Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Добро пожаловать В МИР ЗАГАДОК, ОПТИЧЕСКИХ
ИЛЛЮЗИЙ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ
Стоит ли доверять всему, что вы видите? Можно ли увидеть то, что никто не видел? Правда ли, что неподвижные предметы могут двигаться? Почему взрослые и дети видят один и тот же предмет по разному? На этом сайте вы найдете ответы на эти и многие другие вопросы.

Log-in.ru© - мир необычных и интеллектуальных развлечений. Интересные оптические иллюзии, обманы зрения, логические флеш-игры.

Привет! Хочешь стать одним из нас? Определись…    
Если ты уже один из нас, то вход тут.

 

 

Амнезия?   Я новичок 
Это факт...

Интересно

В фильме Кэмеруна "Титаник" наиболее часто произносимое слово - "Роза"

Еще   [X]

 0 

Лекции по аналитической психологии (Адлер Герхард)

Герхард Адлер излагает основы юнгианского учения.

Здесь теоретический и практический материал, который можно рекомендовать как специалистам, так и новичкам в аналитической психологии.

Об авторе: Герхард Адлер (Gerhard Adler) - представитель классической школы и прямой ученик Юнга. еще…



С книгой «Лекции по аналитической психологии» также читают:

Предпросмотр книги «Лекции по аналитической психологии»

