Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Микешнна Л.А., Опенков М.Ю.
М 59 Новые образы познания и реальности. — М.: «российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН),! 1997. - 240 с. !
В книге исследуются новые тенденции в понимании;
знания и реальности. Категории субъекта, истины, знания3 — познавательная проблематика в целом рассматривается в контексте культуры, экзистенциально-антропологической традиции. Раскрывается многомерность феномена;
знания: как бытийного отношения, знания в когнитивной науке и способы его представления; оптическая, зеркальная, «компьютерная» метафоры знания; «неизреченный интеллект» как неявное личностное знание; операциональная структура знания — отражение, репрезентация, интерпретация, конвенция. Новое видение реальности рассматривается как проявление ее виртуальности. Исследуются особенности познания виртуальных объектов, а также виды виртуальной реальности в самом процессе познания, в частности в разных формах диалога — речевого, текстового, сценического, компьютерного.
ББК 87.22
ISBN 5-86004-108-Х
© «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. © Микешина Л.А., 1997. © Опенков М.Ю., 1997.

ВВЕДЕНИЕ
Традиционная гносеология внешне предстает как бы исчерпавшей себя формой проблематизации познавательного процесса, в основе которой лежит принципиальная ограниченность подхода к познанию, состоящая в отвлечении от антропологической, социокультурной размерности, в абсолютизации субъект-объектного видения познания, в предельно суженной абстрактно-гносеологической проблематике. Гносеология, или эпистемология в ее традиционном понимании, по сути дела утрачивает свое фундаментальное положение в структуре философского знания, и сегодня стоит вопрос, должна ли она быть реформированной, или пришла пора отбросить подобный подход к познанию как устаревшую парадигму и заменить ее некоторым спектром дисциплин и подходов, как многообразных ипостасей познания!.
Традиционная гносеология — это в значительной мере воплощение натуралистического подхода к познанию, менявшего свои формы, но не исчезнувшего и сегодня. Натурализм проявляется здесь прежде всего в стремлении построить гносеологию как учение о природе познания, его естественных и психологических предпосылках, механизмах, свойствах в отвлечении от личностных, культурно-исторических «параметров», рассматриваемых как проявление психологизма, либо социологизма. Теория человеческого познания, парадоксально лишенная самого человека как целостности, ограничивалась тощей абстракцией частичного субъекта, осуществляющего единственную функ1 См., например: Rorty R. Phiosophy and the Mirror of Nature. Princeton, 1979; Хаак С. Очередные похороны эпистемологии // Вопросы философии, 1995, № 7; Никитин Е.П. Исторические судьбы гносеологии // Философские исследования, 1993, № 1.

цию, взятую в чистом виде, — получение объективно истинного знания.
Натурализм проявляется в том, что в учении о познании господствовали классические идеалы научности, взятые из естествознания и требовавшие «наукоподобного» объяснения на основе принципов причинности, объективности всех познавательных процессов и явлений. Последнее отразилось даже на самом названии этой области философии — «теория познания», что сегодня требует специального осмысления. Этой тенденции наиболее полно соответствовала трактовка познания как отражения, учение о котором приобретало все специально научные характеристики в работах о природе образа, механизмов отраже- ния, достижеия адекватности, изоморфизма и т. п.
Преодоление натурализма — одно из необходимых условий становления современной философии познания, в ;
которой не только познавательный процесс, но и сам по- , знающий человек должен быть «тематизируем» и не сво- s дим к узко гносеологическим смыслам категории субъекта. Возникла задача — изменить уровень абстракции категории «субъект», расширить ее содержание, оставаясь в рамках философского подхода, объединить все уровни: от эмпирического Я, сознания вообще, духа как целостности мышления, деятельности, чувства до «бытийного ядра личности» — экзистенции (по К.Ясперсу).
Современная философия познания должна также содержать, как исходную, предпосылку о недостаточности абстракции субъектно-объектных отношений, необходимости рассматривать их через призму общения, диалога субъектов, вообще — через межсубъектные связи и отношения, полагая коммуникацию как универсальное условие человеческого бытия и познания. Как пишет Ю.Хабермас в «Теории коммуникативного действия», «фокус исследования переместился от когнитивно-инструментальной к коммуникативной рациональности. Для него парадигматично не отношение частного субъекта к чему-либо в объективном

мире, что можно представить и с чем можно манипулировать, а межличностное отношение, в которое вступают способные к общению и действию субъекты, если они... вращаются в среде естественного языка, употребляют куль-турно-предданные интерпретации и одновременно обращаются к чему-то объективному, общему для них социальному и соответственно к субъективному миру»!.
Необходимо исследовать логико-методологические и собственно философские возможности и проблемы существенного расширения и принципиального переосмысления понятийного аппарата и, соответственно, проблемного поля учения о познании. Как представляется, это возможно осуществить на основе включения всей познавательной проблематики в контекст культуры, а также, что особенно важно, рассмотреть познание как человеческое познание, в его антропологических смыслах и аспектах, стремясь преодолеть тем самым абстрактный гносеологический (имеющий право быть как частный) подход, утративший самого человека. Именно в органическом взаимопроникновении философии познания и философской антропологии авторы видят возможность преодоления традиционной гносеологии как исторической формы, парадоксально совмещающей в себе наивно-реалистические, натуралистические и предельно абстрактные представления и идеи.
Существует многолетний опыт исследований научного познания в контексте культуры в системе ценностных отношений, мировоззренческих оснований, предпосылок и т. п. Известен, в частности, успешный опыт В.С.Степина, рассмотревшего философию науки в контексте философской антропологии. Это, безусловно, прорыв в новую философию познания, который, однако, выражает тенденции, более близкие к социологии научного познания, нежели осущест1 Хабермас Ю. Теория коммуникативного действия. Т. 1 // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 1993, № 4. С. 58. Пер. А.В.Назарчука.

