Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы(Лотосовая сутра,Сутра Лотоса истинного Закона,Саддхарма-пундарика-сутра,Мяо Фа Лянь Хуа Цзин,Мёхо Рэнгэ Кё)
Перевод с китайского и комментарии Александр Николаевич Игнатович

"Мы вполне имеем право считать это сочинение одной из величайших и наиболее влиятельных книг в мире. Ее влияние от Тибета до Японии, от Монголии до Кохинхины было большим, чем влияние какой-либо другой книги". Уильям Сутхил
"Перед нами лишь составная часть поразительно обширного буддийского канона, пусть и ярчайшая, но все же лишь одна из тысячи его граней; и если монахи большую его часть знали на память, то ум нынешнего европйца не в состоянии запомнить и пары свитков Лотосовой Сутры. Но это не важно: само чтение этого текста есть чтение в высшем смысле этого слова – как вызов, как испытание и как награда". Сергей Дубин
* * *
Перевод выполнен по изданиям: Тайсё синсю дайдзокё (Великое хранилище сутр, заново устроенное в [годы] Тайсё). Токио: Симбумпо сюппан, 1960, т. 9, с. 1 – 62; Кокуяку Мёхо рэнгэ кё хэй кайкэцу (Переведенная на родной [язык] Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы вместе с "открывающей" и "заключающей" [сутрами]). Киото: Хэйракудзи сётэн, 1957; Хоккэкё (Сутра о Цветке Дхармы). Токио: Иванами сётэн, 3 тт., 1962 – 1967.
А.Н. Игнатович.


 o "1-1" h z u  ""
Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы (Лотосовая сутра, Сутра Лотоса истинного Закона, Саддхарма-пундарика-сутра, Мяо Фа Лянь Хуа Цзин, Мёхо Рэнгэ Кё)  h
1
 ""
[А.Н. Игнатович.] Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы и ее место в истории буддизма на Дальнев Востоке  h
8
 ""
Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы  h
33
 ""
Глава I. Вступление  h
34
 ""
Глава II. Уловка  h
40
 ""
Глава III. Сравнение  h
47
 ""
Глава IV. Вера и понимание  h
56
 ""
Глава V. Сравнение с целебными травами  h
61
 ""
Глава VI. Вручение предсказаний  h
64
 ""
Глава VII. Сравнение с призрачным городом  h
67
 ""
Глава VIII. Пятьсот учеников (1) получают предсказания  h
76
 ""
Глава IX. Вручение предсказаний находившимся на обучении и не находившимся на обучении  h
80
 ""
Глава Х. Учитель Дхармы  h
83
 ""
Глава XI. Видение Драгоценной Ступы  h
87
 ""
Глава XII. Девадатта (1)  h
91
 ""
Глава XIII. Увещевание держаться [твердо]  h
94
 ""
Глава XIV. Спокойные и счастливые деяния  h
96
 ""
Глава XV. Выпрыгнувшие из-под земли  h
101
 ""
Глава XVI. [Продолжительность] жизни Татхагаты  h
105
 ""
Глава XVII. Различение добродетелей  h
108
 ""
Глава XVIII. Блага, [обретенные] за следование с радостью  h
112
 ""
Глава XIX. Блага, [обретенные] Учителем Дхармы  h
114
 ""
Глава ХХ. Бодхисаттва Никогда Не Презирающий  h
118
 ""
Глава ХХI. Божественные силы Татхагаты  h
121
 ""
Глава XXII. Возложение бремени (Унаследование (вверение))  h
123
 ""
Глава XXIII. Прежние деяния бодхисаттвы Царь Врачевания  h
124
 ""
Глава XXIV. Бодхисаттва Чудесный Звук  h
128
 ""
Глава XXV. [Открытые] для всех врата бодхисаттвы Постигающий Звуки Мира  h
131
 ""
Глава XXVI. Дхарани  h
135
 ""
Глава XXVII. Прежние деяния царя Чудесно И Величественно Украшенный  h
137
 ""
Глава XXVIII. Воодушевление бодхисаттвы Всеобъемлющая Мудрость  h
140
 ""
ПРИМЕЧАНИЯ  h
143
 ""
Дайсаку Икеда. Сокровенный закон жизни и смерти. Беседы о "Сутре Лотоса". (Фрагменты)  h
174

* * *
Cаддхармапундарика-сутра (санскр. – «Сутра лотоса благой дхармы»), наиболее авторитетная из девяти т.н. больших сутр махаяны, излагающая в прозе и стихах учение махаяны, соответствующую ему трактовку Будды и преимущества «широкой колесницы». Санскритский текст, составленный до 3 в., дошел в двух основных редакциях, которые по местам их обнаружения называются «гилдгитско-непальской» («кашмирско-непальской») и «центральноазиатской». Издание первой редакции, осуществленное в 1908–1912 Б.Нандзё и Х.Керном, насчитывает 27 глав.
В главе 1 Будда Шакьямуни восседает на горе Гридхракута в Раджагрихе в глубочайшей сосредоточенности (самадхи), окруженный 1200 монахами. Бодхисаттва Манджушри догадывается, что Будда собирается возвестить Саддхармапундарика-сутру. В главе 2 Будда возвещает своему ученику Шарипутре, что прежде он учил о том, что есть три пути («колесницы»): путь ученика (шравака) – тех, кто проходит обычный путь с помощью учителя; путь одинокого Будды (пратьекабудда) – тех, кто достигает «просветления» только собственными усилиями; и путь бодхисаттвы. На самом же деле есть лишь один путь – последний. Разъясняя это «разночтение», Будда обращается к концепции искусности в средствах (упая-каушалья): дхарму следует открывать, учитывая возможности адептов. В главе 3 он иллюстрирует «искусность в средствах» притчей о горящем доме, в котором остались неразумные дети (человечество). Отец (Будда) вначале безуспешно пытается извлечь их оттуда, а затем обещает подарить игрушечные колесницы – тогда те сразу выбегают из горящего дома, а отец дарит каждому по богато украшенной настоящей колеснице.
