Интеллектуальные развлечения. Интересные иллюзии, логические игры и загадки.

Роберт Слейтер

СОРОС

Жизнь, деятельность и деловые секреты величайшего в мире инвестора

Переведено по изданию:
Sater Robert. Soros: The Life, Times
and Trading Secrete of the Word's
Investor. —New York IRWIN Professiona Pubishing
Richard D Irwin, a Times Mirror Higher
Education Group, Inc. Company, 1996 A rights reserved
Печатается с разрешения «Литературного «агента Мэтлок»
Перевод с английского Л. Ю. Виниикоа
Художник-оформитель О. Е. Сидоркевич

В ТЕЧЕНИЕ ПОСЛЕДНИХ НЕСКОЛЬКИХ ЛЕТ одно это имя завораживает весь инвестиционный мир… Сорос! Джорджа Сороса называют «величайшим в мире инвестиционным управляющим» и «наиболее влиятельным инвестором мира». Но разобраться в мифах, опутавших родившегося в Венгрии титана инвестиционного бизнеса, и отделить истину от преувеличений почти так же сложно, как объяснить суть методов, которые привели его к небывалому успеху.
•
ТЫСЯЧА ДОЛЛАРОВ. ВЛОЖЕНННАЯ В ИНВЕСТИЦИОННЫЙ
фонд Сороса в 1969 году, сегодня оценивается в 1,3 миллиона долларов —ошеломляюще сложная ставка — 35% годовых! В течение одного дня в 1992 году он заработал в целом 958 миллионов долларов.
•
ДАВНИЙ СОТРУДНИК ЖУРНАЛА «ТАЙМ»
и хорошо известный автор биографий, Роберт Слейтер обратился к образу финансового гения Джорджа Сороса, чтобы дать читателям представление об уникальной инвестиционной философии, стратегии, методах и приемах, принесших Джорджу Соросу фантастическое влияние на мировых финансовых рынках и крупнейший в США годовой доход за 1993 год (рекордная сумма в 1,1 млрд, долларов).

НАЧИНАЯ С 1992 ГОДА. СОРОСОВСКИЕ ФОНДЫ, созданные им для финансирования политических реформ в Восточной Европе и бывшем СССР, израсходовали 500 миллионов долларов — и планируют израсходовать еще полмиллиарда. «Сорос» — увлекательный рассказ о загадочном великом инвесторе, благотворителе и оригинальном философе*

Открой мир Сороса, познакомься с жизнью, деятельностью и деловыми секретами величайшего в мире инвестора и узнаешь:
почему отказ от традиционной экономической теории и признание хаоса хозяином рынка стали ключом к успеху Сороса;
как представление Сороса об истории, психологии и социальной психологии позволили ему стать «Сокрушителем Банка Англии»: об удивительной жизни и поразительных достижениях, самобытном мировоззрении Джорджа Сороса, ведущего в мире инвестора.
ОБ АВТОРЕ
Роберт Слейтер более 18 лет сотрудничал с журналом •Тайм» как журналист.
Он написал несколько книг о бизнесе, в том числе:
•Совершенствуйся иди проигрывай'"
(Ирвинг профешнл паблишинг, 1994),
"Новая 'Дженерал электрик»
(Ирвинг профешнл паблишинг, 1993)
и «Си-би-Эс»(Прентис-колл, 1988).
Его журналистская карьера длится свыше четверти века, он успел поработать в агентстве ЮПИ
и журнале «Ньюсуик: Он был также председателем Ассоциации зарубежной прессы. Мистер Слейтер сейчас живет и работает в Иерусалиме, Израиль.

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие
Глава 1 Величайший в мире инвестор
Глава 2 Я есмь Господь
Глава 3 Подвалы Будапешта Глава
Глава 4 Подобно Фрейду и Эйнштейну
Глава 5 Слепой слепого ведет
Глава 6 Очарованный хаосом
Глава 7 Сперва инвестируй, потом анализируй
Глава 8 Вкладываю деньги, куда обещал
Глава 9 Скачок «Квантума»
Глава 10 Духовный кризис
Глава 11 Имперский круг
Глава 12 Бессмыслица
Глава 13 Философствующий спекулянт
Глава 14 Недорогая цена за свободу
Глава 15 Поговорим по душам
Глава 16
Великий крах

