Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Sef Hep
БИЗНЕС
ЖИЗНЕННЫЙ УСПЕХ
ПСИХОЛОГИЯ
САМООБРАЗОВАНИЕ
ЗДОРОВЬЕ
ЛЮБОВЬ И СЕКС
СЕМЬЯИДЕТИ
Мартин Э.П. Зелигман
КАК
НАУЧИТЬСЯ
ОПТИМИЗМУ
СОВЕТЫ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ
МОСКВА
ВЕЧЕ ? ПЕРСЕЙ ? ACT
1997
ББК 88.5 3 49
Вниманию оптовых покупателей!
Книги серии «Sef-Hep» и других жанров можно
приобрести по адресу: 129348, Москва, ул. Красной сосны, 24. Акционерное общество «Вече», телефон: 188-16-50, 188-88-02
Martin E. P. Seigman. Learned Optimism.
© 1990 by Martin E. P. Seigman. © Издание на русском языке, "Персей", 1997.
© Перевод. И. Зотов, 1997. © Художественное оформление. ISBN 5-7848-0063-5 (Вече) Вече, 1997.
«Одна из важнейших книг столетия; ее обязаны прочитать все, кто заинтересован в том, чтобы глубоко понимать наших людей-собратьев и оказывать им помощь».
Д-р Роберт X. Шуллер, автор книги «Крутые времена проходят, крутые люди — нет».
Книга «буквально схватила меня за лацканы... Я был готов к восприятию глубоко оптимистического обращения Зелигмана... оказывается, можно отучиться от пессимизма, перестроив свое сознание... Меня теперь можно называть выздоравливающим пессимистом».
Журнал «Нью-Эйдж».
«Восхитительное достижение... сплав серьезной науки с практическими советами, вооружающий нас пониманием того, как мы себя сдерживаем и как нам измениться в лучшую сторону».
Уэйн У. Дайер, автор книги «Ваши ошибочные зоны».
«В отличие от очередной болтовни на тему позитивного мышления, труд психолога Зелигмана основан на клинических свидетельствах... Это руководство может помочь даже закоренелым негативистам изменить свое поведение».
«Паблишерс Уикли».
. «Написано удивительно живо и местами с юмором... серьезные советы людям, как им изменить когнитивные привычки, ограничивающие их возможности... Крупное достижение».
Джулия Каган, консультант редакции «Макколз», бывший редактор «Сайколоджи Тудей».
«... система переделки самого загнанного в угол пессимиста».
«Филадельфия Дейли Ньюс».
«Доктор Зелигман оптимистично выступает в пользу оптимизма: вы можете ему научиться, вы можете его измерить, вы можете ему научить и вы станете счастливее и здоровее благодаря ему».
Аарон Т. Бек, доктор
медицины, автор книги «Любви
никогда не бывает
достаточно».
«Я так и подпрыгнул... друзья — умеренные пессимисты, давайте-ка бегом за этой книгой».
«Нью-Йорк Тайме Бук Ревью».
«Как научиться оптимизму»... предлагает всем программу, как победить депрессию...»
«Керкус Ревьюз».
«Как научаться оптимизму» дает ценнейшие советы...»
Уэсс Роберте, доктор философии, автор книги «Секреты власти гунна Атиллы».
С верой в будущее посвящаю эту книгу моей новорожденной Ларе Катрине Зелигман
«Да» — это мир, И в этом Мире «Да» Живут, свернувшись, Все миры на свете.
Э. Э. Каммингс
«Любовь — такое место» Не надо благодарности (1935)
Часть первая
поиск
ГЛАВА I
ДВА ВЗГЛЯДА НА ЖИЗНЬ
Отец смотрит на свою спящую в кроватке новорожденную дочь, которую только привезли из родильного дома. Сердце его переполнено благоговением и трепетом перед ее красотой и совершенством.
Девочка открывает глазки и смотрит прямо перед собой.
Отец произносит ее имя в надежде, что она повернет головку и посмотрит на него, но ее глазки неподвижны.
Он берет погремушку, подвешенную на перекладине, и трясет. Ребенок не реагирует.
Его сердце начинает учащенно биться. Он бежит в спальню к жене и рассказывает ей, что случилось. «Похоже, что она совсем не реагирует на шум, — говорит он. — Может, она не слышит?»
«Я уверена, что все в порядке», — говорит жена, запахивая халат, и идет вместе с ним в детскую.
Она зовет малышку по имени, звонит в колокольчик, хлопает в ладоши. Затем берет на руки, и девочка немедленно начинает шевелить головкой, выгибаться и гулькать.
«Боже мой, — говорит отец, — она глухая».
«И вовсе она не глухая, — говорит мать. — Я хочу сказать, что еще слишком рано судить об этом. Она же только что появилась на свет. Наверное, еще и глядеть не умеет».
«Но она даже не пошевелилась, хотя ты хлопала изо всей силы!»
Мать берет с полки книгу. «Давай посмотрим, что пишут в книге о младенцах». Находит раздел «Слух» и громко читает: «Пусть вас не беспокоит, если новорожденДва взгляда на жизнь 11
ный не реагирует на громкий шум и не поворачивается на звук. Требуется некоторое время, чтобы соответствующий рефлекс появился. Ваш врач-педиатр может провести соответствующую проверку слуха при помощи неврологической методики».
«Ну, что, — спрашивает мать, — тебе полегчало?»
«Не очень, — говорит отец. — Здесь вообще не рассматривается возможность того, что ребенок глухой. А пока я вижу только, что мой ребенок ничего не слышит, и я в ужасе от этого. Может, это все от того, что мой дед был глухой. И я никогда не прощу себе, если этот прелестный ребенок лишен слуха по моей вине»,
«Слушай, не торопись, — говорит жена. — Что ты начинаешь с самого плохого? В понедельник вызовем психиатра. А пока взбодрись. Ну-ка, подержи дочку, я поправлю одеяльце, а то оно все вылезло».
Отец берет ребенка, но при первой возможности возвращает жене. Весь выходной у него нет сил заставить себя залезть в портфель и подготовиться к следующей рабочей неделе. Он ходит за женой по дому, сокрушаясь по поводу дочкиной глухоты и загубленной жизни. В его воображении возникают картины, одна тягостнее другой: она не слышит, у нее не развивается речь, прекрасное дитя отрезано от жизни общества, пребывает в безмолвной изоляции. К воскресному вечеру он впадает в отчаяние.