Герхард Адлер
Лекции по аналитической психологии

ПРЕДИСЛОВИЕ К НОВОМУ ИЗДАНИЮ
Хотя эта книга была впервые опубликована 18 лет назад, она представлена здесь без изменений, за исключением добавленного предисловия профессора Юнга к немецкому изданию 1952 года.
Отсутствие изменений в этом издании продиктовано, главным образом, методическими соображениями. Основная масса опубликованного ранее материала представляется мне настолько же ценным, как и появившееся позже. При случае я мог бы предложить несколько иной подход к самой методике. Но здесь я хотел бы сместить акцент в сторону более строгой позиции. Когда-то я, например, утверждал, что двух-трех собеседований в неделю вполне достаточно, но последующий опыт убедил меня в том, что желательно проводить минимум три-четыре еженедельных собеседования. В равной мере я теперь не уверен и в достаточно высокой ценности "пробного анализа", отчасти потому, что научился более точно оценивать для него показания и противопоказания с учетом аналитического лечения в каждом конкретном случае; отчасти потому, что аналитическая психология с самого начала требует полного доверия. Если этот подход сработает, то "пробный анализ" станет излишним, а если нет, то в любом случае ответ будет отрицательным. Ранее я считал срок лечения полгода-год как редкое исключение, но теперь я не хочу связывать себя никакими заявлениями относительно его продолжительности, скажу лишь, что, вероятнее всего, на это уйдут годы. Затем я хотел бы обратить внимание на анализ перенесения, хотя я все еще полагаю, что именно анализ снов и является наиболее важным орудием, которым мы располагаем. Имеются и другие точки зрения в этой главе, которые я мог бы сформулировать несколько иначе, например, как взаимосвязь между «редуктивной» и «конструктивной» интерпретациями, которые я предпочитаю теперь считать двумя течениями, существующими в рамках одного и того же процесса.
Но в целом все эти модификации не представляются мне чем-то нарушающим мой основной подход, вышедший из концепций Юнга о душе как о саморегулирующейся системе и о созидательной функции бессознательного. Наиболее полно и детально я развил эти взгляды в своей последней книге Living Symbo (Лондон, Нью-Йорк. 1961), в которой мною исследуются некоторые особенности процесса становления индивидуации. В этой работе я показал, какую огромную пользу можно извлечь из интерпретации сновидений и активных образов для прояснения саморегулирующихся творческих процессов, происходящих в душе; поэтому я настойчиво рекомендую всем читателям, интересующимся дальнейшими исследованиями в этой области, обратиться к настоящему изданию
Г. Адлер Лондон. 1966
ПРЕДИСЛОВИЕ
С наибольшим удовольствием я услышал, что восхитительная книга д-ра Герхарда Адлера "Лекции по аналитической психологии" появилась теперь и в Германии. Автор - искусный психотерапевт, который, основываясь на своем практическом опыте, прекрасно справился с темой.
Это преимущество едва ли можно переоценить, поскольку лечебная работа означает не только ежедневное применение психологического подхода и его методов к людям и, в частности, больным, но также учитывает и ежедневную критику, которая в зависимости от успеха или неудачи, оказывает влияние на терапию и лежащие в ее основе предположения. Мы вправе ожидать от автора хорошо продуманных суждений, обильно подкрепленных опытом. И в своих ожиданиях мы не разочаруемся. Повсюду в этой работе нам встречается прекрасно взвешенное мнение, лишенное предрассудков, слепой, фанатичной приверженности или насильственных, вынужденных интерпретаций.
К счастью, автор выбрал среди огромного числа проблем лишь те, которые неизбежно привлекут внимание каждого мыслящего психотерапевта. Первое, и самое главное, чего он коснулся, что вполне понятно - это подчеркнул повышенную чувствительность аналитической психологии в сравнении с материалистической и рационалистической тенденций фрейдистской школы, которая, обнаруживая удовольствие в некоем сектантском уединении, все же не потеряла своей актуальности. И дело здесь совсем не в придирках или расхождении во взглядах, и уж тем более не в специалистах (это все было бы неинтересно широкой публике), а дело здесь - в принципе. Психология, которая хочет быть научной дисциплиной, не может больше позволить себе основываться на таких философских предпосылках, как материализм или рационализм. Она не должна выходить за рамки своей компетенции, нужно действовать только феноменологически, отбросив всякую предвзятость. Но мнение, что мы можем предаться трансцендентальным рассуждениям, столкнувшись с высокосложным материалом психологического опыта, уже настолько укоренилась, что до сих пор психоанализу вменяют в вину философские утверждения, хотя это демонстрирует полное непонимание феноменологической точки зрения.
Огромный интерес в психотерапии вызывает, по практическим соображениям, психология снов, область, где теоретические предположения не только терпят сокрушительные поражения, но и само применение их наиболее одиозно. Анализ сновидений, проведенный в третьей главе, можно считать образцом подобного анализа. Весьма похвально и то, что автор уделяет должное внимание важной роли эго. Таким образом, он противоречит общепринятому мнению, что аналитическая психология интересуется только бессознательным, давая поучительные примеры основных взаимосвязей между бессознательным и эго.
Спорной остается проблема, является ли терапевтически эффективным и, если да, то насколько, извлечение из сознания бессознательных компонентов а процессе соответствующего лечения. Хотя их осознанная реализация и является целебным фактором первостепенной важности, она отнюдь не единственная. Помимо первоначального 'признания'' и эмоционального "реагирования" мы должны также принимать во внимание трансференцию и символизацию, которые в настоящем издании прекрасно проиллюстрированы взятыми из историй болезней рисунками.
Особой похвалы заслуживает отражение автором религиозных аспектов психических феноменов. Этот деликатный вопрос особенно сильно волнует философов. Но. полагаясь на здравый смысл и способность людей отказываться от своих убеждений, я и представить себе не могу, что кто-то из читателей может почувствовать себя оскорбленным моими авторскими заметками, если только, подчеркиваю, он в состоянии понять феноменологический подход науки, К несчастью, такое понимание, а я часто имел возможность в этом убедиться, распространено далеко не повсеместно и менее всего - в медицинских кругах. Теория сознания, конечно, не фигурирует в медицинских учебных планах, но она незаменима для изучения психологии.
За счет ясности изложения и богатства иллюстративного материала, почерпнутого из реальных историй болезней, эта книга заполнит пробел в психологической литературе. Она даст и профессионалу, и увлеченному психологией любителю желанный набор ориентиров в той области науки, где большинству людей вначале трудно сориентироваться.