Глава17
Имейте смелость быть свиней
Глава 18
Укрощение змеи

Глава 19
Беспроигрышная ставка

Глава 20
Черная среда

Глава 21
Король хедж-фондов

Глава 22
Гуру

Глава 23
Слишком человеческий грех гордыни

Глава 24
Я — венгерский еврей

Глава 25
Резня в День святого Валентина

Глава 26
Мистер Сорос отправляется в Вашингтон

Глава 27
Богаче сорока двух государств

Указатель



ПРЕДИСЛОВИЕ

Это не биография на заказ. Я говорю об этом с самого начала потому, что таков ответ на первый вопрос, который обычно задают автору, узнав, что он пишет о ком-то книгу. Идея создать портрет Джорджа Сороса принадлежит мне. Написав в 1992 году книгу о президенте фирмы «Дженерал Электрик» Джеке Уэлче, изданную также в издательстве «Ирвинг Профешнл», я искал нового героя в мире бизнеса. И выбрал Сороса. Когда я сообщил о своих планах его помощникам, меня направили в фирму «Дэвид Кроифелд, Кекст и К», ведающую связями Сороса с общественностью.
Во время любезной получасовой встречи я узнал, что пока никто не думал написать книгу о Соросе и не работает над таковой. Я пояснил Кронфелду, что хочу исправить положение и извещу его, когда и если заключу контракт с издателем. Я просил его пока не говорить об этом замысле самому Соросу и его сотрудникам. Кронфелд дал понять, что будет рад моему звонку.
Через месяц я получил-таки добро на новую книгу и сразу же позвонил Кронфелду. Он ответил, что «к сожалению, люди Сороса решили отказаться от сотрудничества с вами». И никаких объяснений. Поскольку я даже не успел известить Сороса о своих планах, такого поворота я не ожидал. Позже Кронфелд сообщил, что он и Гершон Кекст, президент фирмы, советовали всем сотрудникам Сороса (их имена мне неизвестны до сих пор) всячески мне содействовать. Он якобы пытался «выиграть мое дело», но безуспешно. Я поблагодарил его, заметив, что не просил его выигрывать мое дело или добиваться чьего-либо сотрудничества. Я просил только устроить интервью с Джорджем Соросом и его помощниками, что, как мне казалось, было в интересах и самого Сороса. Я спросил, смогу ли я побеседовать с сотрудниками фондов Сороса в Восточной Европе. Кронфелд посоветовал связаться с Фрэнсис Абусаид, курировавшей связи с общественностью по этому вопросу.
Абусаид сказала по телефону, что Сорос уже поручил кому-то работу над книгой о нем, поэтому для меня «не найдется времени» ни у Сороса, ни у его помощников. Я сказал, что все равно начну работать над книгой в надежде, что Сорос изменит свое мнение. Абусаид подтвердила разрешение на интервью со всеми лицами, связанными с фондами Сороса.
Итак, я начал собирать материал, надеясь переговорить с как можно большим количеством людей, которые знали Сороса и работали с ним и в области благотворительности, и в сфере инвестиционного бизнеса. Для начала я выбрал сотрудников фондов Сороса в Восточной Европе.
В Бухаресте приняли меня радушно: встретили в аэропорту, возили на встречи, разрешили посещать закрытые совещания и беседовать со всеми, от руководителей до уборщиц. Именно этого я и ожидал, и мне казалось, что подобное начало — добрый знак. Позже, в Будапеште, мои задачи вышли за рамки бесед с сотрудниками фонда. Я хотел также найти людей? знавших Сороса с детства. Это было нелегко, но с некоторыми я все же встретился. На память они не жаловались и были явно рады возможности предаться воспоминаниям о друге детства и отрочества.
В Будапеште же состоялась и моя первая, мимолетная встреча с Соросом. Я и не догадывался, что он окажется там в это же время. Но он приехал в Будапешт на встречу с исполнительными директорами своих фондов в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе. И устроил для них раут в отеле «Таверна» 8 марта 1994 года. К счастью, я как раз брал интервью у сотрудника фонда в этом же отеле и не упустил шанса познакомиться с Соросом. Однако перед этим я встретил Фрэнсис Абусаид. Она любезно обещала, что постарается устроить мне встречу с Соросом накануне раута. Когда это сорвалось, она пообещала повторить попытку в Нью-Йорке, куда я улетал через месяц. Еще позже она принесла известие, что Сорос вовсе не появится в отеле, и мне придется подождать до апреля. Я был, мягко говоря, разочарован.
Я беседовал с кем-то из сотрудников — и тут появляется Сорос. Он вошел очень быстро, но я тут же бросился наперерез. Сопровождавшая Сороса Абусаид познакомила нас. Я сказал, что пишу книгу о нем. Сорос ответил, что не знал об этом.
Не знал?! Как он мог не знать?! Что и говорить, я был удручен. В конце концов, и Дэвид Кронфелд и Фрэнсис Абусаид подтвердили, что именно Сорос отказался помогать моему начинанию.
Я кратко описал ситуацию и сказал, что очень хочу встретиться с ним лично. Он сказал, что не может ничего обещать. Я настаивал. И даже сказал, что успел мило побеседовать в Будапеште с некоторыми из его школьных товарищей. Я повторил, как важна для меня встреча с ним.
Сорос слегка оттаял. И сказал, что когда я соберу материал, мы сможем встретиться. Потом добавил, обращаясь к Фрэнсис Абусаид: «Пусть он придет сегодня на прием. Только для прессы я говорить не буду». Такому повороту дел я очень обрадовался.
Но тут вмешалась Абусаид: «Нет, лучше все это оставить». Сорос посмотрел на меня извиняющимся взглядом. «Я вынужден последовать ее совету...» Поразительно! Джордж Сорос подчиняется помощнице по связям с общественностью в решении вопроса, достоин ли пишущий о нем книгу посетить полуофициальный прием!
С тех пор я не встречался с Соросом. Но в пяти странах (США, Англия, Венгрия, Румыния и Израиль) мне удалось переговорить со многими его помощниками, проследив с самого начала его путь в инвестиционном бизнесе. Благодаря интервью с ними я смог представить образ Джорджа Сороса во всей его сложности. К счастью, Сорос часто общается с журналистами. Из его выступлений в прессе и на телевидении я смог заключить, что он считает важным для своего дела. Он написал три книги: одна посвящена его финансовым теориям («Алхимия финансов»), а две другие — труды на поприще благотворительности («Открывая советское общество» и «Демократия перестраховки»), В них Сорос постоянно сбивается на автобиографию, что весьма помогло мне полнее раскрыть его личность.
Немало ценного я почерпнул из увлекатель-нейших интервью с финансовыми аналитиками Уолл-стрит и лондонского Сити. Многие из них не знакомы с Соросом лично, но смогли описать окружающую его среду и помогли мне понять, как действует сообщество финансистов и как оно реагирует на удивительные успехи Сороса в бизнесе.
Изучать биографию известного общественного деятеля всегда нелегко, если не работать на заказ. В данном случае трудности усугублялись, и я заподозрил, что Сорос явно желает удержать от общения со мной своих ближайших сотрудников, включая помощников по связям с общественностью. Я написал ему несколько писем, подчеркнув, что считаю своим авторским долгом дать ему возможность прокомментировать отдельные эпизоды и заявления, сделанные о нем другими лицами. Довод не возымел действия.
Наконец, 31 мая 1994 года я получил письмо от Шона С. Уоррена, адвоката фонда «Кван-тум». По сути, это ответ на мои последние два письма с просьбой ответить на ряд вопросов лично. Уоррен писал, что его письмо подтверждает нежелание Сороса сотрудничать со мной, так как он уже работает с другим автором, пишущим о нем книгу. «Я уверен, Вы понимаете, что мистер Сорос и его помощники весьма ограничены во времени и должны использовать его с наибольшей отдачей. Поэтому мистер Сорос приказал лицам, связанным с его фондами, а также органам последних, не отвечать на Ваши запросы». Уоррен снова и снова повторял, что «ни один из них не имеет возможности встречаться с Вами» и что я должен, наконец, «прекратить звонки к мистеру Соросу и в его фонды с просьбами о встречах».
Но сам Уоррен завершил письмо, по сути, просьбой: «В своем письме Вы заявляете о желании встретиться с мистером Соросом, чтобы сделать книгу как можно достовернее, а также из чувства «справедливости». Хотя никто не намерен встречаться с Вами, я уверен, однако, что Вы приложите все усилия, чтобы выполнить свой журналистский долг относительно достоверности и справедливости Вашей книги».
Просьба меня весьма озадачила. 20 июня 1994 года я написал письмо Дэвиду Кронфелду, задав несколько вопросов о Соросе, которые я намеревался в свое время обсудить с ним лично. Я отметил, что адвокат Сороса просил меня быть справедливым и точным, хотя сам лишал меня доступа к тем, кто мог помочь мне в этом. Ответа от мистера Кронфелда я не получил.
Я с радостью обнаружил, что мое расследование продвинулось так далеко. Очень многие бывшие служащие Сороса охотно делились своим мнением о нем, и почти всегда открыто. Я глубоко благодарен им за наши продолжительные интервью. Иногда мне даже казалось, что с его нынешними сотрудниками я играю в прятки: я кому-нибудь звонил, просил дать интервью, человек вроде соглашался, а пото» все отменялось. Одна женщина согласилась, отметив, что ей уже звонили люди Сороса и просили не беседовать со мной, но она решила встретиться во что бы то ни стало. В другом случае со мной согласилась встретиться доверенная помощница Сороса. Наутро после беседы, растянувшейся на целый вечер, эта женщина позвонила и сказала мне, что, по словам людей Сороса, ей «не следовало» со мной говорить. Пришлось засекретить ее интервью. Здесь явно видна длинная рука Джорджа Сороса.
Несмотря на эти рогатки, я могу с уверенностью утверждать, что эта книга дает наиболее полный на сегодня портрет Джорджа Сороса.
Должен сказать доброе слово о редакторе книги, Джеффри Креймсе. Я снова испытал величайшее наслаждение от работы с ним над крупной издательской программой. Сколько участия, советов, уточнений, энтузиазма, помощи в придании планам законченного вида, увлеченности темой, упорства в улучшении текста! Он помог превратить запутанную проблему в увле-кательнейший опыт, и я глубоко благодарен ему за это.
Хочу поблагодарить также Брюса Либмана за выполнение особо важных заданий в Нью-Йорке. Благодаря ему я смог сравнительно легко заполучить полную подборку ценнейших материалов о Соросе. Благодарю за содействие также Зелду Мейслин Мецгер и Дэвида Нахмена.
Хочу поблагодарить также всех тех, с кем мне довелось беседовать: Фрэнсис Абусаид. Эдгара Астера. Ференца Барту, Чимпока Нарчиса, Леона Купермана, Бет Давенпорт, Чиллу Добош, Уильяма Доджа, Даниэля Дорона, Дона Плана, Дину Джуреску, Алекса Гольдфарба, Джеймса Гранта, Анку Харасим, Чарлза Хоффмана. Мик-лоша Хорна, Дейла Джейкобса, Георге Юму га, Раду Югуряну, Анатоля Калецки, Ласло Кардо-ша, Стивена Келлена, Дэвида Кронфелда, Бенни Ланду, Артура Лернера, Джеймса Лестер-Чиза, Нила Маккиннона, Джорджа Магнуса, Шандора Мадьяри, Драгоша Мунтяну, Сьюзен Маргит-та, Джеймса Маркеса, Ивлин Мессинджер, Роберта Миллера, Иорама Морада, Рафаэля Мораву, Иржи Мусила, Ференца Нагеля, Рональда О'Рига-на, Гура Офера, Луиса Пельца, Дана Петряну, Карла Поппера, Богдана Преду, Аллана Рафаэля, Майкла Рембаума, Джеймса Роджерса, Джеффри Сакса, Николаи Сануда, Герту Зайдман, Барнетта Серчука, Иегудит Симо, Марка Слей тера, Алина Теодореско, Пола Тетеньи, Ану Тодорян, Криса Тернера, Тибора Вамоша, Мик-лоша Васархеи, Аазаря Влашяну, Байрона Р. Вина, а также всех тех, кто просил не упоминать их имен.
Аллан Рафаэль, Джеймс Маркес, Байрон Вин, Дон Илан и Крис Тернер читали фрагменты текста книги. Я признателен им за то, что они уделили моей работе свое драгоценное время и дали нужные разъяснения.
Особая благодарность членам семьи: моя жена Элли всегда была рядом, помогала, советовала, читала черновики и вела семейное хозяйство, пока я колесил по разным странам в поисках чего-нибудь новенького о Джордже Соросе. Она отнеслась к делу с удивительным пониманием, во всем помогала, и я благодарен ей за это. Я благодарен своим детям — дочери Мириам и ее мужу Шими, Адаму и Рейчел — просто за то, что они были рядом и внесли столько радости в мою жизнь.
Каждый раз, когда я пишу книгу о бизнесмене (а эта уже четвертая), я снова убеждаюсь, насколько ближе к теме — в практическом смысле — стоят некоторые мои родственники. Они не только проявляют живительный энтузиазм, но идут намного дальше, помогая своими догадками и просто житейскими пояснениями, и я хочу поблагодарить их за помощь: моего брата Джека Слейтера, шурина Джуда Виника, племянников Майкла Виника, Марка Виника, Джеффри Слейтера, Митчела Слейтера, Крейга Джеикоб-са и Джерри Бедрина, а также моего двоюродного брата Мелвина Слейтера. Среди моей родни они «бизнесмены», поэтому их мнение для меня значит очень много. А самый главный мой: критик — мой старенький отец, Джозеф Д. Слейтер. Как бы подсознательно он прививал мне вкус к бесконечно увлекательной теме бизнеса. Я упрямо искал ответ на вопрос, что же так привлекает его в бизнесе. И понял это, уже став взрослым, и мне кажется, он будет приятно удивлен тем, что я наконец-то уловил смысл его послания. Поэтому мои первые слова благодарности приношу ему. Я посвящаю книгу «Сорос» Джозефу Д. Слейтеру.
Роберт Слейтер

