Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКИЙ ПСИХОЛОГО-СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ
Н. С. Глуханюк Т. Б. Гершкович
ПОЗДНИЙ ВОЗРАСТ
И СТРАТЕГИИ ЕГО ОСВОЕНИЯ
Издание 2-е, дополненное
Рекомендовано Редакционно-издательским Советом
Российской Академии образования к использованию
в качестве учебно-методического пособия
Москва 2 0 0 3

ББК 88.37 Г 55
Главный редактор Д. И. Фельдштейн
Заместитель главного редактора С. К. Бондырева
Члены редакционной коллегии:
A. А. Бодалев
Л. П. Кезина
А. И. Подольский Г.
А. Бордовский
М. И. Кондаков
В. А. Поляков
B. П. Борисенков
В. Г. Костомаров
В. В. Рубцов
C. В. Дармодехин
О. Е. Кутафин
Э. В. Сайко
А. А. Деркач
В. С. Леднев
В. А. Сластенин
Ю. И. Дик
В. И. Лубовский
И. И. Халеева
А. И. Донцов
Н. Н. Малафеев
В. М. Тиктинский- Шкловский
И. В. Дубровина
Н. Д. Никандров

Рецензенты: доктор социологических наук Т. Л. Александрова (Российский государственный профессионально-педагогический университет); доктор психологических наук, профессор В. П. Прядеин (Уральский государственный педагогический университет)
Г 55 Глуханюк Н. С, Гершкович Т. Б.
Поздний возраст и стратегии его освоения. Издание 2-е, дополненное - М.: Московский психолого-социальный институт, 2003, 112 с.
ISBN 5-89502-589-7
В книге представлены основные возрастно-временные характеристики человека, их детерминанты и стратегии поведения в пожилом и старческом возрасте. Рассматривается готовность к освоению возрастно-временных изменений как основа толерантного отношения к старению. Предлагаются психотехнологии работы с людьми пожилого и старческого возраста.
Для психологов, геронтологов, социальных работников и широкого круга читателей, интересующихся особенностями развития на поздних этапах жизненного пути.
© Московский психолого-социальный институт, 2003 © ООО «Полиграф Центр», 2003
Содержание
 o "1-3" u Введение  h
4
Глава 1. ВОЗРАСТ КАК ОБЪЕКТ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ  h
7
1.1. Возрасты жизни в истории человечества  h
7
Возрастные представления и мифология первобытного общества и древних цивилизаций  h
9
Понимание возраста и философия Античности  h
11
Возраст и его магическое истолкование в Средние века  h
13
К научным представлениям о возрасте  h
15
1.2. Возраст и человек  h
17
1.3. Возраст, социум, культура  h
18
1.4. Понятие возраста в современной науке  h
19
1.5. Антропологическое изучение возраста  h
22
1.6. Изучение возраста в социологии  h
24
1.7. Психология о возрасте  h
25
Глава 2. СТАРОСТЬ И СТАРЕНИЕ  h
30
2.1. Общие закономерности и теории старения. Виды старения в геронтологии  h
31
2.2. Место старости в общей картине жизненного пути человека  h
33
2.3. Психологическая характеристика старости  h
34
Глава 3. СТРАТЕГИИ ТОЛЕРАНТНОГО ОТНОШЕНИЯ К СТАРЕНИЮ  h
37
3.1. Типология стратегий отношения к старению  h
37
3.2. Исследование готовности к освоению возраста как основания толерантного к нему отношения  h
41
Глава 4. ТЕХНОЛОГИИ РАБОТЫ С ПОЖИЛЫМИ ЛЮДЬМИ  h
44
4.1. Основные направления помощи пожилым людям  h
44
Технологии взаимодействия консультанта с пожилым клиентом  h
45
4.2. Возрастно-психологическое консультирование  h
45
4.3. Семейное психологическое консультирование  h
47
4.4. Профориентационное психологическое консультирование  h
48
4.5. Индивидуальное психологическое консультирование  h
49
4.6. Психотерапевтические методы мотивирования жизненной активности в пожилом и старческом возрасте  h
50
Биографический метод  h
51
Мемуаротерапия  h
52
Арт-терапия  h
53
Кинотерапия  h
54
Музыкальная психотерапия  h
54
Схема определения эмоций, выражаемых музыкой, в зависимости от темпа музыки и лада  h
55
Заключение  h
56
Приложение. ОПРОСНИК «ГОТОВНОСТЬ К ВОЗРАСТНЫМ ИЗМЕНЕНИЯМ»  h
57
Приложение. Бланк ответов к опроснику «Готовность к возрастным изменениям»  h
58
Библиография  h
61

Введение
Старение не является уникальной особенностью нашего времени, но лишь в последние 100 лет оно стало обычным явлением. Установлено, что в древности и в Средние века старость была чрезвычайно редка и вплоть до XVII века лишь 1 % людей достигал 65-летнего возраста. К началу XIX века этот показатель вырос примерно до 4 %. Сегодня относительная доля и абсолютное число престарелых граждан во всем мире стремительно растут, а проблемы старости и старения становятся глобальными. По данным ООН, в 1950 году в мире было 214 млн человек старше 60 лет; к 2025 году прогнозы обещают 1100 млн. Численность пожилых людей за это время возрастет в 5 раз, тогда как население планеты увеличится лишь в 3 раза. В связи с этим можно говорить о «старении» общества. В России, по тем же данным, 25 % населения старше 50 лет и относительная численность пожилых людей все возрастает.
Между тем как в России, так и за рубежом можно наблюдать самые различные проявления интолерантного, нетерпимого отношения к старости и старению. Среди них особенно выделяются следующие:
1. Нетерпимость к лицам пожилого и старческого возраста со стороны молодого поколения и/или общества в целом, проявляемая в различных формах. В зарубежной литературе сегодня используется понятие «эйджизм» - социальная установка, заключающаяся в неоправданно высокой оценке молодости и дискриминации старых людей.
