Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Дадун Р.
Фрейд

Д12 ФРЕЙД/Пер. канд. филос.
тельство АО «Х.Г.С.», 1994. ISBN 5-7588-0040-6

Жизнь как интеллектуальный роман — такой подзаголовок к этой книге был бы вполне уместным. Французский литератор Роже Дадун решил непростую задачу: подробно проанализировал все труды Зигмунда Фрейда и нарисовал яркий портрет выдающегося ученого, основателя исследовательского направления, которое обозначается ныне термином "психоанализ".
ББК 87.3(4/8) Д12

с фр. Д. Т. Федорова. Предисловие наук А. М. Руткевича/М.: Изда
Научно-художественное издание

Роже Дадун ФРЕЙД

Редактор К. Щадилова. Оформление А. Кущенко. Художественный редактор Н. Ковалева.

Подписано в печать 13.01.94.. Формат 84Х Ю8'/з2. Тираж 30000 экз.

Печать офсетная. Тип. заказ № 5037.

Лицензия № 070374 от. 13.02.92.

Издательство АО «Х.Г.С», 129090, Москва, ул. Гиляровского, 10.

Отпечатано на Книжной фабрике № 1 Министерства печати и информации России. 144003, г. Электросталь Московской области, ул. Тевосяна, 25.

ISBN 5-7588-0040-6

© Издательство АО «Х.Г.С.», 1994

СОДЕРЖАНИЕ

МИФ О ГЕРОЕ . 7
ВВЕДЕНИЕ ... 23
1. БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ. ФРЕЙД КАК ЧЕЛОВЕК: ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ РОМАН (18561939) .... 29
ВСТУПЛЕНИЕ . 30
Счастливый ребенок из Фрейберга (1856-1859) ... 36
Примерный ученик между Библией Филиппсона и "Эдипом" Софокла (1859-1873) .... 42
"Старое доброе доаналитическое время" (1873-1897) .... 49
Марта, кокаин и Шарко (1882-1886) .... 56
О " нейронике" Фрейда ("Психология на службе невропатологов", 1895) .... ... 69
Больные истерией и неврозами: от наложения рук к воздействию словом (1886-1898)... 76
"И возникают дорогие тени..." Самоанализ Фрейда (1894-1898) ... 90
1900 год: "Толкование сновидений" ...106
Приход нового века ....116
Заложение основ, развитие идей, слава (1900-1914) .... 119
"Придет смерть, и у нее будут твои глаза" (1914-1926) .167
Битвы Эроса (1926-1939) ...211
2. МЫСЛЬ ФРЕЙДА, ИЛИ АНАРХИЧЕСКАЯ АФРОДИТА ..247
Краткое стилистическое вступление ....248
Три ошибки в отношении к Фрейду .... 251
ИССЛЕДОВАНИЯ МЕТОДЫ .269
Сексуальность и Эротика . 271
Исследование сновидений .328
ОБЛАСТЬ ОПЫТОВ И РАЗВИТИЯ . 381
Эстетика Фрейда: искусство и литература ..386
Антропология Фрейда: от криминального Эроса к эротическому Разуму .. 432
ДОСЬЕ. СУЖДЕНИЯ И МНЕНИЯ О ФРЕЙДЕ И ПСИХОАНАЛИЗЕ .... 486

Roger Dadoun

FREUD

Роже Дадун

ФРЕЙД

Перевод с французского Дмитрия Федорова Предисловие Алексея Руткевича

PierreBefond. Paris

Москва-1991

МИФ О ГЕРОЕ

Биографических работ о Зигмунде Фрейде у нас не переводили с середины 20-х годов, когда вышло первое >—:знеописание, принадлежащее Ф.Виттельсу. С тех пор появились сотни биографий и популярных введений в психоанализ Фрейда. На сегодняшний день самой авторитетной считается 1000-страничная биография П.Гея*, хотя "официальной" по-прежнему признан труд Э.Джонса, "верного гусара" Фрейда. В основном первая часть книги представляет собой краткий пересказ трехтомника Джонса, хотя Роже Дадун временами его критикует. Существуют, кроме того, превосходные работы о Фрейде историков науки, беллетристические произведения.

Фрейд не слишком высоко ценил биографический жанр. Книгу Виттельса он назвал вмешательством в свою личную жизнь: "Общественность не имеет права на мою личность, да и ничему на моем примере не научится". Послав Виттельсу длинный список конкретных замечаний, он не скрывал своего раздражения: "Вы знаете мое отношение к работам такого рода, оно не стало дружелюбнее. Я остаюсь при том мнении, что всякий, знающий обо мне так же мало, как Вы, не имеет никакого права писать о данном лице. Дождитесь, пока оно умрет, тогда оно со всем смирится — ведь ему тогда, к счастью, все равно**. Когда А.Цвейг предложил Фрейду стать его биографом, тот отвечал: "Тот, кто становится биографом, обязуется лгать, утаивать, лицемерить, приукрашивать и даже скрывать свое собственное недопонимание. Ведь биографической истины не существует, и даже будь таковая, она осталась бы без употребления" ***.

К этим словам о биографической истине мы еще

Gay P. Freud. A Life for Our Time. N.Y.:Norton, 1987.

'» Sigmund Freud. Briefe 1873-1939. 2. Auf. Frankfurt a.M.: Fixber, 1968. S.368.

*• Ibid. S.445.

8

МИФ О ГЕРОЕ

вернемся. Что же касается характеристики ремесла биографа ("обязуется лгать, утаивать"... и т.д.), то в них, к сожалению, слишком много верного как раз по поводу биографий Фрейда, написанных психоаналитиками. Дело тут не только в том, что всякий биограф берется писать, скорее, о том лице, которое он склонен идеализировать. Понятно, что о Канте возьмется писать тот, кто высоко расценивает его трансцендентальный идеализм, о Ван Гоге — поклонник его живописи, об Эйнштейне — сторонник, а не противник теории относительности. В случае с Фрейдом большинство биографий создается в психоаналитическом цехе. Это накладывает на них тот же отпечаток, который хорошо знаком нам по жизнеописаниям "классиков марксизма". Такие биографии в основном укладываются в схему "мифа о герое", характерного для всех первобытных обществ и древних цивилизаций. В них превращение истории индивидуальной жизни в миф происходило почти непосредственно. За одно-два поколения от всей жизни основателя религии, законодателя-мудреца, великого царя или племенного вождя осталась архетипическая форма. Он, как правило, принадлежал к высокому роду, но детство и юность его полны лишений; он наделен несравненными способностями, талантами; он преодолевает препятствия, сопротивление врагов и непонимание друзей, поражает чудовищ и могущественных противников. Словом, его жизнь полна подвигов, он заслуженно обретает вечную память и славу. В нашей культуре такая непосредственная мифологизация уже невозможна, зато мы создаем культы и мифы с помощью средств массовой информации, и поток хвалебных биографий — это есть часть мифотворчества. Там, где всякого рода вненаучные цели перевешивают, там жизнеописание превращается из исторического исследования в "миф о герое".