ГЛАВА 1

Величайший в мире инвестор

15 сентября 1992 года, 17.30
О ткинувшись на спинку высокого кожаного | и кресла за овальным столом, Джордж Сорос созерцает в огромных окнах слева от себя завораживающий вид Центрального парка и лихорадочную суету на 33 этажах под собой. Его чрезвычайно возбуждает очередное вступление в Большую Игру.
Совсем недавно, входя в офис правления фонда в центре Манхэттсна, Сорос ощущал себя скорее гостем, а не хозяином. Но сегодня все встало на свои места. Сегодня он покорит вершину. Или победит банк. Он уверен, что не разучился играть в Игру, и играет даже лучше, чем всегда. А может быть, и лучше всех.
Не скажутся ли его постоянные в недавнем прошлом разъезды по далеким странам? Деятельность фонда шла без потрясений с 1988 года, когда он доверил управление молодому, но зарекомендовавшему себя финансисту Стенли Дракен-миллеру. Когда Сорос появлялся в офисе, они занимались делами вдвоем, хотя иногда спорили о том, как следует понимать изменения на финансовых рынках.
Однако тогда Сорос проводил намного больше времени в Восточной Европе или бывшем СССР, помогая ставить на ноги благотворительные фонды, учрежденные им в 80-х годах для превращения этих стран в образцовые демократии. Годами отдавая все силы изучению финансовых рынков, он заработал столько денег, сколько ему было нужно. Теперь, на закате жизни, он стремился почаще вырываться из конторской рутины. Ему намного интереснее проводить рабочие совещания своих фондов где-нибудь в Венгрии или Румынии, месить грязь на боснийских улицах, искать приключений.
Но сегодня необычный день. Джордж Сорос готов заключить крупнейшее пари в истории финансов. Его сердцу положено учащенно биться, а ему самому — расхаживать по офису и буравить взглядом испуганных служащих. Но это совсем не его стиль. Неспокоен только мозг Сороса. А сам он сидит, словно воплощенное спокойствие, и задает себе тот же вопрос, который всегда задавал накануне очередной сенсации: правильно ли я поступаю и что из этого получится?
Пока взор отрешенно блуждал по мерцающим белым огням большого города, мысль пребывала за тысячи миль отсюда. Может, стоило самому поехать в Лондон? Сорос не уверен в этом. Но сейчас уже все равно.
Соросу всегда хотелось оставаться вне заповедника Уолл-стрит. Его особенно вдохновляло сознание того, что именно он открыл, как грести деньгк лопатой, не находясь под сенью Ныо-Йоркской фондовой биржи.
Учитывая способ инвестиционной игры — плыть против течения, — успешно примененный Соросом при оценке финансовых рынков, у него не было никаких оснований тосковать из-за отлу-ченности от «городского» стада. Он с удовольствием оставался, так сказать, на природе, наслаждаясь риском в самых рутинных операциях. Его офис излучал теплоту и уют: на стенах несколько картин, на столах семейные фотогра-фии. Но всего в двух шагах от кабинета Сороса сотрудники усаживались за бесстрастные мониторы компьютеров и не отрывали от них взглядов, как будто поворот головы вправо или влево означал, что они заснули на посту. На стене висел набранный на компьютере плакат: Я родился бедным, но не умру бедным.
Таково кредо Джорджа Сороса. На 62-м году жизни, несусветно богатый, он понял, что выиграл пари и наверняка не умрет бедным. Скорее всего, Сорос уйдет из жизни одним из богатейших американцев. Хотя до сих пор никто не заикнулся о том, чтобы убрать этот плакат. Ведь другим в этом офисе тоже нужен стимул. Многие из них разбогатели, стали мультимиллионерами. Они тоже не умрут в бедности. Ведь все, кто подвизался рядом с Джорджем Соросом и участвовал в этой золотой лихорадке, научились превращать вес в золото. Офис не похож на Форт Нокс, где хранится золотой запас США, и туда гораздо легче проникнуть. Но в нем ощутим все тот же пьянящий запах денег.

