науку, в ее развитии можно отчетливо проследить несколько основных этапов. Первый этап — это этап становления социально-психологического знания, совпадающий с опытом построения первых социально-психологических теорий — таких, как «психология народов» М. Лацаруса и Г. Штейнталя, «психология масс» Г. Лебона и С. Сигеле, теория «инстинктов социального поведения» В. МакДуголла. В это время социальная психология развивается преимущественно в русле европейской традиции социальной и психологической мысли, и «география» ее отражает эту особенность. «Психология народов», особенно если учесть ее развитие в трудах В. Вундта, — специфическое детище немецкой философии (в частности, идей Гегеля) и немецкой психологии (в частности, идей Гербарта). «Психология масс» разрабатывалась французскими и итальянскими учеными, а теория «инстинктов социального поведения», в будущем получившая широкое распространение в американской социальной психологии, была создана англичанином В. МакДуголлом. Хотя и в разной степени, но европейская традиция развития науки XIX в. достаточно очевидно проявляется в социально-психологических работах этого периода.
• Начало второго этапа более или менее единодушно датируется 1908 г., когда появились два первых систематических руководства по социальной психологии — «Введение в социальную психологию» В. МакДуголла [McDouga, 1908] и «Социальная психология» Э. Росса [Ross, 1908]. В то время как В. МакДуголл выступает
здесь все еще от имени европейской традиции, Э. Росс «начинает» американскую социальную психологию. Несмотря на то что формально начало этого этапа датируется указанным годом, фактически его научное лицо складывается после Первой мировой войны, когда в работах Ф. Оллпорта и В. Мёде была сформулирована программа превращения социальной психологии в экспериментальную дисциплину. Тот факт, что немец Мёде был одним из первых глашатаев этой традиции, ни в коей мере не снимает вопроса о ее ярко выраженном американском колорите. Традиционная для американского буржуазного мировоззрения абсолютизация значения строго прагматического, эмпирического знания своеобразно проявилась в общей тональности социальной психологии этого периода.
Как и другие области обществознания, социальная психология оказалась вовлеченной в решение определенных социальных задач. Бурное развитие капиталистических форм экономики в США выдвигает и перед этой областью исследований ряд специфических требований, связанных с необходимостью повышения производительности труда, развитием средств массовой информации, усилением значения пропаганды и рекламы, а также с разработкой в самом широком плане способов и методов управления. В каждой из этих сфер социальная психология не претендует на решение кардинальных проблем (этим, впрочем, не занимается в то время даже и американская социология [Андреева, 1965]), но локальные, частные рекомендации относительно «человеческого фактора», прежде всего в производстве, стимулируют эту прагматическую ориентацию. Если иметь в виду, что одновременно с началом этого этапа возникает почти безраздельное господство именно американской социальной психологии в социально-психологической мысли Запада, то станет ясно, что все развитие социальной психологии после Первой мировой войны приобретает черты указанной традиции.
Наконец, третий этап развития этой научной дисциплины на Западе совпадает с периодом, наступившим после Второй мировой войны. Этот этап продолжается по настоящее время, и его характеристика не выглядит вполне однозначно: если часть работ демонстрирует лишь укрепление общей экспериментальной ориентации социальной психологии, причем в ее американском варианте, то другие исследования вносят в это развитие много существенно нового. Безусловное доминирование американских
образцов исследования, построение американского «образа» самой науки оказываются в значительной степени пошатнувшимися.
Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что этот третий этап в развитии социальной психологии на Западе совпадает с развитием социально-психологической мысли в социалистических странах, а значит, с акцентом на марксистской традиции в этой области науки, прежде всего в советской психологии. Развитие научных контактов и вместе с тем дискуссия по принципиальным методологическим и теоретическим вопросам между представителями марксистской и немарксистской ориентации является существенным фактором развития социальной психологии на мировой арене. Вместе с тем и в европейских капиталистических странах поднимает голос течение, выступающее с критических позиций по отношению к американской традиции, и это обстоятельство тоже модифицирует определенным образом картину общего состояния социальной психологии на Западе в наши дни.