2. Неприятие факта собственного старения лицами пожилого и старческого возраста, связанное с ухудшением состояния здоровья, «выключением» из активной социальной и профессиональной жизни, использованием непродуктивных стратегий адаптации к поздним периодам жизни.
3. Неприятие факта своего будущего старения лицами молодого и среднего возраста. Многие молодые люди считают перспективу старения настолько мрачной, что предпочитают вообще ничего не знать об этом. Они боятся утратить энергию, независимость, гибкость, сексуальность, физическую подвижность, память и даже интеллект, тогда как еще во времена Цицерона убедительно доказывалось, что старение не обязательно сопровождается потерей этих качеств.
Существование и развитие человеческой культуры убеждает, что терпимость (толерантность) в качестве морального основания для построения человеческих отношений сохраняет свою значимость постоянно. При этом толерантность не фигурирует активно в обыденном сознании, хотя законы человеческого мира и подразумевают ее как необходимое условие выполнения правил корректного поведения. В обширной литературе, посвященной роли этико-культурных ценностей в целом, категория толерантности употребляется, как правило, в качестве сопутствующей. Выделение феномена терпимости в большинстве работ оказывается затруднительным, так как фактический ее механизм описывается с помощью синонимов или операционально.
Интерес к анализу ценностной значимости толерантности обеспечивается не только социальным заказом на современном этапе развития нашего общества, но и поиском универсальных, «все-временных» механизмов построения человеческих отношений. Толерантность в истории культуры выполняет функцию идеальной модели формирования взаимоотношений в обществе. Поэтому оказывается закономерным наличие рассогласования между декларативным и действительным поведенческим вариантами принятия данной ценности (Е. В. Швачко, 2000).
Анализ толерантности можно вести в самых разных системах отсчета, с различных позиций. Во-первых, это филогенетические аспекты проблемы. Во-вторых, социогенетические аспекты, представляющие толерантность на исторических перекрестках разных культур. В-третьих, это толерантность в персоногенезе, то есть в индивидуальном развитии жизненного пути человека. Наконец, в-четвертых, это педагогические аспекты толерантности (А. Г. Асмолов, 2000).
Проблема толерантности является междисциплинарной, и ее изучение сопряжено с обычными в таком случае трудностями. Понятие «толерантность» имеет слишком широкое толкование.
При философском осмыслении толерантность анализируется в рамках проблемы «Я и Ты», в аксиологическом и деятельностном аспектах. В контексте первого подхода толерантность понимается как способ преодоления разъединенности людей, вызванной отчужденным характером отношений в обществе, посредством достижения душевного и духовного единства. В данной плоскости толерантность обнаруживает свою сложную, диалектически раздваиваемую сущность: как феномен душевности она проявляется в форме эмоционально-чувственных переживаний, а в сфере духовного характеризует рационально осмысленное содержание ценностного сознания индивида. В целом же в аксиологическом аспекте толерантность предстает в качестве общечеловеческой ценности, которая на данном этапе общественного развития имеет тесную связь с институтом прав и свобод человека.
Деятельностный подход воплощается в анализе толерантности в аспекте общения, в котором толерантность выступает явлением, определяющим становление процесса общения и его результат. В данном проявлении толерантность представляет собой начало и способ процесса общения, целью которого выступает достижение духовной общности взаимодействующих индивидов (общности интересов, ценностей, установок) путем сотрудничества, диалога, компромисса.
Этический срез проблемы толерантности подчеркивает близость данного понятия с категориями плюрализма и ненасилия и закладывает основу для личностно ориентированного подхода в педагогическом анализе обозначаемого им явления, поскольку определяющее значение в этическом аспекте имеет трактовка толерантности как моральной добродетели, состоящей в сознательном отношении к другому как к свободной равнодостойной личности.
В рамках педагогики толерантности последняя предстает комплексным личностным качеством, подлежащим целенаправленному формированию в ходе процессов обучения, воспитания и самовоспитания и состоящим в высоком уровне знаний, умений и навыков уважительного отношения к «другому» в ходе межличностного взаимодействия и общения; владении нравственными принципами и приемами общения; способности к целостному восприятию «другого» с пониманием его отличительных характеристик как проявлений его индивидуальности и неповторимости; готовности к критическому диалогу с «другими»; отказе от претензий на собственную непогрешимость и исключительность; способности к компромиссу и готовности частично поступиться собственными интересами для преодоления и предотвращения конфликта; в способности к критическому отношению к себе как к «другому» для дальнейшего личностного самосовершенствования (Я. Ф. Комогоров, 2000).
Анализ психологических аспектов проблемы толерантности приводит к ее пониманию как психологической установки, представляющей собой познавательную, эмоциональную и волевую готовность индивида к поиску объединяющих его с взаимодействующим субъектом (значимым «другим» или «другими») характеристик - чувств, представлений, ценностей и так далее, а также пониманию толерантности как осознанной идентификации образа Я и претворенного в сознании индивида образа «другого» на основе интериоризованных этических принципов общения для преодоления конфронтации и индифферентности (А В. Петровский, 1996). Кроме этого, толерантность выступает в качестве определяющего фактора формирования положительной системы представлений человека о самом себе (Р. Бернс, 1993).
Анализ феномена толерантности с общетеоретических позиций позволяет сделать вывод о том, что данное явление свойственно всем сферам человеческого существования и рассматривается в качестве предмета изучения во многих областях знаний о человеке. Внимание исследователей обычно привлекают аспекты, связанные с межэтническим и межконфессиональным взаимодействием; не менее важна толерантность в профессиональных, тендерных, экономических, региональных, возрастных и других отношениях. Толерантность, таким образом можно представить как генерализованную диспозицию, имеющую самый широкий круг проявлений (Д. А. Леонтьев, 1999).