Для объяснения примеров, взятых прямо из жизни, автор предлагает настолько простые подходы, что этим значительно облегчает их понимание. Мне от всего сердца хотелось бы предложить эту книгу всей читающей публике.
К.Г.Юнг Май: 1949
ВВЕДЕНИЕ
"Лекции по аналитической психологии" представляют собой собрание лекций, читавшихся в течение десятилетия: с 1936 по 1945. Все они были переработаны, дополнены и специально переписаны для этой книги. "Сравнительное исследование метода аналитической психологии" создано на основе лекций, которые читались на курсах усовершенствования в институте медицинской психологии (Тавистокская клиника) в Лондоне в 1937 и 1938 годах. Глава "Исследование сновидений" основана на лекции, прочитанной в медицинской секции британского психологического общества в Лондоне в 1940 году, она была опубликована (в первоначальном варианте) в Британском журнале медицинской психологии, том XIX, часть I, 1941 г.
"Эго и цикл жизни" первоначально вышла в свет в 1939 году, как публичная лекция, при содействии Клуба аналитической психологии в Лондоне, равно как и лекция по теме "Сознание и лечение" (вышла в 1938 году). Последняя лекция была опубликована Союзом пастырской психологии в Лондоне, в 1939 году, а "Психологический подход к религии" читалась там же по просьбе Общества друзей (квакеров) в Международном (квакерском) Центре Друзей и в несколько измененном виде повторялась в 1944 году в Клубе аналитической психологии. Последняя статья - "Вклад К.Г.Юнга в современное сознание" - была написана в связи с семидесятилетним юбилеем профессора Юнга и вышла в свет в Британском журнале медицинской психологии (издана в томе XX, часть III, 1945) и была прочитана в честь этого дня в Клубе аналитической психологии 26 июля 1945 г. Поскольку эта статья посвящалась профессору Юнгу, я не счел возможным вносить в нее значительные изменения, как в другие статьи. В настоящее время она представляет собой более или менее очерченную схему исследования, которую, я надеюсь, сумею преподнести в гораздо более доступной форме, детально обрисовав весь материал, о котором в первоначальном варианте лишь вскользь упоминал.
Эта книга явилась результатом 15-летней практики врача-психотерапевта, почти ежедневно контактировавшего с пациентами. По этой причине я даже не пытался создать какое-либо систематическое представление о концепции Юнга и теории аналитической психологии (хотя я все же попытался это проделать в первой книге Die Entdeckung der Seee, Rascher, Zurich, 1934, которая представляет собой систематизированный обзор и сопоставление фундаментальных концепций и теорий психоанализа, разработанных Зигмундом Фрейдом и Альфредом Адлером). Исследование каждой проблемы, обсуждающейся в этой книге, явилось результатом совместных усилий аналитика и анализируемого. Это в полной мере относится как к обсуждениям методического свойства, так и к теоретическим дискуссиям. В дискуссиях, для обоюдной пользы, психотерапевт объясняет пациенту, как проводятся исследования в области психоанализа, чтобы понять их сопричастность к процессу психологической интеграции.
Этот факт объясняет также отбор и порядок расположения разделов. Первый из них - техническое обсуждение методики самой процедуры аналитической психологии. Ее цель - разъяснение и аналитикам, и всем, интересующимся психологией, основополагающих различий между подходом аналитической психологии и подходом психоанализа З.Фрейда, и в меньшей степени индивидуальной психологией Альфреда Адлера. В ней также освещена необходимость ограничения чисто "технического" подхода к "пациенту" поскольку наступает момент, когда он перестает быть таковым, а просто открывает фундаментальные и обычно обоснованные проблемы, свойственные психическому развитию полностью "нормального" человека.
Первый раздел - "Исследование сновидений" служит примером фундаментальной концепции аналитической психологии, концепции коллективного бессознательного и архетипов, и показывает их практическое применение в актуальном лечении. Концепция коллективного бессознательного, а именно - концепция общего субстрата главного психического наследия, которое нельзя объяснить с позиции индивидуального опыта, и концепция архетипов, то есть образов, в которых коллективное бессознательное и проявляет себя, является незаменимыми для понимания подходов в аналитической психологии и в практическом, и в теоретическом аспектах. Коллективное бессознательное, по мнению Юнга, есть "всеконтролирующий отпечаток опыта предков, начиная с незапамятных времен, как эхо доисторических событий, к которому каждое столетие добавляло ряд своих изменений и отличий", это "вид вневременного миропредставления". (Jung. Contributions to Anaytica Psychoogy. Kegan Pau, London. 1928, p.162 p 37)
Его сфера охватывает не только персональную психе -она шире - поскольку включает в себя и индивидуальное сознание и личное бессознательное (т.е. бессознательное содержимое создавалось во время персонального существования индивидуума) и, следовательно, имеет в своем распоряжении более мощную энергию, чем энергия персональной психе. Хотя концепция коллективного бессознательного проходит красной нитью через всю книгу, именно этот раздел поможет читателю более отчетливо понять ее практическую терапевтическую ценность.
Второй раздел - "Эго и жизненный цикл" - иллюстрирует психологические проблемы, свойственные различным фазам жизни. Он показывает как процесс психического становления и созревания, то есть процесс интеграции и индивидуации, представляет индивидуума в сильно отличающихся ситуациях и условиях, в соответствии с особыми моментами, с которыми он соприкасался в своей жизни. Если здесь процесс индивидуации обрисован с практической точки зрения, то следующий раздел - "Сознание и лечение" подходит к этой проблеме с теоретической, даже с философской позиции. Начиная с конкретной проблемы, представленной в двух сновидениях индивидуума, предпринимаются попытки понять силу воздействия психологического лечения к моменту исцеления. Эта сила определяется как бессознательное, априорный образ психической "целостности" психе, которая действует в направлении своей собственной реализации и актуализации. Хотя эти исследования являются теоретическими, тем не менее, они имеют важное практическое значение, так как аналитик и анализируемый постоянно сталкиваются с проблемой поиска путей излечения, а понимание силы этого воздействия неизбежно отражается на практической работе.
В четвертом разделе осуществлена попытка определить отношение аналитической психологии к религии. Это, опять же, может показаться более или менее теоретическими рассуждениями, но, по сути дела, - это чисто практический момент, так как множество конфликтов и проблем наших пациентов оказались именно проблемами духовными, даже в самом широком смысле этого слова, религиозным кризисом. Термин "религиозный" используется для того, чтобы охватить все врожденные и непреодолимые импульсы в человеке, которые побуждают его искать ответы на вопросы духовного свойства и задумываться о смысле его жизни. Необходимо сказать, что психология в чисто аналитическом и редуктивном аспектах - первом и главном аспекте в психоанализе - зачастую не в состоянии ни распознать, ни просто посмотреть в лицо этой реально существующей проблеме.