Однако так или иначе первая половина XX в. знаменовала собой практическое отождествление всей западной социальной психологии с ее американским вариантом. Поэтому-то и правомерно при анализе этого полувекового развития обратить внимание прежде всего на американскую социально-психологическую мысль. При исследовании судеб социально-психологической теории это обстоятельство приобретает особое значение. Специфически американский подход к проблемам теоретического знания вообще становится на протяжении второго и частично третьего периодов развития социальной психологии ее общей характеристикой. Сама природа создаваемых в социальной психологии теорий, логика их конструирования неизбежно приобретают черты тех логико-методологических нормативов, которые свойственны американской философии XX в. Наконец, соотношение двух разделов, существующих в «теле» любой науки, а именно теоретического и прикладного знания, интерпретируется в значительной мере в русле американской традиции.
Как и в истории многих других научных дисциплин, «американизм» проявился в социальной психологии в том, что иногда обременительный для европейских коллег груз традиций не отягощал собой деятельность исследователей. Все, с чего начиналась социальная психология в Европе, — апелляция к психологии больших групп (народов, масс), «озабоченность» известной философской ориентацией, пусть ограниченные, но все же попытки как
то отнестись к крупномасштабным социальным проблемам — все это в значительной степени миновало американских социальных психологов, оказалось за бортом их научных интересов.
Все сказанное ни в коей мере не означает, что социальная психология США развивалась вне «социального заказа» или вне каких бы то ни было философских предпосылок. Напротив, эта научная дисциплина в Америке с самого начала была ориентирована на прикладное знание, и в качестве такового она прямой недвусмысленно связала свою судьбу с интересами таких социальных институтов, как бизнес, администрация, армия, пропаганда. Эта связь явно прослеживается по преобладающей проблематике исследований, по выбору объектов, целей и решаемых задач, по источникам финансирования и того, что называется «поддержкой» исследований. Подобно тому как это имеет место в развитии других социальных наук, американская социальная психология довольно открыто демонстрирует свою крайнюю «заземленность», нацеленность на практические потребности общества.
Однако форма связи науки с общественными проблемами с самых первых ее шагов становится довольно своеобразной. Все сосредоточено на решении мелких, локальных, хотя и весьма практических, проблем, и тщательно обходятся более общие проблемы, касающиеся самой сущности общественного развития. Философские предпосылки, на которых строится американская социально-психологическая мысль, весьма удачно способствуют реализации такой позиции. Прагматизм и позитивизм, традиционные для американской философии течения, в специфическом, подчиненном особенностям психологического знания виде, превратились в основу большинства социально-психологических исследований.
Эта специфика развития, заданная с первых шагов существования американской социальной психологии, обусловливает и тот факт, что в литературе в течение длительного времени продолжалась дискуссия по, казалось бы, элементарному вопросу: что означает выражение «современная социальная психология»? Хотя существует достаточно единодушное признание того факта, что социальная психология в ее современном виде — детище, или «продукт», XX в., разночтений по поводу более точных хронологических рамок существует сколько угодно. Повод для такой дискуссии дает само определение специфики «современности» социальной психологии. М. Шериф и К. Шериф в своем ставшем
классическим руководстве «Основы социальной психологии» заметили, что, несмотря на то что философы, политики и поэты веками писали на те же самые «сюжеты», на которые пишут социальные психологи, между творениями тех и других имеется существенная разница [Sherif, Sherif, 1948, p. 4].
Эти отличия становятся очевидными, если сформулировать черты современного социально-психологического исследования. Набор этих черт у разных авторов несколько варьирует, но в основном он идентичен. Сами Шерифы выделяют следующие характеристики: 1. Формулирование специальной проблемы, решение которой можно получить на основе собранных данных и их анализа. 2. Выбор и определение четких понятий так, чтобы они означали одно и то же для тех, кто развивает и кто использует их: понятия не могут быть объектом персональной интерпретации каждым исследователем. 3. Выводы строятся не просто на интуиции, и поэтому методы сбора данных должны быть также приняты всеми. 4. Обязательное условие — верификация данных: каждый исследователь должен уметь проверить выводы другого [ibid., р.5]. Несмотря на элементарность предложенных характеристик (здесь отражены, по существу, общепринятые в науковедении нормы исследования), они содержат как минимум два основания для полемики.