В современном человекознании имеют место две противоположные точки зрения о природе толерантности и необходимости ее формирования. Первая, традиционная, состоит в том, что толерантность - комплексное личностное качество, которое необходимо целенаправленно формировать. Вторая точка зрения, представленная недавно на научной конференции «Толерантность - норма жизни в мире разнообразия», предполагает, что толерантность присуща человеческой природе, ей не нужно специально обучать, необходимо лишь устранять те препятствия, которые, формируясь в опыте, мешают ей проявляться. Толерантность - адаптивная составляющая человеческой психики, однако она подвергается разного рода фрустрациям; именно в таком контексте видится обширное поле распространения идей толерантности и формирования соответствующих установок (см.: Г. У. Солдатова, 2002).
На каких бы позициях относительно формирования толерантности ни стоял исследователь, нельзя не признать, что одной из задач современной психологии толерантного/интолерантного общения является определение устойчивых, стабильных характеристик личности как субъекта взаимодействия, формирующихся в координатах общего культурно-, историко- и социально-психологического пространства развития общности.
Предметом нашего исследования является толерантность к старению. Данная форма проявления толерантного сознания практически не изучена, и тем большую актуальность приобретает обозначенная выше задача поиска стабильных личностных характеристик, являющихся предпосылками толерантности к старению. В качестве такой предпосылки мы рассматриваем готовность к освоению возрастно-временных изменений как интегративное психическое образование, определяющее осознание личностью факта собственного старения, толерантное отношение к нему и проявляющееся в активном поиске продуктивных стратегий адаптации к этому процессу.
Поддержка данного проекта была осуществлена программой «Межрегиональные исследования в общественных науках», Институтом перспективных российских исследований им. Кеннана (США), Министерством образования Российской Федерации за счет средств, предоставленных корпорацией Карнеги в Нью-Йорке (США), фондом Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров (США) и институтом «Открытое общество» (фонд Сороса). Точка зрения, выраженная в данном исследовании, может отличаться от позиций, которых придерживаются вышеперечисленные благотворительные организации.
Глава 1. ВОЗРАСТ КАК ОБЪЕКТ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Многие науки пришли к пониманию того, что социальные и культурные свойства человека неотделимы от его биологических характеристик, к осознанию этого единства, обусловленного тем, что на ранних стадиях социогенеза биологическое являлось той единственной основой, на которой формировались социальные свойства человека.
Это особенно четко отражалось в феномене возраста. Ведь обретение определенного биологического статуса в процессе взросления почти автоматически совпадало с получением нового социального статуса. Таким образом, уровень биологического развития индивида коррелировал с предписанными ему социальными функциями.
В процессе социогенеза биологическое и социальное в человеке все более расходятся, но никогда полностью не утрачивают своей взаимосвязи.
Рассматривая толерантность как моральное основание построения человеческих отношений в процессе развития социума и культуры, мы сосредоточим внимание на форме, в которой реализуются те или иные общественные явления в определенном социуме. Возраст - это универсальное социальное явление, так как везде люди рождаются, взрослеют, стареют и умирают, но в каждом конкретном социуме, соответственно культуре, это происходит по-разному. Для каждой культуры, каждого общества характерны свои представления о возрастном процессе, о качестве и количестве выделяемых возрастных этапов - периодов, фаз, ступеней, о социальных позициях - характеристиках, свойствах индивида, соответствующих тому или иному возрасту.
Кросс-культурный анализ позволяет нам выделить универсальные закономерности возрастного процесса, его взаимодействие с другими элементами социальной организации - социально-ролевыми, властными, брачно-семейными и другими отношениями.
Претендуя на интегральное исследование человека, мы обратились к различным дисциплинам, в зону интересов которых входит проблема возраста - к антропологии, социологии, психологии. В данной главе коротко представлены подходы, характерные для этих научных дисциплин в сфере изучения возраста, а также определены точки их соприкосновения.
Но прежде чем перейти к научному анализу феномена (здесь мы будем следовать логике А. В. Толстых (см.: А. В. Толстых, 2000)), рассмотрим формирование представлений о возрасте в историческом контексте.
1.1. Возрасты жизни в истории человечества
История возрастов жизни еще не написана. Ее создание - дело будущего; оживленный интерес к вопросам исторического развития возрастных категорий жизни человека, появление работ по истории возрастов жизни - все это говорит об актуальности и перспективах данной области знаний.
История психологии возрастов - это не только один из любопытнейших предметов изучения. Есть и другие аргументы в пользу привлекательности возрастной проблематики. В одной из своих книг А. Р. Лурия писал, что можно лишь удивляться тому, что мысль о социально-историческом происхождении многих психических процессов, о том, что важнейшие проявления человеческого сознания складываются под непосредственным влиянием основных форм практической деятельности и реальных форм культуры, долго оставалась почти полностью чуждой психологической науке (А. Р. Лурия, 1974).
Это всецело относится и к возрастной психологии, в которой представление о социально-исторической, культурной определенности возрастной динамики развития личности сформировалось сравнительно недавно. Длительное время те, кому «по долгу службы» вменялось научное изучение возрастных особенностей человека, считали возраст естественным состоянием человека, зависящим всецело от видовых свойств его организма, особенностей психофизиологического аппарата.