Постигнешь хаос и
сможешь разбогатеть

Сорос едва замечает медленное наступление сумерек. Он — международный торговец. Инвестор, интересующийся финансовыми рынками Токио и Лондона не меньше, чем рынками Уолл-стрит; экономические тенденции в Брюсселе и Берлине занимают его ничуть не меньше подобных тенденций в Пеории или Покипси. Но сегодня его взор обращен на Восточную Европу. Это сейчас его главная забота.
Несколько лет он наблюдал за развитием Европейского экономического сообщества и пришел к выводу, что фитиль уже подожжен и вот-вот грянет грандиозный финансовый взрыв.
Сорос — выдающийся финансовый теоретик, свои теории любил проверять в лаборатории из акций, облигаций и курсов валют. И это замечательная лаборатория! Там не бывает недомолвок. Ничего подобного! Курс акции растет, остается неизменным или падает. Четвертого не дано. И любую теорию, касающуюся рынка акций, можно проверять на практике хоть каждый день.
Многие инвесторы считали мир финансов рациональным, будучи уверены, что курсу акций присуща внутренняя логика. Нужно только постичь эту логику, и вы разбогатеете!
Сорос так не думал. Он считал мир финансов нестабильным, и даже хаотичным. Он думал так: нужно постичь хаос, и вы разбогатеете! Попытка понять финансовые рынки, словно их изменения являются частью некоей гигантской математической формулы, никогда не приведет к успеху. Сорос убежден, что не математика правит финансовыми рынками.
Ими правит психология. Точнее, стадное чувство. Стоит понять, когда и как толпа ринется за той или иной акцией, валютой или сырьем, и удача сама найдет инвестора. Такова вкратце теория Джорджа Сороса.
Сегодня Сорос проверит свою теорию на европейских финансах в целом. Он готовился к этому не один год, оттягивал, выжидая решающей минуты, когда послышится топот бегущего стада.
И когда Сорос услышал его, он изготовился к прыжку на давно ожидаемую добычу. Если он считает, что верно оценивает финансовую ситуацию, к черту осторожность! На этот раз он был более чем уверен в своей правоте.
На этот раз он готов к ставке неслыханного в инвестиционном бизнесе размера. Если он проиграет — ну, что же, потеряет какие-то деньги. Но это неважно. Он и раньше терпел убытки. Вспомнить хотя бы биржевой крах в октябре 1987 года. Он неверно оценил тенденции на рынке акций, и пришлось заняться сведением убытков к минимуму. Он лишился тогда 300 миллионов долларов.
Но чаще он выигрывал — для избранной группки своих клиентов —и делал это так умело и долго, что к июню 1981 года уже удостоился от журнала «Инститьюшнл инвестор» титула Величайшего в мире управляющего капиталом.
Только один год со времени основания Соросом ведущего инвестиционного фонда «Кван-тум» закончился с отрицательным балансом. То был именно 1981 год. И все же никто не преуспевал так долго на финансовых рынках, как Джордж Сорос. Ни Уоррен Баффет, ни Питер Линч. Никто. Его послужной список самый лучший на Уолл-стрит.
К концу рабочего дня мысли Сороса по-прежнему поглощены Лондоном. Там сейчас половина одиннадцатого вечера. Именно в Лондоне происходят решающие события, а не в Нью-Йорке.
Лицо Сороса излучает удовлетворение. Он мысленно вернулся в 9 ноября 1989 года, исторический день падения Берлинской стены. Все осознавали значение этого дня для новейшей истории. Некоторые верили или просто надея- • лись, что после падения Берлинской стены новая, единая Германия окрепнет и будет процветать.
Сорос, как нередко бывало, думал совершенно иначе. Плыть против течения — таков его главный секрет. Он понимал, что единая Германия столкнется с огромными трудностями, ведь объединение обойдется в огромную сумму. Он понимал и то, что Германию поглотят собственные экономические проблемы, а неурядицы других западноевропейских стран отойдут для нее на задний план.
Замыкание Германии на себя приведет к неисчислимым последствиям для экономики, а значит, и валюты остальных стран ЕЭС. Так считал Сорос. Он наблюдал и выжидал.
В 1990 году он следил за роковым шагом Великобритании — вступлением в западноевропейскую валютную систему, ЕВС. Сорос считал участие в ней Великобритании большой ошибкой. Английская экономика была недостаточно сильна, а вступление в ЕВС привязывало англичан к экономическому лидеру Западной Европы — новой, объединенной Германии.
Эта привязка, каковы бы ни были ее последствия, закрепляла крайнюю зависимость Великобритании от немцев. Будучи экономически сильнейшим государством в регионе, Германия могла" решать, что хорошо и что плохо для экономики других стран Западной Европы. По мысли Сороса, эта зависимость от Германии могла оказаться для англичан роковой.
Британия не сможет проводить самостоятельную валютную политику, даже когда захочет это сделать. Ей придется согласовывать каждый свой шаг с доминирующей немецкой финансовой политикой.
Как и предсказывал Сорос, в 1992 году в Западной Европе разразился финансовый кризис. Экономика многих стран попала в тяжелое положение. Великобритания пожелала понизить свою учетную ставку.
Однако немцы не желали понижать свою по внутриполитическим причинам: они панически боялись повторения в Германии инфляции. Они не забыли ужасы 20-х годов, когда инфляционный яд довел немецкую экономику до полнейшего развала.
Если Германия не понизит свои учетные ставки, остальные члены ЕВС не смогут понизить свои. Для этого им придется пойти на риск ослабления национальных валют, а девальвированные валюты станут легкой добычей спекулянтов.
Великобритания погружалась в трясину все глубже. Экономическое положение постоянно ухудшалось. Завышенный курс фунта стерлингов испытывал нарастающее давление. Великобритания желала поправить ситуацию, но для этого необходимо девальвировать национальную валюту, стимулируя таким образом экспорт. Однако, согласно правилам ЕВС, англичане вынуждены поддерживать курс фунта на уровне 2.95 марок.
На протяжении всего лета 1992 года британские политические лидеры уверяли, что бурю можно пережить и без девальвации фунта. Страна-де не выйдет из состава ЕВС. Они как-то выведут страну из трясины.
«Чепуха!» — думал Джордж Сорос. Он лучше разбирался в обстановке. Он понимал всю катастрофичность экономического положения Великобритании. Англичане не смогут остаться в ЕВС. Им придется сойти с корабля.
Кризис разразился в середине сентября 1992 года. Просочились слухи, будто итальянцы собираются девальвировать лиру. В Нью-Йорке торговцы начали спешно продавать лиры.
В воскресенье 13 сентября 1992 года лира была девальвирована — но только на 7%, ее курс остался в пределах, определенных правилами ЕВС.
Инвесторы отлично заработали, поставив на то, что центральные банки западноевропейских стран будут верны принятым ранее обязательствам удерживать курсы своих валют в установленных ЕВС пределах. Казалось нелепым ставить на изменения курса свыше согласованных правилами ЕВС.
Но если итальянцы пошли на девальвацию лиры, чего обещали не делать, не означает ли это, что король-то голый? И обещания других правительств ничего не стоят? Может быть, последует вторая волна девальвации... Так не пора ли начать продажу британского фунта?
Внезапно, как по команде, инвесторы и фирмы во всех уголках земного шара разуверились в готовности западноевропейских правительств позволить ЕВС определять обменные курсы валют. Теперь они всячески пытались избавиться от слабых валют, включая фунт стерлингов.
