Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Паульман Валерий

О государственном социализме
в СССР
(критический обзор)

Таллинн 2010

Оглавление

1.Введение 3
2.А был ли в СССР социализм? 8 Версия первая – о государственном капитализме 8
Версия вторая – о том, что в СССР не было
ни капитализма, ни социализма, а существовало некое
противоречивое общество – промежуточное между
капитализмом и социализмом 14
Версия третья – о развитом социализме 17
Версия четвертая – о государственном социализме 24
3.О переходе от капитализма к социализму 26
4.О развитии производительных сил 30
5.О собственности и экономических отношениях 34
6.О взаимосвязи надстройки и базиса 41
7.Экономические закономерности государственного социализма
и механизм их использования 51
8.Хозяйственный механизм и его реформирование 59
Эффективность общественного производства
и планирование 67
Взаимосвязь отраслевого и территориального планирования 77
Материальное поощрение руководящих,
инженерно-технических работников и служащих
производственных объединений, предприятий
и организаций производственных отраслей 85
Совершенствование правовой системы 86
Стимулирующие функции платежей в бюджет 88
Совершенствование ценообразования 89
Бригадная форма организации и стимулирования труда 90
Фонд материального поощрения и фонд
социально-культурных мероприятий и жилищного
строительства 92
9.Организационная структура управления 93
10. Межведомственные отношения 96
11. Предприятие в системе экономических отношений 98
12. Стимулирование применения новой техники и технологий 101
13.О задающей функции сферы потребления 105
14.Простое и расширенное воспроизводство. Источники роста 122
15.О противоречиях при социализме 126
16.Подведем итоги 135

О государственном социализме в СССР

«Наш социализм был ограничен и примитивен,
но он не был полностью ошибочен. И нет никаких оснований полностью от него отрекаться».
Рой Медведев
“Да, у нас не получилось в этот раз. Мы были
первыми, мы проделали дорогу, но сами по ней
не смогли дойти до цели. В другой раз – через
100 лет – другие коммунисты и социалисты
сделают то, что не смогли сделать мы. Но им
будет полезен наш опыт и достижений и
ошибок…”.
Сергей Писарев,
старый большевик, отсидевший в
сталинских лагерях 20 лет.

1. Введение

Данный очерк дополняет главу 4-ую монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества». Он написан на основе систематизации и обобщения тех материалов, которые мною были в свое время собраны при подготовке докторской диссертации. Это - служебные документы, доклады или же статьи, опубликованные в периодической прессе в 1960-1980 гг.
Характерными чертами публикаций того периода являются воспроизведение «абсолютных истин» официальной версии марксизма-ленинизма о социалистическом строе, а также обильное, совершенно обязательное цитирование трудов В.Ленина и партийных документов (главным образом речей генеральных секретарей, которые в данный момент возглавляли КПСС). Эти «истины» отражали не столько реальную действительность, сколько выдуманную в кабинетах ЦК КПСС, различных академиях и институтах версию того социализма, который должен был бы быть в стране по замыслу их авторов (я уже не говорю о пропагандистских штампах), но которого в действительности никогда не существовало. Сочиняющие книги и статьи без устали выдавали желаемое за действительное, занимались лакировкой существовавшего в стране государственного социализма, идеализировали его. Такой стиль, с позволения сказать, исследований, даже в ЦК КПСС не мог не вызвать раздражения. Даже редакция журнала «Коммунист» после очередного совещания ведущих экономистов страны не стерпела и назвала такую практику «схоластическим теоретизированием».
Можно, конечно, различия между должным и существовавшим в реальной действительности интерпретировать и таким образом, что должное – это объективная закономерность, свойственная социализму, а то, что на самом деле имело место в жизни – это отклонения от закономерности. Однако в этом вопросе следует различать два варианта: первый – это то, что можно и следует интерпретировать, как естественное отклонение от закономерности под воздействием совокупности различных факторов, и второй, когда в реальной действительности было все наоборот, т.е. совершенно не так, как должно было бы быть, если бы за фактами на самом деле скрывалась объективная закономерность.
Примеров схоластического теоретизирования, которые выдавали желаемое за действительное, можно привести бесчисленное множество, но я ограничусь только одним.
Вот передо мной небольшая типичная цитата из статьи доктора экономических наук Г.Саркисяна под названием «Хозяйственный механизм и народное благосостояние» опубликованной в «Экономической газете» (№ 1, январь 1980 года). Автор статьи пишет: «Развитой социализм характеризуется гармоничным развитием всех сфер общественной жизни, более глубоким поворотом экономики к росту народного благосостояния, усилением ее социальной ориентации». В этом предложении отражена не действительность, а демагогическая версия о т.н. «развитом социализме», который в силу своих внутренних противоречий рухнул спустя десятилетие. Разве не было ложью утверждение доктора экономических наук о гармоничном развитии всех сфер жизни, в то время, когда народное хозяйство благодаря волюнтаристской политике экономически необразованных руководителей страны корчилось от деформаций и структурных диспропорций? Разве можно было писать о гармонии всех сфер общественной жизни, когда в стране господствовала диктатура партийно-государственного аппарата, а трудящиеся массы были отчуждены от управления той собственностью, которая им принадлежала? Разве соответствовало высказывание Г.Саркисяна о повороте экономики к росту народного благосостояния в условиях, когда, по данным межотраслевых балансов, доля производства предметов потребления сократилась с 36,6 % в 1972 году до 35,8 % в 1977 году? И это – в действующих ценах, хотя известно, что т.н. потребительский рубль был дешевле рубля инвестиционного, а также используемого для нужд вооруженных сил страны? Г.Саркисян в подтверждение своего тезиса об опережающем росте реальной зарплаты приводит следующие данные: темп прироста реальных доходов населения на каждые 10 пунктов прироста национального дохода увеличивался следующим образом:
1961-1965 – 8,6 %
1966-1970 - 9,7 %
1971-1975 – 10,7 %
1976-1979 - 10,9 %.
