Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

ИНДИЙСКАЯ КУЛЬТУРА
И БУДДИЗМ

INDIAN CULTURE
AND BUDDHISM

Сборник статей
памяти академика
Фщ И. Щербатского

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

Главная редакция восточной литературы

Москва 1972


И 60

Ответственные редакторы
акад.|Н. И. КОНРАД, Г. М. БОНГАРД-ЛЕВИН

Editors
|N. KONRADI, G. BONGARD-LEVIN

Предлагаемая вниманию читателей книга включает статьи по истории
и культуре стран Востока, прежде всего Индии. Специальный интерес представляют
новые материалы об открытии советскими учеными памятников
буддизма в Средней Азии.

Книга посвящается памяти выдающегося ученого-востоковеда академика
Ф. И. Щербатского и содержит материалы юбилейной научной сессии.

6-1

35-72


ОТ РЕДАКТОРА

Настоящий сборник, посвященный памяти выдающегося советского
ученого-востоковеда, индолога, тиботолога, буддолога академика Федора
Ипполитовича Щербатского, подразделяется на две части. Первая включает
доклады, которые были прочитаны на юбилейной сессии, посвященной
столетию со дня рождения ученого (Москва — Ленинград, 1966 г.), вторая
состоит из статей и сообщений по истории и культуре стран Востока, преимущественно
Индии, Центральной Азии и Дальнего Востока, а также по
общим и частным проблемам буддологии, индологии, тибетологии.'Все указанные
вопросы входили в круг научных интересов Ф. И. Щербатского,
который, как известно, был блестящим и тонким знатоком индийской культуры,
древней и средневековой философии, индийских религий, древнеиндийской
литературы и науки. Однако центральной областью научной деятельности
его был буддизм (его философия и история) и культура тех
:тран Азии, где буддизм получил распространение.

Эти главные направления научных исследований Ф. И. Щербатского и
определили название сборника в целом — «Индийская культура и буддизм
». Содержание его показывает, что традиции школы Ф. И. Щербатского
успешно продолжаются и развиваются советскими учеными, свидетельствует
о большой научной значимости проблем культуры и идеологии народов
Востока в лрошлом и настоящем.

Исследования Ф. И. Щербатского не только не утратили своей важности
для развития востоковедения, но и сами явились предметом специального
научного анализа, составили особую отрасль современной буддологии.
До сих пор его труды переиздаются в различных странах мира, переводятся
на многие языки. Характерно, что недавно в Индии ,в специальной
серии «Советских индологических работ» (Soviet Indoogica Series)
опубликовано несколько статей Ф. И. Щербатского. В предисловии к ним
известный индийский философ и историк Дебипрасад Чаттопадхьяи пишет
об огромной благодарности, -испытываемой индийцами к русскому ученому,
который, по словам Д. Чаттопадхьяи, помог им открыть их собственное
прошлое и восстановить подлинный смысл их философского наследия.

«Индийская культура и буддизм» позволит еще глубже и более всесторонне
оценить выдающийся вклад академика Ф. И. Щербатского в развитие
мировой ориенталистики,

Г. М. Бонгард-Левин


FROM EDITOR

This coection of artices in commemoration of academician F. I. Stcher

batsky, the eminent Soviet Orientaist who speciaised in Indoogy, Tibetan
studies and Buddhoogy, fas into two parts. Part one presents the papers
read at the session hed to mark the centenary of Stcherbatsky's birth
(Moscow — Leningrad, '1966); part two carries artices and notes devoted
to the history and cuture of the East (mosty India, Centra Asia and the
Far East) as we as to genera and specific probems of Buddhoogy, Indoogy
and Tibetan studies. Stcherbatsky took up a these subjects; he stands
out as a great authority on Indian cuture, ancient and medieva phiosophy,
Indian reigions, ancient Indian iterature and science. His main fied, however,
was Buddhism (its phiosophy and history) and the cutures of those

Asian countries where Buddhism in widespread.

The main trends of Stcherbatsky's work prompted the tite of this voume,
Indian Cuture and Buddhism. The contributions to the voume show that
the traditions of Stcherbatsky's schoo are successfuy continued and deve

oped by Soviet schoars, and the probems of Orienta cuture and ideoogy
in the past and today hod a very important pace in their researches.

Not ony has Stcherbatsky's work retained its significance for the deveopment
of Orienta studies, but it is in itsef the subject-matter of scientific
anaysis, making up a specia branch of modern Buddhoogy. To this day his
studies are reprinted in many countries of the word and transated into many
anguages. It is noteworthy that the Soviet Indoogica Series pubished in
India, recenty carried two voumes of artices by Stcherbatsky. Introducing
these artices, Debiprasad Chattopadhyaya, the we-known Indian phiosopher
arid historian, expressed the Indians' deep appreciation of the work of Stcherbatsky,
who, in his view, had heped the Indians to discover their own past
and restore the right perspective of their phiosophica heritage.

This voume wi hep to apreciate sti more profoundy the outstanding
contribution made by Academician F. I. Stcherbatsky to the deveopment of
Orienta studies on a word scae.

G. M. Bongard-Levin.

МАТЕРИАЛЫ СЕССИИ, ПОСВЯЩЕННОЙ
СТОЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
Ф. И. ЩЕРБАТСКОГО

|Н. И. Конрад)

О ФЕДОРЕ ИППОЛИТОВИЧЕ ЩЕРБАТСКОМ

Полвека тому назад в качестве ««Издания Отдела по
делам; музеев и охраны памятников искусства и старины» с
пометой «Петербург. 1919» вышли в свет четыре маленьких
— in 8° — книжечки, на обложке которых была одинаковая
надпись: «Первая (буддийская выставка в Петербурге».
Книжечки эти воспроизводили публичные лекции, прочитанные
на выставке в августе—сентябре 1919 г. Лекторами
были академик С. Ф. Ольденбург, академик Ф. И. Щербатской,
профессор О. О. Розенберг, профессор Б. Я. Владимирдов.
Тема лекции первого — «Жизнь Будды — Индийского
Учителя Жизни», второго — «Философское учение буддизма
», третьего — «О миросозерцании современного буддизма
на Дальнем Востоке», четвертого —«Буддизм в Тибете и
Монголии» (всюду орфография оригинала.— Я. /С).

