Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Дж. Г. Беннетт

Драматическая Вселенная, Том 3Предисловие

Третий том "Драматической Вселенной" следует считать в то же время четвертым и последним томом сочинения, представлявшего собой одно из основных моих занятий в течение более чем трети века.
Привести работу к такому пункту, чтобы результаты ее могли быть напечатаны, оказалось весьма затруднительным. Отчасти это результат неспособности определенного типа темперамента (насколько это удобно заметить), но также - что более значительно - характерная черта того периода, в который мы живем. Эта характерная черта обсуждается в последней главе сочинения, где я касаюсь того взрыва прогресса, который произошел в каждой сфере и вышел из-под контроля человека.
Когда эта работа была начата 35 лет тому назад, многие понятия, которые я подучил от Гурджиева и других традиционных источников относительно природы Человека и Вселенной, казались необоснованными спекуляциями. Прогресс науки и психологии за прошедший период сделал многие из этих понятий общими местами мысли сегодняшнего дня.
Существует, однако, неисчислимое множество явлений, опережающих возможности современно человеческой мысли, ограниченной сферой понимания человека и его мира, и я надеюсь, что это сочинение может помочь в подготовке основы для путей мысли, представляющимися сейчас несвязанными и все же такими, что по своей природе они должны быть объединены в связную структуру.
В прежние времена философ и, в значительной мере, теологи, могли писать о Боге, человеке и вселенной в более или менее стационарном климате мысли, что касается естественного порядка. Человек считался вершиной творения. Земля - центром вселенной. Человек имел отдельную неделимую душу; правильное и ложное были ясно определены как неизменяемое реальное. Для философов Бог или существовал, или не существовал, и не было среднего пути между верой и безверием.
Мы пережили период, когда все абсолютно понятия были разрушены, мир теперь движется к новому динамизму мысли и действия, что делает факта сегодняшнего дня мифами завтрашнего, а иногда мифы дня вчерашнего становятся приемлемой реальностью для настоящего. В мире науки эта взрывная ситуация создает почти неразрешимую проблему коммуникации. Одной из возможностей убедиться в этом может послужить публикация непрерывно растущего числа сообщений по различным научным дисциплинам. Все они имеют шанс оказаться совершенно эфемерными и подлежать ревизии на следующий же год. Если бы я мог сделать то же самое с "Драматической Вселенной", - то есть с изучением человека, мира и Бога, - моя задача могла бы стать значительно более легкой. Настоящее сочинение было написано и пере-написано достаточно много раз, чтобы образовать целую серию последовательно развивающихся сообщений по нашим исследованиям в пределах этих тем. Такие исследования в течение последних 20 лет проводились в Coombe Springs - Институте Сравнительного Изучения Истории, философии и Науки, который стал местом средоточия людей, интересующихся всеми тремя сторонами проблемы: проблемы человека и его природы; проблемы вселенной, естественного порядка и научного прогресса; и проблемы конечной цеди нашего существования, являющейся сердцевиной теологии. Благодаря многим благоприятным обстоятельствам мы получили доступ к традиционным источникам, которые показывают, что в прошлом люди больше понимали те вопросы, с которыми мы только начинаем сталкиваться, несмотря на то, что они формулировали свои вопросы и понимание в таких терминах, которым, как мы обнаруживает, следовать трудно.
Так же нам повезло в связях с миром науки, особенно физики, где ум человеческий обнаружил ограничения своей способности постигать реальность естественного мира.
Новая дисциплина Систематика, кратка изложенная во Втором томе, расцвела теперь в благодатное поле исследований воздействия образования, интегрирования естественных наук, истории, искусства и политики. Современное состояние понимания этой дисциплины излагается в первой главе настоящего тома. Будь эта книга опубликована двенадцатью месяцами позднее, мы смогли бы найти новые применения и улучшения.
В следующей главе развивается Систематика Ценностей. Сравнив ее с Систематикой Категорий Факта в томе Первом, можно увидеть, что основы присутствовали уже двенадцать лет назад, но что был достигнут значительный прогресс. Переходя к 15-й части сочинения, мы даем три главные о человеке. Первая является попыткой установить общую антропологию применительно ко всем фазам жизни человека. Это в высшей степени необходимая, хотя и почти недостижимая вследствие своей трудности задача.
Частные антропологи, вроде тех, что используются в различных специализированных областях, могут привести к абсурдным недоразумениям. И глава 39 является, с шей точки зрения, одной из наиболее неудовлетворительных во всей книге, ибо она пытается сжать в 30-40 страниц, то, на что требуется целый том -по крайней мере для того, чтобы достичь адекватного изложения. Более того, новые исследования, которые постоянно проводятся, требуют скорее серии следующих друг за другом сообщений, чем статической формы трактата.
Глава 40-я - о жизненном цикле человека - представляет меньше трудностей, поскольку она основана на актуальном опыте многих десятилетий изучения процесса трансформации от зачатия до смерти, и в этой области у нас огромное количество материала, который тщательно проанализирован и прошел проверку опытом.
Последняя глава этого тома, несмотря на соблазнительность своей темы, скорее теоретическая, нежели практическая, поскольку связана с идеальной структурой человеческого общества, согласно принципам Систематики и всего того, что мы узнали их истории и опыта современного мира.
Решение разделить конец этого сочинения на два тома было принято из-за обширности исторического раздела. Однако, следует ясно понимать, что главы по истории являются ключом к постижению всего сочинения, так что в этом смысле Третий том является подготовкой для последнего, который стремится ответить на вопрос, поставленный в начале книги: для какого назначения мы, люди, существуем на Земле и как мы должны исполнить свое назначение?