вляет собственно философское рассмотрение гносеологических проблем в контексте проблемы человека и культуры.
Осмысление антропологического содержания познания предполагает не только выявление его социокультурной обусловленности, но также исследование бытийственного статуса познавательной деятельности в системе отношений «человек и мир», что бесконечно расширяет понимание самого человека познающего, а познание не сводит к взаимодействию субъекта и объекта как сознания и бытия. Идеи С.Л.Рубинштейна о том, что «внутреннее содержание человека включает все его богатство отношений к миру в его бесконечности», что в «онтологии человека наличие не только действенного, но и познавательного, созерцательного отношения к миру составляет важнейшую характеристику человека»!, в полной мере не «проросли» еще не только в психологии, но и в теории познания.
Очевидно, что антропологические смыслы познания не исчерпываются социокультурной обусловленностью познавательной деятельности при всей ее значимости. Человек как целостность, по Рубинштейну, имеет более глубинную, фундаментальную подоснову: он причастен к миру как «сознание» Вселенной, как часть его, выражающая собой весь бесконечный мир и его смыслы. Такое видение человека, не сводимого к совокупности всех общественных отношений, хотя и включающего их, существенно меняет многие прйвычнЫё'преяетавлення.^Су6ъект познания с необходимостью предстает как целостность, включающая эмпирическое Я, «жизненный мир» и повседневность, тем са-мым преодолеваются упрощенные представления о чувственном познании как «низшей» ступени; осознается важнейшая роль «предзнания», допонятийных, дорациональ-ных форм созерцания бытия, идет поиск понятийно-логических форм для выражения такого постижения в теории знания.
1 Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976. С. 344. (Человек и мир).

В трактовке субъекта приобретают новое звучание теории о «слоях непосредственности, о данностях или "феноменах", оставленных лишь за переживанием, созерцанием или сущностным усмотрением»!, что предполагает освоение идей феноменологии и герменевтики, рассмотрение познания на основе философии «живого бытия», его естественных горизонтов. Возникает необходимость освоения проблематики неосознанного (личностное неявное знание), бессознательного (архетипы, коллективное бессознательное в познавательной деятельности), при этом существенно развивается понятие рациональности и способов его существования в культуре и социуме.
Антропологические идеи Л.Фейербаха, М.Бубера (философия Я — Ты), М.Бахтина о диалоге, «ответственном участием мышлении» и другие могут быть плодотворно использованы для понимания природы коллективного субъекта, коммуникативной природы не только научного, но и любого познания. В свете антропологических и социо-культурных идей иной предстает и операциональная структура познавательной деятельности, не сводимая к отражательным процедурам, но существенно обогащаемая не менее значимыми приемами репрезентации, интерпретации, конвенции и другими операциями, проявляющими коммуникативную, ценностно-личностную природу познавательной деятельности. Существенно меняются также представления об истине, преодолевается ее трактовка как независимой «ни от человека, ни от человечества» в традициях классического естествознания и наивного реализма. Становится очевидным, что сам целостный субъект предстает правомерным и необходимым основанием для истины, поскольку он есть представленность социального и культурно-исторического опыта, предметно-практической деятельности, через которую очерчивается «круг непотаен1 Плеснер X. Ступени органического и человек // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 101.

ности» (М.Хайдеггер), доступности сущего и удостоверяется истина.
Новые подходы к знанию и познавательной деятельности предполагают поиск форм и приемов, фиксирующих культурно-исторические и антропологические смыслы знания и познавательной деятельности. Обращение к различного рода когнитологическим, т. е. имеющим дело со знанием, дисциплинам позволяет выявить и в дальнейшем использовать новые для гносеологии и методологии структурные единицы знания, в частности, такие как текст, схема, ситуационная модель, сценарий или фрейм и другие. Разумеется, не каждая новая единица будет принята в философии и методологии познания, но вместе с тем их освоение безусловно необходимо. Прежде всего потому, что каждая из этих и подобных единиц структурируется не только в зависимости от особенностей системы языка, а также задач, общих целей и функций в той или иной концепции, например, «искусственного» интеллекта или инженерной лингвистики, но, главное, — формообразование происходит в прямой зависимости от познавательно-интерпретативной деятельности субъекта. Соответственно, в новых единицах знания фиксируются глубинные, скрытые от непосредственного наблюдения связи и элементы ментальных явлений, которые лишь подразумеваются, существуют в знании как «формулы умолчания», предполагающие различные виды невербальных коммуникаций. Очевидно, что все эти и подобные им «человекоразмер-ные» элементы не представлены в традиционных гносеологических и эпистемологических структурах и единицах знания, хотя они столь же значимы, как и общепринятые логические формы. В связи с этим многомерности феномена знания отведено в предлагаемой монографии весьма значительное место и рассмотрены знание как бытийное отношение и типы знания; соотношение знания и социальной информации; представление знания с помощью фреймов, схем и сценариев; личностное профессиональное знание как «неизреченный интеллект»; проблема преодоления метафор, стереотипов и парадигм в познании.