Г.Саркисян не приводит источника своих данных. Однако если обратиться к официальной статистике («Народное хозяйство СССР за 70 лет», М.: «Финансы и статистика», 1987, с.9), то она показывает обратную тенденцию: при росте произведенного национального дохода на душу населения с 1960 по 1986 год в 3 раза реальные доходы населения возросли в 2 раза. Единственное, что соответствовало действительности, так это продолжающийся рост жизненного уровня советских людей, однако при одновременном сокращении доли фонда потребления в использованном национальном доходе, т.е. преобладала тенденция снижения эффективности общественного производства. Эта тенденция стала господствующей в период т.н. горбачевской перестройки, которая отличилась тем, что за короткий период - 6 лет - экономика была полностью разбалансирована и крах СССР повсеместно сопровождался пустыми прилавками. Таковы были умопомрачительные достижения «великого» реформатора, совершившего немыслимое для нормального человека предательство по отношению к своему народу.
И вот таким образом, как это делал Г.Саркисян, академики и доктора общественных наук «забалтывали» социализм ради своей карьеры. Однако, несмотря на отмеченный коренной недостаток абсолютного числа публикаций, в некоторых из них, тем не менее, были «вкраплены» зерна истины, верно раскрывающие те или иные стороны механизма функционирования государственного социализма на завершающем этапе его существования в СССР.
Причем, хочу подчеркнуть, что ни в коем случае нельзя преуменьшать реальные достижения социалистического строя в Советском Союзе. Достаточно сказать, что за 60 лет (с 1917 по 1977 год) продукция промышленности по сравнению с дореволюционным уровнем увеличилась в 145 раз, а национальный доход – в 68 раз. При этом надо учитывать, что из шестидесяти лет почти двадцать отняли годы войн и восстановления разрушенного хозяйства. Социализм за короткий срок изменил качество жизни людей, их нравственный мир и характер восприятия ими общественных отношений. В подтверждение этой мысли приведу выдержку из замечательной книги Г.Кулагина «Рабочий, управляющий, ученый» (Издательство «Советская Россия». М:. 1976): «У нас два поколения людей не знают, что такое безработица. У нас человек полностью избавлен от страха любого рода и даже от воспоминаний об этом страхе. Он не боится остаться на улице без крыши над головой. Он не боится заболеть и остаться без медицинской помощи. Он не боится нищеты и старости. Он избавлен от тревожных дум о завтрашнем дне. Он спокоен за судьбу своих детей. Мы на деле вступили в царство освобожденного труда, воочию осуществили вековечную мечту человечества» (с.56). И в этих словах нет никакого преувеличения. Сегодня, когда люди живут в другом обществе, где правит капитал, они вспоминают с ностальгией те времена, когда люди были недовольны своей жизнью и ругали государство на чем свет стоит. Хотя ругали и не зря, правда, не понимая, что выпало на их долю.
И еще одно замечание. Изучая жизнь общества, политэкономы должны очень осторожно обращаться с фактами. В противном случае они рискуют потерять какую-либо связь с реальной действительностью. У некоторых советских политэкономов категории и закономерности вели себя так, будто реальной действительности вообще не существовало. А между тем, эти закономерности и категории (если они по содержанию своему правильно отражают суть явлений) должны быть не только закономерностями и категориями науки, но и самой действительности, отраженные сознанием.
Конечно, вышесказанное – азбучная, прописная истина для любого марксиста. Но ее надо не только знать, но ее следует и придерживаться. В самом деле: мы говорим – «производственные отношения». Эта категория политэкономии – абстракция. Однако и в реальной действительности эти производственные отношения существуют. Но вся загвоздка состоит в том, что их там нет нигде в чистом виде. Производственные отношения невозможно наблюдать, сфотографировать, измерить, взвесить. И тем не менее они существуют, они – вездесущи, являясь важной частью любого, повторяю, любого общественного явления. Рабочий режет металл. Диспетчер управляет работой энергосистемы. Министр проводит совещание, обсуждая со своими коллегами проект плана. Ученица третьего класса покупает мороженое. Семья сидит вечером у телевизора. Все эти отдельные действия людей пронизывают производственные отношения. Формой их бытия является совокупность всех общественных явлений без исключения. Все поступки людей содержат в себе производственные отношения. Но они не сводятся только к ним. Любое действие человека имеет богатое внутреннее содержание: и нравственное, и интеллектуальное, и политическое, и экономическое. Другими словами, любое действие человека имеет сложную внутреннюю структуру, одним из элементов которой являются и производственные отношения. Как писал К.Маркс, «конкретное потому конкретно, что оно есть<…>единство многообразного». (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т.12. стр.727).
Жизнь общества – это процесс производства индивидуумов. Субъект – человечество, объект – природа (там же, стр. 711). Человечество, рожденное развитием природы, противостоит ей как обособившаяся активная сила. Любой индивид не может жить вне общества. Между индивидом и природой, из которой он вышел и в которой он живет, стоит общественное производство. И не только производство материальных благ, хотя оно – основа существования людей, но и производство себе подобных. И производство духовных ценностей. И вся совокупность нравственных и социальных отношений.