Вновь перечитывая написанное, я понимаю то нелегкое требование, которое это сочинение предъявляет к готовности читателя предпринять большие усилия для выработки идей, представленных здесь сжато и часто без иллюстраций и примеров, необходимых для того, чтобы показать, как эти идеи проявляются на практике. Многие разделы представляют собой не более, чем конспекты первоначальных версий, слишком обширных, чтобы быть включенными. Я был вынужден опустить сотни ссылок на авторитеты и цитаты, которые могли бы помочь читателю убедиться в том, что мы находимся на правильном пути.
Единственным - но я надеюсь, весомым, извинением, которое я могу принести, является то, что затеянное выходит далеко за пределы отдельной работы и отдельного автора. Я твердо верю, что предпринятое необходимо и что оно обязательно будет продолжено более компетентными в этой работе людьми, чем я.
Обширные трансформации человеческого опыта в XX столетии приводят нас к необходимости пересмотра всех наших взглядов, убеждений и даже самой формы мышления о человеке, вселенной и Боге. Ни одно понятие, теория или выражение, пришедшие к нам из предшествующих столетий, не останутся без ревизии. И ревизия эта должна быть тотальной и тотально увязанной. Она не может быть частичной, поскольку каждая часть нашего опыта соотносится с любой другой частью. Мы живем в век изменений, беспрецедентных в человеческой истории по своей быстроте. Впервые с того времени, как человек появился на Земле, все окружение человеческого существования изменилось для понимания в пределах времени одной жизни. Статическая и абсолютная картина мира предшествующих столетий бесполезна в этой ситуации, и она должна быть заменена динамическими и относительными понятиями, которые смогут адаптироваться к изменяющемуся миру. Вое, без исключения, идеи, все способы нашего мышления и даже методы исследований, и коммуникации должны быть брошены в огонь и лишь те из них, что пройдут сквозь него, будут служить нуждам человечества. Но даже им предстоит быть переплавленными в новое единство.
В настоящем сочинении я был намерен показать, что может быть сконструирована объединенная картина мира, охватывающая весь опыт человека и все его знание, каким оно представляется нам во второй половине XX века. Картина эта, конечно, отмечена неполнотой и дефектами; однако она должна быть важна как демонстрация того, что тотальная картина определенного типа является возможной. Эта возможность приводит к изменению прежних взглядов на пространство, время и материю, а также на жизнь, эволюцию и сознание, причинность и цель, на "Познаваемый Мир" и "Абсолютную Реальность", которых придерживались и все еще придерживаются, хотя и менее интенсивно, большинство философов, ученых и теологов. Взамен этих взглядов я предлагаю понятия шестимерной физической Вселенной, триадической природы всего опыта, систематики вообще, а также понятие самой Вселенной как подверженной неопределенности и риску самим фактом своего существования.
Я убежден, что эти понятия совместимы со всем тем, что мы открываем в нашем человеческом опыте, как в личном, так и в коллективном, и что если даже весьма многое все еще остается спекулятивным и недоказанным, то прогресс человеческого понимания покажет, что такая точка зрения на мир должна быть в основном принята, если мы хотим достичь Гармонии науки (включая антропологию), истории (включая происхождение человека), философии (включая онтологию) и религии (с объединением всех верований и практик).
В своих робких попытках выполнить столь обширную задачу я получал помощь, и не только от моих студентов и сотрудников Института Сравнительного изучения Истории, Философии и Науки. Я не был оставлен г-ном Энтони Блейком, который сам стал намного ближе к предпринятой работе, чем я осмелился бы требовать от самого себя. Г-жа ди Челмерс и г-н Джон Бристоу усердно трудились над тем, чтобы привести в порядок запутанные данные палеонтологии, археологии и истории.
Научные сотрудники Института, возглавляемые г-ном Энтони Ходжсоном, принимали участие в бесчисленных обсуждениях и провели множество семинаров с тем, чтобы помочь прояснить ту или иную тему, это особенно касается Систематики. Множество диаграмм было начерчено г-ном Мак Койджем, почетным секретарем Института. Я в большом долгу перед ним за почти восьмимесячную работу, выполненное в его весьма немногое свободное время. Г-жа Эдвардс печатала, корректировала и перепечатывала все сочинение не менее десяти раз за 15 лет; ее постоянство и мастерство делают меня очень многим ей обязанным. Наконец, я должен еще раз выразить мое восхищение терпением и снисходительностью издателей, которые возились со мной на протяжении 20 лет с тех пор, как мы впервые составили контракт на публикацию этого сочинения. За эти 20 лет их ангельское терпение не раз могло бы истощиться, и однако, я не слышал от них ни слова, лишающего надежды и поддержки. И они и я были осведомлены, что предприятие такого рода, как это, не принесет денег и что не стоит признания и в течение своей жизни. Если некоторые из развитых в книге понятий окажутся плодотворными и сделают вклад в великую реконструкцию человеческого мышления, которая обязательно наступит на протяжении следующего столетия, то я вполне выполнил все то, на что мог надеяться.
Мы старались уменьшить затруднения для читателей разделением материала на части, главы, разделы и подразделы, а также снабдили сочинение пространным содержанием. Мы также пользовались жирным шрифтом для того, чтобы привлечь внимание к неологизмам или словам, используемым в специфическом значении. Курсив использовался для подчеркивания, а также для слов и фраз на других языках, чем английский. Кавычки использовались при цитировании выдержек из других сочинений, для прямой речи, а также для того, чтобы указать, что какое-либо слово употребляется скорее как символ, чем как лингвистический элемент.