Все эти сложные современные проблемы не только меняют представления о знании, познавательном процессе, но и по-новому представляют саму познаваемую реальность, что особенно важно. Современное видение реальности'через призму познавательных средств и приемов — это особая фундаментальная проблема философии познания и методологии науки. В монографии представлен лишь один из аспектов проблемы реальности, мало разработанный и в определенном смысле неожиданный для традиционной эпистемологической тематики, но тесно связанный с антропологическим и коммуникативным пониманием знания и познавательной деятельности. Это — проблема виртуальной реальности, увиденная авторами сквозь призму познания, диалога, сновидений и иных состояний мен-тальности. Виртуальность предстает как интегральное качество, возникающее в процессах взаимодействия элементов целого. Она существует актуально в пространстве между субъектом и объектом, ее невозможно экспериментально обнаружить ни на стороне объекта, ни на стороне субъекта, взятых изолированно друг от друга. Виртуальные объекты продуцируются также актуальным взаимодействием человека с другими людьми, в коммуникации и в разных формах диалога (текстового, сценического, синер-гийного), а также с компьютером и другими электронными системами. Сложность и нетривиальность познания подобных объектов и процессов обусловлены также тем, что возникновение виртуальной реальности, как правило, спонтанно, как появление вдруг в результате малейших изменений в состоянии хаоса. Это имеет место, например, в синергетических системах в случае эффекта бабочки, при которой система внезапно меняет все параметры. Авторы ставили перед собой двойную задачу: прояснить особенности познания виртуальных объектов и выявить виды виртуальной реальности в самом процессе познания.
Авторство по главам и параграфам распределено следующим образом: введение и заключение, гл. I, гл. II, § 2, 4 - Л.А.Микешина; гл. II, § 1, 3, 5, 6 и гл. I, § 1, 2, 4, 5 — М.Ю.Опенков; гл. I, § 3 — совместно.
9 а

ГЛАВА I
НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПОНИМАНИИ ЗНАНИЯ И ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
1. Изменения в общей теории познавательной деятельности
Главные факторы, породившие новые тенденции в понимании природы, структуры и функций познания, — это подход к знанию в единстве с порождающей его деятельностью субъекта, включение познания в социокультурный контекст и наиболее значимое — гносеологическое осмысление результатов, полученных такими новыми областями знания, как когнитивная психология, когнитология и исследования в области искусственного интеллекта. Однако освоение новых данных требует предварительного рассмотрения ситуации в самой теории познания, в трактовке ее основных категорий и принципов.
Парадоксы и противоречия отечественной теории познания не всегда осознаются сегодня при обращении к этой проблематике. Прежде всего это выражается в том, что теория познания покоится на двух взаимоисключающих парадигмах, которые условно можно назвать именами Дж. Локка и Гегеля. Локковский сенсуализм придает фундаментальное значение опыту, непосредственному чувственному познанию эмпирического субъекта. Близость к этой парадигме видна в основополагающем высказывании В.И.Ленина об исходном в познании «живом созерцании», а также в его теории ощущения и отражения, до сих пор служащей фундаментом отечественной гносеологии.
Влияние учения о познании Дж. Локка в определенной степени проявляется и в том, что фундаментальное поло10

жение отечественной гносеологии — «познание есть отражение» понималось не столько диалектико-материалисти-чески, сколько с позиций материалистического сенсуализма. Это положение в значительной мере трактовалось мировоззренчески, в контексте основного вопроса философии, имело четко выраженную идеологическую окраску. Однако сегодня со всей очевидностью проявилась неполнота и проблематичность трактовки познания как непосредственного получения «копии», образй реального мира. Достаточно обобщенное, метафорическое понятие «отражение» фиксирует скорее конечный результат, нежели операционную сторону познавательной деятельности, «спрямляя» многие этапы познавательной деятельности. Этот процесс далеко не всегда имеет отражательную природу, но скорее реализует творчески-созидательные, гипотетико-проблемные подходы, основанные на продуктивном воображении, социокультурных предпосылках, индивидуальном и коллективном жизненном опыте.
Стремясь втиснуть представления о познавательном процессе в рамки идеологически и социально санкционированной концепции, понятие «отражение» трактовали предельно широко, включая в него и неотражательные процедуры и результаты. Тенденциозность и неоправданность такого расширения содержания понятия отражения проявились уже в том, что в него одновременно включались и представления о структурном соответствии образа и объекта, достигаемом «непосредственным» воспроизведением объекта, и в то же время представления и понятия, получаемые с помощью выдвижения гипотез, задающих предметные смыслы чувственным данным, категоризации, различных способов репрезентации, редукции, реконструкции, интерпретации и других познавательных приемов. Парадокс состоит в том, что познание, имеющее своим результатом образы предметного мира, осуществляется преимущественно неотражательными по природе операциями. Преодоление расширенного толкования отражения, сведения к нему всей познавательной деятельности воз11