Вместо того, чтобы поверить в подлинность мучительной остроты религиозных порывов человека, психология, неправильно определившая свое поле деятельности и задачи, и пытающаяся ограничить psyche человека рамками личности и, в узком значении этого слова, инстинктивными побуждениями, делает попытку унизить религию до "аппарата для бегства о г действительности".
Врожденные и непреодолимые духовные и религиозные импульсы уменьшены, таким образом, до уровня частного аспекта в "семейной повести", а Бог - до уровня напыщенного отца главного героя. (Юнг указывает на важный факт, что фрейдистское "суперэго" - это проекция бессознательного образа на "Я". Коллективное нравственное сознание - это совесть, которую и представляет суперэго, по Фрейду оно низведено до детского страха перед родителями, отражает наши взаимосвязи с родителями и является "наследником эдипова комплекса" по сути (см Freud, "The Ego and the id". Hogarth Press, London, 1927, P-177). Эта точка зрения упускает из виду тот факт, что наша "совесть" наши внутренние моральные и этические законы, наш внутренний голос или как бы мы еще не называли эти созидающие силы, должны приниматься a priori условиями человеческой души, которые не приобретаются в период нашего персонального существования, а лишь в нем проявляются, становятся зримыми. Иными словами, они являются проявлениями не-эго, или "я", и пока мы ведем бессознательную жизнь, спроецированы в наше окружение (т.е. в родителей). По мере увеличения интеграции "я" эта проекция удаляется, и "моральный закон" выражается как a priori состояние нашей психе (См. Jung. Das Wandungssembo in dei Messe в "Erenos jarbuch 1940-41". Zurich, 1942, p. 136ft. Coective Work (далее CW). vo 11, p, 238ff)
Это породило неловкую ситуацию, в которой люди, хотя и осознают свои глубокие духовные проблемы и потребности, но не связывают эти крайне важные вопросы с психологией
и не ожидают, от нее ответа. Из-за того, что психологию ошибочно идентифицировали с однобоким подходом редуктивных школ, она стала считаться просто психопатологией. Психоанализ и другие чисто редуктивные направления современной психологии слишком замкнулись исключительно на патологических проявлениях психе, тем самым загоняя в тупик человека с его неврозом.
Тем более важным представляется расширение понятия "терапия" через уяснение того, что психотерапия - это не только "умственное излечение", а и гораздо более доступный путь самопознания.
Естественно, это включает духовную сторону человека точно в такой же степени, как и биологическую; на самом деле, духовная сторона должна восприниматься как по-настоящему убедительное проявление (гак как это характеристически человеческое проявление) психического процесса. Только когда люди осознают, что психология не пытается свести их духовные проблемы к чему-либо подобному сексуальным, властолюбивым или каким-то еще побуждениям, а воспринимает их как неизбежное и созидательное устремление отыскать ответ на вопрос о смысле своей жизни, психология только тогда сможет выполнять свои прямые обязанности - заниматься всей человеческой жизнью.
В связи с этим, в последнем разделе "Вклад К.Г.Юнга в современное сознание" дается попытка определить историческую ситуацию, в которой и находится психология. Это попытка проследить участие психологических образов в формировании современного сознания; другими словами, связанный с архетипом аспект рассматривается в историческом развитии. Здесь я постарался показать особенную позицию психоанализа в современном сознании; как благодаря проделанной Юнгом работе был подготовлен путь для синтеза между рациональной и научной стороной человека с западным менталитетом с одной стороны, и его иррациональной и религиозной стороной, с другой. "Мужской" и "женский" аспекты обсуждаются в рамках их важности как архетипа, приводящие к возможной и действительной необходимости их соединения, что будет означать настоящую целостность человека. Только в наши дни, омраченные нависшей угрозой атомной бомбы, становится очевидным, как остро нуждается научная и рационалистическая сторона человека в сбалансированности с ее новым восприятием религиозных и связанных с ними ценностей. Их утрата в огромной степени произошла из-за воздействия на человека научно-рационалистических тенденций, которые по своей незрелости стремились отрицать право существования иных подходов, насмешливо называемых "ненаучными". (Не следует это воспринимать как отрицание или критику науки как таковой, имеются в виду лишь ее преувеличенные притязания. Юнг четко сформулировал эту точку зрения, когда говорил, что "наука лучшее орудие западного сознания, которым можно открыть больше дверей, чем голыми руками. Таким образом это - неотъемлемая часть нашего понимания, но она затмевает наше видение, если предъявляет свои исключительные права быть единственным способом познания (The Secret of the Go/den Fower. Kegan Pau. London. 1931, p.78.CW vo 13)). Важным шагом в развитии психологии было применение Юнгом научного подхода к собственно человеческой природе, он открыл в человеческой психе образы коллективною бессознательного, архетипов как "a priori детерминируемые составные части всего жизненного опыта". Они "задействованы в личных качествах живого организма и, следовательно, являются непосредственными выражениями жизни, чье естество не может быть далее объяснено.
Открытие архетипов показало, что чисто рационалистическая и персоналистическая концепция человеческой психе совершенно неудовлетворительна и искусственна, поскольку они трансцендируют и личный жизненный опыт и ограниченность интеллекта. Например, Юнг показывает архетип Божества в человеческой психе как a priori "условие иррационального" надличностного опыта.
Архетип Божества в человеческой психе Юнг назвал термином "Самость". Это имманентная цель становления личности, и в то же время это сила, которая влечет человека к достижению его интегрированной индивидуальности. Цель эту можно достичь лишь вечно растущим сознанием, которое, благодаря постоянному применению и соответствующей осведомленности о психическом процессе, пытается найти обратный путь к своему собственному источнику. Современному человеку достаточно непросто поверить в то, во что другие люди верили до него без расспросов и сомнений, ему нужны непосредственные знания, которые он может получить только через персональный опыт, накопленный в результате беспристрастного исследования.