Тем временем мать записывается на прием к педиатру, на самое утро в понедельник. В выходной она занимается физкультурой, читает и пытается успокоить мужа.
Хотя обследование у педиатра дает благоприятный результат, настроение отца остается гнусным. Оно начинает улучшаться только через неделю, когда девочка вздрагивает от «выстрелов» в глушителе проезжающего грузовика. Только после этого отец снова радуется дочери.
 Мартин Э. П. Зелигман
Эти отец и мать олицетворяют два разных взгляда на мир. Что бы ни случилось с ним, будь то налоговая проверка, супружеская ссора или нахмуренный хозяин, всегда он ждет наихудшего: банкротства и тюрьмы, развода, увольнения. Он склонен к депрессии; у него бывают длительные приступы апатии; его здоровье страдает. Она же, наоборот, склонна видеть неудачи в наименее пугающем свете. С ее точки зрения, они носят временный характер, их можно преодолеть, это — некий вызов, с которым можно побороться. После изменения ситуации, она быстро приходит в себя, восстанавливая свою энергию. Здоровье у нее идеальное.
Эти категории людей — оптимистов и пессимистов — я изучал в течение последних двадцати пяти лет. Определяющей чертой пессимистов является их вера в то, что неудачи будут длиться долго, погубят все, что бы они не делали, виноваты в них они сами. Оптимисты же, когда на них обрушиваются аналогичные удары судьбы, относятся к своим неудачам прямо противоположным образом. Они верят, что поражение носит временный характер, что его причины разового свойства, и не они в нем повинны, а обстоятельства, невезение либо другие люди. Поражение не способно сломить их. Неблагоприятную ситуацию они воспринимают как вызов и борются с ней с удвоенной энергией.
К каким последствиям приводят эти два способа оценки причин происходящего? Буквально сотни исследований показывают, что пессимисты легче сдаются и чаще впадают в депрессию. Эти эксперименты свидетельствуют также, что оптимисты чаще добиваются успехов в школе и колледже, на работе и спортивной площадке. Их результаты сплошь да рядом превосходят предсказания тестов профессиональной пригодности. На конкурсные должности оптимистов принимают чаще, чем пессимистов. Здоровье у них гораздо
Два взгляда на жизпь
лучше. Процесс старения у них протекает менее отягощенным болезнями. Есть основания считать, что и живут они дольше.
Обследования сотен тысяч людей показывают, что удивительно высокий процент среди них составляют закоренелые пессимисты; кроме того, у очень многих присутствует серьезная, вызывающая беспокойство склонность к пессимизму. Кстати, не всегда легко самому узнать, пессимист ли вы; эта тень падает на гораздо большее число людей, чем они это сознают. Специальные тесты могут выявить следы пессимизма в речи людей, которым никогда не пришло бы в голову считать себя пессимистами; эти следы чувствуют и собеседники, что может вызвать у них отрицательную реакцию на говорящего.
Пессимизм может так глубоко укорениться в человеке, что будет казаться его неотъемлемой чертой. Я обнаружил, однако, что от пессимизма можно избавиться. На самом деле пессимистов можно научить, как им стать оптимистами, причем не бездумными приемами, вроде насвистывания веселой мелодии или бормотания банальностей («с каждым днем я становлюсь все совершеннее»), а путем приобретения новых сознательных навыков. Причем эти навыки не являются детищем сомнительных энтузиастов или средств массовой информации; они были разработаны в лабораториях и клиниках ведущих психологов и психиатров и подвергнуты тщательной проверке.
Эта книга поможет вам обнаружить склонность к пессимизму у себя или у близких вам людей (если она, конечно, присутствует). Она также познакомит вас с техникой, которая помогла тысячам людей избавиться от застарелой склонности к пессимизму и ее логического продолжения — депрессии. Она позволит вам в новом свете рассмотреть собственные недостатки.
 Мартин Э. П. Зелигман
НИЧЕЙНАЯ ЗЕМЛЯ
В основе явления пессимизма лежит другое явление — чувство беспомощности. Беспомощность — это такое состояние, когда все, что бы вы ни делали, не способно повлиять на происходящее с вами. Так, например, если я пообещаю вам тысячу долларов за то, что вы откроете книгу на странице 104, вы, думаю, не только согласитесь, но и успешно выполните это задание. Если же я пообещаю вам тысячу за то, чтобы вы силой воли сузили свой зрачок, то вы, может быть, и согласитесь, но на результате это не скажется. Тут вы бессильны. Если вы в состоянии сознательно управлять процессом перелистывания страниц, то мускулы, изменяющие размер зрачка, вашей воле не подвластны.
Жизнь начинается с полной беспомощности. Новорожденный младенец не в состоянии помочь себе, так как он* по сути дела представляет собой совокупность рефлексов. Если мать приходит на его крик, это еще не значит, что он управляет приходом матери. Его крик — просто рефлекторная реакция на боль и неудобство. У него, в сущности, нет выбора: кричать или не кричать. По сути, в организме новорожденного есть только один набор мышц, поддающийся некоторому сознательному контролю — те, что связаны с актом сосания. Последние годы жизни человека зачастую сопряжены с возвратом в беспомощность. В это время мы можем утратить способность ходить. Как ни
Просьба к читателю: если в этой книге вы встречает местоимение «он», употребленное, как в этом предложении, для обозначения человеческого существа, то следует читать «он или она». Использовать полную форму каждый раз было бы нелепо; остается надеяться, что когда-нибудь великий английский язык родит разумный альтернативный вариант.
Два взгляда на жизнь 15
прискорбно, можем разучиться управлять своим кишечником и мочевым пузырем, чему мы научились на втором году жизни. Можем не суметь подобрать нужное слово, да и вообще потерять речь и способность управлять своими мыслями.
