Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Ричард Бах
Хорьки-детективы: Дело о Благородном Поступке

Хроники Хорьков – 5

«Хорьки-детективы: Дело о Благородном Поступке»: София; Москва; 2005
ISBN 5-9550-0471-8
Оригинал: Richard Bach, “Detective Ferrets and the Case of the Goden Deed”

Аннотация

А вдруг все, что мы видим вокруг себя, есть только отражение наших представлений о мире?
Изменится ли это отражение, если мы решим думать по-другому?
Ричард Бах принял такое решение. И увидел мир, где нет зла — и быть не может.
Самое удивительное, что все это правда. Ни в каких «глупых генах» не заложено, что кто-то из нас станет злым и подлым человеком, а кто-то — примером света и добра, по которому дети захотят выстроить и свою жизнь. Все зависит от нашего выбора. От нашего выбора зависит, станем ли мы гениальным детективом — или преступником, которого этот детектив разыскивает.
Но в «Хрониках Хорьков» нет никаких преступников. Последняя война была сотни веков назад. И покончить с войнами навсегда помогла юная девушка-хорек, детектив из нашего времени. Может быть и такое.
Эта книга для всех — для детей и взрослых от пяти до ста.

Последняя война.
Хорьки-детективы: Дело о Благородном Поступке

Предисловие

В детстве я путешествовал по королевству Оз, по всем четырнадцати книгам. Я был влюблен в героев этих книг, в их очарованную землю и в их приключения.
«Мама, это все правда? Страна Оз реальна?»
Она ответила, как порой умеют матери, одной фразой, которая запоминается на всю жизнь: «Эта страна реальна в сознании автора, Ричард, а теперь она реальна и для тебя». Тогда я впервые понял, что новость может быть и хорошей, и плохой одновременно: страна Оз существует! Но я не могу добраться до нее на поезде.
Поскольку я тогда не знал, как спросить, что существует в моем сознании, а что — в реальности, то следующие полвека провел, пытаясь сформулировать свои вопросы:
Если страна Оз существует только в нашем сознании, значит, никто не сможет ее разрушить — никогда?
Может быть, весь мир тоже существует лишь в нашем сознании, а не в действительности?
Что, если все, что мы видим вокруг себя, есть только отражение наших представлений о мире?
Изменится ли это отражение, если мы решим думать по-другому?
Те давние детские путешествия в страны, которых не найдешь на карте, давали мне силы терпеть все эти драмы, пьесы и фильмы о войнах, насилии и преступлениях, хотя я был сыт ими по горло. И вот я поклялся, что, если мне придется увидеть еще одну сцену в тюрьме и одну — об агрессии, еще одну картину ужасающего гигантского взрыва на экране — не важно, произошел он в реальной жизни или нет, — я покину этот мир и создам новый.
— Ба-бах —
Что, если ценой моего ухода удалось бы спасти мир от катастроф, преступлений и войн? И что будет с тем огромным количеством энергии, которую мы расточаем на разрушения? Каково будет жить в мире нашей высшей истины, а не нашей черной неправды, в мире, где мы будем возвышать друг друга, вместо того чтобы всегда и везде друг друга подавлять?
Как приступить к созданию такой цивилизации и как она будет развиваться?
Так родились Хроники Хорьков, рассказ о цивилизации, которая была обречена, но смогла возродиться благодаря простому действию одного-единственного существа.
Ричард Бах

ХОРЬКИ И ЛЮДИ

Когда-то существовало сообщество хорьков, умеющих разгадывать тайны. Однажды они прибыли на маленькую голубую планету Земля. Там хорьки нашли скрытую от чужих глаз долину, где обитало молодое племя людей, добрых, исполненных грации и очарования, наделенных умом и любознательностью, мягким юмором и великой отвагой.
Предвидя опасности, подстерегающие людей, хорьки захотели помочь им преодолеть преграды и несчастья — и подарили четыре сокровища.
Первым хоречьим даром людям был огонь, вторым — колесо, третьим — алфавит и последним — учтивость и уважение друг к другу.
Люди оказались сообразительными и быстро оценили дары хорьков. Когда хорьки-исследователи приготовились покинуть Землю, их просили остаться и разделить с молодым племенем людей радости прекрасной новой цивилизации, готовой расцвести пышным цветом.
Хорьки были тронуты таким гостеприимством и обещали вернуться. В день их отбытия один из людей обратился к ним так: «Дорогие хорьки! Из тех сокровищ, которые вы нам подарили, какое, по-вашему, самое главное? Какое лучше других будет, охранять нас от бед?»
«Хороший вопрос, — ответили хорьки. — Вы можете благоденствовать без огня, колеса и алфавита. Многие на вашей планете, да и во всех галактиках процветают и без этих сокровищ. Но без учтивости и уважения друг к другу и ко всему живому не может уцелеть ни одна цивилизация».
Ответом был общий вздох понимания. Люди выбили Правила Этикета на плитах из оникса и каждую букву покрыли чистым серебром. Когда хорьки улетели восвояси, люди быстро овладели природой огня, научились использовать колесо и алфавит.
Однако они долго думали, как наилучшим образом обеспечить сохранность самого ценного из хоречьих даров. Наконец было решено спрятать пластины с Правилами Этикета в самом укромном месте на планете. Глубоко почитая эти Правила, люди не сделали с них ни одной копии и никому не разрешили их прочесть, их читали лишь те, кто впервые услышал Правила от самих хорьков.
И так случилось, что самый важный из Четырех Даров, оправленный в редкие металлы и украшенный драгоценными камнями, был заключен в огромный железный сундук и после долгого и торжественного путешествия брошен в пучину волн и похоронен навсегда в самой недоступной части океана.
Наше дело — подарить, а уж распорядиться подарком — забота того, кто его получил.
Хорек Антоний. Притчи