В главе 4 ученики прославляют учителя и сами уже рассказывают «притчу о блудном сыне». Нищий сын-бродяга (человечество), давно убежавший от отца, величайшего богача (Будда), в своих скитаниях набрел на город тосковавшего по нему родителя, подошел к его дому, но, пораженный страхом при виде великолепия хором и могущества его хозяина, поспешил уйти. Отец сразу узнал его и велел вернуть, но не смог вывести сына из состояния страха. Тогда он отпустил юношу. Гонцам было поручено нанять сына на уборку нечистот (борьба с чувственными страстями) за приемлемую для того плату. Отец, решив сблизиться с сыном, переодевается в одежду работника и уговаривает сына остаться при доме навсегда, сделав его за добросовестный труд как бы своим сыном. Тот продолжает считать себя лишь «нищим бродягой», а отец, также не открываясь, постепенно посвящает его в тайны своих богатств (совершенство мудрости). Наконец, когда юноша достигает успокоения, а его помыслы исправляются, отец перед лицом царя и сановников объявляет о том, что он – его родной сын, которому теперь принадлежат все его богатства. Бывшего нищего охватывает несказанная радость обладания тем, о чем он не мог и мечтать.
В главе 5 Будда рассказывает новую притчу – об облаке, проливающем дождь на растения различного достоинства. Глава 6 посвящена притче о призрачном городе, в которой подчеркивается и то, что мириады брахманистских богов почитают Будду. Притча главы 8 – о бедняке, прожившем много лет в нищете и не подозревавшем, что в его рубище спрятан драгоценный камень, – наставляет, что каждый человек обладает природой Будды, не зная о том, и должен лишь осознать это (важнейшая идея махаяны). В главах 9–10 Будда обещает высшее «просветление» всем, кто будет слушать и проповедовать эту сутру. В главе 11 является чудесная ступа (культовое погребальное сооружение) с одним из будд прошлого; Будда предсказывает, что состояния будды достигнет даже его кузен-супостат Дэвадатта; провозглашается возможность обретения этого состояния и женщинами. Эта тема продолжается и в следующей главе: буддами станут его тетушка Махапраджапати и супруга Яшодхара. Глава 13 посвящена тому, как должен себя вести проповедник сутры, и в этой же главе содержится притча о царе, награждающем доблестного воина (усердный адепт) драгоценным камнем. В главе 14 бодхисаттва Майтрея выражает удивление, как Будде за короткое время его земной жизни удалось привести к «просветлению» такое количество бодхисаттв. Ответ содержится в главе 15: оказывается, Будда проповедовал не 40 лет своей земной жизни (как считают те, кто следует «путем ученика»), но существовал и будет существовать неисчислимое время, а сам его уход из жизни – еще одна «стратегия». В главах 16–18 вновь описываются заслуги и преимущества тех, кто будет изучать и проповедовать Лотосовую сутру. В главе 19 предстает незлобивый и мягкосердечный бодхисаттва прошлого – Садапарибхута – сам Будда в одном из его прошлых рождений. Главы 20–26, по-видимому, позднего происхождения. В главе 27 (в версии Кумарадживы их 28) Будда прощается с бодхисаттвами и учениками, вверяя им дхарму.
О популярности Саддхармапундарика-сутры в буддийских регионах свидетельствуют несколько ее переводов на китайский язык (3–7 вв.), версия Кумарадживы (5 в.) получила широкое распространение не только в Китае, но и в Японии и Корее. Имеются ее переводы на тибетский (не позднее 9 в.), хотаносакский (не позднее 10 в.), уйгурский (около 11 в.), тангутский (11–12 вв.) и другие языки.
 "krugosvet.ru/artices/70/1007091/1007091a1.htm"
krugosvet.ru/artices/70/1007091/1007091a1.htm
* * *

СУТРА ЛОТОСА СОКРОВЕННОГО ЗАКОНА(Мяо Фа Лянь Хуа Цзин)
Цитируется по:РЕЛИГИИ КИТАЯ. ХРЕСТОМАТИЯ.СПб., 2001.Редактор-составитель Торчинов Е.А.Авторы: Ермаков М.Е., Кравцова М.Е., Солонин К.Ю., Торчинов Е.А. "east.phiosophy.pu.ru/pubications/re_kit/index.htm"
east.phiosophy.pu.ru/pubications/re_kit/index.htm
Безупречно чистый Лотос, растущий в грязной трясине земных страстей – универсальный и наиболее популярный символ буддийской веры. По степени влияния на буддийскую конфессию ни один священный текст не сопоставим с Лотосовой сутрой, достигшей высот мирового религиозного духа. С появлением и последующим распространением доктрины Лотоса буддизм окончательно приобретает статус мировой религии. "Из всех сутр "Сутра Лотоса благого Закона" единственная "Сутра-Царь" столь категорично, но, безусловно, точно определяет статую этой сутры в буддийском мире в пределах Китая, Японии и Кореи современный японский религиозный и общественный деятель Дайсаку Икада (род. 1928 г.)
Переводы Саддхарма-пундарика-сутры вначале на китайский, затем на тибетский, монгольский, манчьжурский и др. и, наконец, в относительно недавнем прошлом на европейские языки ввели проповедь Лотоса в общемировой фонд высших достижений письменной культуры. Русский перевод А. Н. Игнатовича – последний в европейском ряду, но, быть может, первый по достоинствам.
Если следовать буддийской традиции, то происхождение Лотосовой сутры, как и любого священного творения Корзины сутр-Сутрапитки, освящено ореолом Будды Шакьямуни, от лица которого она и излагается. Реальная же датировка должна быть отнесена на значительное отдаление от времен Основателя – проповедь Лотоса венчает длительный переход развития буддийской доктрины. Основные вехи из истории текста не позволяют установить место происхождения либо точно датировать Лотосовую сутру: самые ранние санскритские списки, в недавнее время найденные в Непале, Кашмире и в Центральной Азии, относятся не ранее, чем к V – VI вв. Между тем, первый перевод на китайский язык относится к середине III в. Этот рубеж и становится отправной точкой для самой поздней датировки оригинала – первая половина III в.