С момента первого акта труда и до сегодняшнего дня взаимоотношение природы и человечества составляет основу его бытия. Но это взаимоотношение особое, оно представляет собой высшую форму движения материи. Человечество, вооружив себя средствами производства материальных благ, информации и услуг, воспроизводит себя по законам, неизвестным неживой и другой части живой материи – по законам общественным, открытых гением К.Маркса и Ф.Энгельса. «Материалистическое понимание истории исходит из того положения, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вместе с ним и разделение общества на классы или сословия определяется тем, что и как производится, и как эти продукты производства обмениваются. Таким образом, конечных причин всех общественных изменений надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи» (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т. 20. стр. 278).
И еще одно замечание, касающееся терминологии. К.Маркс и Ф.Энгельс, используя понятие «производственные отношения», повторяю, имели в виду не только отношения, складывающиеся в сфере производства благ и услуг и вообще в экономике, а отношения, складывающиеся в процессе всего общественного воспроизводства жизни людей. Отношения же между людьми в процессе производства, распределения, обмена и потребления благ и услуг, на мой взгляд, следовало бы называть «экономическими отношениями».
Что же касается термина» социализм», то существует несколько сот его определений. Считается, что термин «социализм» был введен в научный и политический оборот французским философом Пьером Леру (1797-1871).
Более подробно об этом термине можно почитать в блестящей книге Роя Медведева «Социализм в России?», изданной в Москве издательствами «Крафт+» и «АИРО-21» в 2006 году (см. главу 1-ый параграф «К определению социализма»), а также в моей статье «Что же такое социализм?».
Данный очерк является своеобразным обзором общественной мысли того периода в истории СССР, которая предшествовала горбаческой перестройке, т.е. гибельные для советского народа реформы 1985-1991 гг. в данном очерке не рассматриваются.
Оценивая с высот двадцать первого века идеи, родившиеся в 1970-1980 годах прошлого столетия, можно с уверенностью утверждать, что потенциал накопленных идей был вполне достаточен для подлинного реформирования политической и экономической системы государственного социализма в СССР. Однако он оказался невостребованным диктатурой партийно-государственного аппарата.
Автор при подготовке данного очерка исходил из того соображения, что рано или поздно вопросы изучения положительного и отрицательного опыта функционирования государственного социализма в СССР, вновь станут актуальными.
Народ откликнулся на загубленный социализм анекдотом. В одном городке кто-то написал на заборе: "Верните нам социализм!" На следующий день рядом красовалось: "Но социализма-то не было". Тут же появилась приписка: "Верните то, что было!"

2. А был ли в СССР социализм?

Нет дыма без огня.
Я про сапоги, а он про пироги.
Русские поговорки
«Никакая правда не может конкурировать с вымыслом, который всех устраивает».
Л.Млечин

Этот вопрос до сих пор остается предметом острых дискуссий. Имеется немало версий природы того общественного устройства, который существовал в Советском Союзе. Назову только основных четыре.
Некоторые убеждены в том, что никакого социализма вообще не существовало, а был государственный капитализм. Выдвигается и такая версия, что в СССР не было ни капитализма, ни социализма, а существовало некое промежуточное между капитализмом и социализмом противоречивое общество. Официальная трактовка, которая бытовала в политической экономии СССР, сводилась к тому, что это было общество реального, развитого социализма. Я же в своей монографии “Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества” доказываю, что в СССР существовал государственный социализм.
Рассмотрим эти версии по порядку.
Версия первая – о государственном капитализме.
Она предполагает, что в Советском Союзе были эксплуататоры и эксплуатируемые. Эксплуататорами де были функционеры партийно-государственного аппарата, а эксплуатируемыми, само собой разумеется, являлись рабочие, колхозники, ремесленники, интеллигенция.
Вопрос, по-моему, стоит так: была ли в СССР государственная собственность действительно общенародной? Другими словами, кто был субъектом собственности – государство в лице чиновников и партийных функционеров или народ (общество)?
Если мы обратимся к истории, то увидим, что во всех формациях (кроме первобытнообщинного строя) большая часть общественного богатства была распределена между частными собственниками. В истории, до Октябрьской революции, не было случая, чтобы государство распоряжалось подавляющей частью общественного богатства. Противоположная картина наблюдалась в СССР, где не менее 90% всех основных фондов находилось в распоряжении государства.
Рассматривая данную проблему, следует исходить из того, что само государство, являясь организацией общества, инструментом политической власти и управления, не может быть субъектом собственности. Им могут быть только люди, ибо собственность в ее политэкономическом значении – это отношения между индивидуумами по присвоению средств производства и продуктов труда, складывающиеся в процессе воспроизводства условий их жизни. Поэтому вопрос о сущности т.н. государственной собственности в СССР правильнее сформулировать иначе: являлся ли субъектом общенациональной собственности народ, общество в целом, или же им был партийно-государственный аппарат в лице функционеров и чиновников, осуществлявших реальное распоряжение и управление объектом собственности?
Государственный аппарат в СССР держал в своих руках все рычаги регулирования воспроизводственных процессов, а также воздействия на деятельность предприятий, учреждений и организаций. Дирекции предприятий, учреждений и организаций были составной частью государственного аппарата, являясь его низовым звеном. Если же учитывать еще и то обстоятельство, что партийный аппарат снизу и доверху занимался главным образом решением перспективных и текущих хозяйственных вопросов, то можно с уверенностью утверждать, что экономикой СССР безраздельно распоряжался партийно-государственный аппарат, осуществлявший, кроме того, и функцию политического управления страной.