Само собой разумеется, биографии пишутся, как правило, о "жизни замечательных людей". Мы восхищаемся умом, талантом, энергией лучших представителей человеческого рода и храним благодарную память. Создатель новой научной теории, да еще такой по

9

МИФ О ГЕРОЕ

значимости, как психоанализ, конечно, заслуживает и внимания, и почитания. Даже те психологи, философы, культурологи, которые критикуют психоанализ, не могут не признавать факта, что Фрейд совершил поистине научную революцию и является одним из важнейших мыслителей нашего века.

Однако такое почитание может превратиться и в творение кумира, а в случае с Фрейдом это объясняется характером психоаналитического движения. Оно доныне напоминает более религиозную или политическую секту, нежели научное сообщество. Психоаналитики являются, как правило, высокообразованными, критичными, скептически мыслящими людьми, но лишь до тех; пор, пока не затронуто ядро их убеждений. Представитель любой другой дисциплины, конечно, тоже имеет убеждения и верования, но он, в принципе, способен усомниться в любом отдельно взятом положении или во всей теории целиком. В психоанализе ряд. теоретических положений имеют характер догматов, символа веры. Чтобы стать психоаналитиком, нужно 5-7 лет проходить учебу у другого аналитика (Lehranayse), которая напоминает обряд инициации. Психоанализ передается от учителя к ученику в том виде, как он был создан Фрейдом, причем осваивается он не чисто теоретически. Чтобы лечить, нужно "исцелиться" самому, истины психоанализа следует найти в глубинах собственной психики. Стоит аналитику усомниться в символе веры, и под вопросом оказываются не только долгие годы учебы (и затраченные на нее немалые средства), не только право лечить других (и получать за это солидное вознаграждение), но также важнейшие убеждения относительно себя самого, ядро личности психоаналитика.

Во всяком научном сообществе мы найдем людей, коим необходим харизматический лидер, слепая вера, которые нетерпимы к критике и фанатично отстаивают "свою" доктрину. Но если не брать идеологизированную науку с ее перманентной "охотой за ведьмами", психоанализ все же отличается от любой научной дисциплины. Категории "отлучение", "схизма", "догмат", "предательство"

К оглавлению

10

МИФ О ГЕРОЕ

и им подобные до самого последнего времени играли в психоанализе такую же роль, как в какой-нибудь религиозной или политической секте, нетерпимость к инакомыслию была возведена в норму. Из психоаналитической ассоциации изгонялись вместе со своими сторонниками В.Адлер, К.Г.Юнг, К.Хорни, М.Клейн, Ж.Лакан. Но и сами изгнанники не были терпимее: ведь "отлучали" же сторонники Хорни — Э.Фромма, раскалывались на враждующие кланы поклонники Лакана; нетерпимость была такой, что даже родственные связи не выдерживали — главной обвинительницей против М,Клейн была ее собственная дочь. Склонность психоаналитиков к начетничеству, к цитатологии поражает даже тех, кто знаком с духом марксистского талмудизма: тексты Фрейда давно стали "священными". Автору этих строк не раз приходилось беседовать с психоаналитиками, и слишком часто последним аргументом была цитата из Фрейда (или, скажем, Лакана). Конечно, в психоанализе нет ни инквизиционных трибуналов, ни "идеологического отдела", но отлученный от "церкви" психоаналитик, если только он не наделен выдающимися талантами, очень скоро потеряет своих клиентов, а то и право на психотерапевтическую практику. Так что давление на "диссидентов" имеется. Не было случайностью и то, что Фрейдом был создан "тайный комитет" из пяти членов, призванный следить за "чистотой веры" в психоаналитических рядах.

Такого рода атмосфера не способствует критическому мышлению, зато все психоаналитики кровно заинтересованы в том, чтобы авторитет Фрейда оставался в неприкосновенности. Сегодня с психоанализом конкурируют многочисленные психотерапевтические школы, и просто наличие пациентов требует идеализированного образа Фрейда в средствах массовой информации. Биографии "верных" призваны поддерживать идеализированный и приукрашенный образ "отца-основателя". Этим объясняется и то, что многие письма и рукописи Фрейда будут опубликованы лишь в XXII веке. Они хранятся в

МИФ О ГЕРОЕ

11

сейфе не только потому, что семье Фрейда совсем не хотелось бы отдавать на публичное рассмотрение материалы, касающиеся личной, интимной жизни Фрейда. Верному из верных, Э.Джонсу, все эти материалы были предоставлены, но с тем, чтобы он создал "официальную" биографию, остающуюся доныне образцом для подражания.

В "официальных" биографиях образ Фрейда обретает однозначно идеальные формы. Уже Джонс и Закс, близко знавшие Фрейда, писали, например, о его терпимости к чужим мнениям, равнодушии к мирской славе, к спорам о научном приоритете. В других источниках мнение о "терпимости" отличается настолько, что Э.Фромм мог язвительно заметить: "Для людей, которые творили из него кумира и никогда не возражали, он был добрым и терпимым... он был любящим отцом для беспрекословно подчиняющихся сыновей и жестким, авторитарным для тех, кто осмеливался возражать"*. Стоит ознакомиться с перепиской Фрейда, с его деятельностью в качестве главы психоаналитического движения, и миф о "терпимости" сразу же рухнет. Изображать Фрейда, который сам себя называл "конкистадором от науки", мыслителем не от мира сего могут лишь те, кто поставил своей целью сделать из Фрейда божество. Известный социолог науки Мертон дотошно проверил эти типичные для биографов утверждения о равнодушии к спорам о приоритете и обнаружил, что в такие споры Фрейд вступал как минимум 150 раз по различным поводам. Однажды он даже лишился чувств, когда в споре высказывал свою досаду на то, что последователи слишком редко упоминают его имя, говоря о психоанализе. То, что Фрейд был честолюбив, болезненно воспринимал всякую критику, а управляя психоаналитическим сообществом,

• Е.Ргошш. Sigmund Freud's Mission. An Anaysis of His Personaity and Infuence. N.Y.: Harper and Row, 1959, p.66.