Во-первых, означает ли сказанное, что единственным типом социально-психологического исследования является исследование, обрисованное выше? Если так, то право на существование могут иметь лишь исследования, непосредственно представляющие собой «сбор данных» посредством достаточно четко фиксированных методик (по-видимому, прежде всего экспериментальных) с их последующей верификацией. Но в этом случае чисто теоретические работы вообще, очевидно, отлучаются от ранга «исследования». С этой точки зрения современная социальная психология отличается от предшествующей именно по такому критерию: «современная» — это экспериментальная социальная психология, «несовременная» — это неэкспериментальная, прежде всего умозрительная, социальная психология. Эта мысль четко проведена у М. Шоу и Ф. Костанцо, хотя здесь определяется «научная» психология: «Под «научной» мы понимаем, что она включает только наблюдения, сделанные в контролируемых условиях; кабинетные спекуляции не являются приемлемыми данными в социальной психологии» [Shaw, Costanzo, 1970, p. 3]. В таком понимании справедливо противопоставление социальной психологии XX в. пер
вым формам социально-психологического знания, разработанным во второй половине XIX в. Но при этом же понимании остается открытым вопрос о статусе современного, т.е. относящегося к XX в., но теоретического исследования, выполненного вне указанных выше канонов. Таким образом, в невинной формуле таится одно из противоречий, которое дает основание для дискуссии.
Во-вторых, возникает вопрос, в каком смысле следует понимать предложенную в качестве обязательного признака исследования верификацию данных. Хорошо известно, что сам термин «верификация» в его строгом философском содержании связан с определенной его интерпретацией, а именно с интерпретацией в рамках философских принципов неопозитивизма.
Принцип верификации, как он разработан в философии неопозитивизма, означает не просто способ проверки знания, но определенный способ проверки знания (более точно: способ проверки суждений науки, поиск эмпирического критерия их истинности). В качестве такого способа в неопозитивистской традиции выступает сопоставление суждения с чувственным опытом субъекта. Если в каком-либо отдельном случае такое сопоставление невозможно, то относительно данного высказывания вообще нельзя сказать, истинно оно или ложно. Неверифицируемое высказывание не есть суждение, оно может быть только псевдосуждением, т.е. оно лишено смысла, находится вне науки.
Хорошо известна критика той чрезмерно жесткой позиции, которую по данному вопросу занимали виднейшие теоретики нео-позивитизма. При строгом соблюдении такого понимания принципа верификации все более или менее общие суждения науки вообще не имеют права на существование. И хотя в социально-психологических исследованиях вовсе не обязательно присутствует прямая апелляция к философским принципам неопозивити-визма, ставшая здесь обыденной трактовка принципа, несомненно, питается из этого источника. Тогда и по этому основанию теоретические исследования, неизбежно включающие в себя использование широкого круга достаточно общих понятий и суждений, отлучаются от ранга исследований. Но приведенное соображение дает основание и для более частной полемики. Какая социальная психология современна с этой точки зрения: всякая ли оперирующая экспериментальными методами или лишь такая, где измерительные процедуры доведены до достаточного уровня совершенства, ибо лишь при их помощи возможна верификация?
Экспериментальные исследования 20-х и даже 30-х годов в таком случае никак нельзя рассматривать как «современные»: измерительные процедуры, применявшиеся в них, сегодня представляются достаточно примитивными.