По мере приближения 15 сентября росло убеждение Джорджа Сороса в том, что Англии придется вывести фунт из ЕВС.
Стенли Дракенмиллер полагал, что настала пора делать ставки против фунта. Он доказывал Соросу, что пора действовать. Сорос предоставил ему полную свободу рук, и даже требовал от своего главного торговца довести сумму ставки до размеров, о которых тот и не помышлял. И вот Дракенмиллер, действуя от имени Сороса, продает фунтов на десять миллиардов долларов.
Отправляясь домой на Пятую авеню, Сорос казался необычайно спокойным. Ночью ничто не тревожило его сон.
В семь часов утра в квартире Сороса раздался звонок. Дракенмиллер сообщил последние новости. Сорос услышал слова доверенного помощника: все прошло великолепно. Пока Джордж Сорос мирно спал, он получил прибыль на сумму 958 млн. долларов. А если приплюсовать к ним доходы Сороса от других операций, связанных с кризисом ЕВС, они в целом приблизились к двум миллиардам.
Англичане назвали день 15 сентября, когда им пришлось вывести фунт стерлингов из ЕВС, «черной средой». Сорос назвал его «белой средой».
Именно эта ставка, одноразовое вложение 10 млрд, долларов в расчете на девальвацию Великобританией фунта, принесла Джорджу Соросу всемирную славу. И остается его величайшей удачей в инвестиционном бизнесе.
Именно благодаря этой ставке Сорос, «величайший в мире инвестор», превратился в живую легенду мира финансов.
После сентября 1992 года вокруг Джорджа Сороса множатся мифы.
Главным из них стал миф, будто он способен управлять рынком: одно его слово о каком-нибудь товаре вроде золота или валюте вроде немецкой марки могло вызвать крутой поворот в торговле ними. Цены могли расти и падать в зависимости от его слое.
Он казался непогрешимым, достойным подражания.
Журналист, снявший о Соросе документальный фильм в декабре 1992 года, через два месяца после его удара по британскому фунту стерлингов, был поражен кажущейся способностью Сороса повелевать рынками: «Скажем, вы инвестируете в золото, и поскольку это делаете вы, все думают, что и им следует инвестировать, поэтому цены на золото повышаются. Вы пишете статью, в которой ставите под сомнение курс немецкой марки, — и ее курс начинает понижаться. Вы инвестируете в недвижимость в Лондоне — и на следующий день тенденция к снижению цен на нее как будто изменилась на противоположную. Целесообразно ли одному человеку обладать таким влиянием? »
Явно польщенный комплиментом. Сорос попытался предугадать будущее. «Сейчас приписываемое мне влияние преувеличивают. Я более чем уверен в этом. Но все вернется на круги своя, потому что люди поймут, — Сорос изобразил широкую улыбку, — что я отнюдь не являюсь непогрешимым, и Вы отлично знаете, что если сейчас я пребываю на гребне волны, точно так же эта волна интереса ко мне рано или поздно спадет».
Как ни крути, Сорос ошибся. Его влияние не преувеличивали. И волна интереса к нему не спадает: Журналист из «Ньюсуик» спросил, как он чувствует себя в роли гуру. Сорос ответил, что его она забавляет.
Забавляет!
Некоторые люди напрочь утратили бы способность забавляться.
К 1994 году имя Сороса окружили такие кривотолки, что на них обратил внимание официальный Вашингтон. Если Джордж Сорос и впрямь повелевает рынками и если усилия одного человека могут определять судьбу целых состояний, не стал ли он опасным? Не стоит ли призвать Сороса к порядку?
Это стало одной из главных тем, связанных с человеком, который к середине 90-х годов взошел на такие вершины в финансовом мире, куда мало кто и пытался проникнуть.
Будучи величайшим в мире инвестором, он накопил больше денег, чем большинство людей увидят, проживи они хоть сотню жизней. Но этот факт лишь отчасти объясняет окруживший его мистический ореол.
Джордж Сорос не просто человек, заработавший несколько миллиардов долларов. Не просто Человек, сокрушивший Банк Англии, как назвал его журнал «Экономист». Не просто Человек, повелевающий рынками, как окрестил его «Бизнес уик».
Деньги, как выяснилось, некогда играли второстепенную роль в жизни Сороса. Он отнюдь не собирался стать инвестором мирового класса и сколотить несметное состояние. Нет, он стремился стать философом и всегда чувствовал себя уютнее в царстве разума, а не финансов.
И все-таки он обнаружил в себе дар делать деньги, и большие деньги. Они приходили к нему удивительно легко. Возможно, поэтому он считает, что деньги его развратили. Он хотел добиться в жизни чего-то большего, чем просто накапливать богатство.
Сорос не считал финансовую спекуляцию безнравственной или обыкновенной игрой. Он не оправдывался за свои поступки; просто богатство как таковое его не возбуждает. Сорос зарабатывал деньги, чтобы вкладывать их в других людей — и чтобы этот вклад запомнился надолго.
Он изображает себя скорее философом, а не финансистом. Ему нравилось называть себя несостоявшимся философом, так как это напоминало ему о том, что он пытался делать в юности, но потом забросил.
Он мечтал внести свой вклад в сокровищницу человеческих знаний, знаний об устройстве этого мира и о том, как действуют в нем человеческие существа. Их поиски Сорос начал еще в студенческие годы. Они привели его в мир философии, и он какое-то время хотел стать профессором философии. Он изучал экономику, но всегда казался в этом мире скорее гостем.
Прослушав курс лекций по экономике, Сорос счел себя одураченным. Он решил, что экономистам не хватает практических знаний о том, как же устроен этот мир. Эти мечтатели говорили только о неких идеальных ситуациях и глубоко ошибались, считая мир вместилищем рациональности. Уже тогда Джордж Сорос прекрасно знал, что мир намного хаотичнее, чем внушали ему экономисты.
Приступив к формулированию собственных теорий — теорий знания, теорий истории, а позже финансовых теорий, — Сорос все более утверждался во мнении, что мир во многом непредсказуем и по сути своей иррационален. Короче говоря, этот мир очень трудно описать.
Он пытался изложить эти теории в виде книги, но сделать их понятными и удобоваримыми оказалось Соросу не под силу. Иногда он сам не понимал, что же он написал. Раздосадованный сложностями покорения академических вершин, Сорос принялся за поиски более доступных миров.
В известном смысле, такое решение далось легко. Ему нужно было как-то зарабатывать на жизнь. Почему бы не показать всем этим экономистишкам, что он понимает мироздание лучше их, заработав как можно больше денег? Сорос считал, что деньги помогут ему выразить свои взгляды. Короче говоря, если он заработает кучу денег, это поможет ему стать, в конце концов, философом.
Мир, в который он вступил, мир высоких финансов, сулил щедрые плоды. Однако и риск был устрашающе велик. Тут не было места слабонервным.
Возможно, робким выпадет несколько удачных лет. Но потом их сломает нервная нагрузка, чувство ответственности за чужие деньги. Цена высока, и средством платежа служит потеря сна, досуга, друзей и семейной жизни, потому что рубить узлы на финансовых рынках — адская работенка. Поэтому слабонервным лучше подыскивать другое себе поприще.
Сорос, напротив, слабонервным не был. Он обладал поразительным хладнокровием. Просто не проявлял никаких эмоций. Если его инвестиции окупались, он испытывал удовлетворение. Если нет, не бежал бросаться с крыши ближайшего небоскреба. Он был сдержан и спокоен;редко хохотал и столь же редко впадал в уныние.