Диктатура единого партийно-государственного аппарата не только неразрывно сочеталась с управлением государственной собственностью, но и обеспечивала экономически саму возможность такой диктатуры. Другими словами, диктатура партийно-государственного аппарата распространяла свою абсолютную власть не только на политическую сферу жизни общества, но и на экономику, паразитируя на государственной собственности.
Однако при этом следует учитывать то обстоятельство, что в СССР народ в целом и каждый член общества в отдельности (даже отдельно взятые функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата) не имели возможности выполнять одну из главных функций субъекта собственности – управления объектом собственности. Эту функцию узурпировал партийно-государственный аппарат, а в нем самом только самый верхний эшелон власти имел право принимать решения по проблемам развития экономики страны как целостному объекту.
Отвечая на поставленный вопрос, необходимо также иметь в виду главное, что субъект собственности всегда осуществляет присвоение объекта собственности. Распоряжение и управление объектом собственности еще не означает его присвоения, т.е. получения дохода от собственности, которым собственник может располагать по своему усмотрению.
Функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата (какие бы посты в СССР они не занимали) получали установленную им заработную плату, имели определенные привилегии и льготы, однако не получали никакого постоянного дохода с государственной собственности и, разумеется, не имели юридически установленных прав на государственную собственность.
В действительности все накопленное богатство в СССР, природные ресурсы и национальный доход принадлежали народу, а не функционерам и чиновникам партийно-государственного аппарата.
И совершенно прав был Жак Аройо, который писал, что «собственником средств производства при социализме (коммунизме) является общество, ассоциированный индивид. Общественная собственность не может рассматриваться как сумма собственности индивидов. По своему характеру она неделима и едина<…>Любые попытки рассматривать собственность как сумму собственностей индивидов или как собственность коллективов, организованных в обособленные производственные хозяйственные звенья, противоречит природе общественной собственности, отбрасывает наиболее важное и существенное в ней – ее органическую целостность» (Аройо Ж. Экономические противоречия при социализме. Политиздат. М:. 1984. с.121-122).
Если до 1990 годов этот в общем-то бесспорный факт можно было еще по разному интерпретировать, то в процессе реставрации капитализма в СССР стало совершенно очевидно, что функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были никакими собственниками. Они, как и все простые граждане, должны были включаться в процесс приватизации на общих основаниях; правда, благодаря своей прежней позиции и связям, многие представители некогда всемогущего партийно-государственного аппарата в ходе жесточайшей конкуренции (порой кровавой) с криминальным миром преуспели в накоплении первоначального капитала значительно больше, чем их простые соотечественники, став капиталистами.
История знает бесчисленное множество примеров, когда собственник де-факто не распоряжался своей собственностью, а за него это делал управляющий. Да и современный капитализм, в котором преобладает акционерная форма капитала, предпочитают образно называть капитализмом менеджеров, ибо именно они управляют процессом воспроизводства (кстати, некоторые из них, постепенно увеличивая свою долю в пакете акций, становятся капиталистами в настоящем смысле этого слова). Однако в истории еще не было такой ситуации, какая сложилась в СССР, когда подавляющая часть богатств была национализирована, имела форму государственной собственности и управлялась не народом – действительным субъектом собственности, а партийно-государственным аппаратом. И не по прямому поручению народа, а в силу того, что этот аппарат присвоил себе право управлять общенародной собственностью, опираясь на свою диктатуру. Но, будучи реальным распорядителем общенародной собственности, функционеры и чиновники аппарата не стали классом, которому эта собственность принадлежала. При государственном социализме они не могли стать, и не были субъектом собственности.
Словом, народ в СССР был подвластен диктатуре партийно-государственного аппарата, будучи в то же время субъектом собственности, именовавшейся государственной, а на самом деле - общенародной. Парадокс? Да, парадокс и очень глубокое противоречие. Но оно фактически имело место и сложилось исторически. С одной стороны, трудящиеся массы, победившие в революции и в Гражданской войне, создавшие самую демократичную форму власти – Советы, не смогли сохранить свою власть, которая была узурпирована «слугами народа» – функционерами и чиновниками партийно-государственного аппарата. А с другой стороны, партийно-государственный аппарат долгое время не мог пойти на прямую контрреволюцию, т.е. на приватизацию общенародной собственности, так как кто-то из чиновников все еще верил в идеологию коммунизма, обслуживая нужды воспроизводства общенародного богатства и, конечно же, что самое главное - боялся своего народа, точнее, страшился социального взрыва в случае, если бы он откровенно объявил себя собственником общенационального богатства и стал бы его присваивать, эксплуатируя остальных граждан страны. Лишь с приходом в 1980-х годах к высшей партийной власти нового поколения партийных и государственных бюрократов во главе с М.Горбачевым, произошла реставрация капитализма – приватизация общенародной собственности, значительная часть которой досталась представителям переродившегося партийно-государственного аппарата и воротилам уголовного мира. Но до тех пор, пока существовала общенародная собственность, в СССР был социализм, правда, изуродованный диктатурой партийно-государственного аппарата.