Длительный период между младенчеством и последними годами жизни заполнен процессом расставания с беспо-мощьностью и обретения контроля над собой. Контроль над собой означает способность производить изменения путем волевых, сознательных действий личности; это — противоположность беспомощности. Через три-четыре месяца рудиментарные шевеления конечностей попадают постепенно под сознательный контроль, махание руками трансформируется в дотягивание, доставание. Затем, к ужасу родителей, становится сознательным крик и плач: ребенок обретает способность реветь, чтобы добиться прихода матери. Этой своей способностью он злоупотребляет до тех пор, пока прием не перестает срабатывать. Конец первого года жизни ребенка знаменуется двумя крупнейшими достижениями контроля над собой: первыми шагами и первыми словами. Если все идет нормально и растущие духовные и физические потребности ребенка получают хотя бы минимальное удовлетворение, то в течение последующих лет беспомощность уменьшается, а самоконтроль растет.
Много вещей в жизни не поддается нашему контролю: цвет наших глаз, наша раса, засуха на Среднем Западе. Но существует обширная «ничейная» территория, над которой мы в состоянии установить свой контроль — или уступить его кому-либо другому, или вообще судьбе. Речь идет о способе нашего существования, наших взаимоотношений с другими людьми, о том, как мы зарабатываем себе на жизнь — то есть о тех аспектах нашего образа жизни, где обычно мы располагаем некоторой свободой выбора.
То, как мы думаем об этой части нашей жизни, может
 Мартин Э. П. Зелигман
существенно усилить или ослабить наше влияние на нее. Наши мысли — не просто реакция на события; они могут влиять на результат. Например, если мы думаем, что не в силах влиять на то, какими станут наши дети, это может парализовать нашу активность в данной области. Сама мысль «что бы я ни сделал, это ничего не изменит» способна помешать нам действовать. И мы уступаем своих детей их ровесникам, учителям и обстоятельствам. Если мы переоцениваем свою беспомощность, вмешиваются другие силы и формируют будущее наших детей.
Позднее в этой книге мы увидим, что умеренный пессимизм может принести ограниченную пользу. Однако мой двадцатипятилетний опыт исследований убедил меня, что если мы привычно верим, как верят пессимисты, что невезение — наша собственная вина, что оно носит длительный характер и способно воспрепятствовать всему, что мы пытаемся сделать, то нас ждут гораздо большие неприятности, чем если бы мы верили в противоположное. Я также убежден, что, находясь в плену такой веры, мы легко впадаем в депрессию, теряем свой созидательный потенциал и даже становимся менее здоровыми физически. Пессимистические прогнозы, таким образом, работают сами на себя!
Ярким примером может послужить истерия молодой женщины, которую я знал; она была студенткой университета, где я некогда преподавал. В течение трех лет ее руководитель, профессор английской литературы, был крайне внимателен к ней, почти нежен. Благодаря его поддержке и своим высоким оценкам ей удалось получить стипендию для годичной учебы в Оксфорде. Когда она вернулась из Англии, оказалось, что ее интересы переместились с Диккенса, на творчестве которого специализировался ее руководитель, на более ранних английских романистов, конкретно — на Джейн Остин, на творчестве которой специализировался один из его коллег. Руководитель попытался убедить ее
Два взгляда на жизнь 17
сделать дипломную работу по Диккенсу, но потом достаточно спокойно воспринял ее решение писать работу по Остин и даже согласился остаться ее консультантом.
За три дня до защиты экс-руководитель письменно обратился в экзаменационную комиссию с обвинением молодой женщины в плагиате, который она якобы допустила в своей работе. По его словам, она осмелилась сделать несколько утверждений по поводу раннего периода Джейн Остин, не сославшись на два научных источника, тем самым присвоив авторство этих положений. Плагиат — тягчайший из академических грехов, и все будущее молодой женщины, включая стипендию и саму возможность окончить университет, оказалось под угрозой.
Когда она обратилась к разделам, которые, согласно профессору, были написаны без ссылки на источники, то оказалось, что источник один — сам профессор. Соответствующую информацию она получила от него во время обычного разговора, когда он делился с ней своими соображениями по рассматриваемому вопросу; при этом он никогда не упоминал о каких-либо печатных источниках. Фактически девушка оказалась жертвой ревности наставника, потерявшего ученицу.
В такой ситуации многие в ярости набросились бы на профессора. Многие, но только не Элизабет. Возобладал ее привычный пессимизм. Она была уверена, что комиссия сочтет ее виноватой и нет никакого способа убедить ее членов в обратном. На чаше весов комиссии слово профессора перевесит аргументы студентки. И вместо того, чтобы защищаться, она ушла в себя, причем все стороны ситуации стали представляться ей в самом невыгодном свете. «Я сама во всем виновата», — говорила она себе. И не важно, что профессор сам заимствовал идеи у кого-то. Главное то, что она их «украла», потому что не сослалась на профессо18 Мартин Э. П. Зелигман
pa. Она сама поверила в собственную недобросовестность; значит, она — мошенница, и, может быть, всегда ею была.
Кажется невероятным, что при всей очевидной невиновности она была готова признать свою вину. Но исследования показывают, что в глазах людей, привыкших к пессимистической оценке, неудачи имеют свойство превращаться в катастрофы. При этом собственная невинность у них обращается в вину. Покопавшись в своей памяти, Элизабет обнаружила факты, которые, как ей казалось, подтверждали собственный суровый приговор; она вспомнила, как в седьмом классе на контрольной списала ответы у подруги; как в Англии она не стала разубеждать своих английских друзей, которые считали, что она происходит из богатой семьи. Вот она и здесь «смошенничала», когда писала свою работу. И на защите она молча восприняла решение экзаменационной комиссии, которая отказала ей в выдаче диплома.
У этой истории нет счастливого конца. Все планы девушки пошли прахом, жизнь не удалась. Последующие десять лет она проработала продавщицей. У нее нет никаких устремлений; она не только не пишет, но даже перестала читать книги. Она все еще расплачивается за то, что сочла своим преступлением.
Но ведь преступления-то и не было! Была проявлена обычная человеческая слабость — привычка рассуждать пессимистически. Если бы она сказала себе: «Да ведь меня ограбили! Меня же подставил этот ревнивый ублюдок!», то логичным был бы и следующий шаг — рассказать все, как было, и защитить себя. Вполне могло бы случиться, что профессора лишили бы права преподавать, а она бы защитилась с отличием, Если бы только она привыкла по другому относиться к сроим жизненным неудачам...
