Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

О полилогии А.С. Шушарина
(вторая редакция в полной версии)

Предисловие редакции: Мы очень давно ждали, когда же появится автор, который сможет на уровне теоретическом, а не эмоционально-критическом поговорить о теории «Полилогия» А.С. Шушарина.
Как помнят многие из читателей «ЭФГ», А.Н. Чекалин, главный редактор нашей газеты в 1993–2009 гг., считал А.С. Шушарина выдающимся гением, на основе теории которого должно строиться все дальнейшее теоретическое развитие в области гуманитарных наук. Я этого мнения не разделял, хотя считал Андрея Сергеевича серьезным ученым, который выдвинул несколько весьма любопытных, хотя и не до конца проработанных гипотез.
Апологетическо-развивающая точка зрения по отношению к трудам А.С. Шушарина в нашей редакции и среди нашего авторского актива представлена А.Т. Харчевниковым, с трудами которого многие из наших читателей, несомненно, знакомы.
И вот теперь, похоже, появился и автор, способный критиковать А.С. Шушарина на теоретическом, а не на эмоционально-обструкционистском уровне.
Известный теоретик-марксист В.Ф. Паульман, проживающий в Таллине, написал обширный критический очерк, специально посвященный анализу пятитомной «Полилогии» А.С. Шушарина. Очерк весьма обширен, имеет явно не газетный формат, поэтому ограничимся лишь введением и основными выводами В. Паульмана. Желающие смогут ознакомиться с полным текстом очерка на сайте /pauman
 А.П. Проскурин,
главный редактор «ЭФГ»
 

От автора

Предлагаемый читателю обновленный текст очерка включает вторую часть, т.е. продолжение первой, опубликованной в интернете в апреле 2011 года. Первая часть очерка мною отредактирована и дополнена новыми аргументами и выводами. В то же время я не вносил корректив в текст монографии А.С.Шушарина, хотя он и содержит грамматические ошибки.
Поскольку в моих монографиях, очерках и статьях, опубликованных в течение последних пяти лет, я неоднократно касался проблематики, которой посвящено произведение А.С.Шушарина, то, само собой разумеется, что в данном очерке содержатся многочисленные ссылки на них. Читатели, которые пожелают ближе познакомиться с моими произведениями, могут это сделать следующим образом. В 2007 году была издана в Таллинне книга под названием «Прогноз судьбы человечества». Ее тираж быстро разошелся и с этой монографией можно сегодня познакомиться в Национальной библиотеке в Таллинне, в  "rs.ru/" t "_bank" Российской государственной библиотеке в Москве (ранее носившая имя В.Ленина), в  "ibrary.spbu.ru/" t "_bank" Научной библиотеке им. М.Горького СПбГУ, в Российской национальной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге, а также в Президентской библиотеке, а, возможно, и в других библиотеках, о которых у меня нет сведений. Позднее я несколько раз дорабатывал монографию и сейчас имеется ее четвертое издание под новым названием «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества», с которым можно ознакомиться в электронной библиотеке Максима Мошкова (читать обязательно в версии Word!). В этой же библиотеке размещены и все другие мои произведения, в частности, очерк «О государственном социализме в СССР». Однако по чисто техническим причинам монография «К общей теории политической экономии» в вышеупомянутой библиотеке отсутствует, и ее корректный вариант можно прочитать в электронной библиотеке по адресу /pauman. Кстати, мои произведения опубликованы и на сайтах многих других электронных библиотек, однако я не могу гарантировать, что качество их копий достаточно хорошее.
Предлагаемый читателям критический очерк является прямым дополнением «К общей теории политической экономии».
Структура предлагаемого читателям очерка следующая:

Введение 3
1.Исходная гипотеза, или постановка вопроса 7
2.Полилогия общественных формаций 29
3.О сложной логике истории 103
4.Социализм 139
5.Кризис современного мира 167
Резюме 197

Введение

«Veni, vici, vici (Пришел, увидел, победил)».
Юлий Цезарь
«Многословие уму не научает».
Народная мудрость
«Марксизм слишком ценен, чтобы оставить его одним марксистам».
Пол Энтони Самуэльсон

В пятитомном труде «Полилогия современного мира. (Критика запущенной социологии)» (М.: Мысль. 2005-2006), насчитывающим свыше 3 тысяч страниц, Андрей Сергеевич Шушарин предпринял попытку создания принципиально новой теории развития общества – полилогии. Он поставил перед собой поистине грандиозную задачу «…революционной переорганизации социального познания в субординации всех его основных потоков» (Цит. изд. т.1. с.10). При этом А.С Шушарин стремился к созданию чистой науки без какого-либо влияния прагматизма и политики. Он писал: «В этом отношений полилогию можно образно сравнить<…>со своего рода переупорядочением начал, «онтологических» тылов глубинной социальной «метафизики», крайне далеких от любой прагматики» (там же).
Мой интерес к труду А.С.Шушарина объясняется четырьмя причинами. Во-первых, значительным совпадением проблематики его полилогии с содержанием общей теории политической экономии, которой я посвятил обе своих монографии («Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества» и «К общей теории политической экономии» (см. Википедия – Паульман Валерий). Интересно было провести сопоставление позиций. Во-вторых, меня заинтриговал разрекламированный А.С. Шушариным новаторский характер труда, который, якобы отталкиваясь от «Капитала» К.Маркса, намеревался с учетом новейших достижений науки радикально пересмотреть основы марксистской философии. И, в-третьих, я не мог не обратить внимания на диаметрально противоположные оценки произведения А.С.Шушарина российскими гуманитариями. Хотелось уяснить, кто же из них прав: критики или сторонники его полилогии. В-четвертых, я руководствовался простым правилом: проверяй верность своих мыслей, сопоставляя их с мнением других. Или, как говорят в народе, истина рождается в споре.
А.С.Шушарину нельзя отказать в самоуверенности (в хорошем смысле этого слова). Его намерение создать метатеорию, новую дисциплину социальной мысли, осуществив революционный переворот в социологии путем пересмотра самых фундаментальных оснований в научной картине о современном мире, переупорядочения всех исходных начал социологии, безусловно, не может оставить никого равнодушным.
