Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Майкл Ридпат. "Все продается"

ВСЁ ПРОДАЁТСЯ - захватывающий триллер, действие которого разворачивается на мировом рынке ценных бумаг, где за несколько минут можно заработать или потерять миллионы долларов, где ловкие мошенники могут безнаказанно присваивать огромные суммы.
Это первая книга Майкла Ридпата, которая сразу сделала знаменитым никому не известного тридцатитрехлетнего банковского служащего из Сити. В течение года она обошла весь мир, претерпев более тридцати изданий в 23 странах и сделав её автора миллионером. А одна из голливудских фирм за невиданную до сих пор сумму приобрела права на её экранизацию.

Содержание
 h z t "11;1"  ""
Первая глава  h
2
 ""
Вторая глава  h
11
 ""
Третья глава  h
21
 ""
Четвертая глава  h
37
 ""
Пятая глава  h
49
 ""
Шестая глава  h
62
 ""
Седьмая глава  h
74
 ""
Восьмая глава  h
80
 ""
Девятая глава  h
90
 ""
Десятая глава  h
103
 ""
Одиннадцатая глава  h
114
 ""
Двенадцатая глава  h
131
 ""
Тринадцатая глава  h
148
 ""
Четырнадцатая глава  h
152
 ""
Пятнадцатая глава  h
163
 ""
Шестнадцатая глава  h
172
 ""
Семнадцатая глава  h
187
 ""
Восемнадцатая глава  h
197
 ""
Девятнадцатая глава  h
205
 ""
Двадцатая глава  h
216
 ""
Двадцать первая глава  h
228
 ""
Двадцать вторая глава  h
248
 ""
Двадцать третья глава  h
263


Первая глава

Меньше чем за полчаса я потерял полмиллиона долларов, а кофеварка не работала. День начинался не из лучших. Полмиллиона долларов на дороге не валяются. Мне позарез нужна была чашка кофе.
Между тем утро не предвещало никаких неприятностей. Спокойный июльский вторник в помещении инвестиционной фирмы «Де Джонг энд компани». Моего босса, Хамилтона Макензи, в офисе не было. Зевая, я перечитывал в «Файненшал таймс» скучнейшие репортажи о вчерашних событиях сомнительной важности. Больше половины столов пустовало: люди разъехались по командировкам, по отпускам. На осиротевших столах в беспорядке валялись бумаги и телефонные трубки. Застывший хаос. Наш офис походил скорее на библиотеку, чем на коммерческую фирму.
Я выглянул из окна. Над изнывавшими от жары улочками угрюмо нависли молчаливые серые громады лондонского Сити. На здании страховой компании «Меркантайл юнион иншуранс», в ста ярдах к западу от меня, по самому краешку крыши скользила пустельга. Гигантский финансовый центр дремал. Трудно было поверить, что в нем есть хоть одна живая душа.
Передо мной на пульте телефонной связи неуверенно мигнула одна из лампочек. Я взял трубку.
- Да?
- Пол? Это Кэш. Начинается. Мы уже работаем во всю.
Я сразу узнал режущий слух нью-йоркский акцент Кэша Каллахана, «ведущего продюсера» «Блумфилд Вайс», крупного американского инвестиционного банка. Настойчивый тон Кэша заставил меня подтянуться.
- Что начинается? Что вы делаете?
- Через десять минут мы выбрасываем новые шведские. Хочешь узнать условия?
- Да, пожалуйста.
- Тогда слушай. Их выпущено на пятьсот миллионов долларов с купоном на девять с четвертью процента. Погашение через десять лет. Предлагаются по девяносто девять. Доход - девять и сорок одна сотая процента. Понял?
- Понял.
Итак, шведы, выпустив еврооблигации, собираются взять взаймы пятьсот миллионов долларов. «Блумфилд Вайс» они используют в качестве андеррайтера [ Андеррайтер - поручитель, который берет на себя обязательство разместить определенное количество ценных бумаг нового выпуска и закупает бумаги у эмитента для их последующей продажи инвесторам. - Здесь и далее примечания переводчика.] размещения. Теперь его дело продать облигации инвесторам. Приставка «евро» означает, что облигации международные, в одной из европейских валют, но не Швеции, и продажа их будет осуществляться по всему миру. Мое дело - решить, покупать нам эти облигации или нет.
- Девять сорок одна - очень хороший процент, - продолжал Кэш. - За десятилетние итальянские дают девять тридцать восемь, но никому и в голову не придет сравнивать итальянцев со шведами. Лучший пример для сравнения - Канада, но и то процент по канадским облигациям всего девять двадцать пять. Беспроигрышный вариант. Шведские поднимутся до небес, понимаешь, что я имею в виду? Я тебя записываю на десять миллионов?
И в худших обстоятельствах Кэш совершал сделки с напором, а если ему предстояло продать облигаций на пятьсот миллионов долларов, его энергия не знала границ. Впрочем, для него сейчас в этом был вполне определенный смысл. Я произвел несложные расчеты на своем калькуляторе. Если процент по новым облигациям упадет до канадского уровня, то есть до девяти и двадцати пяти сотых, то их курс поднимется от девяноста девяти до ста. Любой инвестор сможет получить неплохую прибыль, если вовремя сообразит быстро купить облигации по предлагаемой начальной цене. Конечно, окажись выпуск неудачным, «Блумфилд Вайс» будет вынужден понизить курс, пока процент не вырастет до величины, способной привлечь покупателей.
- Подожди. Мне нужно подумать.
- Хорошо. Только не слишком тяни. Кстати, тебе будет полезно узнать, что в Токио мы уже разместили облигаций на триста миллионов долларов.
В трубке послышались гудки. Кэш спешил уговорить следующего покупателя.
Времени на то, чтобы собрать сведения и принять решение, было в обрез. Я набрал номер Дейвида Барратта, сейлсмена [ Сейлсмен - торговый агент, действующий в качестве посредника между покупателем и продавцом на рынке.] из «Харрисон бразерс». Я передал ему все, что услышал от Кэша, и спросил его мнение.
- Мне вся эта затея не нравится. Цена кажется вполне приемлемой, но помнишь, как печально закончилась история с облигациями, выпущенными Всемирным банком две недели назад? Сейчас никто не покупает еврооблигации. Думаю, ни один из моих британских клиентов не возьмет ни одной бумажки.