Дж. Г. Беннет
Июнь 1966 г.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ:
СИСТЕМАТИКА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОПЫТА

Часть четырнадцатая

СИСТЕМЫ

Глава 37

СТРУКТУРА МИРА

14.37.1. ОРГАНИЗОВАННАЯ СЛОЖНОСТЬ

Выдающейся характеристикой нашего времени является быстрый рост знания о мире, в котором мы живем. Чем больше мы изучаем, тем больше осознаем его бесконечную сложность. Капля воды содержит миллионы миллионов атомов, и каждый из этих атомов является сложным построением из внутренних частиц и волн. Млечный Путь, который для невооруженного глаза кажется состоящим из нескольких тысяч звезд, открывается для современного телескопа как более чем сто тысяч миллионов звезд, таких же крупных как наше Солнце, облаков пыли и атомов без счета, а также радиоактивных и электромагнитных полей экстремальной сложности. Протеиновые и нуклеиновые кислоты, которые строят наше тело, являются молекулами столь удивительно сложных образцов, что понятия прежних поколений химиков кажутся теперь детским лепетом.
Чем больше сложность, тем очевиднее, что этот мир не есть хаос наобум движущихся атомов, но высоко организованная, интегрированная структура. Мы уже переросли атомизм XIX столетия, но еще и наполовину не поняли сложности новых умственных горизонтов. Для научной, практической и социальной деятельности человечества на протяжении более чем сотни его поколений, для его размышлений о природе Реальности преобладало убеждение, что истина должна быть очень проста, и что, став очевидной, она обязательно будет принята.
Так, греки усмотрели, что сфера - простейшая фигура, и заключили, что она должна быть наиболее совершенной и что, следовательно, небесные тела должны двигаться по кругам (сферам). Около двадцати столетий это допущение парализовывало астрономов, до тех пор, пока Кеплер не доказал, что менее "простая" эллиптическая орбита ближе к истине, Небесная механика времен Лапласа уже утратила свою вожделенную простоту; но вера в -простоту была укоренена слишком глубоко, чтоб от нее могли сразу отказаться, и по принципу неизменного действия математики начала XIX века верили, что обрели простой и окончательный закон, управляющий всеми свободными движениями и приложимый ко всему, что существует. Ныне законы движения - переименованные как ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПОЛЯ - кажутся столь запутанными и формулируются в столь утяжеленных терминах, что только математиков способна понимать их.
Ранние греческие философы изображали атомы как простые, гомогенные неразрушимые частицы, различающиеся лишь формой и размером. Вера в простоту атомов просуществовала до настоящего времени. Теперь же мы имеем изобилие внутриатомных частиц, волн и квантов, а также совершенно непостижимых понятий, которые существуют не только потому, что оказались полезными на практике. Сложность искореняет простоту, и истинной в современной физике считается только самоочевидное.
Аристотель выдвинул систему природы, которая явилась простым объяснением всего того, что было известно о мире. Ныне науки столь размножились, что едва ли кто-нибудь знает основные их принципы в целом, не говоря уже о детализировании и постоянно растущем их содержании.
Можно было бы ожидать, что ученые и философы будут в наше время стремиться заменить доктрину простоты доктриной бесконечного разнообразия и сложности натурального порядка в мире. Причина, отчего это не происходит, имеет, очевидна, двоякий характер. С одной стороны, это похоже на признание неудачи и допущение, что задача постижения мира выше наших возможностей. О другой стороны, вновь открываемые общие законы таят в себе, как кажется, обещание свести все многообразие мира в некое универсальное построение, которое, не будучи простым, по крайней мере постижимо для человека. Подобный способ мышления - реликвия прошлого, и он не способен принять в расчет действительно подавляющую сложность мира, которую мы лишь начинаем исследовать. Доверие, которое мы чувствуем к научному методу, больше не зиждется на "прочно обоснованных" универсальных законах - мнение, что почти каждый такой закон, появившийся сотни лет назад, сохранится навсегда, представляется серьезным недостатком, - скорее он основан на невыраженном убеждении, что несмотря на ошеломляющее разнообразие и сложность явления существует организованная структура, которая удерживает их вместе. Это убеждение не разделяется десятками тысяч ученых, с негодованием отрицающих какую-либо пользу понимания мира как целого.
Ученые не только специализируются, но и с удовлетворением сумеют сферу своих исследований для того, чтобы успешнее оперировать с ними. Этот метод приводил ранее к столь замечательным результатам, что кажется оправданным философский взгляд, отрицающий как "метафизику" поиски целостного объяснения; и однако метод этот так не был бы успешен, если бы не существовала организованная структура, которая связывает каждую специализированную часть со всем целым, а также с каждой другой частью - и, в особенности, с самим ученым.
В области практического применения науки - то есть в промышленной технологии - важность организации и структуры самоочевидна. В наиболее развитых индустриальных странах уделяется все больше внимания теории структуры и все меньше - поиску универсальных законов. Это справедливо и для области экономики и политики. События современной, жизни вызывают изменения скорее практического и реалистического, нежели теоретические и философские. Одним из следствия этого является то, что способ мышления и выражения, свойственный нам, отстает от нашей практической деятельности. Мы действуем структурально, но продолжаем мыслить и говорить аналитически и даже атомистически.
Одной из задач, которые мы ставили перед собой в Первом томе, было найти такой способ выражения, который позволил бы нам видеть и мыслить в терминах целостности и структуры, а не в терминах атомов и законов.
Понятие многочисленных систем позволило нам попытаться разобраться и реформировать язык, и в этом нам помогло понимание того, что необходимо пробиться через ограничения времени и пространства.
В этом томе мы постараемся углубить свое понимание многочисленных систем и осуществить синтез понятий, представленных нам каждой из систем. Осуществляя это, мы выявим структуры, общие для человека и мира, и в заключение объясним их в применении к истории. Человек является организованным комплексом, та ков же и мир, и такова же самореализация человека в истории.