Важное отличие современной социальной психологии от традиционной иногда усматривают также и в том, что если для последней было свойственно в большой (и даже в большей) степени морализирование, то современная социальная психология прежде всего делает акцент на том, что она является именно «наукой* [McGrath, 1972, р. 8]. Термин «наука» употребляется здесь в тот значении, которое принято в философии неопозитивизма (на ука — это нечто исключающее мораль, наука — это система зна ний, построенная по образу точных дисциплин, и т.д.)- Но и этот критерий оказывается довольно сложным в применении: мера включения моральных проблем в социально-психологические исследования не фиксируется точно каким-либо хронологическим рубежом, она скорее зависит от принимаемых тем или иным исследователем методологических установок. Таким образом, ситуация относительно границ современной социальной психологии не проясняется и в этом случае.
Поэтому различные толкования рамок «современной» социальной психологии имеют бесконечное хождение в литературе. М. Дойч и Р. Краусс, например, датируют ее начало первыми десятилетиями XX в.. [Deutsch, Krauss, 1965, p. 212], в то время как И. Штейнер и М. Фишбайн утверждают, что «современной» можно считать лишь социальную психологию, развивающуюся после Второй мировой войны, причем особо в ней следует выделить период 60-70-х годов [Steiner, Fishbein, 1966, p. 2]3.
3 Своеобразной вехой в развитии социальной психологии МакГвайр считаетвыход в свет в 1968 г. «Руководства по социальной психологии», изданного Г. Линд-сеем и Э. Аронсоном (Trie Handbook of Socia Psychoogy. Lindzey G.,Aronson F. (eds.),1968], полагая, что это издание свидетельствует о конце эры, о моменте, когдасоциальная психология начинает развиваться «в новых направлениях» [McGuire,1972, р. 219]. '
Одна мысль при всех этих разночтениях присутствует как общая: современная социальная психология — это научная социальная психология, и она же — синоним американской социальной психологии. В этом смысле весьма показательны называемые в популярных изданиях [Krech, Crutchfied, Baashey, p. 7] в качестве первых вех современной научной социальной психологии события ее
истории. Первым шагом социальной психологии в лаборатории называется исследование Н. Трипплета о динамогенных факторах в кооперации (1897 г.), первым шагом в «поле» — исследование Е. Старбака «Психология религии» (1899 г.), первой работой прикладного характера — исследование Г. Джейла по психологии рекламы (1900 г.). Все названные здесь работы — американские, таким образом проявляется отношение к европейской традиции именно как к традиции в отличие от современной науки. Подобное отождествление современной, научной и американской социальной психологии в западной социально-психологической литературе позволяет рассмотреть сложившееся в ней отношение к проблемам теории как к продукту специфически американского подхода.
Прежде чем приступить к анализу этого вопроса, обратим внимание еще на один факт. Сторонники придания статуса современности лишь той социальной психологии, которая развивается после Второй мировой войны, несколько смещают значения понятий «традиция» и «новаторство». Для них традиционной становится уже та чисто экспериментальная ориентация, которая сложилась после Первой мировой войны, а известное отступление от сформулированных тогда канонов определяется как своеобразное новаторство. Как это часто бывает в истории науки, исторические вехи традиций оказываются достаточно ограниченными. Поэтому точнее говорить, очевидно, не о противопоставлений традиционной и современной социальной психологии, а конкретно исследовать те методологические принципы, которые доминируют в развитии этой научной дисциплины в определенный период, и прежде всего интересующий нас вопрос об отношении к теоретическому знанию.
Общее усиление методологической рефлексии науки, в том числе социальной психологии, значительно стимулирует интерес и к анализу теоретического знания. Социальная психология не оказывается исключением в том движении современной науки, которое связано с различными формами метаанализа знания — анализа средств научного познания вообще, его возможностей, границ и пр. Существует ряд причин, побуждающих исследователей активизировать свой интерес не только в области непосредственного ткопления знаний, но и в области познания собственных теоре--ических принципов и приемов анализа, и вопрос об этих причинах требует специального рассмотрения [Андреева, 1975, с. 270].