Четкий, размеренный голос Дейвида отражал его огромный опыт и трезвый, аналитический ум. В большинстве случаев он оказывался прав и благодаря этому приобрел множество надежных и верных клиентов.
- Благодарю за полезный совет, - сказал я и положил трубку.
Загорелась другая лампочка. Звонила Клер Дюамель, очень деловая француженка, которая продавала облигации от имени «Банк де Лозанн э Женев», или, короче, БЛЖ.
- Алло, Пол, как дела? Сегодня ты готов купить у меня пакет облигаций? - Ее хорошо поставленный низкий грудной голос заставлял задуматься даже самых жестокосердных покупателей.
Теперь у меня не оставалось времени для любезной болтовни с Клер. Она отличалась потрясающим здравомыслием (которое тщательно скрывала), и мне нужно было срочно узнать ее мнение.
- Что ты думаешь о новых шведских?
- Это же курам на смех! Барахло. Ужасное барахло. И вообще сегодняшний рынок мне совсем не нравится. И моим покупателям. И моим трейдерам [Трейдер - лицо, покупающее и продающее ценные бумаги с целью получения прибыли от краткосрочных колебаний цен, биржевой игрок.. Но если ты захочешь купить, уверена, они продадут облигации очень дешево.
Она хотела сказать, что ее трейдерам эти облигации вовсе не нравятся, поэтому они попытаются их продать как можно быстрее - в надежде на то, что позднее выкупят их дешевле.
- «Блумфилд Вайс» говорит, что большая часть выпуска уже размещена в Токио.
На этот раз в голосе Клер прозвучала нотка раздражения:
- Я этому поверю, если увижу своими глазами. Будь осторожен. Пол. Многие потеряли массу денег, доверившись Кэшу Каллахану.
Несколько минут телефонный пульт подмигивал мне всеми лампочками сразу: многие хотели высказать свое мнение об облигациях. Никому они не нравились.
Мне нужно было подумать. Я попросил Карен, нашего секретаря, отвечать на все телефонные звонки. В предложенной Кэшем сделке было что-то привлекательное. Правильно, рынок сейчас на удивление пассивен. Верно также и то, что двухнедельной давности облигации Всемирного банка покупаются плохо. Но с того дня новых выпусков не предлагалось, и у меня создалось впечатление, что инвесторы приберегали деньги для более надежного выпуска. Таким может оказаться именно этот, шведский. Во всяком случае процент по облигациям определенно был заманчивым.
Наиболее убедительным аргументом казалась покупка облигации японцами. Если Кэш не наврал и они действительно продали в Токио на триста миллионов долларов из пятисот, то дела пойдут исключительно хорошо. Но можно ли доверять Кэшу? Не принимает ли он меня за сосунка - двадцативосьмилетнего несмышленыша со смешным полугодовым опытом работы на рынке ценных бумаг? Как бы поступил на моем месте Хамилтон?
Я повертел головой. Вероятно, мне следовало бы обсудить сделку с Джеффом Ричардзом. Он был заместителем Хамилтона и отвечал за стратегию компании во всем, что связано с процентными ставками и обменными курсами. Но Джефф предпочитал вступать в игру только после тщательного экономического анализа. Покупка нового выпуска облигаций его никогда не привлекала. Я бросил взгляд на его стол. Джефф переносил цифры из брошюрки по статистике в память компьютера. Пусть занимается своим любимым делом.
Кроме Карен и Джеффа в офисе была еще только Дебби Чейтер. До недавнего времени она присматривала только за юридической стороной фондов, которыми управляет наша фирма. Рынком ценных бумаг Дебби стала вплотную заниматься всего два месяца назад, значит, опыта ей не хватало даже больше моего. Но у нее был острый, цепкий ум, и я часто обсуждал с ней разные проекты. Она сидела за соседним столом и с интересом наблюдала за происходящим.
Роясь в собственных мыслях в поисках единственно верного решения, я рассеянно посмотрел на Дебби.
- Не знаю, в чем суть твоей проблемы, но самоубийство - не лучший выход. Ты выглядишь так, словно собрался выброситься из окна, - заметила Дебби, и ее широкое лицо осветилось улыбкой.
Я улыбнулся ей в ответ.
- Я просто задумался, - сказал я и в нескольких словах объяснил Дебби суть предложения Кэша о покупке новых шведских облигаций, упомянув и об отсутствии энтузиазма в стане его конкурентов.
Дебби внимательно выслушала меня, с минуту подумала, потом сказала:
- Видишь ли, если бы Кэш предложил что-то мне, то я бы отказалась не раздумывая. - Она бросила мне номер «Мейл». - Если тебе в самом деле невтерпеж рискнуть деньгами наших клиентов, почему бы не выбрать что-нибудь более безопасное?
Я швырнул газету в мусорную корзину.
- Серьезно, мне кажется, в этом что-то есть.
- Серьезно, брось даже думать о том, в чем замешан Кэш, - парировала Дебби.
- Если бы здесь был Хамилтон, уверен, он бы принял предложение, - настаивал я.
- Что ж, спроси у него. Он сейчас, должно быть, уже вернулся в отель.
Дебби была права. Днем Хамилтон вел переговоры с руководством токийских компаний, деньгами которых управляет наша фирма. Переговоры должны были уже закончиться. Я повернулся к Карен.
- Свяжись с Хамилтоном. Думаю, он в «Империале». Поторопись.
У меня оставалось две-три минуты. Карен хватило одной, чтобы отыскать Хамилтона в отеле.
- Привет, Хамилтон. Прошу прощения за то, что беспокою вас вечером, - начал я.
- Никакого беспокойства. Я всего лишь читал всякую ерунду. Не знаю зачем. Так называемое «изучение рынка» - это просто бред. Что у вас?
Я в общих чертах рассказал о предложении Кэша, повторил нелестные комментарии Дейвида, Клер и других, упомянул и о том, что сообщил Кэш о японцах.
Последовала небольшая пауза, потом я снова услышал мягкий, спокойный голос с чуть заметным шотландским акцентом. Этот голос, как доброе солодовое виски, действовал на меня умиротворяюще.
- Очень интересно. Пол, малыш, возможно, нам следует что-то предпринять. Сегодня утром я вел переговоры в двух страховых компаниях. В обеих мне сказали, что их очень беспокоит состояние американского фондового рынка и поэтому они активно продают акции. Они готовы вложить в облигации несколько сотен миллионов долларов, но до последнего времени ждали крупного нового выпуска, чтобы сразу купить большой пакет. Вы знаете этих японцев: если двум японцам придет в голову какая-то разумная мысль, то скорее всего ее подхватят еще по меньшей мере десять.