14.37.2. СТРУКТУРЫ И СИСТЕМЫ

Не случайно, что понимание важности структуры было введено не через посредство спекулятивной философии или логических аргументов, но под давлением практической необходимости. Мы схватываем структуры гораздо лучше силой понимания, чем знанием. Знание ограничено фактом. Сфера Факта не включает трансформации, которая принадлежит Сфере Гармонии. В этом плане знание и понимание суть силы, принадлежащие к совершенно разным областям опыта и это приводит к неожиданному, но правильному заключению, что структуры не являются объектом знания и что их истинное место в Сфере Гармонии.
Мы не знаем структур, но знаем благодаря структурам.
Факты, которые есть не более чем они есть, являются атомистическими, пока они не связаны общими законами. Именно так изучался мир до середины нашего века. Дарвиновское "Происхождение видов" (1859) и "Трактат об электричестве и магнетизме" Кларка Максвелла (1873) были замечательной лебединой песнью уходящего века науки, когда представлялось возможным объяснить целое через часть и толковать факты безотносительно к целенаправленному действию, которое делает их возможным.
Сейчас мы находимся в центре ментальной революции, и, как во всякой революции, ее истинное значение ускользает от тех, кто наиболее глубоко вовлечен в нее. Мы принуждены смотреть на все виды проблем новым образом, то есть скорее в терминах структур, нежели всеобщих законов.
Ученые и философы не одиноки в арьергардной борьбе против этой революции. В любой области человеческой жизни древние привычки отступают неохотно и обычно лишь после того, как они перестали что-либо значить. На словах люди верно служат доктринам "интеррации", "унификации", "всеобщности" и согласны, что прогрессирующая специализация становится угрозой для общества; но на практике перемены происходят раньше, чем люди заинтересуются этой проблемой и согласятся с ней, и обычно даже до того, как они осознают, что происходит.
Таким образом, мы находимся в стадии замешательства, вызванного неадекватностью нашего способа мышления. Мы продолжаем думать в терминах атомистических понятий, связанных с логическими импликациями и эмпирическими законами. В предшествующих главах мы уже видели, что понимание есть субъективный аспект Воли, а знание является субъективным аспектом Функции (см. том I). Знание определяется как упорядочение Функции. Упорядочение есть операция, производимая над данными, тогда как понимание - трансформация внутри данных. Мы можем "знать" структуры только в их функциональных проявлениях, в то время как понимаем мы их в собственной их работе.
Эта работа - значительно большее, чем актуализация во времени, ибо она подразумевает то, каковыми сущности являются, а не просто, как они изменяется.
Структуры связывают Факт и Ценность; и, следовательно, они всегда интересны. Элементы структур в изоляции или связанные всеобщими законами, являются лишь тенями реальности, и поэтому следующим шагом, который необходимо сделать, является переход от знания, о структурах к осведомленности, о них как таковых.
Проблемы знания: как мы знаем, что знаем, что есть знание, возникают из-за врожденной незавершенности всякого возможного знания. Такие проблемы не возникают при понимании структур. Под этим не подразумевается, что понимание легче, чем знание, но лишь то, что трудности способа понимания совершенно другого рода. Мы понимаем посредством ментального акта, являющегося синтетическим и творческим; в то время как мы знаем посредством аналитического и автоматического акта. Эти ментальные акты должны проецироваться в уме, и ум должен быть способен воспринять их чувственно - как образы, и сознательно как суждения.
"Ум" человека рассматривается ниже, в главе 39, а история (становление) Ума является основной темой глав 45-48.
Для эффективного действия в мире всегда должна присутствовать некоторая степень понимания. Отсюда следует, что проблема понимания имеет огромное практическое значение; однако мы имеем очень мало исследований, посвященных природе понимания и возможностей развития его. Лишь в последние годы рост комплексных организаций вынудил людей практики обратить на это внимание. Понимание продолжает игнорироваться философами. Потребность в большем понимании не ограничивается теорией организации и системой инженерии. Это- корень центральной нашей проблемы уяснения природы и судьбы человека. Мы не пренебрегали этой задачей в томах, предшествующих настоящему: первые указания на технику понимания связаны с понятием многочленных систем, введенных в первой главе Первого тома, развиваются дальше в томе Втором (введение). Теория вечных паттернов является проекцией в аналитические термины способа рассмотрения сложных структур, которые нельзя сводить к функциональным терминам, как показано в начале Первого тома, где говорится о связи между знанием и Бытием, и позже, когда дается понятие организма.
Общей характеристикой этих различных техник понимания является принятие того, что структура - первичный элемент опыта, а не нечто такое, что добавляется умом. В этом смысле техника понимания призывает к ревизии, и радикальной, нашего привычного способа мышления, который трактует бытие и понимание как независимые или крайней мере - разделение одно от другого. При изучении структур мы не можем отделять то, что мы понимаем, от того, чем мы являемся; равно как мы не можем отделять то, чем является вещь, от способа ее познания.
Поскольку ни один человеческий ум не обладает синтетической и творческой силой, достаточной для того, чтобы воспроизвести в качестве ментального образа тотальную организованную сложность мира, представляющего нам от одного момента к другому, мы нуждаемся в средствах упрощения этой задачи. Это достигается с помощью Систематики.
СИСТЕМАТИКА - учение о структурах как упрощениях целостностей. Аналитика разрушает структуры до их простейших элементов и рассматривает связи между этими элементами. Систематика дает связи как первичные, а элементы как вторичные. Это весьма трудное ментальное упражнение для людей, приученных к аналитическому мышлению; однако оно начало вторгаться в некоторые области.
В настоящей главе мы дадим развитие систематического подхода в той мере, в какой это необходимо для последующего изложения.
Для удобства сформулируем ряд предварительных замечаний:

1. Система есть набор независимых, но взаимно релевантных (соответствующих) терминов (членов). Релевантность терминов требует, чтобы они были совместимы. Ни один из терминов системы не может быть понят без отнесения ко всем другим.