Что же побудило А.С.Шушарина предпринять сей титанический труд? Видимо, глубокое осознание им необходимости отрицания существующей социологии, как абсолютно неудовлетворительной с научной точки зрения.
А.С.Шушарин не пожалел слов для описания кризисного состояния социологии, критики всех социологических учений, концепций, теорий. Вот, к примеру, некоторые из его многочисленных оценок:
«…мировые религии, конфуцианство, либерализм или коммунизм, в силу еще объективной разорванности бытия оказывались по планетарным меркам масштабов соответствующих преобразований локальными. Нынешний, объективно глобализуемый мир «требует» уже совсем иной, всемирной же мировоззренческой перемены» (Цит. изд. т.1. с.15). «О разнообразнейших характеристиках кризиса, множестве позитивных и негативных тенденций, обнадеживающих движениях и многих подступающих угрозах сложилась уже необозримая литература. Но в состоянии самого развивающегося кризиса и вся эта литература пока, естественно, столь же «кризисна», сумбурна, поверхностна, неадекватна, крайне противоречива» (Цит. изд. т.1. с.34).
Как сообщает нам А.С.Шушарин, в истории развития познания и до него имели место кардинальные, революционные прорывы. Так, первым таким революционным скачком был отказ от неадекватности языческого видения мира, отстранение множества богов в Библии, в сочинениях Аристотеля и Августина. Вторая революция свершилась тогда, когда «буржуазные структуры», представленные С.Кьеркегором, И.Б.Мецом, М.Вебером и др., осуществили метаморфизацию христианской церкви в служанку капиталистических порядков. И, наконец, третья революция была вызвана К.Марксом, который преобразовал всю систему понятий политэкономии. Однако это не помешало тому, чтобы затем все-таки последовали «…хаотизация, идейные коллизии, даже не говоря просто о неисчислимых партиях, в борьбе носителей старых порядков, а равно утопистов, философов, экономистов, анархистов, либералов, социалистов, коммунистов» (Цит. изд. т.1. с. 31). Правда, из вышеприведенной цитаты не ясно, кто и на какой стороне борьбы был представлен. Или экономисты боролись с философами, а либералы с коммунистами, или же все они дружно воевали с носителями старых порядков? Важно только, что шла борьба не на жизнь, а на смерть, хотя К.Маркс все вроде бы толково разъяснил, нарисовав, как выразился К.Поппер, жуткую картину буржуазного общества. И поясняя в чем же состоял вклад К.Маркса в процесс познания общества, А.С.Шушарин писал: «Уже в «Святом семействе» (1845) Маркс заметил, что идеи Прудона «представляют собой критику политической экономии с точки зрения политической экономии» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 33), что в принципе никогда не может подняться над или вывести за пределы критикуемых же взглядов, сложившейся системы мысли. Так сказать, критика язычества с точки зрения язычества к христианству не продвинет ни на миллиметр. В «Немецкой идеологии» (1845–1846) он опять повторяет: «…Прудон критикует политическую экономию с политикоэкономической<…>точки зрения» (Там же, т. 3, с. 533). Но что эти, казалось бы, очень простые замечания означают? А то, что уже тогда у Маркса вырастала совершенно другая, уже не политикоэкономическая, а более высокая «точка зрения», по тем временам – революционно-социологическая, с позиций которой только и становится действительно возможной критика политической экономии и сама новая теория. Потому уже в развитой «точке зрения», т.е. в самой теории («Капитал»), Маркс был не политэкономом, даже не экономистом, превосходно владея этим (тогдашним) знанием, а был именно постэкономическим революционным социологом. Ведь именно экономические структуры и процессы в их же доминирующей (капиталистической) форме рассматривались Марксом как раз революционно, «наоборот» тогда принятому, с «преходящей стороны», тем самым, как теперь принято говорить, со всей определенностью постэкономически. Еще раз поясню, чуть посложнее, так: предметно материал теории Маркса – это экономические (политэкономические) структуры и процессы, и даже, можно резко сказать, только экономические (политэкономические), но в принципиальном рассмотрении их движении к пределу, к самопреодолению господства самой экономической формы, к ее снятию более высокой формой, а тем самым – критико-экономически» (Цит. изд. т.1. с.32-33). И для закрепления своих выводов А.С.Шушарин еще раз повторяет, что «…«Капитал» Маркса мы принципиально называем не экономической (политэкономической), а революционно-социологической и критико-экономической (критико-политэкономической) теорией» (Цит. изд. т.1. с. 33).
На мой взгляд, «Капитал» К.Маркса, несомненно, является политэкономическим исследованием, основанным на применении методологии исторического материализма, создателем которого он и был. И не понятно, зачем А.С.Шушарину понадобилось отрицать политэкономическую суть «Капитала», прикрепив к нему еще ярлык тогдашнего знания и заменив название философии марксизма термином «социологическая теория»? Разве что ради приспособления марксизма «под себя», ибо, как скоро мы убедимся, исторический материализм А.С Шушарин также отнес к числу устаревших философских систем. И еще одно замечание. Читатель, наверняка, обратил внимание на модные словечки в лексиконе А.С.Шушарина, которые не столько проясняют, сколько искажают смысл тех или иных понятий. Например, что означает слово «постэкономически» в данном контексте? Неужели в современном мире капиталистическая система уже не является экономической? Или исследования К.Маркса относятся только к капитализму девятнадцатого века, а в двадцать первом веке выводы, сделанные в «Капитале», уже не актуальны? Является спорным выражение «самопреодоление господства самой экономической формы» какой-то более высокой формой. Разве вообще возможно общество, в котором экономика не является его базисом, где преодолена основополагающая роль экономики в воспроизводстве общества? Все эти супермодернистские «пояснения» А.С.Шушарина не имеют ничего общего с историческим материализмом.