Одно из важнейших открытий психологии за последние двадцать лет сострит в том, что человек может выбирать
Два взгляда на жизнь 19
способ мышления. Привычный склад мышления не обязан сохраняться навсегда.
Психология как наука далеко не всегда была озабочена индивидуальным складом мышления, индивидуальными человеческими реакциями, да и вообще индивидуумом как таковым. Совсем наоборот. Двадцать пять лет назад, когда я был студентом-психологом, дилеммы, подобные описанной выше, объяснялись совсем не так, как сегодня. В то время люди считались продуктом окружающей их среды. Преобладающее объяснение поступков индивидуума сводилось к тому, что людей «толкает» внутренняя мотивация или «тянут» внешние события. • Хотя подробности этого «толкания» или «затягивания» зависят от того, какой конкретно теории вы следуете, в целом все модные теории придерживались такого подхода. Фрейдисты считали, что поведением взрослых людей управляют неразрешенные противоречия детства. Последователи Б.Ф. Скиннера считали, что модель поведения воспроизводится, если ее подкрепляют внешние факторы. По мнению этологов, модель поведения определяется генетическими факторами, а с точки зрения бихевиористов — последователей Кларка Халла наши поступки вызываются необходимостью ослабить воздействие побудительных мотивов и удовлетворить биологические потребности.
Примерно с 1965 года излюбленные объяснения начинают меняться самым радикальным образом. Внешние факторы стали считаться менее существенными для мотивации поведения человека. При этом сложились четыре основных подхода к объяснению поведения человека при доминирующем воздействии внутренних факторов:
• В 1959 году Наум Хомски подверг разрушительной критике основополагающую книгу Б.Ф.Скиннера «Вербальное поведение». Хомски утверждает, что
20 Мартин Э. П. Зелигман
человеческое поведение вообще и язык в частности не являются результатом закрепления речевых привычек прошлого. Сущность языка, по его мнению, сводится в первую очередь к его генеративной, продуцирующей способности. Даже фразы, которых вы никогда не произносили и не слышали (типа «У тебя на коленях сидит пурпурное чудище по имени Гила»), могут быть тем не менее мгновенно поняты.
Жан Пьяже, выдающийся швейцарский исследователь процесса развития детей, сумел убедить весь мир(причем американцев — последними) в возможностинаучного изучения развивающегося сознания ребенка.
В 1967 году с публикацией «Когнитивной психологии» Ульрика Найссера воображение молодых психологов-экспериментаторов, разочаровавшихся в догмах бихевиоризма, было захвачено новым подходом.Когнитивная психология провозглашает возможностьизмерить производительность мыслительного процессаи оценить его последствия при помощи компьютерного моделирования.
Психологи-бихевиористы обнаружили, что лишь мотивы и потребности не в состойнии адекватно объяснить поведение животных и человека, и стали привлекать в этих целях категории знаний и мыслей.
В итоге основные теории психологии стали в конце 60-х годов смещать акцент с внешних факторов в сторону роли индивидуального ожидания, предпочтения, выбора, решения, контроля и беспомощности.
Это фундаментальное изменение в области психологической науки тесно связано с фундаментальным изменением в нашей собственной психологии. Впервые в истории в результате изменений в технике, массовом производстве и
Два взгляда на жизнь 21
распределении, а также по ряду других причин большое количество людей приобрело возможность выбора в важнейших для себя вопросах и соответственно установления личного контроля над своей жизнью. Не в последнюю очередь эта возможность выбора относится и к нашему привычному способу мышления. В большинстве своем люди приветствовали эту возможность. Мы принадлежим к обществу, которое дает своим гражданам возможности, каких они раньше никогда не имели, которое очень серьезно относится к радостям и горестям личности, возвышает ее и считает самовыражение ее законной целью, почти священным правом.
ДЕПРЕССИЯ
Однако вместе с этими свободами приходят и опасности. Потому что век личности оказался также и веком явления, которое тесно связано с пессимизмом; это его крайнее выражение — депрессия. Мы сейчас находимся в самом разгаре эпидемии депрессии; эта эпидемия уносит (посредством самоубийств) столько же жизней, сколько СПИД, но распространена еще шире. Острой формой депрессии поражены сегодня в десять раз больше людей, чем пятьдесят лет назад. Женщины страдают от нее вдвое чаще мужчин, и в среднем она начинается на десять лет раньше, чем поколение назад.
До недавнего времени существовало всего два подхода к проблеме депрессии: психоаналитический и биомедицинский. Основой психоаналитического подхода служила статья, которую Зигмунд Фрейд написал почти семьдесят пять лет назад. Рассуждения Фрейда основывались на весьма ограниченном количестве наблюдений и на чрезвычайно смелой игре воображения. Он объявил, что депрессия есть гнев, направленный против себя, в результате чего человек в
22 Мартин Э. П. Зелигман
депрессии считает себя ненужным, лишенным ценности и желает себя уничтожить. Депрессивная личность, по Фрейду, учится ненавидеть себя чуть ли еще не на руках матери. В начальный период жизни ребенка неизбежно наступает момент, когда мать бросает ребенка, по крайней мере, с его точки зрения. Скажем, она уезжает в отпуск, или слишком поздно задерживается, или рожает другого ребенка. В некоторых детях это возбуждает чувство ярости, но поскольку мать слишком любима, чтобы быть объектом этого чувства, то ребенок обращает его против более доступной мишени, то есть себя (или, точнее, против той части себя, которую он идентифицирует со своей матерью). Это превращается в, саморазрушительную привычку. И если его вновь покидают, его ярость вновь обращается против себя, а не против истинной причины потери. Отсюда отвращение к себе, депрессия как реакция на потерю, самоубийство — «се логично следует одно за другим.
По Фрейду, от депрессии нелегко избавиться. Депрессия есть результат противоречий детства, которые остаются неразрешенными под замерзшими защитными слоями. И только пробившись через них, верил Фрейд, и разрешив застарелые конфликты, можно преодолеть тенденцию к депрессии. Психоанализ год за годом, борьба под руководством врача за поиск детских истоков обращенной против себя ненависти — такой рецепт Фрейд прописывает от депрессии.