Сутры – литературное явление, весьма отличное от упорядоченных статей монашеского устава-виная и строгих умозаключений философских трактатов-шастр, соседствующих с ними в буддийском своде Три корзины-Трипитака. Они, как уже было упомянуто, изустно изложены Первоучителем; основная же форма их бытования – рецитация в многолюдном собрании верующих. Отсюда обилие риторических фигур, ораторских приемов и такая особенность (трудно восприемлемая при чтении), как частые повторы, призванные произвести психотерапевтическое воздействие на аудиторию. Основное предназначение такой проповеди – пробудить разум заблудших и любыми средствами внушить страждущему спасительную истину. Совокупность таким образом преподанных истин составляет буддийскую доктрину, на разные лады и с привлечением обширного рода философских терминов толкуемую в ученых трактатах-шастрах. Сутра обращена в равной степени и к разуму, и к религиозному чувству верующих; ее стихия – религиозное откровение или святая истина, внушаемая страждущим в доступной, а иногда и в занимательной форме. Безусловно, в состав Сутрапитаки входят и сутры строго доктринального содержания с привлечением обширной религиозно-философской терминологии (скажем, категории праджня-парамита-сутр), но и в них присутствует дух непререкаемой истины, ниспосланной свыше, или высшего откровения.
Буддийская традиция причисляет Лотосовую сутру к так называемым "всеобъемлющим" или "пространным" (санскр. вайпулья) сутрам, обычно отождествляемым с Большой колесницей-махаяной. К этой категории принято причислять произведения относительно позднего происхождения, испытавшие воздействие различных школ и в значительной части вобравшие предшествующее письменное наследие буддизма. Лотосовая сутра ни в малой степени не предрасположена к строгому логическому изложению в духе религиозной доктрины, безусловно тяготея к мифопоэтическому способу мышления (в терминологии Г. С. Померанца). Мир Лотоса сродни полному драматизма театральному действу, разворачивающемуся от сюжета к сюжету в окружении богатых декораций и со множеством действующих лиц. Стиль сутры велеречив и возвышен; прозаический текст перемежается обширными поэтическими вставками, причем в поэтическом порыве Будда усиливает, радикализирует доктринальные положения, ранее изложенные в прозе.
Знаменитые притчи (о чадолюбивом лекаре, о молодом отце старого человека, см. далее в переводе) опираются на излюбленный прием буддийской проподевтики – "средство" или "приемлемое средство", или "средство, используемое по обстоятельствам" (в переводе А. Н. Игнатовича – "уловка"), пронизывающий весь повествовательный строй Лотосовой сутры. Согласно понятию "средство", сложные буддийские термины и идеи, недоступные посвященным и нерадивым, получают воплощение в конкретных и простых сюжетах бытового или сказочного свойства. (Этот прием находит свое предельное выражение в авадана-сутрах, представляющих собой сборники кратких притч на тему о буддийских добродетелях). В развитие этого понятия Лотосовая сутра многократно декларирует, что профанов и грешников допустимо преднамеренно вводить в заблуждение, до лучших времен скрывая высшую истину. И это допущение предельно расширяет аудиторию проповеди Лотоса, придает ей большую гибкость, изощренность, действенность, обеспечивает универсализм.
Итак, доктрина Лотоса – "истинно совершенное просветление" (санскр. ануттара-самьяк-самбодхи) – изложена в форме сказа от лица Будды Шакьямуни и сведена к трем основным положениям, питающим большую часть буддийского мира.
1. Единая колесница-Экаяна. Устами Будды Лотосовая сутра открывает буддийскому миру нечто приведшее его в замешательство: его прежние поучения о Трех колесницах – шраваков, его слушателей и учеников (Хинаяна), пратьекабудд, "самопрозревших", но лишивших своего попечения живые существа, бодхисаттв, спасителей живых существ (Махаяна) – преднамеренный вымысел, вызванный необходимостью вещать истину, сообразуясь с обстоятельствами, то есть используя приемлемые средства. Высшее же откровение, последняя и непреложная истина состоит в том, что есть Единая колесница или Колесница Будды-Буддаяна – один-единственный Путь, ведущий всех живых существ к обретению состояния будды. Проповедь Лотоса заставляет по меньшей мере усомниться в категорическом разграничении буддизма на основные противоборствующие направления – Хинаяну и Махаяну, позволяя утверждать, что в религиозной системе буддизма уже в первые века н. э. происходили реинтеграционные процессы. (Заметим, что реальная практика по обе стороны излишне строго проводимой разграничительной линии между южным и северным буддизмом свидетельствует о сходстве основных параметров религиозной жизни в продолжение многих столетий).
2. Всеобщность просветления. Из раза в раз Будда утверждает и наглядно подтверждает способность всяк сущего обрести состояние будды. Дабы разрушить устоявшиеся представления, Шакьямуни объявляет своего двоюродного брата, но заклятого врага и первого буддийского "раскольника" Девадатгу своим благожелателем и наставником, который по прошествии времен непременно станет буддой, наделенным величественными титулами (перевод Г. "Девадатта", см. далее). Усиливая произведенный эффект, Шакьямуни указует на недавно обращенную дочь Царя драконов восьми лет, которая тотчас по появлении превращается в прекрасного будду.
3. Всесущность Будды. Будда извечен и вездесущ – эта прежде сокрытая от мира истина явлена в шестнадцатой главе "Продолжительность жизни Так Пришедшего" (перевод см. далее). Исторический Будда, рожденный в городе Капилавасту в царском роде Шакьев, на самом деле существует извечно. Прежнее утверждение об упокоении-нирване Будды – не более чем вымысел, призванный подвигнуть живые существа, его нерадивых сыновей, к истинной вере. Будда обрел "истинно совершенное просветление" несказанно давно, но проповедует его сообразно обстоятельствам и в разных обличьях только тем избранным, кто того достоин и к тому подготовлен. Мотив избранничества или приобщения к Высшей истине только достойнейших проявляется в проповеди Лотоса, но в ней же и разрешается – все живые существа обладают способностью к достижению состояния будды. Доведя принцип всеобщности до предельных величин, почитатели Лотоса сходятся на том, что в любом живом существе содержится природа Будды, не исключая и того, кто не верует в Будду.
Нам нет необходимости прослеживать историческую судьбу доктрины Лотоса, подвергшейся детальнейшей разработке в китайской школе Тянь-тай, развитой в трактатах японского подвижника Нитирэна (1222 – 1282) и воспринятой в новых религиях Японии – все это наш читатель в изобилии найдет в основательнейшем труде А. Н. Игнатовича. Однако мир Лотоса столь многообразен, беспределен и необъятен, что даже обширное издание с подробнейшими исследованием, комментарием, словарями и вводной статьей не способно объять его полностью. В частности, были обойдены вниманием следующие аспекты, относящиеся к проблеме Лотосовой сутры и общемирового религиозного процесса.