Однако вернемся к идейным проявлениям кризиса социологии современного мира, как они виделись А.С.Шушарину. Он безапелляционно заявил, что «…все существующее социальное знание, в том числе и о самом кризисе, предстает как всеобщий идейный хаос» (Цит. изд. т.1. с.36). При этом следует обратить внимание на то, что А.С.Шушарин подчеркнул слово «все», т.е. он не видел ни одного исключения из всего многообразия форм и течений современного социального знания. Такая оценка вполне логично вписывается в заявленную А.С.Шушариным цель своего исследования. Он полагал, что его полилогия призвана быть очередным, четвертым по счету революционным прорывом в процессе познания общества и всего мироздания, отрицая (по Гегелю) все предшествующие достижения человеческой мысли. «В общем предстоит нам, так сказать, рывками и постепенно, продвигаться от монологичности или диалогичности к полилогичности, от гомогенных «качеств» к гетерогенным композициям («составным качествам»), от превращений в две противоположности к многомерным хаотизациям, от монопричинности к полипричинности, от «диалектики» к «полилектике», - писал А.С.Шушарин (Цит. изд. т.1. с.39).
Далее А.С.Шушарин подробнейшим образом описывает кризисное состояние исторической науки и социологии. Завершая свой многостраничный анализ, он констатирует: «Итак, именно с позиций подступов к революционной теории, в том или ином отношении «порча» социальных наук и даже всех социальных «слов» предстает как хаотически тотальная. Все произносимое на существующем социальном языке оказывается путаным словоизвержением «частной мысли» или «диалектическим» сочетанием едва ли не безумной эклектики, моря разорванных частностей, тавтологической пустоты, жесткой и изощренной апологетики, поверхностного политицизма, безнадежной обыденщины, безбрежного эмпиризма, беллетристичного эссеизма, дебрей взаимно несовместимых головоломных абстракций, чаще пустоватых математизированных паутин, бессвязных «культурных единичностей», туманной философской многозначительности и призрачности обещающих намеков. Все это, разумеется, в сочетании с ухмыляющейся и сохраняющейся некоей исполинской догматикой. Впрочем, как оно и положено перед переменами» (Цит. изд. т.1. с. 66). Ничего не скажешь, суровая и, на мой взгляд, весьма сомнительная оценка, содержащая 16 сочных характеристик современных социальных наук!
Однако, справедливости ради, все-таки следует заметить, что в общем потоке тотальной критики современной социологии у А.С.Шушарина можно встретить и развернутые объективные характеристики двух важнейших проблем.
Во-первых, о социализме. Вот что он писал: «Так, например, в Китае и Вьетнаме в политической семантике (а следовательно, и в обыденной, доксической) «социализм» сохраняется (как «начальный», «специфический»), но, подчеркну, именно «социализм». (Кстати, при бесспорном расширении внутренних и внешних рыночных ниш, в самой политической семантике оборот «рыночный социализм» практически не используется; в основном это изобретение западных интерпретаторов.) Совершенно другая картина на просторах остального, рухнувшего «соцлагеря». Здесь (в отношении былого «социализма») я както насчитал почти полсотни, так сказать, нелюбезных «прозвищ». Извольте, читатель, как говорится, для хохмы некоторые по памяти перечислю. Без сносок. Итак, до краха в бывшем СССР имелось:
«настоящий пролетарский строй», «коммунизм», «сверхкапитализм», «своеобразный капитализм», «административно–командная система», «командная система», «мобилизационная система», «тоталитаризм», «авторитаризм», «чисто марксистское общество», «традиционное общество», «полупериферия мировой системы», «государственный капитализм», «капитализм без капитала», «псевдосоциализм», «советская империя», «последняя православная империя», «квазисоциализм», «феодально–тоталитарная система», «докапиталистическая система», «индустриальный феодализм», «неофеодализм», «полумонетаризованная система», «рынок продавца», «административный рынок», «рынок должностей и привилегий», «номенклатурная» система, «неоазиатский способ производства», социализм «бюрократический», «классический», «утопический», «казарменный», «государственный», «государственно-бюрократический», «мутантный», «крепостнический», «феодальный», «феодально управляемый», «марксистский», «государственно-монополистический», «мелкобуржуазный», «ранний», «вульгарный», «начальный», «азиатский» и т.д.
Вот такой букет выдала вырвавшаяся на простор «очень свободная мысль». А ведь любоваться букетом и услаждаться его ароматами приходится народу. Произошло разложение в квазистабильные времена всегда многозначного образа, но и единого смыслового символа, с такой же, но теперь уже не скрепленной многозначностью и с кучей инвективных добавок. Хотя тут же заметим, что вся эта «измовая» каша уже выражает собой социальную многомерность (многопараметричность) былого социализма, но пока только идейно деконструктивно. А еще рискнем принципиально добавить, что если в генезисе «социализма» этот образ (как массовый) утверждался как синкретичный символ некоего благого общества без всякого иного содержания, то произошедшее разложение образа в деконструктивной форме обозначила теперь полное незнание содержания.
Причем весьма ходовое нормативное понимание былого социализма – просто удивительная по наивности штука. Дело, напомню, совсем не в названиях обществ, относившихся к социалистическим (хоть горшком называй, но в печь не сажай, в печь примитивизма), а в самом способе мышления, обнажающем себя в этих первых же шагах понимания ситуации. Когда уважаемые ученые (и именно ученые) говорят, что социализма не было (или не та модель, искажен, ужасная «мутация» и пр.), то это уже первостатейная, можно кратко сказать, рефлексивная ложь. Резко сказано? А вникнем. Упомянутые утверждения железно означают, что некий расчудесный (в любых вариантах) социализм вполне благополучно и даже несокрушимо уже существует, но только в головах этих, с позволенья сказать, ученых. Да как у них «втемяшилась в башку такая блажь, колом ее оттудова не выбьешь» (Н.А. Некрасов). Причем совершенно безразлично, откуда он там у них взялся, этот «хороший социализм» – из распрекрасных идей прошлого, из собственных грёз о совершенном обществе, из неких вполне объективных тенденций развития или даже вовсе из хрустальных идиллизаций западных форм. Бывает и такое. Все это уже абсолютно неважно – он уже слеплен «в голове» и зацементирован всем рисунком извилин…
Таковое нормативное толкование «социализма» как некоего несостоявшегося изумительного общества можно объяснить стремлением сохранить в непорочности действительно добронравные идеалы. Но именно в научном познании эти стремления оборачиваются как раз злом запрета очень сложного выяснения, что же было в реальности, или даже сплошным очернением этой былой реальности в ее сравнении с непорочными благими идеалами. Так оно чаще всего и происходит.