При всей приверженности американцев (особенно проживающих на Манхеттене) этому подходу, я должен признаться, что считаю его нелепым. Он обрекает жертву на годы односторонних разговоров о темном и далеком прошлом, и все ради того, чтобы преодолеть проблему, которая могла бы сама по себе «рассосаться» за несколько месяцев. В более чем 90 процентов случаев депрессия носит эпизодический характер, она приходит и уходит. Эти приступы
Два взгляда на жизнь 23
длятся от трех до двенадцати месяцев. И хотя многие тысячи пациентов участвовали в сотнях тысяч сеансов психоанализа, нельзя считать доказанным, что этот вид терапии помогает от депрессии.
Что еще хуже, он основан на предположении вины жертвы. Теория психоанализа утверждает, что жертва сама затягивает себя в депрессию в результате недостатков своего характера, она желает впасть в депрессию. Она стремится к тому, чтобы наказать себя, провести бесконечные дни в горести и, если получится, разделаться с собой.
Я не хочу сказать, что эта критика направлена на то, чтобы вообще разделаться с фрейдистским мышлением как таковым. Фрейд был великим освободителем. В своей ранней работе об истерии — физических дефектах вроде паралича, за которыми не стоит материальной причины — он осмелился исследовать человеческую сексуальность и посмотреть в лицо ее темным сторонам. Однако его успех в объяснении истерии с использованием обратной стороны сексуальности привел его к формуле, которой он пользовался всю оставшуюся жизнь. Согласно ей любое моральное страдание оказывается превращением некоей гадкой части нашего сознания, причем, по Фрейду, эти мерзости заложены в самом основании нашего «Я» и являются наиболее универсальной его особенностью. Эта неправдоподобная посылка, оскорбительная для человеческой природы, открыла эпоху, в течение которой оказалось возможным сказать буквально все:
Что вы хотите заняться сексом с собственной матерью. Вы хотите убить своего отца.
Вы лелеете фантазии, связанные со смертью своего новорожденного младенца — потому что вы хотите, чтобы он умер.
Вы хотите провести свои дни в нескончаемых горестях. Ваши самые мерзкие секреты отражают вашу скрытую сущность.
24 Мартин Э. П. Зелигман
Если использовать их таким образом, то слова теряют связь с реальностью; они оказываются отделенными как от эмоций, так и от нормального, узнаваемого опыта человечества. Попробуйте-ка сказать что-нибудь из этого вооруженному сицилийиу!
Другой, более приемлемый подход к проблеме депрессии — биомедицинский. Он исходит из наследования биохимического дефекта (находящегося, скажем, в ответвлении хромосомы № И), который вызывает дисбаланс химических процессов в мозгу. Психиатры-биологи лечат депрессию медикаментами либо электроконвульсивной терапией (электрошоком). Эти средства быстрые, недорогие и умеренно эффективные.
В отличие от психоаналитического, биомедицинский подход частично верен. Некоторые виды депрессии, по-видимому, действительно являются результатом плохого функционирования мозга, и в какой-то степени они наследуются. Многие виды депрессии реагируют на лекарства-антидепрессанты (вяло) и на электрошок (резко). Однако эти успехи носят частичный характер и являются «обоюдоострыми». Как антидепрессанты, так и пропускание сильного электрического тока через мозг могут иметь неприятные побочные эффекты, которые заметное количество людей, подверженных депрессии, не выдерживают. Кроме того, биомедицинский подход грешит распространением данных, полученных на сравнительно небольшом количестве наследственных депрессий, которые обычно хорошо откликаются на лекарственную терапию, на широко распространенные, гораздо более обычные виды депрессии, которые влияют на жизнь огромного количества людей. Что же касается этих, более «мягких» видов депрессии, которые не унаследованы людьми от своих родителей, то надежное свидетельство о возможности их лечения лекарствами отсутствует.
Что хуже всего, биомедицинский подход делает из, в
Два взгляда на жизнь 25
общем-то, нормальных людей пациентов, зависимых от внешних факторов — таблеток, которыми снабжает их великодушный доктор. Антидепрессанты не вызывают пагубного привыкания в обычном смысле, пациент не будет яростно требовать их после прекращения приема. Однако депрессия зачастую возобновляется после того, как успешно пролеченный пациент перестает принимать лекарство. Вылеченный пациент не может считать себя «кузнецом своего счастья», который вернул себе психическое здоровье; он обязан всем таблеткам. Антидепрессанты в такой же степени являются порождением нашего общества, перекормленного лекарствами, как и несущие душевное спокойствие транквилизаторы и позволяющие окунуться в прекрасные грезы галлюциногены. В каждом из этих случаев эмоциональные проблемы, которые могли бы быть решены за счет собственных усилий и умения человека, разрешаются при помощи внешних средств.
Что если подавляющее большинство депрессий гораздо проще, чем считают биопсихиатры и психоаналитики?
Что если депрессия не есть нечто, что вас побуждаетвзваливать на себя, но что-то, что нисходит на вас?
Что если депрессия — не болезнь, а очень плохоенастроение?
• Что если вы не являетесь пленником прошлых конфликтов (с точки зрения своих реакций)?
Что если вы не являетесь и пленником своих генов ибиохимии мозга?
Что если депрессия проистекает из ошибочных выводов, которые мы делаем из трагедий и неприятностей,без которых не обходится наша жизнь?
Что если депрессия возникает тогда, когда в нас пускает корни ошибочное представление о причине нашихнеприятностей?
Мартин Э. П. Зелигман
• Что если мы можем отучиться от пессимизма и обрести способность с оптимизмом взирать на неприятности?
ДОСТИЖЕНИЕ
Сразу отметим, что традиционный взгляд на достижение, так же, как и на депрессию, нуждается в пересмотре. На наших рабочих местах и в учебных заведениях преобладает точка зрения, что успех является результатом совместного приложения таланта и желания. Если же человек потерпел неудачу, значит, не хватило либо таланта, либо желания. Но неудача возможна и в том случае, если и таланта, и желания более чем достаточно, однако не хватает оптимизма.