Универсализм. Всеобщность проповеди Лотоса предопределена предельным прозелетизмом Михаяны, реализуется в концепциях достижения состояния будды каждым живым существом и пребывания в нем всесущного и всевечного Будды, но достигает своего апогея в доктрине единого Пути Будды или Колесницы Будды-Буддаяны. Возросшая на почве Махаяны, Лотосовая сутра провозгласила универсальную доктрину, вобравшую весь спектр религиозных исканий предшествующего буддизма. Немногим позже мы попытаемся убедить читателя в том, что универсализм Лотоса явился составной частью общемирового религиозного процесса по созданию универсальной надмировой религии.
Монотеизм. Аспект Лотосовой сутры, тесно связанный с предшествующим и, пожалуй, наиболее часто дискутируемый в буддологической литературе (Л. Гурвитц, X. Накамура и др.). В облик верховного существа ложатся прежде упомянутые черты универсализма, но монотеизм Лотосовой сутры значительно многообразней. Будда преобразуется в некий надмировой извечный принцип – Тело Дхармы. В сутре фигурируют многочисленные будды, являющиеся Его воплощениями; живые существа именуются "сынами Будды", а самого себя он именует Отцом Мира.
Апостольские мотивы. В пятнадцатой главе "Вознесшие из-под земли" (перевод см. далее) по мановению Будды разверзлась земная твердь и из-под нее появились бесчисленные бодхисаттвы, вознесшие ему хвалу. На недоуменные вопросы, откуда такое несметное число бодхисаттв (с того времени, как сам Будда достиг просветления, прошло немногим более сорока лет), тот ответил, что эти обращенные им мужи до поры обитают в пространстве под сим миром, дабы прийти на зов Учителя и просветить живые существа.
Эсхатологизм. Изначально в буддийской доктрине имплицитно присутствует представление о конце света: полный космический цикл включает кальпы становления, существования, разрушения и отсутствия. Третья кальпа – огромный по продолжительности период – обрушивает на мир различные стихийные бедствия. Но только в проповеди Лотоса рефреном и столь отчетливо проходит образ огня, сжигающего все живое: "мир горит", "все сгорает в великом огне" и т. д. Эсхатологические мотивы становятся непременной принадлежностью проповеди Лотоса.
Мессианство. В проповеди Лотоса Будда Шакьямуни предстает истинным Спасителем падших живых существ, ведущим их по Непревзойденному Пути к обретению состояния будды. В контрасте с эсхатоло гическими откровениями выступают райские идиллические картины нерушимой чистой земли Будды-избавителя, где царят мир и покой (перевод гл. 16 см. далее).
Было бы непростительным преуменьшать собственный религиозный потенциал буддизма, однако прежде сказанное неизбежно заставляет искать влияния извне и вернуться к проблеме происхождения Лотосовой сутры. По большинству современных оценок текст Лотосовой сутры был окончательно оформлен к началу III в. н. э. в Гандхаре, знаменитой обители искусства, соединяющей индийскую и эллинистическую традиции. И все же мы не склонны к строгой локализации проповеди Лотоса, формировавшейся более столетия. Выйдя за пределы индийского мира, буддизм в форме Махаяны со свойственными ей прозелетизмом и способностью адаптироваться к чужеродной культуре столкнулся, впитал и развил идеи иных религиозных систем. Главные события религиозной жизни II – III вв. н. э. происходили на Иранском нагорье – средоточии религиозных взаимовлияний и исканий того времени, центре соприкосновения нативного зороастризма с иудейской, христианской и буддийской верой.
Итак, в современной буддологии преобладает мнение, что буддийские культы Амитабхи и Майреи – одни из главных персонажей Лотосовой сутры – сложились под большим влиянием иранской религиозной традиции, вобрав в себя многие черты культов богов Митры, Ормазда (Ахурамазды) и др.
Помимо чисто внешних культовых заимствований, иранский узел порождал доктринальные взаимовлияния во вплетенных в него конфессиях. Отсюда монотеизм, эсхатологизм, мессианство и апостольские мотивы, прежде чуждые буддийской доктрине, но присутствующие в проповеди Лотоса.
Универсализм Лотосовой сутры, безусловно подготовленный предшествующим развитием буддийской доктрины, в значительной степени инспирирован из того же источника. Приблизительно за десятилетие до того, как был предпринят первый перевод Лотосовой сутры на китайский язык, при дворе Сасанида Шапура I (ок. 242 – ок. 274 гг. н. э.) был принят праведник Мани (ок. 216 ок. 244 гг. н. э.) с изложением религиозного проекта, способствующего устроению империи. Исторические анналы не сохранили для нас отчета об этой аудиенции, но в XI в. основополагающий манихейский проект был в общих чертах воссоздан благодаря ал-Бируни. Бируни, выдающийся мыслитель и, конечно же, библиофил, был обладателем ныне утерянного трактата "Шапуракан" и привел его зачин.
"Мудрость и дела – это то, о чем не переставали посланники божьи приходить от времени до времени. В одном веке они были принесены посланником, который был Будда в странах индийских; в другой век – Зарадуштом в страны персидские; в другой – Исой в страны западные. А затем было ниспослано сие откровение и пришло пророчество в этот последний век при посредстве меня, Мани, посланника истинного бога в страну вавилонскую" – перевод с арабского Е. Э. Бертельса.
Было бы излишним, хотя и соблазнительным, искать точные доктринальные соответствия в проповеди Лотоса и Мани – отрицание-принятие предшествующей триады и построение над ней единого религиозного синкрета. (Заметим, к тому же, что и эсхатология всепоглощающего огня – драматическая доминанта манихейской доктрины.) Ограничимся единственным утверждением. Доктрина Лотоса и Мани рождена одним и тем же религиозным устремлением первых веков нашей эры создать универсальное, надмировое, абсолютное Учение.