Сорос был, по его излюбленному выражению, критиком; часто он в шутку называл себя наиболее высокооплачиваемым критиком в мире. Эта фраза несла в себе оттенок отстраненности, парения над схваткой. «Я — критик процессов. Я не предприниматель, создающий новое дело. Я — инвестор, оцениваю уже готовое. Моя задача на финансовых рынках — это задача критика, и мои критические суждения выражаются в моих решениях покупать или продавать».
Хотя Сорос занимался инвестициями с 1956 года, сначала в Лондоне, а потом в Нью-Йорке, по-настоящему его карьера началась в 1969 году. Именно тогда он создал свой инвестиционный фонд под названием «Квантум». И деятельно руководил им — за исключением нескольких лет в начале 80-х годов — на протяжении последующей четверти века. В конце 80-х его амбиции заметно поумерились, и он большую часть времени посвящал благотворительности. Однако он всегда поддерживал постоянную связь с управляющими своих инвестиционных фондов.
«Квантум» был одним из первых офшорных фондов, куда могли свободно вступить инвесторы-неамериканцы. Большинство других офшорных фондов могло иметь, согласно законодательству США, не более 99 инвесторов и, как правило минимальный инвестиционный капитал не менее одного миллиона долларов. "Квантум" является также хедж-фондом — загадочным инвестиционным партнерством богачей, готовых на любой риск, чтобы разбогатеть еще больше. Фонд Сороса играл на понижение, используя сложные финансовые инструменты, и занимал огромные суммы денег — такая стратегия была просто непосильна для мелких инвесторов.
Когда хедж-фонды только создавались, небольшая часть менеджеров избрала стратегию сбалансированной покупки акций, фонды хеджировались, то есть были застрахованы в том смысле, что менеджеры распределяли портфель акций: для игры на повышение, если рыночный курс возрастет, акции скупали, а для игры на понижение, в расчете на падение рыночного курса, акции продавали.
Сорос и многие другие короли хедж-фондов отвергли подобный подход и вышли за пределы рынка акций США, играя на изменении курсов по всему миру, и не только акций, но и учетных ставок, различных валют и т. д. по всем направлениям финансовых рынков. В среднем фонды Сороса за один операционный день продавали и покупали ценных бумаг на 750 млн. долларов.
И добивались впечатляющих результатов. Если некто инвестировал 100 тысяч долларов в 1969 году, когда Сорос учредил фонд «Квантум», и реинвестировал туда же все дивиденды, к весне 1994 года этот некто мог заработать 130 миллионов. При сложной процентной ставке прирост составлял 35% годовых. Если бы подобной отдачи добился небольшой фонд, имеющий, скажем, 50 или 100 млн. долларов, она могла считаться выдающимся достижением; но аналогичные успехи фонда с активами, измеряющимися многими миллиардами долларов, потрясли Уолл-стрит.
Акция фонда «Квантум», продававшаяся в 1969 году по цене 41,25 доллара, к началу 1993 года стоила уже 21 543,55 доллара; к тому же ее стоимость можно было получить наличными, сразу или по частям. К июню 1994 года акция фонда стоила уже 22 600 долларов. Чтобы стать акционером «Квантума», нужно было инвестировать не менее миллиона долларов. По мнению большинства источников, Сорос лично владел одной третью активов фонда «Квантум».
Сорос сколачивал состояние не по старинке. Капитаны американской индустрии прошлого века, предприниматели вроде Рокфеллера или Карнеги, разбогатели, создавая различные товары, продавая нефть или металл. Джордж Сорос не владел и не управлял собственной фирмой. За ним не стояла никакая другая сила. Его специальность — улавливать изменения на финансовых рынках, используя огромные чужие капиталы.
Хотя Сорос невысок, он выглядит этаким крепышом. Волнистые волосы коротко стрижены, на носу очки в проволочной оправе. Кое-кому он напоминает скорее профессора экономики или инструктора по горным лыжам. Он прекрасно говорит по-английски, хотя легкий венгерский акцент остается. Один из авторов описывает Сороса как «сильного, крепко скроенного человека с морщинистым лбом, острым подбородком и тонкими губами. Волосы острижены под ежик. Говорит ровным, хрипловатым голосом...»
Некоторые воображают Сороса грубияном, и их приятно удивляет, что Сорос внешне не отличается от других. «Он не слишком напоминает угрюмого волка-одиночку», — писала «Гарди-ан». «Спокойная речь и мелодичный венгерский акцент придают ему сходство с европейским вельможей. Лоб Сороса изборожден морщинами, сказываются постоянные раздумья о положении в мире. Создается впечатление о нем как об интеллектуале, чего он явно и добивается».
Журналисту из «Обсервер» Сорос показался человеком сугубо европейского склада. «На этом стройном, элегантном человеке лежит неизгладимый отпечаток учтивости и тонкой иронии завсегдатаев венских Кафе времен Австро-Венгерской империи. Раньше его вполне можно было представить попивающим кофе со сливками за партией в шахматы с Троцким где-нибудь в старом кафе «Централь» в Вене».
Английская газета «Индепендент» так обобщила образ Сороса: «Он ничем не напоминает ослепительного Гордона Гекко — антигероя классического фильма 80-х «Уолл-стрит». Он выглядит гораздо моложе своих лет, возможно благодаря регулярной игре в теннис и равнодушию к экстравагантному стилю жизни, который Уолл-стрит предлагает по-настоящему богатым людям. Он не пьет и не курит, неприхотлив в еде. Он похож скорее на серьезного и не слишком щеголеватого профессора из Центральной Европы».
К концу 70-х и в начале 80-х Соросу стал досаждать излишне пристальный интерес к его персоне. Ведь ему приходилось управлять инвестиционным фондом, переросшим, по понятиям Сороса, границы управляемости.
Но он в полной мере овладел искусством выживания. Это отцовское наследие он успешно применил во время второй мировой войны, скрываясь от нацистов в Будапеште в 1944 году. Чтобы выжить на финансовых рынках, иногда приходилось идти на попятную. Это Сорос и сделал в начале 80-х. Он ушел в тень. Передал управление фондом о другие руки.
И пришел к поистине судьбоносному выводу. Он хотел от жизни чего-то большего, нежели просто преуспеть в финансовом мире. Поскольку он не гедонист, деньги могли принести ему далеко не все. Он хотел обратить их на служение доброй цели. А так как он не нуждался в одобрении семьи или совета директоров, то решив потратить деньги определенным образом, он мог тратить их без оглядки.
Подобная свобода, даже разновидность власти приучили его долго и тщательно обдумывать, на что же потратить деньги. В итоге Сорос остановился на величественном проекте поддержки открытых обществ, сначала в Восточной Европе, а потом и в бывшем Советском Союзе.
Сорос давно покинул Венгрию; он не мог подчиниться политическим системам, воцарившимся в его стране, — сначала фашизму, а после второй мировой войны и коммунизму. «За крытые» общества, охватившие всю Восточную Европу и СССР, просто оскорбляли его, твердого сторонника политической и экономической свободы, процветавшей в Америке и Западной Европе.
Другие (чаще правительства стран Запада, иногда частные фонды) тоже пытались внедриться в эти общества. Но до сих пор ни один отдельный представитель Запада не преследовал цели добиться столь радикальных перемен.