- Значит, Кэш, возможно, говорит правду?
- Как ни удивительно, но это не исключено.
- Так мне купить на десять миллионов?
- Нет.
- Нет? - не понял я. Из того, что говорил Хамилтон, следовало, что сделка могла оказаться выгодной.
- Покупайте на сто.
- На сто миллионов? Вы уверены? Не многовато ли для сделки, которая не нравится решительно никому? В сущности, я думаю, что это многовато для любой сделки. Уверен, у нас даже не найдется столько свободных денег.
- Что ж, тогда продайте какие-нибудь другие ценные бумаги. Послушайте, Пол, случай сделать хорошие деньги выпадает не часто. Это один из таких случаев. Покупайте на сто.
- Хорошо. Вы будете в отеле весь вечер?
- Да, но у меня есть кое-какие дела, поэтому звоните мне только в случае крайней необходимости.
И Хамилтон повесил трубку.
Покупать облигации на сто миллионов долларов - это большой риск. Огромный риск. Если мы ошибемся, то не компенсируем потери и за год. С другой стороны, если японцы купили на триста миллионов долларов, а мы купим на сто миллионов, то на всех других останется только сто миллионов. Про Хамилтона говорили, что время от времени он крупно рискует, но рискует расчетливо - и всегда выигрывает.
Замигала лампочка. Это был Кэш.
- Мы запускаем. Что ты надумал, приятель? Берешь на десять? Думаю, здесь нам повезет. Давай немного заработаем!
У меня пересохло в горле, когда я медленно, слово за словом, сказал:
- Я беру на сто.
Эта цифра заставила замолчать даже Кэша. Я едва услышал, как он прошептал «Ого!» и попросил подождать пять секунд.
- Мы не можем продать на сто по девяносто девять. Можем уступить на пятьдесят по девяносто девять, но на вторые пятьдесят - только по девяносто девять и две.
Будь я проклят, если попадусь на такой дешевый трюк.
- Послушай, и мне и тебе хорошо известно, как относится рынок к этим облигациям. Мне они почему-то приглянулись, но только по курсу девяносто девять. Сто по девяносто девять или вообще ничего.
- Пол, ты не понимаешь, как делаются такие дела. Если ты покупаешь столько облигаций, ты должен быть готов заплатить за них больше.
Меня раздражал вкрадчиво-поучительный тон Кэша.
- Сто по девяносто девять или не получишь ничего.
Последовала пауза, потом:
- Ладно, решено. Продаем тебе новые шведские на сто миллионов по курсу девяносто девять.
Когда я опускал телефонную трубку, моя рука дрожала. Только что я совершил крупнейшую сделку в своей жизни. Вопреки единодушному мнению всего рынка я бросил в игру сто миллионов долларов. Не удивительно, что я разнервничался. Невольно в моей голове поплыли мысли об ужасных последствиях. А если мы просчитались? А если в ближайшие несколько минут мы потеряем сотни тысяч долларов? Как мы это объясним мистеру де Джонгу? Как мы все это объясним тем компаниям, которые доверили нам свои деньги?
Так нельзя. Мне нужно выбросить из головы всякие «а что, если». Мой мозг должен быть надежнее любого суперкомпьютера, а не блуждать в джунглях эмоций по поводу возможных кошмарных последствий. Мне нужно расслабиться. Я сжал телефонную трубку и заметил, что костяшки пальцев побелели. Пришлось заставить себя ослабить хватку.
На пульте мигали одновременно все лампочки. Я выбрал наугад одну из линий. Это была Клер.
- Что я тебе говорила? Одно вранье. Вы купили?
- Да, честно говоря, уже немного купили.
- Ох нет, - голос Клер преисполнился сочувствием, - с этим Кэшем нужно быть очень осторожным. Впрочем, если ты хочешь еще, знай, куда обращаться. Мы их предлагаем по девяносто восемь и девять.
- Спасибо, больше не надо. Пока.
Итак, БЛЖ уже предлагает шведские облигации по курсу ниже начального. Но Клер и раньше говорила, что они намерены продавать краткосрочные облигации в надежде с выгодой выкупить их позже. Не удивительно, что они предлагали низкую цену.
- Привет, Пол, это Дейвид. Вы купили эти новые шведские?
- Немного.
- Так вот, эти бумаги катастрофически падают в цене. Мы покупаем по девяносто восемь и семьдесят пять и предлагаем по девяносто восемь и восемьдесят. Никому из наших клиентов это не нравится.
О, Боже! Все пошло совсем не так, как я предполагал. Цена падала слишком быстро. При предлагаемой цене девяносто восемь и семьдесят пять я терял двести пятьдесят тысяч долларов. Что делать? Смириться с такой потерей? Я вспомнил старый афоризм:
«Сократи свои убытки и вырастут доходы». Потом я вспомнил другую максиму: «Выбрав точку зрения, не меняй ее». Афоризмы и максимы не помогут. Думай, Пол, думай.
Замигала еще одна лампочка. Опять Клер.
- Боюсь, дела складываются совсем плохо. Мы уже предлагаем только девяносто восемь и пятьдесят. Облигации продают повсюду, и их цена может только понижаться. Ты намерен что-нибудь предпринять?
Девяносто восемь с половиной! Теперь я терял уже полмиллиона долларов. Мой внутренний голос кричал: «Продавай!» К счастью, мне. удалось взять себя в руки. Я ответил охрипшим, но спокойным голосом:
- Нет, сейчас ничего, благодарю.
Я позвонил в «Блумфилд Вайс». Трубку взял .Кэш.
- Что там с этими шведскими облигациями? Я был уверен, что ты уже разместил почти весь выпуск? - спросил я, прилагая отчаянные усилия, чтобы не сорваться на крик.
- Пол, успокойся. На триста миллионов мы продали в Японию. На сто миллионов - тебе, еще на пятьдесят - американцам. И только что купили от других дилеров [ Дилер - юридическое или физическое лицо, покупающее ценные бумаги за свой счет или продающее их из собственного портфеля в отличие от брокера или сейлсмена, выступающих посредниками между продавцом и покупателем. На практике многие фирмы выполняют как те, так и другие функции.] примерно на пятьдесят миллионов. Итого пятьсот миллионов. Больше облигаций просто нет.