Все в этом факте крайне характерно для своего времени.

Начиная с «Петербурга». Как известно, в связи с войной с

Германией в 1914 г. русское правительство сочло неумест

ным сохранять «немецкое» название города, данное ему ос

нователем, и заменило его на «Петроград». Просвещенная

интеллигенция столицы не приняла переименования, во-пер'

вых, из должного чувства уважения к велико!Му императору,

который «Россию вздернул на дыбы», во-вторых, из чувства

преклонения перед специфической, именно «петербург

ской»— и никак иначе—красотой города. С падением импе

рии название «Петербург» стало повторяться все чаще, а

когда после Великой Октябрьской социалистической револю

ции здесь образовался первый орган Советского правитель

ства по делам музеев и охраны памятников искусства и

старины, оно стало употребляться даже в официальном

обиходе.

Столь же характерно для Петербурга тех лет устройство

в голодном, холодном, почти темном по вечерам, опустев

шем городе, потрясающий облик которого с поразительной

точностью запечатлен на замечательных гравюрах М. Добу

жинского и А. П. Остроумовой, устройство в этом городе
именно тогда... буддийской выставки. Это «было делом научной
и художественной интеллигенции, сосредоточенной в
Эрмитаже, Музее антропологии и этнографии, Азиатском
музее Академии наук и -возглавляемой в 'этом начинании
Сергеем Федоровичем Ольденбургом, тогда непременньш
секретарем, т. е. главньш деятелем, Академии и ближайшим
консультантом правительственных органов по вопросам
охраны художественных сокровищ и их пропаганды в народных
массах. В собраниях Эрмитажа, Музея антропологии и
этнографии, Русского музея, а также некоторых коллекционеров
находилось много ценнейших образцов буддийского
искусства, почти никому, кроме немногих специалистов, не
известных. Решено было показать эти сокровища всем.
И вот 24 августа 1919 г. «Первая 'буддийская выставка з
Петербурге» открылась. Первая и .пока единственная.

Но буддийское искусство—это мир буддизма, вмещающий
в себя религию и философию, словом, все области
культуры, духовной и ^материальной. Поэтому устроители
сочли необходимым ввести посетителей «в круг представлений,
открываемых предметами материальной культуры. Поскольку
произведения, экспонированные на «выставке, принадлежали
разным народам, усвоившим разные формы буддизма
и его культуры, постольку оказалось нужным сказать
о буддизме в Индии 'и Тибете, в Монголии и Китае и, конечно,
в Японии, где он был тогда представлен особенна
широко и многосторонне.

Внимание, однако, сосредоточилось на двух, но важнейших
сторонах буддизма: его религии и философии,
К счастью, рядом с уже давно признанными авторитетами
в этих областях — академиками С. Ф. Ольденбургом и
Ф. И. Щербатским были их ученики — молодые профессора
О. О. Розенбер<г, проведший несколько лет в Японии, и
Б. Я. Владимирцов, изучавший буддизм в Монголии. Нужно
ли добавлять, что никого из них уже нет, да и тех, кто может
в наше время рассказать об этой выставке, вряд ли
найдется более двух-трех человек. Прошло ведь пятьдесят
лет...

Выставка, как принято говорить, имела успех: ее посещали,
лекции слушали. Интерес оказался настолько боль

_шим, что Отдел по делам музеев и охраны памятников
искусства и старины счел важным лекции даже издать.
И <вот появились четыре маленькие книжечки. Сейчас они —
настоящая библиографическая редкость. Не уверен, что они
есть во всех крупных библиотеках.


Открываешь эти чудом уцелевшие книжечки, вспоминаешь
лекции, людей, когда-то их прочитавших, саму выставку,
и невольно обращаешься памятью к прошедшим пятидесяти
годам. И видишь прежде всего: эта выставка, эти
лекции были" удивительным (Взрывом научного воодушевления,
культурнического энтузиазма, веры в то, что революция
распахнула перед народом дверь BQ весь .мир и во все в
мире.

Действительность оказалась гораздо сложнее. Мы, теперь
уже очень немногие, по собственному опыту знаем, что такое
годы хозяйственной разрухи, гражданской войны, иностранных
интервенций, «годы обостренных поисков лучших решений
«насущнейших -вопросов жизни и государственного строительства,
годы отважных порывов и горестных разочарований.
Не до буддизма было тогда.

А если кому и |было дело до него, то совсем с особой
стороны — с позиции гремевшего тогда изречения «религия
— опиум народа». Оно звучало как призыв к действию.

Это не могло не отозваться на изучении буддизма. Во

первых, -в поле зрения оказалась лишь его религиозная сто

рона, даже уже — культовая; во-вторых, (говорить и писать

о буддизме как о религии стали лица, весьма поверхностно

познакомившиеся с ним вообще; в третьих, подходили они к

вопросам буддизма на уровне журнала «Безбожник» и, самое

удручающее, полагали, что знают о буддизме... Если к это

му добавить, что из двух молодых авторов лекций один,

О. О. Розенберг, очень скоро умер, другой, Б. Я. 'Владимир

цов, монголист по специальности, целиком ушел в языкозна

ние, из двух же старших С. Ф. Ольденбург полностью отдал

ся делам Академии, а затем организованного в 1931 г. акаде

мического Института востоковедения, то оказалось, что

«при буддизме» остался только Федор Ипполитович Щер

батской.

Он старался что-то сохранить и успел даже — при содей

ствии С. Ф. Ольденбурга — создать небольшую группу сов

сем молодых тогда учеников, фигурировавшую некоторое

время под названием «Буддологического института» или

«Института буддийской культуры». Участники этой группы

стремились продолжать изучение буддийской философии, но

не всем их планам суждено было сбыться.