Начиная с детского сада у человека постоянно определяют степень талантливости — на это направлены все эти тесты IQ, SAT, MCAT и т.д. — причем многие родители считают эти тесты настолько важными для будущего своего ребенка, что они платят, чтобы только ребенка научили искусству проходить их. Считается, что на каждом этапе вашей жизни эти тесты помогают отделить компетентных от менее компетентных. Причем хотя оказалось, что степень талантливости можно приближенно измерить, повысить ее чертовски трудно. Натаскивание перед тестом SAT может несколько повысить рейтинг учащегося; однако повысить талантливость учащегося оно не в силах.
Другое дело желание; его повысить совсем нетрудно. Умелые проповедники разжигают в пастве исступленное желание спастись в течение одного-двух часов. Умная реклама возбуждает желание, которого только что не было совсем, в один момент. Семинары могут подстегнуть мотивацию и «накачать» сотрудников фирмы. Однако все эти взлеты недолговечны. Пылкая тяга к спасению спадает,
Два взгляда на жизнь 27
если ее не раздувать; увлечение товаром забывается в течение нескольких минут или вытесняется другой новинкой. Накачка может действовать в течение нескольких дней или недель, после чего потребуется начинать сызнова.
Но что если традиционный взгляд на составляющие успеха ошибочен?
Что если существует третий фактор — оптимизм илипессимизм — который значит не меньше, чем талантили желание?
Что если вы, обладая всем необходимым талантом ижеланием, можете потерпеть поражение просто потому, что вы пессимист?
Что если пессимисты оказываются впереди в школе,на работе и на стадионе?
• Что если оптимизм — это искусство, которому можно научиться, которое можно приобретать постоянно?
• Что если этому искусству мы сможем научить своихдетей?
ЗДОРОВЬЕ.
Традиционный взгляд на здоровье оказывается столь же ошибочным, как и традиционный взгляд на талант. Оптимизм и пессимизм почти так же явно влияют на состояние здоровья, как физические факторы.
Большинство людей считают, что физическое здоровье является действительно физическим состоянием и определяется вашей конституцией, здоровыми привычками и тем, насколько успешно вы избегаете поражения бактериями. Они верят, что ваша конституция в основном определяется вашими генами, хотя вы можете улучшить ее здоровым питанием, интенсивными упражнениями, ограничивая себя в холестерине, регулярно проверяясь и пользуясь пристяж28 Мартин Э. П. Зелигман
ными ремнями. Вы можете избежать болезней при помощи прививок, соблюдая гигиену и правила безопасного секса, держась подальше от простуженных людей, чистя зубы трижды в день и т.п. Отсюда следует, что если у кого-то подкачало здоровье, значит, у него не важная конституция, нездоровые привычки и на его пути оказалось слишком много бактерий.
Эта обычная точка зрения полностью игнорирует очень важный фактор — наши познания. Оказывается, что мы можем иметь гораздо большее влияние на состояние собственного здоровья, чем подозреваем. Так, например:
То, как мы думаем, особенно о здоровье, можетизменить наше здоровье.
Оптимисты гораздо реже подхватывают инфекционные болезни, чем пессимисты.
У оптимистов обычно более здоровые привычки, чему пессимистов.
Наша иммунная система лучше функционирует, еслимы настроены оптимистично.
•* Есть свидетельства, что оптимисты живут дольше пессимистов. То, как мы думаем, особенно о здоровье, может изменить наше здоровье.
i Борьба с депрессией, стремление к успеху и физическому здоровью — три наиболее очевидные цели, во имя которых стоит учиться оптимизму. Но, кроме того, существует еще и потенциальная возможность познать самого себя по-новому.
К концу этой книги вы уже будете знать, насколько- вы пессимист (или оптимист), и сможете оценить, если пожелаете, степень оптимистичности своего супруга (супруги) и детей. Вы сможет^ оценить и свой прошлый пессимизм. Вы узнаете много нового о причине своей депрессии (от грусти
Два взгляда на жизнь 29
до глубокого отчаянья) и что заставляет вас продолжать пребывать в ней. Вы станете лучше понимать, почему вас постигла неудача, хотя и талантом вы не обижены, и прямо-таки жаждали успеха. Вы научитесь прерывать состояние депрессии и не допускать ее повторения, причем сможете пользоваться этими приемами в повседневной жизни. Есть основания считать, что при этом улучшается ваше общее состояние. И, наконец, вы сможете поделиться обретенными навыками с людьми, судьба которых вам не безразлична.
Что особенно важно, вы обретете понимание новой для вас науки самоконтроля.
Научиться оптимизму — это не значит открыть заново «мощь позитивного мышления». Искусство оптимизма не возникает из розового мира счастливых событий в воскресной школе. Оно не сводится к тому, чтобы научиться говорить себе одни положительные вещи. В ходе многолетних исследований мы установили, что позитивная информация, которую вы адресуете себе, еще не является залогом положительного результата. Что действительно важно, это ваши мысли в случае поражения, то, что называется «ненегативное мышление». Главным в искусстве оптимизма является способность говорить себе деструктивные вещи, когда жизнь преподносит вам неудачи.
Большинство психологов всю жизнь имеют дело с традиционными проблемами: депрессия, успех, здоровье, политические неудачи, родительские дела, бизнес и тому подобное. Я же всю жизнь стремился выявить новую категорию проблем, которая пересекается с большинством традиционных. Я говорю об успехах и неудачах самоконтроля.
С этих позиций мир выглядит совершенно по-новому. Рассмотрим некоторый набор событий, внешне абсолютно не связанных друг с другом: депрессии и самоубийства становятся обычным явлением; общество расценивает
30 Мартин Э. П. Зелигман
самореализацию индивидуумов как их право; гонку выигрывает не быстрейший, но наиболее уверенный в себе; люди начинают страдать от хронических заболеваний на удивление рано и расстаются с жизнью задолго до отпущенного природой срока; умные и нежные родители производят на свет слабых и испорченных детей; терапия позволяет исцелить депрессию сознательной перестройкой мышления. Где другие могли бы расценить эту схему успехов и поражений, страданий и триумфа как нечто абсурдное и загадочное, я воспринимаю ее как единую картину. Хорошо или плохо, но именно эту линию я пытаюсь проводить в настоящей книге.