Выживание на финансовом рынке
иногда означает позорное отступление
Сорос считал себя достаточно сильным, чтобы бросить подобный вызов. Подобно тому, как он учился инвестиционному бизнесу, он начал понемногу, тщательно анализируя успехи, расходовать свои деньги. Он надеялся (и эта надежда может осуществиться очень нескоро) взломать закрытые общества.
Опираясь на свою финансовую мощь, Сорос хотел заронить эти идеи в те умы в Восточной Европе и СССР, которые потом, пусть и постепенно, заставят свои страны принять западные свободы, которыми так дорожил Сорос. Трудно добиться этого, не вызывая подозрений, а добиться одобрения политического руководства и просто невозможно. Но он хотел испытать судьбу.
Первую серьезную программу помощи он осуществил в 1979 году в Южной Африке, но она завершилась неудачей. Обратив свои взоры на Восточную Европу, Сорос закрепился в Венгрии в 1984 году. Позднее он утвердился во всех странах Восточной Европы и в Советском Союзе.
Даже малейшая зацепка в этих странах была немалым успехом, учитывая подозрительность и враждебность местных властей. А благотворительные фонды Сороса процветали. К середине 90-х он пожертвовал им сотни миллионов долларов. В 1992 и 1993 годах Сорос выделил 500 миллионов и пообещал вскоре выделить еще столько же. В 1993 году он предоставил России больше средств, чем многие западные правительства, хотя сам Сорос признал положение в стране « катастрофическим ».
Джордж Сорос, величайший в мире инвестор, превратился в Джорджа Сороса — величайшего в мире благотворителя.
Он стал крупнейшим западным спонсором, исключая правительства, на всем пространстве между Дунаем и Уралом. Возводимый многими в ранг святого и обвиняемый скептиками в самозванстве, Сорос все же нашел способ показать себя, добиться уважения и сделать что-то важное вне пределов Уолл-стрит и лондонского Сити.
Благотворительность с целью открытия закрытых обществ принесла ему намного больше удовлетворения, чем накопление всех денег в мире. Она давала ему и прекрасную рекламу. Он искал популярности, просто обожал ее, ибо хотел убедить мир в том, что он не просто супербогач.
И все же Сорос остался не совсем доволен своей славой, ибо понимал, что от него ждут раскрытия тайного мира его инвестиционных операций. Он хотел известности, но только доброжелательной. Он хотел оставаться, по мере сил, частным лицом, но его амбиции, достижения и возможности были для этого слишком велики.
Когда Сорос осознал, что он не в силах скрыться от интереса прессы, он постарался использовать новообретенную славу в своих целях. Он всегда избегал откровений по поводу своих инвестиций. Но внезапно изменился, стал охотно делать публичные заявления о том, какие именно финансовые рынки его привлекают. Сорос никогда не вникал в тонкости международных отношений. Но теперь стал раздавать советы практически по любым вопросам внешней политики, от проблем НАТО до кризиса в Боснии, надеясь привлечь к себе внимание политических лидеров мира. В частности, он желал быть замеченным американскими политиками. Вскоре ораторский запой Сороса обернулся против него. Уважения к нему не прибавилось, зато раздались обвинения в невиданном высокомерии.
Теперь, на седьмом десятке лет, Сорос постоянно подчеркивает, что он в первую очередь благотворитель, а его карьера инвестора осталась в прошлом. Хотя слава еще раз свалилась на него в 1992 году, после сокрушительного удара по британскому фунту. Казалось, он сам добивался очередной рекламной шумихи. Он был готов подробно освещать миру свою благотворительность. И упорно хранил свои деловые секреты, хотя общественность стремилась узнать как можно больше о том, как этот человек стал. величайшим в мире инвестором.
Дальнейшее изложение является попыткой анализа жизни и карьеры этого замечательного человека, общественной и личной ипостасей Джорджа Сороса.