При этом следует отметить одно интересное явление, сопровождавшее такую противоречивую ситуацию присвоения, распоряжения и управления общенародной собственностью. Поскольку партийно-государственный аппарат не был субъектом общенародной собственности, а сам народ не управлял своей собственностью, то никто не чувствовал себя полноправным хозяином, и все относились к ней в общем-то безразлично, как к «ничейной» собственности. Но поскольку общенародная собственность все-таки реально существовала, то многие в этом обществе, как рядовые граждане, так и чиновники партийно-государственного аппарата, стремясь приумножить свои доходы за счет этой «ничейной» собственности, становились «несунами». Естественно, что функционеры партийно-государственного аппарата при этом отхватывали более лакомые и жирные куски, пользуясь своим привилегированным положением в обществе.
Итак, действительным субъектом общенародной собственности в СССР было общество в целом. Неправомерно ставить знак равенства, с одной стороны, между государством и обществом, а с другой стороны, между государством и аппаратом, который им управлял.
В СССР все члены общества были равны по отношению к объекту собственности, являясь его сособственниками. Это означает, что ни один из ее членов не являлся собственником какой-либо ее части, т.е. общенародная собственность была неделимой, и она должна была служить всему народу. Ни у кого не было своего «пая», своей доли в общенародной собственности.
Общенародная собственность имела юридически установленный Конституцией СССР статус государственной, который, однако, не соответствовал ее сущности, но был в то же время в полном согласии с ее формой. Таким образом, налицо была коллизия между содержанием общенародной собственности и ее юридическим статусом. И не только. Существовало острейшее противоречие между субъектом общенародной собственности (обществом) и государством – орудием диктатуры партийно-государственного аппарата. Несмотря на официальные утверждения об участии трудящихся в управлении объектами государственной собственности, в действительности этого не было ни на одном из уровней общественной структуры. Общенародной собственностью, повторяю, безраздельно распоряжался партийно-государственный аппарат. Именно это обстоятельство и обуславливало политическое отчуждение масс – субъекта общенародной собственности – от объекта собственности. Государство – политическая организация общества, – облаченное в псевдодемократический наряд, по существу было антидемократическим, диктаторским. C другой стороны, государство как инструмент управления экономикой обслуживало систему социалистических экономических отношений, составляющих сущность общенародной собственности. В этом отражалась еще одна грань фундаментального противоречия между политической формой организации общества и его экономическим базисом. Эта раздвоенность функций государственного механизма отрицательно сказывалась на эффективности управленческих решений, особенно в области планирования.
Вернемся к вопросу о терминологии. Как писал Л.Троцкий, «…марксисты, начиная с самого Маркса, употребляли по отношению к рабочему государству термины государственная, национальная, или социалистическая собственность, как простые синонимы. В больших исторических масштабах такое словоупотребление не заключало в себе особых неудобств. Но оно становится источником грубых ошибок и прямого обмана, когда дело идет о первых, еще необеспеченных этапах в развитии нового общества, к тому же изолированного и экономически отстающего от капиталистических стран». И далее Л.Троцкий замечает в полном согласии с азами марксизма: «Чтоб стать общественной, частная собственность неминуемо должна пройти через государственную стадию, как гусеница, чтоб стать бабочкой, должна пройти через стадию куколки. Но куколка не бабочка. Мириады куколок гибнут, не успев стать бабочками. Государственная собственность лишь в той мере становится «всенародной», в какой исчезают социальные привилегии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Иначе сказать: государственная собственность превращается в социалистическую по мере того, как перестает быть государственной. И наоборот, чем выше советское государство поднимается над народом, чем свирепее противопоставляет себя, как хранителя собственности, народу, как расточителю, тем ярче само оно свидетельствует против социалистического характера государственной собственности» ( Троцкий Л. Преданная революция. Что такое СССР и куда он идет?1936. http:/  magister
magister. msk.ru)
Итак, Л.Троцкий отождествляет в теории вслед за К.Марксом термины «государственная» и «общенародная социалистическая собственность», полагая, что государственная собственность является неизбежной стадией превращения частной собственности в общественную. По мере того, как в обществе исчезают различия в уровне жизни населения, т.е. по мере развития производительных сил, исчезает и надобность в государстве, следовательно, государственная собственность напрямую становится общенародной. Однако в СССР в силу исторических причин процесс пошел в ином направлении. По мере развития производительных сил, сокращения отставания в уровне экономического развития от капиталистических стран Запада, роль государства как в политике, так и в экономике не ослабевала, а усиливалась. Вместо развития народовластия зрела и укреплялась диктатура партийно-государственного аппарата, постепенно подготавливая тем самым контрреволюцию 1991 года. Означало ли это, что государственная собственность становилась антиподом общенародной собственности, что появился новый класс собственников – вместо капиталистов возник класс чиновников, все больше и больше отрывавшихся, как писал Л.Троцкий, от трудящихся масс? Нет, не означало. Государственная собственность до контрреволюции 1991 года оставалась по своему существу общенародной, ибо функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были субъектами государственной собственности, хотя ею безраздельно распоряжались и располагали целым букетом привилегий. Таков парадокс истории, которая «придумала» нечто отличное от теоретических схем. Возникло противоречие между формой (государственной) и содержанием (общенародным)) собственности, которое теоретически могло разрешиться двояко: а) в случае победы советской демократии государство постепенно отмирало бы и собственность становилась бы все более общественной по своему существу или б) в случае полного идеологического и социального перерождения чиновников партийно-государственного аппарата общенародная собственность исчезла бы в пожаре денационализации, приватизации, что и произошло на самом деле. Л.Троцкий верно заметил, что «…право завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение ее в новый имущий класс. Наоборот, победа пролетариата над бюрократией обеспечивала бы возрождение социалистической революции» (цит. изд).