Глава 1

Хорьчиха Трилистник поставила чашку с черносмородинным мандалайским чаем на журнальный столик, подлила из кувшинчика немного меда (чистейшего, собранного с одного вида цветов) и уютно свернулась калачиком в своем Кресле Нераскрытых Тайн. Старинное кресло, купленное по случаю на антикварной ярмарке, мягкое, как плетеный солнечный свет, было словно предназначено для размышлений и раскрытия тайн.
Когда в камине разгорелся огонь и ее мех цвета темного шоколада заблестел в его свете, сыщица положила на кресло маленький диск из фетра и попыталась восстановить в памяти факты.
Рисунки из павших на поле кукурузных стеблей были закончены и совершенны, как эмблема: две звезды, одна большая, другая маленькая, соединенные извилистой, как лента, дорогой.
Эти узоры всегда появлялись в предутренний час, между сумерками и рассветом, при полной луне. Они не были исполнены при помощи инструментов или приборов или чего-нибудь в этом роде. Не было там и признаков какого-либо замысла или особого значения.
Трилистник разгладила усы лапой и, уставившись на огонь, стала проверять ход своих рассуждений.
«Нет видимого смысла», — подумала она. В каждой тайне скрывается внутренний смысл, каждую можно раскрыть, лишь сумев встать на новую точку зрения. Трилистник давно поняла, что в мире нет тайн, в которые нельзя проникнуть. С помощью интуиции, наблюдений и рассуждений мы вдруг раскрываем то, что сопутствовало нам всегда, а мы не замечали.
Так думала хорьчиха, не отрывая взгляда от пламени камина и прихлебывая маленькими глотками чай.
В обитой панелями темного дерева скромной комнате рядом с креслом хозяйки стоял письменный стол с блокнотами и авторучками. Там еще были старинные часы, тиканье которых она слушала еще щенком, и блестевший начищенной медью микроскоп со стертой от частого употребления ручкой фокусировки. Над столом располагались полки с книгами: «Анализ от нуля», «Принципы дедукции» и тридцать томов слегка потрепанной от частого употребления энциклопедии «Со всех лап — к знаниям». На вбитых в стену колышках красовались малиновый шотландский берет и белоснежный шарф со множеством карманов. В двери — щель для писем, а над нею причудливой формы колокольчик, снятый когда-то со старого корабля. Мир и покой.
Но на душе у сыщицы тревожно. В отсветах огня перед глазами вспыхивают сцена за сценой — таинственные изображения, возможные ключи к их разгадке, связь между знанием и предположением.
Мисс Хорьчиха Трилистник зарабатывала на жизнь, угадывая степень реальности предполагаемого. Теперь идеи и образы мелькали в ее голове, сменяя друг друга, как в кинематографе. Сцена за сценой являлись и исчезали; возможные решения, ускользая и возникая вновь, постепенно приближали ее к раскрытию тайны.
Она взяла фетровый диск и, осторожно держа его в лапах, закрыла глаза и дала волю воображению.
«Как я люблю эту работу, — подумала она, вдыхая аромат Мандалая. — Как я люблю раскрывать тайны!»

Глава 2

На вершине горы было темно, когда они пришли сюда, девять щенков во главе с мисс Хорьчихой Имбирь, все в теплых шарфах и шапках, и уселись на полянке, покрытой мхом и травой. Хвостики вились за ними, а глаза были распахнуты навстречу звездному небу.
— Звездный мир бесконечен, — сказала учительница. — Посмотрите, над нами миллионы звезд. Но одна из всех — ваша собственная. Вы увидите свою звезду и узнаете ее. Это будет самая теплая, самая дружественная звезда. И когда она шепнет: «Здравствуй!», протяните лапу и ответьте: «Здравствуй!»
Тонкий голосок в ночи:
— Моя собственная звезда, мисс Имбирь?
— Только твоя. Ты навсегда запомнишь эту ночь. Даже когда она растворится в череде лет и многое изменится. Когда ты будешь лететь высоко и свободно и когда погрузишься глубоко в исследование непознанного, твоя звезда всегда будет с тобой. Твоя звезда.
Усики и пушистые маски задрались кверху. Щенята пристально оглядывали небо от горизонта к зениту.
— А какая Ваша звезда, мисс Имбирь? Учительница показала на юг:
— Посмотри, Джимкин, видишь Семь Щенят? Четыре из них образуют прямую линию с треугольником на вершине. Моя звезда — Корриста, вторая из них. Она самая яркая, сверкает голубым светом.
Имбирь вспомнила ночь, когда она впервые увидела свою звезду, тихо сияющую над лугом, недалеко от своего дома. Каким ровным и утешительным был ее свет! С того часа звезда мерцанием предупреждала хорьчиху о возможных переменах к худшему в ее судьбе, независимо от того, были ли дурные предчувствия у самой мисс Имбирь. И звезда никогда не ошибалась.
Учительница видела, как одна за другой тянулись в небо щенячьи лапки. В ночном воздухе шелестело:
— Здравствуй!
Хорьчиха Имбирь следила взглядом за направлением каждой лапки:
— Микела, твоя звезда вон та, голубая?
— Да, мисс Имбирь.
— Ее имя Вейа, это созвездие Дикобраза. Видишь его нос и уши? Так вот, Вейа — его глаз. По преданию, Дикобраз когда-то спас детеныша мышки-полевки. Малыш во сне скатился с крутого берега в поток. Дикобраз плюхнулся в воду, вытащил мышонка и вернул его в родительскую норку. А потом пошел своей дорогой, не придав никакого значения происшествию. Но Великая Хорьчиха Мустелла, королева пушных зверей, все увидела сверху. Когда земная жизнь Дикобраза закончилась, его взяли на небо и сделали созвездием, чтобы все его видели и помнили о его доброте к маленькому живому существу.
Пока Млечный Путь медленно плыл над головами, Хорьчиха Имбирь называла щенкам имена выбранных ими звезд. Очерчивая лапой контуры созвездий, она вспоминала легенды об их возникновении. И рассказала щенкам, как много веков назад хорьки прилетели на Землю, покинув другое солнце и свою собственную планету.
Мисс Имбирь показала звезду по имени Хорек, вокруг которой вращались все другие звезды, и недалеко от нее — созвездие Мустелла, чье тело напоминало ковш. Ручка «ковша» состояла из четырех ярких звезд, образующих хвост Великой Хорьчихи.
— По легенде, Мустелла — единственное созвездие на небе, которое выглядит одинаково с Земли и с планеты Ферра.
— Это правда, мисс Имбирь, или только легенда, как про Дикобраза?
— Большинство сказок рождаются из подлинных происшествий. Дикобразы добры к полевкам даже в наши дни. Но никто не знает точно, откуда мы явились.
Одна маленькая хорьчиха терпеливо ждала, слушала и смотрела на других.
— А ты нашла свою звезду, Трили? — спросила учительница.
Малышка протянула лапку:
— Да, мэм. Она там, в Великой Хорьчихе.
— Последняя в ручке ковша, самая яркая?
— Нет. В середине ручки.
Учительницу словно током пронзило, от носа до хвоста. Эта крошка выбрала...
— Видите две линии под прямым углом? Моя звезда — около вершины угла. Она не очень яркая.
Учительница повернулась к маленькой хорьчихе.
— Из всех звезд на небе, — прошептала она, — ты выбрала ту, что в самом сердце Мустеллы. Кто помог тебе?
— Но, мэм... Разве нельзя? Она же не очень большая...
— Ты знаешь имя твоей звезды?
— Нет, мэм.
— Трили, ее зовут Феррина. Легенда гласит, что это звезда нашей родной планеты.
— Что за легенда, мисс Имбирь? Почему мы ее не знаем?
Учительница задумчиво улыбнулась в темноте. Острая тоска по дому вспыхнула в ее душе.
— Что тебя больше интересует, Трили? То, что уже случилось, или то, что еще должно произойти?
Малышка молча обдумывала ответ. Всю жизнь родители задавали ей вопросы, чтобы научить наблюдать, воображать, делать заключения, изучать. «Почему это так, Трили? Почему это случилось так, а не иначе или вообще не случилось?»
— Больше всего мне интересно... разгадывать тайны!
«Это дитя сможет расширить границы мира», — подумала учительница.
Слушая разговор, рядом стоял щенок с белой масочкой.
— А мне интереснее всего то, что должно произойти! Мисс Имбирь кивнула.
— Как и большинству из нас, Хоппер. То, что уже случилось, — наша история — не так волнует нас, как наше будущее. — Она улыбнулась: — Почему, Трили, как ты думаешь?
— Потому что мы можем творить наше будущее, — ответила маленькая хорьчиха. — Потому что будущего еще не было, а прошлое — было.
В темноте прозвучал голосок Джимкина:
— Но, мисс Имбирь, если очень захотеть, разве нельзя изменить и прошлое?
— Хорьки-философы говорят, что можно.
— Я хочу стать хорьком-философом, — сказал Джимкин.
Какие тропинки выберут себе ее щенята, учительница сказать не могла. Каждый хорек — создание волшебное.
Эта ночь запустила в небо девять ракетных корабликов в девять новых «завтра». И в каждом из девяти сидел малыш со своей собственной звездой, которая навсегда будет его другом.