Я мог бы наорать на Кэша. Мог бы обругать его по телефону последними словами. Ничего этого я не сделал. Я просто пробормотал:
- Пока.
У меня было такое ощущение, словно меня обманули, предали. Больше того, я чувствовал себя полным дураком. На рынке ценных бумаг ошибиться может каждый, но только законченный идиот способен доверить сто миллионов долларов Кэшу Каллахану. Он даже не признался во лжи, когда катастрофическое падение курса облигаций уже все сказало. Я попытался дозвониться в Токио Хамилтону, но не смог его найти и поручил поиски Карен, а сам стал думать, как можно выйти из этого кошмара с наименьшими потерями.
Все это время мое внимание было полностью поглощено миром, находившимся на другом конце телефонной линии. Только теперь я осмотрелся и увидел, что с меня не сводит глаз Дебби. Она следила за каждым моим словом и жестом. На ее лице не было обычной улыбки, оно приняло озабоченное выражение.
- Кажется, ты что-то говорила про то, чтобы выброситься из окна? - возможно более ровным тоном спросил я.
Дебби с трудом заставила себя улыбнуться, но тут же на ее лице появилось прежнее выражение озабоченности.
- Есть какие-нибудь свежие идеи? - спросил я.
Дебби, нахмурившись, на минуту задумалась. Не стоило ее спрашивать. Магического решения проблемы вообще не существовало, и мне не следовало перекладывать на плечи Дебби тяжесть ответственности за свою ошибку. Но пока она раздумывала, я с удивлением заметил, что вопреки здравому смыслу во мне теплится надежда на какое-то простое решение, которое я упустил из виду, а Дебби его найдет.
- Ты можешь продать, - сказала наконец Дебби.
Я мог продать. И потерять полмиллиона долларов. Мог ничего не предпринимать, рискуя потерять еще больше.
Внезапно мне страшно захотелось кофе, чтобы лучше думалось или, на худой конец, чтобы чем-то занять руки. Я встал и направился в угол, где стоял кофейный автомат, готовивший «настоящий» отфильтрованный кофе. По вкусу он был хуже растворимого, зато кофеина в нем было предостаточно. Я нажал на кнопку и опустил рычаг. Никакого результата. Я стукнул по автомату ребром ладони. По-прежнему ничего. Тогда я ногой ударил по станине агрегата и, получив хоть какое-то удовлетворение от появившейся в ножке небольшой вмятины, поплелся к своему столу.
Думай! Если Кэш врал, что казалось наиболее вероятным, тогда на рынок будет выброшено большое количество непроданных облигаций и их курс какое-то время не будет подниматься. Но при курсе 98,50 процент по облигациям поднялся до 9,49, то есть стал больше, чем у любой другой аналогичной еврооблигации. Со временем цена облигаций вырастет. Если Кэш врал, то мне не следует продавать, я должен выждать. При достаточном терпении, возможно, удастся компенсировать все потери и, быть может, даже получить какую-то прибыль.
А если Кэш не врал? Если ошибались все другие дилеры? Если «Блумфилд Вайс» действительно продал на триста миллионов в Японию? В таком случае, как только другие дилеры поймут свою ошибку, им придется оправдывать собственную игру на понижение. Иными словами, они станут покупать те же облигации, которые продавали раньше. Курс облигаций начнет стремительно подниматься. У кого хватит смелости купить сейчас много облигаций, тот заработает целое состояние.
Чем больше я думал, тем более вероятным мне казалось, что Кэш говорил правду. Кэшу я не доверял, но я верил чутью Хамилтона. Если Хамилтон не сомневался в том, что японцы могли бы купить облигации нового выпуска, то, скорее всего, он был прав. Как я мог сказать, кто прав, а кто не прав?
Потом у меня родилась одна мысль. Риск был немалым, но если все получится, то и результат будет отличным. Времени советоваться с Хамилтоном не оставалось. Если я хотел, чтобы вышло по-моему, мне нужно было действовать немедленно.
Я набрал номер Кэша. За ту секунду, что он брал трубку, мое сердце успело стукнуть полдесятка раз.
- Если мы договоримся о цене, то я хотел бы купить еще на пятьдесят миллионов, - сказал я и сам удивился, насколько спокойно прозвучал мой голос.
Кэш засмеялся.
- Правильно, Пол! Зарабатывать так зарабатывать! Подожди, не клади трубку.
Его реакция еще ни о чем не говорила. Чем больше объем продаж, тем больше комиссионных получает сейлсмен. Кэш заработает в любом случае. Надежным мерилом будет предложенная им цена. Если ему нужно продать облигаций еще на многие миллионы, он предложит низкую цену. В таком случае я поторгуюсь и, возможно, в последний момент откажусь от сделки. Если же Кэш действительно продал почти весь выпуск, то он с тысячами извинений предложит более высокую цену.
Вероятно, пришлось ждать не больше минуты, но мне показалось, что прошло не меньше десяти. Наконец в трубке снова зазвучал голос Кэша:
- Мне очень жаль, но, боюсь, мы можем предложить только на десять миллионов и только по курсу девяносто девять ровно.
По тону Кэша я понял, что он приготовился выслушать поток возражений, ведь он предлагал мне меньшее количество облигаций по курсу на полпункта выше, чем у его конкурентов. Но с моей стороны возражений не последовало. Я не сердился на Кэша. Мне представлялась редкая возможность, и я собирался воспользоваться ею в полной мере.
- Хорошо, беру десять по девяносто девять.
Теперь мне нужно было пошевеливаться. Следующий звонок был к Клер.
- Ты все еще горишь желанием продать новые шведские? - спросил я.
- О, ну конечно, - замурлыкала Клер. - Могу уступить пакет по девяносто восемь с половиной.
- Отлично. Покупаю на двадцать.
После двух других телефонных звонков мне удалось купить еще на пятнадцать миллионов по курсу девяносто восемь и шесть десятых. Итого, в моих руках оказалось новых шведских облигаций на .сто сорок пять миллионов долларов. Я откинулся на спинку кресла и ждал. Я все еще ощущал напряжение, но это было напряжение охотника, а не загнанного зверя.
Долго ждать мне не пришлось. Через две минуты на пульте замигали лампочки: дилеры умоляли продать облигации. Сначала они предлагали 98,60, потом 98,75, потом 98,90. Вскоре позвонил Дейвид Барратт.