Сейчас важно лишь отметить, что, кроме объективных потребностей развития самой логики научного исследования, для американской социальной психологии значимыми являются и те затруднения, с которыми она столкнулась в связи с длительным господством атеоретической тенденции. Обескураживающий контраст между огромным массивом весьма квалифицированных исследований и относительно слабой общей результативностью социальной психологии, естественно, требует объяснения. Именно это и заставляет ученых исследовать как качество функционирующих теорий, так и их границы, взаимоотношения между ними, генетические связи. Наряду с существовавшим ранее разделением труда, когда эти вопросы изучались преимущественно в различных системах философских взглядов или в рамках сравнительно недавно возникшей специальной отрасли науки — логики и методологии научного исследования, эти проблемы все в большей степени начинают теперь занимать и тех ученых, которые непосредственно связаны с практикой социально-психологических исследований. Нередко высказывается мнение, что они вообще должны взять эти проблемы в свои руки, не передоверять их философам и методологам, «поскольку те, диктуя свои нормы, вообще стремились занять положение господина, отводя конкретным наукам лишь роль слуги» [Rommetveit, 1972, р. 217].

2. В ПОИСКАХ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
2.1. Возможные уровни теоретического знания

Проблемы социально-психологической теории, ее разновидностей, уровней, удельного веса не являются простыми для американской социальной психологии, развивающейся в русле неопозитивистской методологии. Как уже отмечалось, состояние этого вопроса значительно изменяется в последние годы. Если период становления экспериментальной ориентации породил ярко выраженный нигилизм по отношению к теории, то позже все чаще начали раздаваться призывы к необходимости ее разработки. Существует ряд фундаментальных работ, специально исследующих эти вопросы. Это уже названные «Теории в социальной психологии» М. Дойча и P. Краусса [Deutsch, Krauss, 1965] и «Теории социальной психологии» М. Шоу и Ф. Костанцо [Shaw, Costanzo, 1970].

К ним примыкает хрестоматия «Классические вклады в социальную психологию», изданная Э. Холландером и П. Хантом [Hoander, Hunt (eds.), 1972]. В пятитомном «Руководстве по социальной психологии» Г. Линдсея и Э. Аронсона проблемам теории посвящена значительная часть первого тома. Довольно скрупулезно вопрос об основных течениях теоретической мысли в американской социальной психологии исследован в работе Д. МакДэвида и Г. Харари «Социальная психология: индивиды, группы, общества» [McDavid, Harary, 1968].
Мера озабоченности авторов названных исследований судьбами социально-психологической теории в США весьма различна, как и вообще различна мера внимания, уделяемая разными исследователями данной проблеме. Однако все названные здесь работы защищают идею необходимости пропорционального развития двух сфер научного знания — теоретическую и экспериментальную. В этом проявляется новизна подхода по сравнению с 20-ми годами XX в., когда в этом соотношении наблюдался значительный перекос. Бурное развитие экспериментальных методик в тот период породило определенную позицию: интерес к теории не просто снизился, но всякий, кто продолжал интересоваться ею, рисковал вызвать сомнение в своей личной компетентности. Популярность экспериментального метода, эмпирических оснований научного исследования (факт, сам по себе имеющий положительное значение в истории науки) переросла в воинствующую антитеоретическую позицию. Пафос экспериментальной ориентации социальной психологии выражался в необходимости выработать альтернативу спекулятивному, кабинетному подходу первых социально-психологических работ. Но как справедливо замечают Дойч и Краусс, «революция против кабинетного теоретизирования привела многих социальных психологов не только к тому, что они покинули свои кабинеты, но и к тому, что они вообще перестали теоретизировать» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 214].
Реальная ситуация, сложившаяся в то время в науке, как будто бы способствовала такому пренебрежению к теории. Экспериментальные работы, в частности благодаря усилиям К. Левина, настолько в более выигрышном свете представляли образ социаль-юй психологии как науки, особенно по сравнению с умозрительными построениями конца XIX в., что возникло (тоже довольно часто встречающееся в истории науки) смещение акцентов в оценке теоретического знания: опровержение «плохой» теории (точнее,
спекулятивного знания) стало отождествляться с необходимостью отвержения теории вообще. Если учесть, что в это время в американской психологии прочно утверждается господство бихевиоризма, немало способствовавшего приданию психологии «респектабельного» вида, то легко понять, что распространение подобной атеоретической позиции среди исследователей имело под собой определенные основания, коренящиеся прежде всего в той общей интеллектуальной атмосфере, которая была характерна для США в начале XX в. Любопытно, что полемика вокруг вопроса об отношении к теориям совпала с другой дискуссией — относительно статуса социальной психологии в системе психологических и социологических дисциплин.