ГЛАВА 2

Я есмь Господь

Маленькие дети скрывают свои фантазии. Они хотят отличаться от других, стремятся до-казать свое превосходство или привлечь к себе столь желанное внимание.
Ребенок робкий, слабосильный или просто заурядный тешится мечтами о том, как он по мановению руки станет Самсоном, Сталлоне или — за вычетом явного акцента — Шварценеггером. Ребенок, редко покидающий дом, лишенный возможности путешествовать, мечтает стать летчиком или астронавтом.
Психиатр, при желании, всегда может найти подоплеку таких фантазий: ребенок слишком любит свою мать или наоборот; ребенок слишком обожает отца или наоборот. Но как быть с ребенком, уверовавшим в то, что он есть Бог? Как быть с Джорджем Соросом, выросшим в обеспеченной семье в Будапеште 30-х годов, иначе говоря, с нормальным ребенком, который любит спорт, имеет много друзей и ведет себя, как и все дети его возраста?
Насколько легче было бы объяснить грандиозные мечты взрослого Джорджа Сороса, если он уже в детстве проявлял необычайно сильные мессианские настроения?
В зрелом возрасте он ничем их не выдавал, не делал излишне резких жестов и всячески демонстрировал отход от столь необузданных воззрений. Но только вообразите, насколько это тяжко для человека, верящею в свою божественную природу!
«По правде говоря, — напишет он в одной из своих книг, — я с детства несу в себе могучие мессианские фантазии, которые я вынужден скрывать, иначе они могли бы доставить мне немало хлопот».
Одним из способов сокрытия было как можно меньше говорить о них. В редких случаях, когда он все же заговаривал о них, английская газета «Индепендент» от 3 июня 1993 года передавала следующее: «Это своего рода болезнь, считать себя неким божеством, создателем всех вещей, но я не страдаю от этого с тех пор, как начал лечиться».
А в самом пространном изложении своих детских фантазий, помещенном в изданной в 1987 году книге «Алхимия финансов», Сорос признался, как мучился в юности и не мог ни с кем поделиться своей тайной.
«Я не удивлю читателя, если скажу, что я всегда был слишком высокого мнения о себе. Скажу проще, я всегда воображал себя неким Богом или экономическим реформатором вроде Кейнса или, еще лучше, ученым вроде Эйнштейна. Но я не настолько витал в облаках, чтобы не понимать излишней смелости подобных притязаний и не скрывать их как тайный грех. Когда я вырос, это во многом предопределило мои беды. Потом в моей жизни реальность сблизилась с вымыслом настолько, что я смог признаться в этой тайне хотя бы самому себе. Нечего и говорить, что после этого я стал чувствовать себя намного счастливее».
Поразительная мысль! Реальность сблизилась с его фантазиями о себе как о Боге! Неужели Джордж Сорос полагает, что жизнь преуспевающего финансиста и филантропа претворяет в явь его детские мечты о собственной божественности?! Очевидно, именно это он и имеет в виду.
Помимо этого отрывка, Сорос лишь вскользь упоминал вслух, почему он считал себя Богом и что он хотел сказать подобным признанием. Пожалуй, если бы «прижать» его, то Сорос стал бы убеждать всех, что он просто шутил, что он вовсе не считал себя Богом. Иногда он даже подсмеивался над своими детскими фантазиями. Один журналист предложил Соросу замахнуться на престол папы римского.
— Зачем? — спросил он. — Я уже его патрон.
Вот и разберись, где тут шутка, когда человек, даже в старости, убежден, будто одарен свыше уникальными способностями?
Джордж&heip;