- Я хотел бы купить этих шведских на двадцать миллионов по девяносто девять и десять, - сказал он.
- Это очень высокая цена для облигаций со столь туманной перспективой, - поддразнил его я, не в силах скрыть нотки торжества в голосе.
- Любопытная история, - объяснил Барратт. - Как я и предполагал, курс сначала падал. Потом кто-то где-то скупил сколько-то этих облигаций. С этого момента все дилеры забегали, пытаясь оправдать свои краткосрочные сделки. Но облигаций уже никто не предлагал, поэтому они подняли курс. Еще смешнее то, что двум моим английским клиентам, которые выжидали целый месяц, тоже вдруг взбрело на ум купить эти облигации. Они уверены, что у шведских отличные перспективы, а быстрый рост курса напугал их; они боятся, что упустят выгодный момент на рынке.
Я продал Дейвиду на двадцать, а до конца дня еще на семьдесят пять миллионов. Меня особенно умоляла продать Клер. На операциях с этими облигациями БЛЖ потерял очень много. Я решил приберечь оставшиеся пятьдесят миллионов на тот случай, если через одну-две недели их курс еще немного подрастет, и продал другие облигации, чтобы иметь свободные средства. Потом я подсчитал результат. За день я получил четыреста тысяч долларов прибыли, и в запасе у меня оставалось на пятьдесят миллионов облигаций, которые могли дать еще триста тысяч долларов.
Я упал в кресло. Я чувствовал полную опустошенность. Казалось, меня крепко поколотили. Нервное напряжение, приток адреналина, изнурительное волнение нескольких последних часов вымотали меня. Но я все сделал правильно. По большому счету. Неважно, что скажет Хамилтон, этого он отрицать не сможет. Впервые в жизни я ощутил, что значит выйти на рынок ценных бумаг и победить. Ощущение было приятным. Я доказал себе, что могу быть хорошим трейдером, не хуже других. Я надеялся, что Хамилтон тоже это поймет.
- Видел бы ты, какое самодовольство написано у тебя на лице, - перебила ход моих мыслей Дебби. - Если у тебя еще раз появится такое же вдохновение на всякие махинации, дай мне знать. Уверена, за такой талант, как у тебя, дельцы по продаже подержанных автомобилей готовы отдать все. А пока не хочешь ли пригласить меня в бар?
- Интересно, почему я всегда должен приглашать тебя в бар? Или тебе здесь ничего не платят? - сказал я, надевая пиджак.
Потом в моей голове мелькнула смутная мысль.
- Подожди минутку, мне нужно позвонить.
Я набрал номер отеля «Империал» и попросил Хамилтона Макензи. Телефонистка ответила, что мистер Макензи настоятельно просил его не беспокоить. Я восхитился хладнокровием шефа. Такая крупная игра, а он не захотел даже узнать окончательный результат. Значит, он верил в меня настолько, что решил предоставить мне полную свободу действий. Как обычно, он оказался прав.
С той же самодовольной улыбкой я выключил все свои аппараты и вслед за Дебби пошел к лифту, оставив в офисе одного Джеффа, все еще погруженного в статистический анализ

Вторая глава

Поезд замедлил ход и остановился на станции «Монумент». Добрая четверть пассажиров встала и молча потянулась к дверям. Я был одним из них. Мы вышли на платформу, поднялись по короткой лестнице, миновали контрольный барьер и оказались на залитой июльским солнцем улице. Здесь ручеек пассажиров влился в нестройный, но намного более мощный поток людей, спускавшихся с Лондонского моста. Я присоединился к тем, что направлялись по Грейсчерч-стрит к Бишопсгейт - туда, где располагался офис нашей компании. Несколько заблудших пешеходов, которым нужно было пройти по улице в противоположном направлении, безуспешно пытались противостоять натиску армии спешащих на работу чиновников. За такое безрассудство их безжалостно толкали и швыряли. Со времен «большого взрыва» это ежедневное переселение народов начиналось на лондонских улицах все раньше - банковский люд торопился не опоздать к своим рабочим местам, чтобы поговорить с Токио, Австралией или Бахрейном.
На первый взгляд казалось, что всей этой армией движет единая цель - поскорее добраться до рабочего места и быстрей начать делать деньги, но на самом деле каждый нес с собой свои заботы, тревоги и свою ответственность. Иногда я пробивался сквозь толпу, стремясь скорее оказаться за своим столом и заняться проблемой, которая не давала мне заснуть всю ночь. Иногда я едва волочил ноги и меня то и дело толкали в спину, потому что мне невольно хотелось оттянуть момент неизбежного возвращения к вчерашней нерешенной задаче. Часто я просто плыл по течению вместе с толпой, мой мозг еще спал, отказываясь вникать в предстоящие дела, и просыпался лишь тогда, когда я садился за стол и в моих руках оказывалась чашка кофе.
Впрочем, сегодня я летел, как на крыльях. За последние двадцать четыре часа я заработал четыреста тысяч долларов; кто знает, сколько мне удастся заработать в следующие сутки? У меня появилась безрассудная уверенность в том, что любая операция, за какую бы я ни взялся, обязательно превратит деньги в еще большие деньги. Я понимал, что такая уверенность недолговечна, но мне хотелось наслаждаться ею, пока это возможно. В конце концов удача отвернется от меня. Я проиграю все сделки, в которых вероятности выигрыша и проигрыша будут одинаковыми. Казалось бы выигрышные сделки сорвутся из-за каких-то непредвиденных осложнений. К примеру, в моем компьютере заведется неуловимый вирус. Моя работа была сродни наркотику: я испытывал то ощущение безудержной эйфории, то тяжелейшую «ломку». Может, она вызывала и привыкание? Вполне вероятно.
Во всяком случае моя работа увлекала меня гораздо больше, чем безделье в крупном американском банке, куда меня приняли сразу после Кембриджа. Шесть лет я провел в кредитном отделе, анализируя деятельность и финансовое состояние компаний, которые брали займы в нашем банке. Мне нужно было решить, в состоянии ли будут эти компании вернуть деньги. В принципе такая работа могла быть интересной, но банк делал все возможное, чтобы превратить ее в скучнейшее занятие. У меня было ощущение, словно я тружусь в какой-то безликой конторе, укомплектованной безликими людьми, где каждый еженедельно должен изучить определенное количество бумаг.