Пограничный характер социальной психологии порожден как спецификой ее предмета, так и особенностями ее происхождения. Как известно, наряду с практическими потребностями общества, вызвавшими к жизни эту дисциплину, большое значение имела и сама логика развития научного знания. Ко времени выделения социальной психологии в самостоятельную науку целый ряд областей научного знания испытывал необходимость апелляций к ней. В общем ряду антропологии, языкознания, этнографии, криминологии особое место, конечно, занимали психология и социология. Тот любопытный факт, что первые руководства по социальной психологии были написаны одновременно психологом и социологом, весьма многозначителен. В американской социальной психологии до сих пор с особой остротой обсуждается вопрос о двойственном статусе социальной психологии. Т. Ньюкому принадлежит высказывание о том, что в США практически существует две социальные психологии — «социологическая социальная психология» и «психологическая социальная психология» [Нью-ком, 1984, с. 16]. В русле полемики о судьбах социально-психологической теории это представление привело к своеобразной постановке вопроса.
Некоторые американские исследователи полагают, что отношение к теории определяется мерой причастности того или иного ученого к психологической или к социологической ветви социальной психологии. Так, по мнению Е. Боргатта, среди социальных психологов имеет место такое распределение: ориентированные на психологию в большей мере оказались враждебны теоретизированию, ориентированные на социологию, напротив, в большей мере принимали необходимость его [Borgatta, 1969, р. 84].
К такому свидетельству надо отнестись с осторожностью: оно зачастую само зависит от принадлежности автора к тому или иному крылу социальной психологии. Дело в том, что «психологически ориентированный» социальный психолог сам мог быть недостаточно компетентным в отношении ситуации, сложившейся в социологии. Стереотип социолога, когда он отождествлялся с классиками европейской социологии XIX в., с такими именами, как О. Конт, Г. Спенсер, М. Вебер, Э. Дюркгейм и др., был действительно довольно распространенным в течение длительного времени. Однако к 20-м годам XX в. сама американская социология радикально изменилась. В ней также прочно утвердилась эмпирическая тенденция, и, по выражению Р. Мертона, стереотип «социального теоретика» уступил место стереотипу «социального инженера», или даже «социального техника», вооруженного магнитофоном и счетной линейкой [Merton, 1957, р. 5]. Другой известный американский социолог — П. Сорокин утверждал (подобно тому как это утверждают Дойч и Краусс относительно социальной психологии), что и в социологии человек, рискнувший принести в научный журнал статью, не имеющую необходимого математического обрамления, должен был ожидать того, что его научная компетентность в силу повсеместного распространения «квантоф-рении» будет подвергнута сомнению [Sorokin, 1956]. Господство неопозитивистских принципов научного знания проникло и в сообщество социологов: здесь также утвердились известный культ «статистического ритуала», абсолютизация количественных методов, некритическое принятие принципов операционализма и верификации. Поэтому вряд ли правильно обвинять социологию и соответственно социологически ориентированных социальных психологов в приверженности теоретическому знанию. В первой трети XX в. можно скорее констатировать свойственную американской социальной мысли вообще, а социологии и психологии как «родительским дисциплинам» социальной психологии в частности некоторую общую тенденцию, состоящую в крайней ориентации на философию неопозитивизма со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Каждый из разработанных здесь принципов, взятый сам по себе, в его неабсолютизированном виде, может и не вызвать сомнений. Это относится к таким принципам, как уважение к точным данным, необходимость совершенствования математических процедур, требование строгого построения и проверки выдвигав
мых гипотез. Однако сущность позитивистской методологии заключается не в том, что здесь выдвигаются эти принципы, а в том, что каждый из них абсолютизируется и тем самым исключается какой бы то ни было иной образ науки, кроме науки, построенной по моделям точного знания, прежде всего по модели физики. На этой основе возникает «культ метода», что в значительной степени снижает интерес к содержательной стороне знания. В контексте социальной психологии это означает, что требование «респектабельности» науки, предполагающее прежде всего точность и строгость выводов, полученных в эксперименте, оборачивается переключением внимания исследователя лишь на формы человеческого поведения при отказе (или при недооценке) от исследования его сущности. По справедливому утверждению многих критиков, это приводит к переоценке значения контролируемого лабораторного эксперимента и к отрицанию необходимости исследования социального поведения в естественных условиях. Хотя свет ярче и видимость лучше, несомненно, в лаборатории, однако «знания должны добываться даже и тогда, когда препятствия велики и свет тускл, если социальные психологи хотят содействовать пониманию человеческих проблем своего времени» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 216].
