Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

ШРИ АУРОБИНДО

МЫСЛИ И АФОРИЗМЫ

(Пер. с англ. Воламура)

СОДЕРЖАНИЕ
 o "1-1" ПРЕДИСЛОВИЕ  h
4
ДЖНАНА  h
7
КАРМА  h
15
БХАКТИ  h
23
ПРИЛОЖЕНИЕ  h
29
ПРИМЕЧАНИЯ  h
29

ПРЕДИСЛОВИЕ
Шри Ауробиндо (1872-1950) относится к тем немногим личностям в истории человечества, к которым неприменимы эпитеты, обычно сопровождающие имена выдающихся людей. О нем можно сказать лишь одно: он был тот, кто пришел от Бога, чтобы ускорить земную эволюцию, сдвинуть ее с мертвой точки и приблизить духовное свершение земли; и был наделен Тем, кто его послал сюда, всем необходимым, чтобы миссия эта стала успешной. После опубликования книги Сатпрема “Шри Ауробиндо или путешествие сознания”, а также серии небольших работ и нескольких компиляций по йоге, имя Шри Ауробиндо становится известным у нас в стране и особенно притягательным для интересующихся индийской Ведантой, для тех, кто обеспокоен судьбой эволюционного развития земли и человеческой личности.
Наиболее последовательно его взгляды и мировоззрение изложены в основных фундаментальных произведениях: “Синтез йоги”, “Божественная жизнь”, “Очерки о Гите” и др.
Книга “Мысли и афоризмы” может во многом способствовать углублению и расширению представления об этой уникальной личности и необыкновенном Человеке.
Краткая форма изложения мысли имеет в Индии древнюю традицию. Вспомним хотя бы о “Сутрах Патанджали”, нашедших широкое распространение на Западе, особенно после знаменитых комментариев к ним Свами Вивекананда. Это канва, в которую вплетаются нити последующих комментариев, с течением времени также приобретающих свою собственную традицию. В данном случае перед нами несколько иной материал, непосредственно обладающий высокой художественной и познавательной ценностью, в своем полном объеме представляющий вполне завершенную литературную форму. Кроме того, как мы уже говорили, творчество Шри Ауробиндо не ограничивается этими сутрами. Все последующие труды, в известном смысле, можно рассматривать в качестве обширнейшего и исчерпывающего комментария к его афоризмам.
И действительно, они написаны в преддверии большого творческого периода 1913-1915 гг., в то время как основные его работы были изданы в журнале “Арья” в 1914-1919 гг., и некоторые из этих афоризмов были впервые опубликованы там же. Предполагается, что в отдельную книгу эти афоризмы были собраны автором не позднее 1919 г., однако так и не были опубликованы в течение жизни. Впервые они вышли отдельным изданием в 1958 г., то есть спустя восемь лет после его ухода из жизни. Вероятно, это тоже не случайно, поскольку часто они выражают очень субъективную позицию автора и приоткрывают нам сугубо интимную сторону его переживаний в период духовного становления. В какой-то мере они, видимо, были даже дневником его внутренней жизни за этот период и поэтому представляют огромный практический интерес, особенно для тех, кто изучает и следует его йоге. В этом смысле они могут служить своеобразным руководством к его Йоге, но, с другой стороны, позволяют оценить всю масштабность и многоплановость этой личности, непосредственно и прямо войти в контекст его мироощущения.
В первоначальном своем виде манускрипт содержал девять разделов, каждый из которых, в свою очередь, представлял трехкратное чередование подразделов: Джнана, Карма, Бхакти, Карма, Джнана, Бхакти, Карма, Бхакти, Джнана. Однако в дальнейшем они были собраны в три отдельных раздела: Джнана, Карма, Бхакти. Такая форма достаточно традиционна и соответствует трем основным дисциплинам индийской классической йоги: Джнана — это знание, обращение к созидательной силе ума в своем устремлении к Истине; Карма — знаменует собой способность совершать правильные действия, не рождающие дурных последствий, как для мира, так и для личности, совершающей поступки; Бхакти — это благоговейнейшая любовь к Богу, предполагающая отречение от всех земных радостей и удовольствий в пользу этой любви.
В индийской традиции существовали школы или течения, которые брали какое-либо одно из этих направлений йоги и ставили его во главу угла своей практики. В Бхатават-Гите, являющейся одним из авторитетнейших источников в этом вопросе, подчеркивается нерасторжимое единство всех этих трех принципов и необходимость их сочетания для достижения духовной цели. Позиция Свами Вивекананда по этому вопросу также очень близка к Гите.
Шри Ауробиндо в своей йоге расширяет и углубляет их толкование. В истолковании Джнани он возвращается к традиции древних Вед и Упанишад и отвергает формальное знание как самоцель духовного развития. Знание у него приобретает смысл вторичного элемента, производного от сознания, а сознание, в свою очередь, рассматривается как манифестация Божественной Шакти, всемирной космической Силы-Сознания, исходящей от Всевышнего. Таким образом, сознание наделяется динамическим аспектом действенной Силы Бога, проявляющейся на всех планах бытия; и когда оно соотносится с Пракрити (Природой в широком смысле слова, ментальной, витальной и физической), то последняя служит средством этой манифестации или самовыражения Духа. В своей проекции на природу ума оно формирует ментальное знание, этические и эстетические принципы бытия, в проекции на витальный план (то есть жизненной силы) — это действенная сила, проявляющаяся в личности как стремление к самоутверждению и экспансии, и, наконец, в физическом плане выражается в конкретной устойчивой форме материального мира, закрепляется в этой опорной конечной точке своего снижения. Таким образом, сознание, с одной стороны является Божественной Силой, восходя к санкционирующему принципу Божественной Воли, а, с другой стороны, является собственно Природой. Это может быть проиллюстрировано на примере человеческого мозга, который, в известном смысле, соотносится с сознанием как принципом мышления, или, по крайней мере, ментального восприятия, но в то же время представляет собой вполне реальную материальную ткань, то есть является развитой формой физической природы. Следовательно, знание, как конечный феномен, определяется тем уровнем Сознания, с которого человек инспирируется. И если эта инспирация происходит с духовного уровня, то появляется феномен Мудрости. В этом случае верное или надлежащее действие карма-йогина приобретает смысл самовыражения Духа в конкретной форме выражения через человеческий инструмент природы.