Федора Ипполитовича давно уже нет: он умер в эвакуа

ции в годы Великой Отечественной войны. Из многих его уче

ников той поры двое дожили и до наших дней. Б. В. Семичов,

последний прямой ученик Щербатского по линии буддизма,

работает ныне в научном институте в Улан-Удэ, В. И. Калья

нов, один из учеников по линии индийской литературы, работает
в Ленинграде — в Институте востоковедения.

И вот — неожиданность. Через пятьдесят с лишним лет
после опубликования «Лекций» на (первой буддийской (выставке
в Петербурге подготовлены к печати уже в Москве
два издания: сборник работ Ф. И. Щербатского, в котором
впервые увидят свет на русском язьгке его труды (по отдельным
BonpocaiM буддийской (философии, напечатанные в свое
время по-английски, и сборник работ, только что написанных
в память знаменитого буддолога.

Для человека, слышавшего — и притом далеко не
юным — знаменитые «Лекции» 1919 г. и .прошедшего затем
через все эти пять десятков лет, опубликование названных
двух сборников воспринимается как настоящий ренессанс.
И, как полагается при всяком ренессансе, создали оба этих
сборника совсем новые люди, люди нашего, современного
поколения. Правда — и это просто замечательно,— их связывают
с далеким прошлым и ученики Федора Ипполитовича.
Это ощущается как радостное свидетельство того, что преемственность
в данном случае порождается не только глубинным
течением, но и реальными его носителями.

Радостно и то, что снова (появились специалисты по различным
сторожам буддизма, и то, что им оказалось по плечу
решение труднейшей задачи перевода на русский язык
сложнейших по материалу работ Ф. И. Щербатского. Не
менее радует -расширение круга тем, так или иначе связанных
с буддизмом: это уже темы не одной философии, а и
религии, культа; темы не одного буддизма непосредственно,
а и культуры стран, исторически -связанных с ним. В свое
время Ф. И. Щербатской вместе с С. Ф. Ольденбургом мечтали
об Институте буддийской культуры и даже представили
в 1927 г.. в Академию наук «объяснительную записку» к
проекту его учреждения. Теперь такой институт, во всяком
случае хотя бы специальный отдел какого-нибудь научноисследовательского
института, был бы вполне реален и,
появись он, число желающих заняться буддийской культурой
сразу оказалось бы неожиданно большим. Словом, если
говорить о ренессансе буддологии еще трудно, то «дух»
ренессанса уже повеял.

Однако полвека все же прошло. И восстанавливать
ушедшее невоз;можно не только потому, что прошлого вообще
не вернешь, но и потому, что оно никогда не восстанавливается
в прежней форме. Ренессанс — не реставрация.
Нынешние .ренессансные веяния идут из работ Ф. И. .Щербатского.
Это понятно, законно и глубоко плодотворно: в
них заложено столько требующего дальнейшего развития
и призывающего к новым делам, что они долго будут источником,
питающим научную мысль новых наших исследова

телей буддизма и его культуры. Сейчас (необходимо (подвергнуть
изучению и сами работы Ф. И. Щербатекого, прежде
всего его метод интерпретации исследованных им памятников
буддийской философской мысли и перевода их на русский
язык. А то, что это действительно вопрос серьезный, открывается
при первом же обращении к трудам Федора Ипполитовича.

Возьмем первую большую его работу, создавшую ему
научное имя. Она озаглавлена: «Теория познания и логика
по учению позднейших буддистов» (ч. 1, 1903, ч. 2, 1909).
В предисловии автор заявил, что «язык буддийских философов
передан по возможности языком современной европейской
философии» (ч. 1, стр. VI). О том, что автор так и
поступил, свидетельствует уже само название — «Теория
познания и логика». В годы, когда писался этот труд, и еще
долго потом в Петербургском университете — том университете,
на факультете восточных языков которого работал
тогда Щербатской, кафедру философии занимал А. И. Введенский;
о нем Федор Ипполитович даже упоминает на первой
странице «Введения» (чв сноске). Одним из курсов,
которые (постоянно читал А. И. Введенский, была «логика»;
впоследствии этот курс был издан под названием «Логика
как часть теории дознания».

Слушавшему курсы А. И. Введенского в университете тех
лет хорошо известно, что он принадлежал к числу правоверных
кантианцев и именно от Канта идет у него не только
концепция логики как части теории познания, но и сама
идея, что теория познания, и притом критическая, есть первое
и необходимое условие всякой подлинной философии.
Ф. И. Щербатской пишет: «Буддизм выработал для защиты
своих основоположений особую теорию познания в связи с
логикой. Главнейшие черты этой теории дают ей право называться
'Критической: она объявляет всякое метафизическое
познание невозможным...» (ч. 1, стр. VII).

В одном же месте он говорит прямо, «что <в основе нашего
мышления лежит факт связи понятий по существу, что
эта неразрывная связь понятий не почерпывается нами из
опыта, но существует прежде всякого опыта и обусловливает
собою формы нашего опытного знания, что такая связь
имеет характер необходимости, потому что составляет сущность
нашего мышления, вне которой мы ничего мыслить не
можем,— «все это характерные положения буддийской, а
также и современной критической, философии» (ч. 1,
стр. 231). Совершенно ясно, Ф. И. Щербатской, задавшийся
целью изложить учение буддийских философов «языком современной
европейской философии», выполняет это языком
философии Канта.

Но вот перед нами лекция, прочитанная Ф. И. Щербат

ским в 1919 г., т. е. через десять лет после выхода в свег
второй части «Теории познания и логики по учению позднейших
буддистов». Как было сказано выше, название лекции—
«Философское учение буддизма». И он начинает ее
гак:

«„Три главных идеи являются достоянием всякой религии:
«бытие бога, бессмертие души и свобода воли; без них
не может быть построено учение о нравственности". Таково
учение Канта и с ним европейской науки, равно как таково,
и убеждение широких слоев образованных людей» (стр. 3).
Далее он продолжает:

«И вот, однако, существует религия, которая... не знает
ни бога, ни бессмертия души, ни свободы воли» и которая;
тем не менее «языком пламенной живой веры горит в сердцах
миллионов своих последователей, которая воплощает в себе
высочайшие идеалы добра, любви к ближнему, духовной свободы
и нравственного совершенства... эта религия — буддизм»
(стр. 3—4).