В общем весь приведенный букет – это мишура хаоса мимолетных ярлычков, даже если каждый означает крупицу истины. Правда, очень уж «маленькую»… Природа былого социализма очень сложна, весьма далека от «измовой» плоскости, к тому же непостижима без переосмысления всего прочего и прошлого (кстати, начиная с первобытности). Так что пока выходит, что «измовая» каша без малейших фундаментальных новообразований представляет собой поверхностную псевдонаучную свистопляску» (Цит. изд. т.1. с.74-76).
С вышесказанным я в принципе согласен и, как говориться, «из песни слов не выкинешь». В многочисленных исследованиях природы социализма, существовавшего и исчезнувшего в СССР, странах Восточной и Центральной Европы, а также имеющегося быть в Китае, во Вьетнаме и на Кубе, на самом деле царит разнобой, о чем я уже писал в своем критическом обзоре «О государственном социализме в СССР».
Я также солидарен и со следующей оценкой природы капитализма, которая принадлежит перу А.С.Шушарина: «…я не знаю ни одного сильного, даже откровенно либерального мыслителя, который бы не признавал, что главной внутренней сутью «развитых» западных систем, при всех изменениях, был и остается именно капитализм. Даже иной раз, как говорится, «социал–демократический». Пусть нынешний «развитый» капитализм уже с существенно корпоративной собственностью, с добавками «сетей», с отдельными коллективными ячейками (во внешней среде действующими все равно как частные), с более тонкой социальной политикой, с информационной «виртуальностью», «постиндустриальными» тенденциями, размытой стратификацией, хозяйственной интернетизацией, постмодернистским ароматом, наконец, главное, резко асимметрично глобализуемый и пр., но в главном не «плохой» или «хороший», а какой есть, именно капитализм, ибо доминанта капитала, частной собственности, рынка, денег, погони за прибылью и пр. остается неукоснительной. А эта доминанта, при всех изменениях и многообразиях, остается главным онтологическим признаком капитализма. В очень грубой аналогии с феодализмом, когда барщина уступила место оброку, «вульгарный» капитализм уступил место, скажем кратко, корпоративному, но в главном система осталась той же самой. Ну где вы видели, чтобы в «развитых» странах при любых изменениях торжество рыночной суеты вокруг денежек, капитала, прибыли было хоть на йоту поколеблено? Причем всюду – в крупнейшей промышленности, в малом и вовсе «уличном» бизнесе, в гигантской финансовой сфере, даже на свой манер в здравоохранении, образовании, науке, искусствах, спорте, СМИ, кинематографе и т.д.
Дурная полоса эвфемично «цивилизационного», «национал-государственного», «социал-демократического», «корпоративного», «модерного», «постмодерного», «информационного», «сетевого», «постиндустриального» и пр. исчезновения капитализма, конечно, теперь ослабляется (в науке, но не в политике, в коей про него предпочитают продолжать помалкивать). Капитализм вновь получил «право на существование». Но подчас опять уже с обратным перегибом его абсолютизации» (Цит. изд. т.1. с. 77).
Завершая тему критики А.С.Шушариным современной социологии, хотел бы заметить, что, во-первых, вряд ли корректно именовать хаосом разнообразие, множественность форм и направлений общественного сознания, а, во-вторых, что в процессе познания происходит диалектический процесс развития, сопровождающийся отрицанием отрицания, качественными переходами от простейших форм к все более сложным, что означает постепенное приближение к абсолютной истине.
В заключение «Введения» хотел бы также отметить часто встречающуюся у А.С.Шушарина противоречивость его утверждений и оценок. Наряду с абсолютно верными выводами в его труде нередко встречаются явно противоположные по смыслу, а также ошибочные утверждения, с чем мы в дальнейшем будем неоднократно сталкиваться.

1. Исходная гипотеза, или постановка вопроса
«Мы точно знаем, что сказано, но затрудняемся понять, о чем именно идет речь».
А.Лейенхувуд
«…буду писать, как понимаю, даже если никто из современников не поймет».
А.Шушарин
В первой главе А.С.Шушарин сформулировал контуры и самые существенные черты своей исходной гипотезы. Он писал, что «речь пойдет о социально-исторической, или революционно-социологической, или генерализующей, или «парадоксально-катастрофической», или новой мировоззренческой, или исходно-идеологической и т.д., рожденной «донаучным аналитическим актом» научной гипотезе. А чуть точнее – о комплексном гипотетическом и топологическом блоке, далее все более детализируемом и наращиваемом вплоть до<…>целостного логико-семантического паттерна уже нового социологического языка (сперва, конечно, как текста) во всем его предположительно, как говорится, необходимом и достаточном для дальнейшего научного «расширенного воспроизводства» объеме в неизбежно корректирующей идейной борьбе и в уже тоже обновляемом хаосе «среды» (Цит. изд. т.1. с.115).
Отметим основные черты гипотезы А.С.Шушарина, используя его же формулировки.
Во-первых, он подчеркнул, что « под глобалистикой здесь понимается когнитивное поле, в котором тематизируются именно всемирные, глобальные, планетарные явления, структуры, процессы, прогнозы, проблемы, угрозы. Иначе говоря, это область, где мысль бьется именно во всемирном, глобальном объекте постижения» (Цит. изд. т.1. с.94-95).
Во-вторых, он отметил, что «…только отношения и их возможные зреющие перемены обуславливают всю, в том числе и глобальную, проблематику современного мира» (Цит. изд. т.1. с.99). К этому важному пункту мы еще ниже вернемся.