Поэтому Шри Ауробиндо резко меняет акцент своего “Я”. Так в афоризме (408) мы находим: “Я не Бхакта, я не Джнана, я не работник Бога. Кто же я тогда? Инструмент в руках моего Владыки, свирель в руках божественного Пастушка, наполняемая дыханием Господа”. Этим самым он сразу отказывается от всякого “воления”, исходящего от низшей, ментальной, витальной и физической природы человека. Только высшее духовное “Я”, проявленный в человеке Дух имеет право на отождествление с человеческой личностью. Всякая другая воля, исходящая от тела, ума или витальной природы, каким бы высоким стандартам она не отвечала, остается природой эго, прерогативой низшего человеческого “я”.
Мы здесь не ставим целью развивать сложную концепцию человеческой личности, изложенную Шри Ауробиндо исчерпывающе и полно в упомянутых выше трудах, но лишь хотим подчеркнуть, что полная “сдача” или предание себя в руки Божий не означает самоустранение или растворение личностного начала в человеке, его индивидуальности. Самоустраняется или растворяется, причем добровольно и сознательно, только эго, чтобы быть замещенным волей нашего истинного духовного “Я”, тождественного по своей природе с Богом. Рождается новая личность, когда наша природа добровольно предлагает себя в качестве средства проявления Духа, истинного хозяина нашей природы, единственно способного ее правильно развивать и вести к гармонии. Именно с природой эго, когда она незаконно узурпирует себе права личности, и связаны всевозможные демонические или асурические проявления.
Поэтому, когда Шри Ауробиндо восклицает (4): “Я не Джнани, ибо не имею иного знания, чем Богом данного мне для выполнения Его работы...”, то отвергает ложного Джнани, ассоциированного с природой ума, который пытается быть законодателем, подменяя собой Божественное Сознание, выразителем которого он должен быть, то есть “истинный Монарх замещается министром”, как образно выражает эту мысль Шри Ауробиндо. Точно также, когда он заявляет (407): “Я не Бхакта, ибо не отрекаюсь от мира ради Бога...”, то проводит грань между единственно истинным Бхактой, источником всякого подлинного блаженства и радости, и низменным бхакти, ассоциированным с низменными удовольствиями витальной природы. Но при этом он одновременно отвергает и аскетическую отрешенность от мира, ибо это означало бы неполное принятие Бога, умаление не только того прекрасного, что Им уже проявлено в мире, но и того, что уготовано в будущем.
Вселенная в ведантическом мировосприятии не просто творение Всевышнего, возвышающегося над миром, правящего им, блюдущего в нем раз и навсегда установленные законы, а неотъемлемая часть Его самого. “Атман вверху и внизу, Север и Юг, Восток и Запад. Атман — это вся вселенная”, — говорится в Чхандогья упанишаде. Однако это не замыкание в пантеистическую идею, мир это еще не весь Бог, а только часть Его. В той же упанишаде сказано: “Велик Гаятри, священнейший сказитель Вед, но сколь более велик вечный Брахман! Четверть Его существа составляет эту обширную вселенную; другие три четверти Его небес бессмертны”. Эта идея неотъемлемого единства Творца и мира сразу уничтожает все спекуляции о неполноценности и ущербности мира, всякий упрек и отвращение от мира становится" упреком и отвращением от Творца его. Поэтому в афоризмах (449), (450) мы находим: “Если ты не в состоянии полюбить презренного червя и наиподлейшее преступление, то можешь ли быть уверенным, что принял Бога в своей душе?”, “Любовь к Богу, исключающая мир, вызывает к Нему ревностное, но несовершенное обожание”. Таким образом, мы видим, что тема Бхакти здесь раскрывается значительно глубже и трактуется шире, чем в традиционном религиозном представлении. Поэтому как рефрен совершенно неожиданно звучит: “Бог — великий и жестокий Палач потому, что Он любит. Вам не понять этого, поскольку вы не встречались и не играли с Кришной” (28). Или еще более откровенно: “Я также, как и вы, мои друзья, полагаю, что Бог, если Он существует, есть демон и людоед. Но что вы собираетесь делать вслед за этим?” (542). И тут же бросает нам спасительную мысль, избавляющую нас от потрясенья: “Бог — это верховный Отец Иезуит. Он всегда творит зло, от которого может произойти благо, беспрестанно ввергает в заблуждение ради большего понимания; навсегда подавляет нашу волю, чтобы она могла обрести в конце концов бесконечную свободу” (543).
В этой связи понятно, что отпадение мира от Бога или тема грехопадения также приобретает несколько иное звучание, чем в христианском мифе о сотворении мира, в котором мир противопоставляется Богу, как сотворенный Им из ничего, то есть не являющийся Им самим. Как ни странно, но в этом случае христианский миф может показаться не столь уж далеким от доктрины индийских иллюзионистов, рассматривающих мир как Майю, то есть иллюзию или сон Брамы. Во всяком случае, известный дуализм здесь налицо. Но если мир — это видоизмененный, но все-таки сам Бог, то в нем никогда не может быть утрачен Бог, а, в лучшем случае, только скрыт или завуалирован от видения. Тогда Майя приобретает роль завесы в игре Бога с миром или с Самим собой. Поэтому столь непривычно для христианского миросозерцания звучит афоризм (459): “Я ненавидел дьявола и был утомлен его искушениями и пытками; и не могу не сказать, что голос в его отступнических речах был столь сладостен, что когда он снова возвращался и предлагал мне свои услуги, то я со скорбью отвергал его. Потом я обнаружил, что это был Кришна со своими фокусами, и моя ненависть обратилась в смех”. Эта же тема звучит и во многих других афоризмах, например в (33): “Атеист — это Бог, играющий в прятки с самим собой, но является ли Теист кем-либо иным? Допустим, может быть; ибо он уже видел тень Бога и кудахчет над ней”. Что же, спрашивается тогда, мир — это только шутка или просто произвольная игра? Да, это могло бы быть целиком так, если бы Бог и мир были разными вещами. В этом случае и спасение мира является лишь милостью Бога. Но согласитесь, нельзя же совершенно произвольно играть с самим Собой и нельзя целиком оправдать милосердием спасение самого себя. Поэтому в афоризме (416) мы находим: “Зло в мире объясняют тем, что Сатана восторжествовал над Богом, но я полагаю, что мой Возлюбленный более величественен. Уверен, что ничего не происходит без Его воли, будь то на небесах или в аду, на земле или в морской пучине”. Что же тогда остается человеку с его ограниченной волей и мизерными возможностями, пассивно принимать все происходящее с ним и вокруг, как непреложный факт? И здесь мы снова находим совершенно неожиданный ответ (131): “Поскольку Бог уже пожелал и предвидел абсолютно все, то ты не должен сидеть в бездействии и ожидать Им предусмотренного, ибо твои действия являются одной из Его главный действующих сил. Восстань и действуй, но без эгоизма, а в согласии с обстоятельствами, условиями и видимой причиной того события, которое Он уже предопределил”. Но вместе с тем эта игра Его с самим Собой была бы скучна и несерьезна, если бы Он одновременно не предоставил своей твари полную свободу воли в проявлении, в том числе и в отступничестве (412): “Для полноты опыта в адюльтере с Богом и был сотворен этот мир”.