Ф. И. Щербатской и тут находит, что буддизм как философское
учение близок к последнему слову европейской,
научной 'мысли. Изложив «основные стороны буддийского
философского учения», Федор Ипполитович в заключение
пишет, что '«они, будучи правильно поняты и переложены на
наш философский язык, обнаруживают замечательную близость
как раз к самым последним, самым новейшим достижениям
в области научного миросозерцания» (стр. 47)..
Кого же имеет он -в виду конкретно? Оказывается, на этот
раз современную научно-философскую мысль олицетворяет
у него Анри Бергсон. Именно у этого французского мыслителя,
«Творческая эволюция» которого так широко читалась
в России в конце первого и в течение всего второго десятилетия
нашего века, Ф. И. Щербатской находит идеи, весьма
близкие к некоторым идеям буддийских философов. «У буддистов,
как и у Бергсона, термин „бытие" равносилен термину
„перемена"» (стр. 22); «буддисты, как Бергсон, считают,
что душа „я" не есть реальность, а просто условный
знак» (стр. 23).

Наступают 30-е годы. В 1932 г. Ф. И. Щербатской издает
«Buddhist Logic». В эти годы мы, имевшие счастливую возможность
общаться с Федором Ипполитовичем, часто слышали
от него о том впечатлении, какое произвела на него
известная, пользовавшаяся тогда громкой славой работа
Гуссерля — «Logische Untersuchungen». Ф. И. Щербатской в;
то время как раз много размышлял над оценкой категорий
л законов различных направлений буддийской логической
мысли, и его, видимо, очень заинтересовало стремление
Гуссерля выделить «чистое сознание», отделенное от бытия
и сознания конкретного субъекта, и в целом общее феномено

Ф. И. Щербатскои
(1866—1942)


логическое направление автора «Logische Untersuchungen».
И следы зтого интереса явно усматриваются в собственной
работе Ф. И. Щербатского по буддийской логике.

Пройти мимо всех этих фактов нельзя. Их нужно понять.
Как отнестись к тому, что положения, понятия и категории
индийских философов VII в. (т. е. и для истории Индии в
для нашей—(периода «глубокого средневековья) оцениваются
(положениями и понятиями европейской философии нового
и новейшего времени? Как отнестись к тому, что к идеям
буддийских мыслителей средневековья прилагаются идеи
рационализма в кантовекой форме, интуитивизма — в редакции
Бергсона, феноменологии — в интерпретации Гуссерля?
Означает ли это у Щербатского открытие у мыслителей
далекой древности таких идей, которые затем совершеннонезависимо,
но чуть ли не буквально в той же форме родились
в умах мыслителей совершенно другого исторического
времени и иного культурного мира? А так как в философии
каждая идея принадлежит системе в целом и только в ней
и существует в своем подлинном смысле, означает ли это
открытие, что в истории повторяются не только отдельные
идеи, но и целые системы? Или же у Федора Ипполитовича
обращение к Канту, Бергсону и Гуссерлю — только поиски
«понятных» для европейского читателя^Шфеводов терминов

или их пояснений, т. е. в сущности iBcero лишь переводческий
или комментаторский прием? Все это — вопросы весьма
серьезные, и в наше время, с его повышенным чувством
историзма, мимо них пройти нельзя. Без этого нам будет
трудно двигаться действительно вперед в дальнейшем изучении
буддийской философии да и культуры вообще.


В. И. Кальянов

АКАДЕМИК Ф. И. ЩЕРБАТСКОЙ.
ЕГО ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

В истории отечественного востоковедения Ф. И. Щербатскому
принадлежит особое место. Он до сего времени остается
общепризнанным авторитетом в области индийской
философии и буддийской культуры в Индии и на Дальнем
Востоке. Его имя приобрело широкую популярность в странах
Запада и Востока, а монументальные труды прославили
нашу науку далеко за .пределами Родины.

I

Федор Ипполитович Щербатской родился 19 сентября
1866 г. в Кельцах (Польша), где в то время служил его
отец, человек -высокой культуры. Он дал сыну прекрасное
образование, и тот с детства в совершенстве владел тремя
западноевропейскими языками (английским, французским и
немецким).

В 1884 г. Ф. И. Щербатской окончил гимназию в Царском
Селе и поступил на историко-филологический факультет
Петербургского университета. Научные интересы его определились
рано. Он стал посещать лекции проф. И. П. Минаева
по языкознанию и санскриту, а во время командировки
последнего в Бирму занимался санскритом у С. Ф. Ольденбурга.
Одновременно он лрослушал у германиста
Ф. А. Брауна курсы готского, древнесеверного, англосаксонского
и древневерхненемецкого, у проф. И. В. Ягича — церковнославянского
и сербскохорватского языков.

Особенно увлекся Ф. И. Щербатской санскритом, поразившим
его богатством форм. Большую роль в этом сыграл
руководивший занятиями и усиленно поддерживавший его
интерес И. П. Минаев, индианист-филолог, основоположник


научной индологии в России, под обаянием которого как
учителя и ученого Щербатской находился всю жизнь.
В 1889 т. он окончил университет, сдав экзамены на степень
кандидата и представив диссертацию на тему: «О двух рядах
гортанных в индоевропейских языках». Ф. И. Щербатской
твердо решил специализироваться по санскритологии.
Не без участия и помощи Ольденбурга он поехал сначала
в Вену, а затем в Бонн, чтобы совершенствовать свои знания
в язьже у крупнейших санскритологов Георга Бюлера и
Германа Якоби. В письме из Бонна от 1(14) января
1900 г. Федор Ипполитович писал Ольденбургу: «Благодарю
Вас за хлолоты о моей судьбе, которые Вы самоотверженно
и добровольно на себя возложили».