2. Порядок системы создается числом терминов. Система первого порядка, или (одночленная система, называется монадой. Двух-, трех-, четырех - и так далее порядковые системы называются диадами, триадами, тетрадами и так далее.

3. В системах не существует фиксированных значений, приписываемых терминам, которые зависят от структуры системы в целом; следовательно, различные связи являются общими для всех систем одного порядка.

4. Каждая система представляет собой тип связанности, типичный для определенного числа терминов. Таким образом, в монаде - ноль связей, одна - в диаде, три - в триаде, шесть -в тетраде, десять - в пентаде, пятнадцать - в гексаде и 1/2n(n-1) - в членной системе. Если связи различать согласно их направлению, то число удваивается. Все связи значимы и должны приниматься в расчет, чтобы структура, представленная системой, была понята.

5. Каждый порядок систем связан с определенным модусом восприятия мира, называемым Системным Атрибутом.

Монада дает тотальность - без различения частей; следовательно, ее системный атрибут - универсальность.

Диада -дает различие без степеней, отсюда - дополнительность.

Триада дает соотнесенность без относительности, отсюда -динамизм как отличие от силы.

Тетрада дает структурированную активность и объединяет относительность и порядок, отсюда активность как отличие от потенциальности.

Пентада дает значение, одновременно внутреннее и внешнее, и отсюда также потенциальность в отличие от актуальных окказий. Здесь впервые в схеме понимания появляются сущности /entities/.

Гексада дает структуру, способную к трансформации без потери тождественности, отсюда - повторение и характер события и, таким образом, историчность опыта. Системный атрибут называется сращение /coaeseence/.

Гепнтада дает законченность, завершенность, соединенную с различием в качестве: отсюда трансформация.

Октада дает свойство, благодаря которому структура может быть понята в себе и для себя, без отношения к другим структурам, отсюда - полнота, завершенность.
Внешние системы обладают большей сложностью и атрибутами.

6. Внутреннее соответствие всех членов системы требует, чтобы они принадлежали к одному логическому типу, вносили свой вклад в системный атрибут того же самого рода. Это мы можем обозначить как общее назначение. Таким образом, члены диады будут называться ее полюсами; члены триады - ее импульсами; члены тетрады - ее источниками, и так далее.

7. Независимость членов системы требует, чтобы каждый термин имел отличительный характер. Важное место в изучении систем занимает идентификация характеристик членов системы данного порядка. Общие характеристика, свойственные всем системам, должны быть, в дальнейшем, конкретизированы в зависимости от того, какая частная система рассматривается.

8. Общее соответствие членов сложной системы может быть обнаружено, в первом приближении, если брать все члены парами, В таком случае они называются связями первого порядка.

В диаде будет один, а в триаде - три, в тетраде - шесть, а в n - членной системе - 1/2 n (n - 1) связей первого порядка. Связи высших порядков могут изучаться как подсистемы из тетрад. Эта процедура применяется в том случае, если обстоятельства требуют этого.

Это краткое описание будет далее расширено. Мы должны, однако, обратить здесь внимание на недостатки представления систематики в предшествующих томах. Нам не удалось показать связь между системами и структурой, как мы ныне видим ее -одновременно необходимой и возможной. Мы использовали понятие систем в качестве основного, а структур - в качестве производного. Это был упрощенный подход. Организованная сложность мира коренится в структурах, которые мы обнаруживаем в своих чувственных представлениях и ментальных процессах. В то же время в наше знание о мире мы должны вводить знаки и символы -для объединения ментальной картины с представлением; при понимании воспринимающий ум и объект объединены (имеют общую связь).
Разделение на законы и элементы, или на "сущность" и их "поведение" не разрушает структуру, но нарушают ее, поэтому она вновь должна быть восстановлена ментальным процессом. Когда мы рассматриваем структуры о помощью форм систематики, мы сохраняем связность и поэтому "реконструкция" не требуется.
Мы можем описать системы как формы структур, но ни одна система, взятая обособленно, не может служить примером организованной сложности реальных структур. Чтобы добиться необходимого понимания (внутреннего видения), необходимо обычно принять в расчет более чем одну систему, если мы обнаруживаем любую из существующих структур.
С точки зрения структуры, которая представляется соответствующей определенной цели, однопорядковая система может быть более полезной, чем иная. Было установлено, что в целях практического использования системы естественно разбиваются на группы по четыре. Первые четыре - от монады до тетрады - помогают нам усмотреть, как структуры работают. Системы от пентады до октады показывают, Почему они работают и как входят в паттерн Реальности. Третья группа - от эннеады до додекады - ответственна, главным образом, за Гармонию структур:
условия, помогающие достичь предназначенной им цели.
Есть много целей, для которых необходимо рассмотрение только первых четырех систем данной структуры. Когда нам надо понять, чем является структура, почему она существует и что нам следует принимать в расчет более высокие системы.
Структуры, находящиеся в процессе трансформации, входят в общества и сообщества, являющиеся более конкретными, чем структуры, и обычно слишком сложными, чтобы их можно было описать в терминах только систем.

14.37.3. СВОЙСТВА СИСТЕМ

Последовательность многочисленных систем является прогрессией, так как каждая система подразумевает все предыдущие и требует последующих. Мы не сможем понять триады, пока не постигнем понятий универсальности и дополнительности; динамизм же триады непостижим без активности тетрады. Последующие системы не только более сложные и высокоорганизованные, чем предыдущие; они заключают в себе понимание реальности, более всеобъемлющее, и практическое.