В-третьих, он исходил из того, что «…человечество впервые вышло на уровень, когда в социальном познании научная, рациональная (в самом высоком смысле) аргументация ищется не вослед стихии уже экзистенционально заявившей о себе новой преобразующей (революционной) практики, а опережает ее» (Цит. изд. т.1. с. 102). Более того, он утверждал, ссылаясь на А.Ф. Зотова, что «…дилемма в чистом виде, «быть или не быть»; человечеству не выжить (уже не выжить!) без науки, без научного образования, без рационалистически ориентированного мировоззрения, которое питает философская культура» («Трансформация в современной цивилизации… »// ВФ, 2000, № 1, с. 20).
Правда, в этом пункте А.С.Шушарин противоречит сам себе, признавая за существующей гуманитарной наукой все-таки некоторые достижения. Однако далее он дезавуирует это свое утверждение, высказывая взаимоисключающие суждения о социологии, в том числе и марксистской. А в пятом томе он вообще уже писал об отставании социологии от процессов исторического развития. Короче, у А.С.Шушарина семь пятниц на неделе.
В-четвертых, несмотря на дифирамбы в адрес К.Маркса, А.С. Шушарин однозначно утверждает, что марксова теория «…уже не адекватна совершенно новой, даже во многом и капиталистической, но уже глобальной и еще непомерно более сложной реальности<…>теория современного мира в его критическом состоянии просто обязана по своей архитектуре, семантике и пр., так сказать, на порядок превзойти теорию Маркса. Но коли так, то и нынешняя глобалистика, несмотря на философские наработки и огромные эмпирические накопления, именно в теоретическом отношении сейчас безоговорочно находится в нулевом состоянии. Но какой «глобалист» в этом признается?» (Цит. изд. т.1. с.106). И еще одна очень важная цитата, характеризующая отношение А.С.Шушарина к марксизму: «Вообще к Марксу мы будем обращаться во всем нашем эскизе постоянно. По целому ряду причин. Во-первых, его теоретический прорыв («Капитал») как раз и именно в основаниях социологии был и остается беспрецедентным и непревзойденным. Во-вторых, с той, уже далекой поры, социология продвинулась «по всем фронтам», но как раз в основаниях по всем тем же «фронтам» стала невероятно запущенной. В-третьих, по меркам нынешних проблем теория Маркса оказалась уже крайне узкой, но по ключевой теоретической стратегии остается непререкаемой. Наконец, в-четвертых, в отличие от «Капитала» весь марксизм, затем и «марксизм-ленинизм», были столь мощными и комплексными идейными конгломератами, что очень многое здесь предстоит тщательно пересматривать, вкупе с обязательной защитой всего достойного от столь же конгломеративного антимарксизма. К тому же с учетом многих отдельных уже немарксистских наработок» (Цит. изд. т.1. с.116).
Далее А.С. Шушарин в отдельном параграфе разбирает проблему «ограниченности» теории К.Маркса. Вот что он писал: «Во-первых, Маркс рассмотрел только доминирующие формы (капиталистические) и только гомогенных (экономических) отношений, полностью опустив махины всех ранее снятых структур, отношений, процессов, образующих «самый толстый слой» (Ф.Бродель) или «докапиталистические подпорки» (Й.Шумпетер) производства и воспроизводства действительной жизни, к тому же сам «многослойный» (не говоря о тоже теоретически опущенной многоукладности, и вообще более сложных «социальных конструкциях). Ведь даже феодализма Маркс теоретически не затрагивал, а ведь именно его капитализм преодолевал, т.е. уничтожал его как историческую форму, но отнюдь не ликвидировал, а превосходил его производственную доминанту, и поныне неизвестную, но уже не в доминирующем, а в снятом виде вполне реальную во всех современных системах производства. То же относится и к ранее пройденным. На этот счет В.П.Макаренко точно замечает, что Маркс (и Вебер) не обратили «внимание на способы воспроизводства старого в новом или рассматривали эту проблему как второстепенную». Образно говоря, Маркс безупречно рассмотрел только капиталистический «слой» или «этаж» (условно скажем, четвертый) и тренд к следующему этажу в абстрактно отдельном социальном здании, но опустив другие «этажи», как и все менее высокие здания (не говоря об «архитектурных», культурных многообразиях).
Во-вторых, Маркс даже не затрагивал адаптивных и вообще других (нереволюционных) трендов развития капитализма<…>Хотя это весьма сложный вопрос, ибо упомянутый «резерв» оказался не только эндогенным, но и обусловленным строением неоколониализма или, по И.Валлерстайну, «мировой капиталистической системы» (МКС). Резко говоря, к примеру, в «социал-демократической» Швеции дела обстоят относительно благополучно далеко не только благодаря усилиям шведов, но и потому, что, скажем, в Конго дела обстоят крайне неблагополучно, несмотря на любые усилия конголезцев, ибо и Швеция, и Конго находятся на разных позициях в одной резко асимметричной мировой системе, которая к тому же, за исключением редких отдельных идей, теоретически (но именно теоретически, а не «драматургически») непрозрачна для всей современной социологии. Тем не менее, действительно Маркс ограничился только одним, революционным трендом, где он, как говорится, вне зависимости от воли и сознания людей, хотя и с существенной «ролью личности в истории», «сам пойдет». Так и «пошло», хоть и в нежданных ареалах, но уже на «пятый этаж» и почти на трети планеты. А что дальше – Маркс уже совершенно нипричём.
Потому же на самом деле в любой накатывающейся социальной бифуркации противоборствующих трендов всегда много. Так, например, уже во времена Маркса «работал» Ж. Гобино, да и вообще во второй половине того столетия нарастали расистские движения и воззрения. Более того, этот «расистский тренд», как предсказание почти по всей Европе (а в схожем содержании и в Японии), тоже подтвердился. И, кстати, заметим во вполне современном контексте возможных вероятий, что основные акторы расистского разворота были народы по тем временам именно достаточно «развитых» капиталистических стран (Италия, Германия, Япония). Но вот революционным этот ход капитализма никак не назовешь. Как и тоже совсем не рассмотренные Марксом эволюционные (нереволюционные) тренды развития капитализма. Между прочим, и в наши времена, к примеру, С.Хантингтон (с «битвой цивилизаций») тоже является выразителем, увы, одного из вполне реальных трендов. Но опять же его выявление, мягко говоря, слишком простовато, в сравнении с созданием «Капитала» (с революционным трендом).