Глава 3

Ко времени прибытия Хорьчихи Трилистник деревенский клуб был полон хорьков-фермеров. Она обещала поведать им тайну кукурузных полей, и каждый желал ее услышать.
В зале стало тихо, когда сыщица прошла на сцену, украшенную выполненными пером и пастелью рисунками с изображением сухой кукурузы, тыквы и кабачков. В середине сцены располагался стол, залитый льющимся с потолка светом.
Трилистник поставила на стол плетеную коробку. Ее прикрывала крышка, но четыре медных замка не были застегнуты. На коробку падал яркий свет. Шепот прошелестел по толпе: что в коробке?
Сыщица взяла в лапу микрофон, и шепот стих.
— Спасибо, джентльфериты, — произнесла она ясным, твердым голосом опытного детектива. — Дело о Таинственных Рисунках — задача в высшей степени увлекательная и сложная.
Она сделала паузу, обводя взглядом присутствующих от мордочки к мордочке: разные оттенки шкурок и масок, глаза, устремленные на нее, словно на иллюзиониста, готового показать фокус.
— Помогите проверить мое решение, ответив на несколько вопросов.
Мгновенно ее слушатели превратились из наблюдателей в участников игры «Угадай-ка!». «Помогите проверить мое решение» — было типичным приемом сыщицы Трилистник, превращавшим ее клиентов в детективов, участников расследования.
— Нет ли на расстоянии примерно тысячи лап от полей, на которых появились изображения, — начала Трилистник, — каких-либо ручьев или речек?
Усики и маски закивали в знак согласия. Действительно, недалеко от каждого поля, где были обнаружены рисунки, протекает речка, не большая, не маленькая — средняя.
— Если стать лицом к северу, правда ли, что речка всегда протекает слева от поля и никогда — справа?
Вдумчивые кивки. Да, это так.
— Появляется ли рисунок после туманной или дождливой ночи или в ночь, после которой находят рисунок, небо бывает ясным?
Клиенты молча обдумывают ответ, затем, посоветовавшись друг с другом взглядами, кивают, и чей-то голос с общего согласия произносит:
— Каждая ночь перед появлением изображения была ясной.
Трилистник кивнула в знак благодарности за помощь.
— Был ли последний сезон особенно урожайным? Или этот год был трудным для фермеров?
В толпе заискрились смешки. Никоим образом нельзя назвать прошедший год трудным для сельского хозяйства. Они, конечно, от рассвета до сумерек трудились на своих ухоженных полях, но этот год был особенно урожайным.
— Кто-нибудь узнает это? — Сыщица показала фетровый диск, похожий на берет, размером с пол-лапы.
Удивленный возглас из четвертого ряда:
— О, я нашел такой же! На моем поле, расположенном на вершине холма, около апрельского рисунка!
— Ясно, — подтвердила сыщица. — Благодарю вас, джентльфериты, это была замечательная загадка. Польщена тем, что вы пригласили именно меня, чтобы разгадать ее. Ваши таинственные узоры, ваши рисунки из кукурузных стеблей — работа прибывших сюда парижских художников-мышей.
В толпе молчание. Лапы поглаживают усы, точно так же как это делает сыщица.
Если есть в расследовании самый счастливый момент, то он наступил сейчас, когда решение объявлено клиентам и можно наблюдать, как в лучах очевидности тает их недоверие.
— В стеблях кукурузы имеются соединения железа. Когда стебли попадают в магнитное поле, — объяснила Хорьчиха Трилистник, — они прочно связываются с тем покрытием, которым пользуются художники, — льняным маслом. А те привыкли работать на левом берегу реки их любимого города — Парижа. Ясное небо и свет полной луны необходимы, чтобы внедрить в творческие головы сумасбродную идею, иначе они до нее не додумаются. Конечно, следовало ожидать, что кто-то из множества путешественников обязательно потеряет шляпу.
— Но, мисс Трилистник, чем привлекли их наши поля и кукурузные стебли? Если образы приходят к ним при полнолунии, то у них дома что ли полнолуния не бывает?»
Сыщица кивнула:
— Это хороший вопрос. Однако не образы приходят к художникам, а наоборот: художники — к образам. Ваша кукуруза — это их холст. Ваша богатая, плодородная земля видоизменялась в течение многих столетий. Окислы железа разлагались в интенсивных магнитных полях.
Мыши не создавали рисунков, но угадали их чутьем. При помощи своего масла они освободили кукурузные стебли, и те образовали рисунок, повинуясь электрическим разрядам далекого прошлого.
Снова вопрос из аудитории:
— Как мыши могли узнать о существовании рисунков, мисс Трилистник, если мы никогда не догадывались, что они у нас есть?
— Но это мыши-художники, — ответила сыщица. — Они чувствуют малейшие токи, чего мы, остальные, чувствовать не можем. Посмотрите на бабочек, которые перелетают с места на место; их побуждения неведомы им самим. Но эти чуткие создания приземляются на ваших полях, потому что здесь — произведения искусства.
— Но постойте, ведь там могут быть и другие рисунки, еще не найденные!
— Да, весьма возможно.
— Мисс Трилистник, а что они означают? Юная сыщица нахмурилась:
— Вы попросили меня разгадать тайну появления рисунков на ваших полях, — возразила она. — Сказать, что заставляет стебли ложиться определенным образом, кто побывал на полях и почему. Значение рисунков — это совсем другая тайна, и я ее еще не раскрыла. Но клянусь кончиком хвоста, кое-какие соображения у меня есть. Подозреваю, что рисунки — это послания древних с целью напомнить нам о чем-то крайне важном.
— Напомнить нам?
— Что говорят хорьки-философы? Мы знаем лишь то, что уже известно. Ничто не узнается вновь, все только вспоминается.
Из середины толпы спросили:
— Есть ли доказательства правильности вашей гипотезы о том, что мыши-художники — из Парижа? Допустим, вы правы насчет левого берега, но почему именно Сены? Ваши аргументы несколько притянуты за уши...
Картина, которая пронеслась в сознании, пока Трилистник, закрыв глаза, держала в лапах беретик, была свежа в памяти. Будто она очутилась в другом месте — в доме, который был студией мышей-художников, а его хозяин во французском кепи — их лидером.
«Мы ничего не придумываем, — объяснял он художникам, пока они складывали свои кисти и банки с льняным маслом в потрепанные ранцы. — Мы открываем! Освобождаем спрятанные от глаз произведения искусства!»
В своем воображении Трилистник прибыла вместе с художниками на поля, раскинувшиеся за спящей хоречьей деревней, и видела, как искусно мыши орудуют кистями и как падают в изнеможении кукурузные стебли под лунным светом, чтобы зарядиться энергией, освобожденной после многих веков покоя.
Но хорьки-фермеры ждали доказательств.
— Вы правы, — произнесла сыщица. — Как можем мы быть уверены, что мыши прибыли из Парижа? Если обследовать берега речушек слева от рисунков, появившихся на полях, можно найти подземные входы, ведущие в помещения для художников. Там осталось множество отпечатков лап и кое-что еще, например, это...
Она взяла в лапы клочок цветной бумаги и прочла по-французски:
— Chemin de fer de Paris a Londres, tout ensembe.
Сыщица разъяснила:
— Это, джентльфериты, групповой экскурсионный железнодорожный билет на вечерний поезд Париж—Лондон. Дата соответствует дню появления последнего рисунка.
— А это не совпадение? — спросил кто-то. — Можно ли быть уверенным?
— Какое отношение имеют рисунки к нашему урожаю? — спросил другой. — Как вы догадались, что этот год был для нас благоприятен?
— Позвольте ответить на оба вопроса сразу, — сказала мисс Трилистник. — Совпадение? Но разве причина вашего благополучия — не тайна для вас?
Она легонько постучала по крышке плетеного ящика, стоявшего посередине сцены, потом сняла ее и положила рядом.
Щурясь от света, с крошечного шезлонга, стоящего рядом со столиком, на котором лежали куски свежеиспеченного хлеба и сыра камамбер, поднялся представитель вида европейская мышь-полевка. У него были коричневые усы, одет он был в щегольской шейный платок из воздушного шелка и черный фетровый беретик, о котором уже шла речь. Трилистник протянула малютке микрофон.
— Bonjour mes amis  — пропищал крохотный художник. — Это хороший вопрос — насчет вашего урожая.
Аудитория замерла. Трилистник могла просто объяснить разгадку. Никто от нее и не требовал представлять главное действующее лицо.
— Мы... как это сказать по вашему... а ипе... мы становимся... лунатиками, одержимыми в некоторые ночи, когда луна полная. Не бойтесь — совсем не злыми.
Ни звука из словно громом пораженной аудитории, только глазищи перебегали с мисс Трилистник на мышь и обратно.
Представитель грызунов посмотрел на сыщицу, потом — на хорьков-фермеров:
— Мы никогда бы не приехали и не стали здесь работать, — произнес он, — если бы рисунки из кукурузы не просто удивили вас, но принесли бы вам хоть малейший вред.
Снова стало тихо. Не услышав больше вопросов, зверек протянул лапу к сыру и отщипнул кусочек.
— Ура мышам! — крикнул один из фермеров. — Давайте пригласим их теперь в гости, купим билеты в вагон первого класса и устроим выставку их полотен на площади!
При этих словах мышь положила еду на столик, сдернула беретик и отвесила присутствующим изысканный поклон, почти коснувшись носом дна коробки.
Собрание закончилось громкими аплодисментами и возгласами одобрения в адрес художников и, конечно, сыщицы, мисс Трилистник, которая полностью выполнила контракт и раскрыла тайну.
Но по пути домой, когда хоречий поезд вынырнул из темноты туннеля на дневной свет, Трилистник вновь охватило неутоленное любопытство:
«Что означали рисунки?»

Глава 4

Хорек Норки возвратился в город чуть позже мисс Трилистник. Всю дорогу он с восхищением думал о ее мастерстве в Деле о Таинственных Рисунках.
Не переставая следить за поворотами автострады, он различил сквозь ветровое стекло своего «Остин-Фьюррета» промелькнувший дорожный знак:
«Пожалуйста,
соблюдайте скорость,
безопасную
при данных условиях».
Норки включил магнитофон на панели автомобиля.
— Наша юная сыщица не только раскрыла эту тайну, — произнес он в микрофон, — но, как и Дело о Летающем Дельфине и Дело о Большой Охапке Цветов, раскрыла быстро, за один день.
Конечно, испытания следует продолжить, но, думается мне, она — сильный кандидат.
— Известите N. и S., — добавил он, — и, немного подумав: — ...и ZZ.
Норки выключил магнитофон и подумал:
«Что сталось бы с нашей цивилизацией, не будь образцов для подражания?»