Впрочем, до поры до времени такое положение меня устраивало. Руководство банка закрывало глаза на мои опоздания, ранние уходы. Очевидно, они полагали, что я выполняю роль своего рода рекламы. Директором лондонского филиала банка был американец, игравший в колледже в футбол, который на всю жизнь остался страстным болельщиком. Он ничего не имел против, если я опаздывал или уходил из банка задолго до окончания рабочего дня. Мои выходные никто не считал, я мог взять неоплачиваемый отпуск на любой срок. Весь банк гордился олимпийским чемпионом, получившим бронзовую медаль в беге на восемьсот метров.
Меня никто не понял, когда я бросил большой спорт. Директор воспринял мое решение как личное оскорбление. По его мнению, у меня не было никаких проблем. Я был еще молод. Еще четыре года - и золотая олимпийская медаль у меня в руках. Как мог я так поступить?
Скучная работа стала еще скучней. Теперь мне нужно было проводить в банке весь рабочий день. Я потерял единственную отдушину, и рутина банковской жизни стала невыносимой. Мне нужно было что-то новое, такое, в чем я мог бы испытать свои силы и победить.
Поэтому, когда я увидел в «Файненшал таймс» объявление о том, что где-то требуется младший трейдер, я заполнил анкету и отправил ее по указанному адресу. В объявлении говорилось, что небольшая фирма по управлению фондами, «Де Джонг энд компани», ищет специалиста с опытом кредитных операций, с перспективой после соответствующего обучения стать менеджером по инвестициям клиентов. Через две недели томительного ожидания я получил ответ. Со мной хотели встретиться! Мне понравились люди, которые проводили собеседование, они показались мне толковыми и дружелюбно настроенными, способными научить меня многому.
Особенно большое впечатление на меня произвел Хамилтон Макензи, под руководством которого я должен был работать. Макензи, стройному, худощавому шотландцу среднего роста, с аккуратно подстриженной короткой бородкой, было под сорок. Его преждевременно поседевшие волосы всегда выглядели так, словно он только что от парикмахера. Взгляд голубых глаз шотландца казался холодным и отрешенным, пока он не направлял его на вас. Тогда он как бы проникал в ваши самые сокровенные мысли, все видел, все замечал, все взвешивал и оценивал. Хамилтон и в самом деле ни на секунду не переставал думать, анализировать, выносить суждения, просчитывать варианты. Сначала меня это смущало, и в его присутствии я чувствовал себя скованно. Но он оказался превосходным учителем. Он хорошо знал свое дело и умел доходчиво и толково объяснять. Часто, не сумев сделать те же выводы, к которым пришел Макензи, я чувствовал себя полным дураком, но он никогда не жалел времени на то, чтобы объяснить ход своих мыслей. Его критика, хотя и высказанная в резкой форме, всегда была конструктивной. Самое главное, он был решительно настроен научить меня всему, что сам знал об управлении портфелем ценных бумаг.
А знал он очень многое. Он завоевал репутацию прирожденного игрока, который не может жить не рискуя. В большинстве современных руководств по управлению ценными бумагами подчеркивается, что любые попытки обмануть рынок обречены на провал, поэтому обычно менеджеры страются подчиниться требованиям рынка, а если они решают отклониться от них, то, как правило, делают это в минимальной мере. Хамилтон находил такую стратегию смешной. Он полагал, что, если какая-то компания доверяет «Де Джонгу» управление своими деньгами, значит, она платит комиссионные не просто так, а за свежие идеи. Он считал своим долгом заработать для клиента столько денег, сколько он сможет, и такими путями, какими он сочтет нужным. Поэтому он рисковал, рисковал очень серьезно, но отнюдь не вслепую. Он выжидал, когда представится очередная благоприятная возможность, анализировал все опасности, устранял или обходил те из них, которые можно было устранить или обойти, и лишь после этого, когда был уверен, что все шансы на его стороне, делал решающий шаг. Результаты радовали клиентов «Де Джонга», и они доверяли Хамилтону большие суммы.
Компания была создана двадцать лет назад Джорджем де Джонгом и первое время занималась управлением некоторыми известными благотворительными фондами. Восемь лет назад в компании появился Хамилтон, и «Де Джонг» стал привлекать зарубежных клиентов, особенно японских. С тех пор объем фондов, которыми управляла компания, постоянно возрастал и теперь достиг двух миллиардов фунтов стерлингов. Последние пять лет мистер де Джонг, которому сейчас было под семьдесят, появлялся в офисе лишь три раза в неделю по утрам. Он сохранил за собой полный контроль над компанией, которая приносила ему немалый доход. Фонды инвестировались в облигации в различных валютах, и управление этими операциями находилось целиком в руках Хамилтона. На него работали шесть человек, одним из которых был я.
Старшим из нас был Джефф Ричардз. У него за плечами был двадцатилетний опыт работы с инвестициями. Он должен был предугадывать предстоящие изменения обменных курсов и процентных ставок и соответствующим образом размещать ценные бумаги. Неизменно спокойный и вежливый. Джефф с его академическим подходом к анализу рынка обычно находил правильное решение. Ему помогал Роб Гринхалш; он отвечал также за управление недолларовыми облигациями. Роб, работавший в компании года два, был примерно моим ровесником. У нас был также «специалист по прогнозированию биржевой конъюнктуры» Гордон Херли. Он занимался анализом истории курсов ценных бумаг и на этой основе предсказывал будущие курсы. На первый взгляд такая работа была не многим надежнее гадания на кофейной гуще, но Гордон чаще угадывал, чем ошибался.
Я следил за долларовыми ценными бумагами, на долю которых приходилось больше половины наших фондов. Это была сфера интересов Хамилтона, в которой он и сам до сих пор работал очень активно. Предполагалось, что в будущем я передам часть своих функций Дебби. Пока что она, проработав в главном офисе даже меньше меня, большую часть времени уделяла документации и изредка оформляла более или менее безопасные сделки. У нас с Дебби была одна помощница, спокойная, но очень расторопная двадцатилетняя Карен.
Вот уже шесть месяцев я был частью этой команды, и мне она нравилась.