В-третьих, теоретически не рассматривал Маркс и уже упоминавшихся экзогенных (межобщественных, известных как международные) отношений. Откуда затем в «марксизме», опять напомню, произошло превращение выуженных в его черновиках мыслей об этих отношениях в ложную догму их «вторичности», «производности», «перенесенности». А уж современных экзогенных структур и трендов по тем временам вообще еще не существовало.
Есть и ряд других областей социального бытия, Марксом в теории опущенных: все докапиталистические системы, их же снятые формы, религии, до сих пор теоретически непознанные «национальные субстанции», институциональные формы и др. Наконец, глубочайшей проблемой является фактор артефактности «Капитала», т.е. как, на каких «флангах», в какой мере он оказал влияние на ход самого дальнейшего исторического развития. Но в свете именно материалистического понимания истории эта проблема, повторюсь, совсем не так проста, как кажется.
Возникает вопрос, можно ли упомянутые опущения Марксом (особо всех неэкономических «слоев», более сложных социальных образований, нереволюционных трендов эволюции капитализма, экзогенных, тем более современных, структур) назвать ошибками. Да, если уж очень хочется, конечно, можно. Но вот только примерно в том же смысле, в каком, скажем, И. Ньютон опустил в своей теории электромагнитные, сильные, слабые взаимодействия, «элементарные частицы», теорию атомного ядра, релятивистские представления, квантово-волновой «дуализм», «красное смещение», «расширяющуюся вселенную», теперь и «раздувающуюся вселенную», «темную материю» и т.д. Сплошные «ошибки». Ату его! Да и, наконец, правильно ли называть многие перечисленные опущения Маркса ошибками, коли все эти опущения в теоретическом плане точно так же остаются в нынешней социологии и спустя, считай, полтораста лет? Но тогда причем здесь Маркс вообще? Так сказать, за полтораста лет опущенное никто не восполнил, а «виноват» Маркс. Совсем другое – возможные ошибки в самой теории («Капитал»). Но это настолько сложный вопрос, что его мы затронем много ниже.
Пока же главное (в смысле гипотезы и в части последующей идейной конструкции «идеального типа» тогдашнего «вульгарного» капитализма), что Маркс однозначно обозначил область «ученого незнания», или когнитивную сферу генерализации, – исходный пункт понимания идейной ситуации. Даже в подзаголовке названия книги! Критика тогдашней политической экономии. Вот это и была основная тогдашняя область «ученого незнания». Весьма обширная, заметим. К тому же и «критику» не стоит понимать упрощенно. В частности, предшествующий трем первым томам, четвертый том был действительно предварительным опорно-критическим анализом («Теории прибавочной стоимости»), но сами первые три тома были уже не буквально критическим материалом, а революционной теорией, лишь тем самым и критичной по отношению к тогдашней политэкономии» (Цит. изд. т.1. с.120-121).
Что касается первого критического замечания, то А.С.Шушарин, видимо, просто пренебрег публикацией «К.Маркс. Экономические рукописи 1857-1861 гг. М.: Издательство политической литературы. Часть I. 1980. Раздел «Формы, предшествующие капиталистическому производству»). А.С.Шушарин здесь воспроизводит несостоятельные аргументы противников формационной концепции периодизации истории человеческого общества, разобранные мною детально в параграфе 2..2. монографии «К общей теории политической экономии». В отношении второго и третьего замечаний в адрес марксизма замечу лишь, что К.Маркс был ученым, а не пророком и ясновидцем. Он не мог и не должен был предвидеть в середине девятнадцатого века все конкретные события, тренды, явления последующих веков. Достаточно того, что он создал философию исторического материализма, которая позволяет осуществлять научное познание действительности во всем ее многообразии, что наглядно продемонстрировали работы таких марксистов, как В.Ленин, Роза Люксембург и т.д.
В-пятых, создавая свою гипотезу, А.С.Шушарин волей-неволей, исходя из глобалистского подхода, должен был определиться с понятием «мироустройство». По этому поводу он писал следующее: «Под мироустройством, в отличие от относительно (а то и бурно) переменчивых политических порядков, всего миропорядка или госстроения, даже странового (от слова «страна») строения социума, понимается некая, пока неведомая, сложнейшая, гетерархическая (полиархическая), система структур (отношений) «производства и воспроизводства действительной жизни». Своего рода «система систем» производства всего современного социума, собственно и лежащая в основе изменчивых политических порядков, миропорядка, госстроения мира. Но это, пожалуй, тривиально. Разве что с четкой, насколько это возможно метафорически, однозначностью. Кратко говоря, чтоб не плодить лишних слов, основной «онтологический» объект познания – мироустройство современного социума. И все тут» (Цит. изд. т.1. с.124). Кстати, в этой формулировке он использовал марксистский методологический прием, когда писал о «производстве и воспроизводстве действительной жизни». Недаром эти слова он взял в кавычки, ибо они принадлежат К.Марксу. Характеризуя основные черты мироустройства, А.С.Шушарин совершенно справедливо заметил, что «…человечества как общества в принципе еще нет. И если оно не сложится, человечество не выживет. Верно и обратное: человечество выживет, только если оно сложится именно как общество» (Цит. изд. т.1. с.127). И далее он писал: «Но если коммунистический «проект» такого мирового общества безоговорочно провалился (оставаясь лишь в ушедших в затухающие маргиналии утопиях), то западный «вариант», как это уже всем, кроме самых упорных, ясно, тем более вообще катастрофичен. Вот такая катавасия набегает вокруг «основного вопроса» социологии «как возможно общество» ( Цит. изд. т.1. с.128).