12

МИФ О ГЕРОЕ

держался принципа "разделяй и властвуй", да и вообще был наделен многими "слишком человеческими" чертами, — все это просто отбрасывается его биографами. Портрет Фрейда превращается в икону.

Немало мифов существует и о психоаналитическом движении в целом. Я возьму в качестве примера лишь один из них, популярный сегодня в "посткоммунистических" странах. Согласно этому мифу, психоанализ всегда был и остается освободительно-критической силой, он враждебен всякого рода тоталитарным режимам, а потому преследовался и в нацистской Германии, и в коммунистических странах. Конечно, имеются хорошо известные факты: при Гитлере труды Фрейда сжигали, при "реальном социализме" психоанализ находился под запретом. Но ведь в 20-е годы в Советском Союзе психоанализ был популярен, хотя система уже была тоталитарной: однопартийный режим, террор карательных органов и Соловки ничуть ему не мешали, а фрейдо-марксисты считали себя лучшими из всех прочих сторонников коммунизма. При нацизме, после изгнания психоаналитиков "неарийского" происхождения, психоанализ вполне неплохо существовал в институте, возглавляемом кузеном Геринга. С последним, именуемым немецкими сотрудниками института "папочкой", охотно сотрудничали английские, голландские и прочие европейские психоаналитики*. В "официальных" историях психоанализа (как и в книге Дадуна) несколько слов говорится о "сотрудничестве с нацизмом" К.Г.Юнга, которого заодно бездоказательно обвиняют в антисемитизме, тогда как подлинная история остается за скобками.

• Лишь в самое последнее время стали появляться работы, где миф о "преследовании при нацизме" подвергнут серьезной критике. См.: G.Cocks. Psychotherapie in the Third Reich. N.Y.: The Goring Institute, 1985. См. также: E.Kurzwei: Legitimationsprobeme der Nachkriegs-Psychoanayse in der Bundesrepubik. Frankfurt a.M.: Forschen und Heien. 1989.

МИФ О ГЕРОЕ

13

Поскольку книга Дадуна относится к жанру "научной биографии", касается не столько личности Фрейда и судеб психоаналитической ассоциации, сколько процесса создания Фрейдом его теории, есть смысл остановиться на тех мифах, которые бытуют именно по этому поводу. В архетипической схеме "мифа о герое" последний должен, во-первых, преодолевать неимоверные препятствия, а во-вторых, он наделяется уникальными творческими способностями, творит в одиночестве нечто совершенно оригинальное.

Фрейд сам положил начало той версии, будто бы он создавал психоанализ в spendid isoation, он сравнивал себя с Робинзоном. Ему же принадлежат слова о том, что его труды оставались незамеченными, игнорировались, принимались "в штыки" медицинским истеблишментом Вены. Ф.Саллоуэй проверил переписываемое из биографии в биографию утверждение, будто на первые психоаналитические труды Фрейда было мало рецензий, да и те отрицательные, и обнаружил, что все обстояло совсем наоборот. Хвалили и "Толкование сновидений", и "Три очерка по истории сексуальности", причем даже те, кто в будущем сделались оппонентами Фрейда. Многие идеи уже "носились в воздухе", в том числе и тезис о "детской сексуальности", который не расходился с представлениями многих других сексологов того времени. Кстати, оппозиция психоанализу в медицинско-психологической среде возникла не в то время, когда Фрейд издавал свои первые основополагающие труды, а примерно с 1909-1910 годов, когда психоанализ сделался заметным организованным движением и стал претендовать на исключительное положение в психологии и психиатрии. Идея "бессознательного психического" никак не могла встретить сопротивления, поскольку сходные концепции создавались в то время в разных странах различными учеными (П.Жане, М.Принс и многие другие).

Сопротивление психоанализу в профессиональной среде объясняется, конечно, не тем, что Фрейд "потревожил сон мира" и задел "комплексы" своих оппонентов (как

14

МИФ О ГЕРОЕ

он писал сам и повторяют "верные" биографы). Единственной европейской страной, где викторианское пуританство препятствовало пропаганде психоанализа, была Англия, тогда как в континентальных странах Европы "проблема пола" отнюдь не была запретной. Читатели Крафт-Эбинга, Захер-Мазоха, Вейнингера или, скажем, Розанова в России никак не были святошами-морализаторами. В профессиональной среде Фрейда критиковали за торопливость обобщений, за необоснованность многих утверждений, признавая одновременно эвристический характер, новизну подхода. Были и очернители, и хулители, но их стало много лишь значительно позже, когда психоанализ сделался модной теорией, когда о нем заговорили и в салонах, и со страниц газет.

Не выдерживают критики и утверждения о враждебной Фрейду среде. Возьмем хотя бы приводимый Дадуном пример: Фрейд получил звание профессора с запозданием в 5 лет, хотя имел уже огромный научный авторитет; причинами служили недоброжелательство коллег и антисемитизм министерских чиновников. Авторитетом в научной среде Фрейд к концу прошлого века уже располагал, но большой известности тогда еще не было*. Ждать профессорского звания пришлось долго, один из кандидатов, подававших бумаги вместе с Фрейдом, ждал уже 27 лет. Антисемитизм в Вене, конечно, имел место, но в данном случае он вряд ли играл какую-то роль: из десяти кандидатов 1897 года, когда Фрейд подал бумаги на производство, семеро были евреями, один из них и

. * Научным авторитетом он обладал как талантливый, но вовсе не выдающийся нейрофизиолог, причем авторитет этот был подпорчен эпизодом с кокаином. Дадун пишет об этом эпизоде в каких-то немыслимо эмоциональных выражениях, хотя история была печальной. Фрейд поторопился распропагандировать кокаин в качестве безвредного обезболивающего средства и в том числе рекомендовал его своему близкому другу, страдавшему от постоянных болей. Последний очень быстро стал наркоманом-кокаинистом.