Вместе с тем Л.Троцкий, повторяю, делает основной упор на привилегиях бюрократов и чиновников, считая, что система распределения благ меняет существо собственности. По этому поводу следует заметить следующее. Во-первых, Л.Троцкий ошибался, считая, что совладельцы государственной собственности должны были получать дивиденды. Во-вторых, он сгущал краски в отношении процесса дифференциации доходов в СССР. Комментируя этот аспект проблемы, он писал: «В зависимости от того, в какую сторону эволюционируют различия в условиях личного существования, разрешится в конце концов и вопрос об окончательной судьбе огосударствленных средств производства. Если пароход объявлен коллективной собственностью, но пассажиры по-прежнему растасованы между первым, вторым и третьим классами, то ясно, что различие в условиях существования будет иметь для пассажиров третьего класса неизмеримо большее значение, чем юридическая смена собственности. Наоборот, пассажиры первого класса будут, между кофе и сигарой, проповедовать ту мысль, что коллективная собственность – все, а удобная каюта – ничто. Вырастающие отсюда антагонизмы могут взорвать неустойчивый коллектив» (цит. изд.). Любимая тема Л.Троцкого – угроза мелкобуржуазного перерождения не только чиновников партийного и государственного аппарата, который расположился в первом классе парохода, но и самих трудящихся масс. Он писал о «взрывчатой силе» мелкобуржуазных аппетитов, «которые проникают собою все хозяйство страны и выражаются, суммарно говоря, в стремлении всех и каждого как можно меньше дать обществу и как можно больше получить от него» (цит. изд.).
Однако дело не только и не столько в эгоизме и социальных различиях внутри общества, сколько в сути политической системы, которая господствовала в обществе. Если политическая система, как это сложилось в СССР, представляет собой диктатуру аппарата управления, то наблюдается самое серьезное и самое острое противоречие между формой и содержанием общенародной собственности, которое чревато реставрацией капитализма, что и было доказано историей в 1991 году. Чиновники аппарата, заболев мелкобуржуазной болезнью, могут переродиться, но само их перерождение еще не делает их автоматически субъектами государственной собственности. Должен появиться класс частных собственников – капиталистов, которые станут ими только в процессе контрреволюционного переворота, превращения диктатуры аппарата, обслуживающего социалистическую собственность, в диктатуру, обеспечивающую реставрацию капиталистических экономических отношений, т.е. приватизацию общенародной собственности. И вот только тогда часть функционеров и чиновников партийно-государственного аппарата сможет реализовать свою вожделенную мечту – стать капиталистами.
Версия вторая – о том, что в СССР не было ни капитализма, ни социализма, а существовало некое противоречивое общество - промежуточное между капитализмом и социализмом.
Автором этой версии является Л.Троцкий. В 1936 году он писал, что «СССР представляет промежуточное между капитализмом и социализмом противоречивое общество, в котором: а) производительные силы еще далеко недостаточны, чтоб придать государственной собственности социалистический характер; б) порождаемая нуждою тяга к первоначальному накоплению прорывается через бесчисленные поры планового хозяйства; в) нормы распределения, сохраняющие буржуазный характер, лежат в основе новой дифференциации общества; г) экономический рост, медленно улучшая положение трудящихся, содействует быстрому формированию привилегированного слоя; д) эксплоатируя социальные антагонизмы, бюрократия превратилась в бесконтрольную и чуждую социализму касту; е) преданный правящей партией социальный переворот живет еще в отношениях собственности и в сознании трудящихся; ж) дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму; з) на пути к капитализму контр-революция должна была бы сломить сопротивление рабочих; и) на пути к социализму рабочие должны были бы низвергнуть бюрократию. В последнем счете вопрос решится борьбой живых социальных сил как на национальной, так и на мировой арене» (цит. изд.).
Заняв такую позицию в отношении определения сущности общественного устройства в СССР, Л.Троцкий пояснял, что он избегал доктринерства, требующего категорической формулы и логической законченности определений. Он рассматривал происходящее в СССР как динамический процесс, который сам по себе внутренне противоречив и содержит элементы, которые могут нарушить ту или иную схему, а затем и вообще ее опрокинуть. Поясняя свою методологию, он писал: «В своем анализе мы больше всего остерегаемся производить насилия над динамической общественной формацией, которая не имела прецедента и не знает аналогии. Научная, как и политическая задача не в том, чтоб дать законченное определение незаконченному процессу, а в том, чтоб следить за всеми его этапами, выделять его прогрессивные и реакционные тенденции, вскрывать их взаимодействие, предвидеть возможные варианты развития и находить в этом предвидении опору для действия» (цит. изд.).
Не следует забывать, что Л.Троцкий писал цитируемую мною книгу в 1936 году, т.е. на втором этапе существования СССР, когда сталинщина была в своем зените. Это обстоятельство, безусловно, ни могло не наложить свой отпечаток на критические оценки Л.Троцкого, который и за границей вел бескомпромиссную борьбу с И.Сталиным и его режимом, закончившуюся убийством Л.Троцкого. Однако, несмотря на полемический характер произведения, надо отдать должное научной добросовестности Л.Троцкого.
В чем он оказался прав?
Во-первых, в том, что разрешение внутренних противоречий, имевших место в СССР не только на втором, но и на третьем этапе его существования, могло произойти как путем дальнейшего развития социалистических начал, так и путем контрреволюции, которая неизбежно привела бы к реставрации капитализма. Другими словами, существовало два возможных варианта разрешения противоречий, два пути развития, что и было подтверждено в 1991 году.