Шагая по Бишопсгейт, я наконец добрался до высокого здания с черными стеклами - «Колониал-банка». По мере того как таяло состояние этого банка, сокращалась и его потребность в помещениях, и теперь верхнюю часть здания занимали другие компании. «Де Джонг» располагался на предпоследнем, двадцатом, этаже. На лифте я поднялся на наш этаж и оказался в роскошной приемной. Здесь каждого посетителя должно было поразить обилие полированного красного дерева, дорогих книг в кожаных переплетах и гравюр восемнадцатого века, на которых были изображены древние торговые пути и чайные клиперы под всеми парусами. Приемная производила впечатление солидного, безупречного учреждения, напоминала о богатствах, завоеванных столетия назад финансистами имперской торговли. Здесь все говорило о том, что осторожные решения об инвестициях принимаются лишь после тщательнейшего взвешивания всех «за» и «против». На самом деле компании было всего двадцать лет от роду, а Хамилтон и его команда, укрывшись за дубовыми дверями, ежедневно рисковали деньгами своих клиентов.
Я прошел через эти дубовые двери и оказался в операционном помещении «Де Джонг энд компани». Оно было намного меньше операционных залов крупных инвестиционных банков или брокерских контор, где круглые сутки покупали и продавали ценные бумаги. «Де Джонг» был сравнительно небольшой инвестиционной компанией, в которой работали всего несколько сотрудников. Хотя по сравнению с другими инвестиционными фирмами мы были более активны, наша компания работала далеко не все двадцать четыре часа в сутки. Мы покупали и продавали облигации только тогда, когда, на наш взгляд, на рынке складывалась благоприятная ситуация.
Тем не менее, даже в относительно спокойные часы в нашем операционном помещении царила атмосфера скрытого напряжения, и это мне было по душе. Здесь определялась судьба двух миллиардов фунтов стерлингов. Сюда со всего света стекалась информация - по телефону, с экранов компьютеров или на бумаге. Эту информацию мы анализировали, взвешивали, сортировали и затем сводили воедино. Потом принимали решение: продать одни ценные бумаги, купить другие или просто ничего не предпринимать. Каждое решение приводило в движение миллионы фунтов стерлингов. Если решение было правильным, то наши клиенты становились на десятки и сотни тысяч фунтов богаче. Если же мы ошибались... Все мы очень серьезно воспринимали лежавшую на нас ответственность.
Две стены комнаты, выходившие на юго-запад и юго-восток, были сплошь из толстого стекла. С высоты двадцатого этажа было хорошо видно не только лондонский Сити, но и низкие холмы за Апминстером на востоке, иглу «Кристал-пэлас» на юге и высокие дома-башни Мидлсекса на западе. На двух других стенах не было ничего, кроме обязательных часов, показывающих время в Токио, Франкфурте, Лондоне и Нью-Йорке, и большой белой доски, на которой синим мелом были нацарапаны результаты сделки, совершенной месяцы назад.
В операционной комнате было восемь рабочих мест. Каждое оборудовано обычными атрибутами, необходимыми для перемещения денег по всему свету: экранами агентств «Рейтер» и «Телерейт», которые дают самую свежую информацию о курсах и рынках, сообщают все биржевые новости; персональным компьютером для анализа портфелей и истории изменения курсов; сложной системой телефонной связи с пультом примерно на десяток линий, которые обращали на себя внимание не звонком, а мигающей лампочкой; огромными корзинами для мусора, куда отправлялась большая часть бумаг из двухфутовой стопки, которые мы ежедневно получали по почте.
Один из столов, в те дни пустовавший, был больше других, чуть менее захламлен и стоял немного в стороне. Это был командный пункт, с которого Хамилтон руководил всеми нами и разрабатывал стратегию новых побед на рынке ценных бумаг. Достаточно близко, чтобы быть в курсе всех дел, достаточно далеко, чтобы контроль не казался слишком навязчивым.
Этим утром я появился на работе позже всех, в пять минут девятого, полагая, что имею на это полное право. Сегодня в операционной комнате было больше людей, чем вчера. Роб вернулся из отпуска, а Гордон - с семинара. Оба говорили по телефону, и Роб уже почти сорвался на крик; значит, его успели чем-то растревожить. Джефф сидел у своего компьютера в той же позе, что и вчера, словно не выходил.
- Доброе утро, - поздоровался я на ходу и услышал в ответ нечленораздельное мычание.
Я прошел к своему рабочему месту и нажал с десяток кнопок над столом и под ним. Тем временем со мной поздоровалась Дебби:
- Доброе утро, самодовольная рожа. Благодарю за вчерашнюю выпивку.
- Не издевайся, - сказал я. - Каждому хоть раз в жизни везет.
Я раскрыл портфель и высыпал на стол то, что собирался прочесть накануне вечером.
- Только не рассказывай, что тебе доставляет удовольствие читать такую дрянь, - сказала Дебби, показывая на желтую книжицу с эмблемой «Блумфилд Вайс». Она подошла к моему столу и взяла брошюру в руки. - «Недолговечность преходящего. Как со временем устаревает информация» доктора философии Джорджа Фейхтвангера. Многообещающее название. - Она раскрыла брошюру на странице, испещренной бесконечно длинными уравнениями вперемежку с заумными фразами. - Ладно, раз ты такой сообразительный, скажи, что значит вот это? - Дебби показала на особенно длинную цепочку греческих букв и арабских цифр.
- Это значит: «Доброе утро, Пол. Не принести ли тебе чашечку кофе?», - ответил я.
- А вот эта абракадабра переводится так: «Встань и налей кофе сам, ленивый сукин сын», - парировала Дебби, показывая на не менее сложное уравнение, стоявшее под первым. Потом она бросила брошюру на стол и направилась к кофеварке.
Дебби мне нравилась. Мы работали вместе всего два месяца, но даже за такое короткое время научились понимать друг друга. Она считала, что я слишком много внимания уделяю работе, я полагал, что она относится к своей работе слишком легкомысленно. Но она никогда не унывала. Дебби анализировала сравнительно небольшие взлеты и падения курсов на рынке ценных бумаг. Рядом с Дебби было невозможно воспринимать всерьез даже самого себя.
Ей было около двадцати пяти. Светло-каштановые волосы она собирала в «конский хвост». Вероятно, она была чуть-чуть полнее, чем следовало бы, но даже эта полнота придавала ей привлекательную мягкость. С лица Дебби никогда не сходила широкая улыбка, а взгляд ее ярких карих глаз постоянно перепрыгивал с одного предмета на другой.