К тому времени научная индология в Европе была уже
создана. Тремя ее основателями, продолжившими дело, начатое
в Инди<и знаменитым Уильямом Джонсом, выступили
Е. Бюрнуф во Франции, И. Колебрук в Англии, Т. Бенфей
в Германии. Они передали свое наследие и заветы
многочисленным ученикам. Во Франции это были
А. Барт, Е. Сенар, А. Фуше, Л. Фино и, конечно, Сильвен
Леви; в Англии — Т. Рис-Дэвиде, С. Бендол и Дж. Бэрджес,
Ф. Томас и др.; в Германии—Георг Бюлер и Герман
Якоби, Э. Лейман ,и Г. Людерс. Г. Бюлер, талантливейший
из учеников Т. Бенфея, лровел 17 лет в Индии и лоднял
преподавание санскрита на совершенно новую ступень,
обеспечив ему роль самостоятельного предмета, а не подчиненной
языкознанию дисциплины, как было до него. Особенность
школы проф. Бюлера состояла в том, что он применял
к европейской системе исследований методы традиционного
индийского образования. При таком методе изучается определенная
шастра, т. е. научная трактовка предмета в какойнибудь
области. В основе всего лежит знание санскрита, на
которое индийское преподавание обращает исключительное
внимание. Считается, что без точного, глубокого и отчетливого
знания этого языка немыслима плодотворная работа в
индийской филологии.

В Вене у проф. Г. Бюлера Ф. И. Щербатской начал заниматься
индийской поэтикой, чем заложил прочный фундамент
для дальнейших исследований по индийской философии.
Они получили оформление в двух работах, а именно: в издании
исторической поэмы «Haihayendracarita» с комментарием
и немецким переводом и в статье «Теория поэзии в Индии
» (1902 г.), которая явилась одной из первых и оригинальных
работ в этой области (после П. Реньо и С. Тагора)
и ооередила на несколько месяцев работу Германа
Якоби о Dhvanyaoka («Учение о тайном смысле поэтической
речи»). Кроме теории шоэзии он изучал грамматику Панини,
дхармашастры, а также эпиграфику. Занятия эпиграфикой


завершились статьей о надписи царя Шиладитья II (VII в.).

Несколько лет спустя, в 1889 г., Ф. И. Щербатской едет
в Бонн, известный тогда как центр развития индологии, как
«Бенарес на Рейне», к Герману Якоби и углубленно изучает
там прежде всего философскую шастру. В профессоре
Г. Якоби Ф. И. Щербатской нашел ученого, духовно близкого
себе, ибо, если для Бюлера индийские науки были
приложением к историческим и литературным исследованиям,
для Якоби они являлись самостоятельным объектом исследования;
главным он считал проникновение в сущность
самого предмета, то, что Щербатской называл bhavana —
«четвертой ступенью восприятия (предмета». После занятий
с Якоби он окончательно остановился на философии как на
основном средстве постижения духовной культуры Индии.
Его не привлекала ведийская культура, реальность которой,
как он говорил, скрыта в дебрях доисторической мифологии,
его не удовлетворяло изучение событий политической истории,
все свое внимание он обращал на готовые явления,
которые возникли в связи с этими событиями. По этому
поводу Федор Ипполитович любил повторять санскритское
изречение «purvam asti pagcad asti kim anena» («Раньше
было, теперь есть, не все ли равно!»). Он считал, что только
через индийскую философию, конкретнее — логику, возможно
постигнуть особенности индийской культуры. Именно в
философии он усматривал главный ее смысл, «центр наивысших
ее достижений» в духовной сфере.

II

С 1900 г. Ф. И. Щербатской приступил к чтению лекций
на кафедре санскритской словесности факультета восточных
языков. В течение сорока лет преподавал он санскрит, пали
и тибетский язык в Петербургском — Ленинградском университете
и в Ленинградском институте живых восточных
языков.

Ученики, вышедшие из школы Щербатского, продолжали
его дело. Интересы одних лежали преимущественно в области
буддийской культуры и индийской философии, других —
в различных отраслях востоковедения. К первым следует отнести
О. О. Розенберга, Е. Е. Обермиллера, М. И. Тубянекого
и А. И. Вострикова, посвятивших свою жизнь углубленному
изучению буддийской философии и тибетской исторической
литературы и создавших замечательные работы, а
также академика Б. Я. Владимирцова, автора классических
трудов по языку, истории и культуре монголов.

К ученикам второго направления принадлежали академик
И. А. Орбели, академик А. П. Баранников, сыгравший
исключительную роль в развитии новоиндийской филологии;


безвременно ушедший от нас академик АН Лит. ССР и
профессор Ленинградского университета Б. А. Ларин, работавший
в области сравнительно-исторического языкознания
и индоевропейской культуры, член-корр. АН СССР
П. Е. Ернштедт, крупнейший авторитет в области коптского
и классических языков, М. А. Ширягв, занимавшийся новоиндийской
филологией, А. А. Драгунов, знаток китайского
и тибетского языков, Б. И. Панкратов, высоко эрудированный
специалист в области дальневосточной филологии и
культуры, Л. С. Пучковский, известный специалист по монгольской
филологии. Старейшим учеником Федора Ипполитовича
являлся член-корр. АН СССР А. А. Фрейман, общепризнанный
авторитет в индоиранской филологии.

Ф. И. Щербатской умел всего себя отдавать преподаванию.
Главный метод его состоял в том, чтобы с первых Ж1;
дней привить ученику навыки самостоятельного чтения текста
и его усвоение. Тяжелый на первых порах, метод этот в
дальнейшем всегда оправдывал себя. Ф. И. Щербатской
стремился добиться от ученика не только знания самого
предмета, но и понимания своеобразия индийского ума,
строгой логичности индийской мысли. Постоянно напоминая
о признанных индийской традицией трех ступенях усвоения
предмета, а именно: gravana (слушание), dharana (запоминание),
cintana (размышление), он особо подчеркивал важность
четвертой ступени — bhavana.