Конечно, под «коммунистическим проектом» можно понимать все, что заблагорассудится, однако спрашивается, не поспешил ли А.С.Шушарин похоронить коммунизм в интерпретации К.Маркса, а именно, как общественную формацию, неизбежно следующую за капитализмом. Напомню логику К.Маркса, который, как настоящий ученый, не занимался пророчествами и гаданиями на кофейной гуще, а исследуя природу капиталистического способа производства, пришел к выводу, что развитие производительных сил рано или поздно разорвет оковы, препятствующие прогрессу. С крахом капиталистической системы воспроизводства завершится и предыстория человечества, а силы, господствовавшие до сих пор над людьми, поступят наконец-то под их контроль.
В-шестых, А.С.Шушарин включил в состав своей гипотезы и следующее важное положение: «…это зреющее бифуркационное, т.е. гипостазируемое как еще предбифуркационное, состояние помимо статики включает в себя же множество противоборствующих, а потому разновариантных и разновероятностных, возможных траекторий, т.е. уже реальных трендов в их широком наборе от катастрофических до спасительных, восходящих» (Цит. изд. т.1. с.129).
В-седьмых, А.С.Шушарин на стр.138 отмечает, что его гипотеза материалистична и неодиалектична, революционна. Гипотеза «…уже категорически отмежевывает подход от всех эволюционистских или метафизических (в «старом» значении не диалектичной рационалистичности) версий, тем паче от простоватости здравого смысла.
Тем не менее, и в простой форме гипотезы вполне можно повторить известную мысль легкого на руку Ф. Энгельса, что «Для диалектической философии нет ничего раз навсегда установленного<..>кроме бесконечного восхождения от низшего к высшему» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 276.).
Подводя итог содержанию первой главы, названной «Обозначение перемен», А.С.Шушарин писал: «Ведь, по сути, мы без всяких стеснений перефразировали смысл известного постановочно ключевого предложения из первого предисловия Маркса к «Капиталу»: целью является открыть «закон движения современного общества», разве что «закон» более сложный, бифуркационный, и, главное, уже совсем не «общества», а всего социума с общими «инфернальными» мироосновами, но и с массой самых разных «обществ», увязанных в одну «мировую систему» (МС), каковая как еще сообщество и находится в «муках родов» уже мирового общества. Но вот ниже мы увидим, что как раз следующая детализация гипотезы и образует пока буквально «топологическую драму» всей нынешней социологии, а заодно и философии» (Цит. изд. т.1. с.175-176).
Перед тем, как перейти к анализу второй главы, следует остановиться еще на вопросе о применении А.С.Шушариным понятия «отношения». На стр. 99 А.С.Шушарин отмечает, что «…во всем этом огромном и, даже можно сказать, эмпирически замечательном, массиве «глобальных представлений» (подходы, угрозы, «просветы», даже всевозможные расчеты, параметры, нормативы, прогнозы и пр.) многие авторы еще не отдают себе отчета в том, чт? такое именно социальная теория, в основе своей имеющая дело с отношениями людей и их огромных совокупностей («народов»). «Глобалисты» же этого слова («отношения») вообще не знают. Ни в одной из работ я его вообще не встречал. Как и во всех трудах о так называемой «мировой экономике», с уймой цифири, но без всяких отношений. Даже в сильном журнале с прямо соответствующим названием «Мировая экономика и международные отношения» само слово «отношения» проскальзывает изредка и не более чем риторично. Между тем именно и только отношения и их возможные зреющие перемены обуславливают всю, в том числе и глобальную, проблематику современного мира». Понимание А.С.Шушарином важности категории «отношения» в системе социологических знаний кроется в вольном или невольном признании им верности философии исторического материализма. По этому поводу он писал следующее: «Отношения у Гегеля (абстрактно) и у Маркса (конкретно) это не «отношения» между любыми всегда субъектными агентами (в частности, классами), а материальный субстрат данной системы, ядро ее структуры, отношение между ее же «частями», если угодно в привычных терминах, основное отношение, лишь проявляющееся в уже межсубъектных отношениях» (Цит. изд. т.1. с.100). Подтверждением этого моего вывода о фактическом признании (как обычно, с оговорками и дополнениями) А.С.Шушариным философии исторического материализма служит и следующий абзац: «Ранее упомянутые архаичный, «визуальный» расизм, вообще ксенофобная, любая опасная агрессивность, этническая, метаэтническая, религиозная, социальная (в смысле разных социальных систем, страт, классов) нетерпимость, а равно шовинизм, эгоизм малых наций, экспансивность лидеров, державная самоценность, лишь внешне изменившийся империализм, изолятность, сепаратизм, терроризм и пр., обусловлены отнюдь не «природой человека» или «природой народов», а заходящими в предел отношениями людей или экзогенными отношениями все того же производства и воспроизводства действительной жизни. А именно, в наших терминах, отношениями эгокультурности. Эти отношения эгокультурности (или просто эгокультурность) и образуют самые глубокие мироосновы («основное отношение») всего мироустройства все более беснующегося мира. Они и обуславливают все формы всё более бессмысленной и чреватой гонки культур, во всех сферах этой гонки – от «порчи» генофонда, деградации личностного начала, изощренно нарастающей гонки вооружений, демографических асимметрий, новой работорговли и беспардонного неоколониализма («дьявольский насос»), депопуляций и перенаселений, стихийных миграций, «экологической агрессии», территориальных экспансий и асимметрий натуральных потоков, капиталистической эксплуатации, вплоть до верхушечных «постиндустриализмов», и лишь проявляющиеся в упомянутых «поведениях» народов и стран нынешнего социума. ТНК, новейшие ТНБ (транснациональные банки), ТСА (транснациональные альянсы) и ТНС (транснациональные сети), преследуя частный (корпоративный) интерес, потому иногда конфликтуя с родными государствами, тем не менее расположением материнских контор, активов, аналитических центров, «рубильников» сетей (Л.А.Мясникова), сполна работают только на «своих» или группы «своих» (Цит. изд. т.1. с.126).