Господство натуралистических представлений о возрастной психологии человека преобладало вплоть до 20-х годов прошлого века, когда бурное развитие этнографических исследований (К. Леви-Брюль, М. Мид, Р. Бенедикт, Ф. Боас, Н. Н. Миклухо-Маклай и многие другие) поставило под сомнение натуралистическую картину возрастных изменений личности. Собранный учеными и путешественниками богатый этнокультурный материал позволил установить важные различия между европейской цивилизацией и так называемыми «традиционными» обществами буквально по всем параметрам процесса развития человека.
То, что казалось европейцу до этого «естественным» проявлением законов природы, перестало быть таковым, оказалось зависимым от особенностей культуры, в условиях которой формируется человек. Значение этих исследований заключается в том, что они впервые убедительно показали, что длительность любого возраста, характер перехода от детства к взрослости, наличие или отсутствие возрастных кризисов зависят не от сугубо естественных причин, а определяются конкретными социальными обстоятельствами жизни человека.
Исследователи обратились к сравнительно-историческому анализу возрастов человеческой жизни и обнаружили, что возраст не есть нечто неизменное и абсолютное, а в своей сущности является общественно-историческим феноменом. В частности, было замечено, что возрастные понятия во многих языках первоначально означали не столько «календарные сроки», сколько общественное положение, социальный статус. Например, древнерусское «отрок» (буквально - «не имеющий права говорить») означало: «раб», «слуга», «работник», «княжеский воин» (М. Фасмер, 1971). ' В нашей психологии общественно-исторический подход к пониманию возраста разработан П. П. Блонским и Л. С. Выготским. Их идеи имели глубокое революционизирующее значение для всей возрастной психологии, хотя более всего они проявили себя в ее специальной части - детской психологии. Вместе с тем анализ детского возраста позволяет распространить установленные особенности и закономерности на весь спектр возрастов жизни человека, ибо исторически эволюционируют и по-разному проявляются в истории культуры не только детство, но и молодость, зрелость и старость. Таким образом, есть основания вслед за П. П. Блонским и Л. С. Выготским утверждать, что изучать следует не возрасты жизни, а историю возрастов жизни, вне и без нее анализ возрастных особенностей человека может быть только позитивным описанием наличных данностей, выйти за пределы которого можно, лишь рассмотрев эти «данности» в их самодвижении, то есть вскрыв реально-исторический, социокультурный механизм их возникновения и развития. Именно эту задачу выполняет история возрастов жизни (Л. В. Толстых, 2000).
Современное состояние возрастной динамики человека есть момент и результат длительной исторической и культурной эволюции общественной жизни. И сегодня возрасты жизни продолжают изменяться: меняется характер детства, юности, происходят глубинные изменения молодости, зрелости и старости. Чтобы исследовать эти возрастные перемены, обнаружить тенденции их развития, необходимо изначально отразить всю историю возрастов жизни и на грани прошлого и будущего увидеть современное состояние в его полноте и целостности. Для этого следует рассмотреть историю возрастов шаг за шагом, фиксируя наблюдаемые изменения в возрастной организации общественных структур, трансформации возрастного самосознания людей и перемены форм общественного сознания, в которых человек рефлексирует свои представления о жизни.
Подобный анализ выходит за рамки нашего исследования, поэтому выделим только своеобразные «индикаторы» в истории возрастной психологии, которые нам удалось обнаружить на ее отдельных этапах и которые позволяют многое, хотя и не все, объяснить, а также приблизиться к пониманию поздних возрастов жизни и определению адекватного отношения к ним. Так, рассматривая возрастную проблематику в первобытном обществе, необходимо считаться с его своеобразным «мифологическим» сознанием, организующим этот специфический мир и позволяющим его понять. В таком же смысле можно говорить о «философичности» возрастного сознания в Античности и попытках его «магического» истолкования в Средние века. Понятно, что эти характеристики в известной мере условны и к любому историческому времени можно подойти сразу с несколькими мерками - философскими и этическими, эстетическими и естественно-научными, экономическими и педагогическими и т. д. Нас же интересует сфера человеческих возрастов на определенном этапе истории.
Итак, обратимся к динамике возрастов в первобытном обществе. Из многочисленных источников можно судить о средней продолжительности жизни в первобытном обществе: она колебалась в рамках 19-21 года. По-видимому, весь жизненный цикл индивида в то время умещался в пределах двух-трех десятилетий, отведенных на жизнь одного поколения.
На заре человечества и на ранних ступенях его культурного развития центральной фигурой общественной жизни был взрослый человек. Как отмечает польский антрополог Л. Кшивицкий, зрелый человек как знаток окрестностей и обладатель многолетнего жизненного опыта был объектом уважения в первобытной орде. Он знал, когда и где созревают плоды, как поймать рыбу, каким образом убить зверя и так далее, и благодаря этим знаниям был важнейшим связующим звеном общества. Но с наступлением старости, когда силы уже отказывались служить, знания и умения становились бесполезными. Беспомощного старика бросали на произвол судьбы (L. Krzuwicki, 189S). Поэтому первобытные общества были обществами без стариков.
Возрастание со временем числа старых людей в первобытном обществе во многом объясняется изжитием, хотя и частичным, возникшего в древности обычая убивать стариков, облеченного часто в форму религиозного требования, хотя по сути мотивировавшегося недостатком пищи. Этим же мотивировался и столь же широко распространенный обычай детоубийства. Ребенок, как и старик, находился на периферии общественной жизни.
С «приручением» огня положение стариков и детей изменяется к лучшему; возникает первое общественное разделение труда по половозрастным признакам: на долю мужчин выпадает добыча средств пропитания, а женщины, дети и старики наблюдают за огнем.