Переводы наиболее доктринально значимых двенадцатой, пятнадцатой и шестнадцатой глав Лотосовой сутры основаны на китайской версии миссионера-кучарца Кумарадживы (?350 –?410) – наиболее популярной в самом Китае и буддийском мире, пользовавшемся китайской письменностью: Японии, Корее, Вьетнаме. Переводчик попытался адекватно передать образный строй китайского оригинала, при этом не искажая его доктринальное содержание. Буддийские имена, географические названия и термины в соответствии с оригиналом переданы или путем перевода по смыслу, или транскрипцией санскритских слов, т. е. по звучанию. Перевод дается по изданию: Тайсе синсю Дайдзоке (заново составленная Трипитака Тайсе). Т. 9, № 264, Токио, 1970.
* * *

[А.Н. Игнатович.]Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармыи ее место в истории буддизма на Дальнев Востоке




Александр Николаевич Игнатович
Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы (санскр. Саддхарма-пундарика-сутра, кит. Мяофа ляньхуа цзин, яп. Мёхо рэнгэ кё) один из самых известных канонических текстов махаяны, ведущего направления буддизма (именно махаяна стала мировой религией). "Характернейшей формулой нового течения (махаяны – А.И.) – писал выдающийся русский буддолог О.О.Розенберг – является благая весть Саддармы(1)-пундарика-сутры, формула о тождестве эмпирического и истинно-сущего, сансары и нирваны" (2). "Идея о тождестве бытия и нирваны, или эмпирического и истинно-сущего, является идеею позднейших сект буддизма. Эта же идея составляет основоположение знаменитой "Саддарма-пундарика-сутры о Лотосе" (3).
Саддхарма-пундарика-сутра относится к ранним текстам махаяны и была составлена, как полагается, в Индии в I – начале II вв., т.е. в первый период формирования корпуса махаянистских сутр (4). Индийская буддийская традиция включает её в число так называемых "девяти Дхарм", т.е. сутр, выражающих суть буддийского учения (5). К Лотосовой сутре обращались крупнейшие буддийские философы Нагарджуна (вторая половина I – первая половина II в.) и Васубанху (IV – V вв.), ведущие теоретики двух главных направлений махаяны – шуньявады (мадхьямаки) и виджнянавады (йогачары). Если Нагарджуна более двадцати раз ссылался на Сутру в одном из главных своих сочинений "Махапраджняпарамита-шастра", то Васубандху написал на Лотосовую сутру комментарий "Саддхарма-пундарика-сутра упадеша", единственный сохранившийся индийский экзегитический трактат на этот канонический буддийский текст. Наибольшую популярность и известность эта сутра приобрела, однако, не в Индии, а в Китае и Японии.
Было сделано шесть переводов Саддхарма-пундарика-сутры на китайский язык (сохранилось только три), первый из которых (несохранившийся) датируется 255 г., т.е. знакомство китайцев с этим буддийским текстом произошло не позже середины III в. В том же столетии Лотосовая сутра (6) переводилась ещё два раза (в 265 и в 286 г., последний перевод сохранился (7)), в 335 г. появился ещё один (к настоящему времени не сохранившийся) её перевод. Наконец, в 406 г. выходит пятый перевод Саддхарма-пундарики – Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы (кит. Мяофа ляньхуа зцин, яп. Мёхо Рэнгэ кё), сделанный Кумарадживой (8). Следующий, последний перевод сутры (сохранившийся) (9) не вытеснил текста Кумарадживы, который получил наибольшую известность в дальневосточном буддийском мире. Сутра о Цветке Чудесной Дхармы стала священным писанием двух ведущих течений дальневосточного буддизма, представленных школами Тяньтай, Тэндай и Нитирэн. Этот перевод породил значительную по объёму экзегетическую литературу, сыгравшую огромную роль в развитии буддийской религиозной и философской мысли в Китае и Японии. Все эти обстоятельства как раз и обусловили выбор именно текста Кумарадживы для перевода на русский язык.
О популярности Лотосовой сутры в Китае свидетельствует большое число её переводов на китайский язык, огромное количество сохранившихся копий сутры, переписанных от руки (10), а также достаточно многочисленные переложения сюжетов из её глав, предназначенные для простого народа (11). В Японии Лотосовая сутра стала известна сразу же после проникновения на острова буддийской религии. Лотосовая сутра комментировалась в первом японском буддийском трактате "Толкование смысла трёх сутр" (яп. "Сангё гисё"), автором которого традиция считает выдающегося деятеля раннего японского средневековья принца Сётоку-тайси (574 – 622). В VIII в. Лотосовая сутра была объявлена одной из трёх так называемых "сутр, защищающих страну" (12), что означало признание её исключительной роли. Авторитет и известность Сутры возросли в IX в., Когда основанная в 804 г. школа Тэндай стала фактически государственной церковью. Для монахов и мирских последователей школы Нитирэн, основанной в середине ХIII в., главным культовым действом стало "величание" названия Сутры – произнесение сакральной фразы Наму Мё: (13) хо: рэнгэ кё!, т.е. "Слава Сутре о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы!".
Лотосовую сутру отличает богатство образной системы, и она менее всего похожа на дидактическое сочинение, написанное на непонятном для китайца-небуддиста языке (о несовершенстве переводов буддийских текстов на китайский язык писали многие синологи, в частности, такой блестящий знаток и переводчик древней и средневековой классической китайской литературы, как В.М. Алексеев (14)). Особую известность получили "семь сравнений" (кит. ципи, яп. ситихи) – семь притч (в гл. III, IV, V, VII, VIII, XIV, XVI), которыми Будда иллюстрирует свои высказывания по важнейшим вопросам махаянистского учения. Каждый японец и, очевидно, китаец знал притчи о спасении детей из горящего дома (гл. III), о блудном сыне (гл. IV), о призрачном городе (гл. VII), о зашитой в одежду жемчужине (гл. VIII). Образы из Лотосовой сутры нередко встречаются в дальневосточной поэзии и живописи. В частности, открытое пространство перед чайным домиком ("чайный сад"), в котором начинается чайная церемония и которое играет огромную функциональную роль в чайном действе (15), называется "росистая земля" (яп. родзи), и это образ, заимствованный из знаменитой притчи о спасении детей из горящего дома.