По образованию Дебби была юристом. После двух лет стажировки в не слишком известной адвокатской конторе она решила, что юриспруденцией сыта по горло, и перешла в «Де Джонг энд компани». Впрочем, совсем забыть свою специальность ей не удалось, и первые два года она провела в нашем «черном офисе», где большую часть времени у нее занимали правовые проблемы управления нашими фондами в соответствии с неисчерпаемым потоком новых законов, постановлений и правил, единственной целью которых было гарантировать, что мы не украдем деньги наших клиентов. В конце концов она убедила Хамилтона перевести ее на должность младшего трейдера. Обучалась она быстро, хотя со стороны могло показаться, что она лишь развлекается.
У Дебби сложились хорошие отношения со всеми сотрудниками нашей компании. Даже Джефф Ричардз добродушно прислушивался к ее болтовне. Лишь Хамилтон испытывал к Дебби противоречивые чувства. В его понимании даже намек на отсутствие преданности работе был непростителен.
Я бросил взгляд на лежавшую передо мной брошюру. Дебби случайно открыла ее именно на той странице, на которой я окончательно потерял нить рассуждений доктора Фейхтвангера. Накануне вечером я часа полтора бился над этими страницами и в конце концов сдался. Хотя тема брошюры не имела прямого отношения к нашей работе, я искренне стремился узнать о рынках ценных бумаг как можно больше. Разумеется, из книг о сделках с облигациями можно почерпнуть что-то полезное лишь до известного предела, но я хотел достичь хотя бы его. Как бы сложна и запутана ни была статья, я намерен был корпеть над ней, пытаясь уловить заложенный там обобщенный опыт всех этих брокеров, дилеров, трейдеров и управляющих ценными бумагами.
Вскоре вернулась Дебби с двумя пластиковыми чашками мутной черной жидкости. Одну чашку она подала мне и села за свой стол, на котором уже лежала «Файненшал таймс», раскрытая на полосах телевизионных обзоров. За день Дебби предстояло просмотреть «Файненшал таймс», «Таймс» и «Мейл».
Замигала одна из лампочек. Звонил Кэш.
- Послушайте, в вашем «Де Джонге» собрались одни везунчики, - начал он. - Вчера я подарил вам самую роскошную сделку. Сегодня я вытаскиваю вас из помойной ямы.
- И что это за помойная яма? - слегка забеспокоившись, спросил я.
На мой взгляд, мы вовсе не были ни в какой помойной яме. Я быстро пролистал в памяти все наши пакеты ценных бумаг, пытаясь догадаться, что Кэш имеет в виду.
- Я нашел покупателя на все ваши «Джипсам», - с ноткой триумфа в голосе объяснил Кэш. - Я буду предлагать все ваши облигации по курсу восемьдесят.
- Подожди, - сказал я.
Сначала я даже не понял, о чем он говорит. Потом, порывшись в бумагах на своем столе, я откопал один из почти забытых портфелей наших клиентов. Там среди пакетов странных старых облигаций я обнаружил «Джипсам компани оф Америка, 9%, 1995». Облигации были куплены три года назад; тогда курс их покупки был равен девяноста шести.
Прикрыв телефонную трубку рукой, я откинулся на спинку кресла и крикнул:
- Эй, Джефф!
Джефф отозвался не сразу. Его всегда немного раздражало, если его отрывали от компьютера.
- Да? - сказал наконец он.
- Тебе что-нибудь известно о «Джипсам оф Америка»? Похоже, три года назад мы купили их на полмиллиона долларов.
Джефф на минуту задумался.
- Да, кажется, я знаю, что ты имеешь в виду. Не лучшее из приобретений Хамилтона. Думаю, он купил их почти по номиналу. Потом у компании были крупные неприятности, и в последний раз ее облигации продавали по курсу около шестидесяти.
- Мне предлагают продать их по восемьдесят, - сказал я.
- Продавай.
Теперь настала моя очередь задуматься. Если Кэш вдруг предлагает купить у нас по восемьдесят облигации, которые только что шли в лучшем случае по шестьдесят, значит, ему известно что-то, чего не знаю я.
- Есть ли что-то такое, что я должен знать о «Джипсам»? - спросил я Кэша.
- Нет, ничего, клянусь. Во всяком случае мне ничего не известно. Дело в том, что весь прошлый год Хамилтон скулил, умоляя меня найти хорошего покупателя на этот пакет. Вот я в конце концов и нашел. Он будет доволен, когда узнает.
Это был старый прием. Сейлсмены часто прибегают к нему, пытаясь обмануть молодого менеджера, когда босса нет на месте. Достаточно намекнуть, что сделал бы босс в аналогичной ситуации, и убедишь новичка, что гораздо менее рискованно вступить в сделку, чем упустить ее. В первые два месяца моей работы в «Де Джонге» я сам раза два попадался на такую приманку. Хамилтон прочел мне лекцию о том, что я должен всегда доверять собственным суждениям и собственному чутью и никогда не принимать на веру то, что говорят другие.
- Гм-м-м, - сказал я. - Мне нужно подумать. Я тебе перезвоню.
- Ладно, но не позже сегодняшнего вечера. Завтра покупатель может исчезнуть, - предупредил Кэш.
- Хорошо. Я позвоню после обеда, - сказал я и повесил трубку. Мне нужно было разузнать побольше об этой «Джипсам компани оф Америка». Я встал и прошел в соседнюю с операционной комнатой библиотеку.
Наверно, маленькая комнатка без окон не заслуживала такого громкого названия. К тому же там практически не было книг. Все стены комнатушки были заставлены стеллажами с папками, а в центре ее помещался компьютер, связанный с множеством информационных баз данных. Работавшего неполный рабочий день библиотекаря Алисона на месте не было, но я и сам умел находить нужную информацию. Через двадцать минут у меня в руках уже был проспект наших облигаций «Джипсам» и копии сообщений биржевых брокеров компании. Кроме того, я получил распечатки компьютерных данных о финансовых операциях компании и сообщения прессы за последние пять лет.
Я вернулся на свое рабочее место с охапкой бумаг.
Дебби оторвалась от «Таймс»:
- У нас не так уж холодно. Не обязательно разжигать костер.
- Я просто хочу поближе познакомиться с этой компанией, - объяснил я.
- В этом весь Пол, - не унималась Дебби. - Любой другой на твоем месте полистал бы последний выпуск «Вэльюлайн», а потом продал бы акции.
Я улыбнулся. Скорее всего, Де&heip;