Итак, первобытное общество было обществом, в котором царил зрелый взрослый человек. Практически все существование человека в это время было подчинено достижению зрелости. В это же время начинают вырабатываться и первые представления о возрастах жизни человека, первоначально органически вплетенные в обыденную, практическую жизнь человека. Следуя за А. В. Толстых, выделившим этапы представления о возрастах жизни в истории поколений, рассмотрим мифологию, философию, магию и научные представления о возрасте.
Возрастные представления и мифология первобытного общества и древних цивилизаций
Временные представления древнего человека, наложившие отпечаток на понимание возрастов жизни, существенно отличались от представлений, присущих современному человеку. Главная и во многом парадоксальная особенность архаичных представлений состоит в том, что с позиций современного сознания можно назвать пониманием времени как «вневременного» или «квазивременного» (Р. Дж. Коллингвуд, 1980). Событие, происшедшее раньше, и событие, совершающееся сейчас, в определенных условиях могли восприниматься архаическим сознанием как явления одного плана, протекающие в одной временной длительности.
И. С. Кон называет эту особенность архаического ума «расплывчатостью мифологического сознания», в условиях которой человек не может отделить собственное Я от своих бесчисленных предков.
Мифологическое мироощущение выражается не только в повествовании о деяниях богов, героев, духов, за которыми скрыто фактически представление о мире, управляемом их волей, но и в действиях, в ритуале как совокупности обрядов, масок, танцев, татуировок, инициации и т. п. Все «происходящее» с мифологическими персонажами приобретает для древнего человека характер парадигмы, прецедента и образца для подражания. Мифы утверждают принятую в первобытном обществе систему ценностей, поддерживая и санкционируя определенные нормы поведения. Это своеобразный «язык» общества, посредством которого регулируются отношения в первобытной общине. Все возрастные представления в таком типе общества подчинены ритуалу, как совокупности обычаев, находящих свое осознание в мифе. При этом возрастные категории выступают в функции «языка», позволяющего сохранять традиции общества.
Хотя древний человек (как, впрочем, в известном смысле, и современный) живет одновременно в нескольких временных измерениях (сакральное время, время празднества, время жертвоприношения, время воспроизведения мифа, связанное с возвращением «изначального» времени, наконец, время, фиксируемое в индивидуальном опыте собственной жизни), течение этих разнообразных хроносов в целом подвержено определенной закономерности и может быть охарактеризовано как преобладание идеи обратимости -циклическое время над необратимостью - линейное время. Это свойственно практически всем древним цивилизациям и некоторым современным традиционным культурам, сохранившим атрибуты архаического уклада. Специально исследуя этот вопрос, А. Я. Гуревич отмечает, что в основе систем ценностей, на которых строились древние культуры, лежит идея вечно длящегося настоящего, неразрывно связанного с прошлым (Л. Я. Гуревич, 1981). Традиционное древнекитайское восприятие времени - циклическая последовательность эр, династий царствований, имеющих литургический порядок и подчиненных строгому ритму. Выразителем древнеиндийского понимания времени был символ колеса космического порядка, которое вечно движется, постоянно возобновляя круговорот рождения и смерти. Аналогичные представления находим мы и у древних египтян. Более подробный анализ типов возрастных систем и классификаций возрастов жизни в древних культурах мира представлен в работах А. В. Толстых, К. М. Тернбула и др. (А В. Толстых, 2000; К. М. Тернбул, 1981).
Возрастные представления древности фиксируются в циклической, линейной и ступенчатой возрастных системах, которые так или иначе присутствуют во всех известных истории возрастных классификациях; их можно узнать и в современных, гораздо более сложных и детализированных возрастных системах. Однако элементы общности древних и современных представлений не должны вводить в заблуждение. Система возрастных представлений древнего человека достаточно специфична сама по себе и всецело подчинена единому основанию - мифологическому сознанию.
Уже древние люди обратили внимание на социально значимый характер возрастных этапов жизни человека и выработали свое, особенное понимание стадий жизни на основе целостного образа мира, воплощенного в мифе, который являлся образцом для подражания и тем самым способом воспроизводства общественной жизни, ее своеобразного ритма. Все возрастные стадии жизни первобытного человека вплетены в ритуал и подчиняются ему. Ритуал же определен мифом, отсюда и мифологичность возрастного самосознания древних. Говоря о мифологичном сознании, необходимо отметить еще одну его характеристику: архаичные, мифологические представления о человеческой жизни, в частности о ее длительности, обладают особым качеством. Их вполне можно назвать фантастичными. По Гомеру, Нестор прожил «три человеческих века», и это не стоит расценивать как художественное преувеличение.
И. С. Клочков отмечает, что «шумерский царственный список» поражает поистине «кошмарными сроками» правления «допотопных» и первых «послепотопных» царей, подчиненными одной тенденции: чем дальше в историческом времени отстояли описываемые события, тем фантастичнее указываемые в них сроки человеческой жизни. «После потопа» продолжительность царствований резко падает, хотя и остается внушительной. И только начиная с восьмой «послепотопной» династии идут сравнительно правдоподобные сроки человеческой жизни (И. С. Клочков, 1983).
Аналогичные фантастически-символические свидетельства продолжительности человеческой жизни мы находим и в других исторических источниках разных времен и народов. Так, в Библии необычайным долголетием отличаются ветхозаветные патриархи: Адам жил до 930 лет, а Ной - 950 (Бытие, V, 5; IX, 29), Авраам умер в возрасте «всего» 175 лет, немногим больше прожил Исаак -180 лет (Бытие, XXV, 7; XXXV, 28). Если верить Библии, то человеческий век до потопа составлял 120 лет и жили тогда «на земле исполины» (Бытие, VX, 3-4).
Этот материал позволяет нам констатировать, что уже на ранних ступенях общественного уклада возникло особое явление -возрастной символизм, который будет сопутствовать всей дальнейшей истории возрастов в Античности, в Средневековье и даже в наше время, сохраняясь и оберегаясь обыденным сознанием.