Мы начнем с теории самоконтроля. Я познакомлю вас с двумя основополагающими концепциями: беспомощности, которой можно научиться, и стиля объяснения. Они очень тесно связаны. Первая концепция подразумевает реакцию отказа, выхода из игры, которые проистекают из убеждения, что все, что бы вы ни делали, не играет никакой роли. Стиль объяснения — это способ, которым вы привыкли объяснять себе, почему события происходят. Он может играть роль сильного модулятора по отношению к самовнушенной беспомощности. Оптимистическое объяснение останавливает беспомощность, пессимистическое — усугубляет. То, как вы объясняете себе события, когда вы встречаетесь с рядовыми неприятностями или серьезными поражениями, определяет, сколь беспомощными или энергичными вы станете. Я считаю, что ваш стиль объяснений является отражением «слова в вашем тексте».
У каждого из нас в сердце есть слово «нет» или «да». Может быть, интуитивно вы и не представляете, какое именно, но вы этому можете, с большой степенью точности, научиться. Скоро уы будете сами испытывать себя и сможете выявить свой уровень оптимизма и пессимизма.
Оптимизм занимает важное место во многих, если не во всех, областях &ашей жизни. Это, разумеется, не панаДва взгляда на жизнь 31
цея. Но он может защитить вас от депрессии, он может поднять уровень ваших достижений, он может улучшить ваше физическое самочувствие, и вообще в этом духовном состоянии приятнее находится. С другой стороны, пессимизм тоже занимает свое место, и в этой книге вы узнаете о его освободительной роли.
Если тесты покажут, что вы — пессимист, не все еще потеряно. В отличие от многих личных качеств, пессимистический базис не является вечным и неизменным. Вы можете научиться набору приемов, которые освободят вас от тирании пессимизма и позволят вам по вашему выбору исповедовать оптимистический подход. Про эти приемы нельзя сказать, что ими можно овладеть легко и бездумно, но их можно оттачивать. Первый шаг состоит в том, чтобы определить, что за слово в вашем сердце. И не случайно это будет также первым шагом к новому пониманию человеческого разума, которое возникло в течение последней четверти века и сводится к тому, что чувство самоконтроля индивидуума может определить его судьбу.
ГЛАВА 2
УЧИМСЯ БЫТЬ БЕСПОМОЩНЫМИ
К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать лет, я для себя уже вычислил: если родители отсылают меня ночевать к моему лучшему другу Джефри, значит, дома какая-то серьезная неприятность. Прошлый раз, как я узнал позднее, дело было связано с гистерэктомией у матери. В этот раз я почувствовал, что неприятности у отца. Последнее время он вел себя как-то странно. Обычно он был спокойным и уравновешенным — как, по моему мнению, и положено отцу. Теперь же он часто бывал взволнованным, иногда сердитым, иногда сентиментально-плаксивым.
Когда в этот вечер он вез меня на машине к Джефри по темнеющим улицам жилых кварталов Олбени (штат Нью-Йорк), он вдруг резко вздохнул и свернул на обочину. Некоторое время мы сидели молча, а потом он сказал мне, что одну или две минуты он не чувствовал левой стороны своего тела. Я услышал в его голосе страх и сам испугался.
Ему в это время было всего сорок девять — «самый расцвет сил». Продукт великой Депрессии, он после окончания юридического факультета, где был на отличном счету, поступил на надежную государственную службу, не связываясь с лучше оплачиваемой, но рискованной работой. Недавно он решился на первый смелый поступок в своей жизни, выдвинув свою кандидатуру на высокий пост в штате Нью-Йорк. Я ужасно им гордился.
У меня тоже был кризис, первый в моей юной жизни. Этой осенью отец забрал меня из бесплатной школы и отдал в частное военное училище, которое было единственУчимся быть беспомощными 33
ным средним учебным заведением в Олбени, направлявшим толковых выпускников в хорошие колледжи. Вскоре я понял, что являюсь единственным мальчиком из среднего класса среди заполнивших училище отпрысков богатых семей, которые обосновались в Олбени лет двести пятьдесят тому назад, а то и больше. Я чувствовал себя там отверженным и одиноким.
Отец остановил машину у дома Джефри, и я попрощался с ним, чувствуя комок в горле. На следующее утро я вскочил в панике на рассвете. Каким-то образом я чувствовал, что дома у меня что-то произошло и мне нужно туда. Я потихоньку вышел из дома Джефри и побежал к себе домой. Пробежав шесть кварталов, я понял, что успел вовремя. По лестнице парадного входа спускали носилки, на которых лежал мой отец. Я спрятался за деревом и наблюдал. Отец старался выглядеть храбрым, но жаловался, что не может двигаться. Он не видел меня и никогда не узнал, что я был очевидцем самого тяжелого момента в его жизни. Как оказалось, он перенес три инсульта. Парализованный отец остался во власти приступов тоски и, как не странно, эйфории. И физически, и эмоционально он был беспомощен.
Меня не пускали к нему в больницу, а потом некоторое время и в приют в Гилдерленде. Наконец пришел день, когда меня пустили к нему в палату. Он был так же испуган, как я, когда увидел его беспомощным.
Мать что-то втолковывала ему о Боге и о том, что будет «потом».
«Ирэн, — прошептал он, — не верю я в Бога. После всего этого я вообще ни во что не верю, кроме тебя и детей, и мне не хочется умирать».
Так я узнал, какие страдания влечет за собой беспомощность. В течение нескольких лет, которые прошли до смерти отца, я видел его в этом прискорбном состоянии, и
34 Мартин Э. П. Зелигман
это определило направление моих поисков. Его отчаяние подстегивало мое рвение.
Через год под влиянием старшей сестры, которая регулярно таскала домой из колледжа книги, нужные ей по программе, своему не по годам зрелому братцу, я впервые прочитал Зигмунда Фрейда. Я лежал в гамаке и читал его «Вводные лекции». Когда я добрался до главы, где он рассказывает про людей, которым часто снится, что у них выпадают зубы, меня как-будто толкнуло. Мне тоже это снилось! Но меня ошеломила его трактовка. Согласно Фрейду, сны о выпадающих зубах символизируют кастрацию и выражают чувство вины за мастурбацию. Тот, кто видит сон, боится, что отец кастрирует его в наказание за грех мастурбации. Я удивился, как он сумел узнать мои мысли. В то время я еще не знал, что для того, чтобы вызвать в читателе этот толчок узнавания, Фрейд воспользовался совпадением: в юности часто снится, что выпадают зубы, и еще чаще мастурбируют. В его объяснении ошеломляющее правдоподобие соединялось с загадочными намеками на откровения, которые еще впереди. Именно в этот момент я решил посвятить свою жизнь вопросам вроде тех, что задавал Фрейд.