Эта прогрессия есть движение от абстрактного к конкретному. Монада, которая очерчивает структуру, но ничего не говорит о ней, более абстрактна, чем диада, которая позволяет увидеть, как формируется полярность структуры. Полярность - менее конкретный атрибут, чем динамизм. Лишь в пентаде мы достигаем степени конкретности, позволяющей определить сущность. Это косвенно иллюстрирует различие между знанием и пониманием.
Для знания все сущности представляются простыми понятиями. Неодушевленные вещи, живые существа, общества - это сущности, которые мы знаем по их именам; но это не означает, что мы понимаем, каковы они, почему или как существуют. Как мы увидим в последнем разделе, чтобы понятие сущности обрело необходимую субстанцию, необходимо пять членов пентады. При этом в каждой конкретной ситуации мы сталкиваемся с неопределенностью, риском, преодоление которых успешно лишь в определенной степени. Такие ситуации не могут быть исследованы адекватно, то есть конкретно, без связи с девятичленными системами.
Мы имеем, таким образом, движение от абстрактного к конкретному, которое выражается в системных атрибутах. Не все структуры дают пример всех стадий движения в одинаковой степени. Данная структура может служить примером какого-либо одного атрибута в большей степени, а других - в меньшей. Так, мы можем иметь структуру, которая вполне может быть понята как активность (тетрада) и не столь удовлетворительно - как сращенность (гексада). Мы можем назвать такую структуру слабой в гексаде и сильной в тетраде.
Использование выражений "сильный" и "слабый" подразумевает связь между пониманием и волей. Структура, которая не способна служить примером системы, может рассматриваться как не обладающая достаточной волей для этого.
Акт решения необходим для сведения воедино членов тетрады для того, чтобы производить и поддерживать конкретную активность какого-либо типа. При этом значение не является качеством опыта того, кто изучает данную активность, не является оно и присущим активности как таковой.
Для того, чтобы имела место значительность, должна быть центральная точка решительной концентрации на цели. Посредством такого решения активность приобретает значение и ощущение своего собственного права и, таким образом, становится "сущностью". Другим актом воли сущность удостоверяется в собственной независимой реальности и, следовательно, становится сильной в гексаде.
Остается рассмотреть еще одно важное свойство систем. Мы будем называть его адекватность. Если термины системы не могут ясно различаться в данной структуре, то системе будет недоставать требуемых характеристик и, следовательно, в данной структуре она будет представлена неадекватно.
Чтобы проиллюстрировать это положение, возьмем три члена: отец - мать - дитя. Можно увидеть, что отец, адекватно представляет утверждающий импульс, мать - воспринимающий, а дитя - согласующий. Сравните это с тремя членами: человек -рыба - дерево. Здесь термины весьма неадекватно представляют характер триады. Лишь в незначительной группе ситуация эти три члена могут служить примером атрибута динамизма. Если же однако, добавите в четвертый член: человек - рыба - дерево, то можно обрисовать деятельность человека, удящего рыбу в тени дерева, что образует вполне адекватную тетраду. Мотивационные члены представлены человеком и рыбой, инструментальные - течением и деревом. В данном случае тетрада представляется достаточно сильной, чтобы служить примером своего атрибута. Для этого человек должен иметь волю поймать рыбу, а рыба -должна иметь волю оставаться в реке.
Необходимо выполнение трех условий, чтобы вполне оформленная система связывалась со структурой:

1. Структура должна являть собой пример системного атрибута.

2. Характеристики членов должны быть адекватны.

3. Система должна быть проникнута сильной волей.

Мы не будем больше продолжать обсуждение свойств систем в общем, но перейдем к рассмотрению каждой системы в их последовательности. Следует при этом помнить, что нашей целью является понимание структур и что системы - суть средства для выполнения этой цели. Изучение систем полезно лишь в той мере, в какой оно способствует расширению нашего понимания.

14.37.4. МОНАДА

Мы уже говорили о Существовании как о сумме всех возможных ситуаций. При этом мы подразумевали, что Существование является организованной сложностью, ибо без организации слово "возможный" не имеет значения, а без сложности не может быть "ситуаций". Вселенная, как она представляется нам в непосредственном опыте, не разделена на субъективную и объективную реальность - она просто есть то, что она есть. Мы можем выразить это, сказав, что первой стадией приближения к условиям какого-либо конкретного опыта или любого опыта вообще является видение мира как Монады.
Монада есть недифференцированное разнообразие. Мы всегда сталкиваемся с таким положением дел, когда обращаем внимание на новую ситуацию - масштабную или незначительную. Монадический характер мира как целостности представлен в любой его части. Каждая такая часть представляется в своей непосредственности недифференцированной целостностью, о которой мы не знаем ничего, кроме того, что она есть. Но постепенно - в силу убеждения, что перед нами структура - скудность первоначального знания сменяется надеждой понять, благодаря более пристальному изучению, содержание данной структуры. Это сочетание недифференцированной непосредственности и ожидания обнаружить организованную структуру придает монаде прогрессивный характер. Именно поэтому монада существует, и это же является гарантией обещания быть большими, чем дает первоначальное впечатление.
Этот исходный пункт чрезвычайно важен для развития понимания. Мы можем назвать его актом идентификации монады. Акт одновременно предполагает понятие и суждение, то есть Факт и Ценность, и, таким образом, вводит нас в Сферу Гармонии.
Мы еще ничего не знаем ясно, но можем выделить конкретную область из всей тотальности с тем, чтобы она стала полем нашего исследования, понимания и действия. Если эта область составлена главным образом из ментальных представлений, ассоциируемая со словами, мы можем назвать ее "миром рассуждения". Если она представляет собой класс объектов, мы назовем ее "популяцией". Если она является комплексом энергий, мы назовем ее "полем". Если она представляет собой ситуацию, требующую действия, назовем ее "Проблемой".
Общим для всех этих описательных наименований является пробуждение нашей способности понимания.
Мы будем использовать следующую терминологию:

Одночленная система: МОНАДА
Системный атрибут: УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ
Наименование члена: ТОТАЛЬНОСТЬ
Характеристика члена: РАЗНООБРАЗИЕ В ЕДИНСТВЕ

Монада, как мы понимаем ее, весьма отлична от сущностей Лейбницовской Монадологии, которые просты и изолированы одна от другой. Наши монады являются частями целостного мира и их можно отличить друг от друга в спокойном акте внимания и сосредоточения. Даже тотальная монада, каковой является Мир Существования, не изолирована от Не-Существования. Области возможного и невозможного не выглядят строго разграниченными, но проникают друг в друга и взаимодействуют в любой точке. Каждая ситуация очерчена неопределенно, и эта неопределенность присуща характеристикам монады. Нет замкнутости в строго непроницаемые границы - ни материально, ни понятийно. Монада объединена своим тотальным характером.
Рассмотрим в качестве примера дом: он не является точно соотнесенным ни с пространством, ни с деятельностью, ни с обитателями-людьми или материальными объектами. Все это может измениться, и происходит это без "нарушения дома", так что общая характеристика "наличия дома" остается неповрежденной. Это, хотя и недостаточно оформленное, однако же структурированное целое. Внешне оно выглядит как жилье, занимающее определенное место, в определенное время, обставленное тем или иным образом, с семьей обитающей в нем, состоящей из такого-то количества людей. Его идентичность не ограничивается его собственными пределами: влияние на него окружающего мира и его собственной постоянно меняющейся деятельностью - вод дополнительные элементы, по которым мы узнаем его и даем ему название. Однако, он не является домом только потому, что представляет собой собрание материальных объектов и живых существ. "Реальностью" дома является единство в разнообразии, характеризующее его. Чтобы понять дом, мы должны принять во внимание эту тотальность. Именно она создает монаду.
Необходимо отличать внешний вид монады от содержания структуры. Дом как структура есть нечто большее, чем монада. Он обладает некоей формой, составленной из ряда систем и их содержаний, которая зависит от степени связности и гармонии согласования внешних моментов с формой. Из этого можно усмотреть, что мы обнаруживаем монаду через внешность, а не через реальность структуры. В определенном смысле это верно и всегда должно быть именно так.
Мы постигаем внешность почти автоматическим процессом. Постоянно повторяющиеся элементы, которые составляют ее, находятся также и в нас и в самой ситуации. Они почти всегда появляются как следствие нашего первого контакта со структурой. Но это не означает, что монада не более чем сумма внешних характеристик. Мы можем воспользоваться словом "интуиция" для того, чтобы отличить восприятие структур от "знания" внешних характеристик. При обосновании монады необходим интуитивный момент. Он заключается в распознании объекта в качестве значимого целого, которое может быть понято как то, что оно есть, а не то, чем кажется. Как же, в таком случае, может быть опознана монада? Во многих случаях достаточным указанием является очевидная целостность. Пример с домом представляет другие указания такого же рода. Связные структуры, как натуральные, так и сотворенные человеком, могут быть монадами, хотя иногда они слишком слабы по своему содержанию, чтобы дать нам какой-нибудь материал для понимания.
Любой человек и даже любой живой организм является монадой. Точно так ж обстоит дело и с небесными телами: планетами, солнечными системами, галактиками, включая Вселенную в целом. Все приведенные примеры обладают общим свойством быть агрегатами материи и энергии - другими словами, они "существуют" в обычном смысле слова.
Так мы расширили понятие энергии (см. главу 32 Второго тома), включив в него энергии жизненную и космическую, и поскольку материя всегда может быть рассмотрена как состояние энергии, мы можем принять в качестве монад такие неосязаемые и однако же существующие целостности, как менталъные конструкции, теории, способы мышления - при условии, что они фактически присутствуют в форме паттернов энергии и активности, а также взаимодействуют с окружающим миром. Идея не может быть монадой до тех пор, пока она не объединена с какой-либо ситуацией, актуально существующей во времени и пространстве.
Альтернативным критерием для монад должен быть поиск возможного акта понимания.
Если мы придерживаемся того, что только структуры могут быть поняты (а не повторяющиеся элементы), и если мы приближаемся к пониманию посредством монад, то мы вынуждены в таком случае умозаключить, что ничто не может быть понято до тех пор, пока оно не существует. Это не согласуется с обычным использованием языка, поскольку мы говорим о понимании абстрактных идей, теорий, состояний ума, не обязательно подразумевая при этом, что они где-либо существует. Но при тщательном рассмотрении мы можем отметить, что акт понимания не сводится к постижению значения абстрактной идеи. Мы начинаем понимать только тогда, когда можем видеть эту идею в конкретной ситуации - другими словами, когда она становится монадой.
Понимание есть акт воли. Он не может быть совершен в пустоте, без контакта с сущностями как они есть. Он не может быть совершен даже в той полупустоте периодических элементов, где мы вступаем в контакт лишь с внешней видимостью вещей. Это является причиной того, почему мы должны изучать системы, в отличие от абстрактных обобщений, которые изучаются и познаются столь же абстрактно. Для постижения монады требуется акт находящийся за_пределом знания. Этот акт производит связь двух реальных структур: первая есть понимающая монада с ее волей к пониманию, вторая - данная монада с ее собственной волей быть понятой.
Это акт понимания, и ничто иное, прорывается за барьеры субъективизма, блокирующего нас от знания чего-либо существующего или существования, за исключением мгновенных состояний нашего собственного ума.
Различие, которое мы проводим между знанием и пониманием, столь чуждо невопрошающему мировоззрению, что его важность легко может быть оставлена без внимания. В метафизике, на протяжении веков, принято было различать элистомологию, изучение знания, и онтологию, изучение бытия. Из этого разделения выпадает изучение воления, хотя оно полностью игнорирует очевидный факт опыта, что степень нашей связанности с другими объектами зависит от акта воли, а не от интерпретации повторяющихся элементов, которая дает нам либо знание о них самих, либо о нашей интуиции бытия.
Изучение систематики, таким образом, является в такой же степени тренировкой воли, как и способностей восприятия и мышления. Оно не добавляет чего-либо к нашему знанию, но развивает способность понимания. И начинается оно с уже описанного акта выбора и обоснования монады. Этот акт возводит нас в Сферу Гармонии, где Факт и Ценность утрачивают свой обособленный характер, чтобы возникла "новая Реальность".
Неопределенность монады ограничена. Она может быть описана двумя методами: первый заключается в приписывании ей содержания, второй конкретизирует то, что она исключает. Один метод говорит: "это, и то, и это", другой говорит: "не то, не то, не то". Ни один из методов не выбирает саму монаду: это производится фиксацией внимания на ее специфических характеристиках, как мы проделывали это, описывая монаду "дом". Выбор монады первичен, перечисление содержимого и исключений -вторичны. Метод перечислений ведет к редукции монады, приравнивая ее к статусу факта. Метод исключения ведет к тому, что монада становится объектом ценностного суждения. Тем не менее, оба метода необходим для того, чтобы увидеть, что является уместным в ситуации, которую мы хотим понять.
Обычно мы отличаем уместные элементы от неуместных в терминах, некоторой шкалы. Обосновывая, например, монаду человеческого тела, мы должны принять в расчет его члены, органы и функции в их соотношении с телом как целым. Мы не должны дробить их на процессы, ткани, клетки, химические компоненты, атомы, поля, ибо все эти подчиненные составляющие принадлежат подчиненным монадам. И все же эта задача редко может быть выполнена удовлетворительно. Альтернативный метод состоит в установлении точек контакта монады и ее окружения. Он называется "рассматриванием чего-либо в его различных мирах". В примере с человеческим телом мы можем сказать, что оно принадлежит следующим мирам: материальным объектам, живым организмам, чувствующим существам, человеку, пространству - времени и еще к некоторым другим. Все эти миры что-то добавляют к значению монады и к возможности понимания ее.
Оба эти метода позволяют приблизиться к монаде, внутренне и внешне. Но они могут ничего нам не дать до тех пор, пока мы не поймем ту характеристику, которая объединяет ситуацию.
Любая ситуация, на которую мы направляем внимание, является монадой; но одни монады служат более явными примерами системного атрибута универсальности, чем другие. Наиболее сильными монадами являются такие из них, комплексная организация которых несомненна и ясна. Такие исключительные структуры часто называют космосами. Именно в этом смысле человек есть микрокосм, а - Вселенная - макрокосм.
Адекватность монады усматривается в комбинации разнообразия и единства. Ни одно из них в отдельности не способно дать истинную характеристику одночленной системы. Представляется очевидным, что идентификация монад, являющихся одновременно и сильными и адекватными, является важным шагом в процессе понимания нами самих себя и окружающего мира.