можно лишь при разграничении понимания отражения как свойства материи и как познавательной операции наряду и во взаимодействии с другими.
Другая парадигма — гегелевская по своим исходным принципам, утверждая высокую активность развивающегося духа в его абсолютности и всеобщности, исходит, по сути дела, из предельной абстракции субъекта, сведения сущности индивида к сознанию и самосознанию. «Отдельный индивид есть несовершенный дух, некоторый конкретный образ, во всем наличном бытии которого доминирует одна определенность, а от других имеются только расплывчатые черты. ...Отдельный индивид должен и по содержанию пройти ступени образования всеобщего духа, но как формы, уже остановленные духом, как этапы пути, уже разработанного и выровненного»!. Итак, «несовершенный дух» индивида, его переход к подлинному знанию возможны лишь путем усвоения духовных продуктов «всеобщего» субъекта; первично теоретическое отношение субъекта к миру, поэтому индивид с необходимостью проходит «ступени образования всеобщего духа», от обыденного сознания до абсолютного знания. Эти идеи в отечественной теории познания, пройдя материалистическое переосмысление, предстали как детерминация содержания индивидуального сознания общественным сознанием во всем многообразии его форм. Автономность и целостность индивида-субъекта, внутренний творческий потенциал, неповторимость его видения мира и понимания истины — все это, по сути дела, в гносеологии было обесценено, рассматривалось как психологизм. Условием «объективности» знания стало преодоление эмпирического индивида как «несовершенного духа», полное отвлечение от глубинных структур сознания как иррациональных, дологических форм, осуществлялось сведение к частичному субъекту, как функции познания.
1 Гегель Г.-В.-Ф. Соч. Т. IV. С. 14-15.
12

Таким образом, субъект познания в соответствии с господствующими локковской и гегелевской парадигмами был представлен в отечественных гносеологических текстах одновременно и как абстракция индивидуального эмпирического субъекта, осуществлявшего «живое» созерцание, непосредственное чувственное познание-отражение, и как «сознание вообще», т.е. предельно абстрактный субъект, лишенный каких бы то ни было индивидуально чувственных либо конкретно-исторических характеристик.
Парадоксальной представляется и еще одна ситуация. Признавая как догму положение марксизма о социально-исторической природе и обусловленности познания, субъекта и субъект-объектных отношений, отечественные философы вместе с тем полностью отвлекались от этой обусловленности, отождествляя теорию познания лишь с абстрактным гносеологическим подходом. Этому есть, безусловно, и объективные причины, прежде всего связанные с тем, что учет социокультурных и ценностных факторов познания требовал существенного усложнения учения о познании, введение новых, неразработанных категорий, пересмотр фундаментальных положений.
Следует также отметить, что отечественный вариант теории познания унаследовал скорее традиции сенсуализма и рационализма, нежели Гегеля и Маркса в трактовке социокультурной обусловленности. Первые рассматривали познание как некий внеисторический процесс, в котором социально-исторические факторы представали как «фон» или «помеха», призраки, идолы (по Бэкону). В свою очередь Гегель и Маркс, отказавшись от понимания сознания как неизменной естественной априорной способности человека, видели задачу исследования познания в осмыслении социально-исторического процесса развития познавательного опыта человечества!. Не учитывались также поиски и
1 Теория познания: в 4-х т. Т. 2. Социально-культурная природа познания. М., 1991. С. 12.
13

достижения другой традиции, возникшей и развивавшейся параллельно с немецкой классической философией, — традиции герменевтики, подпитанной немецким романтизмом, ставившей культурологические аспекты познания и
методологии наук о культуре в центр внимания (Ф.Шлей-ермахер, В.Дильтей).
Последние десятилетия отечественные теория познания и философия науки поставили перед собой цель — найти как и в каких формах социальное и культурно-историческое входят в содержание знания и влияют на способы и результаты познавательной деятельности, как осуществляется превращение внешних социокультурных, ценностных факторов во внутренние когнитивные и логико-методологические детерминанты. Обращение к социальной природе самого познания с необходимостью выводит на глубинные уровни анализа и понимания природы и структуры знания, когнитивные идеи, логико-вербальные формы и ценностные предпосылки которого оказываются укорененными в культуре общества. Выясняется, что многие фундаментальные элементы знания и познавательной деятельности органически соединяют в себе когнитивные и ценностные начала, разъятие которых разрушает само знание. Социальность, предстающая как совместный, либо как всеобщий труд, выражающаяся, в частности, в коммуникативности и общении, имеет свои когнитивные и логико-методологические следствия и императивы, находящие отражение в содержательных и структурных особенностях, а также в организации и построении знания и познавательной деятельности.
Отчетливо просматривается еще один парадокс, существующий не только в отечественной гносеологии. Общая теория познания на самом деле не возникла как общая и не была учением о познании вообще, в отличие, скажем, от учения о научном, специализированном познании. Как показывают исследования по истории науки и философии, прежде начало формироваться учение о принципах, мето14