Лотосовая сутра изучается с разных точек зрения как ярчайшее явление индийской, китайской и японской культуры. Наш подход к Сутре определяется её значением как памятника буддийской мысли, т.е. прежде всего как религиозного текста, на котором базируются доктринальные положения ведущих буддийских школ в Китае и Японии (16). Мы не будем касаться текстологических и чисто филологических проблем, возникающих при исследовании Лотосовой сутры. Заметим только, что многие вопросы, связанные с первоначальным санскритским текстом Сутры и адекватностью сохранившихся версий, остаются нерешёнными. В большинстве глав Сутры проза чередуется со стихами (гатхами), в которых, как правило, повторяется то, что говорилось в прозаических частях, и текстологи до сих пор не пришли к согласию, что появилось раньше – проза или стихи. Сохранившиеся версии Лотосовой сутры на санскрите подразделяются на три типа. Первая группа копий тяготеет к тексту, найденному в первой половине ХIX в. в Непале английским дипломатом и учёным Б. Ходжсоном (так называемая "непальская" версия). Вторая группа тяготеет к копии, найденной в 1931 году в Кашмире (так наз. "гилгитская" версия). Третья группа текстов объединяется вокруг фрагментов, найденных в конце XIX – начале ХХ в. в Центральной Азии (эту версию называют "ценральноазиатской"). "Гилгитская" версия близка к "непальской", поэтому в настоящее время выделяют два варианта Лотосовой сутры – "непальский", который считается "эталонным", и "центральноазиатский" (17). Китайские переводы Лотосовой сутры отличаются от "эталонного" текста, и друг от друга. В частности, перевод Кумарадживы в том виде, в котором он канонизирован в школах Тяньтай, Тэндай, Нитирэн и известен в настоящее время, состоит не из 27, как "эталонный" санскритский, а из 28 глав, и порядок их расположения иной (18). Имеются также некоторые смысловые различия (19). Тем не менее, все версии Лотосовой сутры объединяет комплекс выраженных в них идей.
Лотосовая сутра представляет из себя цикл проповедей, произнесённых Буддой Шакьямуни на горе Гридхракута и в небе над этой священной для буддистов горой. Саддхарма-пундарика считается одной из первых сутр, в которой от имени Будды возвещались фундаментальные положения учения махаяны о всеобщности спасения (каждое живое существо обязательно станет буддой) и о "неисчислимой [по продолжительности] жизни" Шакьямуни (что предвосхищало появление краеугольной для махаяны доктрины о "теле" Дхармы и оформления учения о "телах" Будды). Китайский буддийский монах Сэн Чжао (384 – 414), автор известного сборника трактатов, получившего название "Рассуждения Чжао" (кит. "Чжао лунь"), разделил Сутру на две части: проповеди Шакьямуни своим слушателям до того момента, как он поведал о своём бессмертии (первая половина текста), и проповеди "бессмертного" Будды (вторая половина текста). Именно это деление Сутры на части стало наиболее известным и распространённым (существует более двадцати такого рода делений), а впоследствии канонизированным и детально разработанным в школе Тяньтай. Возможность достижения состояния будды обуславливалась верой в проповеди Шакьямуни, должным почитанием Сутры и следованием изложенным в ней предписаниям.
Выше уже отмечалось, что Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы являлась священным писанием китайской буддийской школы Тяньтай, её японского преемника школы Тэндай и школы Нитирэн. На идеях, запечатлённых в Лотосовой сутре, базируются учения названных школ, поэтому их ведущие идеологи уделяли самое пристальное внимание "структурированию" и интепретации текста сутры. Признанными каноническими практически во всех дальневосточных буддийских школах комментариями к Сутре о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы являются три сочинения Чжии (538 – 597), основателя (формально третьего патриарха) школы Тяньтай и систематизатора её доктрин: "Фразы Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы" (кит. "Мяофа ляньхуа цзин вэньцзюй"), "Скрытый смысл Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы" (кит. "Мяофа ляньхуа цзин сюаньи") и "Великое прекращение [неведения] и постижение [сути]" (кит. "Мохэ чжигуань"). Эти сочинения Чжии в немалой степени определили характер традиционных представлений о Лотосовой сутре в Китае и Японии и дальнейшее развитие комментаторской традиции.
Специфической чертой тяньтайского и особенно нитирэнистского толкований Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы является сакрализация её названия, состоящего из пяти иероглифов. В самом общем виде интерпретация Чжии пяти иероглифов Мяо-фа-лянь-хуа-цзин (т.е. яп. Мё-хо-рэн-гэ-кё) сводится к следующему:
МЯО (МЁ) – "чудесный", "благой". Чжии выделяет два вида "благого" – "относительное" и "абсолютное". Дхарма (Закон) Будды, запечатлённая в Лотосовой сутре, является "чудесным", "благим" относительно учений Будды, которые отражены в других сутрах. С другой стороны, Он "абсолютно благ", и тяньтайский патриарх сравнивает его со сливками и с "большим кораблём, перевозящим к тому берегу" (т.е. нирване – А.И.)".
ФА (ХО) – "Дхарма". В широком смысле это "Дхарма (Закон) Будды" в более узком – учение, запечатлённое в Лотосовой сутре, а также догматика школы Тяньтай.
ЛЯНЬХУА (РЭНГЭ) – "Цветок Лотоса". Эти знаки, согласно Чжии, имеют четыре толкования, суть которых можно свести к двум утверждениям. Во-первых, с цветком лотоса сравнивается "совершенное" учение Будды из Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы, противопоставляемое "пропедевтическим" доктринам, изложенным в других сутрах. Во-вторых, цветок лотоса уподобляется "благим (чудесным) причинам и плоду", достижение просветления – цветению и вызреванию плода из цветка лотоса: раскрывание цветка – "обращение к Трём Сокровищам" (к Будде, буддийскому учению и монашеской общине), т.е. вступлением на путь истинного просветления, а появление плода – обретению истинного просветления.
ЦЗИН (КЁ) – "сутра". Чжии толкует этот знак в смысле "все", т.е. "все проповеди", "все значения", "все мысли". Такое понимание знака цзин становится понятным, если иметь ввиду особенности тяньтайской трактовки Лотосовой сутры как канонического текста школы: Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы включает в себя более частные, пропедевтические истины, содержащиеся в других сутрах. В этом смысле она есть "все сутры" (и, соответственно, все истины, значения и т.д.).