Преподавание санскрита Ф. И. Щербатской начинал с
учебника проф. Георга Бюлера. Затем читались тексты,
преимущественно произведения классической санскритской
литературы («Мегхадута», «Дашакумарачарита» и др.) с
комментариями и соответствующие шастры, т. е. научные
трактаты («Аламкарашастра», «Вьякарана», «Таркабхаша
» и др.). Большое значение придавалось чтению комментария.
Брали, например, «Сандживани» Маллинатхи, Федор
Ипполитович интерпретировал источник и тогда полностью
раскрывался его смысл. Трудные места с полемическими
рассуждениями ученику предлагалось штудировать
несколько дней подряд, пока тот не запоминал их наизусть.

На занятиях всегда царила атмосфера непринужденности,
исключавшая всякую скуку. Своим демократизмом и простотой
обращения, приветливостью, добродушием, мягким юмором
Федор Ипполитович сразу же располагал к себе. Он никогда
не жалел своего времени для ученика, если последний
проявлял интерес к занятиям, терпеливо воспитывал в нем

упорство и любовь к систематическому труду. Только
при соблюдении этих условий, считал он, можно добиться
успеха.


I

Научные интересы Ф. И. Щербатскаго сосредоточивались
на проблемах индийской философии и буддизма, точнее, его
философии и логики и буддийской культуры вообще. Этому
в значительной мере способствовало близкое соседство нашего
отечества со странами буддийского мира, огромные,
неисчерпаемые богатства Азиатского музея (ныне Ленинградское
отделение Института востоковедения АН СССР),
а также начавшееся тогда интенсивное и всестороннее исследование
истории центральноазиатских культур. «Через буддизм,—
оисал Федор Ипполитович,— Индия становится нашим
соседом на всем протяжении нашей азиатской границы
от Байкала до Нижней Волги».

Желая расширить сферу своих занятий и углубленно
изучить тибетскую литературу, он в 1905 «г. совершил поездку
в Монголию, где совершенствовал свои знания в тибетском
языке и тщательно штудировал источники монастырских
буддийских библиотек. В Урге он часто встречался с
далай-ламой, вел с ним беседы на различные темы, в частности
по вопросам буддийской философии, и переводил
«ему тибетские стихи на санскрит. По просьбе далай-ламы
Ф. И. Щербатскому приходилось переводить на тибетский
литературный язык все известия англо-китайских газет, касавшиеся
Тибета, а также на русский язык бумаги, составлявшиеся
приближенными. Это позволило Федору Ипполитовичу
накопить ценный материал по современному деловому
и канцелярскому тибетскому языку.

Позже Щербатской .поехал в Забайкалье к бурятам, где
тоже общался с ламами и знакомился с культурой края.
В письме из Агинского дацана от 3 августа 1907 г. он писал
Ольденбургу: «Не знаю, говорит ли во мне голос узкого
специалиста, но мне представляется желательным иметь з
Иркутске кафедру санскритской словесности для изучения
буддизма. Ведь только таким путем «мы можем сохранить
значение распространителей европейской культуры на восток...
Но наряду с промышленным развитием должно идти
и гуманитарное, и тут я себе представляю Иркутск центром
изучения буддизма в будущем. Ведь Монголия — это живая
Индия. Все, что происходит здесь, в Are, есть, по всей вероятности,
полнейшая копия того, что происходило в VII в.
в Наланде. Влияние Индии перешло уже на фольклор,
Владимирцов приходит к выводу, что весь почти фольклор
индийский. Следовательно, наряду с литературой мы имеем
здесь саму жизнь, которую должны были бы по литературе

•отгадывать. А предстоит на этом основании изучить, кроме
логики и философии, такие системы, как Kaacakra и др.
йогические. Проанализировав всю буддийскую литературу,
2 Зак. 807 17


мы создадим такую филологию, которая превзойдет, как
более молодая, классическую, и вознесем Индию выше Греции
и Рима, на что она имеет полное право!».

Эти мысли в известной степени были повторены в 1928 г.,
когда он (вместе с С. Ф. Ольденбургом и М. И. Тубянским)
указывал на необходимость «обращения к устной традиции
буддийской учености».

Свои занятия до -буддийской философии и логике
Ф. И. Щербатской начал с изучения единственного в то время
опубликованного философского сочинения буддистов — с
учеблика индийской логики знаменитого Дхармакирти, буддийского
философа VII в.

Результаты своих исследований он изложил в капитальном
двухтомном труде «Теория дознания и логика по учению
позднейших буддистов», впоследствии переведенном на
французский и немецкий языки. Второй том, вышедший в
1909 г., стал докторской диссертацией Щербатского. Ученый
высоко ценил Дхармакирти и отмечал, что раскрыть в полном
объеме все его значение в истории индийской философии
— «значит написать историю индийской философии».
Помимо критического издания текста «Ньяябинду» на санскрите
и тибетском он /посвятил Дхармакирти пять больших
работ.

Научная деятельность Ф. И. Щербатского -проходит в
Академии наук. Он активно участвует в создании «Bibiotheса
Buddhica» — «Собрании оригинальных и переводных буддийских
текстов». Серия была основана в 1897 г. академиком
С. Ф. Ольденбургом и получила всемирную известность.
С 1904 г. работы Щербатского стали .появляться в изданиях
этой серии. В 1910 г. он был избран членом-корреспондентом
Петербургской Академии наук по разряду восточной словесности.

IV

Ф. И. Щербатской был твердо убежден, что влияние буддизма,
хотя тот почти исчез из Индии, заметно сказалось на
брахманской образованности и культуре. Чтобы ознакомиться
с этой стороной вопроса, он в 1910 г. отправился в Индию.