дах способах научного познания, которые затем были распространены на познание в целом. Так, Платон распространил пифагорейский теоретизм на оценку человеческой познавательной деятельности в целом и тем самым преобразовал его в общегносеологическую концепцию рационализма. В начале XVII в. Ф.Бэкон разрабатывал гносеологию «эмпирической» науки. Дж.Локк позже посчитал возможным распространить принципы бэконовского эмпиризма на человеческое познание в целом. Так была построена первая общегносеологическая концепция сенсуалистического типа1. Таким образом, за пределами общей теории познания осталась огромная область внерационального, вненаучного, «инонаучного» (по выражению С.С.Аверин-цева), т.е. всего того, что должно быть предметом внимания гносеологии, но выпадало из ее поля зрения, поскольку не соответствовало критериям объективности естественнонаучного знания, на которых базировалась теория познания.
Преодоление подобной неполноты, односторонности и ограниченности теории познания осуществляется сегодня в исследованиях различных форм заблуждения человеческого. разума, а также при изучении различных типов практического и духовно-практического знания. Как особые системы и виды знания исследуются обыденное, религиозное и мифологическое знание, изучаются магия, мистика, алхимия и астрология. Однако познавательное богатство этих областей знания и опыта еще не оценено в должной мере теорией познания и именно ей предстоит разработать философско-гносеологические основания, выяснить природу этого человеческого опыта и признать за ним статус нормального знания. В основу типологии знания должны лечь соответствующие типологии познавательных способностей индивида и типологии практик. Свойства знания
1 Никитин Е.П. Исторические судьбы гносеологии // Философские исследования, 1993, № 1. С. 64-65.
15

должны выводиться не из традиционных стандартов рациональности, но из свойств познающего субъекта, его деятельности и общения. Переосмысливается также роль и природа заблуждений в познании. Заблуждение предстает не просто отклонением и противоположностью истины, но, будучи относительным, оно оказывается выражением многообразия направлений и приемов познавательного процесса, его противоречивости, гипотетичности и риска, множества различных смыслов и интерпретаций. «Придавая должное значение роли заблуждений... мы возвращаем познавательному опыту человека утраченную полноту, а за теорией познания признаем право (и обязанность) заниматься исследованием различных видов знания, каждому из которых могут быть свойственны свои критерии строгости, адекватности и обоснованности. Тем самым мы привлекаем в гносеологическое исследование все многообразие деятельности и общения, взятое в когнитивном измерении» (.
Новое понимание соотношения научного и вненаучного предполагает в целом переосмысление рационального и иррационального, их соотношения и типов рациональности. В современной духовной культуре идет поиск новых представлений о рациональности, ее совокупного образа, преодолеваются оценочные смыслы самого понятия, предполагавшего жесткое противопоставление как положительного или отрицательного рационального — иррационального. Классическая трактовка рациональности исходит из того, что разум неизменен, тождествен самому себе. «Неизменный разум господствует над неизменной природой согласно неизменным принципам» 2. в этом контексте рациональное одновременно предстает как целесообразное, а
1 Касавин И.Т. Постигая многообразие разума (Вместо введения) // Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. М., 1990. С. 11-12, 13.
2 Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984. С. 36. 16

оационалистическое мышление и разумно-целесообразное действие осуществляются универсальным субъектом, обладающим могущественным рефлексивным сознанием, не знающем границ в познании себя и окружающего мира.
Научная рациональность в значительной мере соответствует идеалам классической рациональности. Она предполагает существование нормативов и критериев, позволяющих отличить научное знание от обыденного, вненаучного или заблуждения, псевдознания. Существенным признаком научной рациональности считается наличие особого метода исследования как строго определенного и единственно возможного в разумном исследовании. Здесь сочетаются и в определенном смысле совпадают логика и разум, при этом отвергаются эмоциональное, мировоззренческое — вообще ценностное влияние как «ненаучное», искажающее влияние на познавательную деятельность ученого. Однако история науки показывает, что научная рациональность в традиционном, классическом понимании оказывается слишком узкой, не охватывающей реальный процесс исследования, который включает также факторы иного порядка, в частности культурно-исторические. В связи с этим выявлен новый тип рациональности, который может быть назван социокультурным!.
Рациональность в этом случае понимается как обусловленность научной деятельности социальными институтами, определяющими ее формы и оценивающими на основании конкретных социальных и культурно-исторических стандартов. Последние предстают в форме мировоззренческих, ценностных предпосылок, различных убеждений, парадиг-мальных образцов, способов видения. Трактовка рациональности в таком контексте исходит из антропологических характеристик субъекта и социальных условий его деятельности. Рациональность предстает как понятие, от1 Касавин И.Т., Сокулер З.А. Рациональность
Критический очерк. М., 1989. С. 8-28.
| познании и практике.
^•yff 17
Центральная г<~'1'.'.
У НИЗЕ? "С'./: !-)••"-.Я &;^
19102^,' 'С-^т-^:;
И Я ff - Р ^ V. И '-I' ,:. г' i с"'.," '•< /1 .