Обращение к форме афоризма всегда связано со стремлением превзойти логику разума с его тяготением к определенности, рациональной ясности построения мысли, нигде не нарушающей законы логики. Однако искра Истины в этом случае оказывается как бы пойманной в ловушку, в которой ей неуютно и тесно. “Любой закон, как бы ни был он всеобъемлющ и авторитетен, встречает где-то закон противоположный, посредством которого действие первого можно ограничить, изменить, аннулировать или обойти” (125). “Закон — это процесс или формула; душа же использует процессы и превосходит формулы” (127). В афоризме логика не довлеет над Истиной, не замыкает ее в свои догматические застенки. Его форма такова, что оставляет свободным путь для нашего ума к первоисточнику, к тем запредельным высотам Духа, откуда она спускается в наш сумеречный интеллект, чтобы озарить своим светом темные своды таинственных пещер мира иррациональности. Результат всегда неожиданный; то, что нам ранее казалось несопоставимым и противоестественным, вдруг оказывается вполне сочетаемым и гармоничным. “Разум подразделяет, фиксирует детали и противопоставляет их; Мудрость объединяет, сочетает противопоставленное в единую гармонию” (8). Мудрость относится к тем духовным плоскостям сознания, где возможно видение единой целостной картины мира. То, что в призрачном свете разума кажется неприглядным, отталкивающим, отвратительным, в ее свете видится по-иному или во всяком случае исчезают зловещие, пугающие тени. “Когда я обладал разделяющим разумом, то сторонился многих вещей; впоследствии я предал его забвению, охотился по всему миру за безобразным и отвратительным, но не мог больше найти их” (20). “Бог открыл мне глаза; ибо я постиг благородство вульгарного, привлекательность отвратительного, совершенство уродливого и красоту страшного” (21). Неискушенный читатель может даже заподозрить здесь оправдание и пропаганду царства несовершенств и пороков и подстрекательство к грехопадению. Но так устроен мир: то что доступно одним, для других может оказаться пагубным. Курица “не должна лезть туда, где плавает утка. Можно ходить по раскаленным углям, пить яд и оставаться невредимым, но прежде полезно задуматься, можно ли позволить себе это. Характерен в этом отношении следующий афоризм (132): “Когда я ничего не знал, то испытывал отвращение ко всему преступному, греховному и грязному, в существовании же моем было полно преступлений, грехов и грязи; но когда я очистился, и глаза мои открылись, то низко склонился в духе своем перед вором и убийцей и поклонился в ноги проститутке; ибо увидел, что души их приняли страшную ношу зла и испития за всех огромной чаши яда, взбитого со дна мирового океана”. Здесь мы находим несколько иной ракурс той же самой темы, которая может вызвать ассоциации с личностью и творчеством Достоевского, когда человек в своем страдании возвышается до понимания как запредельного, так и того, что у обычного обывателя и филистера вызывает чувство брезгливого отвращения. И тест, который определяет истинность претензии на подобное совершенство суров, непреклонен и непогрешим (540): “В состоянии ли ты увидеть Бога в своем мучителе и убийце даже в момент смерти или во время пытки? В состоянии ли ты увидеть Его в том, кого убиваешь и, убивая, любить? Если да, то тогда ты обладаешь высшим знанием. Возможно ли кому достичь Кришны, кто никогда не поклонялся Кали?”
Мир у Шри Ауробиндо — не застывшая матрица или система, неизменная в своей основе, а непрерывное становление. Истина во все возрастающем величии ее подлинной красоты, совершенства и гармонии. Это манифестация Духа, растянутая в пространстве и времени вселенной, которая в процессе своего становления принимает ряд промежуточных образов и форм, пока не достигнет своего изначального идеала и замысла. Человек в этом процессе занимает место передней волны, через него эта эволюция совершается, он является ее средством, “человек стоит между высочайшими небесами и низшей природой” (59). Известно, что Микеланджело вдохновлялся на создание образа грубым куском камня и писал по этому поводу: “Наилучший из художников не может создать такого образа, которого единый кусок мрамора не заключал бы уже в себе под своей оболочкой. И лишь в этом, то есть в освобождении образа из-под скрывающей его оболочки, — достижение руки художника, послушной его творческому гению”. Уродливое и ужасное — это вуаль, за которой скрывается совершенный образ Бога. “Почему ты отпрянул от маски? За ее отвратительным, гротескным и ужасным обличием стоит подглядывающий Кришна, смеющийся над твоим глупым гневом, еще более глупым презрением и уж совсем глупым страхом” (296). И поэтому “Почувствовать и полюбить Бога красоты и добра в безобразном и злом и все же стремиться в совершенной любви к исцелению от всего безобразного и злого — есть подлинная добродетель и нравственность” (50). И, наконец, взгляд в корень проблемы: “Если бы здесь существовало нечто такое, что абсолютно непригодно для трансформации или для исправления в более совершенный Божий образ, то могло бы быть разрушено с легкостью в сердце и безжалостной рукою. Но прежде будь уверен, что это Бог вручил тебе и твой меч и твою миссию” (487) — одновременно является предостережением от поспешного умозаключения и тем более неоправданного действия.