МИФ О ГЕРОЕ

15

получил звание. То, что Фрейд стал профессором в 1902 году, объясняется прозаически: в 1898 году министр временно приостановил производство доцентов в профессора по медицинскому факультету, ибо их набралось уже слишком много при пустой министерской казне. Мифом является и вражда медицинского факультета к Фрейду: профессора этого факультета единодушно выдвинули кандидатуру Фрейда, в министерстве его рекомендовал Крафт-Эбинг, ведущий европейский психиатр-сексопатолог (хотя он и считал фрейдовские теории "научными сказками"), Саллоуэй обстоятельно разоблачает и миф о "робинзонаде" Фрейда*.

Но еще сильнее элементы мифотворчества искажают реальную историю создания психоанализа, когда Фрейд является в истории медицины и психологии как deus ex machins, когда он совершает главнейшие открытия путем знаменитого "самоанализа" 1897 года, когда ему приписываются открытия других ученых, чтобы оригинальность его трудов стала абсолютной. Об открытии Фрейдом "бессознательного психического" говорят сегодня лишь те, кто уж совсем игнорирует историю философии, психологии и психиатрии. Понятно, что Фрейд открыл не "бессознательное" как таковое, а выявил бессознательную мотивацию поведения и мышления, в первую очередь в психопатологии. Но и здесь он не был первооткрывателем, хотя его теория не зря потеснила учения других психиатров — конкурентов Фрейда,

Независимо от той интерпретации, которую дает Саллоуэй психоанализу как "криптобиологии", его иконоборческая история психоанализа заслуживает перевода и издания, как и другие независимые от мифотворчества книги. См. F.J.Suoway. Freud, Bioogist of the Mind. Beyond the psychoanaytic Legend. N.Y. 1979; H.Eenberger. The Discovery of the Unconscions // The History and Evoution of Dynamic Psychiatry. N.Y. 1969; P.Roazen. Freud and His Foowers, N.Y. 1976. Эмпирических исследований по истории науки, в которых рассматриваются различные аспекты становления и развития психоанализа, чрезвычайно много, но они имеют узкоспециальный характер.

16

МИФ О ГЕРОЕ

поскольку имела перед ними ряд несомненных преимуществ. В книге Дадуна, например, даже не упомянут П.Жане, хотя от французского автора можно было бы ожидать знакомства с национальной медицинской традицией. И это не случайно: Жане замалчивал и сам Фрейд, и все его последователи, хотя новаторские труды Жане об истерии вышли еще в 80-е годы прошлого века и оказали несомненное влияние на Фрейда, а его теория "подсознательного" приобрела завершенный вид в 90-е годы, то есть до оформления психоанализа. Замалчиваются биографами и труды тех психиатров, которые писали о значимости сексуальности, в том числе и детской (скажем, труды А.Молля, которого Фрейд обвинил в плагиате, вопреки тому факту, что вышел его главный труд за 8 лет до появления "Трех очерков по истории сексуальности"). Из книги в книгу кочуют версии о "трусости" Брейера, покинувшего Фрейда, подчеркивается фантастический характер математических спекуляций флиесса, но делается это с тем, чтобы приуменьшить их влияние на Фрейда. Приведу еще один типичный пример. Как и многие другие биографы, Дадун объясняет открытие "инстинкта агрессивности" размышлениями Фрейда по поводу первой мировой войны и личными трагическим обстоятельствами. Не упоминается ни Ференци, обративший внимание на специфику неврозов у фронтовиков, ни Сабина Шпильрайн, которая выдвинула идею "инстинкта агрессивности" за десять лет до написания Фрейдом работы "По ту сторону принципа удовольствия" (поначалу эта идея была отвергнута Фрейдом).

Таких примеров можно было бы привести еще очень много, в том числе и при чтении "научной биографии" Дадуна. Фрейд был великим ученым, его идеи имели революционное значение, и он не нуждается в том, чтобы ему приписывали открытия других. "Утаивания и приукрашивания", легенды и мифы нужны тем, кто сам не наделен творческими способностями Фрейда и идет по легкому, удобному пути: творит себе кумира, уже открывшего истину в последнем основании. Критическая

МИФ О ГЕРОЕ

17

мысль тогда замещается актом веры, и адепту "единственно верного" учения уже не требуется думать и искать.

Представляет интерес и то, что биографы-психоаналитики, говоря о Фрейде, не торопятся применять к нему тот инструментарий, который пускается в ход при написании биографий других ученых, политических, религиозных и культурных деятелей. Для психоаналитического видения истории вообще характерны психологизм и "биографизм", иначе говоря, сведение исторического процесса к деятельности индивидов, а последняя затем объясняется детскими "комплексами", "судьбами влечений". Даже в лучших психоаналитических биографиях содержится немало спекуляций по поводу детских лет, отношений с родителями, невротических симптомов у тех персонажей истории, которые рассматриваются в том же ключе, что и пациенты-анализируемые*. Когда речь заходит о Фрейде, весь психоаналитический инструментарий остается без употребления. В данном случае это можно только одобрить, поскольку психоаналитическая теория не редуцируется к личным особенностям психики Фрейда, а его научная деятельность не выводится из "Эдипова треугольника". Под вопросом остается, правда, правомерность подобной интерпретации других лиц.

Вернемся к словам Фрейда: "биографической истины

• Даже у тех психоаналитиков, которые только на словах признают несводимость культуры и социальных институтов к влечениям, психологизм и "биографизм" ведут к весьма своеобразному обращению с историческими источниками. В трудах такого рода, писанных ортодоксальными фрейдистами, масса проси .жюкдотнческих нелепиц там, где предзаданная "эдиповская" схема тяготеет над материалом. Но и у такого критика ортодоксии, как, например, Э.Фромм, принимаются те свидетельства, которые подтверждают его тезисы, тогда как все, ей противоречащие, просто игнорируются. При написании в целом интересной биографии Гитлера он опирался в основном на воспоминания А.Шеера, но в последних содержится огромное количество фактов, вступающих в противоречие с интерпретацией Гитлера как "некрофила". Эти пороки психоаналитических биографий связаны в первую очередь с самим методом исследования.