14.37.5. ДИАДА

Два способа развития монады выявляют двойственность. Хотя, в идеале, оба эти способа должны вести к одному и тому же результату, на практике этого никогда не случается, поскольку было бы невозможно провести любую из процедур достаточно далеко.
Поскольку понимание является актом воли, а, следовательно, ничем, если нет практики, то мы должны заключить, что не существует монады, которую можно было бы полностью установить. И трудность заключается не в аппроксимации (приближении) - как мы знаем, например, корень квадратный из 2 в числовых терминах до желаемой точности. Обе процедуры сходятся воедино, но не совпадают, за исключением того предела, где все принимается во внимание. Отсюда афоризм: "Чтобы понимать что-либо, надо знать все". Для практических целей мы приближаемся к ситуации с двух противоположных точек зрения, в зависимости от того, откуда смотрим - изнутри или снаружи. Знание того, чем не является А, обычно очень отличается от знания того, что есть А.
Двойственность лежит не в ограниченности нашей способности постичь какую-либо ситуацию, но в самой природе вещей. Слово "универсальность", которое мы используем как атрибут монады, и толкуем как единство в разнообразии, таим в себе противоречие. Каждая монада являет собой противоречие, поскольку она представляет самое себя в требовании самодостаточности и тем не менее зависит от всего иного более, чем от себя самой, для того, чтобы быть самой собой.
Если мы вернемся обратно к теме и рассмотрим природу структур, то обнаружим, что противоречие является истинной причиной понимания.
Каждая структура имеет двойственную природу: одна природа делает ее тем, что она_есть, а другая - тем, что она совершает. Что она есть, каково ее содержание - это ее собственное дело; но то, что она совершает, касается всего окружающего. Нет конца отражениям даже малейшего действия - например, расщепления атома. Каждая монада - будучи формой структуры - несет в себе двухступенчатое значение своего источника. Она бесконечна в своих внешних связях, но она так же бесконечна и в своем внутреннем разнообразии. Эти две бесконечности не являются одним и тем же: они противоречат одна другой. Внутреннее значение проистекает из отделения от остального мира, а внешнее - из контакта с ним.
Это легко может быть усмотрено в любой актуальной монаде: например в доме. Мы можем даже пойти дальше и сказать, что существуют всегда два дома - материнский, который сокращает, и отцовский, который расширяет. И, однако, оба дома -это один дом, то есть одна и та же монада.
Такие рассуждения приводят к мысли, что понимание не останавливается на постижении монады: оно должно продолжиться до встречи с диадой.
Но определение, диада есть двучленная система, каждый из членов которой отличается от другого и тем, не мен&heip;