Таким образом, материал афоризмов являет определенную замкнутость и завершенную целостность содержащихся в нем идей и образов. Это не разрозненные высказывания, сделанные просто по случаю. Нумерация афоризмов служит не только тематическому объединению, но также помогает прослеживать развитие идей и мыслей, иногда объединенных в общую группу, дополняющих одна другую и в противопоставлении раскрывающих свой смысл. Можно увидеть как перекликаются несколько общих тем из различных частей. В результате рождается некое полифоническое многоголосие, присущее большим музыкальным формам, требующее восприятия всех голосов. Целостность достигается при прослушивании всего этого многоголосного хора в одновременном звучании. Каждый, кто углубится в этот мир, несомненно испытает взлет творческой силы собственного ума, почувствует себя не подавленным мудростью автора, а приподнятым к его уровню, причастится его мудрости. В этом и состоит загадочная прелесть подлинных шедевров человеческого гения.
Воламур
* Пояснения к отмеченным афоризмам см. в Примечаниях.
ДЖНАНА
1. Человеку присущи два родственных могущества: знание и мудрость. Знание лишь настолько истина, видимая в искаженном свете, насколько ум преуспевает, двигаясь ощупью; мудрость — это божественное око духа.
2. Вдохновение — лишь узкий ручеек в обширном потоке вечного знания; оно превосходит разум в большей мере, чем разум превышает достоверность чувств.
3. Когда я говорю, разум заявляет: “Это я пожелал сказать”, но Бог вырывает то слово из уст моих и губы шепчут нечто другое, от чего трепещет разум.
4*. Я не Джнани, ибо не имею иного знания, чем Богом данного мне для выполнения Его работы. Как могу я знать тогда, благоразумно или глупо видимое мною? Нет, не то и не другое; ибо то, что доступно зрению, просто правда, а не глупость или благоразумие.
5. Если бы люди могли, хотя бы отдаленно, в проблеске ускользающего опыта, уловить те неограниченные наслаждения, те совершенные силы и сияющие богатства спонтанного знания, те умиротворяющие обширности нашего бытия, ожидающие нас в пространствах, которых наша животная эволюция еще не достигла, то они бы оставили все и до тех пор не успокоились, пока не обрели бы эти сокровища. Но путь узок, двери плотно закрыты, страх сомнения и скептицизм сопровождают нас, как стражи Природы, чтобы не позволить повернуть вспять от ее привычных пастбищ.
6*. Позднее я понял, что когда угасает разум, то рождается Мудрость; в преддверии этого освобождения я довольствовался только знанием.
7*. То, что человек называет знанием, лишь оправдание принятия ложной видимости. Мудрость вглядывается за покров и видит.
8. Разум подразделяет, фиксирует детали и противопоставляет их; Мудрость объединяет, сочетает противопоставленное в единую гармонию.
9. Как не нарекайте именем знания то, что лишь уверовано вами, не называйте ошибкой, невежеством и шарлатанством то, что уверовано другими, так и не поносите догматы сект и их нетерпимость.
10. То, что Душа видит и испытала, составляет знание; остальное — видимость, предубеждение и мнение.
11. Моя душа знает, что она бессмертна. Но вы рассекаете мертвое тело на части и восклицаете победоносно: “Где ваша душа и где ваше бессмертие?”
12*. Бессмертие — не выживание ментальной личности после смерти, хотя и это тоже верно, но осознанное владение нерожденным и бессмертным “Я”, для которого тело всего лишь инструмент и тень.
13. Они доказали мне доводами разума, что Бог не существует, и я поверил им. Впоследствии я увидел Бога, ибо он пришел и обнял меня. И теперь, чему же я должен верить, умозаключениям других или собственному опыту?
14. Мне сказали: “Все это галлюцинации”. Я исследовал, что такое галлюцинация, и обнаружил, что это состояние субъективного или психического переживания, которое не соответствует никакой объективной и физической реальности. Затем я сел и дивился чудесам человеческого разума.
15. Галлюцинация — это научный термин для обозначения тех неожиданных проблесков, которые мы все же получаем от истин, скрытых от нас из-за нашей особой озабоченности материей; по странному стечению обстоятельств это касается художника при работе того высшего и универсального интеллекта, который в своем сознательном существовании, как по канве, построил планы и исполнил мир.
16. То, что человек называет галлюцинацией, является отражением в уме и чувствах находящегося за пределами нашего обыденного ума и чувственного восприятия. Суеверие возникает от ошибочного понимания умом этих отражений. Иного объяснения галлюцинации нет.
17. Не уподобляйтесь многим современным спорщикам, подавляющим мысль многосложными словами или поддающимся очарованию доказательств, усыпляющим заклинаниям формулировок и лицемерию слов. Всегда изучайте; выясняйте разумность того, что представляется вскользь брошенному взгляду просто случайным или иллюзорным.
18. Некто изрек, что Бог должен быть таков, либо таков, иначе он не был бы Богом. Но что касается меня, то я могу лишь только знать, что Бог есть, и я не вижу, каким бы образом я мог сказать ему, каков Он должен быть. Ибо где тот стандарт, по которому мы можем судить о Нем? Подобные суждения являются безрассудством нашего эго.
19. Надежда не в этой вселенной; идея иллюзии — сама по себе иллюзия. И все же не было еще такой иллюзии в человеческом уме, которая не являлась бы скрытой формой или искажением истины.
20. Когда я обладал разделяющим разумом, то сторонился многих вещей; впоследствии я предал его забвению, охотился по всему миру за безобразным и отвратительным, но не мог больше найти их.
21. Бог открыл мне глаза; ибо я постиг благородство вульгарного, привлекательность отвратительного, совершенство уродливого и красоту страшного.
22*. Всепрощение превозносится христианами и вайшнавами, но что касается меня, то я недоумеваю: “Что же я должен прощать и кому?”
23. Бог ударил меня с помощью человеческой руки; должен ли я заявить тогда: “Я прощаю Тебе эту дерзость, о Боже?”
24. Бог сниспослал мне благо в ударе. Должен ли я восклицать: “Я прощаю тебе, о Всемогущий Бог, эту обиду и жестокость, но не поступай так снова?”