К этому времени Федор Ипполитович был уже зрелым
ученым, тем не менее он очень скоро отонял, что ему нужно
переучиваться у индийских пандитов. Вот что писал он из
Бомбея С. Ф. Ольденбургу в апреле 1910 г.: «В Европе я
считал себя недурным знатоком ньяя, но, приехав сюда, увидел,
что нужно переучиваться с начала, и что без знания
mmarhsa" невозможно хорошо знать и ньяя. Я сразу напал
на двух пандитов из Mithia", настоящих gastr, один из них
sannyasi. С их помощью (прохожу полный курс ньяя, как он
проходится самими шастринами. Это настоящие учителя

18


индусы совершенно старинного покроя, не знающие, разумеется,
ни слова по-английски. Жизнь с ними устроить было
довольно мудрено, т. .к. нужно считаться с кастовыми порядками,
пришлось нанять поместительный дом и отдельный
для них штат прислуги, также и для себя. Но я считал,
что моя главная цель изучение шастр, а объезд и знакомство
с Индией второстепенная, и поэтому решил сделать все,
чтобы использовать своих шастринов. Скоро уже 4 месяца
как я ежедневно по 16 часо,в сижу за ньяя и все еще не
могу сказать, чтобы чувствовал себя сво!бодно. Другой раз,
разжевав какое-либо рассуждение, ощущаю нечто вроде
того, что чувствуется в теле после первого урока езды на
велосипеде. Одновременно у меня завязались сношения со
здешними джайнами, арьясамадж, брахмасамадж и маха

раджей Бародским, все необыкновенно предупредительны и
внимательны, книг и рукописей по ньяя у меня уже образовалась
порядочная 'библиотека».

Помимо глубокого знания философских шасгр,
Ф. И. Щербатской получил -в Индии прекрасную языковую
практику. Он свободно владел санскритом и выступал на
философских диспутах наравне с индийскими ученнейшими
пандитами. Этому в значительной мере способствовала схожесть
произношения санскрита и русского. Вспоминая о
своем общении с пандитами, Федор Ипполитович рассказывал
ученикам: («Когда я был в Индии и говорил с брахманами
по-санскритски, то все удивлялись и спрашивали меня:
„Все ли у вас говорят по-санскритски?"».

Имя Ф. И. Щербатского стало популярным в Индии, и,
когда он приехал в Калькутту, ему 23 ноября 1910 г. была
устроена торжественная встреча во дворце раджи Биная
Кришна Деб Бахадура. Здесь он произнес речь, составленную
в санскритских шлоках. Пандиты удостоили его высокого
ученого звания tarka-bhusana («украшение логики»).
Встреча завершилась представлением оперы «Лейла и
Меджнун» композитора Радж Кришна Рая.

Английский ученый Эдвард Дениссон Росс, познакомившийся
тогда с Федором Ипполитовичем, отмечал -в своей
автобиографии «Оба конца свечи» («Both Ends of the Cande
»): «Разумеется, мы видели и принимали десятки путешественников
ш ученых, которые короткое время пребывали в
Калькутте. Среди них были Орендж, Теодор Моррисон,
Арчболд, Гертруда Лоутиан Белл и профессор Щербатской
из Санкт-Петербурга. Для встречи с последним я часто
приглашал индийских ученых, хорошо знающих санскрит,
таких, как Харапрасад Шастри, и оставлял индийца с русским
наедине, чтобы они могли беседовать более свободно».

Действительно, Ф. И. Щербатской был одним из очень
немногих европейцев, кто столь глубоко проник в смысл и

2* 19


дух этого древнего языка. Он блестяще овладел двумя системами
изучения санскрита: европейской университетской и
традиционной индийской, что ставило его Б исключительное
положение.

Кроме Калькутты он посетил Варанаси (Бенарес), Махабалешвар
и другие места. В Варанаси принимал участие
в диспутах .по различным вопросам учения вайшешика. Один
из его оппонентов, Бамачаран Бхаттачарья, был в восторге
от совершенного знания русским ученьщ древних текстов.
В Дарджилинге ему удалось получить аудиенцию у далайламы,
который сообщил ему ценнейшие сведения о тибетских
рукописях и буддийских монастырях.

Пребывание в Индии и общение с ученьши-пандитами^
по славам С. Ф. Ольденбурга, укрепили Федора Ипполитовича
«во всегда им защищаемом представлении о том, что>
глубоко неверно утверждение, будто индийская культура —
продукт мечтателей, лишенных исторических иредставлений.
Щербатской блестяще доказывает во всех своих работах,,
как логично и точно работает мысль индийских ученых, отражающих
в своих учениях социально-классовые отношения:
на различных (периодах истории своей страны».

Из Индии Ф. И. Щербатской возвратился во всеоружии
санскритологичеекой науки, искушенный в вопросах традиционной
индийской образованности. И не удивительно, что»
к нему в Петербург на консультацию по вопросам индийской
философии и толкования шастр приезжали индийские
пандиты. Известный ученый Дхармендранатх Шастри, автор
книги, посвященной светлой памяти академика Ф. И. Щербатского
(1953), говорит, что он «может быть назван наиболее
выдающимся ученым современной эпохи в области буддийской
философии».

V

На родине Ф. И. Щербатской приступает к систематическому
исследованию знаменитого труда «второго Будды»
Васубандху— «Абхидхармакоша» («Вместилище абхидхармы
») и комментария к нему Яшомитры. В этом научном
предприятии объединились ученые нескольких стран: проф.
Сильвен Леви (Франция), д-р Дениссон Росс (Англия), де
Ла Балле Пуссен (Бельгия), проф. Огихара (Япония) и
Отто Розенберг (Россия). Работа, начатая по инициативе
русского ученого и выполнявшаяся под его руководством,
создала твердую почву для планомерного изучения буддийской
философии .и самого буддизма.

Талант и творческая деятельность Ф. И. Щербатского
развернулись особенно полно в советский период — 2 ноября
1918 г. он был избран академиком, и с 1928 г. возглавлял


Институт буддийской культуры, реорганизованный в 1930 г..
вместе с другими востоковедными учреждениями Академии
наук в Институт востоковедения. Здесь он до конца жизнш
заведовал Индо-тибетским кабинетом.