эажающее границы конструктивной человеческой деятелв-тости, лежащие в самом человеке и в создаваемом им <ире1.
Новые моменты в понимании рациональности говорят и ) новом соотношении ее с иррациональностью в современ-юй европейской культуре, что находит свое отражение в юответствующих текстах. Противоречивость самого рацио-1ального подметил и проанализировал еще Гегель, у кото-юго впервые встречается истолкование категорий рацио-1ального и иррационального как проявления диалектики рассудка и разума: «...то, что мы называем рациональным, тринадлежит на самом деле области рассудка, а то, что мы 1азываем иррациональным, есть скорее начало и след ра->умности. ...Науки, доходя до той же грани, дальше кото-юй они не могут двигаться с помощью рассудка... преры-шют последовательное развитие своих определений и за-1мствуют то, в чем они нуждаются... извне, из области 1редставления, мнения, восприятия или каких-нибудь дру•их источников;^.
Научное творчество трактуется здесь не просто как про-1вление рассудка, но как начало разумности, выступаю-цей в форме иррациональности. Разработка такого подхо-ia к иррациональному представляется наиболее перспективной сегодня. Иррациональное лишается своей отрицательной оценки, оно понимается как интуитивные, схваты-(аемые фантазией, чувством, неосознаваемые грани самого )азума. Иррациональное предстает как новое, еще неот->ефлектированное, допонятийное, не принявшее логически шределенные формы знание. Оно еще проблематично, не-)боснованно, но уже присутствует как необходимый твор-1еский компонент познавательной деятельностиЗ.
В целом существующие парадоксы и противоречия в
•еории познания, а также фундаментальные изменения в
1 Там же. С. 67-84.
2 Гегель Г.-В.-Ф. Энциклопедия философских наук. Т. I. С. 415 — 416.
3 Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988. С. 115.
18

этой сфере, ставят новые задачи, прежде всего связанные с разработкой новых понятий и переосмыслением прежних представлений традиционных базисных понятий.
Чувственное познание как единство сенсорных данных, содержательных схем мышления, культурно-исторических ооразцов. В последнее время внесены серьезные изменения прежде всего в понимание природы такой фундаментальной формы познания, как ощущение. Выявлена, в частности, своего рода гетерогенность чувственного познания, включающего не только образные, но и знаковые компоненты, что вносит существенные уточнения в прежние представления о познании как отражении, выявляет репрезентативный характер многих элементов и структур познавательной деятельности. Обосновывается, что чувственные модальности ощущений — звук, вкус, цвет, ощущения тепла, холода и др., определяясь природой анализаторов, являются в то же время знаковыми обозначениями физической природы раздражителей, которая недоступна непосредственно чувственному познанию и раскрывается лишь опосредованно, логическими и теоретическими средствами.
В связи с этим необходимо вспомнить давнюю дискуссию о том, является ли ощущение знаком или образом. Еще в 1866 году Л.Фейербах критиковал «физиологический идеализм» известного ученого И.Мюллера, который утверждал, что одна и та же внешняя причина в различных органах чувств возбуждает различные ощущения соответственно природе каждого органа чувств. Это был так называемый «закон специфических энергий нервов», из которого делался вывод о том, что индивид ощущает только себя. Ученик Мюллера — Г.Гельмгольц, известный физик, физиолог, автор основополагающих трудов по физиологии слуха и зрения, пришел к заключению, что «наши ощущения... суть только знаки внешних объектов, а отнюдь не воспроизведения их с той или другой степенью сходства»!. Таким образом, вывод, касающийся модальности ощущений, он распространил на ощущение в целом.
1 Гельмгольц Г. Популярные речи. Спб., 1896. Ч. 1 С. 96.
19

Обращение к истории науки не теряет своей актуальности, поскольку приведенный материал стал предметом философской оценки в работе В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», идеи которой и положения теории познания как теории отражения десятки лет рассматривались как основополагающие для отечественной теории познания. Ленин, как известно, занял противоположную позицию, рассматривая ощущения лишь как субъективный чувственный образ действительности, отрицая утверждения Гельмгольца о их знаковой природе!. Таким образом, не был понят тот факт, что в чувственном познании имеет место диалектика чувственного и образного, что модальности ощущений, представляющие собой форму чувственного отражения, определяются функциональной организацией анализаторов, не содержат сведений о физической природе воздействующих на органы чувств элементарных стимулов и, следовательно, являются своеобразной системой внутренних знаков. Происходит кодирование физических параметров в естественных знаках — психических модальностях. Отрицание знаковой формы чувственного отражения приводит к наивно-реалистическому отождествлению чувственной картины объективной действительности с самой этой действительностыо2.
Чувственное познание предстает как единство изображения и обозначения. Из знаковых элементов, замещающих физическую природу и свойства объекта, формируется образ объекта, воспроизводящий его структуру. Непосредственно из ощущений человек не может узнать какова физическая природа данного раздражителя, большинство явлений материального мира вообще недоступно человеческим органам чувств, в частности, такие, как радиоак1 Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // ПСС. Т. 18. С. 322, 246 и др.
2 Губанов Н.И. Чувственное отражение (Анализ проблем в свете современной науки). М., 1986. Гл. II.
20