25. Когда я изнываю в несчастье, называя это бедствием, или ревную и разочаровываюсь, то знаю, что снова во мне пробуждается вечный глупец.
26. Когда я вижу страдание других, то ощущаю, как сам несчастен, но мудрость, что не от меня, замечает благо приходящее и одобряет.
27*. Сэр Филип Сидни сказал о преступнике, приговоренном к виселице: “Вот, ради милости Божьей, идет Сэр Филип Сидни”. Мудрее было бы сказать: “Вот, по милости Божьей, идет Сэр Филип Сидни”,
28*. Бог — великий и жестокий Палач, потому что Он любит. Вам не понять этого, поскольку вы не встречались и не играли с Кришной.
29. Некто назвал Наполеона тираном и имперским убийцей; а я вижу вооруженного Бога, шагающего по Европе.
30. Я уже забыл, что такое порок, а что добродетель; я в состоянии видеть только Бога, Его игру в мире и Его волю среди людей.
31. Я видел ребенка, барахтающегося в грязи, и того же самого ребенка, ухоженного своей матерью и сияющего великолепием; но каждый раз его совершенная чистота вызывала во мне трепет.
32. То, что я считал правильным, не случилось, поэтому ясно, что нет абсолютного Мудреца, правящего миром, а есть только слепой случай или жестокая Казуальность.
33. Атеист — это Бог, играющий в прятки с самим Собой, но является ли Теист кем-либо иным? Допустим, может быть; ибо он уже видел тень Бога и кудахчет над ней.
34. О ты, наперсник, порази! Если палица Твоя сей же час не коснется меня, я не удостоверюсь в любви Твоей.
35. О Злоключение, будь благословенно; ибо по милости твоей узрел я лик моего Наперсника.
36. Люди по-прежнему влюблены в горе; когда они видят, что кто-то равно преуспел как в горе, так и в радости, то проклинают его и кричат: “Эй ты, бесчувственный!” Поэтому Христос все еще висит на кресте в Иерусалиме.
37*. Люди и в любви не расстаются с грехом; и если они встречают кого-то, кто равно преуспел как в пороке, так и добродетели, то проклинают его и кричат: “О ты, разрушитель уз, для тебя злодейство и безнравственность — все одно!” Поэтому Шрикришна все еще не живет в Бриндавуне.
38*. Иные говорят, что Кришна никогда не жил, он, дескать, миф. Они имеют в виду на земле; ибо, если Бриндавун нигде не существовал, то и Бхагават не мог быть описан.
39*. Странно! Немцы опровергли существование Христа, но все же его распятие остается более историческим фактом, чем смерть Цезаря.
40. Порою приходит мысль, что только те события по-настоящему реальны, которые никогда не происходили; ибо по сравнению с ними наиболее великие исторические достижения представляются тусклыми и незначительными.
41*. Истории известны только четыре великих события: осада Трои, жизнь и распятие Христа, житие Кришны в Бриндавуне и беседа Арджуны на поле Курукшетра. Осаде Трои обязаны своим происхождением Эллины, житию Кришны — возникновение благочестивой религии (ибо прежде там существовала только медитация и поклонение), Христос своим распятием очеловечил Европу, беседа у Курукшетра все же станет освобождением человечества.
42. Говорят, что Евангелия — это фальшивки, а Кришна — творение поэтов. Благодарю тебя, Боже, тогда за эти фальшивки и низко склоняюсь перед их творцами.
43. Если Бог предопределил мне место в Аду, то не понимаю, почему я должен стремиться на Небеса. Он знает лучше, что является для меня благом.
44. Если Бог тянет меня на Небеса, то даже если Его другая рука старается удержать меня в Аду, я все же должен стремиться наверх.
45. Только те мысли являются верными, против которых можно выставить в то же самое время и в соответствующем контексте также верные мысли; неопровержимые догмы являются наиболее опасным видом заблуждений.
46. Логика — наихудший враг Истины, также как самооправдание — наихудший враг добродетели; ибо первая не в состоянии видеть свои собственные ошибки, а второе свои несовершенства.
47. Когда я спал в Невежестве и приходил в места медитации, полные святых людей, то находил их общество скучным, а само место подобным тюрьме; когда я пробудился, Бог бросил меня в тюрьму и превратил ее в место для медитации и встречи с Ним.
48. Когда я дочитывал скучную книгу до конца и даже с удовольствием, сознавая при этом все совершенство ее скуки, то знал, что разум мой побежден.
49. Я знаю, что разум мой был побежден, когда он восхищался красотой отвратительного, но все же ясно чувствовал, почему другие люди проявляли ненависть или отвращение.
50. Почувствовать и полюбить Бога красоты и добра в безобразном и злом и все же стремиться в совершенной любви к исцелению от всего безобразного и злого — есть подлинная добродетель и нравственность.
51*. Ненавидеть грешника — тяжелейший трех, ибо это значит ненавидеть Бога; а он все же тот, кто достигает триумфа в своей высшей добродетели.
52. Когда я слышу о справедливом гневе, то удивляюсь человеческой способности к самооправданию.
53. Это удивительно, что людям, умеющим любить Бога, не дается любовь к человечеству. С кем же тогда их любовь?
54. Ссоры религиозных сект подобны диспутам горшков, которым только и дозволено хранить в себе нектар бессмертия. Пускай себе спорят, главное для нас добраться до нектара в любом горшке и достичь бессмертия.
55. Вы говорите, что аромат самого горшка изменяет напиток. То дело вкуса; но что может лишить его извечного качества?
56*. Будь безбрежен во мне, о Варуна; будь могуч во мне, о Индра; о Солнце, будь светлым и ясным; о Луна, будь преисполнена свежести и обаяния. Будь лютым и ужасающим, о Рудра; будьте стремительными и быстрыми, о Маруты; будь сильным и смелым, о Арьяман; будь сладостным и приятным, о Бхага; будь нежным, добрым, любящим и страстным, о Митра. О Рассвет, будь ярким и разоблачающим; о Ночь, будь торжественна и преисполнена смысла. О Жизнь, будь обильно уготованной и нетленной; о Смерть, направь мои стопы от большого к великому. Содержи все это в гармонии, о Брахманаспати. Позволь мне не быть подвластным всем этим богам, о Кали.