Возрастной символизм появляется в недрах и на основе мифологического сознания как своеобразной автономной символической формы культуры, особым образом моделирующей мир. Подводя промежуточный итог рассмотрению истории возрастов жизни на первоначальном этапе общества - в пору первобытности, надо отметить его особенность, которая была, впрочем, характерна и для первых рабовладельческих стран Востока, состоящую во вплетенности представлений о возрастной динамике развития человека в непосредственную жизнедеятельность, а именно в ритуал.
Эту особенность древних цивилизаций - в сравнении с древними греками - особенно подчеркивает в своей работе С. С. Аверинцев, который пишет, что мысли египтян, вавилонян и иудеев в своих предельных достижениях не философия, ибо предмет этих мыслей не «бытие», а жизнь, не «сущность», а существование и оперируют они не «категориями», а нерасчлененными символами человеческого самоощущения в мире, всем своим складом исключая техническо-методическую «правильность» собственной философии. В отличие от них греки, если позволительно так выразиться, извлекли из жизненного потока явлений неподвижно-самотождественную «сущность» (будь то «вода» Фалеса или «число» Пифагора, «атом» Демокрита или «идея» Платона) и начали с этой «сущностью» интеллектуально манипулировать, положив тем самым начало философии. Они высвободили для автономного бытия теоретическое мышление, которое, разумеется, существовало и до них, но, так сказать, в химически связанном виде, всегда внутри чего-то иного. Благодаря им оно впервые превратилось из мышления в мире в мышление о мире (С. С. Аверинцев, 1971).
Таким образом, в период до Античности идея возрастов жизни фактически не имела своего теоретического анализа, не была предметом рефлексии. Начиная с древних греков открывается история теоретического освоения понятия о возрастах.
Понимание возраста и философия Античности
Понятие о возрастах человеческой жизни в европейской традиции восходит к ионической философии VI века до н. э. В воззрениях представителей древней Ионии неразрывно сплелись мифология и философия, магия и стихийный материализм, медицинские и естественные знания. Значение идей ионических мыслителей для развития представлений о человеческих возрастах невозможно переоценить.
Два положения, выдвигаемых ионическими философами, оказались наиболее продуктивными. Суть одного из них состоит в утверждении фундаментального единства природы, естественных и сверхъестественных сил и восходит к народным верованиям языческих времен. В русле этого подхода мир понимается как единая система, управляемая на основе одного строгого закона - космического детерминизма, обуславливающего все — от движения планет и сезонных изменений вегетативного цикла до судьбы человека. Отсюда становится понятным стремление выдающегося древнегреческого философа и математика Пифагора найти аналогию между возрастами жизни и сменой времен года, которую мы видим в его классификации возрастов - наиболее древней из известных сегодня. Для современного человека выделение двадцатилетнего цикла кажется формальным и выглядит более чем условно. Во времена Пифагора такой «формализм» был выражением конкретной идеи, связанной с другим фундаментальным положением ионической философии - о всеобщей связи явлений - и тезисом о символическом значении цифр.
Цифры позволяли древним грекам устанавливать в мире определенные соответствия, которым приписывалось значение не случайного совпадения, внешней аналогии, а существенной характеристики космического порядка. Особенно ярко это проявилось в классификации возрастов жизни, данной выдающимся древнегреческим философом и врачом Гиппократом (авторство этой классификации приписывается еще и афинскому законодателю Солону).
В делении жизни на возрасты Гиппократ исходил из древнего учения о переломных годах, основу которого составляла идея цифрового символизма. Согласно этим представлениям, каждые семь (по другому мнению - девять) лет происходит коренная перестройка организма человека, опасная для его здоровья и жизни. Древние боялись возрастов 7, 14, 21... 63, 70, 77 лет (в другом варианте - 9, 18, 27... 63, 72, 81 год). Особый ужас, понятно, вызывал возраст 63 года, когда оба цикла совпадают. С этими повериями, возможно, связано мнение Платона о 81-м годе как пределе человеческой жизни. Гиппократ в полном соответствии с этими представлениями делил жизнь человека на десять периодов по семь лет каждый. И надо сказать, что его, казалось бы, «нехитрая» классификация оказала огромное влияние на последующих мыслителей. Ее разделяли римский государственный деятель и писатель Плиний Младший, римский грамматик и эрудит Макробиус, арабский философ и врач Ибн Рушд (Аверроэс).
Важно отметить, что «мир воспринимался и переживался древними греками не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение по великому кругу. События, происходящие в мире, не уникальны: сменяющие одна другую эпохи повторяются, и некогда существовавшие люди и явления вновь возвратятся по истечении великого года» - пифагорейской эры (А. Я. Гуревич, 1989, с 162-163). Многие представления древних греков о космическом и индивидуальном времени свидетельствуют о непосредственном заимствовании упоминавшихся ранее представлений жителей Древнего Востока. В преобразованном виде в них можно найти и идею циклического времени, и концепцию второго рождения, и элементы линейной возрастной динамики жизни (у Гиппократа). Вместе с тем элементы культурной преемственности сочетаются с оригинальной и самобытной древнегреческой мифологией, созерцательностью античного сознания (Л. Ф. Лосев, 1978).
Философско-теоретические воззрения древних греков относительно возрастов жизни необходимо дополнить характеристикой существовавшей в ту эпоху специфической организации возрастных групп. Возрастная структура общества в Античности, сохраняя осмысленные философски мифологические элементы, уже становится принципиально иной. Возраст для древних греков не является элементом ритуала, и половозрастное разделение труда фиксируется у них не мифологическими средствами. Миф еще сохраняет свои права, но уже вынесен непосредственно за скобки жизнедеятельности - буквально вынесен на театральные подмостки (Эсхил, Еврипид, Софокл); на него смотрят со стороны, знакомясь с иллюзорной жизнью богов и героев. Анализируя ее в своем сознании, древний грек не подчиняется слепой логике образца, а мысленно его перерабатывает, согласуясь с велениями жизни. Акцент все более смещается из области мифологии в область философии жизни.