Глава 5

C самого своего рождения Хорьчиха Трилистник была окружена вопросами.
«Посмотри на пузырьки, Трили! — говаривала мама, купая ее. — Почему они круглые, а не квадратные? Почему они не тонут в воде?»
«Почему небо меняет цвет, Трили? Куда деваются звезды днем? Сколько весят облака?»
«Хелло, Трили, — приветствовал ее отец по утрам. — Мы и вправду проснулись или завтрак нам снится? И вообще, почему мы спим?»
Родительские вопросы всегда начинались с «почему», и Трили любила придумывать объяснения, если она их не знала. Вопросы вызывали легкое беспокойство, но и ответы не успокаивали, а заставляли думать.
С самого начала родители превращали тренировку в игру:
«Этот шарф носил некий хорек, — говорили ей. — Возьми шарф в лапы, закрой глаза и опиши нам его хозяина».
И она училась видеть с закрытыми глазами, постепенно обретая неистощимую любознательность и умение направлять ее по верному пути.
«Можешь подержать в лапах коробку и сказать, откуда ее привезли?»
«Давай волю воображению, Трили. Если тебе нравится начало сказки, которую ты сочиняешь, выдумывай дальше! Сказка может стать былью».
Вместо того чтобы ждать сложа лапы, пока вырастет, Трили с раннего детства оттачивала свой ум. Постоянная тренировка сделала ее восприимчивой. Никто не смеялся над ней; все хорьки подбадривали ее и радовались ее успехам.
Подрастая, Трилистник преуспела не только в психологии. Она уже разбиралась в логике, анализе, дедукции, криптографии, отпечатках. Иногда к родителям приходили гости и приносили малышке тысячи паззлов, а потом наблюдали, как она складывала их за считанные минуты, что-то напевая себе под нос. Гости качали головами и смущенно улыбались. Любую задачу на сообразительность Трили решала быстро, иногда несколькими способами.
В своей комнате она прикрепила к стене срисованную с фотографии вывеску знаменитой конторы: «Мускат  и Бергамот» — в виде арки, золотыми буквами по черному стеклу, а пониже, на зеркале: «Детективы».
В особом ящике маленького письменного стола лежали вырезки из знаменитых дел Хорьчихи Мускат и собственные заметки Трили о способах расследования знаменитой сыщицы, шаг за шагом, а рядом — другой, ее собственный путь решения задачи.
В делах О Потерянной Звезде, О Наклонившейся Фабрике, О Тайном Даре Хорьчиха Мускат проявила такую блестящую интуицию и проницательность, что у Трили захватывало дух, будто при виде акробата на проволоке высоко над землей.
Изучая свою героиню, Трилистник узнала, что та родом из деревни на севере страны, у нее блестящий, цвета корицы мех и скромная, мягкая манера речи. Особым даром мисс Мускат было умение скрупулезно, шаг за шагом, разбираться в запутанных делах, обращая внимание на детали, которые кажутся совсем простыми.
«Итак, почему это могло случиться?» В свое время эта фраза стала расхожей для хорьков-детективов во всем мире. Озадаченные чем-либо, они, как эхо, повторяли: «Итак, почему это могло случиться?»
«Вот почему я хочу узнать как можно больше о Хорьчихе Мускат, — писала Трили в своих записках, озаглавленных «Дело о моей любимой сыщице». — Я хочу достичь ее уровня. Она не пропускает ничего: ни фотографии в журнале, ни телевизионного интервью. И смысл увиденного понимает мгновенно. Думая о ней, понимаешь: все в мире имеет значение».
Быть такой, как Мускат, стало главной целью малютки Трили. Она твердо решила, что будет сыщицей, и величайшим счастьем для нее стало обдумывать, исследовать, делать тайное явным. Оставаясь одна, она шептала: «Когда-нибудь я буду такая, как Мускат».
Однажды в дверь постучал хорек-торговец, рослый, со светлой маской и слегка неряшливый, будто его мех нарочно расчесывали в разных направлениях. Он предложил кипу разных брошюр и один том энциклопедии под названием «Со всех лап — к знаниям».
Извинившись перед родителями Трили за то, что отнимает время, продавец сел на предложенное ему место и возвестил:
«Весь мир исследований на одной полке! Все, о чем хочет знать щенок. Даже не такая умная малышка, как ваша, найдет здесь абсолютно все обо всем. С этой книгой для нее не останется нераскрытых тайн!»
Услышав такое, родители Трили остро глянули на торговца. Что это было? Случайный набор фраз? Или этот крупный хорек догадался о страсти их щенка к неизведанному?
Хорек-пришелец протянул книгу (Том 23. Статуи первобытные. — Танцы народов мира) младшей из присутствующих: «Откройте на любой странице, мисс Трилистник».
По удивительному совпадению, открылась такая страница: Тайны мира, великие. Трили, пробежав полстраницы глазами, стала читать с новой строки:
Аква-пчелы;
Алфавит древней Ферры;
Аэроплан, неопознанный;
Аква-пчелы (водные пчелы) — обнаружены только в Горностаевом озере, недалеко от дворца «Мустелания». Предполагают, что водные пчелы гнездятся под водой. Поднимаясь на поверхность, летают, чтобы опылять растения неизвестных видов во дворце или около него. Затем возвращаются под воду. Все попытки исследования водных пчел заканчивались бедой: разрушением жилища или здоровья исследователя, поэтому об этих редких существах известно так мало. Местная легенда, однако...
Известно так мало... Нет в мире фразы, более притягательной для Трили-щенка. Она прижала к себе огромный том величиной с половину ее роста.
«О, пожалуйста, — умоляла малышка, — мама, папа, здесь так много неизвестного! Слышали вы когда-нибудь о дворце, в котором летают водные пчелы?»
Родители переглянулись, потом посмотрели на торговца. Цена тридцати томов энциклопедии «Со всех лап — к знаниям» намного превышала скромный домашний бюджет.
Когда посетитель ушел, родители напомнили Трили: «Рядом музей, библиотека...»
«Но я не смогу прыгать от одного к... Папа, я понимаю: мы не можем купить все тридцать томов!»
«Не можем, — заметил отец, — это сильные слова, Трили...»
«Прости, папочка, но зато мы можем купить сразу три тома из десятитомного издания «Со всех лап — к знаниям» для щенков, с простыми словами и понятиями».
Трили не спросила родителей, откуда хорек-торговец узнал ее имя и зачем он забелил мелом свою маску. И не призналась потом, что, как она проверила, он не зашел больше ни к кому из соседей и вообще ни в один дом в их квартале.
Что сказала бы по этому поводу Хорьчиха Мускат? Сначала она подумала бы как всегда: Почему случилось именно так?
Хотя на этот раз Трили не смогла самостоятельно решить эту задачу, она не склонна была искать простых ответов.
Однажды в полдень, когда Трили тащила из библиотеки три тома «Знаний» (с четвертого по шестой), она еще издалека увидела на пороге своего дома тяжелый деревянный ящик. Зная, что родители никогда не оставляют на пороге ненужных предметов, она поняла, что кто-то принес ящик и ушел, не позвонив в дверь.
Почему он так поступил? — Потому, что не захотел быть узнанным.
Остаток пути она неслась бегом.
На ящике не было ни обратного адреса, ни клейма о доставке. При помощи спрятанной в кармане шарфа лупы Трили заключила, что ящик был выгружен из закрытой машины и доставлен к их порогу на лапной колесной тележке красного цвета. Черными чернилами на ящике было выведено: «Хорьчихе Трилистник».
Как только Трили закончила осмотр ящика, входная дверь отворилась.
«Хелло, — приветствовал ее отец, — что это тут?»
Он еще не успел вскрыть ящик, а дочка уже все знала. Это были все тридцать томов энциклопедии «Со всех лап — к знаниям».