57. Когда, о страстный диспутант, ты торжествуешь в споре, то позже об этом сожалей, ибо упустил шанс расширить знание,
58. Поскольку тигр действует в согласии со своей природой и более ничего не знает, то он божественен и зла в нем нет. Но если бы он усомнился в себе, то стал бы преступником.
59*. Животное, до того как его испортили, еще не вкушало плодов с древа познания добра и зла; бог отказал ему в древе вечной жизни; человек же стоит между высочайшими небесами и низшей природой.
60. Одно из величайших утешений религии состоит в том, что иногда вы в состоянии заполучить Бога и задать ему хорошую порку. Люди смеются над глупостью дикарей, избивающих своих богов, когда их молитвы не находят ответа; но насмешники сами при этом оказываются в дураках и являются дикарями.
61*. Смерти не существует. Разве что только Бессмертный в состоянии умереть; смертный не мог бы как когда-либо родиться, так и умереть. Нет ничего конечного. Только лишь бесконечность в состоянии ограничить Себя; конечное не в состоянии обладать ни началом ни концом, ибо сам акт зарождения его начала и конца провозглашает его бесконечность.
62. Я слышал, как глупец проповедовал полное безрассудство и удивлялся, что же Бог имел в виду; потом я поразмыслил и увидел искаженную маску истины и мудрости.
63. “Бог велик”, — сказал Мухаммед. Конечно же, он так велик, что может позволить себе быть слабым всякий раз, когда это необходимо.
64. Бог часто терпит неудачу в своих действиях, в этом признак его неограниченной божественности.
65. Поскольку Бог велик и непобедим, Он может позволить себе быть слабым; поскольку Он незамутнимо чист, то в состоянии безнаказанно предаваться греху; Он целиком познал извечный восторг, поэтому вкушает также и восторг страдания; Он неотъемлемо мудр, поэтому не лишает себя права на глупость.
66*. Грех есть то, что уже некогда было на своем месте и теперь упорствует быть вне него; иной греховности не бывает.
67. Греха нет в человеке, а есть великое множество болезней, невежество и злоупотребления.
68. Чувство греха понадобилось для того, чтобы в человеке смогло возникнуть отвращение к собственным несовершенствам. Оно дано Богом для исправления эгоизма. Но человеческий эгоизм встречает божественное средство без особого энтузиазма по отношению к своим собственным грехам, но с живой увлеченностью к грехам других.
69. Грех и добродетель — игра противостояния, затеянная нами с Богом при его попытках продвинуть нас к совершенству. Чувство добродетели помогает нам тайно лелеять грехи наши.
70. Испытуй себя безжалостно, тогда будешь более щедр и милостив к другим.
71. Мысль — это стрела, нацеленная в истину; она может попасть в точку, но не покроет мишень целиком. Но стрелок чересчур удовлетворен своим успехом, чтобы требовать большего.
72. Признак пробуждающегося Знания есть чувство, что я знаю мало или ничего; и все же, если бы я мог познать только свое знание, то уже обладал бы всем.
73. Когда приходит Мудрость, то ее первый урок звучит так: “Не существует такого понятия, как знание, это только мимолетное впечатление о Бесконечном Боге”.
74. Практическое знание — это другое дело, оно реально и полезно, но никогда не является полным. Поэтому систематизация и обработка его необходима, но также и пагубна.
75. Систематизировать мы должны, но даже при составлении и закреплении системы должны всегда твердо придерживаться той истины, что все системы по своей сути временные и неисчерпывающие.
76*. Европа горда своей практической и научной организацией и дееспособностью. Я подожду, пока ее организация станет столь совершенной, что и ребенок сможет разрушить ее.
77. Гений открывает систему; средний талант копирует ее до тех пор, пока она не будет расшатана новым гением. Подобное опасно для армии, ведомой ветеранами, ибо на другой стороне Бог может поставить Наполеона.
78. Пока у нас свежее знание, оно непобедимо; но, старея, оно теряет свои достоинства. Это потому, что Бог всегда движется вперед.
79. Бог есть безграничная Возможность. Поэтому Истина никогда не успокаивается, по той же причине Ошибка всегда простительна ее детям.
80*. Послушаешь иных набожных людей, так можно вообразить, что Бог никогда не смеется. Гейне был близок к правде, когда обнаружил в Нем божественных аристофанов.
81. Божественный юмор временами весьма груб и непригоден для нежного уха; Он не удовлетворяется тем, чтобы быть Мольером, Он должен быть еще и Аристофаном и Рабле.
82. Если бы люди воспринимали жизнь менее серьезно, то он" смогли бы весьма скоро сделать ее более совершенной. Бог никогда не относится к своим действиям серьезно, поэтому они и приняли вид такой чудесной Вселенной.
83. Стыд возымел превосходные результаты; как в эстетике, так и в морали мы едва ли смогли обойтись без него; но что касается всего остального, то это лишь признак слабости и подтверждение невежества.
84. Сверхъестественной является та природа, которой мы еще не достигли, или не познали, либо богатства, которые все еще не подвластны нам. Распространенное пристрастие к чудесам есть признак того, что человек еще не завершил своего восхождения.
85. Разумность и осмотрительность подсказывают, что следует не доверять сверхъестественному; но верить в него — также признаки некоторой Мудрости.
86. Великие святые совершали чудеса; более великие святые порицали за них; самые же великие как порицали за них, так и совершали их.
87. Открой свои глаза и посмотри, чем реально является мир и что такое Бог; распрощайся с тщетным и приятным воображением.
88. Этот мир был сотворен Смертью для того, чтобы он мог жить. Будешь ли ты отвергать смерть? Тогда жизнь тоже исчезнет. Ты не вправе отвергать смерть, но можешь трансформировать ее в более возвышенную жизнь.
89. Этот мир был сотворен Жестокостью, чтобы она могла любить. Будешь ли ты отвергать жестокость? Тогда любовь также исчезнет. Ты не вправе отвергать жестокость, но можешь преобразить ее в полную противоположность — пламенную Любовь и Восторженность.
90. Этот мир был сотворен Невежеством и Заблуждением, дабы они смогли познать. Будешь ли ты отвергать невежество и заблуждение? Тогда знание также будет отвергнуто. Ты не вправе отвергать невежество и заблуждение, но ты их можешь преобразить в полноту и лучезарность превосходящего разума.