При анализе этого методологического движения внутри социальной психологии нельзя абстрагироваться от социального фона, на котором оно происходит. Усиление позиций прагматизма и позитивизма в США в 20-е и 30-е годы было своеобразным ответом на запросы, которые американское буржуазное общество адресовало наукам о человеке, будь то психология, социология или уже набирающая силу в качестве самостоятельной дисциплины социальная психология. Требование разработки способов управления человеческим поведением, его предсказания, стремление к получению «немедленных» рекомендаций, обеспечивающих сиюминутный выигрыш для бизнеса, пропаганды или армии, как будто наиболее полно реализовывалось при проведении исследований в ключе философских принципов прагматизма и позитивизма. В таком контексте атеоретичность исследователя начинала представляться особого рода ценностью, она как бы гарантировала меру его действительного включения в решение ad hoc проблем.
Исключением в обрисованной здесь ситуации, как она складывалась в американской социальной психологии 20—30-х годов, явилась деятельность К. Левина. Эмигрировавший из Германии в
1933 г., Левин быстро выдвинулся в качестве ведущего психолога в США. Основанный им Центр по изучению групповой динамики при Массачусетском технологическом институте (позднее при Мичиганском университете) предпринял целую серию блестящих экспериментальных исследований, относящихся к собственно предмету социальной психологии, что дало основание американским авторам почти единодушно рассматривать Левина как центральную фигуру именно в социальной психологии. Но наряду с развертыванием, утверждением, развитием практики экспериментального исследования в социальной психологии Левин оставался и крупным теоретиком. Хотя разработанная им теория поля [Левин, 2000] и вызывает ряд серьезных возражений, тем не менее она оказала большое влияние на развитие американской социально-психологической мысли. Имя Левина обычно называют не только в связи с укреплением позиций экспериментальной практики в социальной психологии, его упоминают и как крупнейшего, причем последнего, теоретика данного масштаба. Считается, что после смерти Левина в 1948 г. происходит существенное изменение в отношении к возможностям построения сколько-нибудь общих теорий в социальной психологии вообще.
Возможность существования «большой теории», или «всеохватывающей теории», наряду с теориями меньшей степени общности неоднократно высказывалась как в психологии, так и в социологии. Так, идея «теоретического синтеза», предложенная Толме-ном и Халлом, была своего рода заявкой на построение «большой теории» в психологии [см.: Ярошевский, 1974, с. 196]. С другой стороны, в социологии такая претензия была сформулирована Т. Парсонсом при построении «теории социального действия» [см.: Андреева, 1965, с. 269]. Как мы видели, в области собственно социальной психологии на роль «большой теории» предлагались, хоть и неявно, теоретические идеи К. Левина. Мечта о «большой теории» отражает, очевидно, объективную потребность науки найти какие-то более или менее общие закономерности для той сферы овальности, которая представляет собой объект исследования дан-ной научной дисциплины. Вместе с тем неудача с построением такого рода теорий приводит исследователей к поиску каких-то промежуточных уровней обобщения.