Как я уже выше писал, создавая свою метатеорию, а именно «полилектический материализм», как полилогическое и постистматовское (в частности, постформационное) видение современности и общественного развития» (Цит. изд. т.1. с.695), А.С.Шушарин вместо использования сложившейся в философии исторического материализма терминологии изобретает новые термины и формулировки. Характерным примером, о котором следует сказать, является замена выражения «отношения, складывающиеся в общественном производстве своей жизни», сформулированного К.Марксом в предисловии «К критике политической экономии», на «отношения эгокультурности (или просто эгокультурность»). Видимо, А.С.Шушарин был убежден в том, что подобная замена углубляет, расширяет, развивает традиционно используемое в историческом материализме выражение. Однако, к сожалению, подобная «модернизация», на мой взгляд, не только обедняет, но более того – искажает суть философии марксизма. Дело в том, что формулировка, введенная в оборот К.Марксом в 1859 году, является универсальной, всеохватывающей по своему смыслу все виды отношений между людьми в процессе производства их жизни. А термин «эгокультурность» сводит эти отношения только к разряду отношений, основанных на эгоизме людей. К примеру, разве отношения людей в первобытной общине покоились на эгоизме? Если бы это было так, то история человечества вообще не состоялась бы и завершилась уже в первобытную эпоху. Как мы увидим при критическом анализе содержания последующих томов, А.С.Шушарин, признавая важность понятия «отношение» был далеко непоследователен не только в применении данного понятия, а нередко вообще игнорировал его.
Вторая глава А.С.Шушариным посвящена уточнению исходной гипотезы. С этой целью он решил определить, что относится к постклассической диалектике (полилектике) и что «набежало» в самой философии после гегелевской диалектики, имея при этом в виду философию в основаниях социологии.
Вот как А.С.Шушарин прокомментировал этот процесс развития философии: «Трудному становлению новой философии (как неодиалектики или даже постдиамата, теперь уже будем говорить – как полилектики или даже полимата) мы обязаны, прежде всего, или более всего, или, наконец, заметнее всего, естествознанию, безразлично, разрабатывали ли эти вопросы философы или неизбежно философствующие естественники. Точнее сказать, что изменения в общественной жизни, в производительных силах, толкали всегда несколько более свободное от инертных идеологий (и «обществоведений») естествознание на развитие некоторых «общих» представлений о мире. Хотя, конечно, фронт истоков нынешних перемен куда шире; из новообразующих в философии нельзя исключить, например, филологию, этнологию, психологию, искусствоведение, наконец, саму историю. Просто естествознание, видимо, поудачливее в своих выражениях» (Цит. изд. т.1. с.185).
Далее А.С.Шушарин перечисляет те перемены, которые произошли в основах философии в послегегелевский период. К их числу он относит: идеи негэнтропийных процессов, теорию относительности, принцип дополнительности, кибернетику, многие общие теории систем (ОТС), усложняющиеся теории информации, управления, катастроф, бифуркаций, динамических иерархических систем, синергетику, диатропику, идеи гомеостазиса, равновесий, синтетическую теорию эволюции, глобальный или универсальный эволюционизм, теории самоорганизации, сложности, нелинейных, «открытых» систем, саморазвивающихся систем, идеи хаоса и порядка, диссипативных, неустойчивых, неравновесных, нестабильных состояний и процессов и пр. «…сюда же следует отнести, - писал А.С.Шушарин, - былую у нас, хотя и считавшуюся «философски-периферийной», тематику так называемых «общенаучных понятий»: структура, функция, информация, многоуровневость (слово «иерархия», так сказать, легитимно считалось чуть ли не ругательным и не разрешалось как, между прочим, и сейчас, например, в вопросах укрепления «вертикали» власти), линейность, нелинейность, изоморфизм, ортогональность, гомогенность, гетерогенность, симметрия, асимметрия, бифуркация, аттрактор и т.д., и т.п. Вот все такого рода «общенаучные понятия» стихийно «вылезали» везде и всюду, но стандартная, ортодоксальная философия отторгала их, «не пущая» на свой «категориальный» Олимп» (Цит. изд. т.1 с.186). К сожалению, А.С.Шушарин ограничился лишь простым перечислением элементов т.н. «неодиалектики», не представив читателям ее как систему, не показав взаимодействия прежних и новых элементов в рамках т.н. «постдиамата». Да и многие перечисленные им законы и категории практически в его работе не использовались.
Дальнейшие пояснения А.С.Шушариным понятия «философия» мало что проясняют. Так, он констатировал, что «…в некоем одном, достаточно ясном и извечном смысле философия суть «проблематизация», так сказать, передний «фронт» поисковой (во всяком случае, разумно «сомневающейся») мысли. В зависимости от контекста так и будем называть это явление новообразовательный поиск, проблематизация» (Цит. изд. т.1. с.199). Далее он определил философию как общую культуру мышления. При этом А.С.Шушарин подчеркнул, что «…институциализированная философия (в этом смысле как наука или «умственная» отрасль, институт) неизбежно определенным образом идеологизируется в данной социальной системе, но это вовсе не отменяет собственную суть философии как культуры мышления» (Цит. изд. т.1. с.209). В буржуазном обществе философия является служанкой бизнеса. Что же касается «марксистско-ленинской философии», то она, по словам А.С.Шушарина, также была служанкой, но «уже постбизнесных структур производства» (Цит. изд. т.1. с.214)).
Словом, А.С.Шушарин совершенно не прояснил, в чем же заключается суть новой философии, не раскрыл, что он понимает под «неодиалектикой» в отличие от диалектического материализма. Ведь и прежняя философия (диамат) была нацелена на поиск истины, а также выполняла функцию «культуры мышления», являясь методологией познавательного процесса.
Далее А.С.Шушарин, ломясь в распахнутую дверь, торжественно объявил, что метатеоретическая позиция обязана непременно связать воедино три основных аспекта – онтологию, гносеологию и методологию.
Что касается онтологии, то А.С.Шушарин придерживался мнения, что следует избегать с одной стороны, «…океанического, условно говоря, неоидеализма (феноменологизма, смысловедения, «духологизма», символогизма, «менталоведения» и т.д.) как своего рода всемирного новоявленного деперсонализированного «Гегеля» (в известном марксистском смысле идеалистической «системы», а не диалектического «метода») исполинских масштабов» (Цит. изд. т.1. с.228-229). А с другой стороны, он утверждал, что «…мы отвлекаемся от всего столь же океанического сонма «чел&heip;