91. Если бы существовала только жизнь и не было бы смерти, то не могло бы быть бессмертия; если бы существовала только любовь и не было бы жестокости, то радость была бы прохладным и эфемерным удовольствием; если бы существовал только разум и не было бы невежества, то наше самое высокое достижение не могло бы превзойти ограниченную рациональность и мирскую мудрость,
92. Смерть трансформированная становится Жизнью, которая является Бессмертием; Жестокость преображенная становится любовью, которая является нестерпимым экстазом; Невежество видоизмененное становится Светом, который превышает мудрость и знание.
93. Боль — это прикосновение нашей Матери, которая учит нас переносить всевозрастающий восторг. Ее школа включает три стадии: терпение — первая, следующая — душевное равновесие, последняя — экстаз.
94. Полная отреченность ради более великого счастья все еще не воспринята. Одни отрекаются ради радости исполнения долга, другие ради радости покоя, иные ради радости от Бога, а некоторые ради радости самоиспытания, но отречение — это скорее запредельный проход к свободе и безмятежному восторгу.
95. Только путем совершенного отречения от желания или полного удовлетворения желания можно испытать объятия Бога, ибо в обоих случаях необходимая предпосылка достигается — желание погибает.
96. Испытуй в душе своей истину Святого Писания; впоследствии, если пожелаешь, выводы и положения своего опыта интеллектуально; но не позволяй усомниться в своем опыте.
97. Когда ты утверждаешь свой собственный духовный опыт и отрицаешь отличный от твоего духовный опыт другого, знай, что Бог одурачивает тебя. Неужели ты не слышишь Его восторженный смех за занавесом своей души?
98. Откровение есть прямое видение, непосредственное слышание или вдохновенная память об Истине, drsti, Sruti, smrti; это высочайший опыт и всегда доступный для возобновления. Не потому, что Бог сказал это, а потому что душа увидела это, — слово Священного Писания — наш высочайший авторитет.
99. Слово Священного Писания непогрешимо; но при толковании его сердце и разум вносят в Священное Писание свои ошибки.
100. Избегай всего низкого, ограниченного и поверхностного в религиозной мысли и опыте. Будь шире, чем обширнейшие горизонты, будь выше, чем высочайшая Канчанджунга, будь глубже, чем бездонные океаны.
101. В представлении Бога не существует близкого или дальнего, настоящего или будущего. Все это лишь условная перспектива в Его картине мира.
102. Всегда достоверное чувство о движении солнца вокруг земли является ложным для разума. Разум утверждает, что земля движется вокруг солнца; однако это неверно для высшего видения. Ни земля не движется, ни солнце; существует лишь изменение в зависимости от осознания солнца и осознания земли.
103*. Вивекананда, превозносивший Саниясу, признавал во всей индийской традиции только Джанаку. Но не буквально, ибо Джанака — имя не одной личности, а династии обуздавших себя королей и клич торжества идеала.
104. Из тысяч саниясинов в одежде цвета охры много ли найдется совершенных? Есть несколько точных правил и множество приблизительных, оправдывающих идеал.
105. Существовали сотни совершенных саниясинов, поскольку санияса широко проповедовалась и снискала множество последователей; пусть же она будет сродни идеалу свободы и обретет сотни Джанак.
106*. Особая одежда и внешние символы, характерные для саниясы, позволяют людям полагать, что они в состоянии легко отличать их; но свобода Джанаки не прокламирует себя и покрыта одеяниями этого мира; в его присутствии даже Нарада оставался слеп.
107. Стремись быть в мире свободным и все же жить жизнью обычных людей; но поскольку это трудно, то должно быть одновременно и попыткой и свершением.
108*. Даже Нарада, божественный мудрец, наблюдая действия Джанаки, полагал, что тот любит светскую роскошь и безнравственен. До тех пор, пока вы не в состоянии увидеть душу, как можно судить свободен ли человек или связан?
109 Все кажется трудным человеку, что выше достигнутого им уровня, трудным для его беспомощного усилия; но однажды это становится легким и простым, когда Бог в человеке берется за работу.
110. Увидеть структуру солнца или линии Марса несомненно великое достижение; но когда ты обладаешь инструментом, способным показать тебе человеческую душу, как наблюдаемую картину, то чудеса физической Науки вызывают улыбку, подобно детским игрушкам.
111. Знание с его достижениями подобно ребенку, который, обнаружив что-либо, несется по улицам и кричит, как оглашенный; Мудрость же долгое время скрывает свое достояние, погрузившись в раздумье и могущественный покой.
112. Наука говорит и поступает так, как если бы она овладела всем знанием. Мудрость, прогуливаясь, прислушивается к своей одинокой поступи, откликающейся эхом на водоразделе необозримых Океанов.
113. Ненависть — есть признак скрытого влияния, которое эго изливает из себя, и неистовое отрицание своего собственного существования. Но это также и Божественная игра в Его творении.
114. Эгоизм — это единственный грех, подлость — единственный порок, ненависть — единственное преступление. Все остальное легко обращается в добро, но эти упрямо сопротивляются божественному.
115*. Мир — это длинная периодическая дробь с Брахманом в качестве целого. Кажется, что в периоде есть начало и конец, но дробь бесконечная; он никогда не окончится и никогда не имел сколько-нибудь реального начала.
116. Начало и конец являются условными терминами нашего опыта; в своей истинной сути эти понятия не реальны, не существует ни начала, ни конца.
117*. “Не существует никого, кем бы я не был прежде, как и ты, и эти короли, как нет того, чем мы не станем завтра”. Не только Брахман, но и живые существа, и все остальное в Брахмане вечно: их сотворение и разрушение есть игра в прятки с нашим внешним сознанием.
118. Любовь к одиночеству есть признак предрасположенности к знанию; но знание само по себе достижимо только тогда, когда мы обладаем способностью воспринимать одиночество, находясь в толпе, в борьбе, на базаре.
119. Если при свершений великих дел и достижении громадных результатов ты в состоянии постичь, что тобою ничего не совершено, то знай тогда, Бог сорвал печать Свою с зениц твоих.