18

МИФ О ГЕРОЕ

не существует, и даже будь таковая, она осталась бы без употребления". Повседневная критика психотерапии является источником "биографизма" фрейдистов. Аналитики месяцами и годами слушают речи своих пациентов, интерпретируют потоки ассоциаций, сновидения, оговорки, отношения с родственниками, обнаруживают детские переживания, защитные механизмы, влечения, сокрытые не только от других, но и от самого пациента. Психоаналитики практикуют герменевтическое искусство понимания и толкования, дешифруют симптомы и символы сновидений. В итоге невротические нарушения, черты характера, непонятные поступки и навязчивые мысли находят свое объяснение в биографии: они занимают свое место в индивидуальной истории жизни, это части того целого, которое и должно открыться пациенту. Психоаналитик способствует тому, что у пациента возникает связный "рассказ" о собственной жизни, причем в это повествование входят и те отколовшиеся, вытесненные в бессознательное переживания, символы и сцены, о коих пациент ранее не подозревал.

Однако составление такой биографии отличается от труда биографа-историка. Последний имеет дело с уже состоявшейся жизнью, в ней уже ничего нельзя изменить, поменяться может только оценка потомков. Психотерапевт не просто интерпретирует прошлое, он изменяет жизнь пациента: инструмент интерпретации вторгается в жизнь, и лишь в новой перспективе, с измененными установками, отношениями с другими, самооценками и вариациями, пациент выстраивает свое прошлое в целостный и связный "рассказ". Строго говоря, психоанализ не знает конца, можно продолжать его всю жизнь. Чисто теоретически он прерывается, когда достигнута "истина" — освобождение от невротических симптомов, исцеление пациента, которое происходит вместе с переосмыслением, переживанием своего прошлого в диалоге с психоаналитиком.

Понятно, что такого рода "истина" отличается от того, что называется истиной в других науках. "Инсайт" пациента, его согласие с интерпретацией, обнаружение у

МИФ О ГЕРОЕ

19

себя соответствующих фрейдовской теории "комплексов", их осознание и изживание, связный "рассказ" о собственной жизни — все это "истинно" как субъективная очевидность. Но логически непротиворечивый и связный "рассказ" может быть чистейшей фантазией, а очевидными людям казались и кажутся самые разные, но далеко не всегда истинные вещи.

Можно назвать такую "истину" экзистенциальной — она касается индивидуальной жизни, мира переживаний личности, тогда как научная истина интериндивидуальна, объективна и безлична. К.Ясперс и К.Поппер критиковали психоанализ с совершенно различных философских позиций, но в одном они согласны: фрейдисты придают характер объективной научной истины тому, что в принципе необъективируемо, имеет значимость лишь в экзистенциальной коммуникации. Если предположить, что один и тот же пациент одновременно будет лечиться у ортодоксального фрейдиста, клейнианца, юнгианца, лакановца, то он с полной субъективной очевидностью открыл бы у себя самые различные и противоречащие друг другу психические структуры (фрейдовское "Оно" ничуть не похоже на юнговскую "Иниму").

Из этого не следует, что психоаналитики вообще ничего не дали науке, совсем напротив. Но они говорят на ином языке, чем объективирующие научные дисциплины, в том числе академическая психология и клиническая психиатрия. Отличаются "истины" психоанализа и от тех, которыми располагает историк, занятый также "рассказом" прошлого. При всех отличиях исторической науки от естествознания, экзистенциальной истина историка также не является. Он высказывает ряд суждений, которые доступны проверке и критике, он смотрит на другого человека всегда "извне". Гипотетикодедуктивная модель является общей для всех наук, эмпирические данные либо подтверждают, либо опровергают выдвинутую гипотезу. Скажем, обнаружение утерянного диалога Цицерона изменило бы наши представления о его взглядах, письма Талейрана или Меттерниха — наше понимание международной политики первой половины XIX века. В психоанализе факты настолько

К оглавлению

20

МИФ О ГЕРОЕ

слиты с их интерпретацией, что вне ее они вообще не наблюдаемы. Пока речь идет о страданиях пациента-невротика, его симптомы и их исчезновение в результате терапии имеют объективно фиксируемый характер, тогда как "комплексы" или "стадии развития либидо" внешне вообще не наблюдаемы, их необходимо найти в глубинах психики, признать их наличие.

Психоаналитик-биограф не обладает "истиной" и такого рода, поскольку мертвые равнодушны не только к хуле и похвале (на что указывал Виттельсу Фрейд), они уже не могут принять или отвергнуть истолкование их внутреннего мира. Зато психоаналитик убежден, что открытое Фрейдом в психотерапии является той универсальной природой человека, знание о которой помогает историку понять каждый конкретный случай. Отсюда схематизм психоаналитических биографий, которые чаще всего являются просто иллюстрациями фрейдистских теорий. Психоаналитик уже заранее знает, что следует искать в качестве определяющих мотивов человеческих поступков — во все времена, во всех обществах и культурах. Если учесть, что сексуальному и агрессивному влечениям Фрейд придавал исключительно важное значение, то картина исторической жизни часто получается весьма ущербной.

Даже там, где психоаналитики не злоупотребляют методами, разработанными в клинике неврозов, для истолкования текстов или перипетий всей жизни того или иного индивида, они держатся "биографической иллюзии", критиком которой был сам Фрейд. Предпосылкой всех таких биографий является вера в то, что жизнь другого человека можно рассказать "изнутри", как бы переместив наше "Я" на то место, которое когда-то занимало "Я" другого, вывести из особенностей его психики все то, что было данным индивидом создано. Его поступки оказываются тем текстом, расшифровка коего ведет к установлению "истинного" текста биографа, который, оказывается, понимает другого даже лучше, чем сам исторический деятель. Ведь он не знал о бессознательных мотивах своих поступков.