Ни родные, ни друзья не удивились, когда увлечение Трили стало профессией. Пришло время, когда юная хорьчиха открыла контору с вывеской
«Хорьчиха Трилистник, детектив».
Контора помещалась в маленькой комнате ее квартиры на Блессингторп лэйн, 7, на окраине города.
Оглядываясь на прошлое, ее соседи говорили:
«Мы всегда знали, что так будет. Малышка — прелестное создание, вдумчивое и доброе. Никогда ее семья не была богата, но Трили — это бриллиант! Любую тайну может раскрыть».
Соседи Трили не знали, что задолго до того, как она раскрыла тайны Дела о Таинственных Рисунках и Дела о Летающем Дельфине, и даже перед тем, как она открыла свою контору, за Хорьчихой Трилистник кто-то постоянно наблюдал.

Глава 6

Музей Древних Времен всегда был притягателен для Трилистник. В старинных вещах таилось очарование. Древние орудия труда, инструменты и посуда в зале предметов материальной культуры, лодки и повозки в зале путешествий. Теперь ум сыщицы постоянно занимали рисунки на кукурузных полях — их тайна уводила в глубь веков.
В тот день Трилистник вошла в недавно открытый зал живописи. Высокие окна прорезали стены, облицованные белым мрамором. Погруженная в размышления, она двигалась в толпе посетителей вдоль картин, расположенных в хронологическом порядке. Вначале внимание сыщицы привлекло изображение хоречьего торгового судна, груженного, по-видимому, шелками и пряностями. Флаг полощется на ветру, алые паруса на фоне синего моря и синего неба. Живопись настолько тонкая, что легко было различить маски и усики у хорька-рулевого и матросов.
Далее на пути хорьчихи оказались катакомбы исчезнувшего города, где она ощутила себя Феретимой в собственном дворце.
«Изображения ведут в глубь веков, — думала Трилистник. — Разгадав их значение, не разрешу ли я загадку нашего собственного происхождения?»
Последний на выставке — простой холст. Серебристо-синяя ваза с бледными цветами на подоконнике овального окна. За окном виден гобелен с маленькими, как точки, танцующими фигурками.
Подпись под деревянной рамой: Цветы. Самое древнее из известных произведений хоречьей живописи.
Трилистник, обтекаемая толпой посетителей, помедлила у картины. Как может столь древний холст быть таким знакомым? Нежные цветы, выписанные в тончайших деталях, она знала как Dodecation Furetii — падающие звезды. Их было много в окрестных парках и полях.
Сыщица пристально рассматривала картину. Где-то она уже видела эту вазу. Только вот где?
Удивительная память подсказывала догадки. В витрине «Дома меха»? — предположила Трили. Нет. В магазине редкостей, мимо которого недавно проходила? Где этот магазин? Постойте... Так много витрин...
Пока память лихорадочно искала ответ, Трилистник изучала картину, вертя головой, чтобы увидеть вазу в разных ракурсах.
И... не смогла вспомнить. «Извините, мы не знаем, где видели вазу. Но терпение! Мы вспомним».
Сыщица вздохнула, покачала головой. Потом вышла из музея и направилась к дому, охваченная чувством, что она пытается вспомнить свое будущее, что эта картина имеет для нее особое значение, которого она пока не в силах оценить.
Могло ли то, что произошло сегодня, быть случайным совпадением? Ей подумалось, что она уже когда-то смотрела на эту картину, а сегодня все только повторилось. Трили покачала головой. Нет, случившееся сегодня не может быть совпадением. То, что кажется случайным, всегда отвечает на ранее поставленный вопрос.
Что означают рисунки на полях?
Когда Трилистник повернула ручку своей двери, на порог упала визитная карточка. Подняв ее, сыщица прочла:
Хорек Норки
Мускат и Бергамот
Детективы