120. Если, сидя в одиночестве, тихо и безгласно на горной вершине, ты в состоянии постичь те перевороты, проводником которых служишь, то значит обладаешь божественной проницательностью и не зависишь от видимого.
121. Стремление к бездействию есть глупость, но и презрение к бездействию также глупость; бездействия не существует. Камень, лежащий неподвижно на песке, отброшенный по ненадобности, все же произвел свое воздействие на эту полусферу.
122. Если не желаешь быть жертвой Мнения, то сначала заметь, где твоя мысль является верной, далее исследуй, что противоположное и противоречащее ей также является верным, наконец, обнаружь причину этих различий и ключ к Божественной гармонии.
123. Мнение никогда не является ни верным, ни ложным, а только полезным для жизни или бесполезным; ибо оно является творением времени и постепенно теряет свое воздействие и ценность. Стань выше мнения и ищи мудрость повсюду.
124. Используй мнение в жизни, но не позволяй ему связывать душу своими цепями.
125. Любой закон, как бы ни был он всеобъемлющ и авторитетен, встречает где-то закон противоположный, посредством которого действие первого можно ограничить, изменить, аннулировать или обойти.
126. Наиболее связывающий Закон Природы есть только неизменный процесс, который создал и постоянно использует Владыка Природы; Дух произвел его, и Он же в состоянии превзойти; но мы обязаны первыми открыть двери нашей темницы и научиться жить более в Духе, нежели в Природе.
127. Закон — это процесс или формула; душа же использует процессы и превосходит формулы.
128. Стремление жить согласно Природе нашло наибольшее распространение на Западе; но согласно какой природе, природе тела или той, которая превосходит тело? Это первое, что нам необходимо определить.
129. О сын бессмертия, живи не согласно своей Природе, а согласно Богу; а также принуждай ее жить согласно божеству в тебе.
130. Рок — это предвидение Бога извне Пространства и Времени всего того, что может в Пространстве и Времени когда-либо случиться; то, что Он уже предвидел, Могущество и Необходимость произведут посредством борьбы сил.
131. Поскольку Бог уже пожелал и предвидел абсолютно все, то ты не должен сидеть в бездействии и ожидать Им предусмотренного, ибо твои действия являются одной из Его главных действующих сил. Восстань и действуй, но без эгоизма, а в согласии с обстоятельствами, условиями и видимой причиной того события, которое Он уже предопределил.
132. Когда я ничего не знал, то испытывал отвращение ко всему преступному, греховному и грязному, в существовании же моем было полно преступлений, грехов и грязи; но когда я очистился, и глаза мои открылись, то низко склонился в духе своем перед вором и убийцей, и поклонился в ноги проститутке; ибо увидел, что души их приняли страшную ношу зла и испития за всех огромной чаши яда, взбитого со дна мирового океана.
133. Титаны сильнее, чем боги, поскольку они заключили соглашение с Богом и впредь нести ношу Его вражды и зла; боги же были способны принять только приятную ношу Его любви и светлой радости.
134. Когда бы ты был способен увидеть, насколько необходимо страдание для полного восторга, неудача для совершенной результативности и сдержанность для завершающей стремительности, то был бы в состоянии начать понимать, хотя еще туманно и тускло, действия Бога.
135. Всякая болезнь есть средство для достижения вновь обретаемой радости здоровья, всякое бедствие и страдание — поворот Природы к более интенсивному блаженству и добру, за всякой смертью — открытие широчайшего бессмертия. Почему и как это должно быть является Божественной тайной, в которую способна проникнуть только душа, чистая от эгоизма.
136. Почему твой рассудок или тело объяты страданием? Потому что твоя душа под покровом жаждет страданий или черпает в них блаженство; но если у тебя есть воля, и в твоей воле — настойчивость, то можешь наложить духовный закон незамутненного восторга на более низкие элементы в себе.
137. Не существует железного или непреложного закона, позволяющего установить, приведет ли данная взаимосвязь к страданию или к удовольствию: то путь; душа встречает натиск или давление Брахмана на эти элементы извне, что и определяет любую реакцию.
138. Сила души в тебе, встречая подобную же силу извне, не может соразмерить степень данного контакта в ценностях ментального или телесного опыта; в результате ты испытываешь страдание, боль или беспокойство. Если ты научишься соизмерять отчетную силу в себе со встречной универсальной силой, то обнаружишь, что страдание становится удовольствием или превращается в чистое блаженство. Правильное отношение является условием наслаждения, Гармония — ключ от Ананды.
139. Кто является сверхчеловеком? Тот, кто смог подняться над этой материальной видимостью, разрушил меру человеческого разума и овладел собственной универсальной и обожествленной в божестве силой, божественной любовью, радостью и божественным знанием.
140. Если ты сохраняешь это ограниченное человеческое эго, а мыслишь себя суперменом, знай, что ты лишь жертва своей ограниченной гордыни, игрушка своей собственной силы и инструмент своих собственных заблуждений.
141*. Ницше представлял супермена в образе львиной души, сбросившей верблюжью шкуру, но истинный геральдический девиз и знак супермена — лев, сидящий на верблюде, который стоит на корове изобилия. Если ты не в состоянии быть слугой всего человечества, значит и не готов стать его повелителем, и если ты не в состоянии уподобить свою природу корове изобилия Васиштхи, утоляющей жажду всех людей из своего вымени, то что за польза от твоего львиного суперменства?
142. Относись к миру, как бесстрашный лев и власть имущий, как верблюд, терпеливо и услужливо, как корова, спокойно, сдержанно и по-матерински заботливо. Как ворон на пиру у Бога, как лев над своей добычей, но также влеки все человечество в это безбрежное море расточительного экстаза, чтобы купаться в нем и вкушать.
143. Если назначением Искусства была бы только имитация Природы, тогда сгори хоть все галереи мира, и мы заменим их фотостудиями. Но Искусство приоткрывает то, что скрывает Природа, поэтому и малая картина ценится больше, чем богатства миллионеров и сокровища принцев.
144. Если вы имитируете только видимую Природу, то будете создавать либо копии и мертвые эскизы, либо нечто уродливое; Истина живет там, где постигнуто за и выше видимого и осязаемого.
145. О Поэт, о Художник, если ты не более, чем зеркало Природ&heip;