Как уже отмечалось, в школах Тяньтай, Тэндай и Нитирэн было принято и канонизировано деление Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы на две части. Первые четырнадцать глав называются цзимэнь (яп. сякумон), что дословно означает "врата следа". "Вратами" (мэнь/мон) в средневековой литературе называли отрасли знания, учения. "След" (цзи/сяку) – манифестация Будды в каком-либо облике, в данном случае в облике "исторического" Будды Шакьямуни, который когда-то был принцем Сиддхартхой и просветлился под деревом Бодхи. Другими словами, цзимэнь (сякумон) можно условно перевести как "вступительные проповеди". Главы XV – XVIII составляют бэньмэнь (яп. хоммон), досл. "основные (изначальные) врата", т.е. "основные проповеди" Будды Шакьямуни, когда он открыл "великому собранию" на Гридхракуте свою истинную природу.
Итак, во "вступительных проповедях" Будда возвестил о возможности всех живых существ стать буддами, подчеркнув, что ими будут и приверженцы буддизма хинаяны, и великий грешник Девадатта (20), и женщины (21), т.е. те, кому в этом отказывалось в других махаянистских сутрах. Нужно сказать, что большее, чем в санскритском "эталонном" тексте Саддхарма-пундарики, количество глав в переводе Кумарадживы как раз и объясняется выделением в особую главу предсказаний о том, что буддами станут Девадатта и дочь царя драконов. Наличие главы о Девадатте (она стала двенадцатой по счёту) как бы подчёркивало важность слов Будды Шакьямуни о всеобщности спасения. Однако Будда ещё не открыл здесь своей истинной "природы": слушающие его не сомневаются, что перед ними бывший принц Сиддхартха, достигший просветления под деревом Бодхи более сорока лет тому назад, т.е. "исторический" Будда Шакьямуни, как принято называть его в буддологической литературе.
В начале "основных проповедей" повествуется о появлении из-под земли "неисчислимого количества" бодхисаттв. Будда говорит присутствующим, что он их всех обратил после достижения просветления и что именно эти бодхисаттвы после его ухода из человеческого мира будут проповедовать Сутру о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы и распространять среди живых существ её учение. В ответ на недоумённые вопросы Шакьямуни поведал, что обрёл просветление в безгранично далёком прошлом, и жизнь его будет продолжаться бесчисленно долгое время, т.е. открыл слушающим, что Будда вечен и отнюдь не вошёл в нирвану "без остатка" (22), т.е. в абсолютное небытие, что является основной характеристикой хинаянистской нирваны. Кроме того, из рассуждений Шакьямуни вытекает, что все многочисленные будды – "частные" тела (23) Будды, и он сам является таковым, пребывая в человеческом мире в облике бывшего принца Сиддхартхи, обретшего просветление под деревом Бодхи.
Возможность достижения живыми существами состояния будды должно предполагать существование путей обретения этого состояния. Во второй главе Сутры о Цветке Чудусной Дхармы Будда говорит, что ведёт живых существ к спасению только с помощью Одной Колесницы (24) – Колесницы Будды и что "нет других Колесниц, ни двух, ни трёх" (25). В данном случае речь идёт о двух Колесницах – Колеснице шраваков – "слушающих голос" (26) и Колеснице пратьекабудд – "самостоятельно [идущих] к просветлению (27), приверженцев хинаяны (малой Колесницы), и Колеснице бодхисаттв – последователей буддийского учения махаяны (Великой Колесницы). Предыдущие проповеди, запечатлённые в других сутрах, в которых говорилось, что шраваки и пратькабудды уже находятся на пути достижения состояния архата, конечной цели спасения в хинаяне (28), Будда Шакьямуни называет "уловками" средства подведения живых существ к постижению истинного духа учения Будды, поскольку в Лотосовую сутру "трудно поверить" и её "трудно понять".
Своё утверждение о существовании только Одной Колесницы Будды Шакьямуни иллюстрирует притчей о спасении детей из горящего дома. В обветшавшем доме некого богатого старца во время его отсутствия начался пожар. В доме играли неразумные дети старца и увлекшись игрой, не обращали внимания на просьбы вернувшегося отца выйти из дома, поскольку не понимали, что огонь угрожает их жизни. Тогда отец прибегнул к "уловке" и сказал детям, что привёз им любимые игрушки – повозку, запряжённую бараном, повозку, запряжённую оленем, и повозку, запряжённую быком, и они стоят за дверьми. Сыновья выбежали из дома на "росистую землю посреди четырёх дорог", т.е. спаслись от огня. На самом деле повозок у отца не было, и когда дети спросили у отца об обещанных игрушках, старец подарил каждому по большой повозке, запряжённой белым быком. Будда резюмирует: "Как тот старец, который сначала привлёк детей тремя повозками, а потом подарил каждому повозку, украшенную драгоценностями и самую удобную (т.е. повозку, запряжённую белым быком – А.И.), не виновен за обман, как и Татхагата (т.е. Будда Шакьямуни – А.И.) не говорил лжи. Сначала, проповедуя о трёх Колесницах, [он] повёл за собой живых существ, а потом с помощью Великой Колесницы привёл [их] к спасению. Почему? Татхагата обладает неизмеримой мудростью, силой, бесстрашием, сокровищницей всех учений и умело вручает всем живым существам Дхарму Великой Колесницы, но только не все способны [её] постичь. Шарипутра (29)! По этой причине [ты] должен знать: будды с помощью силы уловки в Одной Колеснице Будды выделяют и проповедуют три" (30).
Повозка, запряжённая бараном, отождествляется Буддой с Колесницей "слушающих голос"; повозка, запряжённая оленем, – с Колесницей "самостоятельно [идущих] к просветлению"; повозка, запряжённая быком, – с Колесницей бодхисаттв. Одна Колесница Будды символизирует Чудесную Дхарму, запечатленную в Сутре, и является единственным средством достижения наивысшего просветления. Проблема истинного пути к спасению всегда находилась в центре внимания идеологов буддийских течений и школ. Лотосовая сутра являлась в этом плане одной из самых авторитетных сутр, поэтому интерпритации трёх повозок-Колесниц, Одной Колесницы Будды и их функционального соотношения, предложенные виднейшими буддийскими мыслителями в Индии, Китае и Японии, стимулировали развитие буддийских сотериологических доктрин.