В социальную психологию также проникает идея необходимости построения так называемых теорий среднего ранга, впервые разработанная в 40-х годах XX в. в американской социологии Р. Мер
тоном. Хотя сама по себе мысль о том, что уровень теоретического знания с точки зрения широты и глубины охвата определенной области реальности может быть различным, не явилась слишком оригинальной, Мертон дал ей тщательное методологическое обоснование. Кроме того, ему принадлежит заслуга точной оценки ситуации, сложившейся в социологии, и попытки классифицировать реально существующие здесь теории. С этой точки зрения Мертон предложил выделить в структуре социологии три уровня знания: общие, так называемые всеохватывающие теории, теории среднего ранга4 и эмпирические обобщения, получаемые непосредственно в эмпирических исследованиях. Таким образом, «средний ранг» теории — это некоторый средний уровень обобщений, выступающий как посредник между малыми рабочими гипотезами, развертывающимися в изобилии в повседневных образцах исследования, и «всевключающими спекуляциями» [Merton, 1957, р. 5—6].
4 Укоренившийся русский перевод этих теорий как «теорий среднего ранга», строго говоря, не передает точное содержание, вкладываемое Мертоном в это понятие. Гораздо ближе к нему немецкий перевод — «Mitterer Reichweite Theorien*, т.е. «теории среднего радиуса действия». В нем схвачена мысль Мертона, что предложенные им теории представляют собой средний уровень не только в смысле широты предлагаемых обобщений, но и с точки зрения объема той сферы социальной реальности, с которой имеет дело теория.
По мысли Мертона, в социологии бесполезно искать какие-то общие закономерности, относящиеся к социальному поведению вообще, но гораздо продуктивнее описать теоретически его отдельные стороны, области. На основании предложения Мертона в американской социологии 50-х годов был разработан целый ряд частных социологических теорий. В известном смысле эти теории начали отождествляться с определенными предметными областями социологического знания: стали говорить, например, не только о «социологической теории семьи», но просто о «социологии семьи» (соответственно и о «социологии города», «социологии деревни», «социологии образования», «социологии молодежи» и т.д.). И хотя в обосновании Мертоном логико-методологического статуса теорий среднего ранга есть много спорного, в частности в плане интерпретации промежуточного уровня обобщения с позиций структурно-функционального анализа, сама идея о необходимости такого рода теорий является весьма приемлемой. Она в значительной степени способствовала преодолению в американской социологии той пропасти, которая образовалась между
практикой эмпирических исследований и теоретическими построениями.
С некоторым запозданием идея необходимости теорий среднего ранга проникла и в социальную психологию, которая в известном смысле уподобилась мольеровскому герою г-ну Журдену, который, не зная того, оказывается, всю жизнь «говорил прозой». Большинство теорий, возникших в социальной психологии после Левина, довольно единодушно было объявлено именно теориями среднего ранга. Примерами таких теорий называют теорию фрустрации—агрессии Миллера и Долларда, теорию когнитивного диссонанса Фестингера, теорию конкуренции и кооперации Дойча, теорию социальной власти Картрайта и Френча и др. И если в настоящее время в американской социально-психологической мысли вновь обозначился некоторый поворот в сторону интереса к теории, он реализуется прежде всего»как интерес к построению именно теорий среднего ранга, что, впрочем, не исключает продолжения дискуссий и о судьбе общей теории. Позже мы еще вернемся к тому, что конкретно это означает для судеб социальной психологии.

2.2. «Школа», «теория», «парадигма», «ориентация»
Отказ от общих теорий в социальной психологии и принятие идеи теорий среднего ранга по-новому ставят вопрос о традиционном делении социальной психологии, да и вообще любой науки на «школы». Понятие научной школы занимает, как известно, большое место в современном науковедении [Ярошевский, Чес-нокова, 1976]. Существует несколько различных принципов выделения научных школ, но это весьма специальный вопрос. В данном случае нас интересует проблема конкретного соотношения научной школы и определенной теории, в частности специфика ее решения именно в социальной психологии. Ряд наук, и социальная психология в том числе, пережили период бурного становления научных школ. В частности, XIX век породил опреде&heip;