Глава 7

— Не угодно ли чаю, мисс Трилистник?
— Благодарю вас, не беспокойтесь, мистер Норки.
— Никакого беспокойства, мэм. Чай готов.
Хорек Норки поставил перед ней на столик чайный прибор и налил в чашку черносмородинный мандалайский чай. Подлил меда из кувшинчика. Бросил веточку мяты, веточку липы.
— Прошу вас, мэм.
— Спасибо.
Трили почувствовала, что чаепитие сближает ее с новым знакомым.
Известный детектив, Норки оказался гостеприимным хозяином. Казалось, только вчера оставил он Трили визитную карточку, а уже успел стать близким и необходимым.
Рослый хорек, с темной маской и мехом цвета махагона, он считался в кругу детективов гением деталей. В ходе беседы Трили отметила его талант к дедукции и большой опыт в искусстве сыска. До недавнего времени Норки работал в конторе Мускат и Бергамот, потом попробовал открыть собственную практику. Теперь он предлагал Хорьчихе Трилистник свою помощь.
— Мне кажется, я лучше работаю в команде, чем в одиночку, мисс Трилистник, — сказал Норки, когда Трилли прочла его резюме. — Я следил за вашими расследованиями и искренне восхищен вашим мастерством. Если вы окажете честь опробовать меня в качестве своего помощника, надеюсь, я сумею освободить вас от работы с деталями.
Трили внимательно наблюдала за Норки. Ей нравилась его скромность, естественность поведения и манера держаться в тени. Вместе с тем было в нем что-то притягательное, как в звезде над головой.
— Моя специализация — мелкие случаи, — говорил между тем Норки. — Великие тайны — это для вас (простите мне мою наблюдательность). Мне нравятся дискуссии и анализ. Умею ставить вопросы. Мы можем составить неплохую команду.
В течение последних нескольких недель Хорьчиха Трилистник находилась под впечатлением нового знакомства. Ум и манеры Норки так нравились ей, что сегодня она поставила вопрос сама. Достав из ящика стола визитную карточку, она протянула ее собеседнику:
— Будьте любезны, взгляните, мистер Норки. Что вы думаете об этом?
Хорек Норки внимательно осмотрел карточку, перевернул ее. Она была тем, чем и казалась, — обыкновенной визитной карточкой. Поразила его надпись:
Хорек Норки
Трилистник и Норки
Детективы
— Мисс Трилистник, это едва ли необходимо. Я хотел бы стать вашим помощником и не мечтаю о партнерстве.
— О, мистер Норки, вы уже мой партнер. Удивлена, что при ваших достоинствах вы не были компаньоном в фирме Мускат и Бергамот.
— На самом деле, мисс Трилистник...
— Прошу вас, прекратим дискуссию, мистер Норки, и так все ясно. Отныне вы — мой партнер, если вы этого хотите. Мне кажется, мы оба выиграем от сотрудничества. Но если у вас есть возражения, не буду настаивать.
— Благодарю за доверие, мисс Трилистник. Принимаю честь и ответственность быть вашим компаньоном.
К великому облегчению молодой сыщицы новый компаньон взял на себя все посреднические функции, освободив ее от рутинных обязанностей: Интервью, Анализа, Проверки и Корректировки показаний.
ИАПК — основа сыщицкого дела. В излишнем рвении надавить на опрашиваемого и удовлетворить как можно скорее свое любопытство неопытный детектив, как правило, не заботится о доказательствах и отдает интервью в печать. Чем более интересной и интригующей представляется история, тем менее она похожа на правду и тем более нуждается в проверке.
В первую очередь, читатель газет хочет занятной информации, и только во вторую — желает знать правду.
Если хорек-сыщик зарабатывает на жизнь, публикуя непроверенные заключения, его имя попадает в газетную рубрику «Не совсем так».
Вот пример. В утренних газетах появилась заметка под заглавием: Хорек Стилтон рискует жизнью, спасая щенячью игрушку от снежной лавины.
Не успела газета наводнить уличные киоски, в офисе раздался звонок. Норки снял трубку:
— Трилистник и Норки, к вашим услугам. Какое-то время он слушал.
— Понимаю. Конечно, мы сможем. Норки записал что-то в блокнот.
— Будет сделано, мисс Айвет. Благодарим за доверие.
Трили подняла глаза от дела, которое изучала, и сверилась с невидимыми часами... Как мог хорек исчезнуть из своей городской квартиры и объявиться на другом конце континента, не помня ни причин, ни обстоятельств своего путешествия?
— Что-нибудь интересное, мистер Норки?
— О да, мэм, весьма интересное. Звонят акционеры корпорации «Пуш-ТВ» по поводу заметки в утренних газетах о спасении игрушки. Они сомневаются в том, что один из богатейших в мире хорьков был настолько безрассуден, что рисковал жизнью и будущим своей компании ради спасения набитой опилками игрушки. Просят проверить.
Тень улыбки. Трилистник анализирует ситуацию мгновенно.
— Хорек Стилтон вынес игрушку из обвала?
— Да, это так.
— Хорек Стилтон рисковал при этом жизнью или нет?
— Стилтон видел, что щениха уронила своего пингвина в снег, когда прозвучало предупреждение о лавине. Он достал и вернул малютке игрушку. Лавина сошла на следующий день. Я подтверждаю это на основании показаний щенихи, ее родителей и метеослужбы. Наша корректировка гласит: пингвин спасен, крошка Элайза счастлива, Стилтон жизнью не рисковал.
Его собеседница кивнула:
— Благодарю вас, мистер Норки.
Однако Трили была в недоумении: почему крупнейшая в мире корпорация звонит по поводу такой существенной корректировки в самое маленькое детективное агентство?
— Рад служить, мисс Трилистник.
Он дотронулся до цветка на своем столе, долил воды в вазу. Трили замерла.
Музей! Она видела вазу, изображенную на старом холсте, в музее!
Но музей огромный, несколько кварталов под одной крышей. Где именно в музее?
Где? Где? Напряженно работала память. Всё, вспомнила: в том же здании, где картинная галерея, на другом этаже.

Глава 8

Трили влетела в музей Древних Времен уже в сумерках, пробежала зал живописи и остановилась, переводя дыхание, перед картиной, так поразившей ее накануне.
Картина ждала, взывала к ее памяти, как живая пантомима. Молодая хорьчиха вздохнула. Она чувствовала: разгадка где-то рядом, почти у нее в лапах.
Солнце закатилось, и свет, льющийся из окон, понемногу угасал. Трили, не отрывая глаз от доисторической картины, плела свою сыщицкую сеть в ожидании момента, когда ключ к разгадке упадет ей в лапы.
Тьма за окнами сгущалась. Тень упала на гобелен с танцующими фигурками-точками позади вазы. Через несколько минут Трили показалось, что гобелен темнеет под стать небу.
Сыщица мигнула и уставилась на холст. Шерсть на ее хвосте встала дыбом.
— Это не гобелен позади вазы, — сверкнуло в мозгу, — это ночное небо! И не танцующие фигурки на темном фоне, а звезды! Это Мустелла, созвездие Великой Хорьчихи. И овальная рама — не деревенское окно, а иллюминатор космического корабля!
Лапа метнулась к карману за лупой. Трили шагнула к холсту, фокусируя линзы. И увидела не только трещины на древней краске, но и слабо различимые сварочные швы, связавшие воедино овальную раму.
Миллионы хорьков-посетителей музея смотрели на картину, но только Хорьчиха Трилистник поняла, что на ней изображено. Улыбка неизвестного художника, посланная сквозь века: цветы — это метеоры, падающие звезды, дорогой зритель, а танцующие точки — их дом, звездное небо.
Столетия, — подумала Трилистник, — ответ был на виду, только вглядись.
Но ваза, ваза...
И вдруг сверкнуло воспоминание. Как она могла забыть? Зал древней материальной культуры. Четвертый этаж. Там стояли вазы, привлекшие ее внимание. Теперь надо было найти ту, единственную...
— Четвертый этаж! — громко произнесла Трили и кинулась мимо поздних посетителей в зал материальной культуры. Она едва дождалась, пока медленно поднимающийся лифт гостеприимно раскрыл перед ней двери.
Едва касаясь полированного мраморного пола, ее лапы летели по залу и остановились перед стеклянным ящиком, внутри которого стояла та самая ваза — ваза из картины, равнодушная к открытию Трилистник.
Высота вазы, примерно в лапу, позволяла судить о размерах изображенных на картине предметов. Получалось, что иллюминатор был высотой в три лапы, шириной — в две, а весь корабль оказался меньше, чем это считалось ранее. Судно, на котором прибыли на Землю первые хорьки, — заключила Трилистник, — не было гигантским. Оно было не больше парома!
На стеклянном ящике было написано: Копии экспонатов можно получить из запасников. Если вы желаете получить на время оригинал, просьба вернуть его при первой возможности.
Оставив свою визитную карточку, Трили пообещала вернуть вазу утром, притащила ее в квартиру и подвела итог. На вопрос, что означают рисунки на полях, картина дала ответ: мы явились на Землю из космоса.