Это возлагает совершенно новую ответственность на человеческое сознание. Если открытие архетипов, как a priori детерминируемых составных частей всего жизненного опыта означает, что действительность существует в тесной связи с бессознательным, с другой стороны это также означает, что индивидуум, посредством его сознательной мысли должен воспринимать, познавать, выбирать и решать сам за себя.
"Быть сознательным' становится принципом и мерилом психологической зрелости и достижений. Это состояние "осознанности" нуждается, однако, в ясном определении. Значение слова "сознающий", как сказано в "Кратком оксфордском словаре английского языка", подразумевает, что "он отдает себе полный отчет в том, что делает, либо намеревается сделать". Такая осведомленность возможна лишь при условии достаточного знакомства с собственной психологией, которое предполагает более или менее ясное восприятие и оценку своих собственных мотивов и условий запуска выработанных рефлексов. Правда и то, что именно это знание получить сложнее всего. Хотя кажется, что большую часть времени мы действуем как совершенно "сознательные" люди, мы, тем не менее, движимы в большей степени "бессознательными мотивациями", то есть импульсами, которые нами не осознаются, и хотя нам может показаться, что мы проявляем себя более-менее четко определенными личностями, мы, тем не менее, бессознательно идентифицированы, солидаризированы с данными обстоятельствами или другими людьми и, таким образом, не являемся полностью независимыми "индивидуумами".
Быть индивидуумом, обладать индивидуальностью, подразумевает какое-то отличие от остальных: "психологический индивидуум характеризуется своими особенностями и, в определенном отношении, уникальной психологией". Хотя каждый обладает такой индивидуальностью in potentia, фактически необходима полная осведомленность о чьих-то специфических характеристиках, личной "уникальности", еще до того, как индивидуальность утвердиться. До тех пор, пока я сам не осознал свою собственную психологию, я вынужден "проецировать" ее на других людей или на предметы. Процесс проекции есть один из фундаментальных психических механизмов. В психологии примитивных существ (и детей тоже), у которых например, существуют основы веры в духов, особенно достойны внимания такие психические явления, как страхи или желания, которые не испытываются и не познаются примитивным человеком как часть его собственной психе, но спроецированы на его окружение и объектифицированы в виде демонов или злых духов. Таким образом, примитивное существо (и ребенок) отождествляет себя с окружающей средой, поскольку она содержит значительную часть их собственной психологии.
Что верно для примитивного человека, то верно, хотя и в меньшей степени, для человека цивилизованного, до тех пор, пока он "не осознает" своей собственной психе. С одной стороны, проекция является первым и неизбежным шагом на пути к сознанию, потому, что все во мне, чего я не осознаю, проецируется, и поэтому посредством проекции я впервые встречаюсь с внутренним психическим содержимым. С другой стороны, до тех пор, пока не сделан следующий шаг, до тех пор, пока проекция не возвращена из объекта в субъект, состояние проекции представляет опасность для психического равновесия и стабильности, поскольку представляет собой состояние, в котором психе человека расколота на много частей и в большей или меньшей степени привязана к окружающей ее среде. Например, до тех пор, пока я не осознаю существование своей "тени", то есть, "темной" и низшей стороны моей психологии, я обречен проецировать ее на кого-то другого, и то же самое можно сказать о потенциальной "целостности" моей психе, в случае с • которой я могу наделить кого-нибудь другого сверхчеловеческими и почти магическими способностями. Любая проекция является своего рода колдовскими чарами, поскольку я привязан к тем частям своей психологии, которые я проецирую; в случае с проекцией "тени" я связан с другим человеком ненавистью, в случае с проекцией "спасителя" я связан с другим человеком слепым некритичным обожанием. Трагическим примером первого случая является маниакальное отношение нацистов к евреям, а примером второго - почти что божественная власть, которую они делегировали своему "фюреру". Если вернуться на несколько столетий назад, то процессы над ведьмами являют собой еще один убедительный пример, как проекции "тени", так и проекции "анимы"; в этом случае мужчины проецировали свою мощную и примитивную, а потому внушавшую им страх, женскую сторону своей природы на ведьму, а женщины бессознательно нашли "козла отпущения", ответившего за их собственную "темную" сторону.
Другими словами, до тех пор, пока я "не осознан", пока я "проецирую", я идентифицирую себя с иными людьми или вещами, будь то через "любовь" или через "ненависть". Я живу в состоянии participation mystique (мистическое соучастие). Конечно, это состояние, в котором ни одна индивидуальность существовать не может. Такая индивидуальность может развиваться только при условии осознания своей собственной психологии и умения ассимилировать свое бессознательное содержание. Ассимиляция содержимого личного бессознательного всегда является первым шагом на пути к полной интеграции.
Это содержание в большой степени существует благодаря "репрессиям", поскольку они представляют собой те желания, страхи или иные устремления моей психики, которые несовместимы с моей Эго-личностью, либо из-за их сильной неразвитости, либо из-за их неприятного свойства, либо по какой-то другой причине. Интеграция личного бессознательного всегда является, следовательно, сложным процессом и требует значительной моральной смелости. Без этого, однако, интеграция позитивного и конструктивного содержания коллективного бессознательного невозможна.
"Осознавать" - это первое и главное требование для психологической интеграции. Оно подразумевает удаление (вытеснение) личных проекций и превращение в "деидентифицированного". Стать сознающим, следовательно, не является интеллектуальным действием, а подразумевает эмоциональное качество реализации, в которое вовлечена вся личность целиком. Может быть, кто-то и осознает свои проблемы на интеллектуальном уровне, он может даже предоставить более или менее полный психологический анамнез своего невроза, но он не излечится до тех пор, пока не произойдет эмоциональная реализация всей его личности в целом. Подлинная осознанность означает постоянную ответственность по отношению к центру, который представляется и воспринимается как "истина", быть же "бессознательным, не сознавать" значит попасть в ловушку идентификаций и скрытых мотивов.