Рассмотрим, какова была эта жизнь в плане ее возрастной динамики. Как и в первобытном обществе, в античной Греции центральное место в общественной жизни занимал зрелый человек. Положение детей было не столь плачевным, как в первобытном обществе, но все-таки «служебным» по отношению к цветущей поре. Известно, что в Древней Спарте фактически неизменным остался первобытный обычай уничтожения слабых и плохо развитых детей. С б до 18 лет молодые люди воспитывались, готовились к тяготам военной службы, а с 18 до 30 - ее несли. Большую часть времени молодые спартанцы жили отдельно от семьи под руководством специальных наставников. С 30 лет спартанец, продолжая военную службу, получал полные гражданские права и возможность жить дома. После 60 лет он становился членом старшей возрастной группы, из которой выбирались члены геруссии. В соседних Афинах жизнь была не столь жестко регламентирована, и лишь одна возрастная группа - эфебы (с 18 до 20 лет) - была всецело занята вопросами военной подготовки.
Особо отметим изменение положения стариков, которые если и не играют в античной Греции центральную роль, то и не могут быть отнесены к периферии общественной жизни. Подчеркнуто уважительное отношение древних греков к мудрости, ассоциируемой со старостью (Эпикур), делает старика из дряхлого и непригодного к активной общественной жизни члена общества (первобытный строй) в фигуру существенную - старейшину, в функции которого входит управление страной и руководство воспитанием подрастающего поколения. В Древней Греции чтили своих долгожителей. До наших времен дошли сведения о долгожителях Древней Эллады - преимущественно из среды людей знаменитых, прославившихся на каком-то общественном поприще: поэт Симонид прожил 90 лет, поэт Стесихор - 85; философ-атомист Демокрит -104 года; стоик Зенон - 98 лет, а стоик Клеанф - на год больше.
В Риме отрочество считалось до 14-17 лет (до получения тоги взрослого); молодость — до 46 лет (римские граждане, достигнув этого возраста, увольнялись с военной службы и переходили в старший разряд своей центурии), после чего начинался преклонный возраст; в 60 лет, по представлениям римлян, наступала старость. Отметим, что именно в Древнем Риме возрастные понятия впервые обнаруживают явную тенденцию к обозначению общественных связей человека, выходящих за рамки чисто семейных отношений. Недаром они являются особым предметом римского права. В социальном аспекте - как этапы социальной жизни - рассматриваются возрастные категории в трудах римских мыслителей. 65-67 лет считаются в Древнем Риме уже вполне нормальной продолжительностью жизни, к тому же старик становится довольно видной фигурой. О почитании стариков в Риме говорит и тот факт, что высшее государственное учреждение называлось «сенат» (от слова «senec» — старик).
Одновременно старость была и предметом философских спекуляций римлян, среди которых выделяется трактат знаменитого оратора Цицерона «О старости», оказавший существенное влияние на судьбу изучения старости как особого возраста в последующие времена. Выдвинутый им тезис «Старость есть болезнь» просуществовал вплоть до нашего времени, составляя во многом центральное звено трактовки этого возраста в Средневековье, Возрождении и даже в Новое время. Опираясь на этот тезис, римский врач и естествоиспытатель Клавдий Гален, непререкаемый авторитет в медицине вплоть до Возрождения, направление трудов которого справедливо назвать «натурфилософским», дал множество полезных советов о гигиене старости, рассматривая возможности профилактики старости как болезни (гимнастика, массаж, занятость, ограничения в питании, опасность кровопускания и т. п.). Таким образом, старость уже в Древнем Риме становится предметом достаточно подробного и разностороннего осмысления и анализа.
Резюмируя рассмотрение возрастной проблематики в эпоху Античности, отметим ее основные особенности. Древние греки сделали представления о возрастах жизни предметом философии, впервые осмыслили их как особый предмет теоретического мышления. Они заложили в основание теоретического анализа возрастов идею космического детерминизма, фундаментального единства природы, развили и усовершенствовали возрастной символизм. Римляне сделали возрастные представления предметом своего права (юриспруденции), вскрыли неразрывную связь возрастных категорий с процессами общественной жизни. В реальной системе возрастного деления общества наметилось изменение роли стариков (при сохранении главной позиции за «зрелым человеком»), которые как мудрецы становятся объектом подчеркнутого уважения. Античность представляет собой относительно замкнутый и цельный фрагмент истории человечества; развитые в ней представления о возрастах жизни являются относительно замкнутым и самодостаточным концентром мировоззрения древних эллинов и римлян. В то же время были высказаны идеи, которые получили свое развитие в ходе дальнейшего осмысления возрастных категорий жизни и которые позволили акцентировать внимание на линии исторического развития, а не только на специфике собственно античного сознания.
Уникальной была попытка антиков достичь целостности картины жизни и составляющих ее стадий (возрастов) средствами философского анализа. Тем самым был намечен главный путь развития общественного сознания от мифологии через философию к спектру научных и гуманитарных воззрений нашего времени. Древние греки и римляне первыми вычленили многие из аспектов рассмотрения возраста: медицинский, естественно-научный, юридический, экономический, этический и др. И все же наиболее характерной чертой их мировоззрения была философичность. В дальнейшем развитии истории общества, каких бы высот ни достигала философия в ходе своего развития, она не была уже таким концентром понимания возрастов жизни.