Здесь биографы-психоаналитики прямо противоречат

МИФ О ГЕРОЕ

21

Фрейду, ведь он был принципиальным противником дильтеевской "понимающей психологии", которую он критиковал в работе "Недовольство культурой". Никакое "вчувствование" или "сопереживание" не позволят нам переместиться в тело и душу другого человека, тем более жившего в иную эпоху. Биографической истины для Фрейда не существует именно потому, что биография претендует на полноту "рассказа", а она недостижима. Даже если бы биограф "угадал" и своим рассказом достиг такой истины, она "останется без употребления", — ведь никто не может сказать, что именно это жизнеописание соответствует действительной жизни данного индивида; никто не мешает написать другое, с прямо противоположной интерпретацией мотивов и внутренних помыслов. Поле для истолкования тут всегда свободно, и биография всегда содержит в себе либо художественную фантазию, либо желание превратить жизнеописание в миф, в агиографию.

Фрейд очень высоко ценил некоторые историко-биографические и "мифологические" романы, — например, "Воскресшие боги" Мережковского или "Иосиф и его братья" Т.Манна, — но первый не претендовал на титул "научного биографа" Леонардо, а второй не считал себя специалистом по библейской или древнеегипетской истории.

Жанр "научной биографии" всегда стоит на грани между исследованием по истории науки и романом. Дадун верно именует свою книгу "интеллектуальной романистикой". Для серьезного исследователя истории науки спекуляции по поводу "скрипки Эйнштейна" невыносимы, как и настойчивое желание психоаналитиков выводить научные теории из детских комплексов. Любовную переписку Фрейда с его будущей женой историк науки тоже внимательно прочитает, но не для того, чтобы предаваться спекуляциям о "тайных и могущественных силах", а для установления круга чтения Фрейда, датировки тех или иных его идей. Такой историк воздержится от приписывания каких-то возвышенных мотивов отказу Фрейда от университетской кафедры, как то делает Дадун (отказ от компромиссов,

22

МИФ О ГЕРОЕ

нонконформизм); ведь историк держится фактов, а к последним относится бедность, невозможность содержать семью, которые четко фиксируются по многим источникам.

Историки науки пишут довольно скучные книги. Хоть они и не лишены воображения, но должны дисциплинировать фантазию, носить вериги научности, избегать и героической мифологии, и художественного домысливания там, где обстоятельства и факты не установлены. "Интеллектуальная романистика" Дадуна, конечно, никоим образом не является "научной биографией", — даже изложение фрейдовских теорий во второй части книги более напоминает роман, нежели научную работу. Но жизнь была бы невероятно тусклой, если бы все и вся было бы в ней "по науке". Исторические романы нужны миллионам, тогда как специальные исследования читают единицы. Научно-популярный жанр рассчитан также не на "подобного флюсу" специалиста, а на достаточно образованного и, главное, любопытного читателя.

"Миф о герое" — Фрейде — выполняет идеологические функции там, где психоанализ конкурирует с другими психологическими и психотерапевтическими учениями. Что нам до этого, если у нас и фрейдизм, и прочие порождения "буржуазной науки" только выходят из подполья? Наверное, дойдет очередь и для перевода солидных трудов по истории психологии, а пока полезно издание и популярной книги Дадуна, дающей общее представление о Фрейде и его психоанализе.

Ждать, пока наши авторы напишут хорошие книги о западных философах, социологах, психологах можно еще очень долго. Любое приличное западное издательство публикует их больше, чем все наши, вместе взятые. Нужны и тексты классиков, и научные монографии, и работы популяризаторов. Чем шире будет их выбор на прилавках книжных магазинов, тем реже будет возникать подозрение, что отечественные издательства попрежнему ни в грош не ставят интеллект и любознательность своих читателей.

Алексей РУТКЕВИЧ, кандидат философских наук

23

ВВЕДЕНИЕ

Тигр, тигр пылающий

В ночных лесах, Какой бессмертный взгляд.

Осмелится объять

Страшную симметрию твою?

Уильям. Блейк. "Песни опыта"

Опытный путешественник по ночным лесам, Фрейд на пороге века распахнул перед нами двери сна, и его великая фундаментальная книга "Толкование сновидений" ("Die Traumdeutung") постоянно звучит в нас подобно иерихонским трубам под стенами, преграждающими доступ в огромную ночную вселенную — таинственную половину нашего бытия. Сегодня, после долгих лет враждебности и скептицизма, наука и особенно нейрофизиология, изучающая состояние сна и сновидений, склоняет голову перед создателем психоанализа, подтверждая, что человек, будучи, несомненно, рассудительнее и сознательнее животного, является все же существом сновидений, и сон представляет собой жизненный опыт, внутреннюю страшную симметрию нашей жизни периода бодрствования.

Царским путем сна, извилистыми тропинками неврозов, через великолепную одиссею самоанализа, смелые аналогии из области искусства, литературы, религии, общественной жизни, политики, культуры Фрейд подводит нас к непосредственному соприкосновению с областью, которая порождает наши самые затаенные желания и от которой мы, тем не менее, не перестаем упорно отворачиваться. С областью, которую он называет, заимствуя выражение Гете, Главными дверями, и где вырисовываются основные формы человеческого бытия: Любовь и Смерть, Эрос и Танатос.

Фрейд черпает из наших бездонных глубин многочисленные факты, странные и интимные, изложенные живо и ясно, с необходимой рациональностью, но все же с сохранением мистической ауры, которую он четко

24

ВВЕДЕНИЕ

обозначил во время беседы с немецким поэтом Бруно Гетцем: "Знаете ли Вы, что значит стоять перед небытием? Знаете ли Вы, что это значит? Это небытие — не что иное как европейское заблуждение: индийская нервана — не небытие, а удаление от всех противоречий. Это вовсе не развлечение, полное неги, каким его столь охотно считают в Европе, но последний, сверхчеловеческий взгляд, который трудно себе представить... О, эти европейские мечтатели! Что знают они о восточной глубине?"