На Дальнем Востоке сложилось три типа толкований Колесниц. Представители первого доказывали, что Шакьямуни говорил только о трёх Колесницах (это направление получило название "школа трёх Колесниц"). Среди сторонников этой трактовки проповедей Будды также не было единства. Три Колесницы рассматривались с двух принципиально противоположных точек зрения, так что понимание сущности пути спасения было различным. Однако тем и другим противостояли те, кто счител, что в Сутре говорится не о трёх, а о четырёх Колесницах, ведущих к спасению ("школа четырёх Колесниц"). Долгое время это направление было достаточно однородным. Раскол в нём произошёл в Китае и Японии в конце Х – начале ХI вв.
Рассуждения представителей "школы трёх Колесниц" исходили из тезиса, что повозка, запряжённая быком, которую обещал подарить детям старец, выманивая их из горящего дома, тождественна большим повозкам, запряжённым белыми быками, подаренным сыновьям уже после их выхода на "росистую землю". иероглифы да и бай (яп. дай, бяку) – "большая" и "белый" – рассматривались в данном случае как определения к знакам ню – че (яп. ню – дзё), т.е. "повозка, [запряжённая] быком", выполняющие роль эпитетов и не меняющие общего значения данного словосочетания. Другими словами, Колесница бодхисаттв отождествлялась с Одной Колесницей Будды, тем более, что Колесница бодхисаттв и Колесница Будды нередко рассматривались как абсолютно идентичные понятия. Таким образом, достижение состояния будды лежит, в конечном счёте, через Путь бодхисаттвы. Это общее положение "школы трёх Колесниц" интерпретировалось, как уже говорилось, по-разному.
Цзицзан (546 – 623), первый патриарх и систематизатор доктрин школы Саньлунь (яп. Санрон), представлявшей на Дальнем Востоке мадьямаку, первое из двух главных направлений махаяны (31), в своих "Толкованиях смысла Цветка Дхармы" (кит. "Фахуа и су") трактовал Одну Колесницу (т.е. Колесницу бодхисаттв) как тождественную двум другим. Подобная трактовка восходит к интерпретации Колесниц Нагарджуной, Васубандху и другими индийскими буддийскими философами: акцент здесь делался на принципиальном равенстве между Колесницами.
С. Сугуро обратил внимание на факт, что толкование трёх Колесниц Цзицзаном и его последователями более согласуется с санскритским текстом Лотосовой сутры, чем переводом Кумарадживы. Он, в частности, указывает на фразу из гл. II, которая в санскритской версии имеет такой вид: "Шарипутра! Татхагата проповедует Дхарму только посредством Одной (или Единой) Колесницы. Нет других Колесниц – ни второй, ни третьей" (32). Отсутствие второй и третьей Колесниц толковалось в смысле отсутствия различий между тремя Колесницами. Аргументы защитников данной точки зрения сводились к утверждению, что "четыре благородные истины" (33), которые постигают "слушающие голос", "двенадцать внутренне присущих и внешних причин" (34), которые изучают "самостоятельно [идущие] к просветлению", "шесть парамит" (35), которыми овладевают бодхисаттвы, являются основополагающими доктринами буддизма, имеющими одинаково важное значение. Таким образом, различия между тремя Колесницами не исходят из догматических положений учений хинаяны и махаяны и поэтому чисто формальны. Истинный путь к спасению – это путь (т.е. Колесница) бодхисаттв, что подтверждается тождественностью одной из "уловочных" Колесниц с повозкой-Колесницей, подаренной детям (36). Данная трактовка характерна для того этапа оформления буддизма махаяны, когда резко повысилась и, пожалуй, абсолютизировалась роль бодхисаттв.
Вторая группа интерпретаторов из "школы трёх Колесниц" принижала значение двух Колесниц – "слушающих голос" и "самостоятельно [идущих] к просветлению" – в пользу Колесницы бодхисаттв. Такое понимание роли бодхисаттвы вытекало из антропологической доктрины школы Фасян (яп. Хоссо), представлявшей в дальневосточном буддизме виджнянаваду, второе главное течение махаяны (37) (большая часть представителей данной группы интерпретаторов были её адептами). Согласно этой доктрине, все люди делятся на пять типов: [1] "[Имеющие] природу (естество) "слушающих голос"; [2] "[имеющие] природу (естество) "самостоятельно [идущих] к просветлению"; [3] "[имеющие] природу (естество) бодхисаттвы"; [4] "[имеющие] неопределённую природу (естество)" (38); [5] "[имеющие] природу (естество) живых существ без имени" (39). Возможность достижения состояния будды признавалась за бодхисаттвами и некоторыми лицами из четвёртой группы. Поэтому Куйцзи (632 – 692), превый патриарх школы Фасян и её ведущий теоретик, комментируя Лотосовую сутру в своём сочинении "Восхваление скрытого [смысла] Цветка Дхармы" (кит. "Фахуа сюань цзань"), заявил об истинности трёх Колесниц и "уловочном" характере Одной Колесницы. Куйцзи объяснял, что одинаковые "большие колесницы, [запряжённые] белыми быками" старец подарил сыновьям в качестве утешения, т.е. это "уловка", подсластившая горькую пилюлю обмана. В действительности, каждая из трёх "колесниц" получит то, что она заслуживает согласно "предопределённой судьбе" (40).
Второй тип интерпретаций Колесниц, характерный для "школы четырёх Колесниц", базировался на специфически китайском толковании Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы. В Китае идея всеобщности спасения трактовалась в ином ключе, чем в Индии. Достижение состояния будды возможно через Одну Колесницу Будды, которая, однако, не тождественна ни трём Колесницам (как это понимали представители первого направления "школы трёх Колесниц"(, ни Колеснице бодхисаттв (как полагали сторонники второго направления "школы трёх Колесниц"(. Таким образом, "большая повозка, [запряжённая] белым быком" представляет собой нечто другое.
Приведённые ниже слова Будды из гл. II Лотосовой сутры Курамаджива перевёл так: "Шарипура! Татхагата проповедует ради живых существ посредством Одной Колесницы Будды. Нет других Колесниц, ни двух, ни трёх" (41). Комментаторы из "школы четырёх Колесниц" толковали данную фразу в том смысле, что ни одна из трёх Колесниц не существует сама по себе. Они, выражаясь современным языком, компоненты Одной Колесницы Будды, каждая из которых выполняет роль "уловки". Одна Колесница как бы вбирает в себя, синтезирует все остальные пути с&heip;