Рассмотрим следующий этап исторического развития - Средние века.
Возраст и его магическое истолкование в Средние века
Как утверждает французский историк Ф. Ариес, понятие возрастов жизни занимает значительное место в псевдонаучных трактатах Средневековья. Их авторы употребляют терминологию, которая кажется часто вербальной: детство (enfance) и отрочество (pueriite), молодость (jeunesse) и юность (adoescence), старость (vieiesse) и сенильность (seniite). Каждое из этих слов призвано обозначить какой-то один, определенный период жизни (Ph. Aries, 1960). Ф. Ариес прав, когда говорит, что эта терминология только кажется нам чисто вербальной.
Для людей Средневековья понятия возрастов жизни имели статус научных понятий, причем очень строгих, не менее существенных, чем понятия веса, меры и т. п. Дело в том, что понятия «возраст», «возраст жизни», «возраст человека» для средневековых мыслителей были неотъемлемыми категориями восприятия мира, восходящего к системе физического описания и объяснения, разработанной в ионической философии и усвоенной из византийских источников. Эта система объяснения, как уже отмечалось, базировалась на идее фундаментального единства мира - природного и сверхъестественного.
В этой концепции мира показателями подобной взаимосвязи и единства были астрологические совпадения чисел, их символизм. И возрасты жизни трактовались как свидетельство этих таинственных связей человека с миром. Ученые Средних веков явно злоупотребляли астральными аналогиями, и поэтому картина связи человека и мира у них носила поверхностный характер астрологического гороскопа. Такое понимание было не шарлатанством, а логическим продолжением идеи космического детерминизма. Здесь важно ощутить особенность мировосприятия, стиль мышления человека Средневековья и его особое ощущение жизни, которое в самом общем виде можно определить как покорность судьбе, року, предначертанию. Для человека Средних веков жизнь была необходимой, циклической преемственностью возрастов жизни, предначертаний, скорее, общим порядком и сущностью вещей, чем личным опытом каждого, так как очень небольшому количеству людей выпадало прожить все эти возрасты в эпоху высокой смертности.
Тема возрастов жизни была необычайно популярна в Средние века в народном искусстве, а также (позднее) в работах профессиональных живописцев, например, Тициана и Ван-Дейка. Любопытно, что живопись раннего Средневековья изображала в картинах сюжет «ступеней жизни»: ребенка как копию взрослого, уменьшенную в размерах, отличить которого возможно скорее по некоторой символической атрибутике, нежели как возрастной тип; представители других возрастов жизни распознавались также по некоторым атрибутам (школяр с книжкой; возле старика стоит смерть с косой и т. п.).
Различия между отрочеством и юностью отсутствовали, а иногда эти два понятия подводились под общее понятие детства. Средневековые школы и университеты не строились по возрастному принципу, и в одном классе находились школяры разного возраста. Следует отметить фактически абсолютное безразличие Средневековья к биологическим факторам, в частности к половому созреванию, которое никто не принимал за окончание детства. Детство было тесно связано с идеей зависимости и не кончалось, пока не кончалась зависимость от «сеньора». Поэтому «мальчиком» (vaet, gar-son) мог быть назван человек практически в любом возрасте. Поскольку на первом плане находились вопросы сословные, о возрастном самосознании - в нашем современном понимании - применительно к Средневековью можно говорить лишь условно. Ученые Византии и средневековой Европы дали наименования отрезкам жизни, многие из которых тогда практически для большинства населения не существовали. Детство, отрочество, молодость, да и старость - завоевания более поздних эпох развития человечества. Вот почему Ф. Ариес и говорит о вербальности средневековой проблематики возрастов жизни {Ph. Aries, 1960).
Говоря о Средних веках, нельзя забывать, что люди того времени, причем даже выдающиеся мыслители, какими были Фома Аквинский и Августин Блаженный, верили в бесов. Так, Августин утверждал, что Церера, Вакх, Пан, Приам, фавны, сатиры, наяды и ореады «все суть действительные бесы» (Я. Сперанский, 1904). Понятно, что и простонародье со священным трепетом и вполне искренне верило в то, что на огне костра инквизиции горят «самые натуральные ведьмы». Средние века были подвержены существенному влиянию мистического мировосприятия, которое затронуло и возрастную тематику, в .частности такие известные вопросы, как взаимоотношения молодости и старости, попытки вернуть молодость, продлить жизнь. Остановимся на этой проблематике отдельно, отметив, что попытка установления связи между возрастами жизни и действием магических сил не составляет привилегию Средневековья.
Магическими манипуляциями с возрастом человек занимался с древних времен; интересуется магией и наш просвещенный век. В печати нередко появляются публикации, обещающие современникам открытие тайн бессмертия и долголетия. Испокон веков не только о бессмертии и долголетии мечтает человек, не продления жизни ищет, к примеру, легендарный Фауст - он жаждет продления молодости. Из древней греческой мифологии известна фигура несчастного Титона, которому по просьбе богини света Эо даровали бессмертие, но не дали вечной молодости. Джонатан Свифт описал бессмертных жителей Лапуты: тот, кто рождался со знаком бессмертия на лбу, был заранее обречен на бесконечное прозябание в старческом возрасте.
История человечества, в том числе и самая древняя, содержит примеры многочисленных попыток найти «эликсир жизни», а точнее «эликсир вечной молодости», избавления от старческой немощи, недугов и страданий. Уже в древнеиндийском трактате «Аюрведа» представлены соображения, направленные на сохранение молодости, в которых много практической житейской мудрости и советов гигиенического характера. В древнеегипетских папирусах приведены основы «превращения старых в молодых», хотя рецепты представляют собой лишь косметические советы. В древн&heip;