Во-вторых, в определении им основных противоречий советского общества, к которым следует отнести: 1) противоречие между «самодержавием», «деспотизмом» новой «командующей касты», т.е. диктатурой государственно-партийной бюрократии и развитием производительных сил; 2) между уровнем развития производительных сил и государственной собственностью; 3) между содержанием социалистических экономических отношений в сфере производства материальных благ и услуг в целях достижения наивысшей эффективности общественного воспроизводства и формой, а также методами управления экономическими процессами; 4) между буржуазной формой и социалистической природой процесса распределения национального дохода.
Но, думается, определение общественного устройства в СССР, предложенное Л.Троцким, далеко не безупречно.
Во-первых, он утверждал, что «производительные силы еще далеко недостаточны, чтоб придать государственной собственности социалистический характер». Как понимать этот аргумент? Несколько раньше Л.Троцкий писал: «Огосударствление земли, средств промышленного производства, транспорта и обмена, при монополии внешней торговли составляет основу советского общественного строя. Этими отношениями, заложенными пролетарской революцией, определяется для нас, в основном, природа СССР, как пролетарского государства» (цит. изд.).
Как мы видим из сопоставления этих двух утверждений, они взаимоисключающи. С одной стороны, Л.Троцкий пытается доказать, что производительные силы, национализированные в ходе Октябрьской революции, не могли придать ей социалистический характер. С другой стороны, он утверждает обратное, что национализированные средства производства определяли пролетарскую, т.е. социалистическую природу советского государства. Где же на самом деле находится истина?
Национализация средств производства в ходе революционных акций привела к тому, что сменился субъект собственности. Основными средствами производства, кроме принадлежащих крестьянским хозяйствам, ремесленникам и мелкой буржуазии, стали владеть не крупная буржуазия и класс помещиков, а народ посредством государства. Это государство в начале своего существования было советским, т.е. власть в нем принадлежала Советам, которые выражали волю рабочего класса и крестьянства. В дальнейшем произошло перерождение власти, суть которой состояла в постепенной замене Советской власти властью партийно-государственного аппарата, его диктатурой. Но чиновники партийно-государственного аппарата, обретя всю полноту власти, не стали субъектами государственной собственности. Национализированные средства производства, обретя форму государственной собственности, были общенародными, т.е. социалистическими по своей сущности. И сам Л.Троцкий склонялся к такому же пониманию природы государственной собственности. Опровергая версию о том, что в СССР сложился государственный капитализм, он писал: «Первое в истории сосредоточение средств производства в руках государства осуществлено пролетариатом по методу социальной революции, а не капиталистами, по методу государственного трестирования. Уже этот <…> анализ показывает, насколько абсурдны попытки отождествить капиталистический этатизм с советской системой. Первый – реакционен, вторая – прогрессивна» (цит. изд.).
Во-вторых, Л. Троцкий считал, что «порождаемая нуждою тяга к первоначальному накоплению прорывается через бесчисленные поры планового хозяйства» (цит. изд.). Речь, видимо, идет о том, что несмотря на плановые методы регулирования экономики, стремление к приумножению своих доходов, приобретению богатства и частной собственности не покидало многих граждан нового общества, что, естественно, не могло не подрывать основы социалистического способа производства. Для очень многих, если не для большинства граждан нового общества, личный материальный интерес превалировал над коллективным или общественным интересом. Это утверждение в принципе правильно, что в полной мере подтвердилось в годы горбачевской перестройки и реставрации капитализма в России в 90-х годах прошлого века. Однако этой объективной тенденции государство все время противопоставляло немало всяческих заслонов, в частности, в форме увеличивающихся общественных фондов потребления, да и процессы, протекавшие в сфере идеологии и морали, противодействовали эгоистическим стремлениям. Но в рамках плановой и особенно теневой экономики в СССР действовали законы и правила буржуазного права. Следовательно, мы можем говорить об одновременном существовании в СССР двух секторов (кстати, взаимопереплетающихся и взаимозависимых), двух противоположных тенденций (социалистической и капиталистической). Однако, учитывая масштабы и структуру инвестиций в основные фонды (как производственные, так и непроизводственные), до 1991 года в экономике, бесспорно, преобладал социалистический сектор.
В-третьих, аргумент в) гласит: «нормы распределения, сохраняющие буржуазный характер, лежат в основе новой дифференциации общества». С ним смыкается и аргумент г): «экономический рост, медленно улучшая положение трудящихся, содействует быстрому формированию привилегированного слоя».
Дифференциация доходов и накопленного богатства в СССР действительно существовала. Правда, амплитуда колебания, размах различий в уровне доходов с 1930 годов существенно не изменялся, если даже не сокращался. Правящая бюрократия имела ряд привилегий, однако их величина и масштабы не шли ни в какое сравнение с тем, что имело и имеет место сегодня в любом, даже слаборазвитом капиталистическом государстве. Привожу откровенное и правдивое признание одного из ответственных работников ЦК КПСС: «Дачи у меня нет и поныне, фамильных драгоценностей тоже, машину я не вожу. Имею одну зимнюю куртку, одну демисезонную, и два поношенных костюма. Туфель – две пары, ботинок зимних – одна пара. Вот и все мои накопления за двенадцать лет работы с утра до ночи, без праздников и выходных. Не отличались роскошью и дорогой мебелью и квартиры моих бывших сослуживцев по партийному аппарату. Что можно было купить за ту зарплату, которую мы получали? Инструктор ЦК получал 375 рублей, заведующий сектором – 440, зам. зав. отделом – 500. Вместе с компенсацией моя зарплата в августе 1991 года составляла 840 рублей». (Зенькович Н. ЦК закрыт, все ушли… М.: Ольма-Пресс, 1999, с.202).