В 20—30-е годы Ф. И. Щербатской издает свой са<мы№
капитальный труд — монументальную трилогию, опубликованную
на английском «языке. Этот труд всюду в странах
Востока и Запада признан классическим. Он охватывает"
основные фазы развития буддийской философской мысли
на протяжении полутора тысяч лет — с VI в. до н. э., т. е.
со времени .возникновения буддизма, и до конца X в. н. э.,.,
когда он был вытеснен из Индии. Весь период подразделяется
на три более или менее одинаковых этапа, которые соответствуют
традиционным буддийским «трем поворотам
Колеса Закона».

Первая из работ трилогии — «The Centra Conception of
Buddhism and the Meaning of the Word „Dharma"» (London,.
1923) посвящена сложному ключевому вопросу (буддийской
философии — теории «дхарм», элементов, на которые в абстракции
разлагается поток сознательной жизни, или, другими
словами, теории движения атомов, к коим сводятся1
все жизненные процессы, в том числе и душевные явления:
теория исходит из принципа отрицания души. Весьма характерна
поэтому запись, сделанная Ф. И. Щербатским в его
рукописной тетради: «Христос -верил, что тела воскреснут;
Будда же был философ, если не верил ни в воскрешениетел,
ни в перерождение душ, а лишь в наследственность и
безначальность жизни». Понятие «дхармы» автор выдвигает
в качестве центрального лункта буддийского философского^
учения эпохи хинаяны и одного из главных его течений,
сарвастивада. Анализируя «Абхидхармакошу», которая сохранилась
в тибетском, китайском и уйгурском -переводах ш
служит основным источником наших сведений о сарвастиваде,
Ф. И. Щербатской показывает, что по теории сарвастивадинов
«дхарма» — это элемент бытия, хотя оталийская*
школа видела <в ней только морально-этическое начало.

'Вторая часть трилогии «The Conception of Buddhist
Nirvana» (Leningrad, 1927) является, по выражению автора,,
«сестрой» предшествующей и могла 'бы носить название
«The Centra Conception of Mahayana». В ней представлена
га фаза развития буддизма, когда он во II в. н. э. подвергся
переработке под влиянием знаменитого Натарджуны, которого
Ф. И. Щербатской ставил «в один ряд с великими философами
человечества». Этот труд был по силам только
ученому, искушенному в брахманской и буддийской философии
и *в языках — санскритском и тибетском. Он написан на
основе изучения трех труднейших текстов. До исследования
Щербатского ни в Европе, ни «в Индии не имели сколько-ни

€>удь ясного (представления о философском содержании
нирваны. В отличие от других ученых, особенно де Ла Балле
Пуссена, считавшего ее состоянием блаженства души, достигаемого
с помощью практики йоги, Ф. И. Щербатской доказывает,
что нирвана скорее равнозначна "абсолютной реальности,
аналогичной во многом абсолютному духу Гегеля.

•Сравнивая
Нагарджуну с рядом европейских мыслителей, он
писал: «Мы, возможно, сумеем найти еще большее фамильное
сходство между диалектическим методом Гегеля и диалектикой
Нагарджуны». Автор усматривает в нирване центральную
концепцию махаяны, т. е. позднейшего буддизма.
Самая большая и самая замечательная работа Федора

Ипполитовича — двухтомная «Buddhist Logic» (Leningrad,
1930—1932 ^г.), последняя часть его монументальной трилогии,
представляет собой результат более чехМ 25-летнего
труда. Ее ие может обойти ни один специалист, занимающийся
историей, философией и духовной культурой народов
Азии. Здесь Ф. И. Щербатской исследует заключительную
фазу буддийского учения в том его виде, какой оно приобрело
под влиянием великого философа Дигнаги, принадлежавшего
вместе с Дхармакирти и Дхармоттарой к светилам
буддизма. Учение Дигнаги автор прослеживает на фоне всех
важнейших школ индийской философии и в сравнении с
философскими школами Запада. «В этом произведении,—
пишет Федор Ипполитович в авторецензии,— я исследовал по
источникам область индийской логики в ее ведущей, буддийской
ветви и наряду с историческим наброском пытался систематически
изобразить ее. Я старался сделать понятными
чуждые индийские теории путем контраста, resp. параллелизма
с соответствующими европейскими теориями». Работа эта
посвящена теории познания и логике позднейшего буддизма
в их эволюции. «Буддийская логика обнаруживает себя как
кульминационный пункт длительного развития философской
истории. Ее рождение, рост и упадок протекают параллельно
рождению, росту и упадку индийской цивилизации». Тут автор
уже отходит от прежней трактовки, когда он склонен
был видеть в Дхармакирти «индийского Канта». Характеристика
систем логики буддистов звучит так: «Это — логика, но
не Аристотелевская. Она имеет отношение к теории познания,

но не является Кантовской».

«Буддийская логика» получила всеобщее признание в
странах Зашда и Востока. Упоминавшийся уже Дхармендранатх
Шастри назвал ее «шедевром Щербатского» — «ве.
личайшим произведением индийской философии за последние
250 лег».

По признанию Дх. Шастри, Ф. И. Щербатской владэл
санскритом как ортодоксальный индуист и в совершенстве
знал специальную терминологию системы ньяя-вайшешика.


«Превосходно используя критический метод мыслителей За

пада, он в то же время подходил к проблемам индийской

философии с убежденностью и верой ортодоксального индий

ского ученого... Его блестящий талант, его самобытность

напоминают нам гений Дигнаги, и когда мы взираем на его

потрясающую ученость, на глубину его критического анали

за, то испытываем такое чувство, как если бы увидели жи

вое воплощение самого Вачаспатимишры».

Последняя работа Ф. И. Щербатского— «Madhyantavibhanga,
Discourse on Discriminatian between Midde and
Extremes» (Leningrad, 1936)—представляет собою перевод.
с санскрита части основного сочинения школы йогачаров.
Она вышла в свет в 1936 г. в XXX томе «Bibiotheca Buddhica
».

Ф. И. Щербатской первым из русских и советских ученых:
обратил внимание 'на материалистические элементы в индийской
философии. В статье «К истории 'Материализма в Индии
» (Ленинград, 1927) он дал обзор важнейших санскритских
источников и европейских исследований *по этому вопросу.
Индийским мат&heip;