В разговоре с тем же собеседником Фрейд заметил однажды: "Ум ясный и быстрый, как вспышка молнии, является самым драгоценным даром". Вот, изображенный одним росчерком, точный портрет Фрейда — "быстрого, как вспышка молнии", дикого и вкрадчивого, подобного пылающему тигру из процитированных выше стихов Уильяма Блейка. Этот образ будет сопровождать нас по всем разделам книги, посвященной создателю психоанализа. Необходимо отрешиться от различных портретов Фрейда, изображающих его в различной позе почтенного венского герра профессора, ученого доктора или мелкого буржуа, неизбежно связанного так называемой священной "иудейско-христианской" моралью, подаваемой сегодня под самыми разными идеологическими соусами. Портретам этим, однако, временами не откажешь в похожести, особенно если они с насмешливой точностью представлены осуждающим, острым и злым пером карикатуриста Ральфа Стидмана, воздававшего, тем не менее честь знаменитой мишени своих насмешек как "одному из наиболее фантастических мыслителей, когдалибо рожденных на нашей скучной планете".

Попыткам, предпринимаемым в наши дни и напоминающим забытые веяния "социобиологии", заключить Фрейда в рамки узкого и устаревшего наукообразия, представить его в качестве "биолога", стыдливо прячущегося за аппарат психологической фантазии, можно противопоставить мощный голос, звучащий во всех

ВВЕДЕНИЕ

25

работах Фрейда, голос поэтов, которые зажигают в стратегических, поворотных пунктах его мысли факелы Эроса и Танатоса. Английский поэт Блейк, который тоже работал, если можно так выразиться, в "парах серы", позволяет нам обозначить другую, богатую оттенками сторону учения Фрейда. Мы назовем ее ниже "египетской" и объясним почему — на основе фундаментальных положений Фрейда; пока достаточно обозначить ее как "фовистскую", чтобы подчеркнуть яркую аналогию с художниками, в тот же период переворачивавшими устоявшиеся традиции для изображения реальности цветами интенсивными, контрастными, яркими, — те же вспышки эротики и черноту смерти, которые Фрейд распространял на человеческую психику.

Фрейд отмечал у себя черту, которую он назвал "врожденной гибкостью", "die Easticitat meiner Nafur", благодаря которой он смог оторваться от привычной почвы: биологии, клинической практики, классической культуры, еврейской мифологии, позитивистских доводов и т.п. и прийти к своим умозаключениям, которые мы впоследствии назовем составными частями фрейдистского учения. "Страшная симметрия" — пара слов, заимствованная у Блейка, кратко выражает суть этого учения. Именно так движется вперед мысль Фрейда: с помощью антагонистических пар, параллельными траекториями, которые сближаются, притягиваются и отторгаются, сталкиваются друг с другом, устремляются вперед в бесконечной и страшной игре конфликтов, в поразительном согласии, во взаимном оплодотворении или — почти уничтожении. Осознанное и бессознательное, удовольствие и реальность, влечение сексуальное и влечение своего "Я", первичные и вторичные процессы, "Я" и "сверх-Я", "Я" и "это", индивидуум и масса, Эрос и смерть отражают страшную симметрию нашего человеческого состояния, искусным и строгим архитектором которого стал Фрейд.

26

ВВЕДЕНИЕ

Чтобы увидеть ясность и точность его построений, остроту мысли, нужно освободить их, расчистить от огромных нагромождений последующих комментариев, интерпретаций, критики, различных толкований, которые покрывают и часто маскируют собой само учение Фрейда, заставляя нас обращаться к нему непосредственно. Мы старались принимать во внимание главным образом то, что написал сам Фрейд, отбросить по возможности все не касающиеся его учения проблемы, такие, к примеру, как полемика различных и многочисленных школ и течений. Мы стремились избегать вопросов, требующих обширных специальных знаний, чтобы обойтись в настоящей работе без обычного для академических трудов громоздкого аппарата всевозможных пояснений, ссылок, приложений, способных бесконечно дополнять и расширять суть исследования. Мы хотели также сохранить определенную самостоятельность (что довольно непросто в наше время) по отношению к различным профессиональным, идеологическим, культурным группировкам.

Автор уже давно занимается изучением фрейдовской мысли. Начало этим исследованиям положила осуществленная тридцать лет назад в Сорбонне совместно с Гастоном Башеляром работа, посвященная "Психоанализу и мифологии". За ней последовал анализ работ Гезы Рохейма по психоаналитической антропологии, "фрейдомарксистского" труда Вильгельма Рейха, публикации по литературным, кинематографическим, политическим и культурным аспектам фрейдизма.

Мы старались не принимать сторону какой-либо "партии", но в то же время высказываться четко и определенно, насколько это возможно в данной области. Вот основной принцип нашего анализа: мы считаем, и тому существует множество подтверждений, что фрейдистское учение является важнейшим аспектом, краеугольным камнем в решении антропологических вопросов, касающихся самого человеческого существа, его реальной

ВВЕДЕНИЕ

27

и "потусторонней" жизни, мифа, отмеченного страшной, губительной симметрией. Влияние, тирания систем и структур, организующих людские массы, во главе с вожаками, ведущими к туманным и пугающим целям, поразительные свойства средств массовой информации создавать иллюзии, возрастающее количество и постоянная готовность к действию оружия массового уничтожения — все это требует развивать в человеческом индивидууме, Субъекте, трезво мыслящем, имеющем представление об этих внешних структурах и о своей собственной "страшной симметрии", способность к решительному сопротивлению, инициативе, вызову обществу. Перефразируя известное выражение Фрейда, можно сказать: там, где Масса доминирует и подавляет, Субъект должен состояться как личность.

Кто лучше Фрейда указал пути и способы достижения индивидуальной независимости, наметил и описал главные силы, основанные на необходимом знании о бессознательном в психике и политике, силы, которые в состоянии привести человека к трезвому восприятию жизни и внутренней свободе? Но при том, что мы находим у Фрейда принципы ясного и четкого мышления, "гибкой", по его выражению, психологической техники, он никогда не предлагает конкретных правил поведения и действия, никогда не пытается быть "гидом но жизни". Даже его терапевтические амбиции удивительно скромны. Как он заявляет своим пациентам в первой психоаналитической работе "Исследования истерии" в 1895 году, речь идет лишь о том, чтобы "трансформировать ваши истерические страдания в обычную болезнь. Со здоровой психикой вы будете способны лучше бороться — бороться с болезнью".