тивное излучение, электромагнитное поле за пределами видимого спектра, гравитационное, электростатическое и магнитное поля, ультразвук и др. Как известно, для этого применяется соответствующая аппаратура, различного рода посредники, но главное — вступает в действие умопостижение, теоретическое знание. Оно исходит из показаний анализаторов, но вместе с тем настолько выходит за их пределы, что степень познания человеком окружающего мира определяется в значительной мере не его природной организацией, но уровнем развития его мышления и общественной практики, коммуникациями и культурным контекстом! .
Новые представления о чувственном познании складываются и под воздействием исследований в области теории восприятия, где разрабатываются различные подходы к анализу перцептивной динамики. Наиболее значимыми для теории познания стали субъектный, конструктивистский, прогностический и когнитивно-структурный подходы (по классификации В.А.Барабанщикова). Эти исследования, в частности, показали, что сенсорные данные, будучи результатом воздействия предмета на органы чувств, вместе с тем недостаточны для разграничения реальности и иллюзий, не являются собственно познавательным образом, знанием как таковым.
Как показали исследования известного ученого, профессора бионики Эдинбургского университета Р.Грегори, «из одних и тех же данных можно «вывести» совершенно разные объекты», «любой двумерный паттерн может отвечать бесконечному числу возможных трехмерных форм»2. Поэтому сенсорные данные — это лишь материал, в котором субъекту презентируется предметное содержание и который в процессе восприятия подвергается различным способам переработки уже неотражательного характера — вы1 Там же.
2 Грегори Р. Разумный глаз. М., 1979. С. 9, 27.
21

Sopy, категоризации, интерпретации и т. д. Принципиаль-1ым является то, что познание предстает здесь скорее как процесс выдвижения перцептивных гипотез и затем их шробация, а также предсказание новых объектов, свойств, 1роцессов. Это означает, что познание не является «копированием» действительности, но предстает преимуществен-то как процесс выдвижения субъектом предположений, г.е. принципиально иной процедурой, фундаментальным условием которой становится система личностных, куль-гурно-исторических, предметно-практических предпосы-ток, установок, в целом ценностных ориентации субъекта.
Таким образом, познавательный процесс, не сводимый к отражательным процедурам получения чувственного образа как «слепка» вещи (по Дж.Локку), предстает сегодня в системе гипотетико-селективной, творчески-проективной, интерпретирующей деятельности субъекта, опосредован-яой различными по природе — знаковыми и предметными репрезентациями, содержащими, как и сама деятельность, квинтэссенцию социального и культурно-исторического эпыта.
Но в таком случае на передний план выступают иные параметры и характеристики познавательной деятельнос-ги, а прежние, в частности, адекватность, соответствие, уточняют свое содержание. Адекватность чувственного по-энания, предполагая соответствие сенсорных данных параметрам объекта, вместе с тем непосредственно зависит от имеющихся у субъекта наборов категорий или объект-гипо-гез, а также перцептивных установок и предвосхищающих когнитивных схем. Все эти средства, особенно выдвижение эбъект-гипотез, обеспечивают процедуру интерпретации, или осмысления, в результате чего сенсорные данные получают предметные смыслы, а восприятие, таким образом, жазывается тесно связанным с феноменом понимания.
Обращение к проблеме понимания в познавательной деятельности — это тоже признак нового видения познания. Методология и философия понимания, разрабатывае22

мые традиционно герменевтикой, не распространялись на гносеологию и чувственное познание в частности. Последние десятилетия феномен понимания выявлен и исследуется и в этих областях философского знания. В семантической концепции понимание рассматривается как интерпретация, т.е. приписывание, придание смысла тем объектам, которые ими не обладают, как, например, явления природы, или выявление смысла в тех случаях, когда смыслы уже заданы при создании того или иного объекта, как в случае языка, текстов, произведений искусства. И поскольку любое восприятие предполагает предметную осмысленность сенсорных данных, постольку мы постоянно имеем дело с этим первичным уровнем понимания уже в самих исходных актах чувственного познания.
Такое видение понимания, как показал А.Л.Никифоров, ставит проблему «индивидуального смыслового контекста», который при всей его личностной неповторимости, вместе с тем имеет и общее со смысловыми контекстами других индивидуальностей. Эта общность базируется на общности знаний о реальном мире и повседневной практике людей. В целом индивидуальный смысловой контекст представляет собой открытую систему, изменяющуюся на протяжении всей жизни индивида, поскольку изменяются знания, личный жизненный опыт, цели, приобщенность к культуре, профессиональные навыки и т. п. Восприятие и осмысливание окружающей действительности и происходит путем накладывания на нее индивидуального контекста познающего субъекта!.
Необходимо учитывать еще одну фундаментальную особенность восприятия — его целостность. Традиционно в эмпирической психологии целостность объясняют как ин-тегративный образ, складывающийся в результате синтеза исходных элементов. При этом учитывается, что способ построения и интеграции перцептивных образов задается
1 Никифоров А.Л. Семантическая концепция понимания //Загадка человеческого понимания. М., 1991. С. 78—90.
23