Через несколько лет, когда я, решив стать психологом или психиатром, поступил в Пристон, то обнаружил, что тамошний факультет психологии не представляет собой ничего особенного, зато философский факультет — мирового класса. Я подумал, что философия мышления и философия науки взаимосвязаны. К тому моменту, когда я кончил начальный курс современной философии, я все еще был убежден в том, что вопросы Фрейда правомерны. Однако его ответы были для меня уже неприемлемы, а его методика, основанная на далеко идущих выводах из ограниченного числа примеров, показалась просто ужасной. И я постепенно пришел к убеждению, что только опытным путем можно
Учимся быть беспомощными
надеяться исследовать причины и следствия эмоциональных проблем типа беспомощности, чтобы затем научиться бороться с ними.
И тогда, поступив в аспирантуру, я взялся за изучение экспериментальной психологии. Осенью 1964 года, преисполненный рвения, с новеньким дипломом бакалавра под мышкой я явился в лабораторию Ричарда Л. Соломона в Пенсильванском университете. Мне был двадцать один год, и мне ужасно хотелось учиться у Соломона. Мало того, что он был одним из крупнейших преподавателей-теоретиков в мире, он еще и занимался именно тем, к чему тянуло меня: исследовал первопричины душевных болезней, основываясь на грамотно поставленных экспериментах на животных.
Лаборатория Соломона размещалась в так называемом Заячьем корпусе, самом старом и закопченном здании университетского городка. Открывая ветхую дверь, я побаивался, не свалится ли она с петель. Соломона я увидел в конце комнаты. Он был высокий и тощий, почти совсем лысый, окруженный весьма интенсивной интеллектуальной аурой. Но если сам Соломон был погружен в глубокие размышления, то все прочие в лаборатории находились в состоянии какого-то неистового безумия.
Старший из его аспирантов, дружелюбный и, я бы сказал, заботливый Брюс Овермьер со Среднего Запада вызвался давать объяснения.
«Все дело в собаках, — сказал Брюс. — Они не желают работать. Что-то с ними не так. И никто не может экспериментировать». Он рассказал, что в течение нескольких недель у лабораторных собак, которых, по его выражению, обычно использовали в экспериментах «по переносу», вырабатывали рефлекс по методике Павлова. День за днем их подвергали воздействию двух раздражителей: высокого звука и краткого электрошока. Раздражители действовали парами, один за другим: сначала звук, затем шок. Шок был
36 Мартин Э. П. Зелигман
не слишком болезненным — примерно, как ощущение человека, который хватается за металлическую дверную ручку в сухой зимний день. Идея состояла в том, чтобы у собак нейтральный звук ассоциировался с неприятным ощущением шока, чтобы позднее, услышав звук, они реагировали на него, как на шок — со страхом. Вот и все.
После этого начиналась главная часть эксперимента. Собак сажали в ящик с двумя отделениями, которые были разделены низкой перегородкой. Исследователи хотели, чтобы в ящике собаки реагировали на звук так же, как они привыкли реагировать на шок — перепрыгивали через барьер и убегали. Если бы так все и произошло, можно было бы сделать вывод, что эмоциональное обучение может переноситься из одной ситуации в другую, сильно отличающуюся.
Собакам вначале предстояло научиться перепрыгивать через барьер, чтобы избежать шока; после этого рассчитывали выяснить, можно ли вызвать аналогичную реакцию звуком. Казалось, что это дело верное. Все, что от них требовалось, это перепрыгнуть через низенькую перегородку, разделяющую ящик. Обычно собаки легко выучиваются этому.
Но эти собаки, как рассказал Овермьер, только лежали и скулили. Они даже не пытались избежать шока. Ясно, что в таких условиях нельзя было переходить к основной части эксперимента — испытанию собак со звуком.
Слушая Овермьера и глядя на скулящих собак, я понял, что мы наблюдаем нечто гораздо более важное, чем результаты, которые надеялись получить в ходе экспериментов по переносу. По-видимому, на начальном этапе эксперимента собаки научились быть беспомощными. Вот почему они сдались. Звуки не имели к этому никакого отношения. Во время выработки условного рефлекса они убедились, что их продолжают подвергать шоку независимо от того, борются л^ они, прыгают, лают или вообще ничего
Учимся быть беспомощными 37
не делают. Они и решили (усвоили?), что то, что они делают, не имеет никакого значения. Если так, то зачем пытаться?
Я был поражен этим выводом. Если собаки могли усвоить такое сложное понятие, как тщетность их действий, то мы имеем здесь дело с полной аналогией человеческой беспомощности и возникает возможность ее лабораторного моделирования и изучения. В жизни беспомощность окружает нас со всех сторон: это и городской бедняк, и новорожденный ребенок, и подавленный больной, который лежит лицом к стене. Так страдал и мой отец. Но не известно было никаких научных исследований беспомощности. И моя мысль двинулась дальше: что если воспользоваться этой лабораторной моделью человеческой беспомощности,- чтобы понять, как она возникает, как ее лечить, как предотвратить, как влияют на нее различные лекарства, кто ей особенно подвержен?
Хотя я первый раз наблюдал в лаборатории приобретенную беспомощность, я уже знал, что это такое. Ее раньше наблюдали и другие, но относились к ней как к досадной помехе, а не как к явлению, достойному изучения. Сама моя жизнь, мой жизненный опыт, в особенности впечатление от парализованного отца, подготовили меня к тому, чтобы разглядеть сущность происходящего. Последующие десять лет своей жизни я потратил на то, чтобы доказать научному сообществу, что собаки страдали именно от беспомощности и что беспомощности можно научиться, а, следовательно, можно от нее и отучиться.
Как ни возбуждала меня возможность открытия, ее омрачала мысль о том, что в этой лаборатории аспиранты причиняют стр&heip;