Таков, вероятно, один из главных практических уроков Фрейда. Из удивительного интеллектуального приключения, которое представляет собой его жизнь, из всей фрейдистской антропологии отчетливо проступает смысл борьбы. Иногда его мысль недостаточно гибка,

28

ВВЕДЕНИЕ

слишком схематизирована, склонна, как отмечают многие критики, к пессимизму и подчиненности неумолимой неизбежности. Но все же его стиль первооткрывателя, "конкистадора", как он сам себя называл, яркая полемичность, страстность, эротическая дерзость и рациональность являют собой удивительный пример для окружавшего его серого, пресного, вялого мира, слабо осознающего радость бытия — ту радость, которую Фрейд несет даже в своем имени (слово Freud по-немецки "радость").

Стоит вспомнить фразу Фрейда, адресованную американской поэтессе Хильде Дулитл в 1936 году, в то время, когда политические "оттепели" закончились кровавыми репрессиями. Восьмидесятилетний Фрейд, перенесший из-за рака челюсти десятки сложных операций и живущий под угрозой расправы со стороны пришедших к власти в Австрии нацистов, пишет: "Жизнь в моем возрасте нелегка, но весна великолепна; такова и любовь".

29

К оглавлению

30

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

ФРЕЙД КАК ЧЕЛОВЕК: ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ РОМАН

(1856-1939)

ВСТУПЛЕНИЕ

Название первой части книги подсказано самим Фрейдом, который предполагал назвать свою последнюю работу о Моисее и монотеизме "Моисей как человек; интеллектуальный роман". Этим он хотел подчеркнуть, что всякая попытка восстановить жизненный и творческий путь человека, даже опирающаяся на многочисленные и точные документы, не может избежать элементов художественного романа. Свое заключение Фрейд распространял и на собственную жизнь. Уже 28 апреля 1895 года он писал жене Марте: "Что касается моих биографов, то пусть они помучаются, мы не будем облегчать им задачу. Каждый сможет по-своему представить "эволюцию героя", и все будут правы; меня уже веселят их ошибки".

Если "биографическая правда недостижима", как вновь повторил Фрейд в 1936 году, все же описание событий жизни в тесной связи с эволюцией мысли и последовательностью создания трудов возможно, желательно и позволяет ярко осветить жизнь такого человека, как Фрейд. Несмотря на то, что он был очень сдержан в признаниях, часто по-разному рассказывал о событиях, касающихся его личной жизни, уничтожал записи и документы, все-таки, как мы увидим, Фрейд оставил о себе огромное количество информации. Не претендуя на полную биографическую и психологическую правду о Фрейде, мы постараемся на основе самых точных и проверенных данных, рассказать о том, какие из событий его жизни составляют суть "Фрейда как человека", "интеллектуального романа".

Биограф, пытающийся проникнуть в тайны жизни, проследить зарождение и движение мысли, редко получает в свое распоряжение такое обилие и разнообразие материалов, какое оставил Зигмунд Фрейд. В первую очередь это записи, касающиеся проводимых им исследований, где он с удивительной смелостью, честностью, проницательностью и настойчивостью фиксирует все самые тайные движения своей души, тончайшие

вступление

31

вибрации мысли — глубоко личные, интимные и неповторимые, которые питали его психоанализ, придавая ему несравненную самобытность.

Мы увидим, как в фундаментальной книге "Толкование сновидений", написанной на основе собственных, тщательно восстановленных и интерпретированных сновидений, отражаются главные события жизни Фрейда, проходит перед нашим взором богатый спектр его влечений. Подобные, не менее драгоценные сведения, имеются в "Психопатологии обыденной жизни", где Фрейд увлекает нас за собой в область забвения, ошибок и неудачных действий. Кроме многочисленных научных текстов, в которых присутствуют личные воспоминания, намеки и ссылки, Фрейд оставил и несколько кратких, очень важных для нас автобиографических заметок, включая "Вклад в историю психоаналитического движения" и особенно "автопортрет", опубликованный на французском языке под названием "Моя жизнь и психоанализ".

Кроме этих субъективных материалов, формирующих структуру психоаналитической мысли, осталась также обширная переписка Фрейда, далеко не вся еще опубликованная. Написанные в различные периоды жизни, от юности до последних дней, и адресованные самым различным корреспондентам, письма Фрейда часто освещают удивительные и противоречивые стороны его жизни, открывают неожиданные и плодотворные перспективы. Разве смог бы Эрнст Джонс довести до конца его обширную биографию, если бы члены семьи Фрейда не позволили ему ознакомиться "с двумя с половиной тысячами семейных писем периода молодости Фрейда" и особенно "с самым драгоценным из этих посланий..., тысячей пятьюстами любовными письмами, которыми обменялись Фрейд со своей будущей женой за четыре года их помолвки"? Сохранились и другие письма, некоторые из них опубликованы. Особенно следует отметить неиссякаемый источник для исследователей — письма, которыми

32

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ

обменивались в период с 1887 по 1902 годы Фрейд со своим другом Вильгельмом флиессом (они изданы под названием "Рождение психоанализа"), а также "Переписку": с К.Г.Юнгом (1906-1914), Карлом Абрахамом (1907-1926), пастором Пфистером (1909-1939), Лу Андреа-Саломе (1912-1936), Георгом Граддеком ("Это и я", 1917-1934), Арнольдом Цвейгом (1927-1939). Под тем же названием "Переписка" сын Фрейда Эрнст представил подборку писем отца, адресованных сотне корреспондентов и охватывающих более чем полувековой период, с 1879 по 1939 год. Надо сказать, что счастливая возможность напасть на неизвестные письма Фрейда, в которых раскрываются новые его грани, все еще сохраняется. Так, в сборнике шведского психиатра Людвига Бинсвагера "Речи, обзоры и Фрейд" приведены "отрывки из писем Фрейда" 1908-1938 годов, а "Новый журнал по психоанализу" открывает свой первый номер несколькими письмами юного Фрейда.

Всякое обращение к биографии Фрейда неизбежно требует знакомства с монументальным трудом его британского ученика и последователя Эрнста Джонса, автора трехтомного произведения "Жизнь и творения Зигмунда Фрейда". Облеченный статусом почти официального биографа, Джонс имел доступ к многочисленным источникам в непосредственном окружении Фрейда и смог собрать и использовать огромное количество документов. Это значит, что для нас и для всех, кто пишет о Фрейде, т&heip;