предельно широким целым — «образом мира», через который в каждом акте восприятия участвует опыт познания и жизнедеятельности субъекта, далеко выходящий за пределы наличной ситуации. Целостный образ, включающий чувственные образы разных уровней общности, выходит за рамки субъективного настоящего и несет, наряду с конкретным локальным знанием, самую общую информацию о характеристиках действительности. Таким образом, включенность объекта в познавательную деятельность субъекта эбеспечивает интеграцию и целостность перцептивного образа, предполагающих обязательный выход за пределы показаний анализаторов на основе теоретического знания, мышления и общественно-исторической практики; соответственно в содержание перцепции включается также и то, чего нет в воздействиях непосредственных раздражителей.
Обращение к феномену понимания, что является несомненно новым шагом для теории познания, позволяет гакже увидеть новые аспекты и смыслы целостности восприятия. В этом случае существенной становится трактовка понимания как фундаментальной разумной функции :хватывания в формах единства, связности и целостности ;енсорных данных или фактов. На уровне не только абстрактно-логического, но и чувственного познания, практически в любом созерцании субъект всегда имеет дело с «презумпцией целостности» и конкретного смысла. Выдвигаемые перцептивные объект-гипотезы предполагают своего рода предпонимание, основанное на предшествующем эпыте, традициях, образцах и схемах. При этом построение целостности, или понимание никогда не происходит автоматически, на основе суммирования сенсорных данных, но всегда требует отрыва от наличного материала, воображения, интуиции, своего рода «достраивания» фрагментов до целостного вида1.
1 Автономова Н.С. Метафорика и понимание // Там же. С. 102—107.
24

Рассмотренные новые подходы и грчмиоли чуоши-пп^ го познания, как представляется, в определенном смысле возрождают и переосмысливают забытые старые идеи, которые в неадекватной форме прозревали существенные моменты познавательной деятельности. В частности, это идея апперцепции, введенная еще Г.Лейбницем, стремившимся показать влияние «прошлого сознания» и опыта на познание в противоположность идее tabua rasa, т.е. «чистой доски», в виде которой Дж.Локк Представлял познающую душу субъекта!. Переосмысленная Кантом в концепции априорных форм, идея апперцепции обрела самостоятельную жизнь в психологии (И.Гербарт, В.Вундт), где она воплотилась в осознании того факта, что всякое восприятие интерпретируется на основе прежнего опыта, в зависимости от сложившихся интересов и накопленного запаса представлений. Удаляясь от представлений о знании-«воспоминании» по Платону или «врожденности» идей (нативизм), кантовского априоризма, идея апперцепции все более сближалась с влиянием знаний, умений, ценностей личности, ее мировоззрения, образования, жизнедеятельности, социального опыта в целом (понятия гештальта, установки, парадигмы, объект-гипотезы и др.).
Изменение представлений об абстрактно-логическом познании. Отечественная теория познания как бы перестала нуждаться в категориях рассудка и разума, широко представленных в традиционной гносеологии. Это связано прежде всего с обобщением этих понятий в категории «рациональное» (в отличие от чувственного), а также с тем, что понятие разума было обеднено, сведено к действию по нормам и правилам, т.е. к рассудку. По существу, была забыта идея Канта о единстве теоретического и практического разума, о нравственных и эстетических предпосылках
1 Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Соч.: в 4-х т. М., 1983. Т. 2. С. 48, 51-52.
25

и принципах, целеполагании, укорененности разума в культуре.
Четкое разведение понятий рассудка и разума, понимание необходимости их взаимодействия, взаимодополни-гельности — условие современной трактовки абстрактно-логического познания. Она получила возможность опереться на данные нейрофизиологии, полученные в результате открытия функциональной асимметрии мозга и выявления двух типов мышления — левополушарного и право-полушарного. Оба полушария способны воспринимать и перерабатывать информацию, представленную как в сло-весно-знаковой, так и в образной форме, различие сводится только к способам оперирования знаками и образами. Левополушарное мышление, которое, по-видимому, может коррелировать с представлениями о рассудке, создает однозначный контекст в виде строго упорядоченной, логически организованной системы. Это упрощенная «модель» реальности, где из множества связей представлены только немногие — определенные, внутренне не противоречивые, наиболее значимые и стабильные. Упрощение и неполнота отражения реальности левополушарным мышлением связаны с необходимостью передачи информации в речи без значительных искажений.
Правополушарное мышление — образное, его функция — одномоментное схватывание бесконечных связей, в ходе которого формируется целостный, полнокровный образ. При этом подключается прошлый опыт, сформировавшаяся ранее картина реальности, каждый элемент образа в силу многозначности взаимодействует с другими сразу во многих смысловых планах. Правополушарное мышление коррелирует, по-видимому, с представлениями о разуме. Оно незаменимо, когда информация сложна и противоречива, принципиально не сводится к однозначному контекс-гу; когда связей, которые могут быть упорядочены, существенно больше и многие из них остаются неосознанными. Неосознаваемая информация, по-видимому, лежит в осно26

ве ишу