Этот фактор дифференциации совершенно неизбежен при социализме при наличии товарно-денежного хозяйства, и он нисколько не противоречит базовым принципам социалистического общественного устройства. Кстати, и при полном коммунизме никогда не будет достигнуто равенства в потреблении благ, ибо люди с их различающимися потребностями никогда не были и не будут одинаковыми.
Далее, в-четвертых, следует абсолютно верный тезис, который, однако, относится к сфере политического устройства общества: «эксплуатируя социальные антагонизмы, бюрократия превратилась в бесконтрольную и чуждую социализму касту» (цит. изд.). По этому поводу следует заметить, что, как это ни парадоксально, эта «правящая каста», т.е. партийно-государственный аппарат, в силу своего объективного положения в системе экономических отношений был вынужден служить социалистическому государству (здесь мы пока не затрагиваем вопроса о том, как он эту функцию выполнял).
В-пятых, все последующие аргументы – «е) преданный правящей партией социальный переворот живет еще в отношениях собственности и в сознании трудящихся; ж) дальнейшее развитие накопившихся противоречий может как привести к социализму, так и отбросить назад, к капитализму; з) на пути к капитализму контрреволюция должна была бы сломить сопротивление рабочих; и) на пути к социализму рабочие должны были бы низвергнуть бюрократию» – носят чисто политический характер и, кроме подпункта е), не связаны с характеристикой экономического базиса. Однако в подпункте е) Л.Троцкий вновь вынужден согласиться с тем, что в СССР итоги Октябрьской революции живут «еще в отношениях собственности».
Таким образом, вся аргументация Л.Троцкого не опровергает вывода о том, что в СССР уже в середине 1930 годов существовал социализм со всеми своими экономическими, социальными и политическими противоречиями, что функционировало качественно новое общество, которое не имело «прецедента и не знает аналогии» в истории человечества. Существовавшее в СССР общественное устройство не являлось переходным мостиком от капитализма к социализму, а было настоящим социализмом. Однако этот тип социализма, как переходного этапа от капитализма к коммунизму, согласно определению К.Маркса, далеко не соответствовал идеальной теоретической модели.
Версия третья – о развитом социализме.
В третьем томе энциклопедии “Политическая экономия” (М:. 1979. с.592,593) написано: “Историч.опыт, накопленный Сов. Союзом и др.странами социалистич. содружества, показал, что социализм ( в дальнейшем – С.) в процессе своего становления и развития проходит след. этапы: переходный период от капитализма к С., завершающийся созданием основ нового строя; этап укрепления и развития основ С., строительства развитого социалистич. общества; этап развитого (зрелого) социалистич. общества”. Авторы статьи о социализме пришли к выводу, что создание основ социалистического общества было завершено к середине 1930- годов, а самого развитого социалистического общества – к 1960 годам.
Что же из себя, по мнению официальных политэкономов, представляло собой развитое социалистическое общество = реальный социализм? Энциклопедия дает следующий развернутый ответ: “На этапе развитого С. усиливается социальная однородность общества, обеспечивается полное равенство наций и народностей, укрепляется союз рабочего классса, крестьянства и интеллигенции При ведущей роли рабочего класса, его маркситско-ленинской партии гос-во диктатуры пролетариата перерастает в общенар. гос-во. Это обеспечивает все более широкое и активное участие трудящихся масс в управлении жизнью страны”.
Трактовка официальной политэкономией первого этапа становления социализма в принципе совпадает с пониманием существа общественного устройства в СССР Л.Троцким. Небольшое отличие состоит только в том, что в энциклопедии завершение первого этапа относится к середине 1930-х годов, а Л.Троцкий в 1936 году не был согласен с такой трактовкой событий. Однако это различие совершенно несущественно. Л.Троцкий в свое время дал вполне научную и реалистическую характеристику того общества, которое существовало в 1936 году. И не было бы причин выделять трактовку социализма как промежуточного этапа между социализмом капитализмом в качестве самостоятельной версии, если бы она не распространялась современными левыми политэкономами на весь период существования СССР, т.е. до контрреволюции 1991 года. Ставить знак равенства между СССР 1936 года и СССР середины 1980-х годов, по-моему, не научно, ибо за полстолетия произошли существенные изменения не только в уровне развития производительных сил (несмотря на потери в Великой Отечественной войне), но и в механизме функционирования экономических отношений. К тому же невозможно оспаривать сам факт ликвидации в СССР частной собственности на львиную долю средств производства. А именно общенародная и кооперативная собственность на средства производства в СССР и означали существование социалистических производственных отношений. Тот, кто отрицает именно такую трактовку сущности собственности, должен противопоставить марксизму свою теоретическую концепцию экономических отношений. В случае распространения понимания сущности общественного устройства, предложенного Л.Троцким в 1936 году, на все семь десятилетий советской истории, возникает ряд вопросов, например, таких как: имела ли место в 1917 году социалистическая революция, осуществившая экспроприацию частной собственности во многих важнейших секторах экономики; каковы причины гражданской войны и интервенции иностранных государств, пытавшихся задушить Советскую власть?
Здесь уместно остановиться на иделизированной, пропагандистской трактовке понятия “социалистическая собственность”, которую преподносили читателям советские академики. Она отличалась тем, что совершенно не обнажался факт реального отчуждения сохозяев общенародной собственнос&heip;