Ввиду двусмысленности значения терминов "сознательное" и "бессознательное" необходимо сделать дополнение. Как уже говорилось, в интегрированной личности инициатива располагается в области бессознательного, тогда как осознанный разум должен выбирать и решать. Очевидно, что термин "бессознательное" имеет здесь другое значение, чем в заявлении о том, что "быть бессознательным - значит попасть в ловушку идентификаций". В первом предложении слово "бессознательное" имеет положительное, прогрессивное значение, во втором же случае - отрицательное, регрессивное. Лучше всего это состояние можно описать как "бессознательное состояние", которое следует отличать от "бессознательного" как базиса психической жизни, на который ссылается "бессознательное состояние". Бессознательная психе по Юнгу является матрицей для сознательной психе. Первая гораздо старше и более обширна последней. Сознательную психе, представителем которой и выступает "эго", можно сравнить с незавидным положением верхушки пирамиды, у которой отняли ее основание. Будучи гораздо старше и более обширнее сознательной, бессознательная психе содержит образы и потенциальные воплощения, полные инстинктивной мудрости; они являются теми предметами, которые необходимо научиться воспринимать и интегрировать сознательной психе. В этом смысле термин "бессознательное" (более точно - коллективное бессознательное, или не-эго) дополнительно означает еще постоянную матрицу и питающий источник для сознательной психе. С другой стороны, Юнг определяет сознательное мышление как "функционирование или активность, которая поддерживает связь психического содержимого с эго». (Jung, Psychoogica Types, p.536.)
В этом смысле "осознавать, быть осознающим" является непременной предпосылкой для психической интеграции, а "быть бессознательным" - значит не отдавать себе отчет о своем психическом содержимом и, следовательно, быть предоставленным их милости.
Из всего сказанного становится очевидным, что термин "сознательное" также имеет двойной смысл. Если, с одной стороны, "осознавать, быть осознанным" является условием психической интеграции и "осознанности" достижения этого, то, с другой стороны, не следует забывать, что "сознательная психе" - только значительно меньшая часть целой психики. Осознанное, сознательное мышление не идентично психе, поскольку психе - это общность всего психического содержимого, как сознательного так и бессознательного. Ведь личность, идентифицирующая свое психическое содержимое только с сознательной психе, в большей или меньшей степени, но отсекает себя от основания и корней своего бессознательного состояния, и пытается осуществить общеизвестную операцию - отпилить сук, на котором сидит. Когда сознательная психе отчуждается от своего базиса, то это обязательно приводит к дисбалансу и, следовательно, спустя определенное время, к деструкции. Таким образом, только именно в тесной взаимосвязи сознательной и бессознательной психе можно понять их ценность и функции. Когда личность только "слишком сознательна", то она каким-то парадоксальным образом пребывает в бессознательной действительности бессознательного, то есть связь с инстинктами и вечными основами теряется и обратный путь вниз к истокам бессознательного должен открываться заново. Когда же, с другой стороны, в своей жизни личность слишком погружается в бессознательное и когда она во многом идентифицирует себя с коллективными образами, тогда сознательная сторона эго должна развиваться. (Эта проблема рассматривается детально в разделе "Эго и цикл жизни"). В целом, проблема реализации зависимости от бессознательного и его творческой ценности, особенно в более глубоком безличностном коллективном слое становится главнейшей проблемой западного человека, с его всевозрастающей расчлененностью сознательного мышления и настойчивым требованием всемогущества. Восточная цивилизация едва ли осведомлена о существовании эго в нашем западном смысле. Сознательное мышление западного человека, кажется только для того и существует, чтобы отделять себя от природы. По этой же причине особой задачей для Запада является соединение с внутренней природой, то есть с коллективным бессознательным. Короче говоря, следует различать "сознательное мышление" и "сознание, осознанность". В узком смысле слова "сознательное мышление" - это та ограниченная часть психе, которая противостоит бессознательной части психе и дополняет ее так, что они вдвоем создают цельную психе. "Сознание, осознанность", с другой стороны, является результатом становления сознательного, большей или меньшей частью целой психической ситуации, охватывающей и бессознательную, и сознательную части психе; таким образом, оно имеет более широкое значение, чем термин "сознательное мышление", поскольку является наложением последнего на бессознательную основу психической ситуации. "Стать сознательным" в конструктивном смысле этого слова - значит интегрировать и ассимилировать все больше и больше содержимое бессознательного, не упуская из виду фундаментальную взаимозависимость бессознательной и сознательной частей психе, что в результате приведет к более или менее полной осознанности. Иначе говоря, соединение с коллективным бессознательным постепенно приведет к более устойчивому и обширному сознанию. "Сознательная ассимиляция бессознательного содержимого" означает, таким образом, "взаимопроникновение сознательного и бессознательного содержимого, а не - как многие думают - однобокую оценку, то есть интерпретацию и деформацию бессознательного содержимого сознательным мышлением". (Jung, Modem Man in Search of a Sou/, CW vo 16, p. 152.).
Решающая концепция аналитической психологии состоит в том, что психе является "саморегулирующейся системой", которая означает, что "бессознательные процессы... содержат все те элементы, которые необходимы для саморегуляции цельной психе». (Jung, Two Essays on Anaytica Psychoogy, p. 189 CW vo 7 p. 175.)
Когда эти процессы саморегуляции понимаются надлежащим образом, когда сознательное и бессознательное работает вместе В конструктивном направлении, тогда цель индивидуации и интеграции личности может быть достигнута. Эта книга - попытка описать эту фундаментальную идею о психе, как саморегулирующейся системе, стремящейся к индивидуации и интеграции личности.
БЛАГОДАРНОСТИ
Я и не буду пытаться говорить, что этой книгой обязан профессору Юнгу. Мне помогли не только его работы, но, в еще большей мере, личный контакт с ним, и это для меня с каждым днем становится все более очевидным. После него я хочу поблагодарить мисс Тони Вольфф, чьей неизменной дружбе и критическим советам я обязан больше, чем можно выразить словами.
Терпеливый и вдумчивый пересмотр английского текста мисс Моникой Кертис оказал огромную помощью во время всего последнего этапа составления этой книги. Мне бы хотелось также поблагодарить мисс Лорел Гудфеллоу за ее прекрасную работу по переводу ранних очерков в их первоначальном виде. Я чувствую себя в долгу перед друзьями, которые помогали мне полезными советами при подготовке работы к печати. И, наконец, мне не хотелось бы забыть и моих пациентов, давших свои признания, и тем самым, смелость и стимул для проведения совместных опытов в подобной форме. И нет большей награды для психотерапевта, чем опыт ежедневной работы.

СРАВНИТЕЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕТОДА АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Любую попытку обсуждения метода аналитической психологии в пределах сравнительно ограниченного диапазона вопросов необходимо предварять рядом достаточно важных оговорок. Во-первых, метод аналитической психологии настолько обширен, что будет совершенно невозможно представить о нем исчерпывающую информацию; поэтому мы стремимся лишь дать своего рода общее представление, в котором основной акцент делается на различиях между аналитической психологией и другими школами современной психотерапии, особенно школой Зигмунда Фрейда. Лишь при таком подходе можно выделить основные принципы аналитической терапии. Их необходимо дополнить определенными теоретическими рассуждениями. Но поскольку эта теоретическая дискуссия иллюстрируется материалом, полученным в процессе психотерапевтического лечения, мы надеемся, что принципы этого лечения выделены здесь достаточно четко.
Вторым ограничивающим фактором является то, что аналитическая психология - лишь одна среди многих школ современной психотерапии, каждая из которых ставит концепцию бессознательного в центр своего поля зрения. Поэтому метод аналитической психологии совпадает с методами других школ современной психотерапии, как. например, те, что базируются на теории психоанализа. По многим вопросам их основные воззрения идентичны. Это значит, что на практике методы аналитической психологии иногда очень схожи с другими школами.
Третье и самое главное ограничение в том, что одним из основных отличий между аналитической психологией и другими школами является гибкий, недогматичный подход аналитической психологии в каждом конкретном случае. Основная предпосылка, от которой отталкивается аналитическая психология, предполагает, что каждый пациент имеет свою собственную особенную и "персональную" психологию, этот факт обусловливает необходимость варьирования подходов от случая к случаю. Как отмечал Юнг, "поиск истины начинается в каждом конкретном случае заново, потому что всякая живая истина индивидуальна и не должна производиться из какой-либо предварительно установленной формулы. Каждый индивидуум - это опыт вечно меняющейся жизни, проба новых решений или новой адаптации". (Jung, Contributions to Anaytica Psychoogy, p.349. CVV 17 p.93.)
Такая концепция вызывает существенные ограничения главного метода, ведь сутью всего метода как раз и является в определенной мере обеспечение универсальными правилами. К сожалению, такая оценка традиционно относится к общим принципам, но с другой стороны, готовность и способность психотерапевта подходить к каждому конкретному случаю без раз и навсегда установленных теорий является краеугольным камнем при определении степени профессиональной пригодности психотерапевта Как и каждый ученый, проводящий серию экспериментов, должен забыть все изученные прежде теории и сфокусировать свое внимание исключительно на непредвзятом наблюдении за фактами и событиями по мере их получения, так и психологи должны подходить к каждому новому пациенту - каждому новому "опыту жизни" - совершенно непредвзято. Теория есть не что иное, как попытка a posteriori привести в порядок определенные естественные события гак, что это позволит ученому решить вопрос с чего начать новое исследование. То есть, каждый пациент - это новый знак вопроса психотерапевта, а его теоретическая дедукция - это нечто большее, нежели попытка постфактум, задним числом лучше посиять происшедшее.
Более того, в соответствии с конкретной психологической ситуацией, в которой находится данный человек, возникают различные психические потребности Таким образом, когда
мы имеем дело с человеком, достигшем адаптации к внешней реальности и ее потребностям, метод психотерапии может отличаться от подхода к человеку, живущему во внутреннем мире идей, но неприспособленному к внешнему миру. Различные фазы жизни, различные типы личности, различные потребности требуют различных подходов. Гибкость и приспособляемость к конкретной ситуации, является кардинально важным, поскольку любая догматическая концепция, которая пренебрегает этими различными психологическими сочетаниями, может стать причиной самого серьезного ущерба для психологического развития пациента. Исходя из всего этого, возможной представляется только попытка указать генеральную линию лечения, как бы определить его ведущие принципы, которые аналитическая психология приняла по отношению к своим пациентам, не пытаясь уложить в рамки какой-то раз и навсегда принятой методики или системы правил.
Когда пациент обращается за лечением, то совершенно очевидно, что начинать необходимо с выяснения поля деятельности, принимая во внимание определенные и наиболее общие понятия, которые настолько универсальны, что представляют собой заурядную основу знаний психотерапевта к какой бы школе он ни принадлежал. Поскольку они применяются и в методе лечения с помощью аналитической психологии, следует упомянуть о них, чтобы дать наиболее полную картину; однако, ввиду их универсальности, упоминание будет кратким. "Как долго проводится лечение?" - один из первых вопросов, которые новый пациент задает своему психоаналитику. Он настолько же неизбежен, насколько и привычен, его ожидает услышать каждый аналитик, но дать ответ не может никто. Но все же стоит придерживаться следующего правила: не подавайте надежду, что потребуется мало времени.
Чтобы избавиться от этой неразрешимой дилеммы или, по крайней мере, дать частичный ответ, убедите пациента, что сначала нужно провести пробный анализ, длящийся, скажем, четыре недели. Преимущество здесь двойное. Прежде всего, психотерапевт с любым стажем работы сможет составить своего рода картину этого случая и сопутствующих ему сложностей и сделать некоторые догадки о вероятной продолжительности лечения; второе и даже еще более важное то, что психотерапевт сможет установить, пригоден ли пациент для анализа или нет. Таким способом можно уберечь пациента от опасного разочарования при безуспешном анализе. Но даже после такого пробного анализа невозможно точно указать сроки лечения, можно лишь приблизительно указать его продолжительность. Как правило, пациент должен исчислять этот период не неделями, а скорее шестимесячными интервалами. Опыт показывает, что, за исключением случаев с поверхностной симптоматикой, минимальное время, необходимое для сколько-нибудь фундаментального изменения, колеблется от шести месяцев до одного года. Совершенно очевидно, что одно упоминание о таком длительном сроке лечения повергнет пациента в состояние шока, но анализ ставит больному весьма жесткие требования и вынуждает его к жертвам как духовного, так и материального свойства, ведь уже сама по себе готовность предоставить себя такому длительному и дорогостоящему лечению зачастую является краеугольным камнем способности подвергнуться анализу вообще. С самого начала пациенту необходимо объяснить, что анализ - это не какие-то там волшебные чары, которые мгновенно разрешат все его проблемы, а тщательная переориентация, требующая добровольного стремления всей личности в целом. И только если он готов принять этот факт и согласен на те затраты времени, энергии и денег, которые повлечет за собой лечение, только тогда он сможет получить всю пользу от настоящего глубинного анализа. Кроме того, в процессе лечения всякая недооценка его длительности будет использована против самого же анализа, так как больной получает великолепную возможность скрывать, как под плащом, свое потаенное сопротивление анализу и аналитику. Более того, поскольку он фактически вводится в заблуждение психотерапевтом, то это дает оправдание его сопротивлению, которое может достичь огромных размеров.