Глава 9

«Неужели мир еще можно спасти, — подумал Аведой Мерек, — и остался ли хоть кто-нибудь, кто хочет спасти его?»
Хорек-философ обозревал остатки города через отверстие, которое еще недавно было окном его кабинета, а теперь стало зияющей зазубренной дырой в разрушенной стене этой скромной виллы. Повсюду валялись в беспорядке книги, картины и диски. Дым и пламя уходили за горизонт, туда, где догорал закат солнца Ферры.
«Мы защищались до последнего, — подумал хорек-философ, — но чуда так и не произошло».
Он опустился в свое Кресло Для Размышлений с обивкой, разорванной отвалившимися кусками штукатурки.
«Какое чудо может спасти нас теперь?»
Ответ был за пределами разума хорьков при всей их практичности, любознательности, чувстве юмора и страсти к приключениям.
«Как нам помочь себе?»
«Они просят меня поговорить с оставшимися в живых, как если бы...»
Он вздохнул, теряя надежду.
«Что могу я сказать? Как можно изменить ход истории после такой войны?»
     Уже
    слишком
    поздно.

Глава 10

Хорьчиха Трилистник уселась в Кресло Нераскрытых Тайн и разгладила хвост, покоящийся сбоку. В лапах — та самая ваза из особого хоречьего металла, мерцающего голубым блеском. Глаза сыщицы закрыты, она не старается что-либо понять, не напрягает память. И позволяет картине на холсте завладеть своим воображением.
«Мне надо двигаться от вазы. Позволить истории произойти. Это было так...»

Трилистник увидела комнату, комфортабельную библиотеку. Великолепный вид из окна верхнего этажа, крыши домов, панорама столицы. И вдруг во всех рамах лопаются стекла. Валится мебель. Одна из стен рушится. До самого горизонта полыхает пламя. Город в развалинах.
Что это? Метеор, пронзивший планету? От ужасающей картины разрушений Трили содрогается в своем старом кресле. Ей хочется открыть глаза, чтобы этот кошмар не случился.
Но хорьчиха не открывает глаз. Потому что видит скрючившегося за разломанным столом маленького хорька, чуть больше ее самой. Видит его мех песочного цвета, с темными подпалинами.
Глаза хорька закрыты, но Трили читает его мысли.
Они в таком отчаянии, что просят меня сказать слово «городу и миру». Узника — стать спасителем. Но какие слова могут нас спасти? Я только хорек, и я знаю, что все мы обречены стать свидетелями конца нашей цивилизации. Уже слишком поздно.
В своем воображении Трили шагнула к нему. И он услышал звук ее шагов и открыл глаза.
— Кто...
— ...Вы? — спросили хорьки одновременно.
— Меня зовут Трилистник, — сказала хорьчиха. — Я из...
Она остановилась, не зная, как объяснить, откуда она.
Трили виделась хорьку мерцающей голограммой. Сквозь нее он различал пламя на горизонте. И все-таки она была живая. Явилась ли она из иной цивилизации, чтобы дать шанс спасти жизнь на его планете?
Он кивнул:
— Я последний представитель хоречьей цивилизации. Один из последних. Вы пришли, чтобы спасти нас от нас самих. Перед вами конец света и я — Аведой Мерек.
Трилистник моргнула, не веря своим ушам. «Аведой Мерек? Я нашла Аведоя Мерека?»
Он отвернулся, посмотрел сквозь рухнувшую стену:
— Ферра будет жить и дальше. Она останется и даже не заметит исчезновения маленькой цивилизации хорьков.
— Аведой Мерек! Сэр, вы не исчезнете, это не конец, ведь вы...
— Разве это было так трудно, — молвил тот, не слыша ее возражений, — быть всего лишь добрыми друг к другу? Почему хорьки стали единственными существами, отверженными и чьим-то проклятием обреченными на ненависть и противостояние?
Хорьчиха Трилистник стояла, пораженная бушующим вокруг них огнем.
— Это метеоры?
Философ покачал головой, озадаченный недогадливостью чужестранки.
— Нет, не метеоры, — хорек-философ дотронулся до своей груди. — Причина несчастья в нас самих. Одна сторона думает: «Мы добрые, а вы злые». Но другая сторона уверена: «Нет, это не так; это мы добрые, а вы злые!»
Как может этот знаменитый хорек шутить в такой момент, когда все объято пламенем? Что тут смешного?
— Злые хорьки? Что вы хотите этим сказать, сэр? Аведой Мерек не услышал вопроса.
— Начав войну, каждая сторона считала, что сможет уничтожить другую, не причинив вреда себе и тем, кого они любят. Но это невозможно, — он пожал плечами. — Невозможно.
Хорек-философ вздохнул.
— По большому счету, это, конечно, не имеет значения — жить или умереть. Все мы бессмертны. Освобожденная от тела душа — такой же сон, как жизнь в теле. Но этот кошмар вокруг — не сон. Ведь мы были самыми веселыми существами во Вселенной! Как же могли мы выбрать этот ужасный путь уничтожения себя и своих щенков?
Трилистник почувствовала, что комната завертелась вокруг нее. Она наконец поняла.
— Война? — прошептала хорьчиха. — Между хорьками?
Аведой Мерек кивнул, пристально вглядываясь в собеседницу.
— Вы, наверное, из другого мира, не так ли?
Его поразило не столько само ее появление, сколько ее реакция на происходящее, состояние шока от всего услышанного и увиденного.
— Нет, — догадался хорек, — вы не из другого мира, вы из другого времени. Наше самоуничтожение не потрясло бы вас так сильно, явись вы из прошлого. Вы — из будущего.
— Да, — последовал ответ. — Нет... Это сон. Я вас вообразила.
— А может быть, я вас? И племя хорьков только вообразило свой конец? И наша братоубийственная война — только сон? — Он посмотрел на Трилистник с надеждой. — Не так ли?
— Сэр, я не могу поверить... — Она силилась объяснить очевидное, в замешательстве оттого, что этот умнейший хорек не может понять: хорьки не воюют.
— Правила Этикета! — воскликнула сыщица. — Аведой Мерек, ведь это вы их разработали! Как же может случиться война...&heip;