Другой вопрос касается гонораров. К сожалению, психологический анализ является в какой-то степени дорогостоящим делом, и довольно часто для пациента оказывается совершенно невозможным разыскать необходимые финансовые ресурсы. Тем не менее, необходимо настаивать на регулярной оплате. Даже когда пациент имеет ограниченные финансовые возможности, плата, пусть даже самая малая, должна фигурировать, по крайней мере, как символ, поскольку деньги, помимо их весьма конкретного значения, несут в себе совершенно определенную символическую оценку потраченной энергии, и денежная оплата выражает в символическом смысле признание того, что энергия все же расходуется. Независимо от точки зрения психотерапевта, для которого любое безвозмездное лечение нежелательно из-за траты времени и энергии впустую (жертва, которая в крайнем случае должна неблагоприятно отразиться на его собственной способности к работе), подобная ситуация может быть рассмотрена под психологическим углом и со стороны пациента. Для него безвозмездный анализ является полностью ошибочным: уже сам факт, что анализ безвозмезден, вызывает непреодолимые трудности. Например, так как обязанность перед отцом у молодого человека переносится на психоаналитика, то он может решительно сопротивляться и будет отчаянно противодействовать чувству благодарности, которое ему навязывается, если лечение было бесплатным. Также в случае, если психотерапевт - мужчина, то женщине почти невозможно решиться на бесплатное лечение и наоборот. Или могут возникать ситуации, в которых пациенту трудно рассказывать психотерапевту о своих негативных эмоциях потому, что "аналитик был так добр ко мне", это становится прекрасной маскировкой для сопротивления. С другой стороны, даже если пациент вносит небольшую сумму, то эта сумма всегда должна представлять для него материальную ценность, тогда он будет чувствовать себя равным партнером при анализе ситуации. Очевидно, есть случаи, где бесплатное лечение просто неизбежно - не следует принимать это близко к сердцу, но и терять из виду тот факт, что само по себе бесплатное лечение всегда создает дополнительные специфические и серьезные трудности, тоже нельзя. И поскольку это обязательно произойдет, то можно лишь сожалеть об этом. Особенно тщательно мы, как психотерапевты, должны следить за тем, чтобы самим не попасть под влияние собственного комплекса денег и чтобы не отреагировать каким-то бессознательным, а значит неподходящим образом.
Что же касается частоты лечебных сеансов, то начинать нужно обычно с 2-3 часов в неделю. Увеличение числа посещений потребуется лишь в случаях исключительной сложности и тяжести. Но если сделать интервалы между собеседованиями слишком длинными, то пострадает лечебный эффект от анализа. Кроме того, уменьшение числа ожидаемых собеседований не спасает пациента, а просто удлиняет время анализа. С другой стороны, надо ввести в обычай не видеться с пациентом более 2-3 раз в неделю, потому что, как показывает опыт, здесь особо ценно ритмическое чередование аналитического собеседования и периода ассимиляции. Бессознательное находит время отреагировать на аналитическую дискуссию и нормальный ход жизни не нарушается. По сходным причинам рекомендуется приучить пациента к определенному числу еженедельных встреч, поскольку его бессознательное приспособится к некоему определенному ритму. С течением времени, т.е. с нарастанием независимости пациента и приближением конца анализа, эти интервалы увеличиваются до тех пор, пока собеседование не будет происходить раз в неделю или еще реже. Этот момент мы обсудим позже. Одним из фундаментальных положений психотерапии является внешняя связь психотерапевта и пациента. Это затрагивает важные вопросы принципа, отличающего аналитическую психологию от остальных школ в вопросе позы, манеры, принятой в психоанализе. Фрейдистские психоаналитики заставляют своих пациентов лечь, а сами занимают положение позади них и вне их поля зрения. Мы же предпочитаем сидеть напротив пациента лицом к лицу. Бывают случаи, когда я могу разрешить пациентам лечь, например, если они слишком взвинчены, напряжены и я хочу, чтобы они расслабились, но даже тогда я сажусь напротив них и нахожусь полностью в поле их зрения. С технической стороны, главными возражениями против принятия пациентом лежачего положения, в то время как аналитик остается невидимым, являются следующие моменты: .
1) переоценка пассивной роли пациента, "которому как бы проводится операция";
2) пациенту облегчается возможность закрыться, в искусственном вакууме;
3) в значительной мере усложняется заполнение пустоты, разделяющей его и аналитика, давая ему возможность отсылать весь опыт, который он приобрел во время анализа, в несуществующий мир, полностью отсекая себя от повседневной жизни.
С другой стороны, сидение непосредственно друг напротив друга порождает более естественную и более человеческую ситуацию. Пациенту тогда сложнее будет использовать психоаналитика как светскую личность, на которую можно сфокусировать свои проекции без проверки той степени их реальности, которой они обладают. Это сводит к минимуму дистанцию между обоими и устанавливает непосредственный человеческий контакт".
В то же время технические различия во внешней позиции выражают и фундаментальные различия во всем подходе к пациенту. Если вы сидите позади пациента и он вас не видит, вы занимаете символически полностью неуязвимую позицию, в которой собственно личность пациента, его ценность превращается в ничтожество, вы загоняете этим пациента в угол, оставляя его один на один с неврозом. С другой стороны, если вы сидите лицом к лицу, это является символическим признанием того, что пациент действительно в каком-то отношении болен и нуждается в лечении, но все же сам он существует как независимая сущность. Это указывает на то, что в психоанализе концепция человеческой личности как уникального, индивидуального, психического сочетания едва ли играет какую-то роль, что весь акцент делается на фундаментальные, общие для всех людей инстинкты. Но такая точка зрения полностью пренебрегает теми гранями данной личности, которые являются уникальными и творческими. Этот аспект уже выражается в неврозе, хотя в бесформенном и непрямом виде. По нашему мнению, невроз скрывает определенные позитивные и творческие ценности, т.к. каждый невроз - это попытка, хотя и безуспешная, компенсировать ту самую однобокость сознания,
Другим аспектом в этой ситуации являются разные акценты в случае "свободных ассоциаций" и интерпретации сновидений (см. стр.49 и далее). В психоаналитическом методе, в котором главный акцент делается на свободных ассоциациях, т.е. на позиции, при которой пациент является более или менее открытым. Положение лежа при отсутствии в поле зрения аналитика является более подходящим, чем во время интерпретации сновидений, когда живой обмен мнениями между аналитиком и пациентом составляет главный элемент анализа, что полностью соответствует процедуре проведения этого исследования в аналитической психологии которая и три вела к этому неврозу, поскольку сознательное мышление никогда не содержит в себе всех возможностей данного индивидуума. В этом смысле каждый невроз - это бессознательная попытка новой адаптации. Если подойти к каждому пациенту, страдающему неврозом, с оторванным от жизни набором определенных догматических концепций, представляющих каждый невроз провалом, неудачей в сексуальной адаптации или безуспешным выражением желания властвовать, повелевать, то действующий таким обр&heip;

комментариев нет  

Отпишись
Ваш лимит — 2000 букв

Включите отображение картинок в браузере  →